Текст книги "Шокирующая архитектура"

Глава 19
Упавший веер императрицы. История о первом пейзажном парке в России

Иван Старов. Дворец Бобринских в Богородицке. 1773–1784

История старинного городка Богородицк, о котором пойдет рассказ, ведет свое начало от средних веков, но его расцвет, пожалуй, связан с эпохой Екатерины Второй. Вообще, фигура императрицы стала ключевой для этих мест, слишком многое в городе зависело от поступков и решений царицы, и даже ее упавший веер остался в памяти города и горожан.

А началось все сразу после восшествия Екатерины Алексеевны на престол, когда она после коронационных торжеств совершала небольшие путешествия с целью ознакомления с исконными русскими землями. В тульских краях царице особенно приглянулись холмы и луга вдоль реки Упёрта, неподалеку от древней крепости Богородицк. Она приобрела их в свою личную собственность, а в 1765 году передала эти поместья в дар малолетнему графу Алексею Григорьевичу Бобринскому, своему сыну от Григория Орлова.

Легенда гласит, что в ясный солнечный день Екатерина и Орлов остановили карету на высоком берегу реки, откуда открывался роскошный вид на противоположный берег. Завороженная красотой расстилающихся просторов, государыня выронила из рук веер, который упал к ее ногам в полураскрытом виде. Возможно, об этом эпизоде никто и никогда не вспомнил бы, если бы при этом не присутствовал главный персонаж во всей этой истории, человек во всех отношениях уникальный – Андрей Тимофеевич Болотов, который глянул на пять лепестков веера, сходящихся к ручке, и спроецировал этот образ на будущий план города и дворца. В своих увлекательных мемуарах «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков» Андрей Тимофеевич, служивший в течение двух десятилетий управляющим августейших тульских имений, отмечал: «…в несколько минут действительно начертил самой тот план, по которому сей город впоследствии времени построен, план сей утвержден был и самою императрицею, без малейшей перемены, и она так им была довольна, что сравнивала его с сущим цветником». Центром, или «рукояткой веера», предполагалось сделать здание дворца, стоящее на высоком холме над рекой. От него, как лучи на другом луговом берегу, должны расходиться пять основных улиц Богородицка – эти пять веерных «лепестков» до сих пор хорошо видны в оставшейся неизменной радиальной пятилучевой планировке города. Названия им придуманы были управляющим и императрицей в честь членов царственной фамилии: Екатерининская, Константиновская, Павловская, Мариинская и Александровская. Таким образом, в 1770-х годах судьба Богородицка и окрестных угодий сделала резкий поворот, и здесь развернулось масштабное строительство.

Радиальная планировка города Богородицка

Первым этапом преобразований стало возведение главного графского дома – это величественное сооружение с овальным эркером и бельведером спроектировал один из лучших русских зодчих Иван Егорович Старов, которому государыня часто поручала свои частные заказы. Именно он позже построил Таврический дворец для Потемкина, после удачного проекта Богородицкого дворца для царского отпрыска Алексея Бобринского. Элегантный особняк в классическом стиле с чистыми линиями и изящными пропорциями доминирует над округой и в наши дни, представляя собой идеальный образец жилища просвещенного аристократа и жемчужину русской усадебной архитектуры.

Шедевр Старова нуждался в достойном обрамлении, и за дело взялся неутомимый Андрей Болотов, который, как истинное дитя века Просвещения, не страшился смелых начинаний в любой сфере деятельности. В течение своей весьма бурной жизни он успел достойно повоевать в Семилетней войне, послужить в гвардии, уйти в отставку, отказавшись от участия в заговоре против Петра Федоровича, удалиться в свое небольшое имение Дворяниново и заняться там земледелием, как все его соседи, обычные небогатые помещики. Да только Болотов был необычным помещиком, он стал активно заниматься научным исследованием аграрных процессов, изучением и разведением новых агрономических культур, ботанических видов и сортов, внедрением новых земледельческих технологий. Он был большим почитателем картофеля и много сделал для его распространения среди крестьян. Занимался лечением крестьян с помощью «электричества» – устраивал сеансы электрофореза! Написал несколько книг и статей по агрономии и ботанике в помощь аграриям и садоводам, издавал журнал «Сельской житель. Экономическое в пользу сельских жителей служащее издание». В Дворянинове Болотов не только выращивал яблоки и помидоры, но и собирал прекрасную библиотеку, сам часто публиковал свои заметки в «Московских ведомостях» по совершенно разным вопросам – от медицины и педагогики до военной истории. Воистину фигура Болотова является блестящим подтверждением тезиса о том, что «век осьмнадцатый – век убежденных дилетантов».

Как многие его образованные современники, Андрей Тимофеевич отдал дань увлечениям философскими сочинениями, одно из его произведений называлось «Путеводитель к истинному человеческому счастью…», ни больше ни меньше. И будучи поклонником идей Руссо о естественной красоте, Болотов, раздумывая о том, какой парк разбить вокруг дворца Бобринских, пришел к выводу, что его мечты «об истинном счастии» могут быть воплощены только в свободных формах пейзажного, или английского, парка. Вот как описывает сам ландшафтный архитектор свои замыслы после начального осмотра окрестностей летом 1784 года: «Как лес лежал не очень далеко от дворца, на прекраснейшем и таком месте, что из него виден был и весь наш город, со всеми его знаменитейшими зданиями, и весь длинный и обширный пруд, и всю сию рощу кругом обливающий, то, почитая оный наиудобнейшим к превращению в английский парк или к составлению из него увеселительного и такого леса, в котором можно было ездить для гулянья и сие с удовольствием в оном предпринимать, начал обрабатывать в мыслях, как бы сие наилучше сделать».

Свято-Казанский храм. 1774

Когда наступила зима, Болотов занялся «прожектами», которые он воплотил не в чертежах, а в рисунках, составивших целый альбом «Виды имения Бобринских»: «И не успевала какая отменная мысль родиться в моем воображении, как спешил уже я изображать ее на бумаге не планами и не обыкновенными садовыми чертежами, а ландшафтами и теми разнообразными садовыми сценами, какие должны были впредь иметь и в самой натуре свое существование». Далее он увлеченно повествует, как составил план, по которому каждая дорожка или аллея вела к беседке или оканчивалась эффектной полянкой, «снабженной для отдыхания дерновыми сиделками». Эти строки и рисунки особенно ценны тем, что в России это был первый английский парк, возникший раньше своего более знаменитого павловского «собрата», и автором первого русского парка в новом стиле стал удивительный Андрей Болотов.

Усадьба Бобринских. Вход во дворец

В течение двух лет наш герой формировал новый рельеф, насыпая холмы или, напротив, срезая высотки, искал ключи и источники, чтобы построить водоводы, фонтаны и пруды, водопады и каскады, пересаживал деревья целыми рощами, привозил новые саженцы и семена, разбивал цветники, возводил беседки и мостики. Особенно радовали гостей парка забавы и потехи, «приманки и затеи», островки и утесы, руины и статуи, пещеры и подземные гроты. Такие, как «Жилище Эхи» – две беседки, соединенные аркой таким образом, что все произнесенное в одном павильоне тут же повторялось в другом. В парке было множество обманок, зданий, имитирующих замки и монастыри, которые при приближении изумленных посетителей оказывались декорациями, искусно выполненными по законам перспективы. Или гора «Улитка», бугорок в форме улитки, который неизменно привлекал внимание публики, и, как только любопытный прохожий забирался на улитку, открывался потайной шлюз, и ошеломленный гость оказывался в окружении воды. Одной из самых необычных диковин, на которые приезжали посмотреть многие путешественники, была особая пещера, сделанная на обрывистом берегу в форме романтических развалин. Там можно было полюбоваться фантастическими картинами на стенах, которые были созданы цветными песками и минералами. Аллеи болотовского парка были пронизаны доброжелательным юмором и теплотой. Возле «сиделок», или скамеек, архитектор располагал ягодные кусты, чтобы можно было полакомиться ими, отдыхая в тени деревьев. В фонтане Болотова, устроенном на верхней террасе, струя воды держала и подбрасывала шарик, а грот был оборудован перископом, откуда хозяин любовался садом в плохую погоду. Сам хозяин усадьбы граф Алексей Бобринский провел здесь свое детство, а затем вернулся сюда уже в начале нового века, живя в Богородицке со своей женой и четырьмя детьми.

Иван Старов

Усадьба Бобринских. 1773–1784

Увы, последующие полтора столетия не пощадили детище Андрея Болотова, но его прекрасные альбомы и подробные записки стали основой для наших современников, которые работают над восстановлением чудесного ландшафтного парка в Богородицке. И возможно, вскоре мы сможем отдохнуть на «сиделках» болотовского парка, любуясь «веерным» городом, который живописно расстелился вдалеке.

Глава 20
Как месть привела к триумфу. История о Донато Браманте и Микеланджело Буонарроти

Сикстинская капелла

Причина многолетнего творческого и личностного конфликта Донато Браманте и Микеланджело Буонарроти определенно не известна, казалось бы, их мало что связывало, они не были друзьями и даже ровесниками, их разделяло тридцать лет. Земляками они тоже не были, Браманте прибыл в Рим из Ломбардии, Микеланджело – из Тосканы. Строго говоря, и коллегами они не были: один занимался архитектурой, другой – ваянием. И все же их пути постоянно пересекались, скульптура неотделима от архитектуры, и потом, ни зодчий, ни ваятель не мог в те времена работать без заказчика, мастера скульптуры и тем более архитектуры не могли сами инициировать свои замыслы, как это бывало иногда с живописцами, даже их современниками. Слишком много ресурсов необходимо для осуществления архитектурного или скульптурного проекта. Иногда это обстоятельство оборачивалось для авторов творческими кризисами и личными драмами, и почти всегда зависимость от заказов грозила бедностью и забвением. Покровительство щедрого заказчика означало возможность не только творить, но и достичь славы и положения, это желание многим людям искусства было не чуждо. Скорее всего, именно ожесточенная борьба за заказы и стала главной движущей силой конфликта двух корифеев Ренессанса.

А поводом для конфликта, как гласит легенда, стал мрамор – материал, нужный как для скульптора, так и для архитектора. Вернее, ссора разгорелась из-за мраморных колонн старой церкви Сан-Лоренцо, которые Браманте, как главный архитектор Рима, велел выломать, чтобы использовать мрамор в своих новых постройках. Эта церковь была возведена в ранние Средние века, во времена Возрождения, эта эпоха считалась не интересной с точки зрения зодчества, а потому никакого пиетета, как перед настоящим антиком, Браманте к ней не испытывал. Надо признать, что подобная практика не была редкостью в те времена, однако храм этот очень ценил Микеланджело и он был возмущен действиями «этого выскочки ломбардца». Вспыльчивый нрав молодого скульптора был уже широко известен при папском дворе. О ссоре постепенно забыли, все – кроме Браманте.

Конфликт между набирающим силу и уже очень известным Микеланджело и умудренным опытом, достигшим высот карьеры Браманте мог вспыхнуть по любому поводу, уж слишком разными были их характеры, да и судьбы тоже.

Донато ди Паскуччио, по прозвищу Браманте (жаждущий), происходил из маленького умбрийского городка Ферминьяно, из небогатой семьи, его обучение и формирование проходило в Урбино, в кругу великих Пьеро делла Франческа и Андреа Мантеньи. Любопытно, что в архитектуру он пришел из живописи, несколько его фресок даже дошли до наших дней, особенно его увлекала перспектива, и он с удовольствием писал архитектурные фоны для своих коллег, стараясь побольше заработать, поскольку призрак бедности все время стоял за плечами. В поисках более существенных заказов тридцатилетний Браманте отправился в Милан, где и сформировался как самобытный архитектор, более двух десятилетий он возводил храмы и дворцы при дворе Лодовико Сфорца. Когда же Милан завоевали французы, Донато вынужден был отправиться в Рим, где в жесткой конкурентной борьбе, прежде всего с любимчиком папы Джулиано да Сангалло, ему пришлось заново доказывать свой статус и завоевывать место главного архитектора папы. Непростой жизненный путь и наполненная трудами и борьбой карьера рисуют нам образ не только талантливого, но и упорного трудолюбивого неуступчивого и целеустремленного человека, который для достижения результата будет использовать все средства и возможности.

Совсем иначе складывалось начало биографии у великого Микеланджело, его отец был знатным сеньором и занимал пост градоначальника в тосканском городке Капрезе. Склонности сына к искусствам были настолько сильными, что его рано отдали в обучение к знаменитому художнику Доменико Гирландайо. А затем в жизни Микеланджело выпал джокер – его талант заметил Лоренцо Медичи, который стал главным человеком для юного дарования. Будущий скульптор жил в доме Медичи, рос вместе с его детьми, учился в созданной Лоренцо Великолепным флорентийской Академии. Подобное покровительство дает художнику главное – свободу творчества, и молодой скульптор создает один шедевр за другим, его слава доходит до Рима, куда он и отправился, уже имея громкое имя, перед ним открылась широкая дорога к дальнейшим триумфам и победам. Такой мощный дар, какой был у Микеланджело, и такое счастливое начало профессионального пути придавали ему несгибаемой уверенности в себе, помноженной на категоричность и максимализм суждений, а также холерический темперамент. И перед нами возникает личность – совершенный антипод архитектору Браманте.

Микеланджело

Гробница Юлия II 1502–1513

Роковой фигурой в отношениях Браманте и Микеланджело выступил только что занявший престол папа Юлий II, очень амбициозный понтифик, властный, воинственный и очень честолюбивый. Казалось, его интересы были далеки от изящных искусств, но в начале XVI века в Италии, чтобы остаться в памяти потомков на века, надо было проявить себя в качестве создателя, или покровителя, уникального шедевра в любом из трех искусств – архитектуре, скульптуре или живописи. Папа Юлий II не стал выбирать, он инициировал три масштабных проекта, создание которых принесло ему, как и авторам, бессмертие и благодарность потомков. Первым получил заказ Микеланджело, это было грандиозное надгробие, величественное сооружение, которое окружали 40 мраморных статуй библейских персонажей. Этот беспрецедентный ансамбль был полон аллегорий и глубоких смыслов, он создавал образ мира с фигурой идеального человека – Моисея – в центре. Такой размах мог осуществить только Буонарроти, величие замысла настолько вдохновило мастера, что он с головой ушел в работу, начав с добычи дорогого каррарского мрамора.

Собор Святого Петра

Вид на план Браманте и купол Микеланджело

Увидев, насколько папа увлечен возведением своей гробницы, на которую уходило огромное количество людских и финансовых ресурсов, Браманте забеспокоился, он начал убеждать Юлия II, что для такого произведения базилика Святого Петра, где по традиции должны были разместить надгробие, слишком мала. Нужен новый более достойный собор, и хорошо бы приступить к его созданию уже сейчас. Необходимо отметить, что древнюю базилику Браманте обновлял уже несколько лет, но новые обстоятельства придали смелости его амбициям, и он решил убедить папу, что необходим совершенно новый храм, архитектором которого выступит сам Браманте. Так Донато решил хотя бы к старости стать богатым, ну и знаменитым, конечно, тоже. Как выяснилось, убеждать Браманте умел лучше Микеланджело, и папа объявил о начале строительства нового кафедрального собора.

Некоторое время оба проекта сосуществовали, и оба мастера воодушевленно работали над своими шедеврами. Но когда строительство собора дошло до стадии, потребовавшей всех папских ресурсов, Браманте стал плести сложную интригу по манипулированию сознанием папы, убеждая его в том, что сооружение гробницы при жизни – очень дурной знак, который может сказаться на здоровье его святейшества. В результате после двух лет работы папа вызвал к себе Микеланджело и объявил ему о прекращении работ над скульптурами гробницы. Сказать, что скульптор был в гневе – не сказать ничего, он был просто в отчаянии, гробница стала его трагедией и незаживающей раной на всю жизнь. Когда он понял, кто стоит за папским решением, он стал обвинять Браманте в воровстве, громко объявляя о том, что главный архитектор потому и стремится к масштабным работам, чтобы побольше украсть. И как полагают многие исследователи – так оно и было.

Чтобы отомстить за обвинения флорентийского мастера, Донато уговорил Юлия II вернуть сбежавшего в гневе Микеланджело в Ватикан и поручить ему росписи потолка Сикстинской капеллы. Это был поистине «иезуитский» план: во-первых, за росписи этих сводов никто не брался по причине сложности задачи, огромная площадь на 20-метровой высоте требовали либо очень большой команды, либо многих лет жизни. Во-вторых, Микеланджело не занимался живописью, а фресками тем более, он не владел техникой, он не любил краски, а поскольку отказать папе он не сможет, то этот потолок станет для него полным фиаско, и путь в Рим строптивцу будет заказан.

А что получилось в результате, знает весь мир: Микеланджело, преодолевая себя, справился со сложнейшей задачей в одиночку за четыре года и создал одно из самых известных произведений в мировом искусстве. И благодарить за это он должен был, как ни странно, своего соперника Донато Браманте, причем дважды. Первый раз за то, что прервались работы над гробницей, как считают эксперты, этот проект в полном объеме был в принципе не осуществим, на это ушла бы вся долгая жизнь Микеланджело. А второй раз за то, что смог не только создать, но и завершить не менее грандиозную картину мира, но только в живописи.

Любопытно, что именно противостоянию наших героев потомки обязаны тем, что в Риме появился еще один гений – Рафаэль Санти, протекцию которому составил его дальний родственник – Браманте, видимо, надеясь на провал «неистового тосканца», которого с успехом заменит юный и очень талантливый Рафаэль. Далекий от интриг, «урбинский гений» получил серьезный заказ на росписи Ватиканского дворца и плодотворно над ним работал. Самозабвенно трудившегося по соседству Микеланджело он безмерно уважал, но опасался его резкости. Однажды Рафаэль представил папе эскиз своей «Афинской школы», где древние мудрецы соседствуют с современными знаменитостями. На первом эскизе есть Леонардо, Браманте, сам Рафаэль, но нет Микеланджело, который всегда фрондировал против власти. Тогда Юлий II указал автору на то, что без Буонарроти итальянское искусство нельзя представить, несмотря на их ужасные конфликты и обиды. Рафаэль признал правоту понтифика и поместил угрюмого гения на первом плане, оставляя всю мелочную вражду и суету в стороне.

А что касается мечты Браманте о безбедной старости, то ей не суждено было сбыться: да, он преодолел нужду и даже последние годы жил в достатке, но только до глубокой старости дожить не довелось. Вскоре после триумфа шедевра Микеланджело в Сикстинской капелле в 1513 году папа Юлий II, главный спонсор Браманте, умер. Возможно, эти обстоятельства сыграли свою роль в том, что в 1514 году главный римский архитектор ушел из жизни, не дожив до 70 лет. Зато его мечту о богатстве вполне удалось воплотить в жизнь его оппоненту – Микеланджело всю жизнь провел в трудах, которые очень щедро оплачивались. Будучи очень состоятельным человеком, к концу своей долгой жизни он раздаривал свои скульптуры ученикам и родственникам, а также мог позволить себе отказаться от гонорара за свой последний большой проект – строительство собора Святого Петра. Да, базилика Сан-Пьетро в конце концов примирила Браманте и Микеланджело, их имена стоят рядом во главе длинного списка авторов многострадального храма. И как бы ни относился Микеланджело к Браманте в годы своей молодости, возглавив через полвека строительство собора, он взял за основу все же план Браманте, отдавая дань его архитектурному гению.