Текст книги "Дачный сезон"

Алексей Алексеевич Казарин
Дачный сезон

ГЛАВА ПЕРВАЯ
РАССКАЗЫ

 
«Сказать ли нам при входе что-нибудь,
Или просто так войти, без предисловий?»
 

Уильям Шекспир, «Ромео и Джульетта»

ДВОЙНИК
(ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ)

Сон ли мне снится, или я на самом деле, укрывшись в густой траве, с тревогой наблюдаю, как впереди по пыльной проселочной дороге шагают вооруженные до зубов солдаты. Кто они я не могу понять. Но вижу их злобные бандитские глаза; их лица, скрыты экипировкой, совсем как не у наших. Значит враги, и это война. А у меня нет для защиты никакого оружия. Потому и прячусь. Не потому, что боюсь умирать нет. Мне почти семидесятилетнему старику все уже наплевать, но не хочу глупой случайной смерти. Затаившись еще ниже прижимаюсь к земле, слушаю топот сапог, и ощущаю как рвется из груди сердце да так, что стучит в висках. Был бы хоть пистолет! Пусть бы убили, но и я кого-нибудь не так бы было обидно.

Мысленно жду, чтоб пронесло, не завернули б эти головорезы в мою сторону. Тут интуитивно чувствую, что рядом со мной в траве лежит кто-то еще.

Ты кто? – шепотом спрашиваю я.

А разве не знаешь? отвечает незнакомец, я все годы был неразлучен с тобой.

И все же?

Я твой двойник!..

С любопытством всматриваюсь в незнакомца: что за чудо такое, и откуда оно взялось? Мне однажды уже показывали в городе человека, который якобы как капли воды похож на меня. А еще в школе замечали такого одноклассника. Но это лишь сходство, а здесь точно моя живая копия. Смотрю на него словно на инопланетянина. И в самом деле от двойника идет какое-то неестественное свечение…

И вот, наконец уже давно ушли интервенты, прохожие высыпали. Мы о чем-то разговариваем, но и это тоже чудо. Я «разговариваю» мыслями, образами. И он хорошо меня «слышит», т.е. друг друга понимаем, словно мысли эти читаем. «Хорошо, подумал я вначале, иметь такого друга!».

Однако, чувствую от него идет на меня какое-то сильное негативное влияние. Хочу сам что-то решить или сделать, но не тут-то было что-то сковывает мои действия, мне почему-то тяжелее исполнять свои желания. Нет у меня той свободы, какая была. Ощущение, что все, что хочу сделать, должно согласовываться с этим навязчивым двойником. Разве возможно долго всю жизнь такое терпеть! Нет, думаю, у меня хватит пока еще сил, чтобы избавиться от него!

Решаю связать моему спутнику руки и ноги, чтобы незаметно уйти от него, иначе он наверняка поплетется со мной и дальше. Пусть полежит, пока я скроюсь; а развяжет его потом кто-нибудь другой. Веревка с собой есть, толстая, крепкая. Я наваливаюсь на него, заламываю ему сзади руки и ноги. Собственно и усилия на это не прикладываю, он вовсе не сопротивляется, спокоен и даже смеется над тем, как я все это над ним проделываю. Вот, наконец, связал его, и почти успокаиваюсь. Но что вдруг вижу: затянутые мной узлы на двойнике как будто сами по себе развязываются, и веревка сползает. Что делать? Я в отчаянии. Невдалеке ходят прохожие, я кричу им: Люди добрые, помогите!..

Люди оглядываются, подходят. Я показываю им на двойника, но никто не понимает, о чем я им говорю, уходят, качая голова-ми, и смотрят как на помешанного значит, только я и вижу его. Во мне страшное отчаяние…

И тут я проснулся. Только теперь я понял, что это, слава Богу, виделся мне просто сон, нет никакой войны, и что я нахожусь один сам с собой. Что за странный сон, что бы он значит?

Вот уже много дней я собираюсь писать книгу и ломаю себе голову над тем как писать и о чем? Пожалуй, труднее всего даже опытному писателю определиться с этим. Нужна основная идея твоего творения, определиться с жанром от этого в большей степени и зависит успех начинания. Начнешь «не с той ноги» очень трудно потом настроиться. И наверняка попадешь в тупик. Настроиться это значит писать правду, какой невзрачной она была, все без прикрас, не подстраиваясь под цензуры чужой, и тем более своей. Пиши, как на душе ляжет. Книги ведь тоже свои души имеют, если в них ее вложишь. Трудно это, но иначе фальшивка становится заметной, читатель сразу ее почувствует и не примет. Сколько тонн такой макулатуры на складах залеживается, никто таких книг не читает. А душа…

Так вот о чем мне сон напомнил! Двойник мой это же ведь аллегория души. Если человек нравственный, честный, порядочный ничем ты от этой своей души не денешься, никакими веревками ее не свяжешь, она всегда будет с тобой, как бы тебе ни тяжело было. Так что будь добр быть честным, хотя бы с самим собой.

И еще знаю. Если хочешь, чтоб книга была читаемой она должна быть еще и практичной. Это раньше достаточно было одной романтики. Но что с нее толку прочитаешь, и все забывается. А если в книге вдруг найдешь что-то для себя значащее это уже совсем другое дело. Вот, к примеру, произведение Л. Толстого «Война и мир». Еще в школьной программе эта классика, с характеристиками ее героев всю плешь проела. А тут вновь стал перечитывать этот мощный роман, уже имея жизненный опыт, и, помимо всего прочего, нашел еще и любопытную информацию, что Лев Николаевич увлекался еще и хиромантией… (об этом я читал в старом издании где-то до 1940 года, в новых изданиях, «переработанных и дополненных» этого уже не найдешь). Это уже интересно что-то полезное для мысли, есть какие-то практические идеи. Так должно быть. Я и в первой книге «Дневники умного дачника» старался писать таким образом, чтобы любой человек, т.е. не только дачник или садовод нашел бы для себя что-то полезное, интересное. Потому, на мой взгляд, она и имела большой успех, а для многих, по отзывам, явилась настольной книгой. Значит, с этой ноги и плясать надобно.

И вот еще о чем подумалось; если планировать свои сочинения так, как это рекомендуют учителя в школах, то ничего путного из этого не получится, т.к. план будет суживать ваши мысли. Ведь мысли не стоят на месте они, что реки по мере течения становятся глубже и шире плана, который был прежде намечен ранее. Приведу образную аналогию: Вот вы мясо пропускаете через мясорубку, получается фарш. Это образ бесчисленных нитей, куда разбегаются ваши мысли, когда вы рукой пишете сочинение. Хорошие мысли текут, как вода в реке. Успеешь их ухватить твое счастье. А если действовать по заранее намеченному плану, как учили, то вы обязаны будете выделить только ту часть, которая соответствует заранее задуманной цели. Этот выбор будет сковывать вас, и вы не сможете толком свободно ни мыслить, ни рассуждать. На вас будет довлеть задача: из этого большого потока поймать запланированную нить. Но если довериться своей душе, ее настрою, то не нужно тогда будет выкручиваться и это действительно будет что-то необычное и замечательное. Потому как душа она всегда выберет истину. Истина должна быть без всяких предвзятостей. Шаблоны никому не нужны.

Любой задуманный план – это тормоз творчеству. Я думаю: все писатели (имея в виду талантливые) никогда не задумывались над тем, что они писали. Они высказывали то, что им подсказывала их душа. Вот на днях прочитал биографию знаменитого нидерландского писателя Стивенсона, автора книги «Остров сокровищ». Он писал эту книгу со скоростью, как мог говорить по пять тысяч слов в сутки. Такой производительности он вряд ли смог бы достичь, если бы двигался в творчестве по своему заранее намеченному плану. В самом начале, как признается сам писатель, он даже не представлял, что будет с его героем. Он просто писал, писал то, что подсказывала ему душа, его совесть. Это есть состояние души, которое постепенно переходит в творческое вдохновение. Оно от Бога. Раскрыть писателю свою душу для других это и есть истинное божественное искусство, которое называют классикой. Вот и мне хочется раскрыть вам, читателю, свою душу. Получится или нет, еще не знаю, но попытаюсь.

Что еще главное, что хотелось бы отметить. Написать хорошую книгу очень трудно для этого нужно еще и адское терпение. Поистине, талант это не просто труд: поработал и получи. А еще попробуй вывернуть себя наизнанку так, чтобы тебя не осмеяли, не поправили… Не каждый в наше время на этот подвиг способен. Потому и мало у нас по-настоящему талантливых писателей. Они не могут появиться, пока существует цензура. Цензура власти, косности мыслей, обычаев, привычек, пока сам писатель от всего этого не освободится. Почему Л. Толстой смог написать такие замечательные произведения? Да потому, что он был графом, независимым ни от кого человеком. Он твердо знал, что любое его слово будет обязательно напечатано, с гонораром или даже за свой счет, ничто не пропадет в корзину. Только такая уверенность и может толкнуть (подвигнуть) некого осмелившегося писаки на сей отчаянный подвиг.

Из письма:

Уважаемый Алексей Алексеевич!

Книгу «Дневники умного дачника» купила совершенно случайно и была ею очарована. Книга необыкновенная по уникальности содержания и манере изложения. То, что в другой литературе изложено как инструкции или академические лекции в вашей как призыв к действию, как предложение войти в изумительный мир природы и подружиться с ним, научиться слышать и понимать его.

С мая месяца и по сегодняшний день я читаю только ее и в каждой главе нахожу все что-то новое. В этом году уже попыталась кое-что использовать из Ваших, Алексей Алексеевич, советов. Пока трудно сказать какие будут результаты в урожае, но даже то, что я занималась своим огородиком с вдохновением, не потому, что нужно, а потому, что хочется, делает этот процесс совсем иным творческим.

Огромное вам спасибо за то, что вы сделали. Алексей Алексеевич Ваш опыт бесценен. Ваш литературный дар помог книге стать бестселлером для огородников.

С большим уважением к Вам!

Богданёнок Галина Аркадьевна. г. Брянск.

И еще. В этой книге я хочу описать свой жизненный опыт. И только те эпизоды в своей жизни, что могло бы быть в чем-то полезно другому, моему читателю. Каждый человек, прожив долгую и сложную жизнь, оглядываясь назад, и, мысленно проанализировав свой путь, как говорится в народе «опосля», часто видит в этой круговерти свои досадные ошибки, большие и малые. И если б природа подарила ему возможность начать жить сначала, то, исправив их, теперь он смог бы, как ему кажется, очутиться в иное нужное русло. Можно ли учиться «правильно» жить, изучая чужой жизненный опыт? Тут многое, пожалуй, еще зависит от самого учителя. Смогу ли я дать что-то полезное в этом деле пусть и рассудит сам читатель, прочитав эту мою откровенную книгу.

ПЕРВЫЕ ШАГИ

Я родился на Урале, а точнее в п. Кытлым, Иссовского р-на Свердловской обл. Наша семья переехала в этот поселок «…где золото роют в горах» при эвакуации из Москвы во время войны. Мне тогда было 2,5-3 года. Помню только себя отрывочно.

Вот едем мы где-то вечером на телеге на самой вершине горы. В самом внизу петляет дорога, на ней как мне казалось мчатся «детские машинки» с горящими фарами.

Мама, прошу я, подай мне эту машинку? Мама смеется, говорит: Это не игрушка, сынок. А мне так хотелось иметь такую машинку, поиграть с ней.

В таком детском возрасте все представляется в ином свете. Запомнилась такая картина: сижу в комнате один, открыл окно на улицу, дом одноэтажный, деревянный, наблюдаю за людьми, редко проходившие мимо окна, люди ниже окошка. Вдруг вижу что-то такое непонятное, идет по тротуару какое-то чудовище с белой щетинистой кожей и розовым пятачком, и что самое главное величиной с коровы. Я испугался, сразу закрываю окно, и долго, затаившись жду когда это чудо пройдет мимо. Потом вновь выглядываю в окно, и, слава Богу, это оно куда-то исчезло. Такое впечатление показалось для меня при первой встречей со свиньей.

А вот и первая наука. Выхожу весной во двор, там весело играют ребята, моего возраста и постарше. И я присоединяюсь к ним. Напротив нашего дома стоит бревенчатый сарай, с двухскатной крышей и с сеном на чердаке. На сарай приставлена деревянная лестница, но несколько короткая, она не достает верхние два венца. Ребята шустро залезают по лестнице на сеновал, и меня приглашают это сделать. Я тут за компанию тоже каким-то образом залез на лестницу да, вспомнил, ребята за руки меня подняли на этот сеновал. О, как интересно!.. Но потом нужно спускаться обратно, но страшно боюсь, не достаю ногой первую перекладину… Что делать? Тут опять кто то из ребят мне советует: Не бойся, давай ногу я буду держать и ставить куда надо!.. Если б не эта помощь, то наверняка свалился бы с этой высоты. То же самое такое случается, когда залезаешь на дерево делать это куда легче, а вот спускаться всегда труднее. Альпинисты тоже об этом говорят: взойдешь на вершину, а спуститься самостоятельно не всегда получается, и многие от этого гибнут. Как любил повторять, разрабатывая план операции, легендарный партизанский командир Сидор Ковпак: «Прежде чем зайти в Божий храм подумай, как из него выйти». Это я потом уяснил себе на всю жизнь.

За детьми в таком возрасте нужен глаз, да глаз. Однажды чуть было не был убит или покалечен. Выхожу во двор, а посреди двора лошадь, сено жует. Красивая, да и какое-то детское тогда уже сложилось мнение о лошадках, что они очень добрые. Подхожу к лошадке сзади и глажу ее ладонью, стоя чуть немного сбоку. Вдруг лошадь дернулась, подняла кованое копыто, и мне со свистом ударила по уху. Была ли на мне кровь не помню. Только от боли и обиды я громко заревел. Тут только мама подоспела и стала успокаивать. А ведь могло это копыто и попасть прямо в лицо. Видел позже у некоторых взрослых такие следы на лице. Просто случай спас от беды.

Сейчас особенно опасны для малышей качели. С Сашкой, с моим внуком, решил как-то сходить погулять. Только, с подъезда вышли во двор как внук, увидев качели, вдруг неожиданно вырвался у меня из рук и помчался к ним. Они двойная И самое страшное, что на одной катается девочка. Я пытаюсь его остановить, кричу:

Саша!..Саша!.. Куда там! нацелился и не остановить, ни догнать, уж такой шустрый был. Девочке кричу, чтобы остановилась. А той и невдомек, почему я ей кричу. Испугался я, даже пот прошиб при мысли: а вдруг он подскочит под это качающееся железо… век бы тогда себя не простил.

На Урале я впервые встретил и грозу. Особенно она впечатляет в горах над лесом. Мы всей семьей (шесть душ: мама, сестры и я) ходили собирать черную смородину на плантации совхоза с натуральной оплатой: третье ведро наше. Сборщиков и без нас хватало, но мама взяла нас с собой, чтобы мы поели ягод. Среди смородин попадалась и красная малина, но редко, «чужие тети» тоже ее собирали. А я пошустрее всех был, вперед забегу женщин и оберу лучшие ягоды. Это вызвало недовольство одной из них, начала ругаться, пригрозила пожаловаться, что мы не столько собираем, сколько съедаем. Но мама все равно нам шепотом разрешила: «ешьте, ребята, ешьте!..» и я все равно это делал, но не так заметно… И вот только мы собрали свои корзинки, как на вершине горы с лесом, вдалеке от нашего плоскогорья засверкала молния, пошел ливневый дождь. Бегом побежали назад, домой. Где-то на пути остановились возле ларька заготовительной конторы11
  Ягоды предназначались для отправки на фронт


[Закрыть], и мама отдала большую часть корзин с ягодами. А мне было обидно, зачем она это сделала, мы так старались…

Вспоминаю сейчас эту сцену, и мне почему-то всегда слышится песня: «Шумел сурово брянский лес, и молнии над тучами блистали…» (кажется такие слова, посмотреть в песеннике).

ВСТРЕЧА С ОТЦОМ

Я гулял где-то во дворе и уже к вечеру захожу в дом. Смотрю, внутри темноватой комнаты, освещенной свечой на столе, мама стоит рядом с каким-то высоким, красивым мужчиной в военной форме, с бравыми усами и смотрят на меня22
  Таким его и запечатлел кто-то из московских художников, прибывшие на Волховский фронт с задачей нарисовать типичного фронтовика. Он выходил на улицу из штаб и увидев его художники обрадовались: «Вот это нам и надо!», стали рисовать отца с натуры. Позже картину эту выпросил у отца переснять известный фотограф Орлов. Это тот, кто заснял воссоединения двух фронтов под Ленинградом, означавшую снятие блокады…? Но так ее и не возвратил. Теперь, она, эта картина, видимо, гуляет где-нибудь в частной коллекции


[Закрыть].

Леша, это твой папа! говорит мама.

Я стою в растерянности: стоит передо мной совершенно незнакомый человек и что я должен делать в этой ситуации? Какая-то интуиция мне подсказывает, что я должен броситься к нему в объятия с радостью и поцеловать. Но мне совершенно не хочется искусственно радоваться, я не знаю этого человека. А они ждут моей реакции. И я начинаю соображать, что мне хоть и не хочется, но при встрече к «папе» нужно все-таки броситься к нему в объятия. И я, преодолев себя, делаю это…

Отец подкинул меня к верху, а потом за столом посадил меня на колени, подарив сверкающую бензиновую зажигалку.33
  Долго берег я эту зажигалку и только, через десять лет в школе у меня ее украли, когда я, решив похвастаться, по своей неосторожности показал ее своим одноклассникам


[Закрыть] От него приятно пахло табаком и еще чем-то, что могло быть только от мужчины, с которым можно вполне чувствовать себя всегда в безопасности… Они о чем-то долго разговаривали, спорили, и под конец начали драться стульями. Я не выдержал и, хотя мне было очень страшно, встал между ними и как мог строго сказал отцу:

Не смей маму бить!.. От неожиданности они прекратили скандал…

Как потом я узнал, у отца на фронте был роман с женщинами. Потому и уже война кончилась, а он не хотел возвращаться в семью, приехал же умолять мать отдать детей в детдом. Но мама не согласилась. А принудил его возвратиться в семью военком. Он сказал маме: «Я напишу об этом в часть, и если он не вернется, ему там промоют мозги как коммуниста, и в случае чего снимут звание старшего лейтенанта. Помогать мы вам теперь больше не можем. У нас много еще осталось таких одиноких женщин».

В ЭВАКУАЦИИ

Тут я должен немного остановиться и рассказать на примере своей мамы о наших русских женщинах героинь, оказавшихся в эвакуации в Сибири.

Я смутно представляю, как маме было тяжело одной самой выстоять в эти трудные военные годы и растить пятеро детей. В начале войны наша семья была эвакуирована из Москвы. По рассказам мамы здесь ей в полную меру пришлось испытать и голод, и холод, бандитизм дезертиров. Самая же трудная проблема была с хлебом. Маме приходилась заниматься спекуляцией и за сотни верст по тайге, где пешком, где поездом на «кукушке» (узкоколейка) ездить из Кытлыма в Казань, где обменивала мыло на хлеб и обратно нести в рюкзаке тоже, чтобы сэкономить на хлеб. Особенно трудно было зимой. Уходила чуть свет и не всегда успевала возвратиться назад, а мы в это время грелись возле холодной печи (моя сестренка тогда подхватила воспаление легких, а позднее и порок сердца, всю жизнь от простуды у нее гноились уши, частично потеряла слух). Путь ее предстоял через какие-то татарские селения, запомнилось село или деревня по названию Шемордан в Башкортостане.. По карте сейчас определил только от этого промежуточного пункта расстояние до Казани 131 км. Поселок же Кытлым, где мы жили еще дальше, в соседней Свердловской области. Даже сейчас, по спутниковой карте все улицы непосредственно соприкасаются с таежным лесом. С благодарностью вспоминала она татар, которые всегда помогали ей, чем могли, приглашали в дом согреться, попить горячего чая, а иногда угощали горячей картошкой. Но это в дневное время. А однажды мама задержалась и пришла в какую-то деревню уже в темноте. Постучалась в окошке, но хозяйка побоялась открыть дверь из-за дезертиров. Взглядом показала на баню, мол, иди, ночуй в ней. Она зашла в баню, нащупала в темноте печь с лежанкой. Но едва легла на ней и протянула ноги, как вдруг что-то отдало по ее ступням. «Что это мешает? подумала она, нагнулась и нащупала чьи-то ноги. Оказалось рядом висит, покончившись с собой дезертир. Так и пролежала с ним всю ночь на печи: мертвого чего бояться?

На платформу «кукушки» (узкоколейный железнодорожный состав) вскакивали на ходу, благо она шла медленно. Как-то вместе с ней ехала пухлая румяная молодая татарочка с рюкзаком, тоже до Казани. Машинисты весело махали им рукой, предлагая перейти в кабину паровозика, мол, здесь теплее, зачем мерзнуть. Мама отказалась, а татарка согласилась. Однако на конечной остановке она уже не вышла… Мама предположила, что эту женщину сожгли в топке.

А еще, в тайге, когда она шла «с задания», на нее напали два дезертира, повалили на землю, стали отнимать рюкзак с хлебом, мама сопротивлялась что могла и кричала. По счастливой случайности на горизонте показалось двое: женщина провожала своего мужа, военнослужащего, на войну. Тот увидел это и выстрелил пистолетом в воздух, предупредив таким образом о стрельбе на поражение. Те и убежали.

И со зверями встречалась. Однажды уже близко к селению на ее тропе вдруг видит: сидит матерый волк. Что делать? В сторону с тропы не уйти по пояс глубокие сугробы. Решила идти на волка с криком, волк оскаливался, но не выдержал и спрыгнул с тропы. Едва она поравнялась с ним, и уже не глядя (опытные сибиряки предупреждали, что нельзя оглядываться, иначе волк сразу погонится за человеком), заорала благим голосом, и бежала так до самой деревне. По всей видимости, зверь этот был сытым и все-таки не тронул ее. Но возможно, он не захотел напасть на свою жертву один. Известно: по одиночке волки нападают на человека реже.

А еще был случай во время сильной метели вблизи ничего не видно, и она уже на подходе к селу, едва выбравшись из под мглы, заблудилась, попав на кладбище и долго не могла выйти из него.

Вот такая жизнь была у мамы во время эвакуации все военные годы, в то время как у папки были романы. На стороне у него в то время появились еще несколько детей. Двоих видел позже, а сколько у него еще было не знаю. Конечно, ему можно было этим заниматься: служил при штабе политработником…

Помогло ли письмо военкома, не известно? Но вскоре мы уже ехали всей семьей в Австрию, где отцу надо было продолжать службу.