Текст книги "Наполеон III. Триумф и трагедия"

Луи Наполеон и его друзья совершили буквально чудо – менее чем за сутки доставили это письмо в Париж и вручили Сенару еще до открытия заседания Учредительного собрания. Когда председатель зачитал письмо депутатам, в зале поднялся шум негодования, но предпринять каких-либо действий против главы бонапартистской партии было уже невозможно.

Правительственная и депутатская шумиха вокруг Луи Наполеона в конечном итоге имела обратный эффект. Неурядицы и проблемы в экономической сфере, ожесточенная внутриполитическая борьба, недовольство крестьян, промышленников и предпринимателей, нагнетание страстей и массовый психоз, связанные с новостями о возможных вооруженных выступлениях, делали повседневную жизнь рядового обывателя весьма непростой.

Французское общество получило перемены, которые оно много лет требовало, но сейчас возник спрос на стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Передел собственности и требования рабочих и бедноты пугали и делали жизнь в стране неуютной. Толпа с оружием в руках под неопределенными лозунгами добивалась красной республики и становилась кошмарным сном для интеллигенции, служащих, чиновников и предпринимателей. Республика, которая ввела налог и всячески ущемляла крестьян, была им тем более не нужна. Церковь вспомнила репрессии, каким подверглась еще в ходе первой революции конца XVIII века, и не желала повторения тех событий. В армии и Национальной гвардии все громче звучали призывы навести порядок и приструнить «бездельников и смутьянов».

На этом фоне и на фоне бесконечно дискутировавших партий, политиков и депутатов Луи Наполеон представлялся реальной здоровой альтернативой, притом еще подвергавшейся несправедливым гонениям. Во французском обществе ширилось протестное голосование против процветавшей анархии, за стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Луи Наполеон с его подчеркнуто выверенной позицией по неучастию во внутриполитической «возне» получал все большее одобрение народа и тем самым становился востребованным в стране. Дальнейшие события ускорили развязку.

7 июня 1848 года Учредительное собрание приняло закон против уличных сходок[638]638
  Революции 1848–1849 гг. Том I. М.: Издательство АН СССР, 1952. С. 530.


[Закрыть]. В соответствии с этим документом, сходка должна была считаться вооруженной, если в толпе оказался хотя бы один человек с оружием в руках и этот человек не был незамедлительно изгнан из ее рядов. Участникам сходок (особенно ночных) грозили строгие кары (тюремное заключение сроком до 10 лет). Однако накал политических страстей был уже чрезвычайно высок. Этот закон не остановил волну сходок и уличных митингов. Радикализация в столице приобретала необратимые черты.

22 июня 1848 года в правительственной газете Le Moniteur было опубликовано распоряжение Исполнительной комиссии (накануне одобренное Учредительным собранием), в котором говорилось, что все холостые рабочие в возрасте от 18 до 25 лет, внесенные в списки национальных мастерских, подлежали зачислению в армию, а остальные должны были либо стать безработными, либо отправиться на мелиоративные земельные работы в болотистую местность Солонь[639]639
  Революции 1848–1849 гг. Том I. М.: Издательство АН СССР, 1952. С. 531. Более подробно о национальных мастерских см.: William Fortescue. France and 1848. The end of monarchy. Routledge. London and New York, 2005. P. 107–110.


[Закрыть].

Ситуация с распоряжением усугублялась с нескольких сторон. Во-первых, ранее в Солонь на земельные работы уже отправились некоторые парижские рабочие, и по возвращении оттуда они рассказали своим товарищам о тяжелых условиях, какие ожидают тех, кто там собирается работать. Во-вторых, в рабочих кварталах моментально распространилось известие о разговоре между членом Исполнительной комиссии Мари и рабочей делегацией во главе с публицистом и одновременно лейтенантом национальных мастерских Луи Пюжолем, которые пришли в Исполнительную комиссию для выяснения ситуации. В ответ на требования рабочей делегации о соблюдении обязательств, принятых 24 февраля, и об отмене правительственного решения о роспуске национальных мастерских Мари в грубой форме ответил, что если рабочие не хотят уехать в провинцию сами, то правительство вышлет их из Парижа силой[640]640
  История Франции. Том 2. М.: Наука, 1973. С. 298. См. также: William Fortescue. France and 1848. The end of monarchy. Routledge. London and New York, 2005. P. 110–111.


[Закрыть].

Ответ правительства вызвал бурю негодования. В городе до этого уже проходили многочисленные митинги и шествия. Однако разговор с Мари переполнил чашу терпения. Пюжоль призвал всех прийти в шесть часов вечера к площади Пантеона. Вечером на площади собралась толпа рабочих. Перед ними выступил Пюжоль и страстно призвал бороться за свои права. Свою речь он закончил требованием: «Работы и хлеба!» Собравшиеся выстроились в колонну, перешли Сену и направились в Сент-Антуанское предместье, откуда в 9 часов вечера вернулись обратно на левый берег.

Площадь Пантеона вновь наполнилась рабочими. Слово опять взял Пюжоль и заявил, что рабочие, проливавшие свою кровь в июле 1830 года и в феврале 1848 года, сумеют отстоять свои права с оружием в руках[641]641
  Революции 1848–1849 гг. Том I. М.: Издательство АН СССР, 1952. С. 532.


[Закрыть]. В ответ толпа поклялась не отступать. На 6 утра следующего дня был назначен сбор. Однако уже в эти минуты в кварталах Сен-Дени и Сен-Мартен начали возводить первые баррикады, а ночью прозвучали первые выстрелы.

На следующее утро в назначенное время тысячи рабочих вновь заполнили Площадь Пантеона. Как и накануне, с зажигательной речью выступил Пюжоль, в которой предложил двинуться в Сент-Антуанское предместье, а оттуда, запасшись оружием, к Учредительному собранию, чтобы разогнать его[642]642
  Революции 1848–1849 гг. Том I. М.: Издательство АН СССР, 1952. С. 532.


[Закрыть]. Разросшаяся по пути колонна перешла Сену и остановилась на площади Бастилии. Здесь, у памятника, посвященного июльским дням 1830 года, и на месте бывшей тюрьмы Бастилии, Пюжоль в очередной раз призвал многочисленную экзальтированную толпу совершить революцию.

В это же самое время проходило заседание Учредительного собрания. Обсуждался вопрос о национальных мастерских. Раздались предложения о смягчении позиции и поиске компромисса с учетом требований, выдвинутых накануне рабочей делегацией. Развернулись бурные прения, многие депутаты яростно отстаивали необходимость немедленного закрытия мастерских, которые стали угрозой общественного порядка и политической стабильности, а также повисли неподъемной финансовой гирей на шее молодой республики. В итоге Учредительное собрание утвердило представленный Фаллу законопроект о роспуске национальных мастерских в трехдневный срок[643]643
  История Франции. Том 2. М.: Наука, 1973. С. 298.


[Закрыть].

Одновременно с этим в Учредительное собрание и Исполнительную комиссию начала поступать информация о происходящих событиях в восточной части города, в том числе о многочисленных митингах и возводимых баррикадах. Под влиянием этих новостей у многих членов правительства и депутатов начали сдавать нервы и возникли панические настроения.

В то же время в военном министерстве безостановочно шла работа. Военный министр Кавеньяк уже несколько дней стягивал регулярные части к столице и мобилизовал Национальную гвардию из буржуазных кварталов Парижа. Учитывая складывавшуюся обстановку, руководство военного министерства начало активно концентрировать войска (в том числе и артиллерийские части) в относительно спокойных западных районах столицы.

От площади Бастилии возбужденная колонна начала движение в северо-западном направлении, в сторону бульвара Тампль. По мере движения раздавались выкрики: «К оружию! На баррикады!» В ход пошли камни мостовой, пивные бочки, земляные мешки, деревья, балки, столы и стулья, тележки, опрокинутые кузова карет, котлы и станки. Раздались беспорядочные выстрелы. Демонстранты начали грабить лавки и охотиться на полицейских. С невероятной быстротой выросли баррикады. Некоторые достигали высоты трех-, четырехэтажных домов. В короткое время они охватили огромный полукруг, равный половине Парижа.

По оценкам, уже к вечеру 23 июня 1848 года в выступлении приняло участие около 40 тысяч человек[644]644
  Революции 1848–1849 гг. Том I. М.: Издательство АН СССР, 1952. С. 534.


[Закрыть]. К ним присоединились рабочие пригороды – Бельвилль, Менильмонтан, Монмартр, Ля-Виллет, Ля-Шапелль и Иври. Основную массу восставших составили рабочие национальных мастерских (как уже ранее говорилось, сформированных по военному образцу), безработные, деклассированные и уголовные элементы, а в некоторых районах – женщины и дети. Руководили баррикадами и местными боями рабочие-механики, литейщики, жестянщики, печатники, граверы по металлу, портные, пекари, шляпные мастера, мастера-обойщики, владельцы столярных мастерских, выходцы из демократической интеллигенции. Многие руководители были бригадирами национальных мастерских, офицерами Национальной гвардии, членами революционных обществ и клубов. Однако единого руководства и плана восстания не было, каждый район был предоставлен сам себе. В целом господствовали анархия, принцип силы, идея абстрактной борьбы с богатством и порядком как воплощение буржуазного строя.

День 23 июня 1848 года завершился успехом восставших, сумевших захватить бóльшую часть города. В стычках войска и отряды Национальной гвардии были оттеснены. Наступила ночь, временами шел дождь, раздавались выстрелы и кое-где колокольный звон. Город не спал.

Учредительное собрание заседало до глубокой ночи. Рано утром возбужденные депутаты опять были в зале заседаний Бурбонского дворца. Новости были одна тревожней другой. Мятежники продвигаются вперед, нависла угроза захвата городской ратуши, остров Сите полностью в их руках. Чаша весов клонилась в сторону восставших. Депутат Тьер призвал эвакуировать Учредительное собрание из города и вывести верные войска для подготовки и последующего планомерного наступления на столицу[645]645
  Там же. С. 540.


[Закрыть]. Многие депутаты с ним не согласились. Министры Исполнительного комитета пребывали в растерянности. Представители военного министерства доложили, что в столицу в срочном порядке вызываются из провинции дополнительные воинские части и армия выполнит свой долг перед республикой. Достигнув первоначальных успехов утром 24 июня и столкнувшись с мужественным сопротивлением регулярных армейских частей, восставшие остановились на достигнутых позициях, перейдя к пассивной обороне.

Учитывая сложившуюся ситуацию, Учредительное собрание распустило Исполнительную комиссию, обвинив ее в недостатке энергии, объявило Париж на осадном положении и передало всю власть в руки военного министра генерала Кавеньяка[646]646
  Революции 1848–1849 гг. Том I. М.: Издательство АН СССР, 1952. С. 540.


[Закрыть]. При этом Кавеньяк уже имел выработанный план борьбы с повстанцами, который заключался в концентрации войск на ключевых позициях, использовании артиллерии, занятии главных административных зданий и улиц столицы. Опыт июльских дней 1830 года и февральских дней 1848-го был учтен военным ведомством. «Терпение, – отвечал генерал Ламорисьер одному депутату, который жаловался на медлительность действий военного командования, – неужели вы думаете, что мы будем так глупы, чтобы разбивать наших солдат в такой день, как нынешний, на мелкие отряды по маленьким улицам предместий? Нет, нет! Мы дадим восставшим сконцентрироваться в тех кварталах, какие мы не можем отстоять, а потом двинемся туда, чтобы их уничтожить. На этот раз они от нас не уйдут»[647]647
  Молок А. Июньские дни 1848 года в Париже. М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР, 1948. С. 98.


[Закрыть].

К вечеру 24 июня 1848 года правительственные войска начали контрнаступление и очистили кварталы левого берега Сены. В столицу продолжали прибывать армейские части, здесь концентрировались надежные батальоны Национальной и мобильной гвардий. Во главе правительственных войск стояли боевые генералы и офицеры, прошедшие школу алжирской и других колониальных войн.

25 июня 1848 года началось решительное наступление правительственных войск. Силы сторон, по разным оценкам, достигали: у правительства – до 140–150 тысяч регулярных войск, Национальной гвардии и мобилей; у повстанцев – 40–50 тысяч[648]648
  История Франции. Том 2. М.: Наука, 1973. С. 302.


[Закрыть]. Повстанцы соорудили, по разным оценкам, от 414 до 600 баррикад[649]649
  Молок А. Июньские дни 1848 года в Париже. М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР, 1948. С. 100.


[Закрыть]. В ряде районов баррикады были воздвигнуты таким образом, чтобы держать наступавших под перекрестным огнем и не давать возможности для планомерного продвижения и захвата баррикад. С учетом того, что Париж в целом в архитектурном плане оставался средневековым городом с узкими кривыми улицами и основной массив баррикад находился в густонаселенных рабочих районах, штурм этих укреплений представлялся чрезвычайно трудным делом. В этих условиях для подавления восстания широко использовалась артиллерия, которая просто сметала целые кварталы, ставшие центрами сопротивления повстанцев.

Париж за много веков видел всякое. Но такого размаха и накала борьбы никогда ранее! Это была полномасштабная гражданская война, в которой никто никого не жалел! Андре Моруа в книге о Викторе Гюго так описывает эти мрачные дни: «То была мрачная и жестокая гражданская война. На одной стороне – отчаяние народа, на другой – отчаяние общества. Виктор Гюго без особого энтузиазма встал на сторону общества. Обуздать восстание – дело нелегкое. Он был решительным противником своих коллег, которые с циничным удовлетворением воспользовались случаем, чтобы утопить в крови восстание. Но он полагал, что восстание черни против народа – “бессмысленный бунт толпы против жизненно необходимых для нее же самой принципов” – должно быть подавлено. “Честный человек идет на это, и именно из любви к этой толпе вступает с ней в борьбу. Однако он сочувствует ей, хоть и сопротивляется!”»[650]650
  Моруа А. Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго. М.: АСТ: Астрель; Владимир: ВКТ, 2011. С. 386.


[Закрыть].

Гюго был одним из немногих депутатов, не боявшихся бывать на баррикадах, он читал инсургентам декреты, уговаривал защитников порядка: «Пора кончать с этим, друзья! Это убийственная война. Когда смело идут навстречу опасности, то всегда меньше жертв. Вперед!»[651]651
  Там же.


[Закрыть]. Безоружный, он появлялся среди восставших, призывал их сложить оружие. Но страстно желая социального мира, борясь за его утверждение, он не любил ни Тьера, «маленького человечка, стремившегося своей ручонкой заглушить грозный рокот революции», ни Кавеньяка, «носатого и волосатого генерала, честного, но жестокого человека»[652]652
  Там же.


[Закрыть].

Известный советский историк Александр Молок в книге «Июньские дни 1848 года в Париже» передает дух тех дней: «Четыре дня держались 40–45 тысяч восставших рабочих против вчетверо или даже впятеро более сильного противника, в изобилии снабженного боевыми припасами и поддержанного огнем мощной артиллерии. Героизм, проявленный ими в борьбе, поразил даже их заклятых врагов. “Инсургенты повсюду дерутся, как львы, – писал парижский корреспондент немецкой консервативной “Всеобщей газеты”. – Это борьба не на жизнь, а на смерть между лавочником и рабочим. Первый сражается с мужеством, внушенным страхом, второй – с мужеством, внушенным отчаянием”»[653]653
  Молок А. Июньские дни 1848 года в Париже. М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР, 1948. С. 99.


[Закрыть].

Ожесточение, с каким сражались солдаты и офицеры армии Кавеньяка, хорошо передает следующее письмо капитана Национальной гвардии, описывавшего бои 23 и 24 июня: «Я пишу вам под трескотню мушкетов и гром пушек. В два часа мы заняли три баррикады в конце моста у собора Парижской Богоматери, затем мы двинулись по улице Сен-Мартен и прошли ее во всю длину. Выйдя на бульвар, мы увидели, что он оставлен и пуст. Мы прошли вверх по предместью до Тампля. Не доходя до казармы, мы остановились. В 200 шагах возвышалась внушительная баррикада, окруженная несколькими другими баррикадами и защищаемая 2000 бойцов. В течение двух часов мы вели с ними переговоры, но безуспешно. К 6 часам прибыла, наконец, артиллерия. Тогда инсургенты открыли огонь.

Пушки стали отвечать, и до 9 часов рассыпались кирпичи, и трескались окна от грохота снарядов. Огонь был ужасающий. Кровь лилась рекой… Всюду, куда ни взглянешь, мостовая красна от крови. Мои люди падали, сраженные пулями инсургентов. Последние сражались, как львы. Мы двадцать раз шли в наступление, двадцать раз нас отбивали. Число убитых громадно, число раненых еще больше. В 9 часов мы взяли баррикады в штыки. Сегодня (24 июня) мы все еще на ногах. Непрерывно раздаются выстрелы… Мы охраняем пленных, которых приводят каждую минуту. Среди них много раненых. Некоторых тут же пристреливают. Из моих 112 человек я потерял 53»[654]654
  Там же. С. 106–107.


[Закрыть].

Бойня и всеобщее озверение доходили до крайней точки. Многих пленных расстреляли на месте без всяких разбирательств.

В то же время в правительственных войсках также распространялась крайне негативная информация о восставших. Так, 25 июня был смертельно ранен в спину парижский архиепископ Огюст Аффра[655]655
  История Франции. Том 2. М.: Наука, 1973. С. 303.


[Закрыть], кто в районе площади Бастилии выступил перед повстанцами, призывая к прекращению гражданской войны. Однако кто именно был истинным убийцей архиепископа, осталось неизвестным. В другом случае в районе предместья Жантильи погибли генерал Жан Бреа и его адъютант[656]656
  Там же.


[Закрыть], которые вступили с повстанцами в переговоры, добиваясь их капитуляции, и были убиты в момент замешательства, вызванного слухами о появлении отрядов мобилей, когда часть повстанцев была до крайности взбудоражена вестью о расстрелах правительственными войсками пленных баррикадных бойцов.

Добиваясь своей цели, генерал Кавеньяк методично брал под свой контроль основные очаги сопротивления, выдавливая повстанцев из города в северо-восточные районы и предместья города. Уже 26 июня в руках восставших оставались только предместье Сент-Антуан, часть предместья Тампль и некоторые второстепенные участки. Во второй половине дня были заняты позиции восставших в Бельвилле, Менильмонтане и Ля-Виллет. К вечеру был отбит форт Монтрей.

Чтобы избежать ненужного кровопролития, Кавеньяк обратился к последним очагам сопротивления со следующим воззванием[657]657
  Молок А. Июньские дни 1848 года в Париже. М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР, 1948. С. 109.


[Закрыть]:

Рабочие и вы все, поднявшие оружие против отечества и против республики, в последний раз во имя всего, что есть почитаемого, святого для людей, призываю вас сложить оружие. Учредительное собрание, вся нация просят вас об этом. Вам говорят, что вас ждет жестокая месть. Так говорят ваши и наши враги! Вам говорят, что вы будете хладнокровно принесены в жертву! Придите к нам, придите как раскаявшиеся и покорные закону братья, и объятия республики будут открыты для вас.

Как впоследствии заметил один историк-социалист: «Да, буржуазная республика была готова принять рабочих в свои объятия, но лишь для того, чтобы умертвить их»[658]658
  Там же. С. 110.


[Закрыть].

Справедливо это замечание или нет? И да, и нет! Насколько можно быть милосердным в условиях гражданской войны и пролитой крови? Как можно в экстремальных обстоятельствах сохранить «холодную» голову и не позволить себе впасть в крайность? Возможно ли вообще прощение, когда на твоих глазах погибают сотни людей, близкие люди, уничтожаются памятники и ценности, попираются те идеалы, в которые ты веришь? Вечные вопросы, какие необходимо отнести ко всей истории человечества. Но парижский июнь 1848 года дал свой ответ на них.

Восстание было подавлено. Начался террор. По мнению британского историка Зелдина, «восстание в июне 1848 года… показало, что классового характера противостояние не имело, ибо рабочие находились по обе стороны баррикад. В Национальной гвардии, подавившей восстание, были представлены все слои населения: собственники, лавочники, рабочие и интеллектуалы. Ведущую роль в репрессиях играли молодые рабочие, особенно приехавшие из провинции. Они были естественными врагами рабочих старшего возраста, которые имели работу и, не будучи обременены семьями, могли трудиться за меньшие деньги. Многие из них записались в garde mobile лишь потому, что нуждались в работе. Интересы молодых студентов и рабочих совпадали не всегда; более того, мятежники в массе своей вообще не были парижскими рабочими. Лишь каждый седьмой из них и каждый девятый среди арестованных родились в Париже… На сторону мятежников встали всевозможные безработные, бродяги, журналисты и даже деклассированные аристократы и обанкротившиеся банкиры. В обоих лагерях были представители всех слоев общества, и возглавлялись они отнюдь не только пролетариями… Если и существовала какая-нибудь категория, которую мятежники дружно ненавидели, то это были домовладельцы. Большинство восставших задолжали за квартиру, а февральская революция послужила им предлогом затянуть с оплатой. В последовавших арестах главным источником использованной полицией информации были доносы домовладельцев. Конфликт поколений, вражда между рабочими и лавочниками, вражда между отдельными личностями и неудовлетворенные надежды домохозяек – все сыграло свою роль в этой бойне»[659]659
  Зелдин Т. Франция, 1848–1945: Честолюбие, любовь и политика. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2004. С. 422–423.


[Закрыть].

Как и во всяком масштабном драматическом событии, количество участников, пострадавших и жертв всегда приблизительно. Те июньско-июльские дни 1848 года не исключение. По приблизительным оценкам, в дни восстания и после него было убито порядка 11 тысяч восставших[660]660
  История Франции. Том 2. М.: Наука, 1973. С. 304. По данным П. Мильзы, погибло около 5 тысяч восставших: Pierre Milza. Napoléon III. Perrin. Paris, 2007. P. 177.


[Закрыть]. Пленных баррикадных бойцов расстреливали, бросали со связанными руками в Сену, морили голодом в подвалах общественных зданий, дворцов, казарм и крепостных фортов.

Декретом Учредительного собрания от 27 июня 1848 года для всех участников восстания вводилась ссылка без суда в заморские колонии Франции; «вожаки, зачинщики и подстрекатели»[661]661
  История Франции. Том 2. М.: Наука, 1973. С. 304.


[Закрыть] подлежали суду военных трибуналов. Число арестованных в первые дни в Париже превысило 25 тысяч человек, из них в последующем после разбирательств были отпущены 14 тысяч. В ссылку было отправлено 4 тысячи человек[662]662
  Там же.


[Закрыть].

Подавляющее число газет и общественное мнение требовали жестокого наказания восставших, истребления зачинщиков. Выявлялись факты самосуда и расправ. Генерал Кавеньяк пытался принимать меры к предотвращению насилия, издав прокламацию, в которой, в частности, говорилось: «В Париже я вижу победителей и побежденных; да будет вечно проклято имя мое, если я соглашусь видеть в нем жертвы»[663]663
  Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (электронная книга, адрес в сети Интернет: http://niv.ru/doc/dictionary/brockhaus-efron/fc/b-e-202-2.htm).


[Закрыть]. Однако в последующем его упрекали за то, что не помешал Учредительному собранию принять вышеуказанный Декрет от 27 июня и не запретил выдачу своим солдатам почетных наград, которые были неуместны в гражданском противостоянии.

Правые республиканцы и поддерживавшие их газеты в открытую обвинили бонапартистов и лично Луи Наполеона в подстрекательстве к восстанию и даже руководстве им[664]664
  Jasper Ridley. Napoleon III and Eugénie. The Viking Press. New York, 1980. P. 215–216.


[Закрыть]. Газеты публиковали материалы о том, что на средства главы бонапартистской партии закупалось оружие и переправлялось в столицу. Хотя доказательств этому, в конечном счете, предъявлено не было.

На Британских островах Луи Наполеон продолжал свою обычную жизнь. Он решал свои финансовые дела с помощью мисс Говард, посещал разные общественные мероприятия и светские вечеринки.

Политическая жизнь в Великобритании под влиянием событий во Франции и Европе стала гораздо напряженней. В апреле в Лондоне прошли массовые демонстрации чартистов, и Луи Наполеон на некоторое время даже переключил свое внимание на английскую внутриполитическую ситуацию. На два месяца он, как и многие английские молодые люди из состоятельных семей, записался в добровольные помощники полиции (специальный констебль) для противодействия чартистам и охраны общественного порядка в столице[665]665
  Eric Anceau. Napoléon III. Editions Tallandier. Paris, 2012. P. 118. См. также: Pierre Milza. Napoléon III. Perrin. Paris, 2007. P. 170.


[Закрыть].

В июньском выступлении в Париже глава бонапартистской партии никакого участия не принимал. 21 июня 1848 года, когда социалистические рабочие в Париже собрались и начали призывать к восстанию, Луи Наполеон, по данным газет Morning Post, провел в Лондоне на балу у маркизы Эйлсбери[666]666
  Jasper Ridley. Napoleon III and Eugénie. The Viking Press. New York, 1980. P. 215.


[Закрыть].

А Ридли добавляет, что «среди гостей на балу был еще один француз, граф Алексис де Валлон. У него сложилось невысокое мнение о Луи Наполеоне. Через два дня он написал Мериме: “Увы! Достаточно просто посмотреть на то, как этот обыкновенный и пользующийся дурной славой маленький джентльмен сам понимает, насколько напрасны все надежды, которые на него возлагаются. Его фигура вряд ли подходит для той роли, какую он должен играть. Представьте себе маленького человека четырех с половиной футов, неприятного и вульгарного, с большими усами и глазами поросенка! Так много для его внешности. Относительно его нравственности: он живет открыто, что уже является скандалом по меркам английской морали, с пятнадцатисортной артисткой, очень, по общему признанию, красивой, по имени мисс Говард. Такое поведение не могло не закрыть перед ним двери лондонского высшего общества, которое выбросило его в мир актеров низкого сорта. Люди здесь убеждены, что если судьба все же поднимет его на какое-то высокое положение во Франции, то он будет опираться на Социалистическую коммунистическую партию и даже, возможно, на красных республиканцев”[667]667
  Там же.


[Закрыть]. Валлон добавил, что, когда он внимательно рассмотрел Луи Наполеона на балу у леди Эйлсбери, то “сказал себе, что для этого маленького претендента понадобится только один час, чтобы пробежать по бульвару в своем темном костюме и белом галстуке, чтобы его престиж был потерян навсегда”»[668]668
  Jasper Ridley. Napoleon III and Eugénie. The Viking Press. New York, 1980. P. 215–216.


[Закрыть]. Ридли полагает, что французский граф в своей уничижительной оценке Луи Наполеона ошибся практически во всем[669]669
  Там же.


[Закрыть].

* * *

Париж был оставлен на осадном положении. Все батальоны Национальной гвардии из рабочих районов города были распущены. Революционные клубы находились под строгим полицейским контролем. Власти приняли энергичные меры к разоружению населения. По имеющейся информации, к 4 июля во всем Париже было изъято свыше 100 тысяч одних только ружей[670]670
  Революции 1848–1849 гг. Том I. М.: Издательство АН СССР, 1952. С. 548.


[Закрыть] (не считая сабель, пистолетов и другого оружия).

Через несколько дней мирная жизнь опять воцарилась на улицах города. Париж ожил. По словам Александра Герцена, «толпы праздношатающихся снова появились на бульварах; нарядные дамы ездили в колясках и кабриолетах смотреть развалины домов и следы боев… И лишь частые патрули и партии арестованных напоминали страшные дни»[671]671
  Там же. С. 546.


[Закрыть].

В условиях господства военных порядков криминальная жизнь Парижа также на какое-то время замерла. Криминалитет ушел в подполье в прямом и в переносном смысле. На некоторое время на улицы города стало спокойней выходить, в том числе и в ночное время. Горожане (особенно ее средний и богатый слой) это оценили.

Биржа отметила торжество «порядка» в столице повышением курса государственных бумаг и некоторым общим оживлением дел[672]672
  Там же. С. 548.


[Закрыть]. С учетом того, что провинция (53 департамента направили добровольцев в Париж для подавления восстания[673]673
  История Франции. Том 2. М.: Наука, 1973. С. 309. См. также: Mike Rapport. 1848: Year of Revolution. Basic Books. New York, 2009. P. 210.


[Закрыть]) отнеслась крайне отрицательно к вооруженному выступлению в столице, со всех концов страны в Учредительное собрание поступали приветствия и поздравления.

Верный своим внутренним республиканским убеждениям, Кавеньяк 29 июня 1848 года сложил свои особые диктаторские полномочия, какими ранее был наделен Учредительным собранием для подавления вооруженного мятежа в Париже. В ответ Учредительное собрание единодушно проголосовало за признательность генералу и назначило его президентом совета министров и главой исполнительной власти[674]674
  Historical Dictionary of France from the 1815 Restoration to the Second Empire. Vol. 1. Greenwood Press, 1987. P. 170.


[Закрыть]. Произошла смена и председателя Учредительного собрания – им стал правый республиканец, редактор газеты Le National Арман Марраст.

Против этих постановлений парламента выступили только депутаты-социалисты. Принц Наполеон, Пьер Бонапарт, Люсьен Мюрат и другие депутаты-бонапартисты самоустранились от дискуссий и решений по данным вопросам.

Генерал Кавеньяк потребовал самых жестких мер, в результате которых были закрыты практически все оппозиционные газеты, в том числе и бонапартистского толка. Оставшиеся печатные издания должны были вносить предварительно большие суммы денег в качестве обеспечения хорошего поведения и соблюдения требований властей.

Генерал Кавеньяк также потребовал лишить депутатской неприкосновенности Блана и Коссидьера, которые обвинялись в подстрекательстве и руководстве выступлением 15 мая[675]675
  Jasper Ridley. Napoleon III and Eugénie. The Viking Press. New York, 1980. P. 217.


[Закрыть]. Оба бежали в Великобританию. По прибытии в Лондон Блана посетил Луи Наполеон, выразивший сочувствие ему и французским социалистам[676]676
  Там же.


[Закрыть].

Зная реальное состояние экономики, Учредительное собрание и правительство Кавеньяка предприняли ряд решительных мер по ее стабилизации. Была восстановлена финансовая система, действовавшая в поздний период Июльской монархии; приведены в некоторый порядок финансовые дела Банка Франции, а также ограничен выпуск денег в свободное обращение; отклонены проекты по национализации железных дорог с выкупом у частных компаний; отклонены предложения по введению новых налогов; отменен декрет об ограничении рабочего дня и вновь введен 12-часовой рабочий день; распущены все провинциальные национальные мастерские; введен надзор над ценообразованием; подтвержден закон о 45-сантимовом налоге и введены дополнительные строгие меры по сбору недоимок по нему; восстановлено тюремное заключение за долги и др.

Эти шаги и благоприятная конъюнктура позволили осенью наблюдать определенное оживление в экономике с постепенным ростом объемов производства и потребления. В страну начали возвращаться капиталы, ранее вывезенные за пределы Франции. Предприниматели выражали сдержанный оптимизм.

При этом у населения и частично в армейских кругах наблюдалась неудовлетворенность деспотизмом правых республиканцев и лично генерала Кавеньяка. Крестьяне продолжали выражать глухое недовольство действиями правительства и депутатов. Их экономическое положение продолжало ухудшаться. Многие крупные промышленники, мелкие предприниматели, рабочие и беднота находили, что республика не отвечает их желаниям. Часть офицерского корпуса была недовольна жесткостью, бестактностью и грубостью генерала – диктатора республики. Молодые люди были поставлены под жесткий государственный контроль, а политические партии были значительно урезаны в своей деятельности.

В то же время в Учредительном собрании, в газетах, клубах и провинции развернулась дискуссия о дальнейшем политическом развитии страны. Анархия первых месяцев революции и жестокая междоусобная резня в июне качнули симпатии населения к политическим силам, не причастным как к революционной волне, так и к вооруженному столкновению. Одним из представителей этой третьей силы, несомненно, был глава бонапартистской партии Луи Наполеон. В обществе хорошо запомнились его действия, когда он в июне демонстративно отказался от депутатского мандата.

В конце августа Кавеньяк уступил давлению Учредительного собрания и приказал провести 17–18 сентября 1848 года дополнительные выборы на одиннадцать вакантных мест в парламенте, причем три из них приходились на Париж.

На депутатские места в столице правые республиканцы выдвинули, как и социалисты, трех кандидатов, одним из них был известный политический деятель, доктор Франсуа Распай, который в это время находился в тюрьме в Венсене. От партии орлеанистов на выборы шли банкир Ашиль Фульд и маршал Тома Бюжо. Еще одним «тяжеловесом» считался популярный журналист и политик Эмиль де Жирарден. Бонапартисты в качестве кандидата выдвинули Луи Наполеона.

Предполагалось, что победу в столице должны одержать ставленники власти и правящей правой республиканской партии. Однако результаты, которые были оглашены 21 сентября 1848 года, были ошеломляющими. Убедительную победу одержал Луи Наполеон[677]677
  Jasper Ridley. Napoleon III and Eugénie. The Viking Press. New York, 1980. P. 218.


[Закрыть]. За него отдали голоса 110 752 избирателя. Вторым финишировал Фульд с 78 891 голосом и третьим – Распай с 66 963. Кроме того, глава бонапартистской партии был избран еще от четырех избирательных округов[678]678
  Eric Anceau. Napoléon III. Editions Tallandier. Paris, 2012. P. 129. См. также: Pierre Milza. Napoléon III. Perrin. Paris, 2007. P. 178.


[Закрыть], в том числе и на Корсике. К этому следует добавить, что в провинции практически везде победу одержали монархисты.