Текст книги "От триумфа к катастрофе. Военно-политическое поражение Франции 1940 г. и его истоки"

Глава IV
Франция готовится к войне: большая программа перевооружения и ее результаты (1936–1939 гг.)

10 июня 1936 г. главнокомандующий сухопутными силами отправился в резиденцию председателя Совета министров Франции Матиньонский дворец, чтобы встретиться с новым главой правительства, пришедшим к власти по итогам победы коалиции Народного фронта на парламентских выборах в мае того же года. Л. Блюм, лидер СФИО, был его ровесником и также урожденным парижанином. Но на этом сходства их биографий, казалось, оканчивались. Гамелен происходил из аристократической семьи и, уделяя большое внимание взаимопониманию с политиками, не стремился сам заниматься политикой. Блюм, сын еврея-торговца, с молодости увлекался политикой, а после Первой мировой войны стал одной из знаковых фигур французского левого движения. Он успел зарекомендовать себя приверженцем пацифизма, идей коллективной безопасности и противником силовой дипломатии. Блюм являлся социалистом, и трудно было поверить в то, что он сможет найти общий язык с генералом, который, не будучи ни консерватором, ни реакционером, все же придерживался иных взглядов.

Эдуард Даладье.

Источник: Henri Manuel

Гамелен вспоминал: «Я не скрыл от него [Блюма – авт.], что нисколько не считал себя марксистом… В любом случае, я хотел удержать военных вне политики». «Армия не имеет никакого представления о классовой борьбе», – отметил он. Глава правительства подчеркнул особое значение проблем национальной обороны и пообещал армии всяческое содействие. «Социалисты не должны Вас пугать, – говорил Блюм, – Я Вас уверяю, что в настоящий момент они понимают всю сложность той ситуации, которая складывается в Европе»[559]559
  Gamelin M. Servir. Vol. 2, p. 223–224.


[Закрыть]. Генерал сохранил благоприятные впечатления от этой встречи, но она мало что говорила о ближайших перспективах французского военного строительства. Как писал де Голль, «Блюм, действовал во имя неких идеологических принципов, которые он именовал демократическими и республиканскими, и которые, по традиции, усматривали во всем, что исходило от военных, угрозу существующему режиму»[560]560
  Голль Ш. де. Военные мемуары, с. 42.


[Закрыть]. В марте 1936 г. Блюм вместе с другими социалистами присоединился к официальной позиции французского правительства, отказавшегося от силового ответа на германскую акцию в Рейнской зоне [561]561
  Le Populaire. 1936. 11 mars.


[Закрыть]. Он, как и большинство его однопартийцев, с подозрением отнесся к франко-советскому договору о взаимопомощи, считая, что соглашение может втянуть Францию в войну против Германии в интересах СССР[562]562
  Le Populaire. 1935. 5 mai.


[Закрыть].

Программа Народного фронта, направленная на противодействие фашизму, по справедливому замечанию историка, едва ли представляла «ясное видение международной ситуации»[563]563
  Zéraffa-Dray D. D’une République à l’autre, 1918–1958. Paris, 1992. P. 83.


[Закрыть]. Она была выдержана в уже хорошо знакомых французскому общественному мнению антивоенных тонах и ставила во главу угла обеспечение безопасности с опорой на модель коллективной безопасности в рамках Лиги Наций[564]564
  Winock M. La rupture des équilibres, 1919–1939, p. 155.


[Закрыть]. Центр тяжести программы нового правительства находился в сфере внутренней политики: антифашистская по своему характеру, она предполагала борьбу против правонационалистических сил, принятие социального законодательства, улучшение условий жизни широких слоев населения. Наличие в составе правящей коалиции коммунистов, с одной стороны, расширяло возможности правительства для дальнейшего сближения с СССР, но в то же время делало его мишенью для нападок правых партий, обвинявших Блюма и его коллег в обслуживании интересов Москвы.

«Выборы 1936 г., – отмечал А. де Монзи, политик, считавшийся во Франции специалистом по вопросам взаимоотношений с Москвой, – скорее, отдалили нас от СССР, чем сблизили с ним. Страхи, внушаемые деяниями коммунистов внутри нашей страны, заставили действовать осторожнее тех патриотов, которые до сих пор большее внимания уделяли общности интересов [двух стран], чем цивилизационным различиям»[565]565
  Цит. по: Crémieux-Brilhac J.-L. Les Français de l’an 40. Vol. 1, p. 103.


[Закрыть]. Летом 1936 г. французское общество было наэлектризовано. Новости о результатах выборов произвели панику на Парижской бирже. По заводам и фабрикам прокатилась волна забастовок: рабочие, встревоженные задержкой с формированием правительства, занимали цеха и отказывались покидать их, пока предприниматели не пойдут на уступки в вопросах оплаты и организации труда [566]566
  Вершинин А. А. Леон Блюм: штрихи к политическому портрету // Новая и новейшая история, 2013, № 4, с. 148.


[Закрыть].

7 июня в резиденции главы правительства Матиньонском дворце под эгидой председателя Совета министров прошли переговоры между представителями предпринимателей и профсоюзов. В результате заключенных по их итогам соглашений заработная плата на предприятиях выросла на 7-15 %, а особо низкая – в несколько раз.[567]567
  Winock M. La rupture des équilibres, 1919–1939, p. 162.


[Закрыть] В течение лета 1936 г. правительство приняло ряд важных решений в социальной сфере: рабочая неделя на предприятиях уменьшалась до 40 часов без сокращения зарплаты; реализовывалась система коллективных договоров; увеличивались пенсии; для безработных организовались общественные работы; увеличивалось финансирование науки и культуры. Усиливалось государственное присутствие в экономике. Выполняя свои предвыборные обещания, правительство Народного фронта шло на очевидный отход от дефляционной политики, которую проводили предыдущие кабинеты. Размах его реформ усилил социальную поляризацию. Правоцентристская газета «Тан» со дня на день ожидала революционного взрыва, спровоцированного проводимыми реформами: «Правительство, какими бы здравыми ни казались кому-то его намерения… способствует развитию революционных настроений… Революция развивается в атмосфере хаоса, который ставит под угрозу будущее Франции».[568]568
  Le Temps. 1936. 15 juin.


[Закрыть]

Все это сильно сужало то поле для маневра, которое новое руководство страны имело в вопросах международной политики. Однако кабинет министров Народного фронта оказался в гораздо меньшей степени идеологически ангажированным, чем того опасались его оппоненты. Помимо Блюма, который впервые в своей жизни занял высокую государственную должность, в состав правительства входили люди, имевшие богатый управленческий опыт, в том числе в сфере внешней и оборонной политики. Одним из наиболее видных их представителей был Даладье, вновь получивший портфель военного министра. По сравнению с 1933 г., когда он в предыдущий раз занимал особняк на улице Сен-Доминик, политическое значение этого поста многократно выросло.

Как политик и стратег Даладье действовал так же неуверенно, как и подавляющее большинство французских руководителей предвоенных лет. Его внешнеполитические метания 1933–1934 гг. это наглядно продемонстрировали. Ж. Жанненэ, в 1930-е годы занимавший пост председателя французского Сената, называл Даладье человеком «без ориентиров, колеблющимся между мнениями тех, с кем он советовался, подверженным частой перемене точек зрения, обычно делающим вывод в пользу того, кого он выслушал последним. Именно этим отчасти объясняется природа его обыкновения хранить молчание, по сути своей трусливого, но в то же время производящего сильное впечатление. Он ощущал на себе груз собственной нерешительности» [569]569
  Jeanneney J. Journal politique: septembre 1939-juillet 1942. Paris, 1972, p. 19.


[Закрыть]. Эту характеристику можно было применить ко многим из тех, кто в 1930-е гг. определял французскую политику.

На международной арене Даладье, безусловно, не был «воклюзским быком»[570]570
  Даладье был уроженцем департамента Воклюз на юге Франции.


[Закрыть], как его часто называли журналисты. Однако как управленец и организатор он мог проявить свои лучшие качества – умение концентрироваться на решении задачи, которая уже поставлена, вникать в детали, наметить приоритеты, подобрать нужных людей[571]571
  Вершинин А. А. Эдуард Даладье и политика “умиротворения агрессора” накануне Второй мировой войны // Новая и новейшая история, 2018, № 4, с. 54.


[Закрыть]. К лету 1936 г. то время, когда дипломатическое маневрирование могло существенно улучшить стратегическое положение страны, было уже упущено. «Последним доводом» Франции оставалась ее армия, которую требовалось срочно наращивать и модернизировать. В этой ситуации Даладье оказался на своем месте. Декрет от 6 июня, подписанный президентом республики Лебреном, давал ему дополнительные полномочия и реформировал систему институтов военно-гражданского взаимодействия.

Учреждался пост военного министра, ответственного за национальную оборону (ministère de la défense nationale et de la guerre). В его полномочия входила координация работы всех трех министерств вооруженных сил: выработка единой стратегии для различных родов войск, разработка и выполнение программ перевооружения, подготовка промышленной мобилизации на случай войны, контроль над военными расходами[572]572
  Réau E. du. Édouard Daladier, 1884–1970. Paris, 1993, p. 178.


[Закрыть]. Этот же декрет учреждал новый орган межведомственного сотрудничества – Постоянный комитет национальной обороны, который формально заменил собой Высокий военный комитет и фактически – Высший совет национальной обороны, в последние годы практически не собиравшийся. По своему составу новый Комитет мало отличался от тех органов, которые ему предшествовали. В то же время его решения подготавливались узким кругом лиц, включавшим в себя командующих родами войск и военного министра, который теперь выступал от имени всех гражданских ведомств, ответственных за оборону. «Значение [Комитета – авт.] тем более возрастало, что принимаемые им постановления все чаще ложились в основу декретов, подписываемых министром национальной обороны»[573]573
  Guelton F. Les hautes instances de la Défense nationale, p. 57.


[Закрыть], – отмечает Ф. Гельтон.

Работу Комитета возглавил Даладье. На его первом заседании 26 июня он указывал на то, что Франции необходимо следовать тем путем, по которому уже пошли основные военные державы Европы: в Берлине военное планирование для всех видов вооруженных сил осуществлял министр имперской обороны В. фон Бломберг, в Риме этим занимался сам Муссолини, в Москве – нарком обороны К. Е. Ворошилов[574]574
  Maiolo J. Cry Havoc, p. 179.


[Закрыть]. Однако централизация управления национальной обороной предполагала во Франции сохранение автономии отдельных родов войск. Министерства флота и авиации продолжали действовать, как и соответствующие генеральные штабы. Субординация старых ведомств в отношении нового «суперминистерства» не была четко прописана в принятом декрете. Во главе министерства авиации снова оказался П. Кот – амбициозный политик, имевший собственную программу развития ВВС[575]575
  См. подробнее: Jansen S. Pierre Cot. Un antifasciste radical. Paris, 2002.


[Закрыть]. Эффективность новой модели управления во многом зависела от того, сможет ли Даладье наладить личные рабочие отношения со всеми теми, кто во Франции имел отношение к руководству военной сферой. Важнейшую роль в этой связи должен был сыграть тандем Даладье и Гамелена.

Военный министр был не чужд военному делу. В годы Первой мировой войны он дослужился до командира роты в звании капитана. «Он не был “милитаристом”, но глубоко любил армию» [576]576
  Gamelin M. Servir. Vol.2, p. 88.


[Закрыть], – писал в мемуарах Гамелен. Это не превращало его в однозначного сторонника силовой политики и наращивания вооружений: как известно, в 1933 г. он вступил в серьезный конфликт с Вейганом по вопросу о сокращении военных расходов. Даладье различал интересы армейского командования и необходимость поддержания национальной безопасности, и в этом смысле всегда действовал как политик. Едва ли среди высшего генералитета имелась другая фигура, более подходящая ему по типажу, чем Гамелен. Политик-военный, склонный прислушиваться к мнению армии, но не ставить его во главу угла, смог найти общий язык с военным, который всегда считал, что без тесного сотрудничества с гражданской властью путем компромиссов вооруженные силы не смогут нарастить потенциал, необходимый для реализации их основной миссии. Даладье отзывался о командующем армией как об «интеллигентном, приятном в общении человеке с живым и ясным умом», «республиканце в духе Пуанкаре, не фашисте или роялисте, как некоторые генералы»[577]577
  DaladierE. Journal de captivité (1940–1945). Paris, 1991, p. 33.


[Закрыть]. Сам Гамелен впоследствии признавался: «Несмотря на большие трудности, мы с ним [Даладье – авт.] сработались, я бы сказал, на прагматичной основе. Между нами существовали разногласия, однако были и периоды разрядки»[578]578
  Gamelin M. Servir. Vol. 2, p. 92.


[Закрыть].

Предвыборная афиша, 1936 г.: «За ниточки Народного фронта дергают Советы». Источник: Bibliothèque nationale de France

Сведения о состоянии французской армии, которые Даладье получил после своего назначения, не внушали оптимизма. Несмотря на увеличение срока службы по призыву до двух лет в 1935 г., которое позволило довести ее численность до 512 000 человек[579]579
  Dutailly H. Une puissance militaire illusoire, 1930–1939, p. 354.


[Закрыть], армия по-прежнему не могла воевать без проведения мобилизации. Половина ее действующих пехотных дивизий (10 из 20) предназначались для охраны границ и обороны «линии Мажино». Уровень боевой подготовки в войсках резко упал ввиду сворачивания крупных учений. Моторизация, необходимость которой была признана еще в 1932 г., катастрофически запаздывала: солдаты перемещались в основном пешком или при помощи гужевой тяги. Общее количество танков всех моделей, пригодных для боевого использования, не превышало 200 единиц [580]580
  Schuker S. A. France and the Remilitarization of the Rhineland, 1936, p. 320.


[Закрыть]. Большую их часть до сих пор составляли легкие FT-17, применявшиеся еще в Первую мировую войну. Танкостроительная программа, принятая в 1934–1935 гг., реализовывалась с большой задержкой: из требуемых 1500 легких танков новых моделей заказы были выданы лишь на 700, из 140 машин В-1 – лишь на 70[581]581
  Alexander M. S. The Republic in Danger, p. 110.


[Закрыть]. Перевод артиллерии со старых орудий калибра 75 мм на новые 105-миллиметровые гаубицы все еще не начался, хотя схемы организации, внедренные генералом Морэном, позволили увеличить ее эффективность. Пушки по-прежнему перемещались при помощи конной тяги со скоростью пешехода – 4 км/ч [582]582
  Doise J., Vaïsse M. Diplomatie et outil militaire, p. 381, 383.


[Закрыть].

Французская авиация пока сохраняла свое превосходство над Люфтваффе, если не считать бомбардировщиков. Здесь у Германии было как количественное, так и качественное преимущество: новый самолет Junkers Ju 86 значительно превосходил как по скорости, так и по дальности лучшую французскую машину в этом классе – Potez 630. Очевидное неравенство промышленных потенциалов вело к неизбежному отставанию Франции от своего основного потенциального противника. Более благоприятным для Парижа выглядел баланс военно-морских сил. К лету 1936 г. французские ВМС насчитывали три полностью модернизированных линкора, один авианосец, семь тяжелых крейсеров, четыре легких крейсера, 25 первоклассных эсминцев и 50 подводных лодок, занимая, таким образом, четвертое место среди мировых флотов. Кригсмарине не могли сравниться с ними в количественном отношении, однако два новейших германских линкора типа «Дойчланд» обладали явным преимуществом над французскими кораблями того же класса. Лишь ввод в строй линкоров «Дюнкерк» и «Страсбург», ожидавшийся в 1937 и 1939 гг. соответственно, мог снять эту проблему[583]583
  Masson P. La marine française et la crise de mars 1936 // La France et l’Allemagne (1932–1936). Communications présentées au Colloque franco-allemand tenu à Paris (Palais du Luxembourg, salle Médicis) du 10 au 12 mars 1977. Paris, 1980, p. 334–336.


[Закрыть]. Кроме того, в 1936 г. итальянский флот, имевший на тот момент примерный паритет с французским, также следовало рассматривать как потенциального противника на морях.

Недоверие, царившее в его отношениях с Вейганом, мешало Даладье адекватно взглянуть на данные разведки, которые говорили о форсированном военном строительстве в Германии. В 1936 г. в новых условиях они начали играть определяющую роль для военного министра. После ремилитаризации Рейнской зоны французские наблюдатели не сомневались в том, что Третий Рейх, усилив свои позиции, пойдет дальше. В своем апрельском меморандуме директор Второго бюро полковник М. Гоше указывал на то, что контроль над Рейнской областью приближает Гитлера к реализации его следующей цели – захвату ресурсов Восточной Европы. Достигнув ее, Германия станет достаточно мощной для того, чтобы снова обратить свои взоры на запад, и попытается сначала сокрушить Францию одним мощным ударом. Генерал Ренондо сообщал из Берлина, что Вермахт уже превосходит французскую армию в основных видах вооружения за исключением тяжелой артиллерии. По его оценкам, десять германских дивизий должны были быть полностью моторизованы к середине 1937 г. Аналитики Второго бюро отмечали, что германская армия делает ставку на скорость, мобильность и поддержку сухопутных сил с воздуха при активном массировании бронетехники на основных направлениях атаки. Ее мобилизационный потенциал они оценивали в 13,5 млн. человек. Вкупе с растущими промышленными возможностями и ресурсами Восточной Европы в случае ее завоевания, он позволял Германии рассчитывать на победу и в затяжной войне на западе[584]584
  Jackson P. France and the Nazi Menace, p. 185.


[Закрыть].

Сразу после своего назначения военным министром Даладье окунулся в эту информацию. Изучив ее, он пришел к тревожному выводу: «Если Франция вынуждена самостоятельно обеспечивать свою безопасность перед лицом Германии, ей необходимо вооружаться»[585]585
  Rapport fait au nom de la Commission. Vol. 1, p. 14.


[Закрыть]. Выступая 1 июля перед военной комиссией нижней палаты парламента, Даладье заявил, что Германия готовится к молниеносной войне с использованием больших масс бронетехники. Признав, что Франция обладает «великолепной сухопутной защитой» в виде укрепленной границы, он отметил, что ей необходима и боеспособная армия, которая, помимо удержания обороны, сможет и контратаковать. Это предполагало принципиально иную степень оснащенности по сравнению с той, которая имелась[586]586
  Réau E. du. Édouard Daladier, p. 181.


[Закрыть]. Вскоре между министром и армейским командованием произошел важный обмен мнениями. На вопрос Даладье о том, что страна с ее населением в 40 млн. человек способна противопоставить военным усилиям Германии, генералы ответили, что двигаться следует не в направлении наращивания численности армии за счет дальнейшего увеличения срока службы по призыву, а путем качественного и количественного развития вооружений. По их словам, для решения поставленной задачи было необходимо 9 млрд. франков на четыре года. «Я заявил им, – вспоминал Даладье, – что я нахожу эту цифру слишком низкой и, безусловно, не соответствующей сложности ситуации, после чего представил им результаты моего анализа. Я вывел сумму в 14 млрд. на четыре года, если, конечно, баланс военной силы между Германией и Францией останется прежним»[587]587
  Rapport fait au nom de la Commission. Vol. 1, p. 17.


[Закрыть]. По предложению министра военные расширили свою заявку.

Речь шла о самой дорогостоящей программе перевооружения армии в мирное время, которая когда-либо реализовывалась во Франции. В свои расчеты Даладье закладывал накопленное отставание Парижа в вооружениях. Спустя четыре года он писал о том, что если бы, по крайней мере, половину тех средств, которые Франция потратила на вооружения в 1937–1939 гг., удалось направить в военный бюджет в 1934–1936 гг., развитие армии пошло бы совершенно иным путем [588]588
  DaladierE. Journal de captivité, p. 44.


[Закрыть]. Военные сомневались в том, что министру удастся убедить председателя правительства в необходимости выделения столь значительной суммы. Блюм, в отличие от своих предшественников, озабоченных сохранением бюджетного баланса, был готов тратить деньги, однако летом 1936 г. в разгар социальных реформ у коалиции Народного фронта, очевидно, имелись иные приоритеты.

Но Даладье был настроен решительно. Он заявил Блюму, что «не вернется в военное министерство, если правительство не выделит эти кредиты»[589]589
  Ibid., p. 34.


[Закрыть]. После напряженного двухдневного обсуждения с участием министра финансов В. Ориоля председатель Совета министров дал свое согласие на финансирование программы перевооружения сухопутных сил. 7 сентября сумма в 14 млрд. франков была одобрена на заседании правительства. Вместе с расходами на переоснащение авиации и флота общие затраты составили 21 млрд.[590]590
  Maiolo J. Cry Havoc, p. 182.


[Закрыть] Всего же в период с 1 января 1937 г. по 1 сентября 1939 г. с учетом инфляции на перевооружение армии, авиации и флота Франция потратила 67 млрд. франков[591]591
  Rapport fait au nom de la Commission. Vol. 1, p. 17.


[Закрыть]. Около половины средств, запланированных на 1937 г., ушло на разработку новых видов вооружений. «Бюджет сухопутных сил, – отмечают Ж. Дуаз и М. Вайс, – перестал тратиться преимущественно на содержание личного состава и материальной части и был направлен на развитие вооружений и техники»[592]592
  Doise J., Vaïsse M. Diplomatie et outil militaire, p. 400.


[Закрыть].

Выполнение принятого плана полностью преобразило бы французскую армию. К 1940 г. военные собирались получить 3200 танков, в том числе 385 машин типа В и 325 SOMUA. Это позволило бы сформировать из них 50 батальонов поддержки пехоты, довести до трех число легких механизированных дивизий и создать две бронетанковые дивизии, необходимые для дальнейшей разработки боевого применения больших танковых соединений. Планировалось завершить моторизацию семи и моторизовать с нуля три пехотные дивизии, переведя половину действующей армии в класс мотопехоты. Вместо 75-мм орудий, стоявших на вооружении с конца XIX в., в армию предполагалось поставить 50 батарей новых 105-мм гаубиц вдобавок к тем 16, которые уже были заказаны, а также 600 противотанковых орудий калибром 47 мм. Пехота получала 6000 противотанковых орудий калибром 25 мм, 4000 мортир калибром 60 мм и 5000 танкеток. Войска противовоздушной обороны должны были пополниться 356 орудиями новых моделей[593]593
  Jacomet R. L’Armement de la France, p. 124–125.


[Закрыть].

23 сентября подполковник де Голль, ознакомившийся с этими цифрами, писал Рейно: «[Предлагаемые меры – авт.] полностью совпадают с тем, о чем мы говорили, в частности они предполагают производство танков, механизацию соединений, увеличение числа военных, служащих по контракту». В то же время он указывал на то, что танковые дивизии, которые планировалось сформировать по итогам реализации программы, выглядели как экспериментальные части, без необходимой артиллерии и пехоты[594]594
  Gaulle Ch. de. Lettres, notes et carnets, 1919–1940. Paris, 1983, p. 411.


[Закрыть]. Проблема тактически верного применения того вооружения, которое собирались произвести для французской армии, действительно оставалась актуальной.

В октябре 1936 г. была принята новая программа перевооружения авиации – «План II». Она предполагала строительство 1500 боевых самолетов первой линии и 900 резервных. Большую часть из них должны были составить дальние бомбардировщики[595]595
  Carlier C. Le destin manqué de l’aéronautique française, p. 419.


[Закрыть]. Именно на них делал ставку министр Кот. По его мнению, такие ВВС могли дать Франции возможность решить проблему несоответствия военного инструментария дипломатическим обязательствам. Вдохновляясь доктриной Дуэ, он доказывал, что «его самолеты могли добраться туда, куда не могли танки Гамелена, – в Восточную Европу и на Балканы. Воздушная мощь, таким образом, обеспечила бы активную стратегическую поддержку союзников Франции»[596]596
  Alexander M. S. The Republic in Danger, p. 152.


[Закрыть]. В то же время планировалось расширение военно-морской программы за счет запуска нового трехлетнего кораблестроительного цикла [597]597
  Doise J., Vaïsse M. Diplomatie et outil militaire, p. 399.


[Закрыть]. Но в целом пропорции финансирования перевооружения различных видов вооруженных сил в рамках программы 1936 г. ясно говорили о приоритетах французской оборонной политики: 40 % расходов военного бюджета 1937 г. шло на нужды армии, 32 % – на ВВС и 28 % – на ВМФ[598]598
  Jacomet R. L’Armement de la France, p. 139.


[Закрыть]. В 1938–1940 гг. эти доли менялись, но на первом месте неизменно стояли сухопутные силы и авиация.

«Несмотря на свои глубокие пацифистские убеждения, Леон Блюм здраво оценивал опасность со стороны Гитлера, которого он хотел остановить. В то время как правительства, придерживавшиеся, как правило, правой ориентации, в первой половине 1930-х гг. легко сокращали военные бюджеты, левые, не колеблясь, увеличили их», – отмечает О. Вьевьорка[599]599
  Wieviorka O. Démobilisation, effondrement, renaissance, p. 350.


[Закрыть]. Кабинеты Народного фронта обеспечили программе перевооружения армии ту политическую поддержку, которая отсутствовала при предыдущих правительствах. Это оказалось под силу лишь наиболее широкой коалиции, находившейся у власти во Франции за все межвоенные годы. Однако эта поддержка не была ни прочной, ни однозначной. «Когда осенью 1936 г. Блюм принял мужественное решение не надеяться больше лишь на коллективную безопасность и начать курс на наращивание вооружений, большинство его партии, оставшееся на пацифистских позициях, не последовало за ним, тем более что увеличение военных расходов привело к “паузе” в реализации социальных законов»[600]600
  Winock M. La rupture des équilibres, 1919–1939, p. 181.


[Закрыть], – пишет французский историк М. Винок.

Забастовка рабочих металлургического завода в Парижском регионе, 1936 г. Источник: Bibliothèque national de France

Новый курс правительства в сфере военного строительства быстро стал эпизодом острой внутриполитической борьбы, которая не утихала с момента прихода к власти коалиции Народного фронта. «Кризис мая-июня 1936 г., – писал Гамелен, – навел ужас на большую часть французской буржуазии. Она потеряла из виду опасность со стороны установившихся в соседних странах гитлеризма и фашизма, так как за спиной “Народного фронта” ей мерещился призрак большевизма»[601]601
  Gamelin M. Servir. Vol.2, p. 219.


[Закрыть]. Ультраправые представляли Блюма поджигателем войны, который только для того и перевооружал французскую армию, чтобы использовать ее по приказу Коминтерна.[602]602
  L’Action française. 1936. 23 sept.


[Закрыть] Часть консервативно настроенной французской общественности, не считая гитлеровский режим образцом для подражания, все же смотрела на него как на бастион против революции, признаки которой усматривали в самой победе Народного фронта при поддержке коммунистов, в волне забастовок июня 1936 г., в гражданской войне в Испании. Современник событий философ Э. Мунье писал: «Мы ничего не поймем в поведении этой части буржуазного общества, если не прислушаемся к тому, о чем вполголоса говорят его представители: лучше Гитлер, чем Блюм»[603]603
  Цит. по: Crémieux-Brilhac J.-L. Les Français de l’an 40. Vol. 1, p. 104.


[Закрыть]. После 1936 г. это мнение разделяло все большее число французов, еще недавно придерживавшихся умеренных взглядов. Такая ситуация заставляла французское правительство действовать осторожно, выверяя каждый свой ход и дозируя принимаемые меры. Эти ограничения наглядно проявились в ходе принятия им решения о национализации военных предприятий.

Характеризуя принятую в сентябре 1936 г. программу перевооружения французской армии, Жакомэ подчеркивал: «Особое внимание в ней уделялось развитию боевых подвижных средств. Но логика подсказывала, что большие объемы финансирования можно было бы направить на оснащение военной промышленности, прежде чем размещать на ее мощностях заказы»[604]604
  Цит. по: Réau E. du. Édouard Daladier, p. 184.


[Закрыть]. Сентябрьская программа перевооружения предполагала выделение 1,3 млрд. франков на проведение «промышленной мобилизации» [605]605
  Jacomet R. L’Armement de la France, p. 124.


[Закрыть], но эти инвестиции могли иметь отдачу лишь в том случае, если бы государство само занималось их распределением. Национализация военных заводов и централизация управления ими превратились в насущную необходимость. Берлин уже уверенно двигался по этому пути. В августе-сентябре 1936 г. в Германии был принят так называемый четырехлетний план, цель которого состояла в том, чтобы через четыре года сделать немецкую армию готовой к крупномасштабным боевым действиям, а немецкое хозяйство – к большой войне. Для его реализации создавался генеральный совет во главе с рейхсминистром авиации Г. Герингом, который становился фактическим руководителем экономики Третьего Рейха[606]606
  Патрушев А. И. Германская история, с. 465–466.


[Закрыть]. Адекватный ответ на германский вызов теперь являлся для Франции вопросом жизни или смерти.

Как впоследствии вспоминал Даладье, «большим преимуществом закона о национализации военной промышленности от 11 августа 1936 г., вызвавшего столько критики, было то, что он давал французскому государству возможность инвестировать в отдельные крупные производства средства, которыми их владельцы не располагали, даже если предположить, что у них имелось соответствующее желание»[607]607
  Rapport fait au nom de la Commission. Vol. 1, p. 18.


[Закрыть]. Закон позволял правительству за выкуп национализировать заводы, занимавшиеся окончательной сборкой военной техники, оставляя в частных руках предприятия, задействованные на подготовительных стадиях производственного цикла.

Таким образом, под управление государства перешли девять заводов: цеха по производству бронетехники фирмы «Рено» в парижском пригороде Исси-ле-Мулино, заводы фирмы «Брандт» в Шатийоне и Верноне, специализировавшиеся на выпуске боеприпасов, артиллерийские заводы фирмы «Шнейдер» в Гавре и Ле Крезо, предприятия фирмы «Гочкис» в Левалуа, занимавшиеся изготовлением бронетехники и стрелкового оружия[608]608
  Jacomet R. L’Armement de la France: 1936–1939, p. 193.


[Закрыть]. Масштабы национализации в авиастроении были гораздо шире: в государственную собственность выкупили 22 из 29 существовавших тогда во Франции авиастроительных предприятий [609]609
  Carlier C. Le destin manqué de l’aéronautique française, p. 418.


[Закрыть]. Лишь два завода были национализированы в интересах министерства военно-морского флота.

Закон от 11 августа учредил главное управление контроля над вооружениями. Подведомственные ему профильные департаменты министерств, ответственных за оборону, регулировали работу 364 производств и 929 предприятий, поставлявших продукцию военного назначения[610]610
  Réau E. du. Édouard Daladier, p. 187.


[Закрыть]. В обязанности их сотрудников входил сбор информации о потребностях предпринимателей, поиск новых поставщиков и разъяснение целей и задач, стоявших перед французской промышленностью в связи с форсированным перевооружением. Также учреждались промышленные службы при военном министерстве, ответственном за национальную оборону, которые осуществляли «техническую опеку над частными предприятиями, способствуя развитию у них наиболее сложных производств и оказывая им необходимую помощь». Все это должно было способствовать установлению прямых и прочных связей между государством и отраслевыми организациями предпринимателей[611]611
  Jacomet R. L’Armement de la France, p. 195.


[Закрыть].

Однако идея национализации сталкивалась с серьезными политическими трудностями. По воспоминаниям Гамелена, армия сама не поддерживала масштабные изменения в структуре французской промышленности, считая оптимальным сосуществование частных и государственных производителей и полагая, что правительство может ограничиться установлением более строгого контроля над военным производством. Допускался вариант с выкупом государством доли акций в крупнейших фирмах, работавших на оборону. Но на передаче заводов в государственную собственность настояло само правительство. Как отметил в разговоре с главнокомандующим Жакомэ, «наши частные предприятия находятся в непростом экономическом положении. На них не обновляется техника, не ремонтируются здания. Их производительность скорее падает, чем растет. В ситуации того социального кризиса, который мы испытываем, она не выглядит впечатляюще». На строительство всех необходимых мощностей с нуля у страны не было ни денег, ни времени. Жакомэ особо подчеркивал, что во второй половине 1936 г. сложились уникальные политические условия для того, чтобы провести национализацию: ее в целом поддерживали все партии, входившие в Народный фронт[612]612
  Gamelin M. Servir. Vol.1, p. 212–213.


[Закрыть].

Но даже широкая парламентская коалиция была вынуждена считаться с общественными настроениями, которые в расширении государственного сектора видели дополнительный признак готовившейся во Франции социальной революции. В результате масштаб национализаций оказался скромным. Девять предприятий, выкупленных в интересах военного министерства, не шли ни в какое сравнение с 600, которые в ноябре 1936 г. правительство отнесло к числу работавших на армию. На фоне 6000 заводов и фабрик, так или иначе связанных с военным производством, это выглядело каплей в море. На всех национализированных предприятиях трудилось 9200 рабочих, при этом на крупнейших фабриках «Шнейдера» в Гавре и Ле Крезо – около 3000. На выкуп предприятий в интересах военного министерства и министерства авиации государство потратило 450 млн. франков, что было несопоставимо с теми общими суммами, которые выделялись в рамках сентябрьской программы перевооружения [613]613
  Alexander M. S. The Republic in Danger, p. 114; Carlier C. Le destin manqué de l’aéronautique française, p. 418.


[Закрыть]. При этом вне прямого государственного контроля оставались целые секторы промышленности, производившие первичную продукцию для оружейных заводов, в частности металлургия.

Тем не менее, национализации имели очевидную положительную отдачу. Выкупленные заводы, как правило, действительно нуждались в глубокой модернизации. На заводе «Шнейдер» в Гавре оборудование не обновлялось с 1918 г. Ко времени его перехода под контроль государства в 1937 г. его основные фонды устарели на 80 %. На заводе «Гочкис» станки находились в плачевном состоянии[614]614
  Rapport fait au nom de la Commission. Vol. 1, p. 193.


[Закрыть]. Государственные инвестиции помогли существенно исправить ситуацию. Предприятие в Левалуа было переоснащено под серийный выпуск 25-мм противотанковых и зенитных орудий, на что дополнительно ушло 172 млн. франков. В 30 млн. обошлось создание на базе завода в Гавре мощностей по изготовлению 90-мм зенитных орудий для поражения высоколетящих целей. Особое значение имело расширение цехов бывшего завода «Рено» для ускорения производства технологически сложных танков типа В. Инвестиции в 44 млн. франков позволили к осени довести их производительность до 10 машин в месяц. В целом, как отмечает Жакомэ, за три года с 1936 до 1939 гг. производственная мощность национализированных предприятий удвоилась[615]615
  Jacomet R. L’Armement de la France, p. 194.


[Закрыть].