Электронная библиотека » Алексей Кара-Мурза » » онлайн чтение - страница 12


  • Текст добавлен: 29 июля 2024, 14:40


Автор книги: Алексей Кара-Мурза


Жанр: Философия, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 12 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Литература

Бегичев С.Н. Записка об А.С. Грибоедове // А.С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М.: Федерация, 1929. С. 3–15.

Бестужев А.А. Взгляд на старую и новую словесность в России // Бестужев А.А. (Марлинский). Сочинения в 2-х тт. Т. 2. М.: Художественная литература, 1981. С. 375–393.

Бестужев А. «Клятва при гробе Господнем. Русская быль XV века». Сочинения Н. Полевого. М., 1832 // Бестужев А.А. (Марлинский). Сочинения в 2-х тт. Т. 2. М.: Художественная литература, 1981. С. 412–464.

Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Московского университета. Ч. II. М.: Университетская тип., 1855.– 689 с.

БрикнерА. Война России с Швецией в 1788–1790 годах. СПб.: Тип. Головина, 1869.– 307 с.

Грибоедов А.С. Полное собрание сочинений в 3 тт. Т. 2. Драматические сочинения. Стихотворения. Статьи. Путевые заметки. СПб.: Нотабене, 1999.– 619 с.

Державин ГР. Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота: в 9 т. Т. II. СПб.: Тип. Императорской АН, 18651.

К биографии А.Ф. Мерзлякова. Журнал комиссии об учреждении училища 1792 года августа 27-го дня // Русский архив, 1881, № 1. С. 422–423.

Каменский З.А. Русская эстетика первой трети XIX века. Классицизм. Вступительная статья // Русские эстетические трактаты первой трети XIX в. (ред. М.Ф. Овсянников и др.). Т. 1. М.: Искусство. С. 7–70.

Кара-Мурза А.А. Концепция «русского северянства» в героических одах Г.Р. Державина (к вопросу о российской идентичности) // Политическая концептология. 2017. № 3. С. 187–194.

Кара-Мурза А.А. Россия как «Север». Метаморфозы национальной идентичности в XVIII–XIX вв.: Г.Р. Державин // Философские науки. 2016. № 11. С. 121–134.

Кара-Мурза А.А. «Русское северянство» Николая Тургенева (молодые годы) // Полилог, 2020, т. 4, № 1 [Электронный ресурс].

Кара-Мурза А.А. У истоков «русского северянства»: споры о Ломоносове (конец XVIII – начало XIX вв.: Муравьев, Карамзин, Батюшков) // Полилог, 2022, т. 6, № 1 [Электронный ресурс].

Круглов А.Н. Философская высылка как русская традиция: «дело» И.В.Л. Мельмана // X Кантовские чтения. Ч. 2 (ред. В.Н. Брюшинкин). Калининград: Изд-во РГУ, 2010. С. 60–70.

Лотман Ю.М. А.Ф. Мерзляков как поэт // Мерзляков А.Ф. Стихотворения (вступ. ст. Ю.М. Лотмана). Л.: Советский писатель, 1958. С. 5–54.

Мерзляков А. Ф. Ода, сочиненная Пермского Главного Народного училища тринадцатилетним учеником Алексием Мерзляковым, который кроме его Училища нигде инде не воспитания, ни учения не имел // «Российский Магазин» (трудами Федора Туманского). Ч. СПб.: Тип. Шнора, 1792. С. 257–263.

Мерзляков А.Ф. Стихотворения (вступ. ст. Ю.М. Лотмана). Л.: Советский писатель, 1958.– 329 с.

Мерзляков А.Ф. Шувалов и Ломоносов (лирико-драматическое стихотворение). М.: Университетская тип., 1827.– 14 с.

Розанов В.В. Ломоносов. Его личность и судьба (4 апреля 1765-4 апреля 1915) //Розанов В.В. О писательстве и писателях (общ. ред. А.Н. Николюкина). М.: Республика, 1995. С. 609–613.

Стихотворения А.Ф. Мерзлякова (ред. М.П. Полуденский). Ч. I, М.: Тип. Грачева, 1867.– 656 с.

Тюгашев Е.А., Шумахер А.Е. Социокультурный феномен «русского северянства» // Личность. Культура. Общество, 2021, т. 23, № 3 (111). С. 151–156.

Kara-Murza A. A. Gavriil Derzhavin on Russian Civilization: Russia as “The North” // Russian Studies in Philosophy, 2018, vol. 56, № 2. P. 88–98.

Россия как «север». Метаморфозы национальной идентичности в XVIII–XIX вв.: Г.Р. Державин

Идеи «русского Севера», мерцавшие в причудливой амальгаме отечественного самосознания в течение нескольких веков, обрели новый смысл в эпоху Петра Великого, прежде всего, в связи с выдвижением России к северным морям и переносом национального центра в Санкт-Петербург. Концепция «третьего и последнего Рима», тесно связанная с древней Москвой, как конечным пунктом уединения и спасения «истинной веры», уступила место идее державной Империи, вольно и энергично распространяющейся вширь из новой столицы на Балтике, которую западные наблюдатели поспешили назвать «Северной Пальмирой».

В XVIII в. просвещенная Европа, не решаясь отказать набиравшей силу России в ее «европейскости», упрямо указывала одновременно и на ее «северянство». «Северной Семирамидой», по аналогии с предприимчивой и воинственной ассирийской царицей, ставшей основательницей Вавилона, называл императрицу Елизавету Петровну прусский король Фридрих Великий. Точно так же: «Semiramis du Nord» – величал императрицу Екатерину Алексеевну в своих письмах Вольтер. А в 1794 г., в стихотворении «Водопад», Г.Р. Державин уподобил Екатерину II «Северной Минерве» – уже не просто удачливой правительнице, но и символу мудрости и обережения культуры.

* * *

На представленной в Третьяковской галерее картине итальянца Сальваторе Тончи, русский литератор Гавриил Романович Державин (1743–1816) изображен на фоне северного пейзажа в богатой собольей шубе и шапке. Под портретом, на диком камне, художник разместил латинское двустишие: «Правосудие изображено в виде скалы, пророческий дух – в румяном восходе, а сердце и честность – в белизне снега»[268]268
  См.: Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота: В 9 т. Т. II. СПб.: Тип. Императорской АН, 1865. С. 397–404 (далее в тексте: «Сочинения Державина» с указанием тома и страниц. – А.К.). См. также: Иллюстрированный каталог картинной галереи Московского публичного и Румянцевского музеев. Русская школа живописи. М.: Тип. К.А. Фишер, 1901. С. 51.


[Закрыть]
.

Картина Тончи (1801), украсившая сначала столовую дома Державиных на Фонтанке[269]269
  На самом деле, Сальваторе Тончи нарисовал в 1801 г. два портрета Державина, и этому предшествовала любопытная история. Поклонник поэта из далекого Иркутска, купец-золотопромышленник и городской голова М.В. Сибиряков, преподнес в подарок Державину роскошные шубу и шапку из баргузинского соболя. Тогда-то, по заказу поэта, Тончи и нарисовал его «зимний образ»: изобразив его, как того хотел сам Державин, в сибирских дарах на снегу, у дикой скалы. Один портрет, из дома на Фонтанке, был в итоге передан наследниками поэта в Третьяковскую галерею. Другой был подарен Державиным купцу Сибирякову и оказался в Иркутске. В 1870-х гг. на иркутской картине по заказу местного губернатора, ссыльный поляк Вронский талантливо изобразил на дальнем плане вид зимнего Иркутска; сейчас эта картина находится в местной художественной галерее.


[Закрыть]
, поразила воображение юного князя П.А. Вяземского, который, несколько лет спустя, в статье «О Державине», написанной на смерть любимого поэта[270]270
  Сравнивая «северного барда» Державина с античными «певцами юга», кн. П.А. Вяземский отмечал: «Я забываю Анакреона, читая “Хариты”, ’’Русскую пляску”; вижу перед собою Державина, сего единственного певца, возлелеявшего среди печальных снегов Севера огненные розы поэзии, – розы, соперницы цветов, некогда благоухавших под счастливым небом Аттики» (Вяземский П.А. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М.: Художественная литература, 1982. С. 2).


[Закрыть]
, отметит: «Образ Державина, сей образ, озаренный пламенником гения, сохранен нам знаменитым живописцем Тончи. Живописец-поэт изловил и, если смею сказать, приковал к холсту божественные искры вдохновения, сияющие на пиитическом лице северного барда… Картина, изображающая Державина в царстве зимы, останется навсегда драгоценным памятником как для искусства, так и для ближних, оплакивающих великого и добродушного старца»[271]271
  Вяземский П.А. О Державине (1816) // Вяземский П.А. Сочинения: В 2 т. Т. 2. С. 4.


[Закрыть]
. Действительно, портрет «северного барда» Державина работы Сальваторе Тончи станет одним из символов отечественной словесности конца XVIII – начала XIX вв.[272]272
  Разошедшуюся в публике обывательскую версию создания портрета Державина изложил в своем дневнике известный мемуарист С.П. Жихарев (запись от 10 марта 1806 г.): «Тончи ни за что не хотел представить поэта в парике, а Державин не соглашался писать себя плешивым, и потому художник придумал надеть на него соболью шапку. Сказывают, что это верх совершенства» (Жихарев С.П. Записки современника. М. – Л.: Изд-во АН СССР, 1955. С. 281).


[Закрыть]

Представления об историческом происхождении и пути России были у Г.Р. Державина довольно своеобразными. Он полагал, например, что «россияне» явились результатом многовекового сожительства и синтеза двух общностей – «финнов» и «гуннов»: «Финны и Гунны – северные и восточные главные народы, из коих Россия составилась. Первые, рыжеволосые, питалися разбоем по Варяжскому и Балтийскому морю; вторые, узкоглазые, скитались по степям, не имели хлебопашества, кроме скотоводства; но после, под правлением России, учинились пахарями»[273]273
  Сочинения Державина. Т. III. С. 612.


[Закрыть]
. Свой собственный род Державин относил к осевшим кочевникам-«гуннам» и считал себя потомком татарского мурзы Багрима, перешедшего в XV г. в подданство Великого московского князя-рюриковича (т. е. «финна») Василия Васильевича Темного[274]274
  Там же. С. 593. Биограф Державина академик Я.К. Грот пишет: «Происхождение Державина от мурзы Багрима, которое льстило его воображению и доставляло ему любимую поэтическую прикрасу, подтверждается семейными документами. Они содержат сведения, что этот мурза, в княжение Василия Васильевича Темного, в 15-м столетии, выехал из Большой орды служить на Руси, был крещен самим великим князем и при этом получил имя Ильи. Ему пожалованы были вотчины в нынешних Владимирской, Новгородской и Нижегородской губерниях. От сыновей его произошли Нарбековы, Акинфовы, Кеглевы; у Дмитрия Ильича Нарбекова был, в числе других детей, сын Держава, начавший службу в Казани. Так возник род Державиных» (Грот Я. Жизнь Державина по его сочинениям и письмам и по историческим документам. СПб.: Тип. Императорской АН, 1880. С. 19).


[Закрыть]
.

Парадокс литературного творчества Державина, развивавшегося параллельно с его не всегда гладко складывавшейся служебной карьерой, состоял в том, что его первые литературные успехи стали продуктом писательской стилизации вовсе не под парадигму «русского северянства» (условно говоря, – «финнско-варяжскую»), а ровно наоборот – под более органичную, как он считал, дня него идею «юго-восточную», выражаясь словами самого Державина – «гуннскую».

Речь идет, в первую очередь, о знаменитой державинской оде «Фелица» (1782), в которой автор представил государыню Екатерину – мудрой «киргиз-кайсацкой царевной», а самого себя – верноподанным и проницательным советником, «мурзой Багримом». Судя по воспоминаниям княгини Е.Р. Дашковой, которая, с некоторым риском для себя, опубликовала державинскую оду в «Собеседнике любителей российского слова», Екатерина с благодарностью приняла эту «восточную игру» («откуда он меня так хорошо знает?» – прослезившись, восклицала она, в очередной раз перечитывая оду Державина), а потом щедро одарила автора золотой, инкрустированной бриллиантами и набитой червонцами табакеркой с припиской: «Из Оренбурга от Киргизской Царевны мурзе Державину»[275]275
  Сочинения Державина. Т. VI. С. 555.


[Закрыть]
.

Однако «восточная идиллия» между «царевной» и «мурзой-поэтом» длилась недолго. Державин, всерьез рассчитывавший тогда получить губернаторство над родной и хорошо ему знакомой Казанской губернией, получил в итоге назначение на крайний север – губернатором вновь создаваемой Олонецкой губернии с центром в Петрозаводске[276]276
  Возможно, в назначении «мурзы Державина» на крайний север сказался не раз отмеченный в литературе своеобразный юмор императрицы Екатерины II. Как бы там ни было, сам Державин постарался принять неожиданное и разочаровывающее назначение предельно спокойно: «Вдруг получил из Царского Села через графа Безбородку известие, что Государыня назначает губернатором в Олонец… Будучи у Императрицы в хорошем мнении, неблагоразумно бы было не согласиться на ее волю» (Сочинения Державина. Т. VI. С. 559). Я.К. Грот в своей «Биографии» Державина также пишет максимально аккуратно: «Державин был не совсем доволен доставшейся ему губернией…» (Грот Я. Жизнь Державина. С. 359).


[Закрыть]
. Месяцы пребывания на реальном Севере, поездки чиновника-поэта в отдаленные углы вверенных ему приполярных земель[277]277
  В мемуарных «Записках», Державин вспоминал, что, объезжая Олонецкий край, он проделал не менее полутора тысяч верст: «то верхом, на крестьянских лошадях по горам и топям, то в челночках по озерам и рекам, где только суда, но и порядочные лодки проезжать не могут» (Сочинения Державина. Т. VI. С. 571).


[Закрыть]
, несомненно, повлияли на дальнейшее творчество Державина[278]278
  Пробуя Державина на административной должности, Екатерина, разумеется, не забыла создать ему естественный противовес, подчинив «наместнику» Олонецкой и Архангельской губерний, опытному чиновнику, а в прошлом боевому генералу Тимофею Ивановичу Тутолмину. В литературе о Державине принято во всех его последующих конфликтах с Тутолминым брать сторону «просвещенного и честного» Гавриила Романовича, а Тутолмина снисходительно называть в лучшем случае «ограниченным и высокомерным служакой», что, конечно, не вполне справедливо. – А.К.


[Закрыть]
.

Как бы там ни было, с конца 1780-х гг. Державин – уже верный апологет новой и ранее непривычной для себя идентификационной матрицы «русского северянства», которую он не устанет теперь варьировать в своих стихотворных сочинениях. Именно в поэзии Державина идея «северянства», как самобытного образа русской идентичности, начинает кристаллизоваться сначала в придворной поэзии, а затем и в державной идеологии.

Разворот Державина в сторону «русского северянства» произошел в значительной мере под влиянием «нордических» предпочтений самой императрицы Екатерины II, увлеченной опытом историко-художественных реконструкций «времен Рюрика»[279]279
  Моисеева Г.Н. Древнерусские литературные памятники в исторических драмах Екатерины II. // Труды Отдела древнерусской литературы. Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский Дом), т. XXVIII. Л., 1974. С. 289–295.


[Закрыть]
. Вошла тогда в моду в России и «северная поэзия» древнего ирландского барда Оссиана – через ее литературные переложения шотландцем Джеймсом Макферсоном в удачном русском переводе Ермила Кострова. Привычным «наставником» отечественных литераторов в познании «северной мифологии» (не только Державина, но, к примеру, и Н.М. Карамзина) продолжал оставаться в те годы популярный в России немецкий поэт Фридрих Готлиб Клопшток[280]280
  См.: Сочинения Державина. Т. II. С. 271.


[Закрыть]
. Известно также, что Державин любил иметь под рукой перевод двухтомного «Введения в историю Дании» швейцарского историка Поля Анри Малле[281]281
  См.: Сочинения Державина. Т. I. С. 655. П. А. Малле был верным последователем Шарля Луи Монтескье, и его «северянство» основывалось на высказанном знаменитым философом в «Духе законов» убеждении о происхождении свободы и других человеческих добродетелей «из лесов Севера». Сам Малле полагал, что, хотя изначальный монотеизм доисторических времен нигде не сохранился в чистоте, но большинство своих следов он оставил именно на Севере, где «природа умеряет страсти». Великая княгиня, а затем императрица Екатерина Алексеевна была большой поклонницей книги Малле «Памятники мифологии и поэзии кельтов, в особенности древних скандинавов» (1756) и одно время предлагала, правда безуспешно, женевскому профессору стать воспитателем ее сына, цесаревича Павла Петровича.


[Закрыть]
.

В самом конце 1788 г., во время очередной русско-турецкой войны, Державин, в то время тамбовский губернатор, написал оду «Осень во время осады Очакова», где впервые использовал художественный мотив «всепобеждающей зимы» – «седой чародейки», естественным образом выступающей в сражениях на стороне северян-россов. Безуспешно осаждаемая всю осень 1788 г. войсками князя Г. А. Потемкина турецкая крепость Очаков пала только с приходом настоящих морозов, 6 декабря, в день святого Николая Чудотворца, и явно с помощью высших сил и покровительствуемой ими «северной богини-императрицы»[282]282
  Державин дает такой комментарий: «Очаков штурмом был взят в Николин день, 6-го декабря, в такой жестокий мороз, что текущая из ран кровь тот же час замерзала» (Сочинения Державина. Т. III. С. 641).


[Закрыть]
:

 
Борей на Осень хмурит брови
И Зиму с севера зовет,
Идет седая чародейка[283]283
  Ср. со строфой из седьмой главы пушкинского «Евгения Онегина»: «.. и вот сама идет волшебница зима».


[Закрыть]
,

Косматым машет рукавом;
И снег, и мраз, и иней сыплет
И воды претворяет в льды;
От хладного ее дыханья
Природы взор оцепенел.
……………………………..
Российский только Марс, Потемкин
Не ужасается зимы…
……………………………..
Мужайтесь, росски Ахиллесы,
Богини Северной сыны![284]284
  Сочинения Державина. Т. I. С. 225–227. Стоит добавить, что державинские стихи на взятие Очакова немало помогли ему в глазах вернувшегося с юга со славою «Марса-Потемкина» во время разбирательства в начале 1789 г. дела в Сенате о возможных и, к счастью, не подтвердившихся «злоупотреблений» Державина на посту тамбовского губернатора (См.: Грот Я. Жизнь Державина. С. 559–560).


[Закрыть]

 

А в начале 1791 г. Г.Р. Державин закончил оду «На взятие Измаила», посвященную успешному штурму 11 декабря 1790 г. русскими войсками, казалось, неприступной турецкой крепости на Дунае[285]285
  В некоторых изданиях говорится, что Державин мог окончить оду «На взятие Измаила» еще в декабре 1790 г., но это представляется маловероятным: посланный главнокомандующим Г.А. Потемкиным с победным известием в столицу брат тогдашнего фаворита императрицы, В. А. Зубов, прибыл в Санкт-Петербург не ранее 29 декабря (Сочинения Державина. Т. I. С. 335).


[Закрыть]
. Штурм русскими Измаила поэт уподобил весеннему разливу мощной реки, питаемой снегами Севера, а русских солдат – «рожденным под зимними снегами» богатырям:

 
Как воды, с гор весной в долину
Низвержасъ, пенятся, ревут,
Волнами, льдом трясут плотину,
К твердыням россы так текут.
……………………………..
В зиме рожденны под снегами,
Под молниями, под громами,
Которых с самых юных дней
Питала слава, верность, вера, —
Где можно вам сыскать примера?[286]286
  Сочинения Державина. Т. I. С. 343, 347.


[Закрыть]

 

В центре державинской оды – в очередной раз, образ победоносной «северной царицы» («великим равная мужам»), которая вновь, как в древние времена Олега и Ольги, «сыплет северны блестки на Босфор»:

 
Уже от северного света
Лицо бледнеет Магомета,
И мрачный отвратил он взор.
……………………………..
Поникли гордой Мекки брови;
Стамбул склонился вниз челом…[287]287
  Там же. С. 349, 355–356. Державин вспоминал в «Записках»: «Ода сия не токмо Императрице, ее любимцу (графу Платону Зубову. – А.К.), но и всем понравилась; следствием сего было то, что он получил в подарок от Государыни богатую, осыпанную бриллиантами табакерку, и был принимаем при дворе еще милостивее» (Сочинения Державина. Т. VI. С. 613–614).


[Закрыть]

 

Весьма показательна в этой связи художественная заставка, приложенная к первому изданию державинского «На взятие Измаила», иллюстрирующая начальные строфы стихотворения («Везувий пламя изрыгает, Столп огненный во тьме стоит…»): на ней изображен «огнедышащий Везувий, против которого бесстрашно идет с примкнутым штыком российский гренадер, повалив за собой столбы Геркулесовы»[288]288
  Сочинения Державина. Т. I. С. 337.


[Закрыть]
. Эта картинка наглядно демонстрирует, что потаенный смысл державинской оды был намного глубже прославления конкретной победы русских над турками: взятие Измаила мыслилось чуть ли не победой «Севера» над всем метафизическим «Югом», одним из символов которого в отечественном сознании многие годы был «огнедышащий» на далеких берегах Неаполитанского залива грозный Везувий.

В начале 1790-х гг., Державин написал одно из самых знаменитых своих стихотворений – «Водопад», которое принято связывать с кончиной в октябре 1791 г. князя Г.А. Потемкина[289]289
  Г.А. Потемкин умер в ночь на 5 октября 1791 г. в степи, по пути из Ясс в Николаев.


[Закрыть]
. Между тем, в «Записках» известного литератора И. И. Дмитриева говорится о том, что Державин начал работу над «Водопадом» задолго до смерти Потемкина[290]290
  Дмитриев И.И. Сочинения (ред. А.А. Флоридова). Т. 2. СПб., 1893. С. 36. Завершение окончательной редакции «Водопада» относится, по-видимому, к концу 1794 г.


[Закрыть]
. Кроме того, имеется свидетельство самого Державина о том, что у «его» водопада есть реальный природный прототип, который автор имел возможность видеть летом 1785 г. во время своего губернаторства на Севере: «Сим описывается точное изображение водопада в Олонецкой губернии, Кивачем называемого»[291]291
  Сочинения Державина. Т. II. С. 36. В «Поденной записке», которую Державин вел во время обозрения «своей» губернии, имеется запись от 20 июля 1785 г.: «Сев на лодки, поехали по реке Суне к порогу, именующимся Кивачем… Дикость положения берегов и беспрестанные видов перемены ежечасно упражняют взор… В версте от порогов показался в правом боку дым, который по мере приближения сгущался. Наконец, пристав и взошед на гору, увидели мы пороги сии. Между страшными крутизнами черных гор, состоящих из темного крупнозернистого кнейса, находится жерло глубиною до 8-ми сажен; в оное с гор, лежащих к востоку и полудню (югу. – А.К.), падает с великим шумом вода, при падении разбивается на мелкие брызги, наподобие рассыпанной во множестве муки. Пары, столбом восстающие, досягают до вершин двадцатипятисаженных сосен и оные омочают… Чернота гор и седина бьющей с шумом и пенящейся воды наводят некий приятный ужас и представляют прекрасное зрелище». (Сочинения Державина. Т. I. С. 458).


[Закрыть]
.

Стоит добавить, что во времена Державина конкуренцию олонецкому Кивачу в Европе мог составить разве что знаменитый Рейнский водопад недалеко от швейцарского городка Шаффхаузена. В 1790-х гг. его литературнофилософское описание стало широко известным русскому читателю, благодаря «Письмам русского путешественника» Н.М. Карамзина[292]292
  См.: Кара-Мурза А.А. Швейцарские странствия Николая Карамзина 1789–1790 гг. М.: Аквилон, 2016. С. 48–53.


[Закрыть]
.

Как бы там ни было, в екатерининские и последующие годы образ державинского «Водопада» стал символом несокрушимости северной цивилизации, с абсолютной мощью которой, как с «Левиафаном» Гоббса, вынуждены примиряться любые природные и человеческие явления:

 
водопад! в твоем жерле
Всё утопает в бездне, в мгле!
……………………………………
Сковать ли воду льды дерзают? —
Как пыль стекляна ниспадают.
……………………………………
Не жизнь ли человеков нам
Сей водопад изображает? —
Он так же блеском струй своих
Поит надменных, кротких, злых[293]293
  Сочинения Державина. Т. I. С. 460, 463. Державин комментирует: «Кивач никогда не замерзает, и зимой солнечные лучи, преломляясь в водяной пыли, превращающейся на лету в лед, «представляют весьма удивительное зрелище» (там же. С. 460).


[Закрыть]
.

 

Единственная сила, которая, согласно Державину, является безусловно первичной по отношению к порожденному ей «водопаду», – это полубоже-ственная «водопадов мать», под которой автор, разумеется, имеет в виду императрицу Екатерину, которая напоминает автору бурную северную реку Суну, впадающую в Онежское озеро: «Относится сие к императрице, которая делала водопады, то есть сильных людей, и блистала чрез них военными делами, или победами»[294]294
  Сочинения Державина. Т. II. С. 37.


[Закрыть]
.

 
И ты, о водопадов мать!
Река на севере гремяща,
О Суна! коль с высот блистать
Ты можешь – и, от зарь горяща,
Кипишь и сеешься дождем
Сапфирным, пурпурным огнем…[295]295
  Сочинения Державина. Т. I. С. 487.


[Закрыть]

 

Особую роль в развитии Державиным идей «русского северянства» сыграл его одический цикл, посвященный победным походам Александра Васильевича Суворова[296]296
  При жизни князя Потемкина, который ему симпатизировал, Державин, как мы знаем, не решался славословить персонально Суворова, хотя хорошо знал, что именно тот явился «истинным сокрушителем Измаила» в декабре 1790 г. (Сочинения Державина. Т. VI. С. 617). Как известно, за штурм Измаила Суворов рассчитывал получить от императрицы чин генерал-фельдмаршала, но Потемкин предложил наградить его медалью и чином гвардии подполковника Преображенского полка. Сам же главнокомандующий Потемкин, приехав в Петербург, получил в награду шитый алмазами фельдмаршальский мундир ценою в 200 тысяч рублей и Таврический дворец в придачу.


[Закрыть]
. Державин и Суворов были знакомы еще с осени 1774 г., когда вместе преследовали в Яицких степях уже обреченного на поражение «самозванца» Емельяна Пугачева. Но, как установил биограф Державина, академик Я. К. Грот, в товарищеских отношениях, оказывается, были еще их отцы, служившие одно время рядом, – генерал Василий Иванович Суворов и отставленный полковником Роман Николаевич Державин[297]297
  Грот Я. Жизнь Державина. С. 31.


[Закрыть]
.

В начале мая 1799 г. Г. Р. Державин написал в Санкт-Петербурге оду «На победы в Италии графом Суворовым-Рымникским французов»[298]298
  Сочинения Державина. Т. II. С. 271.


[Закрыть]
, начатую им еще в апреле, при получении первых известий об успехах А.В. Суворова в Северной Италии и взятии ведомыми им русско-австрийскими войсками Брешии, Бергамо, а, после победы в середине апреля на реке Адда, и Милана, повлекшими за собой крах наполеоновской «Цезальпинской республики».

В первом издании оды «На победы в Италии» есть прямое авторское указание на то, что, живописуя победы друга-Суворова, он поставил целью сравнить новейшие победы «героя-росса» с древними подвигами легендарного Рюрика во Франции: «Ода сия основана на древнем северных народов баснословии. Валка – небесная дева. Барды – певцы богов и героев. Валкал – рай храбрых. По истории известно, что Рюрик завоевал Нант, Бордо, Тур, Лимузен, Орлеан и по Сене был под Парижем»[299]299
  Там же.


[Закрыть]
.

 
Ударь во сребряный, священный,
Далеко-звонкий, Валка! щит,
Да гром твой, эхом повторенный,
В жилище бардов восшумит.
……………………………………..
Так он! – Се Рюрик торжествует
В Валкале звук своих побед
И перстом долу показует
На росса, что по нем идет.
Се мой, – гласит он, – воевода!
Воспитанный в огнях, во льдах,
Вождь бурь полночного народа…[300]300
  Там же. С. 270–273.


[Закрыть]

 

А в сентябре 1799 г., находясь при дворе императора Павла I в Гатчине, Державин узнал о новых подвигах Суворова – его стремительном броске от итальянской Белинцоны к горному перевалу Сен-Готард и уникальном по отваге переходе через Альпы в Швейцарию – и написал оду «На переход Альпийских гор» в духе «северной» поэзии Оссиана:

 
Чрез неприступны переправы
На высоте ты новой славы
Явился, северный Орел!
Но что, не дух ли Оссиана
Певца туманов и морей,
Мне кажет под луной Морана (варяжского героя. – А.К.)
Как шел он на царя царей (Наполеона – А.К.)[301]301
  Там же. С. 278.


[Закрыть]
.

 

Когда 6 мая 1800 г. А.В. Суворов скончался в Петербурге, в доме на Крюковом канале, у своего родственника, поэта и сановника Д.И. Хвостова, Державин, бывший до последних мгновений при кончине друга, написал еще одно знаменитое стихотворение – «Снигирь», где уподобил покойного героя-полководца маленькой северной птахе – народной любимице. Об обстоятельствах написания этого поэтического шедевра, где «северный Снигирь» образно противостоит «африканской Гиене», под которой имелась в виду коварная наполеоновская Франция, Державин вспоминал так: «У автора в клетке был снигирь, выученный петь одно колено военного марша; когда автор по преставлении сего героя (Суворова. – А.К.) возвратился в дом, то, услыша, что сия птичка поет военную песнь, написал сию оду в память столь славного мужа»[302]302
  Сочинения Державина. Т. III. С. 677. См. также: Ларкович Д.В. Державин и Суворов: творческое взаимодействие автора и героя // Русская литература, 2010, № 4. С. 62–72.


[Закрыть]
. «С кем мы пойдем войной на Гиену?», – тревожно вопрошает в поминальной оде Державин и печально констатирует: идти на «южных варваров» теперь не с кем – «северны громы в гробе лежат…»

 
Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый снигирь?
С кем мы пойдем войной на Гиену?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат[303]303
  Сочинения Державина. Т. II. С. 344.


[Закрыть]
.

 

В июне 1810 г. Державин, уже находясь в отставке и проживая в своем новгородском имении Званка на берегу Волхова, стал свидетелем проезда по реке из Твери в Петербург сестры императора Александра, великой княгини Екатерины Павловны и ее мужа, принца Георгия Ольденбургского, – генерал-губернатора новгородского, тверского и ярославского. Это запоминающее зрелище стало поводом к написанию Державиным «Шествия по Волхову российской Амфитриты», в котором автор уподобил увиденную процессию приключениям первых русских Рюриковичей: «Прекраса перевозит в Выбутск Игоря в ладье»[304]304
  Сочинения Державина. Т. III. С. 37–38. По преданию, великая княгиня Ольга жила раньше в Выбутской веси близ Пскова и была перевозчицей. Под именем Прекрасы она является и в драматическом сочинении Екатерины II «Начальное управление Олега».


[Закрыть]
.

Не мог не отозваться в тот момент престарелый Державин и на злободневные политические новости. Как известно, в начале 1810 г., во время очередной турецкой кампании, новым главнокомандующим русской армией, после затяжной осады Силистрии, был назначен граф Николай Михайлович Каменский (сын недавно умершего фельдмаршала М.Ф. Каменского), уже прославившийся победами в Пруссии и Финляндии. В «Шествии по Волхову» Державин поэтически называет молодого Каменского «северным Фениксом» («восставшим из праха отча»), назначенного на свой высокий пост «царем Норда» (императором Александром) – на счастье Петербургу («Парнасу меж льдов») и на погибель «Стамбулу», а заодно и всей «магометанской Азии»:

 
Феникс сей, из праха отча
Встав, парит во звездный круг
Гордость, зависть, злоба, молча
В нем признав воинский дух,
Защищать Стамбул престанут,
В Азию Магмет уйдет.
Вновь Эллады лиры грянут,
И почтит тогда весь свет
Александра алтарями.
Но доколе совершится
Древний сей пророчий глас,
Норда царь тем веселится,
Что меж льдов растет Парнас[305]305
  Там же. С. 40–41.


[Закрыть]
.

 

Апофеозом «северянской» одической поэзии Г.Р. Державина стал, конечно же, его «Гимн лироэпический на прогнание французов из отечества», написанный почти семидесятилетним поэтом осенью 1812 г., после решительного перелома в ходе Отечественной войны. Взяв за основу тему из Апокалипсиса: «Змей с агнцем брань сотворят, и агнец победит его» (гл. 17, ст. 14), Державин изобразил «князем тьмы» – Наполеона, а в образе «белорунного агнца» представил Александра I, вступившего на «северный» престол, как известно, под знаком Овна:

 
И движут ось всея вселены.
Бегут все смертные смятенны
От князя тьмы и крокодильных стад.
Они ревут, свистят и всех страшат;
А только агнец белорунный,
Смиренный, кроткий, но челоперунный,
Восстал на Севере один, —
Исчез змей – исполин»[306]306
  Там же. С. 140.


[Закрыть]
.

 

«Нордические ветры», согласно с Державину, в очередной оказались могущественнее «южного Афра»:

 
«Или аспид, лютый змей,
Бежит так с пол, коль Север дует
И Афра за собою чует…»[307]307
  Там же. С. 149.


[Закрыть]

 

И «Север» вновь, как и в легендарные времена Рюрика, посрамил «Новый Вавилон» – Париж:

 
О новый Вавилон, Париж!
Ты мнил попрать нас и мечом,
Забыв, что северные силы
Всегда на Запад ужас наносили;
Где ж мамелюк твой, где элит?
О вечный Сене стыд![308]308
  Там же. С. 153–154. См. также: Коровин В.Л. Державин и 1812 год: о смысле и композиции «Гимна лироэпического на прогнание французов из Отечества». // Известия Российской академии наук. Серия литературы и языка, 2012, т. 71, № 6. С. 42–52.


[Закрыть]

 

Когда 8 июля 1816 г. Гавриил Романович Державин скончался в своем имении Званка и был похоронен в Спасо-Преображенском соборе Варлаамо-Хутынского монастыря близ Великого Новгорода, посеянные им в русской поэзии семена «русского северянства» уже начали давать первые всходы – в творчестве К.Н. Батюшкова, князя П.А. Вяземского, барона А.А. Дельвига, молодого А. С. Пушкина. Эстафету глубоких размышлений о «северянской» идентичности России было кому продолжить.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации