Текст книги "Шокирующая архитектура"

Глава 5
Как построить новый Париж на том же месте? История о бароне Османе

Памятник барону Осману в Париже

Этот вопрос задавал себе в течение всего 1852 года новоиспеченный император Франции Наполеон Третий. В ответ нам наверняка сразу же захочется недоуменно спросить: а зачем надо строить новый Париж? И следом всплывает тревожная мысль: а куда девать прежний? Ответ на первый вопрос император прекрасно знал, а вот вторая мысль монарху не давала покоя.

К середине XIX века все старые исторические столицы Европы нуждались в кардинальных изменениях, поскольку их планировка и основная сетка улиц были созданы еще в Средневековье, когда население даже столичного города составляло несколько десятков тысяч человек. «Железный» XIX век принес с собой промышленную революцию, и как следствие – урбанизацию. В Париже, как самом крупном европейском городе, все эти процессы были особенно болезненными. За 30 лет, с 1815 по 1846 год, население столицы выросло в два раза, а территория практически не изменилась. Париж задыхался от растущей индустриальной застройки и нахлынувших трудовых мигрантов, которых негде было размещать, поэтому они селились в ужасных условиях, в жуткой тесноте и антисанитарии.

«Дом Османа»

Журналист Жюль Жанен описывает столицу в 1843 году: «Допотопный город, черный, темный, забрызганный грязью и дышащий на ладан, город мрака и тьмы, беспорядка, насилия, беспросветной нужды, измазанный в крови». Очень ярко и выразительно этот непривлекательный образ опасного и грязного мегаполиса описан в романе Эжена Сю «Парижские тайны», опубликованном в 1837 году. Высокие здания, узкие извилистые улочки – ширина их во французской столице когда-то составляла от одного до пяти метров, – нагромождения построек, постоянно выбрасываемые в реки и на мостовые нечистоты, большая скученность населения. Особенно тревожила антисанитария, царившая в трущобах, она обернулась в 1832 году, когда вспыхнула эпидемия холеры, смертью 20 тысяч парижан. Было очевидным, что положение дел необходимо решительно менять, причем опыт прошлых лет показал, что точечными мерами эффективно ситуацию исправить не удастся, надо применить тотальную реконструкцию, шоковое переустройство всего города.

Но на подобные радикальные меры никто из отцов города ни в годы Июльской монархии, ни в годы Второй республики не решался. Во-первых, это был сложный и очень затратный процесс, и во-вторых, несущий не только плюсы, но и потери, а это вызвало бы жесткий протест населения, что в постоянно фрондирующем Париже XIX века могло послужить сигналом для очередных беспорядков. Ситуация зависла в ожидании героя, достаточно деятельного и даже отчаянного, с серьезным административным и финансовым ресурсом. И он пришел…

Это был человек, безусловно, авантюрного плана, вся жизнь которого состояла из заговоров, переворотов, арестов и высылок из страны. Всю жизнь Луи Наполеон Бонапарт самозабвенно стремился к власти, для этого он выступал в роли то бонапартиста, то республиканца, а то и вовсе социалиста. Наконец, судьба протянула ему руку, и один из его переворотов закончился успехом, он стал сначала президентом, а потом провозгласил себя императором. Когда Наполеон Третий, «маленький племянник великого дяди», как называли его французы, прочно обосновался во главе государства, его кипучая натура занялась поисками грандиозного деяния, которое смогло бы прославить его на века.

И тут его взоры обратились к «зависшей» проблеме реновации Парижа. Надо заметить, что император заинтересовался этим вопросом еще и потому, что он представлял себе результат, к которому надо стремиться. Дело в том, что почти все свои ссылки в 1840-х годах он «отбывал» в Лондоне и прекрасно знал, как современно была устроена столица Британии. Живописные парки и широкие проспекты, регулярная застройка центральных кварталов респектабельными домами, все это необходимо было внедрить и в Париже. А прошедшая в Лондоне в 1851 году с громким успехом Первая Всемирная выставка, ставшая предметом зависти французского монарха, подтолкнула его к действиям. Но как же удалось Лондону «перескочить» из средневекового запустения в буржуазную импозантность? Виной всему был «великий пожар», который еще в XVII веке попросту уничтожил средневековый Лондон, и заново английская столица выстраивалась уже по новым правилам индустриального центра. Во французской столице ситуация была совсем иной, здесь, чтобы достичь лондонского результата, понадобилось бы снести тысячи домов, а это не могло вызвать одобрение жителей.

Максим Лаланн

Бульвар Сен-Жермен: снос 1855. Офорт

Для выполнения такой непростой миссии необходим был решительный и упрямый градоначальник, твердо уверенный в своей правоте. Нашел его ближайший помощник Наполеона, министр внутренних дел императора, Виктор де Персиньи, он был долгие годы идеологом и соратником Луи Бонапарта в его борьбе. Именно он настоятельно советовал императору префекта Жиронды из Бордо Эжена Османа.

Позже в своих мемуарах министр писал: «Месье Осман произвел на меня самое сильное впечатление. Странное дело, но меня привлекали не столько его таланты и выдающийся ум, сколько недостатки его характера. Передо мной был один из самых необычных людей нашего времени: большой, сильный, энергичный и в то же время умный и хитрый, с духом, полным ресурсов. Этот дерзкий человек не боялся показать, кто он такой. Он рассказал мне обо всех своих достижениях за время административной карьеры, ничего не упуская; он мог бы говорить шесть часов без перерыва, поскольку это была его любимая тема – он сам. Если джентльмен самого возвышенного духа, умный, с самым прямым и благородным характером неизбежно потерпел бы неудачу, то этот энергичный атлет… полный дерзости и мастерства, способный противопоставить целесообразности лучшие целесообразности, ловушкам – более хитроумные ловушки, несомненно, преуспел бы. Я рассказал ему о парижских работах и предложил поставить его во главе».

И началась грандиозная работа, первый этап включал обновление коммуникаций и транспортных артерий. «Воздух, вода, люди и товары должны были иметь возможность беспрепятственно циркулировать в городе», – говорил Наполеон. Необходимо было разбить новые бульвары – Сен-Жермен, Страсбургский и Севастопольский, продлить ключевую улицу Риволи. Следующий этап был связан с полным расселением и переустройством острова Сите, оплота трущобных лабиринтов, а также возведением нескольких новых мостов. Далее планировалось сооружение нового роскошного здания оперного театра и новое обустройство территории вокруг него. В течение почти двух десятилетий правления Наполеона III и в течение десятилетия после него большая часть Парижа представляла собой огромную строительную площадку. Начиная с 1854 года в центре города рабочие Османа снесли сотни старых зданий и проложили восемьдесят километров новых проспектов, соединяющих центральные точки города. Здания вдоль этих проспектов должны были быть в похожем стиле, одинаковой высоты, облицованы камнем бежевого цвета, создавая единый облик парижских бульваров.

Глава 6
Гонки по вертикали. История о небоскребах

Здание Банка Манхэттена

Мировая архитектура всегда рвалась к небу, начиная с великих пирамид, на протяжении всей истории человечества воздвигались грандиозные башни и соборы, колокольни, минареты, маяки и пагоды. Чаще всего стремление ввысь было обусловлено либо религиозными соображениями, и тогда оно было характерно чаще всего для храмовых зданий, либо причина была в утилитарном назначении сооружений – это были маяки или радиоантенны, сигнальные вышки или обсерватории.

Но человеку этого было мало, и как только позволили строительные технологии, он стал возводить огромные высотные здания для жизни и для работы – их называли тучерезами, но потом закрепился другой термин – небоскребы. Сначала это были здания в 10 этажей, затем в 20, 30, и процесс уже было не остановить! Компании, корпорации и просто миллионеры стремились заявить о себе всему миру, и одним из способов утверждения высокого статуса стало желание построить самое высокое здание. Заказчики нетерпеливо давили на архитекторов, те изобретали новые решения и материалы, вертикальные гонки наращивали темп. «Небоскребная лихорадка» с наибольшим ажиотажем развернулась в Америке в первую треть XX века и достигла кульминации в грандиозном противостоянии трех знаковых небоскребов – Уолл-Стрит, 40, Крайслер-билдинга и Эмпайр-стейт-билдинга, которые до сих пор возвышаются в Нью-Йорке на острове Манхэттен.

На рубеже XIX и XX веков звание самого высокого здания на планете переместилось из Европы в Новый Свет. С тех пор и до сегодняшнего дня оно переходило к новым постройкам на разных континентах всего 11 раз. Интересно, что девять из зданий-рекордсменов – в США, и семь – на острове Манхэттен, где непомерные цены на недвижимость придавали вертикальным гонкам мощное ускорение и заставляли увеличивать площадь зданий за счет этажности. В 1930-е годы «Большое яблоко» охватил новый виток «борьбы за небо», на тот момент рекорд высоты вот уже четверть века удерживал 57-этажный Вулворт-билдинг, воздвигнутый в 1913 году и достигший умопомрачительного 241 метра в высоту. На время высотные бега были остановлены Первой мировой войной и ее последствиями, но к середине 1920-х годов многие заказчики желали превзойти эту отметку. При этом каждый владелец держал конечные параметры своего проекта в секрете и стремился к тому, чтобы именно его здание стало самым высоким, причем не только в Нью-Йорке, но и во всем мире. К проектированию привлекались лучшие мастера ар-деко – самого популярного стиля того времени. Однако возведение небоскреба – процесс сложный и небыстрый, потому разразившаяся вскоре экономическая депрессия прервала высотные споры в самом разгаре, строительные работы большинства проектов были остановлены, и только три небоскреба удалось достроить до конца – в 1930 году были готовы Уолл-стрит и Крайслер, а через год – Эмпайр.

Конкуренция этих трех башен носила драматический характер, каждое из зданий строилось с расчетом, что именно оно станет самым высоким архитектурным сооружением в мире, такое звание приносило колоссальные дивиденды – мировую славу, престиж и вместе с ними заоблачную прибыль. В 1929 году на Манхэттене все с нетерпением следили за строительством двух конкурирующих «тучерезов», любопытно, что никогда ранее этот рутинный производственный процесс не привлекал столько внимания общественности. На углу Лексингтон-авеню и 42 улицы в самом разгаре шел монтаж Крайслер-билдинга, который был инициирован Уолтером Крайслером, основателем знаменитой автомобильной компании. Магнат решил строить небоскреб на личные средства и нанял архитектора Уильяма ван Алена для проектирования новой корпоративной штаб-квартиры автогиганта. Заметим, тот факт, что небоскреб находился в личной собственности президента автоконцерна, позволило зданию довольно спокойно пережить тяжелые годы экономического спада, в отличие от его соперников.

Уильям Фредерик Лэмб

Эмпайр-стейт-билдинг. 1930–1931

Однако неподалеку на Уолл-стрит, 40, такими же быстрыми темпами росли этажи здания Банка Манхэттена, которое строилось на деньги банкира Джорджа Орстрема по проекту бывшего партнера Ван Алена, а теперь его главного непримиримого соперника архитектора Крэга Северанса. Противостояние двух бывших коллег вносило дополнительную остроту в ситуацию. Банковское здание планировалось изначально 20-этажным, потом 45-этажным, к 1929 году высота выросла до 64 этажей, наконец, в апреле 1929-го проект «Уолл-стрит, 40» еще раз переработали. В результате небоскреб вырос с 260 до 282 метров и 70 этажей. Крайслер также настаивал на увеличении этажности, и Ван Ален наращивал высоту – от задуманных 40 этажей пришли к 77. Оба здания были возведены в течение года, строили по четыре этажа в неделю! Здание Орстрема и Северанса было закончено на месяц раньше и стало самым высоким в мире! Но триумф длился меньше месяца!

Интерьер Эмпайр-стейт-билдинг

Ван Ален в конечном итоге одержал победу, сохранив в секрете 38-метровый алюминиевый шпиль, установленный в потайной шахте башни. После того как башня Банка Манхэттена была возведена, эта тонкая игла была поднята изнутри здания, чтобы довести высоту до 319 метров и получить звание самого высокого строения на земле. Праздник открытия Крайслер-билдинга состоялся в мае 1930 года, восхищенная пресса писала: «Здание выражает активность и энергию жизни наших дней, изобилует духом модернизма, воплощает прогресс в архитектуре и современных методах строительства».

Интерьер Крайслер-билдинг

Параметры небоскреба завораживают: около 3 826 000 кирпичей было уложено в стены небоскреба, почти 400 000 заклепок, 29 961 тонна стали были использованы для закрепления конструкции и увеличения ее высоты. Но не это сделало Крайслер красивейшим зданием на Манхэттене. Крайслер-билдинг считается шедевром архитектуры ар-деко с динамичным силуэтом и эксклюзивным декором. Отличительная особенность здания – необычные орнаменты на стенах и крыше, перекликающиеся с дизайном первых автомобилей марки «Крайслер». Так, на углах 61 этажа сидят орлы-горгульи, точная копия украшений автомобилей 1929 года, в украшении башни присутствует также дизайн, применявшийся в оформлении дисков колес и крышек радиаторов автомобилей «крайслер» времени строительства небоскреба. А самой узнаваемой деталью башни стала его серебристая корона из семи стальных полукруглых арок с треугольными окнами. Первоначально архитектор спроектировал короткий и округлый купол, но уже в ходе строительных работ он изменил дизайн, сделав верхушку длиннее и изящнее. Этот фигурный купол с его лучистым орнаментом до сих пор является визитной карточкой Нью-Йорка.

Почти целый год Крайслер, Ван Ален и все создатели небоскреба наслаждались славой, пока их рекорд не побил третий участник гонки – Эмпайр-стейт-билдинг, названный так в честь Нью-Йорка, который так и называли – в переводе – имперский штат. Он включился в гонку в марте 1930 года, когда оба конкурента уже заканчивали строительные работы. Идея о постройке еще одного претендента на титул принадлежала Джону Раскомбу, который был одним из лидеров компании «Дженерал моторс», автомобильного гиганта, главного конкурента «Крайслера». В результате соревнования из автомобильной сферы переместились в «небоскребостроение», поскольку победа здесь была очевидна и понятна каждому американцу.

Раскомб сделал ставку на корпоративность, в финансировании он объединился с химическим концерном «Дюпон», в проектировании обратился в архитектурное бюро «Шрив, Лэмб и Хармон», главным архитектором стал Уильям Лэмб, в строительных работах – к подрядчикам братьям Старретам. В отличие от Крайслера, который нес на себе яркий отпечаток личного вкуса заказчика, Раскомб решил отдать предпочтение простым чистым элегантным линиям. Легенда гласит, что архитектор Лэмб, услышав пожелания инвестора, предложил в качестве образца заточенный карандаш, который в тот момент держал в руке.

Эмпайр-стейт-билдинг строили 13 месяцев и закончили работы к 1 мая 1931 года, с этого времени вплоть до 1972 года сооружение владело титулом самого высокого здания в мире. Раскомб и Лэмб подняли высоту своего детища до 380 метров, что на 60 метров превосходило Крайслер, закончить силуэт решено было высокой башней и шпилем, которые планировалось использовать как причал для дирижаблей, но из-за сильных ветров ни один аппарат так и не смог пришвартоваться к шпилю. А вот как модернизированная антенна для телевещания шпиль стал функциональной деталью. Все вместе – здание и навершие – составило фантастические 443 метра и 102 этажа!

За сорок лет своего «царствования» небоскреб успел стать легендой не только архитектуры, но и всей американской культуры, особенно кинематографической, силуэт Эмпайра можно встретить в десятках голливудских фильмов. Особенно часто персонажи любят посещать знаменитые смотровые площадки небоскреба, расположенные на 86 и 102 этажах. Кстати говоря, именно миллионы туристов, посещающих эти площадки, спасли инвесторов от разорения вследствие наступившей депрессии и до сих пор являются одной из основных статей дохода владельцев здания.

Все три участника гонок 1930−1931 года имели явное сходство в конструктивном устройстве, все три здания строились на основе стального каркаса, все три имеют конусовидный силуэт. Стилистически наиболее отличительные черты неоготики выделяют здание на Уолл-стрит, 40, два других небоскреба – флагманы ар-деко. Только силуэт Крайслера более сложный, декор более эффектный и эксклюзивный, вызывающий ассоциации с роскошным автомобилем, Эмпайр отличают более лаконичные линии и более сдержанная отделка. Снаружи стены Эмпайра отделаны не кирпичом, как у «коллеги», а особым известняком из штата Индиана, который дает более интересную фактуру и окраску.

Но в оформлении интерьеров, особенно холлов, у обеих башен очень много общего – это пристрастие к изысканным и дорогим материалам, таким, как мраморы и граниты самых необычных оттенков, привезенные из самых разных точек планеты. Помимо любимого материала ар-деко – нержавеющей стали, в отделках дверей, лифтов, лестниц, мебели используется инкрустация экзотическими породами дерева с изумительной текстурой – это тиковое дерево, шелковый дуб, особый клен с зеленой древесиной, махагони с красной древесиной.

Теперь, когда пальма первенства «чемпиона высотности» давно перешла к другим претендентам и покинула американский континент, наши современники, забыв о страстном соперничестве двух гигантов в 1930-х годах, могут наслаждаться их эстетичной архитектурой и уникальным дизайном и отдавать должное дерзости человеческой мысли и творческой энергии.

Глава 7
Все могут короли… История об архитектурных причудах монархов

Винченцо Бренна.

Крепость Мариенталь в Павловске. 1795

У королевских особ в разных странах и в разные эпохи встречались подчас удивительные увлечения и пристрастия: от коллекционирования всего и вся до изготовления часов или игрушек. Конечно, напряженные труды по управлению государством требовали отдохновения, почти все время монархов было занято полезными и нужными делами, поэтому редкие часы досуга они отдавали обычно чему-то очень любимому, но совершенно бесполезному, с точки зрения подданных. Хорошо еще, если король любил вышивать, как шведский Густав V, или работать за токарным станком, подобно Людовику XVI, но чаще всего монархи предпочитали более масштабные хобби, чтобы оставить след в истории, и возможности для этого они всегда изыскивали. А некоторые правители о своих увлечениях поведали не только современникам, но и потомкам, отразив их в архитектуре. Посмотрим, что из этого получилось.

Кристиан Янк

Столовая в замке Нойшванштайн. 1873

Пожалуй, самым знаменитым памятником королевской увлеченности (или одержимости) стал причудливый замок в Баварии Нойшванштайн – воплощение мечты поэтичного молодого короля Людвига II. Он рос мечтательным юношей, влюбленным в музыку и поэзию, но судьба очень рано сделала его сиротой и поставила перед необходимостью занять трон. Людвига мало волновала реальная жизнь с ее проблемами и заботами, он был погружен в театральный мир опер Рихарда Вагнера. Благородные рыцари из средневековых сказаний, главные герои вагнеровских произведений, покорили воображение баварского монарха настолько, что он решил неподалеку от своего родового дворца Швангау на вершине скалы выстроить небывалый замок. Король задумал его, как сказочные чертоги, в которых могут рядом с ним «поселиться» Зигфрид или Лоэнгрин, Тангейзер или Парсифаль, каждому посвящены отдельные комнаты со стенными росписями на сюжеты опер. В отдельном крыле должен был жить сам автор – композитор Вагнер, которого король желал видеть своим гостем.

Строительство замка, который король назвал Новой Лебединой Скалой, началось в сентябре 1869 года и продолжалось вплоть до гибели Людвига в 1886 году. Замок по проекту архитекторов Дольмана и Риделя возводился из альпийского камня с отделкой из мрамора и гранита, проект требовал огромных материальных и человеческих ресурсов, но короля это не останавливало. Постепенно над ущельем появился прихотливый силуэт с зубчатыми стенами, башенками и шпилями. Но главная роскошь была внутри замка. В качестве художника был приглашен Кристиан Янк, автор декораций к операм Вагнера. Подобный выбор не случаен, все интерьеры замка очень театральны, это была исполненная избыточной и помпезной пышности игра-наваждение в средневековье, причем измышленное, состоящее лишь из волшебных легенд и романтических персонажей. Король переехал в недостроенный дворец в 1884 году, после его ранней гибели проект так и остался незавершенным памятником несбыточным мечтам короля-идеалиста. Бавария еще долгие годы расплачивалась с долгами за строительство Нойшванштайна, но сейчас замок работает на Баварию, это не только самая знаменитая, но и самая посещаемая достопримечательность в стране.

Итак, король Баварии был увлечен музыкой, искусствами и историей, а вот правитель далекого индийского княжества Джайпур был погружен в науки и самой любимой своей наукой почитал астрономию. Магараджа Савай Джай Сингх в 1727 году перенес столицу своего княжества в основанный им город Джайпур, что означает «город победы». Он решил создать город своей мечты, процветающий центр ремесел и торговли, застроенный прекрасными дворцами и украшенный пышными садами. И раджа усердно работал над исполнением своих грандиозных планов, его потомки поддержали инициативу Савай Джай Сингха, и в наши дни Джайпур, или Розовый город, как его называют за необычный цвет камня, из которого построены его дворцы, – это один из самых красивых и удивительных индийских городов. Чего стоит только потрясающее здание Дворца Ветров, кружевное чудо из камня, Хава-Махал, как его называли главные обитательницы, жены магараджи.

Джантар-Мантар

Обсерватория в Джайпуре. 1727–1734

Деятельный магараджа Джайпура удивлял своих коллег просвещенностью, он заботился об образовании и науках, основывал школы, университеты и библиотеки. В результате его любимый город стал важнейшим центром притяжения ученых, особенно физиков и астрономов. Причина была в уникальной обсерватории, которую возвел магараджа. Называлась она Джантар-Мантар («Магический прибор») и была построена за семь лет – с 1727 по 1734 год. Это были самые передовые для того времени астрономические приборы из мрамора и особого термостойкого металлического сплава, в гигантском масштабе, прямо под открытом небом. Многие астрономические инструменты магараджа, большой знаток предмета, разрабатывал собственноручно. С их помощью можно было проводить поразительно точные измерения, устанавливать дни равноденствия, затмения Солнца и Луны, корректировать календари. Здесь можно было встретить телескопы, гномоны и солнечные часы, подобия астролябий и секстантов, всего 18 сооружений, которые современному зрителю напоминают абстрактные скульптурные группы или архитектурные арт-объекты. В наши дни Джантар-Мантар привлекает своей экзотической красотой туристов многих стран, а местные используют инструменты обсерватории для вычисления благоприятных дат для свадеб или важных начинаний. Поразительно, но приборы находятся в рабочем состоянии до сих пор.

Правитель – любитель опер или знаток астрономии – это все-таки большая редкость, значительно чаще монархи были увлечены военными науками и искусствами, в силу своей основной профессии. Но и здесь встречаются удивительные персонажи, которые превратили свое любимое занятие в утонченную игру, вовлекли в нее сотни людей и воздвигли архитектурные шедевры, посвященные своему хобби. В истории России таких героев было двое – отец и сын, речь идет об императорах Петре Федоровиче и Павле Петровиче. Причем оба привлекли для реализации своих военно-архитектурных капризов крупнейших зодчих: для великого князя, будущего императора Петра III его затейливую потешную крепость Петерштадт проектировал Антонио Ринальди, а для Павла Первого императорские фантазии воплощал в жизнь в Мариентале Винченцо Бренна.

Как известно, будущий российский император Петр III, родившийся в немецких землях, был большой поклонник прусской армии своего дяди короля Фридриха. С детства он был погружен в мир игрушечных пушек и оловянных солдатиков, наследник разыгрывал целые битвы с тактическими и стратегическими задачами. Не хватало только «настоящих» фортификаций, где можно было бы отработать штурмы и осады, кавалерийские атаки и пушечные обстрелы. В 1755 году, когда у него появились собственные два полка голштинских солдат, мечта Петра сбылась, он приступил совместно с Ринальди к разработке проекта своей маленькой крепости в окрестностях дворца в Ораниенбауме, где тогда находилась резиденция великокняжеского двора. Крепость решено было строить в форме сложной 14-конечной звезды и дать ей имя «Петерштадт». Два года длилось строительство, для Петра это были счастливые дни, он возводил свой мир, который был устроен по его правилам, где исполнялись только его приказы. В крепости площадью в два гектара имелись казармы и арсеналы, рвы и бастионы, брустверы и равелины, крепость была построена по всем правилам военной науки, в центре был плац и даже гауптвахта. Здесь регулярно проводились учения и парады.

Казалось бы, пусть крепость была потешной, но для будущего главы государства изучать военное дело – это нужно и полезно. Но, видимо, отношение потомков к этим забавам было бы иным, более серьезным, если бы император проявил свои военные навыки в реальной жизни, когда понадобилось сражаться с настоящими противниками за свою корону и, как оказалось, жизнь. Но в июне 1762 года во время переворота выяснилось, что великим полководцем Петр III был только в своем Петерштадте, испытания реальностью он не прошел. Крепость разделила судьбу своего создателя, она разрушилась со временем, сейчас ее нет, любимое детище Петра Федоровича можно увидеть только в макетах, где она смотрится занятной игрушкой для императора.

Сын Петра III Павел I унаследовал от отца увлечение военным делом, будучи наследником престола, он также решил в своем дворцовом парке в Павловске построить небольшой замок-крепость. В отдаленном участке парка в местечке Мариенталь (Долина Марии) Павел и решил выстроить небольшую, но оснащенную всем необходимым крепость. Проект был разработан архитектором Винченцо Бренна, который в эти годы работал над оформлением павловского дворца. Крепость получила название «Бип» – Бастион императора Павла. Позже за ней закрепилась и другая, ироничная, расшифровка – Большая игрушка Павла. Строительство было закончено 4 июня 1798 года. Замок «Бип-Мариенталь» представляет собой неправильный в плане пятиугольник с внутренним двором. Его венчают две выступающие башни, перед въездными воротами был устроен подъемный мост. Вокруг крепости «Бип» были построены бастионы, равелины, люнеты, флеши. В крепости размещался гарнизон и артиллерийская команда, из пушек громко палили по разным поводам: приезд и отъезд императора с семьей, прогулки по Мариентальскому парку, торжественные обеды. Павел I очень часто бывал в Павловске и неизменно устраивал на территории своей любимой крепости военные парады и смотры, получая от этого огромное удовольствие. Никакой защитной функции крепость не несла, и необходимости в ее постройке, конечно же, не было. Но Павел бывал здесь счастлив, здесь он переставал быть императором, он забывал на время о тревогах и даже семейных заботах, он был здесь свободен.

После смерти Павла крепость находилась под опекой Марии Федоровны, которая разместила здесь учебные заведения, и Мариенталь сохранился в хорошем состоянии вплоть до Второй мировой войны, когда в него попал снаряд, и крепость выгорела. Только в XXI веке Мариенталь был восстановлен, и сказочным силуэтом Большой игрушки Павла теперь можно полюбоваться, посетив дворцово-парковый ансамбль Павловска.

Как видим, многие принцы или короли укрывались в свои грезы, это происходило, когда судьба обрушивала на них бремя власти либо слишком рано, и они не были готовы к этой ноше, как несчастный Людвиг Баварский, либо слишком поздно, и долгое ожидание становилось слишком томительным. И тогда наследники всячески пытались его скоротать, именно так произошло не только с Павлом Петровичем, но и с одним английским принцем, его современником, будущим королем Георгом IV.

Джон Нэш

Королевский павильон. 1787–1823. Брайтон

В историю этот король вошел как принц-регент, поскольку этот титул он носил значительно дольше, чем королевский. Так случилось, что его отец Георг III прожил очень долгую жизнь, но последние десятилетия он был сумасшедшим, и обязанности монарха исполнял его сын Георг. Наследник престола обладал чрезвычайно экстравагантным характером, денди, щедрый покровитель художников, гурман и театрал, он, тем не менее, запомнился обществу как неисправимый ловелас. «Коллекционирование» романов было главным увлечением принца. Находясь при дворе, скованном этикетом, было непросто устраивать свидания и романтические встречи с дамами сердца, поэтому после очередной поездки на лечение в приморский город Брайтон Георг решил выстроить здесь, на берегу моря вдали от Лондона, увеселительный дворец, предназначенный для любовных свиданий и дружеских пирушек. Принц обратился к своему придворному архитектору Джону Нэшу и попросил его построить что-нибудь не тривиальное и радостное. И Нэш постарался!

Королевский павильон в Брайтоне получился совсем не скучным, в своей экстравагантности он нисколько не уступал своему хозяину. В оформлении архитектор Нэш использовал индийские, китайские, сарацинские и мавританские мотивы. Он декорировал здание ажурными террасами, куполами в форме гнутых луковиц или острых шатров, высокими печными трубами, похожими на минареты, боковыми башнями, которые напоминают пагоды. От шинуазри до готики – вариации на любые экзотические темы нашли свое отражение в чрезвычайно пышных интерьерах дворца. Сами англичане сей стиль называют – живописным, считая его источником поэзию романтиков, их любовь к Востоку. А может быть, это отражение недавнего завоевания Индии, отсюда прямые цитаты на архитектуру Великих Моголов? А вернее, использование модной темы для того, чтобы поразить воображение очередной гостьи.

Невероятные архитектурные капризы монархов в разных странах поражают воображение даже сейчас, с одной стороны, подобные прихоти королей слишком дорого стоят для их подданных, но с другой – они часто освобождали фантазию архитектора и могли служить пилотным вариантом для будущих инноваций. А для королей их архитектурные причуды служили источником радости и возможностью самовыражения, а также поводом напомнить о себе будущим поколениям и убедительным доказательством тезиса «Всё могут короли!»