Текст книги "Транзит"

– О`кей! Заводись.

Пара светофоров, поворот направо в узенькую улочку, и мы уже спускаемся по грохочущей железной лестнице в какой-то слабо освещённый подвал.

Внутри оказалась достаточно приличная дискотека с отдельно стоящими в уголках столиками, два из которых были свободны. Проходя мимо стойки, моя спутница по-дружески поприветствовала бармена и официантку – видимо, ходила сюда часто. Музыка – мягкое «техно» – тоже была мне по душе. Небольшой зал, постоянно пересекаемый зелёными и красными лазерными проекциями причудливых форм, то и дело то целиком менял свой цвет, то погружался во тьму в музыкальных световых эффектах. В воздухе явно присутствовал хорошо знакомый запах палёной «травки».

Мы заняли один из свободных столов подальше от огромных колонок, чтобы можно было поговорить. Катя заказала себе какой-то немыслимый коктейль подозрительного сине-зелёного цвета, с кусочками лимона, киви и чего-то ещё, льдом, торчащими зонтиками и соломкой, я же, сохраняя имидж, – водку «Смирнофф» с сухим «Мартини» («взболтать – не перемешивать…» и так далее – в стиле 007).

– Так, Катя, вот мы и встретились… опять… – многозначительно начал я. – Это, вот, сразу, чтобы ты так не переживала… – я вытащил из кармана куртки и положил перед ней заранее приготовленный конверт с эквивалентом 8600 австрийских шиллингов в немецких марках, естественно, округлённым в большую сторону. – И ещё раз спасибо.

– Денежки? – она взглянула внутрь конверта и, не считая, сунула его в свою квадратную кожаную сумочку, пояснив: – Верю… Сложно себе представить, что ты пёрся в такую даль, чтобы в конце всего этого наколоть меня марок на двадцать…

– Это факт.

– Так что… уже могу идти? – она испытывающе посмотрела на меня.

– А хочешь?..

– Ну вот, допью коктейль и… – опять долгий ожидающий взгляд.

– Деньги я тебе мог, собственно, и по почте послать, зная адрес…

– Так почему же, «собственно», так утруждался?

Она была хороша! Ой, хороша! Чётко знала, что хотела, и, видимо, привыкла всегда выигрывать. Никаких «сю-сю», «ню-ню», пустых фраз и взглядов в никуда… Прямо напролом к теме – «да» – «нет».

– Хотел тебя увидеть ещё раз, – быстро сдался я, в подсознании понимая, что уже теряю ведущую позицию в общении с ней, что было, в общем, небезопасно и не совсем в моём стиле.

– Интересно, с какой целью?..

– Понравилась ты мне… В общем… сразу, ещё там, в Вене, когда сидела так молча в машине… Ты-то мне адрес свой что, только из-за денег, что ли, дала?

– Исключительно! – она строго посмотрела на меня, а потом, наконец-то улыбнувшись и видя, что полностью «победила», добавила уже мягче: – Ладно, пойдём потанцуем…

На следующий день у Кати был выходной, так что мы «отрывались» где-то до пяти утра. После чего, в нарушение даже мягких немецких правил, разрешающих употребление алкоголя за рулём в малых количествах, в очень и очень нетрезвом виде, я сел за руль своего огромного джипа и привёз девушку к её дому.

Когда я, криво въехав на тротуар, «причалил» прямо перед входной дверью дома, чуть было не протаранив её бампером, мы вышли из машины, и тут появился вопрос «на засыпку»:

– А ты… где остановился? – поинтересовалась она.

– Я? Э-э-э… – то ли из-за обычного так присущего мне раздолбайства, то ли из-за непоколебимой уверенности в собственной неотразимости, я, естественно, не остановился нигде…

– Надеюсь, ты не рассчитывал на то, что вот так приедешь, я прыгну тебе на шею, как в идиотском кино, и тут же потащу тебя в свою в постель? А?..

Она даже в этом состоянии не потеряла способность трезво мыслить, что, с одной стороны, было, конечно, очень хорошо и заслуживало всяческого уважения, но с той, другой… и именно сейчас…

– Ну что ты! Я?.. Как ты могла подумать… Ни в коем случае!.. – я бессовестно врал, потому что именно на такой, в общих чертах, оборот событий я и рассчитывал, по простодушию своему. Пытаясь сфокусировать свой плавающий мутный взгляд и остановить общее качание тела, которому, в данный момент, двух ног, как стабильной опоры, явно не хватало, я, облокотившись спиной на дверь джипа, неожиданно сам для себя продолжил: – Хотя…

– Что – «хотя»?

– Хотя… ым-м-м…

– Ну?!.

– Хотя… такой вариант… тоже не исключался… – наконец вылезло из меня.

– Ага… Фуй! Все вы одинаковые!

– Кто это «все»?

– Мужчины. Но хоть честно признался, и то хорошо… Ценю. Ну, и что ты теперь думаешь делать?

– Не знаю… Посплю в машине, не в первый раз… – Я, с трудом справившись со своей классической бензиновой зажигалкой «Зиппо», наконец-то прикурил сигарету, которую всё это время мусолил то в зубах, то в руке.

– Дай мне тоже, – попросила Катя. Затянувшись один раз моим «Кэмэлом» без фильтра, она тут же закашлялась и выкинула сигарету куда-то вбок. – Господи, как же можно курить такую отраву!

– Отрава… славный армейский «Кэмэл»! Ничего ты не понимаешь… Это же настоящий чистый табак, а не всякие ароматизированные непонятно чем срачки…

– Я тебя даже и на диван-то к себе взять не могу, – вдруг тихо сказала она. – Там сейчас Ирена со своим этим, Францем, так она меня попросила, чтобы я тоже сегодня не заявлялась. У нас квартира на двоих, понимаешь? Маленькая… А я ей сказала, что иду сегодня с парнем, и что… что ты мне нравишься… и… что, может быть, ночью не приду…

– О-о-о! Очень интересный оборот! А на что же тогда рассчитывала, очень интересно было бы знать, ты? Что я сниму роскошный номер где-нибудь в «Хилтоне» и приглашу тебя туда?

– «И такой вариант не исключался!» – передразнила она меня. – Ничего, есть у меня одно место, где можно нормально переспать, но не на двоих. Подожди здесь!

Катя, звякнув связкой ключей, скрылась где-то в доме. Через пару минут вышла на улицу с одеялом и каким-то пледом в руках и, повернув куда-то направо, вдоль стены дома, на ходу бросила мне полушёпотом:

– Закрой машину и пойдём!

– А куда? А?..

– Не ори! Спят все кругом! Пойдём, тебе говорю!

Минув буквально один дом на улице, она опять свернула в какие-то деревянные ворота подъезда и, поднявшись по скрипучей старой деревянной лестнице на второй этаж, открыла ключом дверь в тёмное помещение. Я, покачиваясь, следовал за ней по пятам. В коридоре, нащупав где-то выключатель, она включила свет – мы стояли в довольно большой, но абсолютно пустой квартире, единственной мебелью в которой был, как оказалось, узкий кожаный диван в гостиной, на котором лежало тёплое покрывало и подушка.

– Гэ… где это мы? – поинтересовался я, громко икнув.

– Какая тебе-то разница? Скажи спасибо, что не будешь спать на улице, да ещё в таком виде! Как я помню, контроль документов полицией не совсем в твоих интересах… – она кинула плед и одеяло на пол. – Вот, ложись. Я сплю на диване.

Мы оба упали на свои места и, не раздеваясь, моментально уснули как мёртвые.

* * *

После того, как в небольшой, огороженной надёжным забором из «колючки» на железобетонных столбах швейцарской вилле произошёл загадочный телефонный разговор, примерно такие же звонки побеспокоили ещё несколько десятков пожилых людей, волей судьбы разбросанных по целому свету. В тот же самый, а также и следующий вечер следующего дня, телефоны неожиданно зазвонили в очень разных, бедных и богатых домах или квартирах в Западной Германии, Швейцарии, Великобритании, Испании, Парагвае, Аргентине, США, Канаде и даже в Новой Зеландии.

Поводом к такой неожиданной активности явился для большинства людей в мире абсолютно ничего не значащий факт: в небольшом, но очень влиятельном на мировой арене государстве под названием Израиль малым тиражом вышла в свет одна из тысяч печатающихся каждый год бессмысленных книжек – мемуары какой-то полусумасшедшей старухи, эмигрантки из бывшего Советского Союза. Эту старую даму из Одессы с её бреднями на Родине никто никогда не воспринимал всерьёз. Зато теперь, после опубликования этого непримечательного сборника воспоминаний, постоянными гостями её скромного жилища в одном из пригородов Тель-Авива стали сотрудники знаменитой израильской спецслужбы – небезызвестного «Моссада».

* * *

Пробуждение было тяжёлым. Не знаю, как себя чувствует по утрам неуязвимый суперагент Джеймс Бонд, но на меня его излюбленный напиток – водка, смешанная с вермутом «Мартини», – воздействовал крайне отрицательно. Возможно, конечно, что вопрос был в количестве…

Башка болела и, казалось, вот-вот развалится на части, а к горлу подступала гнусная тошнота. Во рту как кошки насрали. Само осознание того факта, где я вообще нахожусь, тоже поначалу делало проблемы. Кости ломило после ночи, проведённой на твёрдом дощатом полу. Вспомнив, в конце концов, как я здесь оказался, я повернулся и посмотрел вверх, на кожаный диван, но он был пуст. Кати не было. Я, собрав все свои силы, встал и прошёлся в носках по совершенно пустой квартире, абсолютно не понимая, куда пропали мои любимые жёлтые кожаные полуботинки «Лэнд Ровер». Налево по коридору обнаружилась совмещённая с туалетом ванная, куда я сразу и устремился. Воспользовавшись сначала унитазом по прямому назначению, я потом встал перед ним, как перед святым алтарём, на колени и, склонившись над его белым чревом, засунул пальцы себе в горло… Но… Ничего не вышло, ожидаемое облегчение не приходило. Я попробовал ещё раз, но, кроме судорожного кашля и мощной отрыжки, не достал изнутри абсолютно ничего. Пытаясь хоть как-то облегчить свои страдания, я сунул голову под кран, висящий над ванной, и пустил холодную воду. Находясь достаточно долгое время в таком положении, – вынимать голову из-под струи ледяной воды мне совсем не хотелось, – я, естественно, не слышал, как открылась входная дверь. Катя, войдя в ванную комнату, ядовито поинтересовалась:

– Ну… и как себя чувствуешь, мистер «водка с “Мартини”»?

– И не спрашивай…

– Вылезай, первая помощь приехала… – она поманила меня рукой и скрылась в направлении гостиной.

Войдя в комнату, я увидел, как она вытаскивает из полиэтиленовой сумки с надписью «ALDI»[13]13
  Название сети дешёвых супермаркетов в Германии.


[Закрыть] и ставит на подоконник запотевшие поллитровые банки с охлаждённым пивом.

«О боже!.. Как же мне в этот раз везёт на красивых и умных женщин!!!» – подумал я, жадно всасывая в себя через маленькую железную дырочку спасительный холодный пенистый напиток.

Подождав немного, пока «противоядие» возымеет своё действие, она кинула мне ключи от «Рейндж-Ровера», которые я, естественно, не поймал, – они с грохотом приземлились на пол у моих ног, – и сообщила:

– Твой роскошный джип полиция чуть было не отбуксировала на штрафную стоянку. Пришлось мне их уговаривать…

– Что-что?

– Ничего… Ты хоть помнишь, где и как ты вчера припарковался?

– Конечно… не помню. А где и как?

– Перед воротами моего дома и как раз под запрещающим знаком, ты этот знак даже подвинул бампером…

– А-а-а… И где машина теперь?

– С другой стороны, за этим парком. А ты, надеюсь, никуда сейчас ехать не собираешься? В таком виде…

– Собираюсь – не собираюсь… А как долго я вообще могу здесь находиться?.. Я смотрю, вода течёт, так что принять ванную было бы очень неплохо… Что это вообще за хата? Почему тут ничего нет? И… да, ещё… Если ты знаешь, где я запарковал свой джип, то, может быть, ты также и в курсе, где я припарковал свои ботинки?

– Твои башмаки я выкинула за дверь, ты вчера где-то, видимо, наступил в собачье говно, и поэтому тут стоял невыносимый смрад. А квартира эта… в ней раньше жили родители Ирены, потом переехали – этот дом официально выселен, предназначен то ли к сносу, то ли к капремонту, чёрт его знает… Ключи они сдали хозяину, как положено, а у Ирены один остался, случайно… Мы его так и используем – если кому-то из нас нужна свободная квартира, так та, другая, спит тут, на диване… Туалет есть, ванная тоже пока работает… Здесь вообще-то официально жить нельзя, если кто увидит – хозяин или полиция, – так будут проблемы, свет включать поэтому вечером не надо без особой необходимости и мусор выносить тоже осторожно. Хотя, пока здесь ещё есть соседи, это не так бросается в глаза… Так что, в принципе, пока тебя кто-то не вычислит, можешь тут быть, сколько хочешь… У нас с Иреной однокомнатная на двоих, так что, сам понимаешь, пригласить могу только на кофе…

– А соседи эти, как говоришь, ещё живут? Они ж меня увидят тут же…

– Не-е… Эти не стучат! Им всё до фонаря. Ты их не трогаешь – они тебя тоже. Достаточно милые люди в этом плане… Твои соотечественники, кстати. Русские беженцы какие-то… Две семьи. Они эти квартиры временно от «социалки» получили. Одни – со дня на день тоже переедут отсюда куда-то в другое место, а тем, другим, официально, как Ирена говорила, вообще уже в «виде на жительство» отказали два или три раза, не знаю, почему и как они ещё здесь… Так что соседей ты не бойся – эти не сдадут. Наверняка сами тоже не ищут лишних встреч как с полицаями, так и с хозяином дома этого. Хотя особо и в контакт с ними лучше не вступай – мало ли что… Говори «здрасьте – до свидания», и то, если только сам захочешь, но лучше всё-таки по-немецки с этим твоим неотразимым швейцарским акцентом, а то будут вопросы лишние… Короче, сам знаешь.

– О`кей… Так что, раз такое дело, я за сумкой в машину заскочу – там у меня вещи, паста зубная, бритьё и так далее. А твои какие планы?

– Мне к деду надо зайти, навестить, в дом пенсионеров. Тут прямо напротив, через парк, так что можешь со мной – а по дороге я тебе покажу, где машина твоя… А потом решим, что дальше.

Джип действительно стоял недалеко – прямо на углу под табличкой с названием соседней улицы – Гроссерштрассе. Я взял с заднего сиденья «Рейндж-Ровера» свой багаж, а Катя оставила мне ключи и пошла куда-то вперёд, пообещав, что вернётся в пустую квартиру часа через три. На обратном пути «домой» я впервые как следует рассмотрел здание, в котором провёл ночь.

Дом номер 12 по Эденштрассе резко отличался от всех остальных практически похожих друг на друга окольных зданий тем, что был на два этажа ниже. Как я узнал позже, ещё во время войны, при англо-американских налётах на Ганновер, в него попала авиабомба, которая и уничтожила его верхнюю часть. Именно поэтому сейчас его собирались то ли снести, то ли надстроить и отремонтировать. Арку – проход во внутренний дворик, как и у всех остальных домов на улице, закрывали мощные деревянные ворота с отдельно врезанной входной дверью и звонками в каждую квартиру отдельно, расположенными перед ней. Вход в сам дом находился под аркой по правую от ворот сторону. Уже упомянутая скрипучая деревянная лестница с облупленными перилами вела на второй этаж и мансарду.

Сама квартира была достаточно большая, трёхкомнатная, с просторной кухней сразу налево по коридору от входа, в которой присутствовала мойка, кухонный стол и даже какой-то висячий шкафчик со стеклянными дверками. Все стены во всех помещениях были, как и почти везде в Германии, покрашены белым цветом. И в кухне, и в ванной исправно функционировали все краны и текла как холодная, так и горячая вода. Короче, вполне сносные условия, можно сказать, «полный люкс», учитывая что бесплатно.

Как бывалый профессиональный «турист», мыло, шампунь, полотенце и так далее я имел всегда в своей дорожной сумке, так что сразу, вернувшись в квартиру, я напустил себе горячую ванну и блаженно в неё погрузился, взяв в руку одну из принесённых Катей банок с холодным пивом. Под благотворным влиянием всего этого, а также прогулки на свежем воздухе до «Ровера» и обратно, головная боль почти совсем прошла, мысли мои постепенно начали проясняться, и я задумался о создавшейся ситуации и о том, что вообще делать дальше: «Да… на эту Катю-Катюшу я, без сомнения, окончательно “запал” после вчерашних медленных танцев, прижиманий и так далее, но найти какой-либо разумный предлог, чтобы здесь задерживаться до тех пор, пока у меня с ней что-то выйдет, – это очень тяжело, а если начну расспрашивать и об этой схемке, так вообще может всё неправильно понять – подумает, что мне от неё что-то надо… да… вот именно… так и подумает… Хотя мне-то от неё, конечно, кое-что надо, но… из всего того, что мне от неё надо, схемка далеко не на первом месте… А вообще, она классная, Катя эта, и заботливая какая… Пиво вот принесла… Хотя какое будущее могут иметь наши с ней отношения, если вообще какие-то возникнут?.. Я русский – она немка, да и живём совсем не через дорогу друг от друга… тысячи километров, визы, границы и всё это сраное дерьмо… хотя ради такой, как она, я бы и…»

Мои задушевные размышления неожиданно прервала сама же их главная героиня – прекрасная фройляйн Штолль, о которой я как раз думал, – бесцеремонно появившись в ванной комнате, так как входную дверь я, видимо, забыл замкнуть.

– О-о-о-о! Какое пикантное зрелище! – провозгласила она, уставившись на меня, лежащего в ванне лицом (и не только им!!!) ко входу и, соответственно, к ней, с банкой пива в руке.

– Тебя что, стучаться не учили?.. – заворчал я в ответ, поднимая колени к животу и в ужасе вспоминая, что и полотенце я оставил где-то в комнате.

– А ты что, стесняешься, что я тебя раздетого увижу? Да?.. Ну-ну! Если не ошибаюсь, это ведь входило в твои планы, а? Ты же так к этому стремился! Или… уже передумал?

– Это другое дело… а тут… ну… – я не знал что и ответить: она опять стопроцентно вела 1:0. – Подожди, я хоть домоюсь… – попросил я, опять сдаваясь на её милость.

– А я что, тебе мешаю?! – театрально удивилась она. – Просто постою, посмотрю, вот… решу кое-что… для себя. Если, например, вообще стоишь за грех…

Был явно мой ход, но я абсолютно не мог решить, что же делать. Но потом, подумав: «Господи, эта тёлка меня в гроб сведёт однажды!», произнёс:

– Ну, раз тебе так интересно, хрен с тобой… – и, поднявшись на ноги, встал в ванне во весь рост и пустил душ, хотя и развернувшись к ней спиной.

В конце концов, стыдиться мне было нечего: сильная, достаточно атлетическая фигура, ещё не успевшая заплыть жирком от постоянного употребления пива, как у многих моих корешей, рост метр восемьдесят, широкие плечи и хорошо видимые бицепсы, ровные тренированные ноги, задница вроде как тоже в порядке: не жирная, не висит, – всё это ещё и покрыто хорошим ровным африканским загаром (за пару дней до этой поездки я как раз вернулся из двухнедельного отпуска, который устроил сам себе на море, в Тунисе).

Такого оборота она явно не ожидала.

– Ого! Впечатляюще! – похлопала в ладоши и, повернувшись, вышла из ванной. Через минуту вернулась и, повесив на край раковины полотенце, сказала: – Мойся спокойно… Не злись, я тебя уже мучить не буду, подожду в комнате…

Когда я наконец вылез в коридор, то сразу поинтересовался:

– А что это ты так быстро? Ты ж говорила, часа через три, а не прошло и сорока минут…

– Дело у меня к тебе есть…

– Дело?!

– Мой дед, он это… встретиться с тобой хочет очень, познакомиться…

– Твой… кто? ДЕД??? Со МНОЙ??? – я ожидал чего угодно, но только не этого. – Я что, у тебя вчера руки попросил спьяну или как, что уже с семьёй меня знакомить начинаешь?

– Да нет… Просто я ему обо всём рассказывала, когда приехала из Австрии тогда. О тебе… О вас… И вообще, о том, что там случилось. Он очень впечатлился. Правда!.. Тогда ещё сказал, что вы «достойные ребята»… Это, по правде говоря, он меня попросил место это найти у границ и схемку нарисовал… Говорил, что для него это важно очень… А сегодня я ему сказала, просто так, невзначай, что ТЫ объявился тут, долг отдал, и что вчера вечером мы вместе были и… что я тебе нравлюсь, кажется, – она, по-моему, впервые за всё время нашего знакомства покраснела. – Для меня самой-то это шок. Я понятия не имею, почему он именно тебя так хочет видеть… И прямо сразу… Чем быстрее – тем лучше, говорит… Так что, пойдёшь?

– Ну… Пойду… Чего ж не пойти то… – я и сам был безмерно удивлён и ещё более заинтригован тем, как неожиданно и быстро развивались события: «Вот тебе и загадочная схема, и повод задержаться в Ганновере, и всё, чего хочешь… Само приплывает! Господи, неужели я не сплю? Что в этот раз такое со мной происходит? И всё-то у меня получается: и полицаев, и нарко-мафию вокруг пальца обвожу, словно профессиональный шпион, бабы классные липнут, как мухи, на какую ни посмотрю… Короче, романтический суперагент 007 собственной персоной, ни дать ни взять, только без «лицензии на убийство» и фунтов стерлингов в кармане… Может, им, бабам, загар мой так нравится?.. Надо почаще в Африку ездить…».

Я быстро оделся, и мы с Катей вышли на улицу.

* * *

Она сама, по правде говоря, ещё не совсем понимала, чем этих милых и интеллигентных молодых людей так заинтересовала история её жизни, просто для неё, как и всех остальных старых и одиноких людей, самым важным фактом был сам процесс общения с кем бы то ни было, ни с чем не сравнимое чувство, что и ты ещё кому-то нужен и даже интересен.

А они всё время приносили ей небольшие подарки, даже позаботились о повышении её и так-то достаточной для старого человека пенсии! А главное… главное было то, что они её слушали – не просто так, как большинство молодых слушает стариков, чтобы отделаться или просто не обидеть, – они слушали внимательно и даже задавали очень конкретные вопросы. Поэтому она изо всех сил старалась помочь и вспомнить… вспомнить так интересовавшие их события из её далёкого прошлого…

Конец Великой Отечественной войны, апрель 1945 года… Но даже когда она «уходила в сторону» и, забывшись, меняла тему, они не перебивали, а просто терпеливо и безмолвно продолжали сидеть, давая ей выговориться…

Когда они уходили, она часто тихонько плакала, сидя в своём любимом кресле-качалке и рассматривая снова и снова альбом со старыми фотографиями, не понимая одной единственной вещи – почему же в её родной стране, в которой она родилась, выросла в голоде и холоде тяжёлых послереволюционных лет и честно прожила почти всю свою скромную жизнь в войну и после неё, в той стране, ради которой она прямо из школы добровольно пошла на фронт, чтобы сражаться с фашистами, и в свои девятнадцать лет стала лётчицей, имела боевые награды и пережила даже плен и тяжёлое ранение, и очень гордилась всем этим, – в той стране, которой она отдала всё, что могла, никто и никогда не интересовался ею, не заботился о ней и не хотел её слушать… А в этом маленьком чужом южном государстве она получила прекрасную квартиру, пенсию, о которой никогда не могла и мечтать, здесь она стала уважаемым человеком именно из-за того, что геройски воевала и всю жизнь честно трудилась, хотя и не здесь… Почему?.. Как же так случилось, что всё это оценили только здесь и сейчас???

«Это понятно… – иногда думала она. – …Там, на Родине, таких как я – миллионы, всех и вспомнить и невозможно. Есть, конечно, много более заслуженных и замечательных людей, чем я… Но всё же…»

Она, эта старая женщина, инвалид, бывшая лётчица, пережившая войну и проработавшая до пенсии учительницей в школе, не уехала, бросив всё, из своей родной Одессы в чужой и далёкий Израиль, потому что не соглашалась с политикой партии и правительства, и даже не из-за развала Советского Союза, который тоже очень сильно переживала, – она уехала потому, что её честно заработанной за всю жизнь пенсии ей перестало хватать даже на хлеб, молоко и квартплату за месяц… А сидеть на паперти и попрошайничать на Привозе или в порту, как это делали многие старики, ей не позволяла гордость.

* * *

По дороге в «дом пенсионеров» я успел узнать, что этот дед является практически единственным членом семьи, с которым Катя постоянно общается, а он даже частенько помогает ей деньгами из своих сбережений.

Своего отца и, соответственно, деда и бабку с его стороны она никогда не видела: родители разошлись ещё до её рождения, и с тех пор отец не появлялся, оставив ей на память лишь свою фамилию; мать сейчас жила в Гамбурге со своим новым, уже третьим мужем, с которым Катя, как сама выразилась, «не могла найти общий язык, да и не видела в этом необходимости», а бабушка умерла два года назад, после чего дед и переселился в «дом пенсионеров», где за ним хорошо ухаживали и было с кем поговорить. Сделал он это совершенно добровольно, так как не хотел обременять жизнь своей внучке. Его большую квартиру в центре города сдали в аренду какой-то фирме, а Катя специально сняла себе жильё недалеко от «дома пенсионеров», чтобы быть рядом с дедом, если что…

Мы вошли в большое красивое старое здание и, поднявшись на второй этаж, остановились перед дверью с табличкой «Dipl. Ing. Anton Liebmann»[14]14
  Дипломированый инженер Антон Либман.


[Закрыть]. Катя постучала, и дверь тут же открылась, словно человек внутри специально стоял за ней и ждал именно нас.