Текст книги "Убийство на Знаменской. Серия «Невыдуманные истории на ночь»"

– Вот как? Что же это за причины?

– Боюсь, вам будет трудно меня понять. Причины эти лежат в области моих этических представлений. Я даже не считаю нужным их объяснять, поскольку, как мне кажется, тот участок вашего мозга, который отвечает за этику и нравственность, полностью атрофирован.

Софья фыркнула, флегматично вернулась в исходное положение, влезла обратно в халат.

– Чего же вы хотите? Денег, что ли? У меня в средствах недостаток, они, знаете ли, у меня не задерживаются…

– Ваши деньги меня также не интересуют.

– Тогда что? И кто вы вообще такой?

– Я – Шумилов Алексей Иванович, юридический консультант «Общества взаимного поземельного кредита». В настоящий момент работаю в интересах присяжного поверенного Карабчевского, защищающего интересы господина Чижевского, ошибочно обвинённого в убийстве вашего спутника Кузнецова.

– Стало быть, вы не из полиции. Гм, а я-то, дура, и не поняла сразу, решила – то ли филёр, то ли сыщик. И что же вам от меня нужно? что вы ко мне пристали?

– Если вы поможете установить все обстоятельства произошедшего в «Знаменской», присяжный поверенный Карабчевский поможет вам выкрутиться из опасной для вас ситуации.

– Хм… это было бы замечательно… – с некоторой настороженностью отозвалась Сонька.

– Вот и хорошо. Для начала покажите мне свой паспорт.

– А зачем это? Вы у меня его не отнимете? – с подозрением спросила девица.

– Не отниму. Поскольку это было бы незаконно.

Взяв в руки паспорт, Шумилов его внимательно изучил. Согласно сделанным в документе записям Софья Аркадьевна Карьянова была уроженкой Пинской губернии, православного вероисповедания, полных двадцати трёх лет от роду. Паспорт был трёхлетним, буквально через пару месяцев заканчивался срок его действия, и надо было выправлять новый.

Алексей вернул документ владелице и, сев на жесткий венский стул, сказал:

– Рассказывайте, Софья Аркадьевна, всё, что связано с Кузнецовым. Внимательнее с мелочами и деталями, смотрите, не врите. Если кто-то и сможет вытащить вас из грозящей вам передряги, то именно я и Карабчевский. Поэтому постарайтесь завоевать моё доверие.

Сонька-Гусар убрала паспорт в саквояж и равнодушно-деловитым голосом отозвалась:

– Ладно, расскажу. Сами увидите, что ничего такого уж ужасного я не сделала. Примерно с месяц назад познакомилась я с одним типом, Максимом – так он назвался. Подцепила его на Невском. Домой к себе я не вожу мужчин, есть тому масса причин, прежде всего – опасно им показывать, где живёшь. Так что завернули в гостиничку возле Сенной, благо тут недалеко. Сделали «дело». Он хорошо заплатил, даже «сверху» пятёрку кинул. Такой… с душой мужчина, с подходом, деликатный… – она на миг задумалась, глядя куда-то сквозь Шумилова. – И потом он сделал мне интересное предложение: помоги, говорит, устроить розыгрыш приятеля. Служим вместе, в одном клубе «по-маленькой» играем, а он даже в «мальчишниках» не участвует, отговаривается – я, мол, примерный семьянин, мне не подобает. И Бог, дескать, не велит. Я веду праведный образ жизни, мол, не то, что вы все, развратники. Ну, и надо бы его уличить, доказать, что он ничуть не лучше нас… Их, то есть… ну, Максима этого с товарищами. Так мне всё это Максим объяснил, пообещал денег дать за помощь. Много…

– Много – это сколько? – тут же уточнил Шумилов.

– Пятьдесят целковых.

– Ясно. Что дальше?

– Я заинтересовалась, спрашиваю Максима, что надлежит сделать? А он такой план мне предлагает: написать этому мужику письмо, что, дескать, хотя он тебя не знает, но ты его хорошо знаешь, и некоторое время уже влюблена. Ну, и пригласить на свидание. Мужчина клюнет, конечно же. Привести его надлежало на специально снятую квартиру с мебелью, а ему при этом сказать, что как будто к себе я его привела. Максим с друзьями планировал заранее спрятаться в шкафу. Они хотели сначала за нашими играми понаблюдать, а когда бы мы закончили, тут-то они и вышли бы из шкафа. Ну, и разоблачили бы этого «праведника». Вот такой вот план был у Максима. Я задумалась и поняла, что план этот совершенно дурацкий.

– Молодец, – похвалил Шумилов, – хорошо соображаешь. Потому что тебя в этой квартире и зарезали бы вместе с Кузнецовым. И оказалось бы два трупа вместо одного.

– Ну, в тот момент я о трупах вовсе даже и не думала. Просто я не захотела в их препирательствах участвовать. А вдруг этот мужчина не понял бы шутки? вдруг разозлился бы?… Эдак можно и по физиономии схлопотать. Как я потом с фингалом?.. В общем, отказалась я. Максим принялся уговаривать: дескать, сможешь под любым предлогом выйти – якобы, к соседке или в мелочную лавочку. Да только всё равно, не нравился мне его план. Нутром чуяла, что не стоит идти в квартиру. Но и пятьдесят целковых за пару часов поднять – это тоже не шутки… Короче, в ответ я рассказала ему, что существуют в Питере места специальные, для подсматривания, значит, и всё можно грамотно устроить. Максим этого, видимо, не знал. Ну, таких вещей многие не знают.

– Вы имели в виду номера в «Знаменской», оборудованные для подсматривания?

– Ну да. Только такие штуки есть не только в «Знаменской». Практически в любом приличном публичном доме есть апартамент, оборудованный для подглядывания. Это ныне весьма популярное развлечение, многие клиенты интересуются. Хотя мне это непонятно, извращение какое-то. В общем, я рассказала Максиму о «Знаменской» и пообещала всё устроить. Договорились повстречаться через неделю. И встретились на том же месте, где и познакомились. Максим повёл меня обедать в ресторан к Доминику. Не из самых дорогих, конечно, но там не поскупился, заказал рябчиков в белом вине, мадеры, на десерт – бланманже. А в гостиницу не пошел – говорит, некогда.

– То есть встреча ваша носила сугубо деловой характер? – уточнил Шумилов.

– Именно так. Спросил у меня, как, дескать, договорилась? Я сказала, что да, только надо немного подождать. Человек этот на следующей неделе будет ночью дежурить. Но ему потребно будет за услуги червонец дать. Он стал выспрашивать, что это за услуги такие, дескать, дорого. Я рассказала, что знакомец мой в гостинице работает, он устроит нам два номера смежных, между ними дверь и шкаф стоит с односторонним зеркалом, через которое можно всё видеть. Я с этим твоим знакомцем займу один номер, а ты со своими приятелями или сам, как пожелаешь, придёшь в смежный, откроешь дверь в стене, зайдёшь в шкаф – там даже задняя стенка будет снята, так что двигать ничего не придётся… просто зайдёте в шкаф и станете смотреть. Когда я с этим кавалером закончу, то уйду. Вы немножко подождете, а потом можете выходить и с ним свои шутки шутить. А Максим мне говорит, дескать, а вдруг он с тобой решит уйти? Я пообещала, что не уйдет, сказала, что я уж устрою так, чтоб он в номере остался. А я к тому моменту уже прикинула, что надо будет опия дать этому господину, чтоб он уснул. Пусть они его потом будят как хотят, воду льют на голову или по щекам хлопают – это как угодно, мне главное спокойно уйти и не получить на орехи.

– Сейчас я вас, Софья Аркадьевна, прерву ненадолго, – остановил рассказ девицы Шумилов. – Расскажите-ка мне о знакомом из гостиницы.

– Зовут его Васька Хлопов, коридорный. Это он идею подал насчёт снотворного, чтоб я уйти спокойно могла. Дошлый малый, с опытом. Рассказал, как снотворное в вино добавить: опийные капли купить в аптеке и обычным шприцем через пробку впрыснуть в бутылку. В сургуче маленький скол сделать, такие иногда бывают, и иглой проколоть пробку. Бутылку, сказал обязательно принести с собою, чтобы в буфете не покупать. Это для того, чтобы потом проснувшийся кавалер не вздумал жаловаться управляющему на то, что ему из буфета выдали такую бутылку; чтоб, значит, не было подозрений на сговор. Так всё и сделали. Я с Хлоповым поддерживала в те дни плотный контакт, он буквально каждый вечер заглядывал в ресторан Тихонова, туда, где вы на меня вчера пялились….. ну и пятого числа сказал, что на следующий вечер, шестого то есть, можно всё дело провернуть. А у меня на утро шестого была назначена встреча с Максимом. Шестого утром он заглянул ко мне в шляпный салон Брюно, я как раз там работала, и мы обо всём договорились. Под его диктовку я написала письмо Кузьме Кузнецову – именно так звали знакомца Максима и моего будущего «кавалера».

– Что было в письме?

– Оно было написано от лица девицы, снимавшей комнату в одном из домов, владельцем которых был Кузнецов. Максим молодец оказался, толково всё придумал: дескать, я робкая девушка, стесняюсь прямо обратиться к Кузнецову и потому прибегаю к помощи письма. Мол, я знаю, что он одинок и воспитывает дочку без жены, для меня он образец мужского достоинства, так сказать, крепкое плечо и мужское начало – вот такая галиматья. В конце письма я немного написала о себе, мол, живу уроками, учусь попутно на Высших курсах, ну и назначила свидание в Александровском саду у фонтана в восемь часов вечера. Вот такое вот письмо, ни слова правды. Но составлено складно, я была уверена, что на эту ахинею любой, даже самый умный мужик клюнет, – Сонька несколько секунд изучающе смотрела на Шумилова и неожиданно добавила, – ну, может, только вы бы не клюнули. Но я так вижу, что вы и на куда более конкретные предложения не клюёте.

Она шутливо огладила себя по пышному бюсту, напоминая о сделанном не так давно предложении интимного свойства, и искоса лукаво взглянула на Алексея, но натолкнувшись на его ироничный взгляд, притворно вздохнула и состроила насмешливую гримаску.

– И что же последовало дальше? – спросил Шумилов, полностью проигнорировав последнюю эскападу Соньки.

– Максим письмо забрал, а мне сказал, чтобы была готова к назначенному часу. А мне что? За пятьдесят рублей я всегда готова. В общем, мы решили, что Максим будет ждать в кафе напротив гостиницы. Ему сигнал из окошка второго этажа будет – белым платком помашут. Это Васька Хлопов должен будет сигнал подать, когда я уже с кавалером на место прибуду. Как платочком помашут – значить, можно заходить. Портье будет предупреждён, Максиму лишь надо будет сказать, что бронь у него на второй номер второго этажа, и пятёрку сунуть. Это для того было задумано, чтобы Максим случайно в коридоре с Кузнецовым не столкнулся.

– А когда же вы снотворное в вино добавили?

– Незадолго перед тем, как отправиться на свидание, примерно около шести часов вечера.

– С этим ясно. А что с кокаином?

Сонька аж вся съёжилась, вопрос, видимо, показался ей очень неприятным:

– Про кокаин откуда знаете?

– Я ведь вас предупредил, чтобы не пытались мне врать или о чем-то умалчивать. Если отвечаете на вопросы – то начистоту. Либо вообще не отвечайте.

– Кокаин – это секрет нашего женского могущества, – усмехнулась Сонька. – Многие мужики весьма слабы, особенно пожилые, их надо как-то подстегнуть. И кокаин наш первый в этом деле помощник. Когда я посмотрела на этого кавалера – на Кузнецова, значит – мне его даже как-то жаль стало: поистрепанный, волоски седые, пузатый. Сидел бы дома на печи или возле камина, так нет же, этих дураков на молодых тянет, молодого тела, вишь, хочется… Какое там тебе девичье тело, дедушка? растирай настойкой мухомора суставы и не питюкай… Поняла я, что дело с ним сладить будет трудно по той банальной причине, что его могучий Феникс в нужный момент может не восстать из пепла и оказаться вовсе даже не могучим Фениксом, а так, дряблым петушком. Ну и капнула в фужер с шампанским кокаинчика из своих запасов для поднятия мужского достоинства. Себе тоже капелюшечку, чтоб работу, значит, с огоньком исполнить. Наша работа… того… тоже порой душевного порыва требует.

– Хорошо, с кокаином ясно. Что же последовало далее?

– Когда мы с Кузьмой Кузнецовым у фонтана встретились, он весь аж павлином расплылся. Видно, опасался, что курица мокрая на свидание явится, а как меня увидал, так у него прям слюна закапала. Повёз ужинать на Острова. Там всё просто сладилось: пара танцев, несколько смелых прикосновений. В общем, секреты женского мастерства! Вижу, он созрел, чтобы творить глупости. Я без затей предложила ехать в гостиницу. Причём, сама назвала «Знаменскую». Кузнецов нисколько не спорил…

– Отдал инициативу в ваши руки, – закончил мысль Шумилов.

– Ну да! В двенадцатом часу приехали, заняли номер. Вместо Васьки был другой коридорный, но Хлопов предупреждал, что он будет на подмене, так что я волнений на сей счёт не испытала. Кузьма попросил принести посуду для вина и фруктов. Ну, заодно и бутылочку шампанского. Тот коридорный и принёс, а вскоре, видимо, ушёл. Прошло немного времени, и Васька Хлопов постучал в дверь и осведомился, был ли из нашего номера заказ шоколаду. Для меня это был сигнал того, что Максим уже в соседнем номере, и можно комедию начинать. Я кокаинчик незаменто добавила Кузьме в бокал с шампанским, пока тот на горшке сидел. Потом он свои дела закончил и я, значит, приступила. Мы с ним в кресле «делом» занялись, ещё в гостиной, прям напротив зеркала – это для того, чтобы тем, в шкафу лучше видать было. Ну-у, – Сонька-Гусар примолкла, подбирая слова, – всё нормально прошло… как и должно было. Кузнецов очень доволен мною остался. Посидел немного в кресле, мы поболтали, он поверх шампанского ещё фужерчик вина хлопнул, уже без кокаина, понятно, что через четверть часа его опий рубить стал. Он пошёл на кровать, еле дотащился, стал на ходу раздеваться, а потом прилег, да почти сразу и захрапел. Я немножко подождала. Возбуждена была, кокаин подействовал, а сама я разрядки так и не получила. Когда Кузнецов стал явственно похрапывать, я постучала в зеркало и открытым текстом сказала, давайте, мол, господа, денежку. Из шкафа вышел Максим и со мной расплатился. Я ушла. Васька меня в коридоре встретил, проводил до выхода из гостиницы, мы с ним немного под козырьком потолковали, так, шутейно, буквально минутки три. Вот и всё.

– И всё?

– Ну да. На следующий день, когда уже после работы зашла в «Пассаж», там наши вовсю судачили про убийство в «Знаменской». Я беру в руки вечернюю газету и… Там, правда фамилия погибшего не называлась, только инициалы – «К.К.» – но надо быть полной дурой, чтобы не понять, что речь шла о Кузьме Кузнецове. Я задёргалась, ночь не спала, решила, что надо спрятаться, нигде не светиться, посмотреть, как события станут развиваться. На следующий день – восьмого, значит, взяла расчет у Брюно. Волосы остригла. Вот волосы мне и сейчас жаль, я ими гордилась, но уж больно они приметные были. Три дня носу никуда не показывала. А потом – куда ж деваться, опять стала выходить, мужиков «цеплять». Только уже в парике.

Шумилов посидел в задумчивости, перебирая в голове сказанное Сонькой. В общем-то, он ей поверил, была в её рассказе та безыскусность, что всегда отличает правду от сконструированной лжи.

– Скажите, Софья, вы Максима больше не видели? – спросил он, наконец.

– Нет. Если честно, я боюсь с ним встретиться.

– Как его фамилия? чем занимается? каков из себя?

– Фамилию не сказывал, да только… да только я узнала, – самодовольно проговорила Сонька, – я у него визитную карточку заныкала.

– В портмоне, что ли, залезла? – удивился Шумилов. Он прекрасно понимал, что украсть визитную карточку совсем непросто, гораздо труднее, чем часы или булавку для галстука.

– Зачем же так грубо? Я не воровка какая-нибудь. Просто момент подвернулся, а я и воспользовалась. Когда мы сидели у Доминика, Максим увидел в зале артисточку известную, честно скажу, не знаю какого театра, я вообще не театралка. Ну и решил подарок ей организовать: прямо в зале у девушки – цветочницы взял букет, официанту велел бутылку шампанского принести и всё это вместе передать за столик артистке. В букет Максим вложил визитную карточку, для этого он достал портмоне, а когда стал вынимать карточки, то рассыпал их по столу. Там этих карточек целая пачка была, только из типографии. Пока он прилаживал карточку к розе, я одну из выпавших накрыла перчаткой и со стола смахнула себе в сумочку. Правда, надо сказать, что он букет купил не только артистке, но и мне, причём, мне даже лучше!

– Карточка эта у вас?

– Конечно.

– Давайте её сюда! – распорядился Шумилов.

Софья соскочила с кровати, залезла в шкаф и вытащила оттуда сумочку. Покопавшись в ней, вручила Алексею Ивановичу изящную визитную карточку с замысловатыми виньетками по углам и набранным готическим шрифтом текстом: «Терехов Максим Петрович. Председатель Правления Общества „Уральских железоделательных заводов“ и дочерних компаний». Солидно и со вкусом. Шумилов покрутил карточку в руках; что-то его настораживало в словах Соньки, только он пока не мог понять, что именно. Какое-то противоречие ощущалось между текстом на визитке и тем, что девица рассказывала о Максиме.

– Покамест продолжайте, – попросил Алексей Иванович. – Что насчёт внешности и примет?

– Максим всегда был в цивильном. Одет не очень дорого, но прилично, со вкусом и во всё новое. Видно, что внимание своей внешности уделял немалое. Светлое пальто, тонкие сорочки, атласный жилет… Лет ему около тридцати, возможно, чуть за тридцать. Сам из себя видный: рост выше среднего, «в мясе», не худой, значит. Кожа чистая, хорошая, весь как молочный поросёнок, аж розовенький. Волосы светлые, русые, на косой пробор расчесаны. Борода и усы.

– Рост «выше среднего» – это как? – спросил Шумилов. – Насколько выше? Встаньте, покажите рукой.

Сонька опять соскочила с кровати, подойдя к стене, приложила пальчик на такой высоте, которая должна была соответствовать макушке Максима. Получалось, что он должен был быть выше самой Соньки-Гусара примерно на пару дюймов.

– Обувь он носил на каблуках?

– М-м… – девица задумалась на миг, – Нет, вроде… Как-то это в глаза не бросалось.

– Приметы какие-то особые имел? Родимые и пигментные пятна, следы ожогов, деформированные пальцы? Может, говорил как-то особенно, акцент имел, дефект речи, слова-паразиты употреблял?

– Как смешно вы сказали: «слова-паразиты»! У него часто в речи проскальзывало «эх-ма». Не то чтобы слух резало, но как-то не по делу… И родинка, кстати, была узнаваемая, хотя и незаметная, за правым ухом, чуть пониже мочки.

Шумилов подумал, что Васька Хлопов ничего не упоминал о родинке, но это и неудивительно, принимая во внимание место её расположения.

– Вот что, Сонечка, собирайтесь-ка, прогуляемся немного по городу, – предложил девице Алексей Иванович.

– Куда это?

– Прокатимся в Правление «Уральских железоделательных заводов».

– Он нас там часом не поубивает? – с опаской в голосе спросила Сонька.

– Ну что вы! Когда в одной руке я держу кастет, а в другой – револьвер, то меня довольно трудно убить. Для господина Терехова я имею одно очень смелое предложение, которое его, полагаю, чрезвычайно заинтересует.

– Это какое же?

– Хм… А вот это уже секреты моего ремесла, – отмахнулся от глупого вопроса Шумилов.

Алексей Иванович верил в чудесные совпадения, но относился к ним с известной толикой опаски: опыт учил его, что слишком часто первоначальное везение вело в сторону, противоположную истине. Поэтому, когда в просторной приёмной акционерного общества секретарь сообщил визитёрам, что им «очень повезло, поскольку именно сейчас проводится полугодовое собрание Правления», Шумилов воспринял услышанное с настороженностью.

Хотя Сонька-Гусар по настоянию Шумилова обрядилась в самое строгое своё платье, вид она всё же имела весьма броский и даже вызывающий. Во всяком случае, её смелое декольте никак не соответствовало официальной и чопорной обстановке солидной компании. Алексей перехватил несколько в высшей степени заинтересованных взглядов, брошенных секретарём в сторону присевшей на диван Соньки.

Они терпеливо дожидались окончания заседания, наблюдая за тем, как сновавшие туда-сюда официанты сервировали длинный стол в большом зале, куда из приёмной были открыты обе створки массивных дверей. Очевидно, после заседания для членов Правления готовился ужин.

Наконец, ровно в половине шестого распахнулись двери кабинета Председателя Правления, и в приёмную повалил народ, что означало окончание заседания. Секретарь поднялся из-за стола и тут же скрылся в кабинете, очевидно, чтобы доложить о визите двух лиц, пожелавших видеть господина Председателя по «частному вопросу». Не прошло и минуты, как он вернулся и приглашающим жестом указал Алексею и Соньке на кабинет: «Максим Петрович примет вас, проходите, пожалуйста, но не задерживайте слишком господина Председателя, поскольку у него сегодня был весьма напряжённый день».

Они дождались, пока все выходящие из кабинета пройдут, и только после этого вошли в двери. Помещение, в котором оказались Шумилов и Карьянова, производило сильное впечатление своими масштабами: высоченный, не менее трёх саженей, потолок украшала роскошная золочёная лепнина, стены забраны резными дубовыми панелями, а за громадным столом без труда могли поместиться не только три десятка человек, а в два раза более. Две роскошные хрустальные люстры заливали кабинет ровным ярким светом, а идеально подогнанный дубовый паркет убегал из-под ног фантастическим лугом. Кабинет был достоин богатейшей уральской компании, здесь было бы не стыдно расположиться и великому князю, и самому Государю.

Шумилову потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться в незнакомом интерьере. Алексей Иванович не сразу заметил мужчину, тихо сидевшего за длинным столом. Когда этот человек поднялся, сразу стало ясно, что он никак не может быть тем самым Максимом, о котором рассказывала Сонька: Терехов оказался немолод, далеко за пятьдесят, сухопар, брил усы и бороду – словом этот человек не обладал даже отдалённым сходством с тем, кого ожидал увидеть Шумилов. Алексей перехватил удивлённый взгляд Соньки – она явно никогда прежде не видела этого человека.

– Господин Терехов? Максим Петрович? – на всякий случай уточнил он.

– Он самый. Господин Шумилов, кажется так? – в свою очередь спросил председатель правления.

– Именно. Позвольте представить вам Софью Аркадьевну Карьянову (в сторону женщины последовал церемонный кивок хозяина кабинета). Сразу хочу поблагодарить за любезное согласие выслушать нас. Чтобы не томить вас, позвольте сразу к делу…

– Присядем, – Терехов жестом указал на стулья вдоль длинного стола.

– Я действую в интересах присяжного поверенного Карабчевского Николая Платоновича, – начал Шумилов. – Обстоятельства весьма драматического свойства заставляют просить вас посмотреть на собственную визитку и припомнить, кому и при каких обстоятельствах вы могли её вручить.

Шумилов извлёк из портмоне визитную карточку, полученную часом ранее от Соньки, и подал её Терехову. Тот лишь только глянул на неё и тут же проговорил:

– Карточка не моя. Вот моя настоящая карточка!

Он достал своё портмоне и выложил на стол визитку такого же размера и весьма похожую оформлением: готический шрифт, замысловатые виньетки в углах. Лишь присмотревшись внимательнее, Шумилов заметил, что если на карточке, полученной от Соньки, украшения представляли собою орнамент с использованием растительных элементов – цветов и дубовых листьев – то украшения на карточке настоящего Терехова комбинировались из геометрических фигур.

– В самом деле, – только и пробормотал Алексей Иванович.

– Я скажу больше: каждый год я меняю внешний вид своих визитных карточек и крайне осмотрительно раздаю их. Это связано с тем, что когда-то, много лет назад, мой отец чуть было не сделался жертвой мошенничества. Я знаю, что разного рода аферисты охотятся за визитками людей именитых и состоятельных. А я, в общем-то, состоятелен. Так вот… – Терехов задумался, – для меня очевидно, что человек, заказавший эту подделку, имел перед глазами оригинал, то есть мою настоящую карточку.

– Мне тоже так кажется, – согласился Шумилов. – Шрифт подобран идеально, да и текст аккредитации совпадает слово в слово.

– Вот посмотрите-ка на мою прошлогоднюю визитную карточку, – Максим Петрович выложил на стол ещё одну визитку, – видите, она совсем другого вида: бумаге придана пергаментная желтизна, текст сдвинут вправо, совсем не тот шрифт.

– В самом деле, – согласился Шумилов, возвращая карточку хозяину.

– Скажите, а в чём подозревается предъявитель сей поддельной визитки?

– Убийство с особой жесткостью и по предварительному сговору…

– Ай-яй-яй, как это неприятно, – Терехов покачал головою. – Вы знаете, я ведь вообще-то не живу в Петербурге, я бываю тут наездами раз в два-три месяца. У меня дом в Екатеринбурге и, кроме того, есть недвижимость в Европе, в Лондоне, на Луаре. То, что вы меня сейчас застали здесь – это чистая случайность. Я приехал буквально вчера и завтра же уезжаю.

– А до этого когда вы были в столице? – полюбопытствовал Шумилов.

– В мае. Я могу доказать своё alibi. Я публичный человек, и мои перемещения по стране затрагивают интересы очень многих людей, поэтому их можно восстановить с точностью до часа. Я не знаю, какой интервал времени вас интересует, но я убеждён, что сумею доказать необоснованность подозрений в свой адрес, буде таковые возникнут.

– Что вы, что вы, Максим Петрович, вопрос так не ставится. Ваша непричастность к упомянутому преступлению для нас очевидна. Скажите, пожалуйста, во время своего последнего приезда в столицу кому вы раздавали визитные карточки?

– М-м… Только в учреждениях. В Министерстве народного просвещения… В Святейшем Синоде… – стал вспоминать Терехов. – Я, знаете ли, приезжал по поводу открытия школ при наших заводах. Требовалось согласовать штаты, пригласить людей на вакансии… Раздал буквально две или три визитки и всякий раз в руки высоких чиновников, от главы департамента и выше. По-моему, эти люди вне подозрений.

– Скажите, пожалуйста, знаком ли вам человек, отвечающий следующим приметам…, – и Шумилов подробно, возможно, даже излишне, описал человека, представлявшегося Соньке «Максимом», не забыл упомянуть и о родинке за ухом, и о привычке повторять «эх-ма». Терехов внимательно выслушал всё сказанное, ничем не выразив нетерпения, и убеждённо ответил:

– Определённо нет.

– А был ли в числе знакомых вам Кузьма Кузнецов, владелец доходных домов в Санкт-Петербурге, в прошлом офицер гвардии?

– Клянусь, я не знаю, о ком вы говорите, – Терехов даже руку приложил к сердцу, стараясь придать словам больше убедительности. – Готов повторить под присягой в суде.

– Ну, что вы, так вопрос не стоит, – Шумилов улыбнулся и поднялся, давая понять, что считает разговор исчерпанным. – Приносим извинения, что невольно отняли ваше время, благодарим за любезную готовность помочь.

– Могу ли я оставить у себя подделку, которую вы принесли? – осведомился Терехов.

– Боюсь, что нет, Максим Петрович. Это важная улика, которая будет передана нами в распоряжение следствия и суда.

Выйдя из здания акционерного общества, Шумилов крепко задумался. Он был абсолютно убеждён в том, что столь солидный человек, каковым оказался Максим Терехов, не был причастен к убийству Кузнецова. Однако, это открытие влекло за собою несколько весьма любопытных выводов. Прежде всего, оно заставляло расценивать все действия неизвестного друга Соньки-Гусара как тщательно обдуманные, подготовленные и исполненные. То, что убийство Кузнецова не явилось спонтанным актом, было ясно и прежде, но теперь способность преступника мыслить перспективно, безошибочно рассчитывая как свои шаги, так и действия окружающих, вызвала даже восхищение Шумилова. Алексей был готов поклясться, что неизвестный умышленно подсунул Соньке заблаговременно подготовленную фальшивку, рассчитывая, что девица либо прочтёт, либо украдёт визитку. Следовало признать, что расчёт преступника полностью оправдался.

Напечатать карточки было вовсе не таким простым делом, как мог подумать несведущий человек. В типографии следовало обязательно предъявить паспорт, либо нотариальную доверенность, если карточки заказывались на чужую фамилию. Такой порядок был заведён в силу очевидных соображений: сословное общество не могло допустить, чтобы разного рода проходимцы раздавали визитные карточки великих князей или университетских профессоров. Репутация честного человека была слишком ценна для того, чтобы допускать бесконтрольную печать визитных карточек. Однако, неизвестный сумел обойти формальные препоны. Каким образом? Вряд ли он предъявлял в типографии свой настоящий паспорт; скорее всего он либо располагал подложным паспортом, либо каким-то образом был связан с типографским производством.

Наконец, напрашивался ещё один вывод: псевдо-Максим знал о том, что настоящий Максим Терехов нечасто бывал в Санкт-Петербурге. Предъявляя карточку иногороднего жителя, преступник мог быть уверен в том, что этого человека нет рядом. Именно поэтому визитная карточка последнего представилась ему предпочтительной для подделки! Что ж логично, удобно и хорошо продумано…

– Кто бы ни был этот человек, он умён и хитёр, – пробормотал Шумилов задумчиво.

– Что? – не расслышала Сонька.

– Давайте вот над чем подумаем, Софья Аркадьевна, – предложил Алексей Иванович, – Что ваш знакомец носил в карманах и портфеле? Ведь он же вынимал что-то из карманов, правда?

Они не спеша двинулись по Малой Садовой улице, обсуждая все те мельчайшие детали, которые в той или иной степени могли раскрыть род занятий или место проживания фальшивого Максима Терехова. Шумилов расспрашивал Соньку о том, какие ключи от входной двери носил с собою её приятель, присутствовала ли монограмма на его запонках или галстучной булавке, что за газеты лежали в его портфеле, и метки какого портного были нашиты на его пальто и пиджаках, – одним словом, разговор вертелся вокруг тех мелочей, на которые люди обычно не обращают внимание, но которые порой могут многое сказать о человеке. Разговор оказался долгим и изнурительным, Сонька искренне старалась быть полезной Шумилову, но её воспоминания по большей части были малосущественны.

Уже в самом конце она вдруг вспомнила:

– Во время нашей первой встречи, когда мы с «Максимом» пришли в гостиницу, он открыл свой портфель, дабы освежиться одеколоном. Так вот, в портфеле у него лежала папка казённая, канцелярская, знаете такая, с надписью «Дело»…

– А что ещё было написано на папке? – тут же ухватился за это воспоминание Шумилов.

– Что-то от руки, довольно много, строки четыре или пять, как бы название этого самого «Дела». Но почерк такой… мелкий, прочесть невозможно. Да я и не пыталась, на что мне? А поверху папки типографским шрифтом было напечатано что-то… что-то такое длинное…

– Прокуратура Санкт-Петербургского судебного округа… – предположил Шумилов.

– Слишком длинно.

– Военное министерство…