Текст книги "Бремя власти: Перекрестки истории"

Вот как описывает Годунова расположенный к нему Дж. Горсей: «Он статен, очень красив и величествен во всем, приветлив, при этом мужествен, умен, хороший политик, важен. милостив, любит добродетельных и хороших людей, ненавидит злых и строго наказует несправедливость. В целом он самый незаурядный государь, который когда-либо правил этими людьми» [14; 170].

Первые годы правления царя Бориса будут весьма плодотворны: удастся успешно отразить нашествие хана Казы-Гирея и заключить мир, разгромить Сибирское ханство, а с поляками заключить двадцатилетнее перемирие.

Но, стремясь окончательно упрочить свое могущество и обеспечить престол своему сыну, Борис будет вынужден вступить в борьбу с боярством, не простившим ему «незаконного» водворения во власть: «Борис со своею семьею. становился все более могущественным и захватывал все большую власть, угнетая, подавляя и убирая постепенно самую значительную и древнюю знать, которую ему удалось отстранить и истязать безнаказанно, чтобы его боялись и страшились.» – пишет Дж. Горсей [14; 173]. Ему вторит Жак Маржерет: Борис «перестал лично выслушивать жалобы и просьбы, стал скрываться, редко показываться народу, и то с большими церемониями и затруднениями, неизвестными его предшественникам… Вместе с тем он начал ссылать людей, казавшихся ему подозрительными, заключал браки по своему желанию и соединял узами свойства со своим домом главнейших, самых нужных вельмож» [44; 46].

Многие действия Годунова-царя ничем не будут отличаться от действий Годунова-правителя, но теперь ему все ставится в упрек. Дьяк Иван Тимофеев пишет: «Так и Борис, когда почитался равным ему по чести и за царя хорошо управлял всеми людьми, тогда казался во всем добрым, так как являлся в ответах приятным, кротким, тихим и щедрым и был всеми любим за уничтожение в земле обид и всякой неправды; все думали тогда, что после царя во всем царстве не найдется, кроме него, другого такого справедливого <человека>» [48; 250].

Заметим это – после царя.

Правя за спиной царя, Годунов настолько обольстил народ, что тот «допустил» его до церковного помазания. Заполучив же наконец этот высокий сан, – «такое совершенно ему несвойственное звание, когда выше природы он окончательно оделся в великолепную порфиру пресветлого царства» [48; 250] – он обманул ожидания народа и оказался для всех нестерпимым и жестоким.

Выше природы…

И если при жизни царя Федора могло казаться, что царство держится исключительно рачением Бориса, а Федор лишь олицетворяет собой некий символ власти, то стоило лишь этому «символу» исчезнуть, как обнаружилось, что именно он-то и был столпом, поддерживающим стабильность и прочность власти. И никакие царские регалии не могли в глазах современников отменить тот факт, что Борис – как бы он ни подходил к этой роли – играет ее не по праву, освященному традицией.

И что ты ни делай, как ни старайся, суд черни тебя не оправдает:

 
Я отворил им житницы, я злато
Рассыпал им, я им сыскал работы —
Они ж меня, беснуясь, проклинали!
Пожарный огнь их домы истребил,
Я выстроил им новые жилища.
Они ж меня пожаром упрекали!
Вот черни суд: ищи ее любви.
 

В упрек Годунову ставилось даже его попечение о строительстве храмов, совершавшееся якобы ради гордыни и самовозвеличения: «…потому что высокоумие одолело в нем веру, и превозношение его во многом превысило и драгоценные камни с жемчугом, и самую природу золота».[97]97
  Так, он замыслил построить храм и в нем Гроб Господень, «подобный находящемуся в Иерусалиме мерою и видом», – весь из золота, украшенный драгоценными камнями и золотой резьбой: «Он весь был осыпан, как чечевицей, топазами и драгоценными камнями и очень искусно украшен разными хитростями. так что ум приходил в исступление, а глаза от блеска камней и разнообразного сияния их лучей едва могли оставаться в своем месте. Определить в числах действительную его стоимость не было возможности, потому что она превосходила всякое число» [48; 232–233].


[Закрыть]

Дьяк Иван Тимофеев, упрекая Бориса в гордыне, не отрицает и вины придворных льстецов, побудивших его в свое время добиваться царства и поддерживавших в нем честолюбивые устремления: «…так что это было как бы две веревки, сплетенные вместе, – его хотение и их лесть, – это была как бы одна соединенная грехом цепь» [48; 233].

Народ будет воспринимать свершающиеся в царствование Бориса напасти и бедствия как доказательство того, что Бог отвернулся от царя: «За царское согрешение Бог всю землю казнит, за угодность милует», – говорит народная пословица. А Бог казнил землю чрезвычайно жестоко: после нескольких лет неурожаев разразился страшный голод.

Годунов станет принимать все возможные меры для помощи голодающим, доходившим уже и до людоедства: скупать у богатых их запасы хлеба, чтобы раздавать народу, придумывать разные строительные работы,[98]98
  В 1600 году была таким образом достроена Ивановская колокольня вКремле.


[Закрыть] дававшие заработок, раздавать милостыню. Он распорядится, чтобы хлеб привозили из дальних изобильных областей, не затронутых неурожаем, – и хлеб тот везли, по словам историка, «как бы пустынею африканскою, под мечами и копьями воинов, опасаясь нападения голодных, которые не только вне селений, но и в Москве, на улицах и рынках, силою отнимали съестное» [27; 69].

Только к 1603 году удалось устранить последствия голода,[99]99
  Вновь родилось много хлеба, и цена его упала от трех рублей до 10 копеек за четверть. «Памятником бывшей беспримерной дороговизны осталась навсегда, как сказано в летописях, ею введенная, новая мера четверика: ибо до 1601 года хлеб продавали в России единственно оковами, бочками или кадями, четвертями и осьминами» [27; 67].


[Закрыть] унесшего огромное количество жизней: сколько всего народу умерло, «во всех градех и селех никто же исповедати не может: несть бо сему постижениа» [39; 106].

После трехлетнего голода в 1604 году появится новая напасть: в российские пределы вступят войска Лжедмитрия I, южные города перейдут на его сторону, в следующем году самозванца разобьют под Добрыничами и вынудят уйти в Путивль, но положение будет очень серьезным, авторитет Бориса начнет стремительно падать, народ склонится на сторону самозванца, войска поколеблются.

Борис умрет скоропостижно 13 апреля 1605 года.

Смерть его будет столь неожиданна, что пойдут даже слухи о самоубийстве.

Но вряд человек, столь сильный духом, как Годунов, уйдет добровольно из жизни, совершив тем самым страшный грех и оставив без защиты свою семью и свое отечество. Последние дни и часы царя Бориса, несомненно, будут омрачены тяжкими думами и опасениями.

 
Мне счастья нет. Я думал свой народ
В довольствии, во славе успокоить,
Щедротами любовь его снискать —
Но отложил пустое попеченье:
Живая власть для черни ненавистна,
Они любить умеют только мертвых.
 

Годунова не полюбят и мертвым.

Все произошедшие после его смерти события невольно подтвердят народное мнение о греховности годуновского царствования: «Если бы угодно было и приятно Богу дело того (Бориса), то оно пребывало бы вечно, а все, что он созидал из гордости, было разорено Богом. Всякий, любящий показать себя, называется тщеславным, и все, что делается для показа, создает плод не для будущего века, а рассыпается (в человеческой похвале)» [48; 251–252].

Через три недели под Кромами царские войска во главе с князьями Голицыными и воеводой Федором Басмановым перейдут на сторону самозванца, в июне Москва восстанет против Годуновых, династия будет свержена, а новый царь Федор Годунов и его мать, вдова Бориса Мария – удушены. Дочь Бориса Ксения подвергнется поруганию самозванцем, а впоследствии будет пострижена в монахини.[100]100
  Голицыны Василий и Иван Васильевичи – князья, воеводы, бояре. Сторонники Лжедмитрия I. Басманов Петр Федорович – воевода, боярин. Служил при дворе царя Федора. Оборонял Новгород от Лжедмитрия I. После смерти царя Бориса назначен вторым воеводой Большого полка. Перешел на сторону самозванца и был убит вместе с ним. Годунова Ксения Борисовна (ок.1582–1622) – царевна. Была сосватана за шведского королевича Густава, но брак не был заключен, потом – за датского королевича Иоганна, который умер до свадьбы. Пленница Лжедмитрия I. В 1606 году пострижена в монахини. Умерла во Владимире.


[Закрыть]

Царь Дмитрий Иоаннович (Григорий Отрепьев)

20 июня Лжедмитрий I[101]101
  Лжедмитрий I (1580–1606) – самозванец. Настоящее имя – Юрий Богданович Отрепьев. Пострижен под именем Григория. Дьякон Чудова монастыря. В 1602 году, находясь в Польше, назвался царевичем Дмитрием, в 1604 году его войска вторглись в пределы Русского государства. В 1605 году, воцарился, в 1606 году – свергнут и убит.


[Закрыть] въедет в столицу.

Начнется великая русская Смута.

Будут пролиты реки крови, загублены тысячи жизней, разрушены города и села, а царский трон послужит игрушкой в руках претендентов, чехардой сменявших друг друга.

Эти годы вместят в себя короткое царствование Лжедмитрия I, убитого Шуйскими; восстание Ивана Болотникова, подступившего к самой Москве; появление и убийство Лжедмитрия II,[102]102
  Лжедмитрий II – Тушинский вор. Происхождение неизвестно. Действовал с 1607 года, в 1608–1609 годах создал Тушинский лагерь под Москвой. Убит в Калуге в 1610 году.


[Закрыть] польско-шведскую интервенцию; царствование Василия Шуйского, свержение его и насильственное пострижение в монахи; Семибоярщину, призвание на русский трон королевича Владислава; вступление поляков в Москву…

Наконец, князь Дмитрий Пожарский и гражданин Козьма Минин соберут доблестное ополчение, которое изгонит поляков из Москвы, а на престол будет избран Михаил Романов – представитель новой династии, которой предстоит править Россией на протяжении трехсот с лишним лет.

СМЕНА ДЕКОРАЦИЙ

Каким же образом управляется сия держава и как вообще может продолжаться ее существование? Я объясняю сие только лишь тем, что управляется она игрою случайностей, а держится природным равновесием, наподобие тех колоссальных масс, кои, благодаря неимоверному своему весу, остаются недвижимыми, сопротивляясь всем покусительствам и будучи подвержены лишь непрестанному действию внутреннего разложения и игре страстей.

Г-н де Корберон, французский посланник

Итак, опускается тяжелый бархатный занавес. Драма окончена. На сцене лихорадочно меняются декорации, и актеры готовятся к новым ролям. Действие переносится из Первопрестольной – в Северную столицу, от славных кремлевских стен – в зловещий Михайловский замок. На смену тяжелым длиннополым кафтанам и шубам приходят кургузые камзолы и башмаки с чулками, вместо высоких боярских шапок – пудреные парики.

Иной грим, другие костюмы, новые речи – но все те же страсти, заблуждения и грехи.

Через сотню лет после убийства царевича Дмитрия погибнет царевич Алексей, дерзнувший подняться против отца. На протяжении всего XVIII века императоры и императрицы, временщики и фавориты будут сменять друг друга как в чехарде, сплетая интриги и заговоры, пытаясь под звон шпаг и бокалов решать вечный вопрос русской истории – о законности власти самодержавной.

Вплоть до конца XVIII века в России не существовало закона о престолонаследии. Престол переходил от отца к сыну, согласно существующей традиции, не закрепленной законодательно, а если прямых наследников не было, то по избирательному или захватному праву, в соответствии с поговоркой: «Кто раньше встал, тот и капрал». Петр I признавал «правду воли монаршей» – произвольную власть монарха избирать себе преемника. Сам он этим принципом не успел воспользоваться, и после него на протяжении всего XVIII века престол захватывался при помощи дворцовых переворотов, что заставило Жермену де Сталь, известную своим остроумием, охарактеризовать российское правление как «самодержавие, ограниченное удавкою».

Елизавета Петровна, последняя представительница женской линии династии Романовых, вознесенная на престол сильными руками гвардейцев, назначила себе преемником своего племянника Петра III, но тот также не узаконил этот принцип, поэтому после его смерти и Павел, и Екатерина не имели законных прав на престол, то есть были одинаковы в своем бесправии. Павел, по крайней мере, был прямым потомком Петра I, то есть мог претендовать на российский престол по праву рождения. Екатерина захватила власть единолично, оказавшись сильнее партии Н. И. Панина,[103]103
  Панин Никита Иванович (1718–1783) – граф, знаменитый дипломат, действительный тайный советник 1-го класса, первоприсутствующий в коллегии иностранных дел, сенатор, кавалер многих орденов, с 1760 года – воспитатель великого князя Павла Петровича. Принимал живое участие в перевороте в пользу Екатерины II. Панин был одним из образованнейших людей своего времени, сторонником конституционного управления и масоном.


[Закрыть] поддерживавшей малолетнего Павла и видевшей Екатерину всего лишь в роли регентши.

Не случайно первым изданным актом воцарившегося Павла был указ о престолонаследии, который устанавливал определенный порядок передачи власти и полагал конец провозглашенному Петром произволу государя в деле назначения себе преемника – престол передавался отныне в наследство строго по мужской линии.

ПАВЕЛ I

Er hatte der Macht uber uns zu viel

Und uber sich selbst zu wenig…

Имея так много власти над нами —

Собой он не владел…

Эпитафия Павлу I

ЗА СЦЕНОЙ

Судьба Павла I представляет собой поразительный пример исторической несправедливости: самодержец, преисполненный искренних и благородных намерений преобразовать во благо участь своего народа, остался в памяти потомков безумным тираном, ведущим страну к погибели; могущественный император, росчерком пера менявший карту Европы, не смог защититься от жалкой кучки пьяных заговорщиков.

Его появление на свет сопровождалось сплетнями, о кончине его узнавали по слухам. Рожденный без любви, он умер в ненависти.

Более ста лет на всех изысканиях и публикациях, относящихся к царствованию Павла, лежал правительственный запрет, а мемуары и записки участников и свидетелей заговора планомерно изымались и уничтожались.

Только после 1905 года в российской печати впервые появились публикации, относящиеся к цареубийству 11 марта 1801 года. Основываясь на опубликованных и архивных материалах, создал свою драму для чтения Д. С. Мережковский.

Взяв в основу сюжета реальный исторический эпизод, он убрал все случайное, второстепенное, сгустив события и придав остроту сюжету. Как скульптор из бесформенной глыбы мрамора высекает фигуру, полную соразмерности и красоты, так Мережковский из бесформенного сплетения фактов и слухов сумел создать стройное и достоверное произведение.

Император Павел I

Он почти ничего не выдумал – практически любая, даже самая фантастическая подробность находит свое подтверждение в документах и воспоминаниях современников. Мережковский только тщательно отобрал именно те подробности, которые были ему нужны для развития основной идеи драмы. Изобразив Павла гротескным безумцем, он на долгие годы определил тот путь, которым шли историки и литераторы, трактуя сложный и противоречивый образ последнего российского императора, убитого руками придворной камарильи.

ТЕАТР МАРИОНЕТОК

Маски

Итак, занавес поднимается.

Марионетки готовы разыграть драму.

Сейчас кукловод поднимет руку, потянет за веревочку, и оживет перед нами пестрый картонный мирок, созданный гением Мережковского. В каждом персонаже он выделил и усилил какую-то одну черту, необходимую ему как драматургу, и тем самым превратил их в некие условные фигуры, плоские маски, скрывающие за собой сложные и многомерные прообразы: Павел – жестокий и сентиментальный Арлекин, Александр – бледный страдающий Пьеро, Елизавета – хрупкая и решительная Коломбина, Гагарина[104]104
  Гагарина Анна Петровна (1777–1805). В описываемое время роман Анны Гагариной и Павла длится уже третий год. Между ними двадцать с лишним лет разницы. Дочь сенатора Петра Васильевича Лопухина от первого брака его с Прасковьей Ивановной Левшиной. Она рано лишилась матери и была воспитана мачехой Екатериной Николаевной (урожденной Шетневой), малообразованной и не отличавшейся особой нравственностью. Во время коронационных торжеств в Москве в 1798 году на одном из придворных балов Павел обратил внимание на Анну. Граф Кутайсов покровительствовал Лопухиным, надеясь с помощью Анны избавиться от влияния Е. Н. Нелидовой, с которой у Марии Федоровны были налажены отношения. Осенью 1798 года Лопухины переехали в Петербург. Отец был назначен генерал-прокурором, в 1799 году пожалован титулом светлейшего князя, мачеха определена в статс-дамы, а сама Анна – в камер-фрейлины. В 23 года Анна была уже статс-дамой и кавалерственной дамой ордена Св. Великомученицы Екатерины 1-го класса и ордена Св. Иоанна Иерусалимского, ее именем был даже назван корабль – «Благодать» (русский перевод еврейского имени Анна). Анна держалась поодаль от придворных интриг, стараясь всячески смягчать нрав Павла не убеждениями, а простыми детскими средствами – слезами и жалостными просьбами. Павел искренне ее любил, своих чувств не скрывал, но тем не менее в 1800 году разрешил Анне выйти замуж за друга ее детства Павла Петровича Гагарина, в которого она была влюблена. После смерти Павла Александр назначил Гагарина посланником при Сардинском дворе. Умерла Анна от чахотки после родов.


[Закрыть] – нежная и милосердная Пьеретта.

А. П. Гагарина

Эти картонные персонажи разыгрывают перед нами драму власти, по ходу пьесы решая вместе с автором сложнейшие философские вопросы о происхождении самодержавной власти, о ее границах и ответственности человека, этой властью наделенного: «А ну, как не от Бога власть самодержавная? Ну, как тут место проклятое – станешь на него и провалишься?»

У каждого героя – своя «музыкальная тема», своя коронная фраза. Мария Федоровна постоянно квохчет по-немецки: «Я ничего не понимаю!», фаталист Константин утешает себя и окружающих: «А впрочем, все там будем!» Запомнившуюся современникам присказку Палена, которую говаривал он в минуты волнения, – «Не угодно ли стакан лафиту!» – Мережковский превращает в навязчивый рефрен, сопровождающий Палена на протяжении всей драмы.

Впрочем, все не так просто. Этот «стакан лафиту» – тоже маска, под которой скрывается – нет, не настоящее лицо, но другая маска (и не одна!) этого великого мастера «пфиффикологии» – интриг, хитрости и коварства.[105]105
  Pfiffig (нем.) – хитрый, лукавый, ловкий, продувной, пронырливый.


[Закрыть]

Расстановка сил в драме напоминает паутину, в центре которой Пален – самый старый и мудрый из героев, он подталкивает их, плетет заговор, торопит развязку, готовя одновременно себе пути к отступлению. Главные герои объединены автором в пары: Павел – Гагарина, Александр – Елизавета, одиночки Мария Федоровна и Константин образуют своеобразную пару «не участников»: одна ничего не понимает, другому все равно. Центральные нити паутины связывают Павла и Александра, которые являются марионетками в руках Палена. Таким образом, возникает как бы театр в театре: одна марионетка управляет другими.

Расстановку сил в драме можно представить и несколько иным образом: в центре – Павел, которого свора охотников загоняет как зверя в смертельную ловушку, а во главе этой «царской охоты» – Пален. Знаменательно, что первое слово драмы, открывающей собой цикл произведений под названием «Царство Зверя», – слово «зверь»: «Зверем был вчера, зверем будет и сегодня», – говорит Константин о Павле.

Все остальные действующие лица представляют собой своеобразный фон вершащейся драмы, от них ничего не зависит. Кроме персонажей реальных, в драме незримо присутствуют тени: призрак Петра Великого, явившийся Павлу, – «тень прадеда Гамлета», предрекающая правнуку несчастие. Две другие – тень Екатерины II, ненавистная Павлу и спасительная для Александра, который ею прикрывается от гнева отца, и тень отсутствующего Аракчеева[106]106
  Аракчеев Алексей Андреевич (1769–1834) – государственный и военный деятель, генерал от артиллерии (1807). Выпускник артиллерийского и инженерного корпуса, своим начальником П. И. Мелиссино был рекомендован Н. И. Салтыкову, который пригласил его преподавать артиллерию молодым Салтыковым. Вскоре был представлен Павлу, в 1792 году переведен в гатчинское войско, а затем назначен комендантом Гатчины. Был фаворитом императора Павла I, с осени 1796 года – петербургский комендант, майор Преображенского полка; барон – с 1797, граф – с 1799. В конце 1798 года назначен генерал-квартирмейстером, с начала 1799 – инспектором всей артиллерии. Осенью 1799 года отставлен Павлом от службы с запрещением въезжать в столицу. Возвращен Александром I в 1803 году, позднее приобрел чрезвычайное влияние на императора и все государственные дела. В 1808–1810 годах военный министр, с 1810 – председатель Департамента военных дел Государственного совета. В 1815–1825 годах – доверенное лицо императора Александра I, фактически руководил Государственным советом, Комитетом министров, Собственной Его Императорского Величества канцелярией, был единственным докладчиком императору по большинству ведомств. С 1819 года – главный начальник над военными поселениями.


[Закрыть] – страшное пугало для заговорщиков, которые при ложном известии о его появлении начинают метаться, как дети, готовые все бросить и спасаться бегством.

Посмотрим, как же соотносятся созданные Мережковским персонажи с реальными прототипами. Начнем с окружения, с той свиты, что «играет короля». Это шестеро главных «масок»: члены семьи и Пален.

Пален

Пален умудрен жизнью – в начале марта 1801 года ему 56 лет от роду, 40 лет провел он на службе. Родился в царствование Елизаветы Петровны, служил при Петре III, Екатерине II и Павле I, впереди – правление Александра I и Николая I.

Граф Петр Алексеевич фон дер Пален (1745–1826) – сын барона Арнедта-Дитриха от брака с Елизаветой фон дер Фельден. Начал службу он в 1760 году рейтаром в конной гвардии. Участвовал в Прусском походе, в 1-й Турецкой войне, в польских походах, отличился во время 2-й Турецкой войны при взятии Очакова. Был ранен, награжден орденами. В 1795 году он назначен курляндским губернатором, произведен в генерал-поручики, награжден Александровской лентой и имением в Курляндии.

Он едва ли не первым сумел навлечь на себя гнев Павла из-за торжественной и пышной встречи своего бывшего покровителя – опального Платона Зубова,[107]107
  Зубов Платон Александрович (1767–1822) – князь Священной Римской империи, генерал-фельдцейхмейстер, генерал-адъютант, генерал-губернатор Екатеринославской и Таврической губерний, шеф кавалергардов, кавалер почти всех российских орденов. Последний фаворит Екатерины II.


[Закрыть] проезжавшего через Ригу. Судя по всему, это демонстративное гостеприимство было нелепой случайностью: как пишет К. Валишевский, в Риге готовились к встрече бывшего польского короля, который не прибыл. Чтобы не пропали зря дорогостоящие приготовления, горожане адресовали их Платону Зубову (действительно, какая разница: оба свержены!), и тот с удовольствием принял почести и съел обед, предназначавшийся королю.

П. А. Пален

Губернатора уволили.

«Император, сославший князя Зубова в его деревни, – пишет Август Коцебу,[108]108
  Коцебу Август Фридрих Фердинанад (1761–1819) – драматург. Получил юридическое образование в Иенском университете. В России пребывал с 1781 по 1795 год, затем жил в Вене, где получил должность секретаря императорского театра и написал множество пьес. В 1800 году вновь поехал в Россию, но был арестован и отправлен в Сибирь, совершил неудачную попытку побега и был освобожден Павлом, которому понравилась пьеса Коцебу «Лейб-кучер Петра III». Получил чин надворного советника, 400 душ крестьян и должность директора Петербургского немецкого театра. После смерти Павла в 1801 году был назначен русским консулом в Кенигсберге. В 1804 году был убит: студент богословия К. Ф. Занд заколол его кинжалом, считая русским шпионом и врагом либерализма.


[Закрыть] – увидел в этих почестях как бы насмешку над собой и в громовом указе запятнал графа упреком во «враждебной подлости» [50; 324].

При всем своем кажущемся добродушии Пален обид не прощал.

Он обладал острым умом, хитростью, силой духа, «непоколебимым хладнокровием и ужасающей настойчивостью», а также той придворной ловкостью, которая позволяла ему быть «непотопляемым»: подобно ваньке-встаньке он каждый раз поднимался из опалы, завоевывая все новые и новые высоты. Он сумел добиться расположения Павла, а также приобрел доверие императрицы и фаворитки Нелидовой, действуя через Кутайсова.[109]109
  Кутайсов Иван Павлович (1759–1834) – пленный турок, взятый ко двору в царствование Екатерины II, служивший камердинером и брадобреем у великого князя. Ловкий и пронырливый Кутайсов вошел в доверие к Павлу, который по вступлении своем на престол сделал его гардеробмейстером. К осени 1798 года Кутайсов сумел подорвать влияние императрицы и Нелидовой на Павла и вскоре получил графский титул и звание обер-шталмейстера. Кавалер ордена Св. Андрея Первозванного.


[Закрыть] Вскоре Пален был опять принят на службу и назначен командиром лейб-гвардии конного полка и инспектором по кавалерии.

П. А. Зубов

В 1798 году Павел произвел Палена в генералы от кавалерии, наградил Андреевской лентой, затем назначил Петербургским военным губернатором, в феврале 1799 года возвел в графское достоинство, а в 1800 году вручил ему большой крест Мальтийского ордена.

Так Пален стал одним из первых лиц государства, хорошо научившись обходиться с мнительным и подозрительным Павлом. В отличие от шекспировского Гамлета, с которым в свое время любили сравнивать великого князя, Павел оказался той флейтой, на которой играть легко. Пален быстро овладел искусством обращать в свою пользу слабости, страсти, предубеждения и заблуждения императора.

Пален умел себя вести при дворе: «…он никогда ни о ком не говорил прямо чего-либо дурного, но никогда не был и защитником честного человека, а соблюдал осторожное или преступное молчание или же отпускал какую-нибудь остроту, казавшуюся забавной, но на самом деле гораздо более опасную, так как при дворе все смешное и неловкое прощается труднее, нежели порок» – так пишет о Палене хорошо его знавший барон Карл Гейкинг [54; 250].

Юной княгине Доротее Ливен[110]110
  Ливен Доротея (Дарья) Христофоровна, урожденная фон Бенкендорф (1784–1857) – в 1800 году вышла замуж за военного министра графа Х. А. Ливена (1777–1838). Фрейлина. Ее муж, впоследствии член Государственного совета, посол в Берлине и Лондоне, был близок к Александру I, который назначил его попечителем цесаревича. Доротея Ливен еще в Петербурге славилась своим салоном, в Лондоне ее дом был центром дипломатического мира, а салон в Париже соперничал со знаменитым салоном мадам Рекамье.


[Закрыть] Пален казался воплощением добросердечия: «Пален был человек крупный, широкоплечий, с высоким лбом и открытою, приветливою, добродушною физиономиею. Очень умный и самобытный, он в своих речах проявлял большую тонкость, шутливость и добродушие. Натура, не изощренная образованием, но сильная; большое здравомыслие, решительность и отважность; шутливое отношение к жизни» [54; 180].

Спокойный, уравновешенный, любящий тонко пошутить, Пален, очевидно, сумел создать вокруг императора атмосферу доверия и надежности, столь необходимых подозрительному и одинокому Павлу, тем более что Пален всегда производил впечатление искреннего и открытого человека: «Всегда казалось, что он говорит то, что думает; выражений он не выбирал» [54; 292]. Император же, благодаря честности и откровенности своего нрава, а также некоторой наивности, верил льстивым речам и никогда ни в ком двоедушия не подозревал.

Простодушный Август Коцебу с недоумением и возмущением описывает эпизод, когда Павел решил послать вызов на поединок всем европейским государям, а Палена избрать своим секундантом: «…граф в знак благодарности поцеловал государя в плечо и с лицемерием, которого я за ним не подозревал, стал одобрительно рассуждать об этой странной фантазии. Казалось, он был вернейшим слугою, искреннейшим другом того, которого, несколько недель спустя, замышлял свергнуть с престола в могилу» [54; 294]. «Павел, обыкновенно столь недоверчивый, предался ему совершенно; он был всемогущ, – пишет Август Коцебу. – И этот-то человек, которому новое царствование могло скорее предвещать падение, чем новое возвышение, сам разрушил источник своего величия! Чего же ему недоставало? Недоставало ему безопасности, одной безопасности, без которой, хотя и осыпанный всеми милостями и всеми дарами счастья, он уподоблялся Дамоклу, над главою которого постоянно висел меч на волоске. Он неоднократно испытывал, как мало мог рассчитывать на продолжение своего счастья. Весьма часто ему едва удавалось удержаться на той высоте, с которой его хотели свергнуть. Самый блестящий день не представлял ему ручательства в спокойной ночи, ибо завистники его всегда бодрствовали и не пропускали ни одного случая, чтобы сделать его подозрительным в глазах государя» [54; 322], и порой у его дверей чуть не по два раза в неделю то ставились, то снимались часовые. Нрав Павла был весьма изменчив, и Пален, достигший многого, не мог все же считать свое положение прочным. Поэтому он стал одним из организаторов заговора, захватив потом все в свои руки. Ланжерон[111]111
  Ланжерон Александр Федорович (1763–1831) – генерал от инфантерии. Француз по происхождению, с началом революции эмигрировал и поступил на русскую службу. Отличился в войне со шведами 1790 года и при взятии Измаила. В 1799 году возведен в графское достоинство. В 1812 году командовал корпусом; участвовал также в войнах 1813 и 1814 годов; позже управлял Новороссийским краем. Способствовал развитию города Одессы. Оставил обширные мемуары.


[Закрыть] пишет: «Пален, одаренный гением глубоким и смелым, умом выдающимся, характером непреклонным, наружностью благородной и внушительной, Пален, непроницаемый, никогда никому не открывавшийся, ни в грош не ставивший свое благо, свое состояние, свою свободу и даже жизнь, когда ему предстояло осуществить задуманное, был создан успевать во всем, что бы он ни предпринял, и торжествовать над всеми препятствиями; это был настоящий глава заговора, предназначенный подать страшный пример всем заговорщикам, настоящим и будущим» [54; 132–133].

Заняв со временем должности в Коллегии иностранных дел и пост директора почт, он еще более упрочил свое положение – как придворного и как главы заговора.

Мастер интриги, он виртуозно провоцирует Павла на необдуманные распоряжения, а буквальным исполнением доводит приказы Павла до абсурда, тонко проводя в общество мысль о безумии самодержца.

Вот анекдотический случай: Павел, рассердившись на княгиню Голицыну, поручил Палену передать ей высочайшее неудовольствие и устроить головомойку, что Пален и исполнил буквально, собственноручно вымыв голову злополучной княгине [7; 152].

В другом случае, делая вид, что неправильно понял распоряжение императора, Пален фактически спасает юного пажа, провинившегося неким отступлением от формы одежды. Исполняя приказ Павла «отправить эту обезьяну в крепость», он подвергает аресту католического прелата Сестренцевича,[112]112
  Сестренцевич Богуш (1731–1827) – епископ Белорусский, архиепископ. Павел I присвоил ему чин митрополита всех римско-католических церквей в России и возвел в звание командора большого креста Св. Иоанна Иерусалимского.


[Закрыть] бывшего в той же зале. Зная, что прелат пользуется большим расположением Павла, Пален уверен в его скором освобождении. Действительно, через несколько часов недоразумение проясняется. Вряд ли бы пажу удалось отделаться так легко [7; 158].

Палену удалось добиться расположения всех вольных и невольных участников драмы. Успешно лавируя между Павлом и Александром, он сеет рознь и взаимное недоверие, постепенно склоняя обоих к решительным действиям. При любом исходе дела – победил или провалился бы заговор – Пален должен был остаться в выигрыше.

Заговор победил.

Что же выиграл Пален?

1 апреля 1801 года он был уволен со службы, с приказанием немедленно выехать в Курляндское имение: «…меньше чем в 26 часов этот человек, считавший свое положение незыблемым, обладавший в такой высокой мере умом и тактом, обратился в ничтожество и был принужден праздно прогуливаться в своих имениях в сопровождении своей совести, веский голос которой теперь уже больше не будет заглушен лестью и шумом придворной жизни» [54; 264].

В удалении Палена большую роль сыграла императрица Мария Федоровна, которая справедливо считала именно его главным виновником произошедшей трагедии. Пален же, очевидно, находился в таком упоении от успеха своего предприятия, в такой уверенности в собственном влиянии на нового императора, что впервые в жизни позабыл об осторожности и слишком явно выказывал пренебрежение вдовствующей императрице: «…она напрасно воображает себе, что она наша повелительница. В сущности, мы оба подданные государя, и если она подданная первого класса, то я – второго.» [54; 260].

Поведение Палена вызывало недоумение придворных. Барон Гейкинг[113]113
  Гейкинг Карл Генрих (1751–1809) – барон, сенатор.


[Закрыть] пишет: «.граф Виельгорский сказал мне: «Я положительно не узнаю Палена. Он всегда отличался, чтобы не сказать худшего, – смышленостью фурьера или придворного камер-лакея, а сегодня он позволил себе, не стесняясь, такие выходки против императрицы – и еще при свидетелях!» – «Он, очевидно, воображает, – ответил я, – что находится в такой незыблемой милости, что может тягаться с императрицей, но ему следовало бы быть поосторожней. Императрица – женщина: в ней много упорства, сын ее любит и уважает. Это очень неравная игра»» [54; 261].

Победила в этой игре Мария Федоровна, поставив сыну условие: или она, или Пален. «Русское общество, – вспоминает княгиня Ливен, – отнеслось с полным равнодушием к вести о падении могущественного вельможи, даже приобретшего некоторую популярность своим преступлением. Я знаю через моего отца, который был другом детства и сотоварищем графа Палена по военному поприщу и поддерживал с ним сношения по самую его смерть, что граф Пален со времени ссылки совершенно не выносил одиночества в своих комнатах, а в годовщину 11 марта регулярно напивался к 10 часам вечера мертвецки пьяным, чтобы опамятоваться не раньше следующего дня» [54; 198–199].

Двадцать пять лет предстоит ему вспоминать «мартовские иды» 1801 года.

Скончается Пален в 1826 году в возрасте 81 года.

Умирая, он произнесет: «Gott, vergieb mir meine Sunden. Mit dem Paul bin ich schon fertig» – «Отпусти мне мои грехи, Господи. С Павлом я рассчитался» [54; 373].

Александр

Старшему сыну Павла 24 года. Наследник престола, полковник лейб-гвардии Семеновского полка, генерал-губернатор Санкт-Петербурга, инспектор Петербургской дивизии, председатель Военной коллегии, сенатор, великий маршал Мальтийского ордена…

Шарль Массон[114]114
  Массон Шарль Франсуа Филибер (1762–1807) – родился во Франции, воспитание получил в Швейцарии. В 1786 году прибыл в Петербург, преподавал в артиллерийском и инженерном шляхетском корпусе. В конце 1780-х годов стал секретарем Н. И. Салтыкова – воспитателя великих князей. Восемь лет прожил в императорском дворце, преподавал математику великим князьям, позднее стал секретарем великого князя Александра. После воцарения Павла подвергся опале и в конце 1796 года был выслан в Курляндию.


[Закрыть] пишет о юном Александре: «В нем есть сдержанность и осмотрительность, несвойственные его возрасту; они были бы притворством, если бы их не следовало приписывать скорее тому мучительному положению между отцом и бабкой, в которое он был поставлен, чем его сердцу, от природы открытому и доверчивому. Он унаследовал рост, красоту, кротость, благотворительность от своей матери, но ни одна внешняя черта не приближает его к отцу, которого он должен скорее бояться, нежели любить. Солдаты обожают его за доброту, офицеры восхищаются его умом: он служит посредником между самодержцем и теми несчастными, которые какими-нибудь пустяками навлекли на себя императорский гнев и мщение. Впрочем, характер у него счастливый, но пассивный. Ему не хватает смелости и доверия. Дозволяя внушениям посторонних заходить слишком далеко, он не следует в достаточной степени побуждениям своего ума и сердца» [33; 107–108].

Прожита ровно половина жизни. Позади – теплое детство под крылом всесильной бабушки, беспокойное существование «меж двух огней» – между Екатериной и Павлом, юношеские мечты и увлечения.

Воцарение Павла тяжело сказалось на положении наследника: «Я сам, обязанный подчиняться всем мелочам военной службы, теряю все свое время на выполнение обязанностей унтер-офицера, решительно не имея никакой возможности отдаться своим научным занятиям, составлявшим мое любимое времяпрепровождение; я сделался теперь самым несчастным человеком» [55; 162].

Вот уже семь лет, как он соединился в браке с принцессой Луизой Марией Августой Баден-Дурлахской, принявшей в православии имя Елизаветы Алексеевны. Прошло чуть более полугода, как они схоронили свою крошечную дочь Марию.

Нежные дружеские отношения между супругами заметно охладели, в сердце Александра разгорается страсть к Марии Антоновне Нарышкиной, связь с которой будет длиться долгие годы, раня чувствительную душу Елизаветы.

Мария Антоновна Нарышкина, урожденная княжна Четвертинская (1779–1854), жена Д. Л. Нарышкина, обладала редкой красотой. В отличие от меланхолической прелести златокудрой Елизаветы, Нарышкина поражала яркой внешностью: кареглазая брюнетка с нежным румянцем на щеках, пылкая и темпераментная.

Великий князь Александр Павлович

Ф. Ф. Вигель[115]115
  Вигель Филипп Филиппович (1786–1856). Начиная с 1800 года служил по Коллегии иностранных дел, в 1823–1826 годах– член от короны в Верховном совете по управлению Бессарабией, вице-губернатор Бессарабии, затем – керченский градоначальник, директор департамента иностранных исповеданий, с 1840 года в отставке.


[Закрыть] вспоминал, что в первый год своего пребывания в Петербурге он был насмерть сражен дивным обликом Марии Антоновны: «…разиня рот, стоял я перед ее ложей и преглупым образом дивился ее красоте, до того совершенной, что она казалась неестественною, невозможною; скажу только одно: в Петербурге, тогда изобиловавшем красавицами, она была гораздо лучше всех. О взаимной любви ее с императором Александром я не позволил бы себе говорить, если бы для кого-нибудь она оставалась тайной; но эта связь не имела ничего похожего с теми, кои обыкновенно бывают у других венценосцев с подданными» [8; 23].

Со стороны Александра, возможно, так оно и было. Он искренне любил Нарышкину, рождение дочери Софьи в 1808 году укрепило его чувства. Не такова была Мария Антоновна: она изменила императору с графом А. П. Ожаровским.[116]116
  Ожаровский Адам Петрович (1776–1855) – генерал-адъютант, член Государственного совета, сенатор.


[Закрыть] В 1813 году Нарышкина родила Александру сына Эммануила, а уже летом 1814 года они с Александром расстались: Мария Антоновна предпочла императору князя Г. И. Гагарина,[117]117
  Гагарин Григорий Иванович (1782–1837) – посланник в Риме и Мюнхене.


[Закрыть] роман с которым начался у нее еще год назад. Александр тяжело пережил этот разрыв: «Я страдал невыразимо, но ее доводы были так благородны, так возвышали ее в глазах света и в моих собственных, что с моей стороны возражать было невозможно» [1; 77].

Но все это еще впереди.

Александра ждет множество испытаний: убийство отца, двадцатипятилетнее царствование, наполеоновские войны, слава освободителя Европы, смерть в 1824 году горячо любимой дочери Софьи Нарышкиной, страшное наводнение в Петербурге, болезнь супруги Елизаветы. Внезапная смерть в Таганроге.

Мережковский показывает Александра в самый драматичный момент его жизни, в ту «минуту роковую», которая, подобно молнии, пронзила все его дальнейшее существование своим безжалостным и страшным блеском.