Текст книги "Чекан для воеводы (сборник)"

Темная претемная ночь накрыла непроницаемым покрывалом земли, принадлежавшие Медменхенскому аббатству, находившемуся часах в трех быстрой езды от Лондона в северном направлении. Наступало самое время для разгула нечистой силы и она сразу воспользовалась данной ей, хоть и временной, свободой. Члены элитного клуба, носившего вызывающее название «Адский огонь», построившись в длинную колонну по двое, приготовились зажечь черные свечи и пройти на традиционную ежегодную мессу в глубь каскада пещер, находившихся прямо под строениями аббатства.

– Вам не доводилось бывать здесь раньше? – поинтересовался скромный уэст-уайкобский землевладелец Фрэнсис Дэшвуд, одетый во все черное, своего спутника лорда Каскарта – длинного сухопарого джентльмена, недавно вернувшегося из России.

– Честно признаться, не доводилось, дорогой Фрэнсис. Хотя наслышан, что раз в год тут собирается весьма изысканное общество…

– Совершенно верно! – воскликнул Дэшвуд – круглолицый, улыбчивый господин с большим чувством собственного достоинства, в голове которого гнездились сотни авантюрных проектов, некоторые из которых уже были претворены в жизнь, другие же только замышлялись. – Посмотрите на всех этих джентльменов, почтивших мессу. Кого вы только здесь не увидите! Министры, блестящие королевские придворные, банкиры – все они имеют и имели отношение к… разведке! Видите того маленького человечка в маске, что скромно примостился в конце колонны? Попробуйте догадаться, кто это может быть?

– Могу только гадать, – пожал плечами лорд Каскарт – посланник английского короля Георга при дворе русской императрицы Екатерины Второй.

– Я считал вас более проницательным, ваша светлость! Ведь вы хорошо разыграли саму Екатерину, убедив ее в вашей большой и чистой любви к ней.

– Ха, это было совсем нетрудно! – улыбнулся лорд Каскарт. – Русская императрица занимается самообманом, думая, что ее женские чары неотразимо действуют на всех окружающих ее мужчин и те только и мечтают, чтобы стать ее личными игрушками. Но кто же этот господин в маске? Вы меня, признаться, заинтриговали, Фрэнсис!

– О, это великолепный и неподрожаемый мсье Д`Эон, знаменитый кавалер-девица! – круглое лицо Дэшвуда излучало благодушие.

– Не может быть! Этот французский шпион здесь?! – сразу помрачнел лорд Каскарт.

– Почему бы и нет? Я каждый год приглашаю кого-то из мастеров «плаща и кинжала», чтобы они могли поделиться с нами, неофитами, своими секретами, – мечтательно сказал Дэшвуд.

– Но француз здесь? Фрэнсис – это чересчур даже для вас! – неодобрительно покачал головой лорд Каскарт. – Безусловно, я преклоняюсь перед вами за ваше благородное прошлое, ведь не каждый может похвастать тем, что более тридцати лет жизни отдал интересам великой английской короны, находясь в секретной службе. А вы даже выполняли тайную миссию при дворе императрицы Елизаветы. Это дорогого стоит. Но пригласить сюда этого… эту… не поймешь кого, было с вашей стороны весьма опрометчиво…

– Это ваше мнение, лорд! – безразлично зевнул «простой землевладелец» Дэшвуд. – Другие высокопоставленные особы думают иначе. Видите, сколько самых известных людей королевства удостоили своим посещением мессу? Они заранее знали, кого увидят и потому съехались сюда изо всех уголков страны, а некоторые, вроде вас, даже покинули ненадолго свои важные посты в других странах…

– Конечно, конечно, – поспешил сгладить неудовольствие старого шпиона лорд Каскарт. – Лучше расскажите о недавнем случае при королевском дворе. Кажется вышла размолвка между двумя посланниками, французским и русским? Вы, наверняка, знаете об этом из первых рук.

– Безусловно! Французский посланник граф Шатель самым беспардонным образом отпихнул графа Чернышева, когда того представляли королю Георгу. И этот граф…

– Иван Григорьевич, – подсказал лорд Каскарт.

– …граф Иван не стерпел оскорбления, нанесенное ему в присутствии всего двора и самого короля Георга…

– И что? Что было дальше? – нетерпеливо засучил длинными ногами лорд, показывая тем самым, что обычные человеческие чувства не чужды даже дипломатам.

– … и вызвал француза на дуэль.

– Как интересно! Это очень характерно для русских и для французов… Буйство чувств! Экспрессия! Драка на шпагах!..

Прелестно! То-то я давно не встречал графа Шателя… – скорчил скорбную мину на худом лице лорд Каскарт.

– О да! Бедный граф Шатель! Он, знаете ли, сильно заболел… от колотой раны внизу живота. Граф Чернышев сумел ловко выбить из его рук шпагу, а потом пронзил его насквозь. Добить француза ему не позволило дворянское достоинство. Он увидел французского наглеца перед собой на коленях и этим удовлетворился.

– Я бы добил негодяя! – злобно вскричал лорд.

– Не сомневаюсь… – холодно поклонился Дэшвуд. – Но поспешим к процессии. Часы на башне аббатства бъют полночь. Сейчас начнется самое захватывающее действо – спуск в пещеры. Все должны будут зажечь свечи и запеть гимн, сочиненный мною, святым Фрэнсисом Уайкобским.

– Так этот святой?.. – лорд Каскарт даже раскрыл рот от удивления.

– Это я! Не удивляйтесь, лорд! Вы мало меня знаете, иначе ничему бы не удивлялись. Я люблю на досуге поразвлечься. А «святой Фрэнсис», чтоб вы знали, это один из моих шпионских псевдонимом…

Свой разговор лорд Каскарт и «святой Фрэнсис» продолжили после мессы, когда все присутствующие, изрядно пресыщенные и утомленные откровениями кавалер-девицы, придавались «скромному пиршеству» в трапезной аббатства.

– У меня к вам большая просьба, представьте меня сэру Филиппу Стефенсу – нашему непревзойденному флотскому разведчику. Надеюсь, он здесь?

– Разумеется! Сегодня все здесь, лорд. Как вы можете сомневаться? Филипп! – сделал приглашающий жест рукой «святой Фрэнсис» невразчному джентльмену в смокинге, усердно налегавшему на дармовое шампанское.

– Слушаю вас, – подойдя к хозяину и его гостю, поклонился Стефенс.

– Лорд Каскарт, позвольте представить вам Филиппа Стефенса. Филипп, это небезызвестный вам лорд Каскарт, прибывший к нам из далекой России. Надеюсь, джентльмены, вам будет о чем поговорить и потому оставляю вас один на один.

Как только «святой» удалился развлекать других гостей, лорд Каскарт буквально вцепился в Стефенса.

– Поскольку вы служите в секретной службе и занимаетесь делами иностранных флотов, прошу вас озаботиться важной проблемой, а именно российским флотом, который очень скоро может стать серьезной силой на акватории Средиземноморья, – выспренно заявил лорд. – Наверняка, вы знаете, что сказал на днях глава нашего правительства граф Чатам Виллем Пит Старший. Он сказал следующее, воспроизвожу дословно: «Джентльмены! Я не слишком поскромничаю, заявив, что ныне в мире не должен быть произведен ни один выстрел без того, чтобы британский кабинет не знал, для какой цели этот выстрел был произведен!»

– Я в курсе, ваша милость, – снова поклонился главный флотский разведчик.

– Русские собираются послать свой флот в Средиземное море и отобрать у Высокой Порты первенство на этом море. Нам турки тоже изрядно досаждают, но лучше всего будет, если два флота – русский и турецкий – перетопят друг друга во взаимных стычках. Потому надо постараться сделать так, чтобы русский флот достиг своего конечного пункта в максимально ослабленном состоянии. Вы меня понимаете, Филипп?

– Да, ваша милость. Я лично займусь этим вопросом. На каждом русском судне будет наш осведомитель. Я ведь, ваша милость, еще и секретарь британского адмиралтейства… – похвастался Стефенс.

– Знаю! – ответил лорд. – На кого вы можете рассчитывать в этом деле?

– В первую очередь на англичан, находящихся на русской службе. Так же будем платить русским офицерам и матросам за нужные нам сведения. Кроме того я добъюсь организации перлюстрации всей почты, идущей из порта, где будет базироваться русский флот, в Санкт-Петербург. У меня большой опыт в подобном деле, смею вас уверить. Скорее всего, русские будут базироваться в Ливорно. Есть такое предположение… В Ливорно почтовая служба давно нами куплена!

– Как думаете передавать сообщения в штаб-квартиру?

– Шифровками, а так же с помощью чернил-невидимок на краях газетных листов. Это удобно. Депеши же пойдут через Ротердам, где весьма успешно трудится наш резидент сэр Уолтерс, а от него уже в штаб-квартиру в Лондоне.

– Хорошо, Филипп. Надеюсь, ваша работа будет успешной, а я со своей стороны постараюсь сделать все для того, чтобы она не осталась не замеченной на верхах и была бы достойно вознаграждена.

Сплошной серый кисель за бортом быстро скрыл берег. Серая завеса, застившая мир, казалась прочнее лат и кольчуг на средневековых воинах и все же свежий утренний ветерок быстро разбил эти непрочные доспехи, разбавив-разогнав кисель тумана, стоило только пиратским шхунам отойти от места ночной стоянки на какую-то морскую милю.

Небольших маломерных судов, замаскированных под обычные рыбацкие шхуны, Петр Громов насчитал семь и на каждой из них, как он знал в точности, расположилось по семьдесят-восемдесят человек, томившихся на палубах в ожидании судного часа боя. Для него у каждого из греческих пиратов было свое вооружение – пистолеты, сабли, топоры, кинжалы самых разных видов и размеров. На самих шхунах имелось по пять небольших пушек, а у самых метких стрелков были еще и длинноствольные мушкеты.

Бывший гусар еще раз осмотрел свое оружие – два заряженных пистолета за поясом, прямой меч в ножнах и два кинжала. Кстати, с ножнами для меча граф Алехан Орлов, находившийся вместе с братом Федором на том же судне, что и Громов, посоветовал ему расстаться, сказав:

– Посмотри-ка на этих привычных к морским абордажам вояк. Они держат свои тесаки на виду. Знаешь зачем? Чтобы не путаться с ножнами потом, в горячке драки.

Семь пиратских шхун, будто волки в засаде, укрылись за мысом небольшого островка, мимо которого, как высчитали разведчики, должны были пройти магометанские «купцы» – так называли торговые суда турок местные греки. Им оставалось только ждать, когда Черный Мигель, командовавший флагманской шхуной, на которой находились и наши искатели приключений, подаст сигнал к общей атаке на суда противника.

Ох, уж это ожидание! Что может быть хуже, чем ждать и догонять для человека, обуреваемого алчностью и жаждой крови? Но привычный к ожиданию боя, отставной гусар знал, чем себя отвлечь или развлечь. Сейчас он думал об иных материях, совершенно не имевших никакого видимого соприкосновения с тягомотной действительностью. Он снова и снова представлял в своем воображении цветущий сад, воздух которого, первозданно свежий и прозрачный, был напоен всеми мыслимыми ароматами. Сам же гусар видел себя молодым и непорочным, радостно бегавшим по узеньким тропкам этого чудо-сада, сжимая в руках прутик, которым он, как мечом, срубал доверчиво тянувшиеся к нему, распускавшиеся на глазах цветочные бутоны. Это были враги или друзья? Какая разница! Их нужно было срубить, чтобы очистить себе путь в таинственную глубину заросшего сада, ведь там стояла Яблоня, с которой нельзя было есть Яблоки. Боже мой, как это было давно. Да и было ли вообще хоть когда-нибудь в жизни Петра Громова? Ведь никакого сада в его далеком детстве не было и в помине. Да, были лес, речка, поля, но сада не было. Откуда же он брал эти «воспоминания»? Может, из очень давней, прошлой жизни, когда он, будучи Адамом, скучая, гулял по райским кущам и никакой проклятой Евы, способной сказать очередную глупость, вроде этой: «А не вкусить ли нам Яблока от Яблоньки? Очень мудрый зеленый змий, вкрадчиво шипя, настоятельно рекомендует», еще не существовало…

К действительности гусара вернули слова Федора, нервно мерившего палубу своими длинными ногами:

– А вот и «купцы»!

Три тяжело груженных турецких судна показались из-за мыса. Своей трехмачтовой оснасткой они представились Громову старинными испанскими галионами, везущими в Европу через Атлантику золото и рабов. «Теперь-то они от нас не ускользнут!» – подумалось ему.

Но не тут-то было! Неожиданное появление пиратов настолько деморализовало команды «купцов», что они не придумали ничего более умного, чем броситься в рассыпную и пуститься наутёк, каждый самостоятельно. Вот тогда-то пираты и разделились, наметив для себя определенную жертву.

Братьям Орловым и Петру Громову довелось испытать незабываемое ощущение погони, когда азарт, захлестывая через край здравого смысла, завладевает всем человеческим существом, отодвигая на задний план чувство самосохранения, когда хочется только одного, как можно скорее настичь врага, вцепиться в его борта всеми доступными способами, а потом стрелять, рубить, крошить человеческую плоть налево и направо.

Греческой шхуне, на которой находились трое русских, достался самый большой турецкий корабль, несший на своих бортах гораздо большее количество пушек, чем пиратское судно. Один удачный залп с любого борта мог нанести шхуне преследователей тяжелейшие повреждения, а то и просто утопить. Но Черный Мигель хорошо знал свое черное дело. Стоило только турецкому кораблю начать разворот, чтобы повернутьтся одним из бортов в сторону пирата, как Мигель снова заходил турку в корму, где находилось единственное орудие. Конечно, и его бы выстрела хватило на то, чтобы уничтожить нахальное маленькое судно, напоминавшее комара, прицепившегося к существу куда больших размеров, но у которого не хватало решимости и отваги дать достойный отпор, но подобный выстрел мог сделать только очень опытный канонир, какового в турецкой команде, похоже, не нашлось.

Турецкое судно, поймавшее в свои многочисленные паруса попутный ветерок, скорее всего, ускользнуло бы от корабля Черного Мигеля, но ему наперерез неожиданно выскочила другая шхуна, которой управлял Николас Красный, и тут уж команде «купца» ничего другого не оставалось, как принять бой, что она и сделала.

Турки успели произвести только несколько пушечных выстрелов, разрозненных и бестолковых, ядра от которых зарывались в волны, даже не задевая корпусов шхун. А вот пиратские пушкари действовали куда успешнее, их огонь причинил турецкой команде немало неприятностей, что в конечном итоге и позволило грекам сблизиться с «купцом» на минимальное расстояние, а затем намертво вцепиться в его борта с помощью железных абордажных крючьев и специальных кошек. Мгновение-другое и первые смельчаки уже перепрыгнули на турецкую палубу, неся врагам смерть и ужас. В этой первой группе оказались и трое наших героев, решивших в который раз сыграть с судьбой в «рулетку».

Гусар самонадеянно схватился сразу с тремя здоровенными матросами и если бы не помощь самого Черного Мигеля, находившегося рядом, вряд ли с ними справился. Мигель же, вооруженный секирой с длинной рукоятью, расправился с врагами довольно быстро.

Граф Алехан Орлов застрелил толстого турка и схватился в смертельном поединке на саблях с самим капитаном «купца», носившем красную феску с кисточкой на шнурке. Федор же сплоховал, подвернув ногу при неудачном прыжке с палубы на палубу. Двое турок, воспользовавшись его временной беспомощностью, попытались покончить с ним сразу и с этой целью бросились к нему, устрашающе размахивая ятаганами. Однако под удары подставились двое греков, получивших смертельные раны, а затем их отвлек на себя Громов, сумевший при поддержке все того же главаря пиратов, быстро расправиться с ними.

Турки дрались отчаянно, но долго противостоять умелым головорезам оказались не в состоянии. Вскоре на палубе дрались только двое – граф Алехан и капитан захваченного судна. Причем Орлов владел более совершенной техникой боя на мечах, беспристанно тесня своего противника, но тот лучше ориентировался в расположении судовых помещений и успешно отбивался при помощи различных ухищрений, то скрываясь в каютах, то прыгая, как обезьяна по веревочным лестницам. Наконец, граф загнал турка на мачту, откуда тот и спрыгнул в море.

Отсалютовав достойному противнику, Алехан опустил меч и огляделся вокруг. Его взору предстала картина безудержного грабежа турецкого судна, которое уже полыхало, подожженное теми членами команды, кто предпочел смерти в сражении спасение за бортом. Все они теперь размашисто плыли к недалекому берегу, надеясь, что самое плохое для них осталось позади.

Между тем, наладившаяся было погода стала быстро портиться, солнце затянуло каким-то маревом, налетел холодный порывистый ветер.

Пираты же, не обращая внимания ни на что, перетаскивали награбленное на свои шхуны. Преуспел в этом деле и граф Федор, сумевший захватить в капитанской каюте здоровенный сундук, который пытался теперь в одиночку перебросить на пиратское судно. В этом ему помогли старший брат и отставной гусар.

Вскоре все трое, не успев остыть от лихорадки боя, в пиратской кают-компании с интересом разглядывали то, что умыкнул с горящего «купца» Орлов-младший. Сундук оказался доверху набит всевозможным антиквариатом – золотыми и серебряными кубками, церковной утварью и статуэтками древнегреческих богов, презрительно взиравшие на людскую суету с вершин Олимпа. А на самом дне сундука лежали свернутые в трубочки картины, которые больше всего привлекли внимание Орлова-старшего.

– Э, да тут целая картинная галерея! – обрадовался он, разворачивая одну картину за другой. – Смотри-ка, здесь изображены какие-то святые, мадонна с ребенком на руках, виды старинного города, а вот красивые поля и пруды…

– Пейзажи, – подсказал Громов, считавший себя знатоком изобразительного искусства. – А вон та картинка, изображающая обеденный стол с морскими деликатесами и фруктами – это натюрморт.

– Не-ет, – протянул Федор, – мне больше по душе вот эти золотые статуэтки римских преторианцев – императорской гвардии. А всю эту мазню пускай забирает себе Алехан. Он большой любитель живописи.

Орлов-старший и Громов не обратили на его слова никакого внимания, поскольку самозабвенно разглядывали подписи на художественных полотнах.

– Вот этот «Пейзаж с ангелом» принадлежит кисти нидерландца Керстиана де Кейника, жившего в конце шестнадцатого – начале семнадцатого столетий, – пояснил Петр Громов. – Вот эти горящие города представляют из себя библейские Содом и Гоморру, да и «Пожар в Трое», пожалуй, тоже принадлежит кисти все того же нидерландца. А вот картины его соотечественника Герарда Давида, жившего несколько раньше. Кто здесь изображен? Сама Пречистая Дева Мария, окруженная святыми. А этот натюрморт, между прочим, принадлежит кисти Микеланджело…

– Не может быть! – вскричал граф Алехан.

– Нет, не того, а другого – Черквоцци, жившего в начале семнадцатого века. Но тоже Микеланджело…

– А я-то обрадовался! – перевел дух Орлов-старший. – Жаль, что это не тот Микеланджело…

– Да что вы заладили: тот-не тот! – заскучал граф Федор. – Какой есть, тем и довольствуйтесь.

– Да тут еще картины Мартина Шонгауэра – «последнего великого немца уходящего средневековья», как называют его знатоки искусства, – заметил Громов. – Тут небольшие картины «Поклонение пастухов младенцу Иисусу Христу» и «Ясли для Сына Человеческого и Бога нашего». Какая экспрессия! Сколько таланта!.. Этот Шонгауэр, кроме всего, был еще и великолепным ювелиром.

– Жаль, что здесь нет драгоценностей, сделанных им, – посетовал граф Федор.

Орлов-старший и Петр Громов долго еще любовались хорошо сохранившимися произведениями, не обращая внимания на то, что совсем соскучившийся граф Федор, задремал на стуле. Проснулся же он только тогда, когда в кают-компанию заглянул веселый Черный Микаэль, успевший где-то отметить удачный налет и хватить по этому случаю лишку.

– Мы берем все эти картины и безделушки из сундука себе в счет нашей доли, – сказал пиратскому главарю граф Алихан, на что тот через переводчика добродушно ответил:

– Это ваша добыча и никто претендовать на нее с нашей стороны не собирается.

В Италию Филипп Стефенс смог выбраться лишь через два месяца после достопамятной черной мессы у «святого Фрэнсиса». И не от того, что был слишком занят другими делами и проблемами, каковых у главного флотского шпиона короля Георга, конечно же, было хоть отбавляй. Тут другое. Стефенс решил для самого себя, что Россия не способна в короткий срок подготовить военный флот для дальнего морского похода надлежащим образом и потому спешить в Италию, где должны были бы развернуться главные события по проведению военных действий России против Турции, не следовало. А кроме того сама фигура человека, сведения о котором он должен был собрать, казалась Стефенсу очень незначительной, мелкой. Несомненно, он прекрасно знал о той услуге, какую оказал граф Алексей Орлов вместе со своими родными братьями русской императрице, но не думал, что благодарность Екатерины Второй до сих пор распространяется на активных участников дворцового переворота, ведь венценосные особы быстро забывают добро, сделанное им простыми дворянами. Да, Филипп Стефенс достаточно хорошо знал историю европейских государств, где друзья и помощники будущих царственных особ позже дорого расплачивались за это, заканчивая свою жизнь на эшафоте или, в лучшем случае, в полной безвестности.

И все же просьбу лорда Каскарта о создании целой сети вокруг русского флота Стефенс воспринял, как приказ и выполнил ее безукоризненно. Вскоре он узнал, что подготовка к походу в Средиземное море идет у русских семимильными шагами и потому пора было поподробнее узнать о том, где находится и что делает в настоящее время граф Орлов, назначенный по сведениям из России «главнокомандующим всеми русскими силами на италийских брегах». О каких таких «русских силах» шла речь Стефенс пока понятия не имел…

«Графы Островы» и их «предпринимательская деятельность» в Ливорно сразу насторожила опытного разведчика. Когда же он получил от своих агентов описание внешности этих самых «Островых», то у него не осталось крупицы сомнений, что он нашел тех, кого разыскивал. Это были братья Орловы. Но занимались они совершенно не тем, чем, по представлениям истинного британца, должны были бы заниматься резиденты тайных служб. Они производили тайную скупку антиквариата и старинных картин, были замечены в связях с разного рода авантюристами и мошенниками всех мастей, даже с чистыми уголовниками, называвшими себя «алжирскими корсарами». Но все это было сущей мелочью, все эти данные явно не стоили тех баснословных средств, затраченных на их получение.

Стефенс, проклиная чистоплюйство лорда Каскарта и его подозрительную натуру, совсем было уже собрался «свернуть лавочку» и отбыть первым рейсом к туманным британским берегам, как вдруг его поразило одно агентурное сообщение: «К интересующим вас русским дворянам приехали двенадцать купцов первой гильдии. Торговые дела графов Островых заметно расширяются».

«Зачем Орловым столько «купцов первой гильдии»? – задался вопросом главный британский шпион и тут же отложил свое возвращение на родину до лучших времен, сказав себе: – Необходимо будет лично взглянуть на этих купцов…»

И он на них «взглянул», незаметно, из-за угла. Первое, что бросилось в глаза опытного разведчика, была военная выправка «купцов». Это заставило Стефенса организовать «съемку портретов» вновь прибывших людей из России. Этим занимался талантливый шпион и художник Джек Митчел, чье имя так и осталось засекреченным в аналах королевской тайной службы. Этот самый Джек под видом обыкновенного живописца, плененного великолепным пленэром побережья, быстро сделал десяток пейзажных этюдов местности, прилегающей к дворцу «графов Островых» и больше сотни портретных набросков «купцов», постоянно околачивавшихся вокруг того же дворца. После чего все талантливые пейзажи тайного художника-шпиона были безжалостно преданы огню, а не менее талантливые портреты отправлены через резидентуру в Ротердаме в лондонскую штаб-квартиру секретной службы. Там эти портреты были размножены и отосланы агентам в Россию, где все эти «купцы первой гильдии» были названы поименно с полными их дворянскими титулами и воинскими званиями. Так вот, ниже чина полковника никто из них не носил. Узнав об этом, Стефенс срочно отправил депешу в Лондон такого содержания: «Дворец графов Орловых в Ливорно – это главный русский штаб». Сомнений в истиных целях деятельности Орловых больше не оставалось. И только теперь Стефенс стал подробнее изучать личность «главнокомандующего всеми русскими силами». Граф Алексей Орлов заинтересовал его тем, что «…ему помогает сам Господь Бог». Такая фраза имела место в одном из агентурных донесений и никак не могла пройти мимо сознания верующего до фанатизма протестанта, каковым и являлся Филипп Стефенс.

– Бог помогает только тем, кто исповедует истиную религию, – сказал вслух самому себе Стефенс и, упав на колени перед крестом с распятьем, вознес к небесам самую истую молитву, на какую был способен. В момент религиозного экстаза он каждый раз чувствовал и переживал одно и тоже – жажду, видел внутренним взором жаркий день. Полуденный зной высушил растительные соки до такой степени, что даже древесные кустарники обуглились, будто на этой земле недавно бушевал пожар. Но никакого пожара не было и в помине, была только человеческая усталость и больше ничего. Он, Филипп Стефенс, весь этот день шел к определенной, ведомой лишь ему, цели. И до нее было еще далеко-далече, а сил на преодоление пути оставалось все меньше. Если бы не эта проклятая жара, если бы не жажда, от которой даже глаза воспалялись, а все тело, ранее источавшее влагу в виде пота, теперь высохло и горело, постепенно превращаясь в мумию. А может, ему только так казалось… Только солнце, прежде добрый друг и помощник, теперь стало злым вампиром, жадно высасывающим лучами-присосками последние капли животворительной влаги. Все! Больше нет сил… Оставалось только упасть и запекаться, словно бычатина в горячей золе… И тут совсем рядом открылся оазис с ледяной водой, а то, что вода там ледяная, Стефенс не сомневался. Скорее напиться! Набрать воды про запас во фляги. Вода!.. Вода была соленая и горячая, как кипяток…

Обретя способность мыслить логично, Стефенс выстроил некий план, который должен был раскрыть «тайную божественную помощь» графу Орлову, если она имела место на самом деле. План состоял в том, чтобы установить постоянную слежку за кем-то из близких людей главнокомандующего. Этими объектами особого внимания могли стать родной брат графа Алексея Орлова Федор и их сподвижник и соратник отставной гусар поручик Петр Громов. За этими людьми Стефенс и приказал весити наблюдение день и ночь.

Графа Федора Орлова легче всего было отыскать в припортовых тавернах и кабачках, где он наливался вином то в одиночку, то в компании иностранных матросов, не понимавших ни слова из того, что Федор им говорил.

Стефенс как-то раз даже сам подсел к пьяненькому графу, не забыв переодеться в костюм простого итальянского матроса. С ним находился знаток русского языка Говард Михайлофф, чьи предки происходили из России. И вот как проходило общение с «графом Федей», как назвал себя «объект».

– Что там бормочет эта пьяная скотина? – поинтересовался Стефенс у переводчика Михайлоффа, указывая рюмкой на собутыльника.

– Он плачет. Говорит, что старший братик по имени Алехан… Какое варварское имя!..плохо к нему относится, заставляя заниматься черте чем.

– Чем черте? – уточнил Стефенс.

– Черте чем, – повторил Михайлофф и дал разъяснения: – Он занимается тем, что ему не по нраву, не по вкусу.

– Теперь понятно, – кивнул Стефенс. – А чем конкретно заставляет заниматься его старший братик?

– Он говорит, всякой ерундой, то есть мелочами, не заслуживающими внимания. А ему хочется проводить больше время с… непотребными женщинами, то есть шлюхами, и ездить по разным странам. Но братик заставляет его сидеть на одном месте, в их дворце, и лишний раз не общаться с чужими людьми. А это скучно. Поэтому он общается со всеми…

– Это любопытно. А что он делает, находясь дома? – спросил главный британский шпион.

– Всякой ерундой, – перевел Михайлофф.

На этом круг замкнулся. Таких «кругов» было несколько и все кончались, примерно, с тем же результатом, нулевым. Ничего важного из этой «пьяной болтовни» Стефенс так и не выудил, но один момент его все же запомнился, когда на откровенный вопрос: «Помогает ли графу Феде и графу Алехану Господь Бог?», тот, не задумываясь, дал ответ: «Еще как! Нас пятерых братиков очень любит святитель Николай Угодник…»

Бывшего гусара Петра Громова подловили в более приличном месте – у рыбного рынка, где тот вел переговоры о «приобретении партии свежих омаров и о покупке старинных картин, похищенных у наследника венецианских дожей»…

Далее приводился подробный агентурный отчет о том, кто такой голландец Говерт Флинк, картины которого покупались, и сколько было заплачено за них ворам. Все это Стефенс пропустил, обратив внимание только на то место, где говорилось о том, как «обмывалась сделка в ближайшей таверне».

Там, находясь в изрядном подпитии, Громов поведал изумленным ворам, что «видел собственными глазами во сне святителя Николая Мирликийского, творящего чудеса. Будучи архиепископом, святитель трижды подбрасывал узелки с золотом обедневшему отцу трех дочерей, жившему в Мирах Ликийских и собиравшемуся отдать дочерей на бесчестье, чтобы только свести концы с концами в своих финансовых делах. В результате все три дочери, получив достойное приданное от неизвестного дарителя, удачно вышли замуж и успешно преумножили род человеческий. Но в конце этой радостной истории счастливый отец все же выследил того человека, который подбрасывал в его дом узелки с золотом. Им оказался сам архиепископ Николай…

Эту житийную историю и поведал гусар ворам, прибавив, что тот же сон приснился его хозяину графу Алексею Орлову, который часто видит подобные сны…

Узнав о щедрости святителя к бедным девушкам, воры прослезились и честно признались, что у них также растут по три дочери у каждого, от которых они не знают, как избавиться. Но деньги, вырученные за картины Флинка им помогут «сбыть с рук залежалый товар», поскорее выдав их замуж»…

Это донесение настолько поразило Стефенса, что он молился дольше обычного, а потом, обуянный духовной жаждой, напился до чертиков…

На утро Стефенс долго пытался припомнить, что же заставило его так низко пасть в прошедший день, а когда все вспомнил, то твердо решил перекупить гусара Громова, которому удалось так близко сойтись с графом Алексеем Орловым, что даже сны он видел такие же, как сам граф. Значит, гусар сможет дать пояснения о том, как еще помогает Господь Бог русскому главнокомандующему. Стефенс по этому случаю даже вновь обратился к переводчику Михайлоффу и попросил его припомнить какую-нибудь надлежащую русскую поговорку, способную расположить Громова к себе. Но что знаток русских обычаев сразу выдал: