Текст книги "Партизаны Третьей мировой"

Матинелли понимающе усмехнулся, но по выражению его лица было понятно, что изначально кидок не планировался, но вот сейчас эмигрант, сам того не желая, оказал себе медвежью услугу. Теперь итальяшка действительно думал: а нельзя ли вообще устроить так, что этот странный русский с явно поддельным испанским паспортом ляжет рядом со своими бандитами? Нет, вполне может быть, что русский не проболтается, однако только покойник гарантированно будет помалкивать. Снова улыбнувшись как можно более искренне и дружелюбно, иностранец приложил ладони рук к груди, так что сверкнули на левом запястье неуставные и явно золотые часы с массивным браслетом.

– Ник, не будем оскорблять друг друга подозрениями. Мы ведь европейцы. Так давайте вести себя цивилизованно, как деловые люди…

Матинелли наверняка бы удивился, если б знал, какое еще значение слова «деловой» имеется в русском языке. Но даже его партнер не уловил аллегории, так сильно Шерман нервничал и хотел домой. Вождь туристов, или, как его назвал иностранец – Ник, тоже фальшиво, но более умело играя мускулами лица, улыбнулся собеседнику:

– Какие вопросы, Джо! Если сработаем согласно плану, то уже через пять дней, не считая этого, каждый получит то, что хочет…

В этот самый миг я, по привычке осматриваясь вокруг, уловил в пятидесяти метрах трепыхание кустов левее своей позиции. Там были густые заросли полыни и еще чего-то яркого, с золотыми головками цветов. И там сидел на корточках человек. И сейчас он поднимал оружие, чтобы выстрелить. Целью несомненно был Шерман или его импортный приятель, допустить такое в мои планы не входило. Вот сейчас, после получения такой важной информации, которую дают эти импортные жулики, у меня в общих чертах уже сложился способ проникновения на авиабазу, не являющийся форменным суицидом. Срастись все, и мы устроим пиндосам шикарную пакость. Да и повоюем еще долгое время. Но все получится только в том случае, если Шерман и его приятель выживут. Для моего плана важно, чтобы операция по отъему денег у американской казны состоялась, по крайней мере в той ее части, где конвой, везущий новые пиндостанские тугрики, попадает в засаду, устроенную Ником и его ничего не подозревающими бойцами. Времени на раздумья новый игрок не оставил. Придется пожертвовать важной миссией слухача и на короткое время преобразиться в телохранителя. Наблюдатель сидел крайне неудобно: чтобы подобраться к нему незамеченным, придется оставить теперешнюю свою позицию. На перемещение уйдет как минимум минут пять-десять.

Осторожно убрав автомат за спину и закрепив оружие, чтобы не болталось, я приставным шагом двинулся к позиции стрелка так, чтобы видеть и его силуэт, и потенциальных покойников – Шермана с деловым партнером. Оба уже успокоились, Ник вынул карту и увлеченно водил по ней пулей выщелкнутого из магазина автомата патрона вместо указки. Матинелли внимательно следил за петлями, которые выписывал тускло блестящий кончик пули, казалось, партнеры всецело сосредоточены на деталях предполагаемой акции. Проклиная неизвестного снайпера за то, что по его милости лишился возможности подслушать дальнейший разговор, я броском перебрался на другую сторону тропы и миновал почти двухметровый участок совершенно открытого пространства. Прыжок вышел удачный, но я провалился в яму. Приземляясь, я не потревожил ни единой ветки кустарника, что стоило резкой боли в раненой руке. Только легкий шорох издала палая гнилая листва, коей оказалось устлано дно места приземления. Матинелли беспокойно вскинул голову, повернувшись аккурат к тому самому месту, куда я приземлился. Присмотревшись и пожав плечами, он вновь уткнулся в карту, махнул рукой: мол, показалось, пустяки. Минуты две пришлось сидеть, выравнивая дыхание, стиснув зубы и привалившись к стенке небольшого оврага, в который я случайно и так некстати угодил. Однако никаких последствий акробатический этюд более не возымел, поэтому, выбравшись на поверхность, я продолжил подкрадываться к незнакомцу. Спустя пару долгих мгновений показался силуэт в знакомой позе: человек уже выставил обмотанный тряпьем импортный автомат, прильнув к короткой трубке четырехкратного тактического прицела. С удивлением я опознал в стрелке давешнего очкарика Веню, вроде бы направившегося отдыхать, судя по его собственным и довольно громким заявлениям. Вот такой урок на будущее: если пацифист идет на войну, как минимум он становится параноиком. А это очень выносливые люди, когда дело доходит до их личных фобий и подозрений. Мне следовало догадаться, что вся критика политики руководства неспроста. Видимо, Веня давно что-то подозревал, вот и решил по-тихому пристрелить вождя, благо его подозрения вроде бы подтвердились. Не раздумывая более над мотивами решения очкарика, я вынул пистолет и, перехватив его так, чтобы было удобнее бить рукоятью, метнулся к уже отщелкнувшему предохранитель Вениамину. Удар по не прикрытому ничем, кроме капюшона и бейсболки, надетой козырьком назад, затылку получился как надо. Без вскрика и метаний Веня выпустил оружие и обмяк у меня на руках. Я присел рядом, чтобы досмотреть финал встречи Шермана и его подельника. Собственно, пока я занимался любознательным очкариком, все интересное уже закончилось: пожав друг другу руки, компаньоны разошлись в разные стороны. Матинелли, подождав пока его подозрительный подельник скроется вдали, поминутно озираясь, взял направление на северо-запад и тоже благополучно свалил. У речки теперь остались только я да незадачливый мститель Вениамин. Стреножив очкарика его же собственными поясным и ружейным ремнями, я пару раз легонько хлопнул парня по щекам. Заморгав и выгнувшись дугой, тот открыл глаза и вознамерился заорать, но я вовремя сунул в открывшийся рот свернутые в клубок перчатки. Легонько хлопнув парня по щеке еще раз, чтобы унять конвульсии, поднимаюсь и рывком ставлю пленника на ноги. И так, толкая присмиревшего Веню впереди себя, я ухожу с места встречи Шермана с иностранцем как можно дальше. Вдруг взбредет вождю в голову вернуться, или кто другой явится – в любом случае следует забраться как можно дальше в лес.

Через полчаса я дернул пленника за полу куртки – так, что парень невольно опустился на пятую точку, уткнувшись правым боком в ствол здоровенной сосны. Мы остановились на небольшой полянке, метрах в трехстах от речного берега, на мой взгляд, это было достаточно далеко от тропы, ведущей к броду, и не так далеко от тропинки, ведущей к соляным шахтам. Раз подвернулась такая возможность, с парнем нужно попробовать поговорить. Может быть, я неверно «прокачал» Веню, и на предложение о сотрудничестве тот отреагирует отрицательно. При таком раскладе придется его грохнуть, хотя делать это совершенно не хотелось. Левой рукой вынув изо рта парня перчатки, я приложил ствол пистолета в правой руке к своим губам, категорически намекая таким образом на соблюдение тишины. Сбитый с толку пленением и наверняка утомленный долгим маршем, Вениамин только согласно тряхнул головой, близоруко щурясь. Для наглядности я снял маску, закатав ее на лоб, и тихо начал беседу:

– Здравствуй, Вениамин. – Парень, все еще потрясенный резкой сменой декораций, помимо воли кивнул. – Вот и свиделись. Рад, что ты уцелел… Узнал меня?

– Н-н-н…

Замотав головой и побледнев, очкарик снова попытался освободить руки, заизвивался и хлопнулся на землю, потеряв опору. Чертыхнувшись про себя и превозмогая противно мозжащую боль в руке, я рывком вернул парня в вертикальное положение:

– Нехорошо, Вениамин… я вас про засаду предупредил, кучу железа американского буквально в зубах принес…

– А наш медик тебе пулю из плеча достал, – очухавшись, Веня снова начал брюзжать. – Квитами разошлись, дядя.

– А я и не спорю, – сохраняя нейтрально доброжелательный тон, я согласился с пленником, чтобы не обострять. – Обмен равнозначный получился. Но теперь вот ты снова у меня в должниках оказался… во как получилось, парень.

Страх, быстро сменившийся удивлением, а потом злостью, – вот гамма чувств, за пару мгновений промелькнувших на лице очкарика Вени. Набирая в грудь воздух и попутно обдумывая мои слова, парень был похож на раздувающего старинный самовар. Щеки его то надувались, то опадали, румянец пятнами залил скулы и лоб, но ни единого звука пленник так и не произнес. Даже не слишком внятное шипение вырывалось сквозь крепко стиснутые зубы не без труда. Успокаивающе похлопав вновь дернувшегося собеседника по плечу, я уселся напротив и, растирая правый локоть осторожными круговыми движениями, продолжил:

– Шерман ваш – не вчера родился. Сто к одному успел бы на землю кинуться, а потом и тебе бы трындец пришел: двое профи против одного новичка – это весьма хреновый расклад, парень. Сам бы лег, а товарищи твои так и пошли бы на убой. Как думаешь, я все верно представил?

– Я бы не промахнулся…

Оправившись от удивления, парень вновь начал храбриться, но снова я сбил его с толку, тихо рассмеявшись. Непонимающе Веня уставился на меня, окончательно запутавшись. Обычно так оно и бывает: молодые часто теряются, стоит только поколебать их правоту неожиданным поступком или фразой. Отсмеявшись и снова сделав серьезное лицо, я продолжал:

– Ну, убил бы ты их обоих… хорошо, лады: может быть, даже иностранца полонил – дальше что? В лагере тебя точно к стенке поставят рядом с этим пленником. Твои выкладки там никому пока в голову не пришли, а Шерман в авторитете. Ты им скажешь, что, мол, Ник предатель, а тебя на смех и снова к стенке. Кто ты и кто для народа он, неужто не взвесил? Так людям ничего не докажешь…

– Ага, – голос парня окреп, появились узнаваемые скептические интонации. – А я им распечатку покажу, я лично тот файл с переговорами на швейцарский сервер заливал. Там все переговоры, народ услышит и…

– И тут же найдутся те, кто поверит, но более всего будет тех, кто скажет, что Шерман вел с пиндосами какую-то игру, а сам он чуть ли не Рихард Зорге! И ты снова у стенки, а мертвый вождь посмеивается над тобой, выглядывая из-за края чугунного адского котла.

Как говорят на Востоке, кувшин моего терпения стал показывать дно. Однако удача снова оказалась на моей стороне и этот малолетний хакер имеет доступ к очень важному ресурсу – каким-то образом ему удалось выйти в сеть из нашей глуши. Поэтому спорить с Вениамином я готов был хоть до рассвета, кадр попался ценный… Но, видимо, каким-то образом я все же достучался до дверцы в мозгу парня, за которой скрывались залежи здравого смысла. Лицо его снова стало задумчивым, и, спустя пару минут гробового молчания, он снова посмотрел мне в глаза:

– Верно, – сарказма в голосе парня поубавилось. – Доказать всем ничего не выйдет, даже Лера скорее всего не поверит… Николай у всех в авторитете. Как же: наемник, знаток оружия, снайпер. Когда мы в лесу узнали про вторжение, он первый в одиночку пиндостанский патруль замочил. Ник на игру свой боевой револьвер привез, сказал, что с каким-то полковником из разведки скорешился и… крут он, короче. Ты прав, старик-лесовик, наши меня без разговоров бы шлепнули.

– А отряд, который после этого просуществует дней пять-шесть, назвали бы его именем… Кстати, как там его звали?

– Как раньше, до эмиграции, не знаю, – Веня говорил равнодушно, злость и ершистость испарились, похоже, он вполне созрел для нормального разговора. – Но по паспорту он Николас Рохас, я сам его на игру записывал.

Ого! Может быть, прав в сомнениях итальяшка: эмигрант еще и по фальшивому паспорту сюда приехал. Да кто их, ловцов птицы цвета ультрамарин, знает, может, по приколу фамилию выбрал. Звучит претенциозно и смахивает на театральный псевдоним: Николай Красный… а может быть, не «красный», а «Краснов». Мои познания в языке Сервантеса – это десяток разрозненных слов и три-четыре фразы типа «здрасте-пока». Выходит, с фамилией все ровно и мотив у эмигранта один – свалить на новую родину любой ценой. Понтов страйкболистам он нагнал немеряно, поэтому те действительно пойдут за ним в огонь и в воду. Веню просто так отпускать нельзя, нужно добиться, чтобы он сам предложил свою помощь.

– Вас как в тайгу занесло?

– Говорю же: игра у нас намечалась… со всей страны народ съехался, вон, соотечественники из-за бугра подтянулись.

– Володя, который вас в поиск к станции водил из Израиля?

– А, – На миг лицо Вени осветилось обычной, но чуть грустной улыбкой, – ты тоже повелся. Не… ни фига Вовка не еврей и в армии никогда не служил. Просто зависает на всяких оружейных форумах, вот и нахватался. Сдвиг у него на пиндостанской да еврейской военной терминологии, не ты первый его в еврейские воины записал. Бывало, как пойдет терминами сыпать, так его даже те, кто там служил, за своего принимают. Он мне с кодовыми фразами помогает, когда мы амеров слушаем…

А вот это была одна из тех вещей, которые меня интересовали в первую очередь. Сканер, взятый на складе наемников, ничего путного не ловил, а если туристы наловчились перехватывать переговоры врага, это в будущем очень пригодится.

– Давно слушаете иностранцев? Почему они переговоры не шифруют?

– Тут просто все, – Веня пошевелил связанными руками, и я одним движением снял путы. – Вовка сказал, что они частоту два раза в неделю меняют, но уходят не далеко, чтобы не париться. При этом вечно друг другу про щелчки аппаратные говорят, только успевай записывать. Потом просто отсчитываешь, сколько раз нужно клавишу настройки надавить, и все – снова поймал рабочую частоту. Но это только если с их трофейной рацией, на наших дольше возиться нужно. Мы… Шерман в первом же бою такой передатчик взял, а через два дня и лэптопом разжились. Я институт связи заканчивал… вот недоучился маленько. Короче, не особо хитрое дело переговоры тыловиков слушать, а всякий спецназ только на выделенных частотах висит, их даже свои не слышат – секретно все. Но армейцев в округе почти всех ловим. Только без толку это, убивать-то так и так спецов пошлют. Ты тогда нас здорово выручил… спас практически.

В течение всего нашего разговора одна мелочь не давала мне покоя. Слишком гладко все получалось: огромную сумму везут вчерашние обыватели, которых на колонну с важным грузом выделено всего ничего. Вертушек и нормальной «брони» тоже нет, словно вдруг образовался резкий дефицит техники и людей. Это было неправильно и шло вразрез с тактикой захватчиков, наблюдавшейся до сих пор. Подвох где-то на видном месте, просто я его еще не заметил… Думай, Антон, думай крепко. Попутно я высвободил спутанные конечности очкарика, но его оружие как бы невзначай держал возле себя, однако парень отчего-то пропускает это мимо внимания. Лицо Вениамина расслаблено, жесты утратили резкость, а голос звучит тихо, с усталыми интонациями. Нужно закругляться. Вынимаю из кармашка куртки сложенную вчетверо карту и протягиваю очкарику.

– Где планируете колонну остановить, сможешь показать?

С любопытством посмотрев на трофейную карту и непонятно зыркнув в мою сторону, Веня заскользил грязным пальцем по забранной в целлофановый чехол бумаге.

– В ста сорока километрах к северу от станции есть небольшой трехпролетный мост через речку. Река давно обмелела, но спуск там крутой, поэтому объехать никак нельзя. Конвой состоит примерно из шести низкобортовых грузовиков. В трех – стройматериалы и сантехника, один с продовольствием, два других скорее всего с боеприпасами. Сопровождение пятью машинами: одна – легкий джип инженерной разведки, пойдет впереди, трассу щупать…

– Взрывчатку, так понимаю, сами изготовили из той, что с угольных шахт умыкнули?

Очкарик удивленно кивнул и замолк. Долгим взглядом он впился в мое ничего не выражающее лицо, но, повинуясь поощрительной улыбке и кивку, продолжил:

– Точняк, притащили три ящика аммонала… ну из тех, что еще не так опасно переносить. Остальное ветхое все, побоялись брать, – его голос стал на полтона ниже. Снова появились эти непонятные мне интонации: – Все-то ты знаешь, старик-лесовик.

– Догадаться было нетрудно, я бы сам взял шашки эти, коли нужда б была…

Мгновенно ухватившись за оброненный кусок фразы, с азартным блеском в глазах Веня кинул встречный вопрос:

– А нужды нет?

Вот уж эти любознательные пацифисты-конспираторы, везде им мерещится невидимая рука спецслужб. Теперь таинственные взгляды получили объяснение: парень принимал меня за сотрудника какой-то нашей разведки. В другое время я бы развеселился, но сейчас это может сыграть на пользу делу. Не меняя выражения лица, я отрицательно покачал головой:

– Нет, Вениамин, старая промышленная взрывчатка мне пока без надобности. А вот время дорого, посему продолжай.

– Ну… – тряхнув головой, очкарик заговорил снова. – Пропускаем инженеров, ждем, пока задние машины охранения въедут на мост…

– Они могут этого не сделать, слишком явно подставляться никто не станет. Перейдет сначала прикрытие, потом пройдет груз, и колонна сформируется в прежнем порядке уже на том берегу. И это не говоря уж о том, что мост сначала осмотрят на предмет минирования. Пока не слишком получается, Вениамин.

Победно усмехнувшись, Веня глянул на меня с оттенком легкого превосходства. Теперь уверенность в моей принадлежности к разведке у него чуть поколебалась.

– А мы опоры рвать не собираемся, заряды перед съездом с моста под плиту заложим. Там стоки проржавевшие есть – заряды как влитые войдут. Они всегда грязью забиты, саперы тот мост регулярно проверяют, никто в стоки под съезд не заглядывает.

– Ну, допустим, – спорить смысла не было, я только поощряющее кивнул очкарику. – Дальше какой расклад?

– Отсекаем фугасами две последние машины охранения и берем в оборот водителей задних фур, переправа уничтожается. Передние машины остановит вторая закладка, стараемся выбить водителей оставшихся грузовиков…

Понятно: классическая ловушка «молот и наковальня»[18]18
  «Молот и наковальня» – тактический прием групп специального применения. Засада такого типа, как правило, организуется на переправах и в местах сужения рельефа местности (например, выход-выход из горного ущелья). Основная изюминка «М&Н» в том, что внимание противника отвлекается на действие одной из подгрупп нападающих – «молот», в то время как расположенная в тылу атакуемой колонны подгруппа – «наковальня», наносит удар в тыл обороняющимся, оказавшимся принужденными вести бой в полном окружении.


[Закрыть], только наоборот – первый удар наносит тыловая подгруппа. Смазанно как-то все, сумбурно… да и промежуток между действиями штурмовиков слишком мал: охранение не успеет втянуться в бой и перестроиться. В этом случае второй удар придется не в тыл, а во фланг и существенного вреда не нанесет. Однако все зависит от того, смогут ли «туристы» быстро нейтрализовать головные джипы прикрытия. Те, вероятнее всего, попытаются застопорить ход и организовать оборону, вызовут вертушки. На все про все у людей Шермана будет не более десяти минут. Если только основной упор не делается на… опа! Вот он, подвох, нужно только уточнить у Вени, где будет сам Шерман.

– Хорошо придумали, Веня. Шерман с какой из атакующих групп пойдет?

– Он с наблюдателями будет, – долговязый связист сморщился. – Руководить будет по рации. Слева от дороги есть горка небольшая. Длинная полоска леса, она метров на пятнадцать выше уровня переправы. Он, Гриша Комаров, наш сапер, и… Лера… там будут.

После слова «горка» все встало на своим места. Возвышенность, судя по карте, находится на противоположной от позиций штурмовых подгрупп стороне дороги. Все действия обороняющихся будут ориентированы именно на бестолково шумящих «туристов». Засада вполне намеренно организована столь сумбурно: пока Веня и остальные свяжут боем охрану конвоя и оттянут на себя внимание охраны и прибывающего подкрепления, Шерман ликвидирует тех, кто рядом, и будет ждать своих подельников во главе с Матинелли. Потом они неожиданно ударят с тыла по тем, кто охраняет «кассу», и уйду в суматохе, а прибывшее на зов подкрепление с авиабазы уничтожит остатки нападавших. А денег-то уже нет! Все ринутся искать ушедших с казной «туристов», а реальные похитители уже вполне легально уходят совершенно в ином направлении. Похоже, эпопея Вени и его товарищей по борьбе закончится довольно скоро.

– На какой день назначена акция?

Вениамин задумался на мгновение: смысл моих вопросов до студента не доходил и целостная картина не складывалась. То, что Шерман их подставил и я вроде бы хочу им помочь, парень понимал, но вот могли ли мы оба доверять друг другу, этот вопрос, словно стеклянная стена, стоял между нами. Однако по характеру ответов и их тону я понял, что, хотя полного представления о том, как я смогу перехитрить Шермана, у Вени не было, пока можно рассчитывать на некоторую откровенность с его стороны. Ковырнув носком кроссовки землю у своих ног, студент ответил:

– Фугасы Комар… ну, Гришка Комаров и его люди, пойдут ставить за день до начала акции. Потом Вовка проинструктирует штурмовые группы и на позиции уйдут наблюдатели. Думаю, что колонна пойдет через трое суток на четвертые, не считая сегодняшнего дня.

Идея, которую я хотел предложить студенту, была очень рискованной для нас обоих: если провалится Веня, то и я попаду в засаду, и тогда всем планам хана. Но по-иному никак не получится прибыть к месту акции вовремя, чтобы расставить свои фигуры для этой многосторонней партии. Это как раз тот случай, когда в дело вступает случайный фактор под названием «везение». Не важно, чье именно – мое или этого голенастого параноика. Главное, чтобы наша пруха перемогла отягощенную карму Шермана и его итальянского подельника. Мысленно поплевав через левое плечо, я осторожно предложил то, ради чего вообще затеял наш с Вениамином разговор:

– Скажи мне вот что, студент. Ты жить хочешь?

Очкарик сразу же подобрался, съежившись в тугой комок. Видимо, неверно истолковал мои слова, поэтому я медленно поднял руки с раскрытыми ладонями на уровень глаз и успокаивающе продолжил:

– Да не дергайся ты, выслушай без нервов. Если б хотел тебя допросить, а потом грохнуть, то не разводил бы дипломатию битый час. Такого, как ты, можно за десять минут вытряхнуть, успокойся, парень. Я сейчас о другом: засада ваша – это прямой билет всем вам на тот свет, и ты это понимаешь. Но и не идти нельзя, поскольку никто из своих тебе не поверит. Поэтому давай поможем друг другу.

Смысл моих слов, видимо, не сразу дошел до парня, однако через пару минут после того как я замолчал, он перестал елозить ногами. Разлепив пересохшие губы, Веня подал голос:

– Это как?

– Все просто и сложно одновременно, – мысленно я перевел дух, поскольку не был уверен, что парень согласится хотя бы выслушать. – Но если выгорит, то лишних смертей не будет. А Шерман получит пулю… Ну, куда, это сам сможешь выбрать – обещаю.

– Что я должен делать?

Вопрос прозвучал тихо, но голос очкарика не дрожал, в нем слышалась твердая решимость. Я узнал эту интонацию, так говорят, когда идут на отчаянный поступок. Меня подобная мотивация вполне устраивала, поэтому я вынул стреляную пистолетную гильзу и протянул Вениамину.

– Как только саперы получат сигнал к выдвижению на минирование моста, ты возьмешь эту гильзу и вынешь пробитый капсюль. Потом дойдешь до вот этой самой сосны, у которой сидишь сейчас, и спрячешь ее вот в это маленькое дупло. Иди аккуратно, разыграй понос или что-нибудь такое, пусть все не обращают внимания, когда будешь часто отлучаться. Обязательно проверяй, не идет ли кто следом, а то спалимся оба. Не забудь вложить бумажку с точным временем выхода наблюдателей на позиции. Поясок гильзы не забудь сплющить, чтобы если дождь пойдет, цидулька не размокла, лады?

– Я только в кино такое видел…

– Сказка-ложь, да в ней намек. Если сумеешь отделить одно от другого – будешь всегда в плюсе. Спрячь подальше гильзу, Веня, и с Богом шурши до своих, а то хватились уже.

Взяв протянутую мной гильзу от ПМ, студент подбросил ее в воздух и, ловко поймав, спрятал в карман куртки. Потом кивнул, и мы поднялись с земли, отряхнули одежду от мелкого мусора и хвои. Не следовало демонстрировать парню свое недоверие, поэтому я не отсоединил магазин его автомата, а просто незаметно передвинул флажок предохранителя в позицию блокировки. Взяв оружие за ремень, Веня закинул его за плечо и, взмахнув рукой на прощание, пошел в сторону копей. Размяв затекшие конечности и постояв еще минут двадцать, я сориентировался по компасу и тоже направился к своей берлоге. Контрольный срок уже почти вышел, до его окончания осталось часов десять. Если не вернусь вовремя, то рискую застать базу пустой, артельщики получили четкий приказ: если не вернусь, то в положенный срок они уйдут. И я не буду знать, куда, что очень удобно: в случае захвата я сначала потяну время, а потом с легкой душой отдам пиндосам уже пустую базу. Серьезный допрос нельзя выдержать, можно только сопротивляться воздействию, и весьма ограниченное время. Поэтому-то всегда так важно время, за которое сведенья извлекаются из документов и тем более из живых «языков»…

…Сумерки уже переросли в черную, без единого огонька, таежную ночь, когда я увидел знакомую сосну с ободранной в одном месте корой. Оголенный ствол дерева я лично притер землей так, чтобы остался небольшой, более светлый участок желтого цвета. Такой ориентир хорошо виден в темноте, если идти в нужную сторону, он покажет верное направление. Немного расслабившись и переведя дух, я осторожно переступил на пять шагов вправо от ориентира и на ощупь отыскал старую корягу, под которой были упрятаны сигнальные веревки. Дернув за один шнур два, а за другой четыре раза, я пошел к берлоге, которая теперь совершенно точно была в каких-то двадцати метрах по прямой. Приятно оказаться дома, как ни странно это прозвучало в данных обстоятельствах, но… теперь это и есть мой настоящий дом.

* * *

Россия. 21 августа 2011 года. Юго-западный участок Центрально-сибирской оккупационной зоны, 200 км на юго-восток от предместий г. Кемерово. Точка постоянного базирования партизанского отряда. 06:02 по местному времени. Партизан Антон Варламов. Стратегический замысел и боевое планирование.

В берлоге, которую нам любезно уступил косолапый хозяин тайги, меня ждал горячий чай и скудный ручеек новостей. Михась рассказал о том, что я и так уже выяснил про новый лагерь «туристов», а Варенуха пожаловался на подходящие к концу припасы: соль, сахар и крупы даже при урезанном рационе закончатся через месяц. С солью удалось вопрос решить: в шахтах, где мы с Михасем побывали в разное время, сохранились слежавшиеся в комки довольно приличные валуны каменной соли. С другими припасами выходило сложнее, поскольку из всех заготовок нам удалось только завялить килограммов пятьдесят оленины, пуда два леща и сороги, да разложить по пакетам высушенные коренья и травы. Все это было разделено на четыре части и приготовлено к закладке в тайники, как неприкосновенный запас. Я лично вызвался отнести последний, самый тяжелый куль с НЗ, поскольку нужно было на месте определить, как примерно будет развиваться бой у моста. Сам план Шермана не вызывал более вопросов, гораздо сложней выходило то, как нам помешать уничтожению «туристов» и нейтрализовать Шермана. Пока Варенуха собирал мешок, придирчиво осматривая бурые полоски сушеного мяса и перекладывая их сушеной травой, мы с Михасем сели за карту. Попутно, на клочке непонятно как оказавшейся среди трофеев старой газеты на немецком языке, я делал карандашный набросок. В школе какое-то время я неплохо рисовал, но потом забросил, увлекшись боксом и самбо. Потом дурачился, рисовал карикатуры на друзей, в армии оформлял дембельский альбом, но особых талантов за собой никогда не подозревал. Однако сейчас необходимо было сделать узнаваемый портрет Шерманова подельника, чтобы Мишка его ненароком не пристрелил. Этот тип нужен непременно живым, поскольку именно он может явиться тем ключиком, с помощью которого можно будет пробраться на авиабазу. Виденные там «бомберы» ни на миг не оставляли моего воображения, их смертоносный полет должен прерваться, я решил, что сделаю для этого все…

Обсуждение шло трудно, время жестких приказов еще не пришло: оба моих товарища, по сути штатские люди, находились под еще большим гнетом обстоятельств, нежели я сам. Война для Варенухи и Михаила стала тем прессом, который в тонкий блин раскатал всю их жизнь и мироощущение. От нервного срыва обоих удерживают только повседневные, простейшие действия – поесть да поспать. Сколько времени потребуется на то, чтобы окончательно превратить обычных, немолодых уже мужиков в умелых солдат, я даже приблизительно не могу сказать. Пролитая кровь, своя и чужая, не сделает из водилы или обычного охранника умелых вояк, все происходит с точностью до наоборот. Рано или поздно они ударятся в меланхолию, а потом дело вполне может дойти и до суицида. Поэтому важно сейчас не требовать и гнуть обоих под себя, а действовать исключительно убеждением. Нужно показывать своим личным примером, что наше дальнейшее существование именно в качестве партизан – это единственно возможный образ действий в сложившейся ситуации. Знаю, со стороны может показаться, что это слишком долго и неэффективно – убеждать доверившихся тебе людей в том, что необходимо действовать и рисковать своей жизнью ради совершенно призрачной на их взгляд, цели. В самом деле, гораздо проще было бы уйти на восток. И забившись в какую-нибудь глубокую пещеру в горах, промышляя охотой коротать там год за годом и ждать, как все повернется. Жить тихо, коптить небо и спокойно ждать, что либо наши действительно победят и тогда можно будет выползти наружу, либо тихо прожить, если получится, до старости. Выход вполне себе безопасный, знай делай короткие вылазки за припасами да посмеивайся над дураками, непонятно за кого льющими свою кровь. Сражающимися с заведомо более сильным и многочисленным врагом. Но что если все подумают точно так же и расползутся по щелям, словно паразиты? Значит, нет тогда у нас права называться отдельной нацией. И чем бы то ни было кичиться. Люди, которые не готовы отстаивать честь и свободу, защищать свои дома и тех, кто слабее и сам постоять за себя не может, – несомненно заслуживают участи, уготовленной им любыми агрессорами или даже обычными бандитами из соседней темной подворотни. Сейчас Михась и Семеныч – это вся моя армия, все солдаты, которые должны перестать убегать и начать давать врагу сдачи. Но чтобы любой новый бой не выглядел как акт отчаянья и бессмысленное самоубийство, им нужно дать почувствовать, что мы воюем по плану, продуманному на отдаленную перспективу. И в какой-то момент я почувствовал, что этот перелом в сознании партизан наступает, теперь важно не спугнуть его, дать уйти отчаянью. Пусть на его место придут уверенность и боевой азарт, только так можно будет побороть то чувство безысходности, которое нет-нет да и проглядывает во взглядах и речах обоих. Поэтому, стиснув зубы и закаменев лицом еще больше, я принялся объяснять. Дело шло туго, сомнения у артельщиков были, и не скажу, чтобы это были пустые страхи… Задача, стоявшая перед нами, воистину была грандиозной.