Текст книги "Будет ли революция в России?"

Сергей Зубатов, социалист в погонах. Хотя, вообще-то, он предпочитал штатскую одежду.

В других революционных организациях того времени руководящие верхушки тоже представляли собой рассадник провокаторов и шпионов, отчего вопрос «Где кончается террорист Азеф и начинается агент охранки Азеф?» надлежит считать философско-риторическим вопросом эпохи. Не только революционеры «стучали» на своих товарищей, но и высшие сановники империи «сливали» террористам государственные секреты. Однажды мне попался интересный очерк Д. Н. Бирули «Творцы революции 1905 года». Не удержусь привести небольшой отрывок:

«В 1907 году партия эсеров задумала нечто грандиозное – цареубийство. Азеф всерьез струсил браться за такое крайне опасное дело. Он прикинул, что гораздо безопаснее, и, главное, выгодней будет служить полиции, поэтому и выдал своему полицейскому начальнику А.В. Герасимову все планы покушения на царя. Азеф докладывал, что у членов Боевой организации имелось несколько проектов нападения на царя. Герасимов, в свою очередь, поставил Азефу жесткое условие – не допустить реализации ни одного из этих проектов и вести дело так, чтобы при этом у членов БО все время сохранялась уверенность, что все неудачи объясняются случайными совпадениями обстоятельств, что полиция не осведомлена об их планах. Естественно, Азеф справился с этой задачей без больших затруднений.

Петербург, 9 января 1905 г. Кровавое воскресенье – одна из самых масштабных провокаций в русской истории.

Но в этой истории обращает на себя внимание совсем другое. Герасимов позже вспоминал, что во время проведения им с Азефом этой операции ему бросилось в глаза совершенно исключительная осведомленность Азефа относительно всех предположенных передвижений царя. Все изменения, которые вносились в план царской поездки, в каком бы секрете они ни держались, немедленно становились известны Азефу, который обо всех о них получал извещения путем условных телеграмм. Азеф даже бравировал этой своей осведомленностью и посмеивался над Герасимовым, который этого рода новости узнавал позднее Азефа. А ведь по своему положению Герасимов должен был быть в курсе всех этих вопросов, так как именно на нем лежала основная забота о безопасности царя. Азеф говорил Герасимову: «Что стали бы вы делать, если бы во главе Боевой организации эсеров стоял бы не я, а кто-нибудь другой?».

Позднее Герасимов произвел строго секретное расследование – кто именно мог быть информатором Азефа. Результаты этого расследования заставили Герасимова схватиться за голову: все говорило за то, что информатором Азефа был не какой-либо второстепенный чиновник, а лицо весьма и весьма высокопоставленное. Герасимов доложил об этом председателю Совета министров П. А. Столыпину, который долго отказывался верить. По настоянию Столыпина была произведена дополнительная проверка полученного результата, которая только подтвердила первоначальный вывод: судя по всему, означенное высокопоставленное лицо действительно вполне сознательно оказывало содействие террористам в подготовке цареубийства. Все указывало на то, что этим лицом был Витте Сергей Юльевич, автор Манифеста 17 октября 1905 г., бывший председатель Совета министров, уволенный царем от должности 19 апреля 1906 года.

Какие изощренные двойные агенты! Казалось бы, правительство не имело ни права, ни возможности мириться с подобным положением. И тем не менее, после долгих размышлений Столыпин дал указание не давать делу никакого движения. Разве можно было рассказать публично, что Витте (почти член Совета министров) в деле подготовки цареубийства сознательно помогал Боевой организации эсеров, руководителем которой был агент полиции Азеф, который, в свою очередь, действовал под контролем самого председателя Совета министров Столыпина? Можно было примириться со всем, что угодно, только не с оглашением подобных, в полном смысле слова, убийственных данных!»[63]63
  http://vedikz.narod.ru/main/tvorcy_revolucii.html.


[Закрыть]

Спецслужбы Советской России тоже не чурались применять эффективные приемы из арсенала охранного отделения, тем паче, что многие специалисты того ведомства, благодаря старым связям, не остались без работы и при новом режиме. Глупо предполагать, что большевики смогли быстро создать мощнейшую и эффективную тайную полицию без использования кадров, доставшихся от царизма. Операция «Трест», известная многим по одноименному фильму – классический пример создания спецслужбами контрреволюционной организации с целью выявления и нейтрализации враждебного элемента.

Так что советую всем иметь в виду: если встречаются два революционера, и один из них находится при исполнении служебных обязанностей, то это более чем обычная ситуация. Смеяться можно, только в том случае, если оба они доложат об этой встрече куда следует. Но и такое случалось. Не все архивы охранки уцелели, но лишь из тех бумаг, что сохранились, многие исследователи очень неполно оценивали количество тайных агентов, внедренных в русские революционные партии, в 5–6,5 тысячи провокаторов и других сотрудников политического сыска. Но это, повторюсь, очень неполные сведения. В Государственном архиве Российской Федерации хранится картотека секретных сотрудников департамента полиции, составленная из уцелевших после революции и гражданской войны документов. В ней находится порядка 25–30 тысяч карточек! При таком плотном проникновении сексотов в подпольные организации их деятельность могла быть прекращена в любой момент, однако этого не происходило, и не могло произойти. Уничтожить подполье физически не представлялось возможным, ибо на месте ликвидированной революционной группы тут же возникали три новых. Поэтому руководство спецслужб разумно рассудило, что лучше позволить существовать немногим, но хорошо «просвечиваемым» агентурным рентгеном организациям, деятельность которых можно в значительной степени контролировать, нежели пустить процесс на самотек.

Общеизвестно, что одним из основателей профсоюзного движения в России был начальник особого отдела департамента полиции полковник Зубатов. В молодости Сергей Васильевич сам баловался революцией, однако вовремя одумался, «заложил» своих товарищей по подполью, а потом устроился на службу в жандармское отделение, где сделал неплохую карьеру. Понимание психологии фрондирующей интеллигенции, к коей он сам имел недавно отношение, этому очень способствовало. Учреждал профсоюзы он, разумеется, не по собственной инициативе, как кое-кто пытается сегодня представить: дескать, Зубатов решил создать марионеточные профсоюзы да рабочие комитеты и с их помощью контролировать революционное движение в стране, не допуская его радикализации. Цель была несколько иной – с помощью рабочего движения ослабить самого опасного врага самодержавия – стремительно крепнущую, политически пробуждающуюся буржуазию. Соответственно, антибуржуазные политические объединения марксистского толка, стали на тот момент естественными и очень ценными союзниками самодержавия.

Целью политики Зубатова было канализирование, то есть слив в обособленный канал протестной энергии масс – он всячески старался направить вектор рабочего движения в русло экономической борьбы, препятствуя перерастанию ее в борьбу политическую. Порой ситуация выходила из-под контроля, как например, в случае с подготовленной им и руководимой его агентом Шаевичем стачкой в Одессе. Она внезапно переросла из экономической в политическую и всеобщую, в результате чего город остался без света, воды и хлеба. Полиции пришлось применить силу для разгрома рабочих объединений, а Зубатова за этот провал отправили в 1903 г. в отставку, но вскоре вновь вернули на службу, как ценного специалиста. Вообще, если попытаться определить самого известного политического провокатора всех времен и народов, то им, несомненно, стал бы Сергей Зубатов. Азеф, Гапон, Малиновский – все это его ученики, его агенты, они лишь исполнители его замыслов.

Евно Азеф – виртуоз-провокации.

Разумеется, буржуазия тоже пыталась использовать радикалов-социалистов, предлагая деньги с условием, что они направят свою кипучую деятельность против общего врага – царизма. Неподдельный интерес к русским экстремистским партиям проявляли зарубежные спецслужбы и международные финансовые синдикаты, которые использовали стачечное движение для разборок со своими конкурентами. Это, конечно, весьма грубая схема основных политических векторов революционной борьбы в России начала ХХ в. Но она позволяет понять, почему такие матерые буржуины, как Савва Морозов или московский фабрикант Шмит исправно финансировали Ленина, что позволяло последнему не особо беспокоиться о средствах для комфортного проживания в уютных мелкобуржуазных кварталах европейских столиц. С другой стороны становится понятнее и история сложных взаимоотношений политической полиции с Малиновским, Лобовым (еще один высокопоставленный большевик-провокатор), бывшим некоторое время членом РСДРП попом-расстригой Гапоном и другими.

Фигура главного действующего лица событий 9 января 1905 г. весьма колоритна. Ленин очень энергично защищал Георгия Гапона от обвинений в провокаторстве и посвящал ему в печати пламенные публицистические послания. Не думаю, чтобы Владимир Ильич, прожженный циник, был настолько близорук и наивен. Скорее всего, причина заключалась в тогдашней популярности Гапона, благодаря которой его использовали для привлечения финансовых пожертвований со стороны сочувствующих. Например, симпатизирующие врагам России японцы выделили 50 тыс. франков на закупку оружия для боевых революционных организаций. Правда пароход, везущий оружие в Россию, случайно сел на мель вблизи финских берегов, и весь груз достался полиции, что неудивительно – когда имеешь дело с провокаторами, случайности превращаются в закономерность. Вернувшись в Россию, Гапон предложил за 25 тысяч рублей выдать Боевую организацию эсеровской партии, куда он переметнулся от социал-демократов, но впоследствии был исключен из ПСР. Однако эсеры его разоблачили и повесили.

Если Кремль, когда необходимо, ваяет «левую оппозицию» в лице «Справедливой России» или семигинских «Патриотов России», то почему бы ему не создать на всякий случай и кое-какие «тресты» для радикалов? Зюгановцы, судя по всему, совсем выдохлись, предписанную кремлевскими режиссерами роль играют совершенно бездарно. Еще более беспомощно выглядит «левоцентристская» «Справедливая Россия». В итоге вновь возникнет необходимость в контролируемой левой оппозиции по отношению к оппозиционерам с клеймом «Сделано на Старой площади». Вот тут-то оперативные наработки компетентных органов и пригодятся, только использованы они будут не для постановки телеспектакля с разоблачением подрывной деятельности левых экстремистов, а для изготовления нового политического PR-проекта. Лично знаю некоторых деятелей, которые предлагали свои услуги Кремлю в качестве вождя истинно левой оппозиции. Так что когда объявят соответствующий тендер, в приемной у Суркова будет не протолкнуться.

Поп Гапон – революционер в рясе и тайный агент полиции.

По вопросу политических репрессий в царское время существовало два основных подхода. Вот что пишет Сергей Земляной в очерке «Двойные агенты бога и дьявола»:

«Зубатов использовал своих секретных агентов для того, чтобы проникнуть в центр революционной организации, выяснить целиком состав ее руководства, а затем разом «замести» всех. Герасимов[64]64
  Шеф столичного охранного отделения департамента полиции МВД.


[Закрыть] же отстаивал тот тезис, что нужно как зеницу ока беречь те руководящие центры революционных или оппозиционных партий, куда удалось ввести секретного агента. Организационные центры, поскольку в их составе имеется хорошая агентура, не следует разбивать арестами. Их нужно, наоборот, даже оберегать – для того, чтобы держать под постоянным и самым тщательным контролем и иметь возможность во всякое время парализовать наиболее вредные проявления их деятельности. Если такая организация ставит, например, тайную типографию, заводит динамитную лабораторию, устраивает склад оружия, взрывчатых веществ и т. д., то полиция должна производить аресты лиц, непосредственно прикосновенных к данным предприятиям, не затрагивая руководящего центра организации как целого. Вполне возможно производить и аресты отдельных членов центра – особенно тех, чья деятельность становится чрезмерно вредной, – но такие аресты нужно производить постепенно, как аресты индивидуальные, и притом, конечно, считаясь с последствиями этих арестов для внутриорганизационного положения агента. Члены центральных органов, особенно хорошо относящиеся к последнему, должны по возможности оберегаться; наоборот, его внутриорганизационные противники должны при первой же возможности изыматься из обращения. Производство ареста центрального органа как целого допустимо только в особо важных случаях, например в моменты острых политических кризисов, когда ожидаются особо важные выступления данной организации, предотвратить которые может арест руководящей ячейки, который внесет разброд в ряды организации.

Далеко не все в этой системе было ново. Отдельные элементы ее можно найти в практике многих видных деятелей полицейского сыска более ранних периодов. Герасимов только объединил эти элементы в одно целое, связал отдельные положения в сравнительно стройную систему. В своем законченном виде, логически додуманном до конца, указывал Николаевский, это была настоящая полицейская утопия: все центры всех революционных организаций должны были бы существовать как бы посаженные под стеклянные колпаки; каждый шаг их известен полиции, которая решает, что одно проявление их деятельности, с ее точки зрения менее опасное, она допустит; другое, более вредное, пресечет в корне; одному из членов организации дозволит писать прокламации и выступать с речами на митингах, так как он менее талантлив и его выступления производят меньше впечатления, а другого, более даровитого, посадит в тюрьму. Самое интересное, однако, в том, что этот утопический проект был реализован Герасимовым в связке с Азефом применительно к эсерам в 1906–1908 гг. – в отношении Боевой организации в большей мере, нежели в отношении заграничного Центрального комитета. В этот период, под колпаком, БО не смогла совершить ни одного успешного террористического акта. Азеф выступал в качестве секретного ангела-хранителя не только по отношению к Столыпину, которого он ограждал от покушений БО, но и по отношению к Николаю II. Азеф подвесил жизни обоих на тонкие нитки, которые изготовил собственными руками».[65]65
  http://www.i-u.ru/biblio/archive/zemlianoi_dvoinie_agenti.


[Закрыть]

Как видим, концепция Александра Герасимова имела серьезные изъяны. Отношения в плоскости полиция – подполье становились, таким образом, триарными: полиция – провокатор – подполье. Это превращало провокатора в самостоятельный субъект «любовного треугольника», давая ему возможность манипулировать как подпольем, так и тайной полицией. Довольно рискованное положение и для тех, и для других. Что касается Азефа, то он оказался профессионалом высшей пробы. Редко какому провокатору посчастливилось умереть своей смертью, будучи разоблаченным, но Евно Фишелевичу это удалось. Умер он от почечной недостаточности в 1918 г. в Берлине, будучи сотрудником германского МИДа (что неудивительно, учитывая специфику момента).

Есть основания полагать, что политические проектировщики из Кремля, Лубянки и Старой площади и сегодня сочтут актуальными наработки великого магистра провокации полковника Зубатова. Его idea fix заключалась в создании полностью управляемой оппозиции, периодически зачищаемой, исполняющей роль цепного пса режима, раздирающей за мелкую подачку внутренних врагов империи. Нынешний режим управляемой демократии тем более заинтересован в подобном инструменте. Делать оппозицию управляемой у нас уже научились, однако профессиональный уровень нынешних зубатовцев ни в какое сравнение не идет с мастерством основоположника. Да, мельчают провокаторы, мыслят трафаретно, действуют шаблонно. В результате абсолютно ручная оппозиция становится и абсолютно недееспособной, декоративной. Хотя, возможно, именно такой она и должна быть в условиях современного «общества спектакля» (по Ги Дебору), где главное – это видимость, иллюзия.

Кто будет делать революцию в РФ?

У всякой революции были вожди, стоящие во главе революционного класса – той активной части общества, которая выступает локомотивом социально-политических преобразований. В недрах революционного класса вызревает политический проект, в рамках которого оформляется идеология, организационные формы и методы борьбы, символика и мифология революции.

Легко рассуждать о революциях прошлого. Характер государственного переворота февраля 1917 г. был антимонархический и пробуржуазный, роль главного могильщика царизма сыграли военные при участии лидеров либеральных партий и поддержке членов царской фамилии. Движителем русской социально-политической революции октября 1917 г. было крестьянство в союзе с пролетариатом, а политически ее возглавили радикальные социалисты – большевики и примкнувшие к ним левые эсеры. В ходе гражданской войны столкнулись две основные революционные силы – красные и белые. Да, пусть никого не удивляет, что Белое движение я классифицирую, как революционное, а не контрреволюционное. Белые вовсе не стремились к реставрации монархии, они защищали модернизационный проект, альтернативный большевистскому, значительно менее радикальный, более отвечающий интересам буржуазии и интеллигенции (как некоего «среднего класса той эпохи), в то время как большевики отражали интересы широких крестьянско-пролетарских масс.

Но на национальных окраинах развалившейся империи в это время доминировала третья мощная политическая сила – националисты-сепаратисты. Убедительнейшая победа в гражданской войне была одержана красными не только вследствие пробольшевистской позиции крестьянства, получившего землю и не желавшего никакого компромисса в этом вопросе, но и благодаря тому, что большевики блестяще перехватила инициативу у сепаратистов, декларируя широчайшие права самоопределения народов вплоть до отделения, при этом предлагая еще и привлекательный социальный проект. Дмитрий Лысков в книге «Краткий курс истории Русской революции» пишет:

«Большевики совершенно искренне не желали восстановления империи. То государство, которое они создавали, которое они видели, в их сознании не было преемником старого государства. Это было началом чего-то принципиально нового … Именно это и позволило сохраниться имперскому российскому пространству. Интернационализм большевиков разоружал все национализмы. Большевики искренне были готовы принять и воплощать в жизнь все националистические программы, которые вообще возникли на территории Российской империи.

При одном условии. Это условие для националистов в то время могло казаться не самым важным. Сейчас нам оно кажется самым важным, тогда это могло быть по-другому – господство коммунистической партии большевиков.

Для какого-нибудь азербайджанского националиста, основная идея которого заключалась в том, чтобы сделать каким-то образом нацию из аморфной массы, сделать азербайджанский язык, научить всех говорить на хорошем азербайджанском языке, дать всем национальное самосознание – в конце концов не так важно, если большевики сделают это под своими лозунгами, да и лозунги не такие уж плохие».[66]66
  http://lib.rus.ec/b/166197/read.


[Закрыть]

Итак, все довольно легко раскладывается по полочкам: вот интернационалсты-большевики, вот националисты-самостийники, вот «державники»-белые с идеей единой и неделимой России и типично либеральной концепцией непредрешенчества. Но легко ли было предугадать эту идейно-полтическую конфигурацию, сложившуюся уже к концу 1917 г. хотя бы весной? Я не знаю ни одного человека, который бы даже в самых общих чертах дал верный прогноз развития русской революции. Ход любой социально-политической революции предсказать столь же трудно, как предположить траекторию полета осинового листа, подхваченного смерчем. До февральского переворота основной спор велся в плоскости выбора между консервативно-монархическим и либерально-буржуазным проектами. А обернулось все социалистической революцией, которой даже по мнению большинства социалистов (марксистов-традиционалистов) произойти в России не могло.

Вот и сегодня, имея в виду обострение революционной ситуации в РФ, так и напрашивается предположение о том, что главный спор произойдет между неолиберальным и неокоммунистическим проектами. На мой взгляд эта гипотетическая конфигурация есть не более чем результат устоявшихся стереотипов. Я глубоко убежден, что коммунистическая политическая доктрина, базирующаяся на марксизме, окончательно себя исчерпала. Грядущая русская революция (если она все же случится) выведет на первые роли совершенно новую революционную идею и сформирует новую политическую силу. Собственно, то же самое произошло и в ходе революции начала XX в., когда РСДРП, возникшая как классическая социал-демократическая партия, в течение буквально нескольких лет месяцев мутировала в принципиально новую коммунистическую партию. Да, в качестве своего идеологического базиса ленинская РКП(б) провозглашала марксизм, но марксистская фразеология лишь прикрывала самобытную, основанную не на книжном догмате, а на конкретной практике госстроительства, программу. Сталинская ВКП(б) еще дальше ушла от классического марксизма, а сталинская модель социально-экономического развития СССР имела очень мало общего с концепциями построения социализма, рожденными в XIX столетии, во многом откровенно им противореча. В свою очередь, глубокий культурно-идеологический кризис советского проекта был вызван как раз тем, что деградировавшая элита не смогла преодолеть марксизм, отказаться от изжившего себя догмата, в результате чего Советский Союз, лишившись национальной идеи, утратил культурный суверенитет, что послужило прологом к краху нашей державы.

Сегодня многие видят, что наша страна, в которой господствуют ультра-либералы, катится в пропасть. И единственной реальной альтернативой кажется восстановление советского строя. Так уж устроен человек: заблудившись в лесу, большинство старается вернуться назад к знакомой тропке, и уж от нее искать дорогу. И лишь немногие отважатся искать выход через неизведанные дебри, полагая, что путь назад приведет к потере времени и сил, но так и не даст ответа на вопрос, куда же все-таки следует идти. Ни одна революция не делается под лозунгом «Вперед, в прошлое!». Поэтому чем быстрее революционерами будет изжит марксизм, тем скорее мы получим привлекательную альтернативу неолиберализму, идеологическое господство которого во многом базируется на старательно культивируемом мифе о его безальтернативности.

Забегая несколько вперед, я поспешу поделиться смелым предположением, что актуальная революционная идея в будущем будет основана на симбиозе социализма, как практической доктрины построения социального государства, с национализмом, как идеей сохранения и развития этно-культурной и цивилизационной идентичности народов. Я бы с удовольствием заменил чем-то совершенно неудачный и дискредитировавший себя термин «национализм», но так и не нашел никакого подходящего слова для обозначения антипода явлению культурной глобализаци, уничтожающей культурную идентичность народов катком голливудского киноформата, бездуховных потребительских стереотипов и насаждением набора пошлых «общечеловеческих ценностей».

Пока же я постараюсь дать несколько очерков, обрисовывающих положение левых политических сил в современной РФ, радикальная часть которых пытается позиционировать себя, как силу революционную. Кто же такие левые? Вопрос этот многим покажется странным, но все же постарайтесь на него ответить. Что, не получается? Иначе и быть не может, поскольку ответ «левый – это сторонник левых идей» ничего не объясняет без разъяснения, в чем есть суть левой идеи. Известный политолог Александр Тарасов попытался так сформулировать признаки левизны: «Те движения, которые выступают против капитализма, расового или национального неравенства, царства частной собственности, отчуждения и эксплуатации человека человеком являются безусловно левыми. Это – обязательный набор. Если что-то из этого набора выпадает, вы имеете дело уже не с левыми, даже если сами себя они так маркируют».[67]67
  «Левая политика, № 2 2007 г.


[Закрыть]

Ну и что – ясность появилась? Выходит, что Уго Чавес по критериям Тарасова совсем не левый, ибо частную собственность в Венесуэле он отменять не собирается. Все классические марксисты, включая основоположников – не левые, потому что они считали, что с капитализмом надо не бороться, а повсеместно способствовать укоренению капиталистических отношений, ибо они суть прогресса. При этом они, правда, подразумевали, что сам прогресс (сакральное понятие в марксизме) приведет к смерти капитализма, но это лишь их предположение. Большевиков образца 20-х годов к левым причислить никак нельзя, так как они выступали в поддержку частной собственности. Но и в 1917 г. они тоже левыми не были, поскольку не предполагали проводить тотальную национализацию, к этому их вынудил лишь полный развал хозяйства и всеобщий хаос. В национальном же вопросе неравноправие было основным принципом советского руководства. Все этнические группы в СССР были поделены на 4 категории:

– имеющие право на союзную республику;

– на автономную республику в составе союзной;

– на автономный округ или автономную область в составе территориальной области;

– тех, кто подобных национально-государственных прав не имеет.

Причем численность народности, достигнутый ею уровень культуры в данном случае никакого значения не имела. Скажем, для карел, которых насчитывалось около 250 тысяч, создали в 1940 г. союзную республику, в коей половину населения составляли русские, а миллиону с лишним казанских татар позволили иметь лишь автономию. Многие же коммунисты, как например китайские, лучшим инструментом нацполитики вообще считали геноцид. Короче, левых в тарасовском понимании в реальном мире просто никогда не существовало.

Придется снова обратиться к словарю: левый – политически радикальный или более радикальный, чем другие, в противоположность правому (в смысле консервативный, реакционный, враждебный всякому прогрессу). Итак, слово «левый» означает в общем случае просто радикального сторонника политической идеи, и не более того. Абсолютно никакого идеологического наполнения этот термин не имеет. То есть левым может быть только сторонник какой-то идеи, где сама идея первична, а качественное прилагательное «левый» лишь уточняет степень его решительности в деле реализации своих политических взглядов.

Если обратиться к отечественной политической истории, то широко известны два левых течения – левые коммунисты (Н. И. Бухарин, Ф. Э. Дзержинский, М. С. Урицкий, К. Б. Радек, А. С. Бубнов и другие) и левые эсеры (террористка М. А. Спиридонова, один из старейших народников М. А. Натансон, Б. Д. Камков, В. А. Карелин и прочие). Причем, левые эсеры после размежевания с правыми создали самостоятельную партию, а левые коммунисты не имели сколь-нибудь структурированной организации, то есть это была не партия, не движение, а внутрипартийное течение. Не менее известна и так называемая левая оппозиция в ВКП(б) в 20-х годах, лидером которой был Троцкий.

В Германии в свое время заметную роль играли левые национал-социалисты, идейными вождями коих считаются братья Штрассеры. Причем нацисты эти были настолько левые, что левое крыло НСДАП даже называли марксистским или национал-большевистским. Насколько их понимание марксизма отличалось от классического, мы рассмотрим в главе 23, а пока обращаю внимание читателя лишь на то, что внутри ультраправой, как принято ее определять, нацистской партии существовало течение, называемое левым. Никакого противоречия здесь нет, поскольку левые нацисты действительно были очень радикальны – предлагали, например, не просто подчинить буржуазию интересам государства и народа, к чему стремился Гитлер, а уничтожить ее, как класс, национализировав промышленность. Все в мире относительно, вопрос в том, что принять за неподвижную систему координат, как говорят физики.

Идентификация по шкале «левые-правые» одного и того же политика зачастую меняется на прямо противоположное значение, даже если его взгляды не изменились. Вспоминаю стихотворение Эльдара Рязанова, которое я прочел в журнале «Мы» в 1990 г. (возможно, цитирую его не совсем точно, но сверить с оригиналом по прошествии стольких лет не имею возможности):

 
Правые – это армия, души их как мундиры
Бесцветны они, бездарны, но вместе – бойцы, задиры
Комплекс неполноценности сплачивает их в гранит
Неправая правая армия противников громит
 
 
Зато на левом на каждом особая выткана метка
Они не шагают маршем, поют на отдельных ветках.
Выводят рулады иль длинные строчки
И их убивают поодиночке.
 

В то время политический смысл этих строк понимался однозначно: правые – это коммунисты, представляющие консервативные силы, а левые – демократы, которые борются с капээсэсовской партноменклатурой. В этом контексте политические акценты поэт расставил верно, но сегодня те же самые радикальные демократы гордо называют себя правыми. В то же время, например, бывший член ЦК КПСС Алексей Пригарин, создавший в 90-е годы карликовую коммунистическую партию, являлся одним из инициаторов создания Левого фронта. Бывший представитель группы левых коммунистов Бухарин в 1927 г. был объявлен правым уклонистом.

Выходит, что определение «левый» в том ключе, в каком оно широко применяется, в строгом смысле используется неверно. Разумеется, литературная норма языка со временем меняется, и сегодня вполне допустимо говорить о левых взглядах в общем смысле, противопоставляя их доктрине консервативного-бюрократического медвепутского режима. Но политическая платформа, на основании которой предполагается создать общенациональное политическое движение, требует более внятных определений.

Кем являются по своей политической ориентации люди, называющие себя левыми, на самом деле ответить нетрудно – это сторонники социалистических идей, то есть социалисты. Разумеется, сами социалисты могут быть и левыми социалистами, и правыми вплоть до национал-социалистов, но есть нечто, что их роднит – это приверженность социализму. Определение социализма весьма лаконично: социализм – социальный строй, в котором основой производственных отношений является общественная собственность на средства производства, и провозглашаются принципы социальной справедливости, свободы и равенства.

Ну, свобода и равенство – это, конечно, туманные философские понятия, и потому они не могут быть основным критерием определения общественно-политического строя. Главный критерий – это отношение к собственности на средства производства. Если человек выступает за приоритет общественной собственности на основные средства производства – значит он социалист. В строгом смысле нельзя говорить об общественной собственности, не касаясь вопроса о том, кто является ее распорядителем. Одно дело, когда предприятие контролирует государство посредством бюрократических структур, и совсем иное – ежели управление возложено на трудовой коллектив, представительский орган местного самоуправления или совет старейшин. Но в данном случае будем рассматривать вопрос в принципе, противопоставив частную собственность всем другим видам, включая коллективную и кооперативную.