Текст книги "Смысл вселенной. О скрытой богословской преданности в современном космологическом нарративе"

Будучи по своей сути сугубо историческим, нарратив о вселенной, подвержен постоянному изменению и обновлению: действительно, космологические теории меняются очень быстро, и сам факт их применимости на протяжении некого исторического периода является свидетельством успеха. Что касается проблем целостности вселенной, то здесь ситуация принципиально другая, ибо это представление не подвергается столь быстрой переоценке на основе новых эмпирических фактов. Взгляд на вселенную в целом и подход к ее пониманию во многом определяется тем, что Э. Гуссерль называл «бесконечными задачами» (infinite tasks) человека282282
  Гуссерль определяет человечность как человечество с бесконечными задачами, как носителя философии, концепции идей, благодаря которым «человек постепенно становится человеком», который «живет в направлении полюса бесконечности». Бесконечные задачи человека связаны с его теоретической установкой по отношению к миру. В этом смысле наука как таковая являет собой воплощение таких бесконечных задач (See E. Husserl, “The Vienna Lecture”, in The Crisis of European Sciences (Evanston: Northwestern University Press, 1970), pp. 277–279).


[Закрыть]. В этом смысле некоторые предположения о нетестируемых аспектах вселенной в целом (имеющие мотивацию на уровне волевых актов) представляют собой экзистенциальные события как элементы намерений, мотиваций и целей конкретно исторического космолога, пытающего выразить свой личный опыт и интуицию вселенной с помощью научного нарратива.

Космология вынуждена иметь дело с плохо тестируемыми гипотезами хотя бы в силу того, что она не является экспериментальной наукой: перефразируя тезис Дж. Эллиса, вселенная как таковая не может быть подвергнута физическому эксперименту, и вселенная не может быть сравнима с другими вселенными на основе наблюдений283283
  Мы приводим здесь формулировку его тезисов. Тезис А1: «Вселенная не может быть подвергнута физическому экспериментированию. Мы не можем перезапустить вселенную с теми же или измененными условиями, чтобы увидеть что произошло, если бы они были изменены. Итак, мы не может производить научные эксперименты над вселенной как таковой». Тезис А2: «Мы не можем сравнить на уровне наблюдений нашу вселенную с другими вселенными. Мы не можем сравнивать вселенную с любым аналогичным объектом, также как мы не можем проверить наши гипотезы о ней с помощью экспериментов, определяющих статистические свойства известного класса физически существующих вселенных» (Ellis, Issues in the Philosophy of Cosmology, p. 1216).


[Закрыть]. В этом смысле присутствие спекулятивных математических элементов, которые не могут быть прямолинейно соотнесены с эмпирическими реальностями, должно быть принято со смирением и не интерпретироваться как конец реалистической установки в исследовании, предполагая, что под реальностью здесь понимается не нечто уже данное, а как то, что постоянно конституируемо. Отсутствие установленного физического коррелята по отношению к тому, что представляется с помощью математики в космологии ранней вселенной, скорее представляет собой приглашение продолжить научный поиск в условиях, когда реальность того, что называется вселенной, выведена за пределы упрощенного эмпирического представления. Постановка недостигаемых целей в космологии способствует активации у исследователя других типов интенционального поиска, базирующегося в экзистенциальном вдохновении, а не на полностью артикулированных представлениях284284
  Такие экзистенциальные вдохновения инициируют общую космологическую мифологию, которая уже была описана в терминах космогенеза, то есть в терминах того, как мир был создан и как видимая нам вселенная развилась из того, что было до этого, то есть из не-вселенной, из чегото бесформенного (Ср. J. Ladrière, Language and Belief (Dublin, Gill and Macmillan, 1972), p. 153).


[Закрыть]. Инициация подобной интенциональности позволяет философу и богослову подойти к космологии не как к познанию, которое должно сообщить окончательную истину, а скорее как к конкретному и частному опыту встречи с вселенной. В этом случае сама необходимость космологии имеет своим происхождением экзистенциальную ориентацию, то есть как составляющая человеческой деятельности по раскрытию смысла и цели существования285285
  Эта мысль была выражена множеством способов философами и учеными. См., например, Minkowski, “Prose and Poetry”, p. 244; M. K. Munitz, “Kantian Dialectic and Modern Scientific Cosmology”, The Journal of Philosophy 48, no. 10 (1951), p. 338; P. Brockelman, Cosmology and Creation. The Spiritual Significance of Contemporary Cosmology (Oxford: Oxford University Press, 1999), p. 42; J. Primack, N. Abrams, The View from the Centre of the Universe (London: Fourth Estate, 2006), pp. 280–290.


[Закрыть].

Рассматриваемая в таком ракурсе космология, ее статус и функционирование в человеческом познании, не подпадают под определение естественной науки (natural science). В естествознании ученые делают утверждения о фактах, создают теории и впоследствии подвергают их обсуждению, иногда отвергая те или иные ее положения на основании их несоответствия сути вещей. Этим ученые выражают свое отношение к познавательным процедурам и утверждениям, содержащимся в теориях. В экспериментальных науках подобные последние могут подвергаться корректировке в пределах, допускаемых эмпирической реальностью. В космологии, ситуация отлична, ибо постоянная корректировка ее эпистемологических процедур и утверждений не обязательно предполагает сходимости последних к тому, что имело бы своим коррелятом элемент физической реальности (космолог может веровать в подобную сходимость на основании каких-то личных убеждений). Более точно можно сказать, что физический коррелят может полагаться как цель исследования, но лишь формально, без какого-либо соотнесения с материальной действительностью.

В космологическом исследовании имеются черты, делающие его схожим с работой историка286286
  Ср. Ellis, “Issues in the Philosophy of Cosmology”, p. 1221.


[Закрыть]. Космологический нарратив может быть интерпретирован как исторический отчет о взаимодействии с вселенной, проливая свет на происхождение нетестируемых элементов в космологии. Например, изучая историю астрономии (как введение в собственно космологию) необходимо занять нейтральную эпистемологическую позицию по отношению к положениям астрономии Птолемея или Джордано Бруно. Несомненно, с современной точки зрения их космология была неполна и содержала непроверяемые элементы. Но, если мы остаемся в собственно исторической перспективе познания, мы должны воздержаться от подобных оценок, принимая и не отвергая их теории. Исторический взгляд предполагает суждение о теориях не с позиции настоящего, а прошлого. Если же мы будем судить об истории астрономии с позиции настоящего, мы неизбежно введем в подобный дискурс ограничения, искажающие смысл теорий как исторических фактов. То же самое может быть высказано по отношению к современной космологии. Действительно, если рассматривать космологию как непрерывно идущее повествование о вселенной, которое по определению исторично и, следовательно, философски случайно, то присутствие в ее символически оформленных структурах непроверяемых элементов, а также неопределенность космологии вообще, может быть воспринята как эпистемологическая безосновательность космологии. Однако на самом деле, ситуация обратная, ибо нетестируемые элементы следует рассматривать как культурные артефакты, соотнесенные с жизненными событиями, то есть исторически мотивированными действиями. В таком случае следует воздержаться от суждений об истинности познавательных утверждений космологии и сохранять определенный «онтологический нейтралитет». Присутствие непроверяемых элементов в космологии может быть интерпретировано как некая неизбежность, которую ее методология вынуждена принять. Конечно, с точки зрения физики, это может быть недостатком, но с точки зрения философской феноменологии подобное положение дел квалифицируется как присущее человеческому состоянию, изнутри которого происходит познание вселенной.

В действительности присутствие непроверяемых элементов в космологии указывает на свойственный познанию вселенной апофатизм (то есть невозможность получить исчерпывающее знание о вселенной с помощью ее сигнификаторов (signifiers)), следующий из ограничений на познание вселенной, проистекающих из природы человеческого состояния. Желание преодолеть эти ограничения имеет своим происхождением человеческую волю, из посылок которой космологи обращаются к умопостигаемым реальностям (в отношении которых нет эпистемологического требования их эмпирической тестируемости) или философским принципам (укорененным в жизненных верованиях) для того, чтобы «восстановить» свою соизмеримость со вселенной. Обращение к умопостигаемым реалиям во многих случаях продиктовано интенциональными актами субъекта познания, а не причинными связями, следующими из физических измерений. В этом случае введение в обиход непроверяемых гипотез указывает на природу механизмов функционирования субъективности тогда, когда субъект вынужден иметь дело с феноменами, превосходящими возможность их конституирования сознанием в рамках уже известных структур. Все это лишь подтверждает общий тезис о том, что изучение вселенной вносит вклад в изучение человека287287
  Ср. P. Heelan, “Nature and its Transformations”, p. 486. Согласно американским популяризаторам космологии, Дж. Примаку и Н. Абрамс, «Мы можем продвинуть понимание смысла нас самих… с помощью научного, но тем не менее метафорического телескопа, новой космологической линзы, через которую мы может теперь видеть то, как расширяющаяся вселенная функционирует и насколько поразительно специально наше положение в ней (The View from the Centre of the Universe, p. 282). На то же указывает и следующая цитата: «… мы обитаем в месте, вырезанном из природы. И обитая там, как этическое существо, мы становимся тем, чем мы являемся. Отсюда следует, что именно история нашего обитания в естественной окружающей среде, из которой мы выкроили место для себя, само понимание смысла этого обитания, относит нас к тому, чем мы как таковые являемся» (F. O’Murchadha, “Nature as Other: Hermeneutical Approach to Science”, in Continental and Postmodern Perspectives in the Philosophy of Science, B. E. Babich et al (eds.) (Aldershot: Avebury, 1995), p. 189).


[Закрыть]. Однако, не следует интерпретировать последний тезис «натуралистически», как если бы ограничения на познание вселенной были связаны с когнитивными способностями. Это есть утверждение, что эпистемология, лежащая в основе космологии (претендующей на роль естественной науки) во многих своих аспектах свободна от ограничений, порожденных физической причинностью, а также от ограничений излишней формализации, имеющих место в математической космологии. В тех случаях, когда космология основывает свои представления на интенциональности, а не на физической причинности, она эксплицирует общие условия функционирования человеческой субъективности в воплощенном (телесном) состоянии во вселенной288288
  Здесь можно провести параллель между феноменологическим взглядом на космологию и аналогичным подходом к философским вопросам физики, который развивается представителями так называемой «формализованной эпистемологии» (“formalised epistemology”). См., например, F. Bailly, “Remarks about the Program for a Formalized Epistemology”, in Quantum Mechanics, Mathematics, Cognition and Action. Proposals for a Formalized Epistemology, M. M. Mugur-Schächter, A. van der Merwe (eds.) (Dordrecht: Kluwer, 2002), pp. 3–8). Однако, в отличие от «формализованной эпистемологии», стремящейся эксплицировать познавательные структуры, лежащие в основании науки, мы пытаемся соотнести эти структуры с фундаментальными условиями человеческого состояния, предопределяющими саму их фактическую данность.


[Закрыть].

Эксплицируя функционирование человеческой субъективности в условиях телесности, космология утверждает свое место в мире культуры289289
  См. дискуссию о космологии как части современной культуры в книге С. Б. Бондаренко, Космология и культура. М.: URSS, 2008; также в книге: N. E. Abrams, J. Primack, The New Universe and the Human Future. How a Shared Cosmology Could Transform the World (New Haven and London: Yale University Press, 2011).


[Закрыть], демонстрируя черты гуманитарных и культурно-социальных наук, например, в том смысле, как это было понято Гуссерлем. Речь идет о том, что культурные и гуманитарные науки являют себя всеобъемлющими, ибо они включают естественные науки и их конструкт математизированной природы как интеллектуальное достижение, то есть как феномен культуры290290
  Husserl, “The Vienna Lecture”, The Crisis of European Sciences, p. 277. Однако обратное неверно, то есть наукам из сферы культуры невозможно приписать место среди естественных наук. См. в этом отношении Gurwitsch, Phenomenology and the Theory of Science, pp. 148–149.


[Закрыть]. Космология приобретает значение науки, принадлежащей области культуры, ибо она имеет дело не только с раскрытием «объективной» реальности вселенной (как естественной среды обитания человека), но в ней закодировано понимание человеком своей собственной истории, а также смысла существования – например в тех случаях, когда вселенная «измеряется» по стандартам человеческой жизни291291
  Здесь возможны различные аналогии. Во-первых, взгляды на природу вселенной были всегда важны в традиционных сообществах для того, чтобы составить представление об отдаленных жизненных ожиданиях, имеющих этический характер: этика зависит от представлений об окружающей среде и перспективах ее возможного развития (см., например, F. Mathews, The Ecological Self (London: Routledge, 1991), pp. 3–6; см. также общий обзор космологических мотивов в этике R. W. Lovin, , F. E. Reynolds (eds.), Cosmogony and Ethical Order (Chicago and London: The University of Chicago Press, 1985)). Во-вторых, с христианской точки зрения, космологическая история является частью истории спасения, то есть истории взаимоотношений между человеком и Богом. И, в-третьих, если спасение является телосом человеческого существования, изучение и познание вселенной также имеют телеологический смысл: стремление раскрыть смысл основания и происхождения вселенной оказывается телосом космологического объяснения.


[Закрыть]. Здесь космология проявляет себя не как монологическое вопрошание вселенной, как если бы последняя была где-то вовне, а как диалог со вселенной, в котором вселенная является ноэматическим полюсом, через обращение к которому человек вопрошает о себе. Конституирование ego в процессе познания, так, что «объект» познания формируется вместе с субъектом, является типичным для гуманитарных наук. Согласно М. Бахтину, объект исследования в гуманитарных науках принадлежит той же сфере, что и субъект, его изучающий, и, тем самым, не менее активным, чем познающий субъект292292
  М. Бахтин, Эстетика словесного творчества. М.: Искуство, 1979, с. 349.


[Закрыть]. В связи с этим уместно сделать ссылку на Дж. Уилера, утверждавшего нечто аналогичное без какой-либо ссылки на гуманитарные науки. Например, в одной из своих статей, он пишет: «Придавая смысл вселенной, наблюдатель придает смысл самому себе, как части этой вселенной»293293
  C. M. Patton, J. A. Wheeler, “Is physics legislated by cosmogony?”, Encyclopaedia of Ignorance, R. Duncan, M. Weston-Smith (eds.) (Oxford: Pergamon, 1977), p. 31.


[Закрыть], то есть, раскрывая вселенную, наблюдатель формирует структуры своей субъективности, с помощью которых познается вселенная.

То обстоятельство, что ноэматический полюс не фиксирован и ускользает от полного постижения, конституирует такую неизбежную ноэтико-ноэматическую связь в космологическом исследовании, которая вносит вклад в формирование ego космолога в той мере, в какой это ego не способно познать, то есть конституировать дискурсивно свою принадлежность вселенной по факту ее данности в самом событии жизни. Сама субъективность ego эволюционирует как результат постоянного «приглашения» вселенной раскрыть ее смысл в определенных пределах. Это подтверждает утверждение, что любая форма повествования о вселенной не предполагает как бы уже готового и независимого «объекта», раскрываемого формами речи и символическими представлениями. Если бы такой объект существовал, то это означало бы, что вселенная была умопостигаемой сущностью, постижение которой осуществлялось бы уже сформировавшимся интеллектом. Подобное постижение было бы выражением мистицизма как сопричастия области за пределами эмпирической видимости (такой мистицизм был бы аналогичен, например, тому, что подразумевается платоновской философией математики). Если бы предполагалась возможность завершенного вычислительного синтеза такой умопостигаемой вселенной, то, как это уже было отмечено выше, подобная гипотеза предполагала бы выход за рамки конечных способностей человека, связанных с условиями его телесного существования. Желание познать вселенную в ее целостности (как «все во всем») дает почву для эсхатологических аналогий как если бы размышление о тотальности физической вселенной было равносильно предвосхищению эсхатона (eschaton), в котором всеобщее преображение творения позволит видеть вселенную из перспективы Божественного: потерянное после Грехопадения ощущение мира, в котором «Бог во всем» (1 Кор. 15. 28), будет восстановлено.

Интуиция вселенной оказывается соотнесенной с непрерывностью опыта по осознанию постоянно продолжающегося воплощения человечности во вселенной. В такой перспективе космология может приобрести телеологический смысл, если соотнести «бесконечные и вечные вопросы» о начале и конце вселенной с изысканиями о смысле начала человечности и ее завершения. Именно в силу бесконечности задач, стоящих перед человеком в попытке понять свое начало и конец, его субъективность формируется и осознается ею самой. В том, что вселенная дана человеку в бесконечном проявлении этой данности, человек пробуждается к осознанию своей конечности, несмотря на потенциально бесконечное сознание (укорененное в бесконечной свободной воле), то есть к проблеме «начала» и «конца» сознания как такового, его случайной фактичности. Ощущение конечности влечет за собой еще один модус несоизмеримости между человеком и вселенной, выраженный в том, что бесконечное может быть представлено только с помощью символов без их какой-либо прямой связи с физической причинностью и надеждой на полноту раскрытия вселенной. Г. Вейль связывал человеческое стремление понять смыл бесконечности с теми моральными человеческими стандартами, по которым оцениваются все человеческие поступки: «…разум являет собой свободу в пределах существования; он открыт к бесконечному… Мы можем законченно представить бесконечное только в символах. Именно исходя из этого отношения к бесконечности каждый творческий акт получает свое освящение и достоинство»294294
  H. Weyl, “The Open World: Three Lectures on the Metaphysical Implications of Science”. In his Mind and Nature: Selected Writings on Philosophy, Mathematics and Physics (Princeton: Princeton University Press, 2009) p. 82.


[Закрыть].

Космологическое теоретизирование, как непрекращающееся кодирование вселенной с помощью символов, использует логику и связи, не имеющие прямого отношения к предмету космологии, но скорее к смыслу и целям человечества. Здесь космология манифестирует себя с еще большей силой как наука о делах человеческих.

Космология и воля человека

В связи с комментариями Эллиса по поводу присутствия непроверяемых и недоказуемых элементов в космологии остается вопрос: почему несмотря на очевидность того, что космология никогда не достигнет полноты своего объяснения вселенной, позыв к проведению космологического исследования не утихает, и повествование о вселенной продолжается? Действительно, утверждение, что космология в своем основании содержит принципиальную неопределенность, должно производить странное впечатление на читателя, ибо тогда космология представляет собой множество идей и интуиций, которые по воле научно-популярной литературы и массовой культуры приобрели статус стабильного верования. Однако космология не является новой мифологией295295
  Здесь можно согласиться с Эллисом, что сам факт того, что космологи пишут о спорных вещах, «является доказательством, что они считают имеющим смыл обсуждать подобные вещи», ибо ценность обсуждаемого естественно проистекает из знания физической вселенной (Ellis, “Issues in the Philosophy of Cosmology”, p. 1272).


[Закрыть], напоминающей космические идеологии античности, жестко осужденные ранними Отцами Церкви как языческие и гностические 296296
  Космические идеологии, или так называемый космизм, являются философским и духовным стремлением слиться с космическими сущностями. Космизм означает не только утверждение о нашей общности с природой и нашу обусловленность ее законами и случайными результатами их действия, но и более умудренную разновидность экстатической духовности, ориентированной на слияние с «жизнью космоса». Н. А. Бердяев назвал это духовное течение «космическим прельщением» и квалифицировал его как рабство человека перед космосом (и природой в целом), в противоположность свободе личностного бытия как образа Божия: «То, что я называю космическим прельщением, есть экстатический выход за пределы личного существования в космическую стихию, надежда на приобщение к этой первостихии. Но это всегда было не столько выходом из замкнутого существования личности к мировому общению, сколько снятием самой формы личности и ее растворением. Это есть порабощение человека космосом, основанное на иллюзии приобщения к его внутренней бесконечной жизни» (См. Бердяев, О рабстве и свободе человека, с. 86).


[Закрыть]. Космологические представления не являются просто продуктом воображения, но имеют в своей основе логику и стимул, отражающие смысл и ценность (впрочем как и цель-телос) сопричастия вселенной в необходимых природных условиях, присущих человеческой свободе. Подобное сопричастие не является растворением в космосе, а соответствует скорее состоянию сдержанности (apatheia) в суждениях о естественных причинах (которые находятся вне поля человеческого контроля), и в то же время состоянием имманентности вселенной, преображаемой в актах познания с помощью человеческой воли. Таким образом, неослабевающий интерес к космологическому исследованию, упорство космологов проистекает не только из присущей ему логики, но и из других факторов, заложенных в человеческом состоянии297297
  Ю. Мольтман, рассуждая о смысле космической утопии, порождающей в нас интерес к познанию вселенной, резюмирует, что «все, что говорит нам наша обширная научно-фантастическая литература, можно свести к следующему: утопия в своей основе – это бесконечное выживание человеческого рода и не знающее предела дальнейшее развитие человеческого сознания» (Ю. Мольтман, Наука и мудрость. М.: Изд-во ББИ, 2005, с. 77).


[Закрыть].

Характеристикой космологического нарратива является то, что в нем находит выражение нежелание конечных человеческих существ, в силу осознаваемой ими парадоксальности своего положения во вселенной, смириться с простым присутствием вещей на уровне их случайной эмпирической фактичности. Космологи, взывая к идее вселенной в целом, желают понять смысл конечных вещей (астрономически наблюдаемые объекты и явления) не только через их природу, то есть через то, что подвержено физической причинности, но через смыслы и конечные цели этих вещей в их отношении ко вселенной как их предельному основанию. Такой тип интенциональности разумного человека обусловлен не только желанием последнего быть соизмеримым вселенной, но и трансцендировать за ее пределы и, таким образом, охватить ее всю с помощью силы ума, укорененного в человеческой воле. Поскольку парадоксальное положение человека в космосе вызывает экзистенциальный дискомфорт298298
  Э. Фромм, например, рассуждает об экзистенциальной и исторической дихотомии человека, когда последний задает вопрос о смысле существования: «Человек является единственным типом животного, которое способно скучать, может быть неудовлетворенным и ощущать свою изгнанность из рая. Человек является единственным типом животного, для кого свое собственное существование является проблемой, которую он не может разрешить и от которой он не может избавиться». Эти дихотомии о жизни и смерти, одиночестве и отношении, индивидуальности и социальности. Несмотря на то, что человек, благодаря своей свободной воле, может попытаться преодолеть исторические противоречия, он бессилен преодолеть экзистенциальные противоречия, оставаясь неудовлетворенным, беспокойным и встревоженным. Тогда «ему остается только одно решение этой проблемы: смотреть правде в глаза, то есть смириться с его принципиальным одиночеством во вселенной, безразличной к его судьбе, и признать, что не существует никакой высшей силы, способной решить эту проблему за него» (Fromm, Man for Himself, pp. 41–44).


[Закрыть], человек апеллирует к идее вселенной в целом как альтернативе в видении своего положения в конечном космосе, в котором он предстает одной конкретной вещью среди других вещей. Он не хочет смириться со своей конечностью и «объектностью» наподобие других вещей. Соответственно он также не хочет быть познаваемым так, как познаются конечные объекты. Человек не хочет, чтобы им манипулировали, очерчивая его границы и индивидуализируя, как это присуще объектам в пространстве и времени. Он тоскует по истине своего существования в пространстве-времени, как если бы он был за пределами видимости вселенной. В соответствии с этим человек хочет видеть в вещах не то, что в них откровенно явленно, а то, что является результатом деятельности его свободной воли (и интенциональности), реализованной в познании. Подобное с неизбежностью приводит к выходу за рамки эмпирического и обращения к умопостигаемым реальностям, которые служат указателем направления и приглашением к дальнейшему исследованию, а не его концу или конечной определенности его результатов299299
  Согласно Г. Кюнгу, не существует никакого интеллектуального принуждения в отношении вопросов за пределами эмпирической реальности и в этой области доминирует свобода (Г. Кюнг, Начало всех вещей. Естествознание и религия. М.: Изд-во ББИ, 2007, с. 105). Здесь приходит на ум мысль, что рассуждение о невидимом основании вселенной подпадает под рубрику эстетической идеи (а не рациональной идеи), характеризующейся «необъяснимым представлением воображения (в его свободной игре)» (И. Кант, Критика способности суждения, §57, СПб.: Наука, 2006, с. 270). Согласно В. Бибихину: «Можно было бы сказать, что мир существует по способу художественного произведения, полнота которого ощущается, но не вычисляется» (В. В. Бибихин, Мир. СПб.: Наука, 2007, с. 18).


[Закрыть]. Присутствие носителей свободной воли во вселенной накладывает определенные ограничения на природу вселенной: она должна содержать необходимые условия для их существования300300
  Этот аргумент соответствует тому, что называется антропным аргументом в космологии, подчеркивающим деликатную связь между физическими и биологическими параметрами человеческого существования и крупно-масштабными свойствами вселенной, а также фундаментальными физическими константами. Однако подобный аргумент не затрагивает вопроса о фактической случайности человеческого существования, ибо он не покрывает сферу достаточных условий существования человечества, которая скорее принадлежит области морали и осознанной воли. См. подробное обсуждение в Нестерук, Логос и космос, гл. 6.


[Закрыть] или, как это было сформулировано в другом источнике, вселенная должна быть присуща нравственность301301
  См. N. Murphy and G. Ellis On the Moral Nature of the Universe (Fortress Press, 1996), в частности, p. 207.


[Закрыть]. У утверждения о моральности вселенной нет прямого научного основания, ибо «свободная воля» и фактичность сознания во вселенной не могут быть обоснованы сведением их к физическому и биологическому. Само существование космологии как свободного творческого исследования вселенной присуще факту свободного решения человека исследовать мир вообще. Инициация космологии исходит из свободно принятого решения действовать так, чтобы выходить за пределы данного. И это решение невозможно обосновать научно.

Восприятие космологии как комплекса идей и представлений, которыми движут человеческая тревога и поиск смысла существования, предлагает другой взгляд на онтологическую установку в космологии, обычно утверждающей, что все, что возможно теоретически и математически, является физически действительным и истинным, хотя и ненаблюдаемым и нетестируемым. Независимо от того исчерпывает математическое описание всю реальность или нет, необходимо признать, что поскольку математические модели сконструированы в нашей вселенной, они вносят вклад в артикулированное содержание этой вселенной в общем эпистемологическом смысле. Интерпретация космологии в свете проблем человека предлагает ее осмысление с позиции противоположного смысла: этот смысл подвергает сомнению не собственно космологический нарратив (включающий теории и ненаблюдаемые сущности), но применимость методов его эпистемологического обоснования для реалистической интерпретации космологии.

Действительно, поскольку многие космологические гипотезы не проверяемы, так что принцип соответствия между теорией и эмпирической реальностью как метод эпистемологического обоснования не работает, можно интерпретировать космологические положения о ненаблюдаемом и невидимом, приписывая вселенной статус интеллектуального построения, но достигнутого с помощью идей когерентности, где термин «когерентность» используется не только для того, чтобы подчеркнуть ясность и согласованность теоретической экспликации этого построения с помощью математики, но для того, чтобы подчеркнуть, что законность и «истинность» космологических конструктов проистекает из «корпоративного соглашения» 302302
  N. Rescher, The Coherence Theory of Truth (New York: University Press of America, 1989), pp. 318–319, 333.


[Закрыть] между космологами, которые вырабатывают представление об истине и постулируют пути эпистемологического обоснования этого представления как имеющего отношение к истине303303
  См. книгу Дж. Баукера (J. Bowker, The Sacred Neuron (London: I. B. Tauris, 2005), pp. 118– 148), в которой автор указывает на важность привлечения в контексте диалога между наукой и религией идей, связанных с теорией когерентного обоснования научных теорий, где последние выступают альтернативой широко применяемому принципу соответствия. Ограниченное применение этой теории в космологии было осуществлено мною в книге The Universe as Communion, pp. 244–246, а также в серии статей “Transcendence-in-Immanence in Theology and Cosmology: a New Phenomenological Turn in the Debate”, Studies in Science and Theology 12 (2010), pp. 179–198; “The Universe as a Construct: Epistemic Beliefs and Coherence of Justification in Modern Cosmology”, Journal of Siberian Federal University. Humanities & Social Sciences 5, no. 9 (2012), pp. 1304–1335; “Coherence of Epistemic Justification versus the Principle of correspondence in Modern Cosmology”, Izvestiya: Herzen University Journal of Humanities and Sciences (St. Petersburg, Russia), no. 156 (2013), pp. 59–67 (см. обсуждение в главе 4).


[Закрыть]. В подобной ситуации истина, полагаемая космологическим исследованием, не может быть онтологической истиной (в смысле некой физической сущности, существующей самой по себе). Об истине можно говорить только как о том, что конституировано человеческим субъектом познания и что обладает качествами, соотнесенными с воплощенным (то есть телесным) существовании человека304304
  Ср. Bitbol, et al. Constituting Objectivity, p. 4.


[Закрыть]. При такой интерпретации многие космологические конструкты предстают исторически случайными, но когерентными ментальными построениями (базирующимися на определенных верованиях), чья «истина» вносит вклад в жизненные цели (телос) сообщества, но, естественно, не исчерпывает их. Однако ответ на вопрос о том, являются ли такие локально установленные «истины» сходящимися к некой конечной истине, остается за пределами науки и представляет в свою очередь определенное верование, мотивированное вне-научными убеждениями. В этом случае осмысленность положений космологии устанавливается не с помощью прямого соотнесения с реальностью, а с помощью принятия согласованной системы верований, которые сами по себе и формируют смысл реальности. Естественно, что по своему смыслу таким образом конституированная реальность является исторически случайной, ибо она соотносится с целями сообщества космологов, сформулированными на определенном конечном отрезке времени. Здесь можно усмотреть аналогию с формированием смысла реальности Божественного в богословии: действительно, богословие формирует смысл реальности своего предмета не с помощью неких связей между этим миром и Божественным (характерно отсутствующим в этом мире на уровне явлений), но на основе собранного, апробированного и артикулированного опыта Божественного на уровне экклезиологических соглашений305305
  См. Nesteruk, The Universe as Communion, pp. 244–246.


[Закрыть].

Познание вселенной в целом, интерпретируемое как ее корпоративное конституирование, не может быть независимым от присутствующего при таком конституировании человеческого взгляда. А поэтому идеал естествознания в отношении космологии (так чтобы «объект» исследования был бы полностью отделен от субъекта исследования) не может быть осуществлен. Космология, в отличие от астрономии и астрофизики306306
  Дж. Эллис указывает на существенную характеристику предмета космологии: «если мы убедим себя, что некое крупно-масштабное физическое явление в сущности случается только раз во всей вселенной, оно должно рассматриваться как часть того, что называется собственно космологией. В то время как, если мы убеждены, что оно случается во многих местах и много раз (даже если мы не имеем доступа к ним с помощью наблюдений)… то изучение этого класса объектов или событий следует отличать от космологии в истинном смысле этого слова..» (“Issues in the Philosophy of Cosmology”, p. 1219). Такое аккуратное различие, относящее космологию к изучению вселенной в целом, проводит ясную границу между космологией, астрономией и астрофизикой.


[Закрыть], скорее является «универсологией» (“universology”307307
  S. Jaki, Is There a Universe? (Liverpool: Liverpool University Press, 1993), pp. 1–2.


[Закрыть]), имеющей дело с уникальной тотальностью всего, в отношении которой нельзя произвести определений в феноменальности объектов и которая не может быть предметом экспериментирования. При всем при этом, однако, само представление об этой тотальности человеком автоматически подпадает под ограничения, следующие из природы человеческого взгляда на нее. Это, как мы уже упоминали выше, предполагает, что человеческие существа, будучи частью вселенной, не могут сделать вселенную в целом объектом, данным сознанию. Представление о вселенной в целом как нечто отделенное от этого сознания может быть осуществлено лишь в абстракции. Если подобную ментально сконструированную вселенную в целом отождествить с некой физической тотальностью, на которую можно было бы «посмотреть со стороны», то сам акт этого смотрения представлял бы собой трансцендирование этой вселенной не только ментально, но и физически, что, очевидно, невозможно в состоянии воплощенного существования. Неразделимость человека и вселенной, вследствие их единосущия и в силу ноэтико-ноэматической связи между вселенной и сознанием, влечет за собой наблюдение в том, что все спекуляции о других мирах остаются внутренне имманентными этому миру, и их присутствие как интенциональных коррелятов воплощенного сознания говорит лишь, что эти представления о других мирах, по сути еще убедительней раскрывают уникальность и единственность мира человека как воплощенного существования. Таким образом, можно еще раз повторить, что вселенная в целом, как интенциональный коррелят космологического сознания, представляет собой интеллектуальное достижение и культурный артефакт308308
  Ср. с Gurwitsch, Phenomenology and the Theory of Science, pp. 44-45. См. также §66 «Кризиса Европейских наук » Гуссерля о «природе» как корреляте универсального абстрагирования.


[Закрыть], демонстрирующие те черты космологии, которые присущи наукам о делах человеческих, то есть гуманитарным наукам309309
  См. A. V. Nesteruk, “Cosmology at the Crossroads of Natural and Human Sciences: is Demarcation Possible?” Journal of Siberian Federal University. Humanities & Social Sciences. Part. 1, vol. 4, no. 4 (2011), pp. 560–576, Part 2, vol. 4, no. 5 (2011), pp. 644–666.


[Закрыть]. Аналогичное наблюдение без ссылки на феноменологию и концепцию интенциональности было сделано в книге В. М. Розина310310
  В. М. Розин, Типы и дискурсы научного мышления. М.: Эдиториал УРСС, 2000, с. 81.


[Закрыть]. В другой своей работе Розин пишет: «Объект космологии (аналогично объектам биологии, культурологии, социологии) не может быть описан в одной научной дисциплине…С точки зрения философии науки Вселенная представляет собой идеальный объект гуманитарных теорий, созданный с опорой на факты (астрономические наблюдения и их истолкование) в процессе реализации ценностей и подходов космологов гуманитарного дискурса (например трактовки астрономических наблюдений как своеобразных текстов и активности Космоса)….»311311
  В. М. Розин, К проблеме демаркации естественных и гуманитарных наук, а также куда мы должны отнести космологию// Эпистемология и философия науки, т. XI, N 1, c. 128. Розин в своих аргументах о гуманитарной природе космологического познания ссылается на В. В. Казютинского, в частности на его статью «Миры культуры и мир науки: эпистемологический статус космологии» (в сборнике: Социально-культурный контекст науки. М.: ИФРАН, 1998, с. 101–118) и его докторскую диссертацию «Традиции и революция в современной астрономии». М.: ИФ РАН, 1999. Сам Казютинский, несмотря на его возражения Розину (см. его статью: Нет, космология наука физическая, а не гуманитарная! Ответ В. М. Розину//Эпистемология и философия науки, т. XI, № 2, 2007, c. 125–129), признал, что космология «демонстрирует свое гуманитарное измерение» (В. В. Казютинский, Предисловие: физическая космология и культура//Космология физика, культура, М.: ИФРАН, 2011, с. 13). Он ссылается на мнение академика Д. Варшаловича о том, что космология является наукой не только о природе, «она находится на стыке гуманитарных и естественных наук» (там же, с. 4).


[Закрыть]. Интересный критерий демаркации между собственно естественнонаучным и тем, что мы называем гуманитарным в космологии был предложен А. Н. Павленко. Согласно последнему, в той мере, в какой космология избавляется в своих теориях от представления о бесконечности (например, бесконечной вселенной), космологии может быть придан статус естественной науки (в противном случае бесконечное число параметров, входящих в теорию, подрывают ее авторитет как естественнонаучной дисциплины). Однако Павленко не квалифицирует космологию с ее тенденцией иметь дело с бесконечностями как гуманитарную дисциплину. Он позиционирует ее как нечто среднее между естественной наукой и математизированной метафизикой312312
  А. Н. Павленко, Принцип наблюдаемости: почему невозможна теория бесконечной вселенной? // А. Н. Павленко, Философские проблемы космологии. Вселенная из «ничего» или вселенная из «небытия»? М.: Книжный дом «Либроком», 2012, с. 141–142.


[Закрыть].