Текст книги "Чекан для воеводы (сборник)"

Ветер шумел в кронах соснового бора, состоящего сплошь из одних только корабельных сосен, пытаясь достучаться до человеческого сознания, чтобы поведать правду о делах давно минувших дней, о великом противостоянии духов стихий огня, земли, воды и воздуха, в котором никто из них до сих пор так и не смог одержать полной победы.

Но не этим откровениям стихий внимал сейчас Экзорцист, одиноко коротавший ночь у костра, разведенного на берегу небольшого заливчика рядом с Кронштадтом. Он, как когда-то в дни своих странствий по Руси-матушке, был один на один с Богом, единым и праведным, и только к нему обращался всей своей бессмертной душой с вопросами, мучившими его, и неизменно получал ответы. При этом совершать какие-то безумные ведические ритуалы ему было совершенно не нужно. Он знал только одно: необходимо славить Бога в искренней сердечной молитве, признавая собственную ничтожность и греховность, и глубоко веровать в то, что Господь помилует, очистит от скверны, наставит на путь истинный и спасет, а еще вразумит и даст ответы на все вопросы…

…Фельдмаршал Федор Головин занимался подготовкой мирного договора с Пруссией, когда в Кенигсберге совершенно неожиданно для себя столкнулся со штаб-офицером Иоганном Губельтом, от чего просто остолбенел, ведь он-то пребывал в полной уверенности, что пристрелил этого негодяя еще там, в селении Княжьем. Неужели он промахнулся?..

Припомнились графу Головину все обстоятельства предательства этого Губельта, которые чуть было не свели на нет все его усилия в подписании Нерчинского договора. Но даже потом, когда договор с китайской стороной был подписан, Губельт продолжал свою разрушительную работу, подбивая солдат к неповиновению распоряжениям посла. А чуть позже, когда они стояли лагерем на реке Каме в районе Березняков, Головину донесли о «явном сношении Губельта с мунгальскими шпионами», не оставлявшими ни одной возможности навредить российскому посольству. Именно тогда он и приказал: «Взять предателя под стражу и доставить его в Тайный приказ, чтобы там провели допрос и тщательное расследование всех его злоумышлений и грязных дел». Но кто-то предупредил пруссака Иоганна о возможном аресте, и тот дал деру из лагеря раньше, чем заявился в его палатку конвой. Тогда же Головин распорядился изменить маршрут возвращения и идти строго на север, чтобы сбить мунгалов со следа. Поначалу казалось, что сделать это удалось, но…

В тот день лагерь решено было разбить у сельца Княжье, живописно раскинувшегося на берегу речки Коряжмы, что впадает в Северную Двину. Будучи человеком глубоко верующим, Федор Головин воспользовался предоставившейся возможностью посетить Николаевский Коряжемский монастырь, который основал в середине шестнадцатого столетия местночтимый святой преподобный Лонгин Коряжемский. А узнал он о нем чудесным образом, когда во время сна к нему явился незнакомый старец с длинной седой бородой и произнес всего несколько слов: «Ты узнаешь, что тебя ожидает!»

На следующий день он увидел знакомый лик на иконе в избе рыбака Фотия, жившего на самой окраине села Княжье, и тут же признал в нем своего ночного гостя.

В монастыре Головин заказал молебен преподобному отцу Лонгину, осмотрел колодец, вырытый тем еще при жизни, а когда молитвенно прикладывался к власянице преподобного, хранившейся в монастыре как святая реликвия, то ему было дано видение дикого отряда, несущегося по степи, впереди которого скакал штаб-офицер Губельт с черным, как головешка, лицом…

Посол успел подготовить своих людей к отражению вражеского нападения. Мунгальский отряд был окружен и полностью истреблен. Но хитрый пруссак и на этот раз сумел вырваться из окружения. Тогда Головин приказал преследовать его и сам возглавил конную сотню. Они догнали Губельта у слияния Коряжмы с Северной Двиной и там на крутом берегу он дважды выстрелил по нему, разрядив свои пистолеты. И выстрелы попали в цель, в этом можно было не сомневаться! Губельт, сбитый с коня, свалился прямо в реку, и труп его унесло сильным течением…

Вот только теперь Федору Головину стало понятно, кто является виновником всех трудностей и неудобств, искусственно порождаемых сопредельной договаривающейся стороной. Пруссаки, будто черт в них вселился, не поддавались ни на какие уговоры со стороны российских дипломатов, не шли ни на какие уступки, предъявляя совершенно неприемлемые для нашей стороны условия. «Вот, значит, кто совал палки в колеса! Оживший покойник…» – так думал фельдмаршал Головин.

Именно из-за происков треклятого пруссака Губельта переговоры России с Пруссией зашли в тупик, и договор о дружбе и взаимопомощи был заключен только в феврале 1707 года уже без участия фельдмаршала, отозванного государем в Киев.

В последний раз Головин и Губельт столкнулись в Глухове…

Губельт, сумевший правдами и неправдами устроиться к фельдмаршалу в качестве повара, отравил стерляжью уху, столь любимую им, но при этом случайно отравился и сам, будучи в сильном подпитии на радостях от совершенного злодеяния…

…Последним видением этой ночи у Экзорциста было следующее: у изголовья умирающего в жутких мучениях Иоганна Губельта стоит человек в развевающемся черном плаще, лицо которого черно, как преисподняя. В этом человеке Экзорцист узнал Аристарха…

Уже рассвело. Костер догорал, но огонь в нем все еще пытался возродиться, перебегая по еле тлевшим уголькам с места на место, не находя больше для себя древесной пищи.

Возблагодарив Господа за ночные откровения, Экзорцист залил угли остатками чая из зверобоя и мяты, остававшимся в котелке, и пешком отправился на пристань, откуда, как он знал, должен был отбыть в Ревель корабль с принцем Голштейн-Бекским на борту.

Он поспел туда как раз вовремя, чтобы увидеть прощальные слезы провожавших на пристани. Графиня Головина с дочерью тоже была здесь и махала батистовым платочком, зажатым в левой руке, одновременно посылая мужу воздушные поцелуи правой.

Экзорцист подошедший сзади, ждал удобного момента, чтобы задать графине несколько вопросов относительно их «злого гения», но Катенька, заметившая его раньше матери, будучи по-детски наивна и непосредственна сама обратилась к нему, проговорив:

– Как жаль, что умер мой дедушка! Верю, что он не забыл обо мне, своей любимой внучке, и о маме. Да, он уехал в Стокгольм, да он женился там вторично по католическому обряду… Но что заставило его сделать этот шаг?.. Он был очень болен, когда уезжал. Это я точно знаю. Послушайте, барон, вы вчера на балу интересовались Иоганном Губельтом? Не так ли? Так вот, он умер! В этом мы с маман были абсолютно убеждены до недавнего времени, точнее до вчерашнего вечера… Теперь он снова здесь и преследует нас! Уверяю вас, я видела этого демона собственными глазами… Он в черном плаще!

– Принцесса, но ведь вы никогда не видели его прежде! Как же вы могли узнать его теперь? – удивился Экзорцист, участливо беря девушку за руку.

– Я и сама не знаю!.. Но это был он, мне сердце подсказало. Он подошел к нашему экипажу вчера вечером, когда бал уже закончился, когда гасили огни и все гости разъезжались по домам. Это был он!.. Маман, увидев его, упала в обморок… Он ничего не сказал, только злобно глянул на меня и жутко расхохотался…

«…Итак, указ об отмене смертной казни в Российской империи был подписан матушкой-императрицей 24 марта 1743 года, – размышлял граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, сидевший за письменным столом в своем сенатском кабинете и нетерпеливо покусывавший кончик гусиного пера. – В том же году потерял свое теплое место в Шлиссельбурге мой палач, которого я называю Черным плащом. У него больше не было работы… Чем же он промышлял в дальнейшем? Попытаемся сие установить с большей или меньшей точностью вот из этих документов, лежащих передо мной… Из официального полицейского донесения, доставленного мне, видно, что дворянин Губельт Аристарх Иоганнович покинул пределы Российской империи ровно через месяц после потери своего места службы, то есть в апреле 1743 года. Спрашивается, куда он отбыл и чем занимался все последние годы? Возможно, на этот вопрос даст ответ вот это письмо, спешно доставленное курьером по особым поручениям из Гамбурга от моего старшего брата Михаила, который в настоящее время занимает весьма важную должность в нашем посольском представительстве в Пруссии».

Канцлер нервным движением пальцев распечатал письмо и углубился в изучение его содержания.

«Ваше сиятельство, дорогой брат! На Ваше конфиденциальное письмо ко мне с рядом интересующих Вас вопросов, сообщаю, что о дворянине Губельте А.И. удалось узнать следующее. Родился он в 1690 году в Стокгольме от Иоганна Альфонса Губельта и фрекен Ангелины Блох. Последняя познакомилась с будущим мужем в Москве, где тот служил при императорском дворе в чине стряпчего. Впоследствии И.А. Губельт дослужился до чина штаб-офицера и исчез при неизвестных обстоятельствах. Фрекен Блох, родив сына в Швеции, назвала его Аристархом и посчитала, что на этом выполнила свой материнский долг по отношению к сыну. Когда он достиг шестнадцатилетнего возраста, мамаша отвезла его в Пруссию, где и передала с рук на руки его родному отцу в городе Кенигсберге. С тех пор о судьбе сына и мужа фрекен Блох никакими сведениями не располагает. (Записано с ее слов 21 июня 1746 года. М. Б-Р.)

Но это еще не все! Куда более интересные сведения представил наш общий знакомый князь Р. Тот самый, который любит называть себя в дамском обществе “русским путешественником и биографом великих иностранцев”. Во-первых, ему удалось напасть на след интересующего нас лица, оставленный им в Гамбурге. Аристарх Губельт заключил там брак по католическому обряду с некоей подданной шведского короля Ингрид Свенсон, что воспоследовало в мае 1743 года. С ней он успел прижить двух малолетних дочерей (одна родилась в январе 1744 года, а вторая – в феврале 1745-го). В том же году, неожиданно для всех их знакомых, этот брак был расторгнут, и Ингрид Свенсон-Губельт вышла замуж вторично, на этот раз за… адмирала российского флота графа Николая Федоровича Головина, путешествовавшего в тех местах и пожелавшего приобрести “где-нибудь на побережье Северного моря небольшое поместье”. В чем ему и помог “его новый друг Аристарх Губельт”. “Помог” он ему и жениться на бывшей своей жене, убедив каким-то совершенно непостижимым образом, что две девочки от Ингрид являются “плодом любви адмирала к бедной женщине”, то есть его собственными дочерьми… Впрочем, как свидетельствуют друзья и знакомые Аристарха Губельта, сделать все это было довольно просто, учитывая то, что “адмирал пребывал не в своем уме”. В конце того же 1745 года Николай Федорович, оставив завещание на свое движимое и недвижимое имущество в России, неожиданно скончался “в жутких мучениях от неизвестных причин”, как свидетельствует о том медик Вольф Дитц, присутствовавший при последних минутах жизни адмирала….

Но самым для нас интересным может стать сообщение, полученное мной от нашего уважаемого “путешественника” князя Р. буквально сию минуту. Он сумел заполучить от “отставного шпиона Ганса Феербахена, служившего как прусскому королю, так и королю шведскому” письменные свидетельства того, что Аристарх Губельт, как и ранее его отец Иоганн, оказывали важные услуги разведывательного характера шведскому престолу. За что сам Феербахен несколько раз доставлял и выплачивал им весьма солидные денежные суммы».

Дальнейший текст письма касался личных дел графа Михаила Бестужева-Рюмина и к таинственному Черному плащу отношения не имел.

«Очень интересно! – подумал канцлер, откладывая письмо в сторону. – Теперь будет, о чем поведать матушке-императрице при ближайшей аудиенции. Она ведь каждый Божий день интересуется делом о наследстве фельдмаршала. И самое приятное, что несносный Лесток, взявший при дворе слишком много воли, получит достойный “пендель”, когда его протеже Ингрид Свенсон-Губельт-Головину оставят ни с чем… Но для более пространного сообщения по этому вопросу мне необходимы сведения от Экзорциста. Наверняка, он узнал о Черном плаще что-то новенькое…»

Полуденный зной до такой степени разморил Экзорциста, сидевшего в экипаже, мчавшемся в сторону Санкт-Петербурга, что он задремал. И приснился ему престранный сон, в котором он увидел самого себя в роли жениха, входившего в полном одиночестве в плохо освещенную церковь. Потом была вспышка неземного света – и он обнаружил самого себя в огромном соборе, рядом с невестой, чье лицо скрывала фата. Потом произошло таинство бракосочетания, проводившееся почему-то по католическому обряду, а когда оно подходило к концу, священник потребовал от молодых, чтобы они поцеловались. И вот с лица невесты откинута фата, ее толстые кроваво-красные губы сложены для поцелуя, еще минута и…

И тут Экзорцист проснулся в холодном поту. В его голове билась одна-единственная мысль: «Почему моя невеста оказалась чернокожей?!» Этот вопрос не давал ему покоя до самого кабака «У Антипа», где Экзорцист собирался пересесть в оставленную ранее карету с баронским гербом.

Антип Старов встретил «Василия Васильевича», как всегда, с подобострастием и почитанием.

– Ваше сиятельство, татары Бека все сделали, что от них требовалось, – сразу сообщил он.

– Какие татары?.. – вначале не понял Экзорцист, все еще находившийся под впечатлением от увиденного во сне. – Лучше скажи мне, что значит увидеть во сне пустую церковь и…

– Это к похоронам! – особо не задумываясь, брякнул Антип.

– Подожди! А если твоя невеста вдруг оказывается негритянкой?..

– Это к похищению!

– Кого?

– Обоих! И жениха, и невесты!

– Ну ты, брат, окончательно заврался. Предупреждал меня духовник, чтобы я никогда не обращал внимание на всякие сны, порожденные злыми бесовскими силами, – пробубнил себе под нос Экзорцист. – Так что ты там говорил про татар?

– Бек, неси сюда головы врагов его сиятельства! – крикнул хозяин кабака.

Слуга Старова не заставил себя ждать, неожиданно появившись прямо перед Экзорцистом. В его руках оказался мешок, из которого он вытряхнул прямо на пол под ноги Экзорциста две отрубленные человеческие головы.

– Это еще что?! – вопросил Экзорцист, непроизвольно сделав шаг назад.

– Мои верные татары исполнили службу, которая была им поручена. Соглядатаи, следившие за вашим святейшеством, уже мертвы – и вот доказательство их смерти.

– Господи, прости грехи наши тяжкие! – перекрестился Экзорцист, стряхнув с себя последние остатки от сонного наваждения, рассудив, что жизнь иногда бывает куда страшней самых жутких снов.

И все же прежде чем покинуть заведение Старова, Экзорцист спросил его:

– Кто тебя научил толковать сны?

– Да жена у меня была ведьмой, – просто ответил Антип и, усмехнувшись, добавил: – Сейчас ее на том свете черти жарят на сковородке!

Поудобнее усевшись в собственной карете, Экзорцист приказал кучеру править к дому. Но не проехал его экипаж и ста сажен, как мимо него промчалась другая, крытая черным, повозка, из которой всего лишь на мгновение показалось бледное девичье лицо и рука в белой перчатке, которая, казалось, тянулась к нему в немой мольбе о помощи.

«Это еще что?.. Неужели мой сон в руку?» – подумалось Экзорцисту, и он крикнул, высовываясь из окна кареты:

– Гони за черной повозкой!

Крытая повозка несколько раз сворачивала, а потом замерла у знакомого для Экзорциста места – у кабака, принадлежащего Федьке Ножу. Какое-то время он понаблюдал за тем, как двое здоровяков с бандитскими рожами вытаскивали из повозки большой свернутый ковер, в котором могла быть спрятана похищенная девушка.

«Так, а дело-то приобретает серьезный оборот, – подумалось Экзорцисту. – Раз пленницу доставили в этот бандитский притон, значит, в деле с какого-то боку замешан и тот, кого я ищу, а именно отставной майор артиллерии Аристарх Губельт, или Черный плащ, по меткому выражению канцлера. Неплохо было бы теперь заручиться помощью его светлости графа Бестужева-Рюмина, а точнее – помощью его людей. Одному мне со всей шайкой Федьки Ножа не управиться…»

Экзорцист совсем уж было собрался отдать распоряжение кучеру мчаться к Сенату, но сделать этого не успел. Сразу несколько человек напали на его карету, убили кучера, а его самого, связанного, с заткнутым ртом, оттащили в какой-то грязный подвал и бросили там. Причем один из разбойников радостно прошамкал беззубым ртом:

– Охотились за одной лисичкой, а поймали сразу двух. Теперь Ножу будет за кого выкуп получать!..

Граф Бестужев-Рюмин неторопливо перелистывал томик «Апостольских посланий». Он каждое свое утро начинал с того, что открывал этот потрепанный томик, подаренный когда-то ему в Шлиссельбургской крепости сокамерником по прозвищу Экзорцист. Вот и теперь он наугад открыл его и прочитал: «Разве вы не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог; ибо храм Божий свят; а этот храм – вы. Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их. И еще: Господь знает умствование мудрецов, что они суетны. Итак, никто не хвались человеками, ибо все ваше: Павел ли, или Аполлос, или Кифа, или мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, – все ваше; вы же – Христовы, а Христос – Божий». (Из Первого послания к коринфянам апостола Павла, 3, 16–23).

Обдумать прочитанное Алексей Петрович не успел, его отвлекло явление пред ним особо доверенного слуги, которого называли при его доме Распорядителем. Припомнив, что посылал его за Экзорцистом, спросил:

– Ну что, доставил ко мне нашего «уполномоченного по бесам»?

– Он, ваше сиятельство, отбыл в неизвестном направлении и до сих пор не объявился, – ответил Распорядитель, отвесив низкий поклон.

– Это никуда не годится, – поморщился канцлер. – Надо отыскать его во что бы то ни стало перед тем, как я покажусь пред светлые очи матушки-императрицы. Искать!..

– Может быть, ваша светлость соблаговолит ознакомиться с записями нужного вам человека, которые он оставил здесь? – Распорядитель передал папку, перевязанную алым бантиком, в руки канцлера.

– Так, интересно! Что он там откопал про фельд-маршальское наследство и про Черного плаща? Ага!.. Хоть что-то! – Быстро прочитав исписанные листы, встал из-за стола Бестужев-Рюмин. – Время не терпит. Нужно немедленно арестовать всю банду этого негодяя Федьки Ножа. Думаю, он и его мерзавцы помогут нам выйти на более важную птицу – самого Черного плаща! Но действовать надо очень быстро, и чтобы никто не смог уйти из наших сетей!

* * *

…Аристарх Губельт, закусывавший куропатками в компании Федьки Ножа, с удовольствием думал о том, что очень скоро в его руках наконец-то окажутся все сокровища семьи фельдмаршала Головина. Ведь сколько лет ему пришлось потратить на то, чтобы они достались ему!

Присвоением фельдмаршальского наследства начал заниматься еще его премудрый отец, который не пожалел даже своей жизни, чтобы завладеть ими. Он сумел стать личным поваром самого генерал-фельдмаршала, а потом и отравить его. При этом бедный папа отравился и сам, на что, конечно же, не рассчитывал… Но перед смертью он успел поделиться своими планами «стать наследником крупнейшего состояния» с ним, Аристархом. И это было единственным подарком, который он смог сделать собственному сыну, если, не считать того, что несколько раньше он свел его с некоторыми очень важными людьми при дворе императора Петра Первого.

И вот Аристарх взялся за дело, начатое отцом, со всем пылом юности и жаждой безумных богатств. В самом начале ему пришлось избавиться от двух старших сыновей графа Головина – Ивана и Александра. Первого он утопил через два года после кончины самого фельдмаршала, воспользовавшись помощью Фильки, незаконнорожденного сына графа Ивана. Тогда ему пришлось «заделаться цыганским бароном». А вот со вторым сыном, Александром, ему удалось расправиться только через двадцать три года. Как же они долго тянулись! Но граф Александр никак не давался ему в руки! Он то учился на флотского офицера за границей, то ходил в дальние морские походы…

Но вот наступил 1731 год, когда второй сын покойного графа соблаговолил посетить свое имение. Тогда-то и сошлись их дорожки! Капитан-лейтенант очень любил охоту. Во время одной такой охоты на медведя Аристарх и подстерег его. Убить молодого графа помог все тот же Филька, ставший к тому времени местным егерем, которого Аристарх использовал, что называется, «в темную». Филька любил «заложить за воротник», и Аристарх, хорошо угостив его, пообещал указать место, где есть медвежья берлога, в которой залег на зиму косолапый. Тот сразу решил отвести к берлоге своего молодого хозяина, который прибыл в отпуск и изнывал от безделья. У «берлоги» Аристарх с ними и посчитался, расправившись с обоими. Косолапый мишка при этом так и не пробудился от зимней спячки…

И с самым младшим сыном графа, Николаем, Аристарху пришлось изрядно повозиться, пока он не заманил его в «расставленные силки» в Гамбурге. Для начала ему пришлось «сделать себе карьеру в России», стать «заплечных дел мастером», но это неофициально. По документам же он проходил как «майор артиллерии в отставке». Но столь любимая им работа палача закончилась с водворением на российский престол новой императрицы Елизаветы, отменившей смертную казнь.

Пришлось Аристарху применять свое «мастерство убийцы» уже на «вольных хлебах». Прикинувшись лучшим другом графа Николая, он сумел убедить его в том, что «на Родине тот никому не нужен» и что «все его дарования и таланты могут быть по-настоящему востребованы только за границей». И адмирал флота российского, уже тогда страдавший от припадков изматывающих головных болей, ставших следствием контузии, доверился «лучшему другу» и поехал с ним в Гамбург. А там его быстро смогла окрутить бывшая жена самого Аристарха, с которой ему временно пришлось развестись. Потом была свадьба по католическому обряду, потом новобрачные, хорошо попировав, отправились в постель, из которой граф Николай живым уже не вышел.

Жандармы, проводившие расследование его смерти, пришли к выводу, что он скончался от скоротечной чахотки, которую подхватил еще в России. И только сам Губельт отлично знал, отчего умер граф Николай. И это была никакая не чахотка, а все тот же самый яд, изготовлению которого научил когда-то Аристарха его собственный отец Иоганн.

И вот настало время прибрать к рукам все движимое и недвижимое имущество русского фельд-маршала. Для этого и прибыла в Россию «графиня Головина-Губельт-Свенсон». Но здесь у нее оказались весьма серьезные соперники: семейство принца Петра Голштейн-Бекского. Впрочем, и с ними Аристарх сумеет «договориться», ведь принцесса Екатерина находится теперь в его руках, а ее мать, урожденная графиня Головина Наталья Николаевна, уже оповещена о «незавидной судьбе ее драгоценной доченьки, которая будет изнасилована и убита, если, конечно, мать не соблаговолит отказаться от своих наследственных прав в пользу Ингрид Губельт», а стало быть, в пользу его, Аристарха.

«В этом деле мне пытался помешать барон Штальберг, но и он теперь находится в моих руках, – продолжал благодушествовать Аристарх, попивая вино. – Чуть раньше я вместе с Федькой Ножом побывал у него в доме, в его личных апартаментах, и там отыскал папку с важными документами, в которой ему были даны определенные инструкции в отношении меня. Она лежала на его письменном столе вместе с другой папкой, просмотреть которую я не успел… Нагрянули его слуги! Но вряд ли теперь барону удастся выполнить данные ему инструкции! Он либо будет играть за меня, по моим правилам, либо… я просто его прикончу!»

– Федька, наливай! О, да ты, как я погляжу, совсем окосел… Тогда я сам себе налью! Выпьем за успех нашего безнадежного предприятия! – произнес Аристарх Губельт, но донести рюмку до рта не успел. Сделать это ему помешали звуки выстрелов и испуганные женские крики со стороны улицы. – Что такое? Опять преграды? Я смету их все! – яростно заорал Черный плащ, выхватывая из ножен длинную шпагу. Но тут же, несколько протрезвев, он одумался, сказав себе: «Нет, пускай здесь дерутся федькины петухи, а я вместе со своими пленниками еще успею удрать. Мой экипаж ждет меня на заднем дворе…»