Текст книги "От триумфа к катастрофе. Военно-политическое поражение Франции 1940 г. и его истоки"

Военное министерство получило в свое распоряжение конструкторские бюро. Это имело особое значение в сфере танкостроения, где наконец была поколеблена монополия фирм «Рено» и «Гочкис». С точки зрения военных, таким образом исчезал посредник, переговоры с которым всегда вели к затягиванию процесса размещения заказов и, как следствие, – задержкам в поставке новой техники. Теперь они имели возможность самостоятельно разрабатывать прототипы и в рамках конкурентной борьбы передавать их для серийного копирования тому или иному производителю. Планировалось к 1940 г. полностью обновить французский бронетанковый парк за счет новых моделей, разработанных в государственных конструкторских бюро[616]616
  Clarke J. J. The Nationalization of War Industries in France, 1936–1937, p. 426.


[Закрыть].

В то же время начала решаться задача децентрализации промышленности, расположенной в опасной близости от границы с Германией. При финансовом участии государства «Рено» перебазировал часть мощностей по производству колесной техники в район Ле-Мана. Одновременно в Бретани на крайнем северо-западе страны появился автомобильный завод, а в Бордо и в регионе Луары – металлургические комбинаты[617]617
  Jacomet R. L’Armement de la France, p. 208.


[Закрыть]. Однако самая масштабная децентрализация произошла в авиастроительной отрасли. В конце 1936 – начале 1937 гг. все предприятия Парижского региона, занятые производством самолетов или их комплектующих (65 % всех мощностей французского авиастроения[618]618
  Cot P. Triumph of Treason. Chicago, New York, 1944, p. 322.


[Закрыть]), были закрыты и буквально разобраны, после чего техника и конвейерные линии перебазировались на юг и юго-запад страны – в Тулузу, Марсель, Бордо[619]619
  Alexander M. S. The Republic in Danger, p. 153–154.


[Закрыть].

Параллельно правительство занялось решением еще одной важной проблемы – созданием мобилизационных запасов сырья, топлива и полуфабрикатов, которые должны были помочь стране поддерживать военное производство на начальном этапе войны. Этот вопрос во Франции стоял весьма остро, так как реализация программы перевооружения, одобренной правительством Народного фронта, предполагала использование практически всех объемов металла и топлива, имевшихся в стране. Государство прибегло к прямым закупкам сырья за границей. 10 000 тонн алюминия были закуплены в США с предварительной договоренностью о ежегодной поставке 15 000 тонн в случае начала войны. Торговое соглашение с Чили предполагало создание во Франции запаса меди объемом в 10 000 тонн. В преддверии войны в 1939 г. в рамках франко-британских договоренностей правительство выделило 1,7 млрд. франков на закупки цветных и редких металлов. В военные контракты с частными фирмами включали условие о создании на предприятиях дополнительных запасов сырья. Начальник мобилизационного бюро военного министерства признавал в 1941 г.: «Мы провели значительные закупки сырья в период, предшествовавший мобилизации, для того, чтобы создать запасы на случай войны. Вместе с резервами, оставшимися в промышленности, они покрыли наши потребности в период развертывания военного производства»[620]620
  Jacomet R. L’Armement de la France, p. 211.


[Закрыть].

Национализации, запущенные законом 11 августа 1936 г., заложили фундамент нового французского военно-промышленного комплекса, но они осуществлялись во многом непоследовательно и не являлись частью единого плана создания во Франции военной экономики. Военные и гражданские власти хотели сформировать смешанную модель, в рамках которой «государственное участие скорее стимулировало частную инициативу, чем замещало ее»[621]621
  Clarke J. J. The Nationalization of War Industries in France, 1936–1937, p. 426.


[Закрыть]. Однако половинчатые меры, как часто бывает, создали атмосферу недоверия, которая препятствовала эффективному сотрудничеству политических элит и сообщества предпринимателей. Даже ограниченные национализации натолкнулись на сопротивление собственников производств. Фирма «Брандт» вела с государством настоящую «окопную войну»[622]622
  Réau E. du. Édouard Daladier, p. 188.


[Закрыть]. За несколько дней до даты национализации ее завода администрация изъяла на предприятии всю техническую документацию. Непросто складывался диалог с «Шнейдером». Владельцы фирмы считали, что принудительный выкуп ее крупнейшего завода в Ле Крезо был чисто политической акцией и актом сведения счетов, инициированным мэром города и по совместительству генеральным секретарем Социалистической партии П. Фором. За исключением «Рено» все фирмы опротестовывали сумму компенсации, которую считали заниженной.

С другой стороны, левая часть коалиции Народного фронта в лице СФИО и ФКП требовала более широких национализаций. Сам Блюм считал, что смешанная модель, которую строил Даладье, не могла быть эффективной. Кот открыто нападал на Рено, считая, что предприниматель игнорирует интересы национальной обороны. 20 мая 1937 г., выступая перед многотысячной аудиторией на открытии нового авиационного завода в Нанте, министр «заклеймил позором “крупное нена-ционализированное предприятие”, где “задержки поставок и трудности исполнения превышали все мыслимые и все желаемые пределы». «Я бы не пожалел никаких усилий, чтобы сместить неспособного или бездарного директора, который управляет своим предприятием подобным образом”», – заявил Кот[623]623
  Цит. по: Шадо Э. Луи Рено, с. 124.


[Закрыть].

В то же время в правительстве имели слабое представление о том, как сочетать строительство централизованной военной экономики с социальной политикой. Так, забастовочное движение, вызванное приходом к власти Народного фронта, стало мощным стимулом к реформированию французской социальной сферы, но оно отнюдь не способствовало решению задач промышленной мобилизации. Стачечная волна июня 1936 г., завершившаяся подписанием Матиньонских соглашений, нанесла мощный удар по выполнению военной программы 1935 г., которая и без того реализовывалась плохо. Из-за забастовок на два месяца задержались поставки танков R-35 и H-35. В июне чиновники военного министерства доложили Даладье, что противотанковые пушки для вооружения «линии Мажино» не будут поставлены в срок в январе 1937 г., так как стачки «полностью парализовали все производство»[624]624
  Alexander M. S. The Republic in Danger, p. 116.


[Закрыть]. По оценке военного министра, июньские забастовки добавили к накопленному отставанию перевооружения от графика лишних 3 месяца[625]625
  Rapport fait au nom de la Commission. Vol. 1, p. 20.


[Закрыть]. В ситуации набиравшей темпы гонки вооружений с Германией это являлось серьезной потерей.

Пьер Кот.

Источник: Bibliothèque nationale de France

Несмотря на глубокие социальные реформы Народного фронта, забастовки на промышленных предприятиях не прекращались на протяжении всего срока нахождения его правительств у власти [626]626
  Tilly C. Shorter E. Les vagues de grèves en France, 1890–1968 // Annales. Economies, sociétés, civilisations, 1973, no. 4, p. 862.


[Закрыть]. Заводы, занимавшиеся производством военной техники и оружия, страдали от них в меньшей степени, однако низкая степень концентрации капитала во французской промышленности, а также доминирование средних и мелких предприятий создавали ситуацию, когда под ударом оказывались многочисленные фирмы-субподрядчики (6000 по оценке Даладье), без которых «вставал» весь производственный процесс. В мае 1935 г. фирма «Панар», на заводах которой в Парижском пригороде Иври-сюр-Сен трудилось 3000 рабочих, получила небольшой заказ на изготовление для армии 30 броневиков AMD-178. Он был выполнен со значительной задержкой лишь в ноябре 1937 г. Причиной тому стали три забастовки в цехах самой фирмы (в июне, октябре и ноябре 1936 г.), а главное – фактический паралич на предприятиях поставщиков, вызванный также забастовками, который удалось преодолеть лишь к январю 1937 г.[627]627
  Alexander M. S. The Republic in Danger, p. 117.


[Закрыть] По оценке Жакомэ, периодически вспыхивавшие забастовки задержали выполнение сентябрьской программы перевооружения на 6 месяцев[628]628
  Rapport fait au nom de la Commission. Vol. 1, p. 203.


[Закрыть].

Принятый в июне 1936 г. закон о 40-часовой рабочей неделе мало помогал мобилизации трудовых ресурсов. «Закон о 40 часах, – вспоминал Даладье, – можно сразу реализовать в стране, где заводы и крупная промышленность в достаточной степени оснащены оборудованием для того, чтобы организовать работу в три смены. Три смены работают по восемь часов каждая, а машины работают 24 часа в сутки. Разумеется, это – движение в сторону современного прогресса. Но в той промышленности, где к производственному процессу можно привлечь лишь две смены рабочих или даже одну, соответствующая организация столкнется с большими трудностями»[629]629
  Ibid., p. 20.


[Закрыть].

Замысел сокращения длительности рабочей недели заключался в борьбе с безработицей: меньшее число человеко-часов на производстве должно было заставить предпринимателей нанимать дополнительных работников. Однако в специфических французских условиях 1930-х гг. эта мера не возымела эффекта, а в сфере оборонной промышленности привела к серьезным негативным последствиям. «Недостаточная текучесть рынка труда, нехватка квалифицированной рабочей силы препятствовали привлечению безработных на производство. Поэтому это решение [о переходе на 40-часовую рабочую неделю – авт.] имело своим следствием не сокращение безработицы, а замедление темпов промышленного роста» [630]630
  Frankenstein R. Intervention étatique et réarmement en France, p. 752.


[Закрыть], – констатирует французский историк Р. Франкенстейн.

С проблемой нехватки квалифицированной рабочей силы Гамелен и тогдашний военный министр Морэн впервые столкнулись в начале 1936 г. при обсуждении возможного перебазирования ряда оборонных заводов из Парижского региона вглубь страны. Именно тогда стало понятно, что большая часть квалифицированных кадров сконцентрирована в столице, а тех резервов, которые имелись в провинции, не хватало для развертывания масштабного промышленного производства. Однако вскоре выяснилось, что и в Парижском регионе наблюдается явный дефицит специалистов, подготовленных для работы на сложных военных производствах. Разрабатывая программу национализации и переоснащения промышленности, правительственные чиновники исходили из того, что вся проблема заключается в технической отсталости предприятий, находившихся в руках частного капитала. Их модернизация должна открыть возможность быстрого увеличения производства. При этом считалось, что столичная агломерация является достаточным резервуаром рабочей силы, которую будет тем легче привлечь, что в стране сохранялся высокий уровень безработицы[631]631
  Alexander M. S. The Republic in Danger, p. 126–127.


[Закрыть].

Такое видение не учитывало ни структуру безработицы, ни отсутствие в стране централизованной системы переподготовки, ни фактор конкуренции с частным капиталом, который под влиянием закона о 40-часовой рабочей неделе также вступил в борьбу за дефицитные рабочие руки. Замер безработицы, проведенный летом 1938 г. по распоряжению Жакомэ, показал, что 65 % французских безработных по профессиональным и возрастным признакам не подходили для переобучения на дефицитные специальности. Из 45 000 безработных в металлургической промышленности всего 2 000 относились к категории узких специалистов, однако далеко не все из них являлись обладателями квалификаций, необходимых на вновь открываемых или модернизируемых предприятиях. Правительство пыталось с нуля создать сеть центров профессиональной переподготовки. В 1938 г. на эти цели было выделено 3 млн. франков, а через год – уже 14,5 млн. [632]632
  Jacomet R. L’Armement de la France, p. 260.


[Закрыть] Но реализация данных мер требовала нескольких лет, которыми Франция в ситуации гонки вооружений не располагала.

В октябре 1936 г. специальным декретом правительство предусмотрело возможность временной отмены правила 40-часовой рабочей недели для предприятий, работавших на оборону. Уже в январе 1937 г. после того, как стал понятен масштаб проблем, с которыми сталкивалось французское перевооружение, Гамелен обратился к Даладье с просьбой прибегнуть к этой мере, в частности, в сталелитейной промышленности и приборостроении: именно здесь дефицит специалистов ощущался сильнее всего. Однако ее реализация столкнулась с рядом препятствий. СФИО и сам председатель Совета министров Блюм утверждали, что социальные завоевания Народного фронта не могут приноситься в жертву, даже если речь идет о национальной безопасности. Закон о 40-часовой рабочей неделе являлся одним из ключевых элементов всей экономической политики правительственной коалиции, так как стимулировал занятость. Изъятия из него рассматривались как обесценивающие весь замысел и дающие предпринимателям дополнительные аргументы в споре с властями[633]633
  Réau E. du. Édouard Daladier, p. 190.


[Закрыть]. Увеличение продолжительности рабочей недели требовало пересмотра коллективных договоров и провоцировало конфликт с профсоюзами, в то время как сохранение социального мира являлось одним из приоритетов правительства.

Даладье считал, что правило выведения оборонных предприятий из-под действия закона о 40-часовой рабочей неделе должно соблюдаться со всей строгостью, однако ему не удалось этого добиться вплоть до 1939 г. В июне 1938 г., уже будучи председателем правительства, в беседе с советским дипломатом он откровенно высказал свою озабоченность: «Производительность труда очень низкая. В то время как Германия и Италия работают круглые сутки, он – Даладье – не может добиться увеличения числа рабочих часов в военной промышленности, хотя закон о 40-часовой рабочей неделе допускает изъятия для оборонной промышленности по согласованию с СЖТ [634]634
  Имеется в виду Всеобщая конфедерация труда (Confédération générale du travail, CGT) – общенациональное объединение французских профсоюзов.


[Закрыть]… К сожалению, ни коммунисты, ни социалисты, ни СЖТ не помогают правительству в этом отношении. Рабочие не желают усилить производство даже по линии обороны. Такое положение не может продолжаться. Французская республика не может существовать при таких условиях, она должна либо погибнуть, либо уступить место диктатуре. Необходима дисциплина, и у него лично при виде дезорганизации производства иногда является желание “взять палку и пойти на завод”»[635]635
  АВП РФ. Ф. 05. Оп. 18. П. 149. Д. 160. Л. 40.


[Закрыть]. Даладье впоследствии вспоминал: «Правило 40-часовой рабочей недели применялось [во Франции – авт.] с чрезмерной систематичностью и строгостью, в то время как немцы работали лучше и гораздо больше»[636]636
  DaladierE. Journal de captivité, p. 40.


[Закрыть].

Создание военной экономики не могло не повлечь за собой снижение благосостояния населения. Однако это противоречило предвыборным задачам Народного фронта, которые ставили во главу угла увеличение покупательной способности домохозяйств. Беспрецедентную по масштабам программу перевооружения предполагалось реализовывать в рамках экономики мирного времени. Несмотря на волну национализаций и старания чиновников военного министерства, в чьи обязанности входило разъяснение представителям частного капитала важности промышленной мобилизации, крупнейшие фирмы продолжали ориентироваться на удовлетворение повседневного потребительского спроса. В 1938 г. Рено «думал лишь о развитии своего драгоценного автомобилестроения и поэтому позиционировал себя пацифистом. Все то, что не способствовало решению этой задачи, без колебаний выводилось за сферу интересов группы Рено». Гораздо больше наращивания производства бронетехники фирму в преддверии войны беспокоило ее отставание от конкурентов «Ситроена» и «Пежо» на рынке гражданского автомобилестроения. В сентябре 1939 г. лишь 18 % ее мощностей работали в интересах военного министерства[637]637
  Fridenson P. Histoire des usines Renault, p. 291–292.


[Закрыть].

Франция оставалась страной, которая зависела от международных рынков, однако у Народного фронта фактически отсутствовало цельное видение того, как необходимо регулировать внешнюю торговлю[638]638
  Sauvy A. Histoire économique de la France entre les deux guerres, p. 198–200.


[Закрыть]. Особое внимание по-прежнему уделялось объемам экспорта: государству требовалась валюта для импорта дефицитного сырья и топлива, цены на которые номинировались в долларах и фунтах стерлингов. Французские товары оставались менее конкурентоспособными в силу своей относительной дороговизны. После начала Великой депрессии Франция не пошла по пути других западных стран и не провела девальвацию национальной валюты, сохранив верность золотому стандарту. Чтобы поддержать курс франка относительно основных мировых валют, предшественники Блюма делали ставку на строгую бюджетную дисциплину и сокращение государственных расходов. Однако к началу 1936 г. на фоне стагнирующей экономики эта политика доказала свою неэффективность. Золотовалютные запасы банка Франции, «подушка безопасности» на случай новой мировой войны, таяли на глазах.

Правительство Народного фронта не имело конкретного рецепта лечения этой болезни. Более того, его активная реформаторская политика лишь усугубила ее. Развертывание общественных работ, увеличение заработных плат рабочих, наращивание финансирования социальной сферы вкупе с принятым в сентябре планом перевооружения армии и национализациями требовали дополнительных расходов. Запланированный на 1937 г. дефицит бюджета составил колоссальную сумму в 21 млрд. франков[639]639
  Jackson J. The Politics of Depression in France, p. 208.


[Закрыть]. Иного варианта действий, чем брать в долг, у министра финансов Ориоля не оставалось. Попытки правительства ввести прогрессивный подоходный налог привели к усилению оттока капиталов, что в свою очередь спровоцировало дальнейшее сокращение золотовалютных резервов банка Франции. К началу сентября они составили 50 млрд. франков: именно такая сумма считалась минимально необходимым запасом на случай войны[640]640
  Mouré K. “Une Eventualité Absolument Exclue”: French Reluctance to Devalue, 1933–1936 // French Historical Studies, 1988, vol. 15, no. 3, p. 502.


[Закрыть]. Нехватка денег рисковала похоронить все начинания Народного фронта. «Многие французы, включая Блюма и его экономических советников, задумались над тем, подходила ли либеральная финансовая система для реализации колоссальных задач перевооружения армии, к решению которых они только что приступили» [641]641
  Maiolo J. Cry Havoc, p. 182.


[Закрыть], – отмечает Дж. Майоло.

Оказавшись в аналогичной ситуации дефицита внешнеторгового баланса, Германия пошла по пути развития автаркии[642]642
  См. подробнее: Ватлин А. Ю. Германия в ХХ веке, с. 104–105.


[Закрыть]. В своем меморандуме от августа 1936 г., легшем в основу четырехлетнего плана, Гитлер четко обозначил приоритеты, которые стояли перед Третьим Рейхом: «Гитлер наотрез отвергает идею о том, что Германия может спастись, увеличив объемы экспорта… Теме девальвации Гитлер вообще не собирался уделять внимания. Вместо этого он утверждает, что экономические меры следует производить с той же “скоростью”, “решительностью” и “безжалостностью”, с какой велись военные приготовления. В частности, Германии следовало удвоить свои усилия по замене импортного сырья отечественным. В конечном счете Германию спасут лишь завоевания, но не торговля»[643]643
  Туз А. Цена разрушения, с. 295–297.


[Закрыть].

Во Франции раздавались голоса тех, кто считал, что страна могла бы взять на вооружение подходы к экономическому развитию, которые воплощала в жизнь Германия. Министр авиации Кот констатировал: «Хотя [нацистский – авт.] режим и одиозен, он позволяет Рейху сконцентрировать в сфере авиастроения больше капиталов и ресурсов, чем может себе позволить любое другое государство». Даладье сожалел, что в вопросах военного строительства не может действовать, как Гитлер, а Блюм признавал: «Пытаясь противостоять претензиям фашистов на власть. мы часто испытываем соблазн последовать их путями»[644]644
  Jackson P. France and the Nazi Menace, p. 107.


[Закрыть]. Однако политические риски подобного выбора были колоссальными. Очевидно, что в этом случае дело не ограничилось бы одними обвинениями в опасном революционном экспериментаторстве, как в случае с национализациями. Почти наверняка коалиция Народного фронта не пережила бы подобного потрясения: едва ли партия радикалов, выражавшая настроения многомиллионной мелкой и средней буржуазии, посчитала бы возможным оставаться в ней после столь явного поворота к модели закрытой экономики. От правительства окончательно отвернулся бы частный капитал, а также партнеры в Великобритании и США. Наконец, демократические институты Третьей республики плохо подходили для подобной операции. Трансформировать ее в разновидность диктатуры явно не входило в планы Блюма.

Ивон Дельбос.

Источник: Bibliothèque nationale de France

Единственной альтернативой этому оставалась девальвация франка, которая могла бы стимулировать экспорт, обеспечить поступление валюты и таким образом вернуть доверие инвесторов. Среди лидеров Народного фронта доминировала точка зрения об опасности девальвации: она вела к росту инфляции и, как следствие, к падению покупательной способности населения, увеличение которой являлось важной целью левоцентристской коалиции. 10 мая 1936 г. сам Блюм публично заявил о неприемлемости девальвации как экономической меры. Однако давление огромных бюджетных расходов заставило скорректировать эту позицию. В сентябре прошли трехсторонние переговоры между Францией, Великобританией и США, по итогам которых было достигнуто соглашение о регламентации курсов национальных валют. Сразу после его подписания 26 сентября правительство Блюма девальвировало франк, который потерял треть своей стоимости. Кабинет рассчитывал, что эта мера приведет к оживлению экономики и поспособствует возвращению капиталов во Францию, однако ее эффект был не столь значительным. Бюджет 1937 г. остался дефицитным, и в начале года Блюм оказался перед непростым выбором.

Проводить масштабные социальные реформы и перевооружать армию, производить и масло, и пушки одновременно у Франции не получалось. Поданный военными главе правительства в ноябре 1936 г. меморандум «Перевооружение в Европе» не оставлял сомнений. «В течение 1936 г., – гласил документ, – производство оружия достигло беспрецедентного с 1918 г. размаха». Германия превращалась в огромный военный лагерь. Италия наращивала темпы производства орудий и бомбардировщиков. Великобритания активно усиливала свою авиацию. «Франция не может оставаться безучастной перед лицом ускоряющегося роста германских и итальянских вооружений», – подводился итог[645]645
  Maiolo J. Cry Havoc, p. 183–184.


[Закрыть]. Правительство сделало ставку на перевооружение. В феврале 1937 г. была объявлена «пауза» в реализации социальных реформ [646]646
  Вершинин А. А. Леон Блюм: штрихи к политическому портрету, с. 151.


[Закрыть].

20-миллиардную программу общественных работ фактически свернули, в то время как оборонный бюджет остался в неприкосновенности[647]647
  Jackson J. The Politics of Depression in France, p. 207.


[Закрыть]. Министерство финансов выпустило облигации военного займа на 10 млрд. франков. К 1938 г. социальные расходы государства упали ниже уровня 1935 г. Сложилась парадоксальная ситуация: социальный бюджет правительств Народного фронта оказался меньше, чем у правоцентристских кабинетов Лаваля и Фландена[648]648
  Maiolo J. Cry Havoc, p. 184.


[Закрыть]. В то же время военные затраты росли как на дрожжах: в 1935 г. они составили 22 % государственных расходов, в 1936 и 1937 гг. – 33 %, в 1938 г. – 37 %, в 1939 г. -64 %[649]649
  Steiner Z. The Triumph of the Dark, p. 276.


[Закрыть]. Народному фронту практически с колес приходилось решать задачи, требовавшие перестройки всей государственной машины, но его политических ресурсов для этого явно не хватало. Февральскую «паузу» в штыки встретили коммунистами и часть СФИО. С другой стороны, закон о 40-часовой рабочей неделе, нанесший удар по мелкой и средней буржуазии, вызвал недовольство радикалов. Частный капитал с подозрением относился к политике правительства, обвиняемого в стремлении организовать во Франции социальную революцию.

В июне 1937 г. кабинет Блюма представил в парламенте программу стабилизации финансов, предполагавшую введение ряда косвенных налогов. Кроме того, правительство запросило особые полномочия с целью установления административного контроля над финансовыми потоками: в ситуации, когда девальвация не достигла своих целей, эта мера, сколь бы предосудительной с политической точки зрения она ни казалась, являлась необходимой. В Палате депутатов коалиции удалось собрать большинство голосов в поддержку правительства, однако после того, как проект поступил на обсуждение в Сенат, латентная оппозиция радикалов правительству Блюма проявилась в полной мере. С подачи сенаторов-радикалов верхняя палата отвергла предложения кабинета. В этой патовой ситуации председатель Совета министров принял решение об отставке своего кабинета.

Дальнейшая эволюция Народного фронта следовала по четкой траектории – в сторону ослабления его идеологической основы и укрепления прагматического начала. Эта эволюция предполагала усиление позиций политиков-технократов и дрейф в сторону модели управления страной в «ручном режиме». Преемник Блюма на посту председателя Совета министров К. Шотан продолжил политику наращивания налогового пресса и в июне 1937 г. провел еще одну девальвацию франка. В начале 1938 г. налоги выросли на 8 млрд. франков, а объемы внутренних заимствований – на 27 млрд. Политика сбалансированного бюджета осталась в прошлом: именно за счет займов шло наращивание военного бюджета. В 1935 г. они покрывали 14,7 % его расходной части, в 1936 г. – 45,4 %, в 1938 г. – 53,6 %[650]650
  Frankenstein R. A propos des aspects financiers du réarmement français (1935–1939) // Revue d’histoire de la Deuxième Guerre mondiale, 1976, no. 10, p. 11.


[Закрыть].

В марте 1938 г. в составе казначейства был создан специальный фонд в размере 11,2 млрд. франков, который формировался из заемных средств для обслуживания оборонных заказов[651]651
  Alexander M. S. The Republic in Danger, p. 130.


[Закрыть]. На фоне инфляции и продолжавшейся стагнации промышленного производства министр финансов Ж. Бонне перешел к политике экономии. Он еще сильнее сократил затраты на программу общественных работ и потребовал уменьшения растущих оборонных расходов. В июле 1937 г. военный бюджет на 1938 г. был урезан на 2,3 млрд. франков, однако секвестр коснулся лишь военно-морской программы: авиация и сухопутные силы смогли даже немного увеличить свое финансирование[652]652
  Maiolo J. Cry Havoc, p. 233–234.


[Закрыть].

Решение актуальных проблем военного строительства, таким образом, получало абсолютный приоритет. Именно в этих условиях свои качества управленца проявил Даладье. Военное министерство под его руководством спешно устраняло административные преграды к ускоренному перевооружению французской армии. С конца 1936 г. Генштаб получил возможность размещать заявку на разработку того или иного типа вооружения до принятия бюджета, который предусматривал финансирование соответствующих работ. После его одобрения парламентом управление по производству вооружений могло начинать работы по подготовке прототипа. Это смещение старта проектной деятельности давало временной выигрыш в несколько месяцев. Значительно упростилась процедура заключения подрядных договоров: с военного министра и генерального секретаря министерства сняли обязанность согласовывать любой заказ стоимостью более 80 000 франков. Соответствующие полномочия передавались подразделениям министерства, отвечавшим за производство отдельных видов вооружений. Они сопровождали заказы от стадии выдачи технического задания до приема готового прототипа и его испытания, лишь информируя управление по производству вооружений. Им разрешалось согласовывать расходы на сумму вплоть до 10 млн. франков[653]653
  Jacomet R. L’Armement de la France, p. 158.


[Закрыть].

Девальвации 1936 и 1937 гг. подстегнули инфляцию, что мешало установить твердые расценки по контрактам между военным министерством и частными фирмами. Чтобы снизить риски производителей, в договоры вносили пункт об их праве потребовать возмещения дополнительных затрат или включали формулу, по которой итоговая стоимость рассчитывалась с учетом инфляции. Даладье предусмотрел возможность размещения заказа до подписания самого контракта. Это, однако, предполагало, что у подрядчика появится возможность активнее привлекать заемные средства. Внедрялась упрощенная процедура внесения залога и его возвращения; в ряде случаев государство само вносило залог, чем облегчало предпринимателю получение кредита. Начала широко практиковаться выдача государственных гарантий на определенную сумму, предусмотренную контрактом. Специально созданное с этой целью независимое управление, получавшее финансирование от казначейства, в 1937–1939 гг. потратило 10 млрд. франков для выполнения оборонных заказов [654]654
  Ibid., p. 158–168.


[Закрыть].

Предварительный контроль, существовавший до 1936 г. и во многом тормозивший разработку прототипов и их запуск в серию, заменялся текущим и финальным. Это стало возможным благодаря созданию по закону о национализациях специальной службы, наблюдавшей за частными предприятиями и оказывавшей им содействие в выполнении государственных заказов. Иногда руководству министерства и самому Даладье приходилось лично участвовать в решении множества повседневных проблем на уровне отдельных предприятий.

Функционирование этой управленческой машины во многом обеспечивалось в «ручном режиме» немногими людьми и, в первую очередь, самим Даладье, что требовало от него колоссальных усилий и временных затрат в ситуации, когда он помимо руководства военным ведомством в качестве министра национальной безопасности координировал взаимодействие министерств авиации и флота. Подобная концентрация ответственности представляла собой способ преодолеть ведомственную разобщенность, вырвать из рутины военную бюрократию, мобилизовать исполнителей. Но при всех преимуществах «ручного управления» его эффективность полностью зависела от меняющихся обстоятельств и конкретных людей. Уже в 1937 г. окружение Даладье настойчиво предлагало ему завершить централизацию управления перевооружением армии, учредив новый, специально отвечающий за это орган. Гамелен настаивал на введении поста главного инспектора по вооружениям, который тесно взаимодействовал бы с начальником Генштаба армии[655]655
  Gamelin M. Servir. Vol. 2, p. 289.


[Закрыть], а Жакомэ считал целесообразным вернуться к идее образования министерства вооружений.

В записке, адресованной Даладье, он описывал плюсы подобной меры: «Это был бы лучший способ добиться тесного взаимодействия всех субъектов национальной промышленности с государственными органами с целью обеспечить в кратчайшие сроки выполнение программ производства сухопутных, авиационных и морских вооружений, которые одобрило правительство… Если такое решение ускорит перевооружение, к нему нужно, без сомнения, немедленно прибегнуть» [656]656
  Jacomet R. L’Armement de la France, p. 172.


[Закрыть]. Гамелен подчеркивал значение возможной фигуры министра вооружений: «Нельзя сказать, что генеральный секретариат [военного министерства – авт.] не делал все, что было в его силах. Нельзя сказать, что наши директоры управлений по производству вооружений не были хорошими инженерами. Но они были именно инженерами, а в данном случае нам требовался ум большого промышленника, большого творца»[657]657
  Gamelin M. Servir. Vol. 2, p. 289.


[Закрыть].

Однако французские мобилизационные планы предполагали учреждение министерства вооружений лишь после начала войны. Жакомэ отдавал себе отчет в том, что, предлагая внедрить эту меру, он говорил о возможности перехода к военной экономике в мирное время. В этой связи он задавался вопросами: «Был ли такой порядок совместим с официальной доктриной подготовки к войне, предполагающей длительные боевые действия, в ходе которых, находясь под защитой укрепленных фронтов, мы ожидали бы победного исхода благодаря поддержке нашей империи и, прежде всего, – помощи от иностранной промышленности?… Как примирить создание военной экономики с валютными соглашениями, которые связывали нас с великим западными державами?… Можно ли было надеяться на то, что парламент одобрит формирование в мирное время экономики, близкой по своему характеру к военной, в то время как именно нежелание парламента передавать государству необходимые функции регулирования экономики в течение пятнадцати лет задерживали принятие закона об организации государства в военное время?»[658]658
  Jacomet R. L’Armement de la France, p. 172.


[Закрыть].

Речь шла о несовместимости институтов Третьей республики 1930-х гг. с задачами административной и экономической централизации, предполагавшей усиление исполнительной власти. Сами министры скептически относились к перспективе появления нового органа власти, который в силу масштаба стоящих перед ним задач быстро превратился бы в важный политический центр. Когда Гамелен в 1935 г. в разговоре с военным министром Морэном упомянул о целесообразности создания министерства вооружений, то получил ответ: «Но я сам являюсь министром вооружений»³. Эту идею неизменно отклонял и Даладье. Он сомневался, что министерство вооружений сможет действовать эффективно в ситуации прогрессирующего паралича всей управленческой вертикали и опасался, что оно быстро превратится в суперведомство, а его руководитель получит слишком большую власть. Выходом из путаницы аппаратных споров и межпартийных противоречий Даладье видел свое личное вовлечение в решение повседневных вопросов организации национальной обороны на всех уровнях, начиная с формулирования технических параметров нового оружия и оканчивая инспекцией военных заводов. В долгосрочной перспективе это имело очевидные негативные последствия.