Текст книги "«Киев бомбили…». Оборона столицы Советской Украины"

Алексей Павлович Стаценко
«Киев бомбили…». Оборона столицы Советской Украины

© Стаценко А. П., 2020

© Издательство «Пятый Рим»™, 2020

© ООО «Бестселлер», 2020

Глава 1
Первый день

21.06.1941, воентехник второго ранга Петр Шурлаков, 22 года

Вечер 21 июня 1941 года в Киеве выдался на редкость теплым. На Жулянском военном аэродроме было тихо и спокойно. Дежурный по аэродрому командир курсантского взвода Киевского танково-технического училища (КТТУ) лейтенант Петр Шурлаков стоял в дверях здания управления и хмуро смотрел на закат. Аэродром опустел, все боевые самолеты, которые базировались на нем, перегнали западнее на приграничные летные поля. Осталось только несколько «этажерок» Р-5, хранившихся в ангарах, и ярко-красный И-16, на котором еще утром прилетел незнакомый Петру полковник с золотой звездой Героя на груди. Для 41-го года это была очень редкая награда, означавшая, что летчик успел повоевать или в Испании, или на Халхин-Голе, или в Зимней войне с финнами. Где именно, Петр не осмелился спросить. Полковник, шутя, попросил его посторожить верного «коня», которому требовалась некая «регулировка». Впрочем Петр заподозрил, что пилот скорее сам хотел «подрегулироваться» и «заправиться» со встретившими его знакомыми авиаторами, они долго здоровались, похлопывали друг друга по плечам и обнимались у самолета, прежде чем покинуть летное поле.

Несмотря на погоду и тишину, настроение у Петра было препаршивейшее. Как раз вчера он окончил учебу, получил первое в своей жизни воинское звание и первое назначение – его оставили служить в Киеве при родном училище, командовать взводом курсантов. Через несколько часов должно было наступить 22 июня, Шурлакову в этот день исполнялось 22 года. Однако вместо того, чтобы отмечать день рождения и «обмывать» лейтенантские кубики в кругу хмельных друзей, он встречал праздник на трижды проклятом аэродроме.

А ведь все так хорошо начиналось… Днем выпускники собрались на холостяцкой квартире одного из киевских однокашников. Было вино, роскошный стол, в расход пошли все скромные курсантские сбережения. Кто-то привел знакомых киевских девчат, к вечеру планировалось устроить танцы, но все испортил внезапный звонок в дверь.

Материализовавшийся на пороге посыльный сообщил, что Шурлакову срочно предписано явиться к дежурному по гарнизону капитану Бубнову. На генерал-майора М.Л. Горрикера, начальника КТТУ, одновременно возлагались еще и обязанности коменданта Киева, поэтому из курсантов формировались комендантские роты. В их обязанности входило патрулирование города и дежурство на различных военных объектах. Оказалось, что заболел помощник дежурного, и Петру предстояло заменить его на следующие 12 часов, «кукуя» на Жулянском аэродроме, с которого он сменился только утром. Военные – люди подневольные, и повесившему нос Шурлакову под сочувствующие взгляды друзей пришлось отбыть вслед за посыльным.

Историческая справка: Жуляны – местность, известная с домонгольских времен. 23 июля 1093 года на берегу речушки Желянь войска киевского князя Святополка Изяславовича потерпели поражение от половцев. Точная этимология названия неизвестна: по одним вариантам происходит от имени древнеславянской богини печали Жели (Жали), по другому – однокоренное со словами «желанный» или «жилой». В источниках 1690 года уже упоминается как село Желяны (Жыляны), принадлежавшее Софийскому монастырю. Летное поле в Жулянах появилось с началом Первой мировой войны – здесь базировались аэродром и школа летчиков-наблюдателей 3-го авиапарка, получавшего из киевского Арсенала собранные импортные самолеты и готовившего их для передачи в боевые части. В межвоенный период на аэродроме базировались летные подразделения, охранявшие небо над Киевом. Довоенный Жулянский аэродром можно увидеть в таких легендарных фильмах как «Истребители» (1939) и «Валерий Чкалов» (1941).

Уже через несколько минут после заступления на повторное дежурство Петр слушал, как комендант и дежурный по караулам командир 4-й роты капитан Ф.Е. Бубнов «толкают» на разводе речь о сложности международной обстановки и необходимости поддержания высокой бдительности. После оркестр заиграл марш, и караулы направились к своим объектам.

Недавний курсант еще раз посмотрел на красного «ишака», чьи плоскости ярко блестели в тусклых лучах заходящего летнего солнца. Шурлаков слышал от авиаторов, что так окрашивают первые машины, когда начинается серийное производство новой марки самолетов, однако И-16 на новую марку как-то не «тянул». Может, это модернизированная машина с новым двигателем?

Историческая справка: В красный цвет в РККА окрашивались самолеты отдельных пилотажных групп. Почему Красноюрченко прилетел в Киев именно на самолете красного цвета, автору неизвестно.

Стараясь унять недовольство, Петр еще раз глянул на красивый закат, вдохнул полной грудью теплый июньский воздух и отправился на свое место в дежурке. Там как раз требовательно зазвонил телефон. Надо сказать, что и здание управления аэродрома, и даже помещение диспетчерской, в котором дежурил лейтенант, можно было увидеть в легендарном фильме 1939 года «Истребители» с великолепным Марком Бернесом в главной роли. Но если раньше Петр был в восторге от этого факта, то сейчас, наоборот, чувствовал лишь раздражение.

Лейтенант жалел об испорченном празднике, об оставленном обществе друзей и симпатичных девушек. И не знал, что нить его судьбы уже переплеталась с жизнями множества других людей, о существовании которых Шурлаков даже не подозревал…

21.06.1941, старший краснофлотец, 1-й наводчик кормового орудия канонерской лодки «Верный» Петр Федорович Танана, 24 года

Настроение команды ближе к вечеру оказалось приподнятым. Весь июнь корабли Учебного отряда Пинской флотилии провели на артиллерийском полигоне у села Кальное, располагавшемся от Киева вниз по течению Днепра. С раннего утра после подъема, сыгранного в соответствии с заведенным порядком в 5:00, а также большого аврала (генеральной уборки и стирки), комендоры проводили зачетные стрельбы. Данные для наведения поступали от корректировщика, который давал целеуказания с тарахтевшего в небе «кукурузника». Отстрелялись на «хорошо» и «отлично», а это означало, что по возвращении на основную базу в Киев моряков ожидали поощрения: кого 5 дней отпуска, кого денежная премия, а кого – бесплатный билет в театр.

Весь экипаж «канонерки» численностью в 70 человек думал, что вечером им дадут отдохнуть, но около шести вечера внезапно сыграли химическую тревогу. Все тот же У-2 пронесся на бреющем над кораблем и полил палубу какой-то вонючей химической гадостью, смешанной с боевым ипритом. Часть команды, в основном из БЧ-5 (электромеханическая), успела переодеться в противогазы и костюмы химзащиты, а затем приступила к дегазационным мероприятиям. Петру повезло, в случае химической атаки он по боевому расписанию исполнял обязанности раздевальщика, а потому вместо прорезиненного (и потому невыносимо жаркого) костюма, противогаза и резиновых сапог на нем из защитной одежды были только специальный фартук и перчатки. Те, кому не повезло, после окончания дегазации валились с ног. Их приходилось раздевать крайне осторожно, чтобы на кожу не попало ни капли иприта. В этот раз на «Верном» обошлось без происшествий, а вот на прочих отдельных кораблях случился ряд ЧП.

Остались вопросы – «что это было?», неужто особенные учения, «приближенные к боевым»?

Команда на канонерской лодке подобралась как на подбор, да и сам корабль был заслуженным.

Историческая справка: Канонерскую лодку «Верный» построили в Восточной Пруссии, в Кенигсберге, в 1901 году на верфи «Union Gusserey» по заказу купца первой гильдии Соболевского. До 1919 года она жила будничной жизнью обычного речного колесного буксирного парохода, пока 5 февраля 1919 года ее не реквизировали войска Красной Армии и не передали новообразованной организации – Главводу. Пароход отправили на 1-ю Киевскую Советскую верфь (будущий судостроительный завод «Ленинская кузня»), где на него установили два 76,2-мм зенитных орудия системы Лендера, шесть пулеметов «максим», а рубку обшили бронелистами. 1 апреля 1919 года получившийся бронепароход с громким именем «Верный» зачислили в состав 3-й бригады кораблей Днепровской военной флотилии, которую возглавил ставший уже к тому времени легендарным герой Гражданской войны Андрей Васильевич Полупанов. Это моряки его команды на отбитом у белых пароходе «навели шороху» на Волге в 1918 году. Теперь его опыт решили использовать на Днепре. 02.05.1919 у Чернобыля «Верный» участвовал в бою с отрядом атамана Струка, 11.05.1919 – у Канева с отрядом атамана Григорьева, 21.05.1919 – участвовал в освобождении Черкасс, 03.07.1919 – воевал у ст. Сухачевка (район современного Днепропетровска) с войсками Деникина. 20.07.1919 – у Ржищева с отрядом атамана Зеленого, 02.10.1919 – у Окуниново с кораблями белогвардейской флотилии Деникина. 06.10.1919 два 76,2-мм орудия заменены 120-мм орудиями длиной в 50 клб., бронепароход перевели в класс «тяжелых канонерских лодок» и переименовали в «Гневный». Команду заменили моряками-латышами. 10.06.1920 у Триполья корабль участвовал в бою с польскими интервентами и со второго выстрела подавил вражескую артиллерийскую батарею. К 1941 году лодку перевооружили 102-мм орудиями в полубашнях длиной 62 клб. и установили 76,2-мм зенитное орудие Лендера. Пулеметное вооружение состояло из одной зенитной установки М-4 (счетверенные «максимы»), одной М-1 («максим» на зенитном станке), одного колесного «максима» и ручного ДП-27. Модернизированному кораблю вернули старое название – «Верный».

21.06.1941, ученик 13-й Киевской артиллерийской спецшколы Игорь Воровский, 21 год

Тем же вечером Игорь спешил домой, ему нужно было переодеться и привести себя в порядок. Друг и сосед по дому Саша Сырчин пригласил его на посиделки по поводу окончания училища, получения первого командирского звания и назначения на первую должность. Гулять должны были вечером на квартире у Саши, располагавшейся на третьем этаже дома в Чеховском переулке. Отец Игоря по этому поводу еще сострил «идэш вгору» (идешь вверх), их-то семья ютилась в полуподвальной комнатушке того же дома. В этот день у Игоря имелся собственный повод для гордости, как раз сегодня молодой человек узнал, что его зачислили в 1-е Киевское артиллерийское училище на конной тяге, и теперь спешил поделиться этой новостью со своими друзьями. Воровский надел свою форму военного школьника, потуже затянул ремень и стал подниматься на третий этаж.

Здесь следует сказать пару слов относительно «школьничества». В Киеве к середине 30-х в дополнение к обычным армейским военным училищам открыли четыре специальные школы, проходившие по ведомству Наркомпроса: летную, морскую и две артиллерийские. В одной из них и учился Воровский. Если хорошо известные нам суворовцы денно и нощно находятся на территории учебного заведения и за забор выходят только в увольнительную, то Игорь и его однокашники вечером спали дома в своих кроватях, и кормил их не дежурный наряд по кухне, а мамы и бабушки. В остальном же режим обучения мало чем отличался от суворовцев и даже был насыщенней. «Военные школьники» сразу получали воинскую специализацию, а потому и соответствующие военные училища их охотно принимали. Что, собственно, и произошло с Игорем.

Воровский нажал кнопку звонка, дверь в квартиру Сырчиных распахнулась, и на пороге возник Саша, одетый в форму лейтенанта-пехотинца. За его спиной слышался заливистый девичий смех, вкусно пахнуло вареной молодой картошкой с укропом и маслом – сквозь дверной проем гостиной был виден уголок праздничного стола, застеленный скатертью и заставленный тарелками и бутылками. Вечер обещал выдаться на славу.

Как обычно, в кавалерийской части, которая находилась прямо возле дома за высоким забором, одинокий трубач сыграл «отбой». Для ребят это послужило сигналом к началу праздника. Непривычная к спиртному компания быстро захмелела. Саша наконец торжественно сообщил, что отправили его служить не куда-нибудь, а в штаб Киевского Особого военного округа, который еще недавно размещался всего в квартале от их дома в бывшем Институте благородных девиц. Теперь штаб переместили на Печерск в новое, недавно построенное, шестиэтажное здание. Игорь предположил, что его новость об артиллерийском училище будет выглядеть несколько блекло на фоне блистательного начала Сашиной карьеры, и решил о зачислении сообщить попозже. Молодежь гуляла «на всю катушку», старшие Сырчины были на даче, и поэтому ребята спокойно вылезали на крышу, чтобы покурить, пили вино и водку, которые новоиспеченный лейтенант припас в большом количестве, без умолку разговаривали. Жизнь казалась открытой, но еще не написанной книгой, а будущее – полным удивительных и приятных событий.

Молодежь обсуждала последние слухи о том, что вроде как на днях в их военном округе опять должны начаться масштабные маневры. А значит, над Киевом снова будут летать большие многомоторные самолеты и по радио станут регулярно объявлять учебную тревогу. Правда, Саша быстро пресек это обсуждение, авторитетно заявив, что никаких маневров не предвидится. Ему, как будущему штабному работнику, сразу поверили, хотя сам он до конца в сказанном уверенности не чувствовал. Потом разговор как-то незаметно переключился на футбол. Как раз вечером следующего дня в Киеве открывался самый большой в Украине Республиканский стадион. Планировался красочный спортивный праздник с атлетами, гимнастами и другими спортсменами, а изюминкой представления должен был стать матч всесоюзного чемпионата по футболу между киевским «Динамо» и московским ЦДКА (так в то время называлась команда ЦСКА).

Саша Сырчин с гордостью продемонстрировал два билета на матч, которые ему удалось достать. Воровский позавидовал черной завистью. Он понимал, что, конечно, во многом и назначение, и билеты его друг смог получить благодаря не каким-то там собственным выдающимся заслугам, а родителям. Что Игорю, чей отец совсем недавно переехал в Киев, да к тому же еще и был кристально честным – как с плаката! – рядовым коммунистом, такие билеты достать было практически невозможно, и здесь ничего не поделать. Но менее обидно из-за этого не становилось. Впрочем горести молодых проходят быстро, вечер в целом вполне удался, так что огорчение вскоре как-то само собой рассосалось.

К этому времени беседа уже переключилась на кино. В «Буревестнике» и кинотеатре имени Чапаева, что находился совсем рядом, на Львовской площади, крутили художественный фильм о недавней финской войне «Фронтовые подруги», который Игорю очень нравился. Другой, музыкальный, назывался «Песня о любви», Воровский его еще не видел, но, судя по названию, ничего не потерял – Игорь терпеть не мог музыкальные фильмы. Зато в восторге от них были девчата. В кинотеатре имени Шевченко показывали «Музыкальную историю» (опять эта музыка!), в «Коммунаре» – «Пятый океан» (а вот это уже заманчивое название), Игорь отметил про себя, что неплохо бы на него сходить.

Саша опять похвастался, что кино – это, конечно, хорошо, но завтра в Гиппо-паласе будет выступать знаменитый Эдди Рознер со своим джаз-бандом, и его родители идут туда. Они и отдали ему свои билеты на футбол, поскольку старший Сырчин, большой поклонник джаза, не мог пропустить такое знаковое событие как приезд Эдди Рознера в Киев.

Историческая справка: Адольф (Эдди) Рознер – знаменитый немецкий джазмен. Потомок польских евреев, с приходом к власти Гитлера он покинул Берлин, а с началом Второй мировой войны бежал из Польши в СССР и в Минске организовал джазовый оркестр, с которым гастролировал по всему Союзу. Не желая называться одним именем с Гитлером, Рознер сменил его на американизированное Эдди. За импровизации на трубе, которой он виртуозно владел, сам великий Нил Армстронг, вручая свою пластинку Эдди, написал на ней «белому Армстронгу», на что европейский джазмен остроумно вывел на обложке своего винила «черному Рознеру».

Но ребятам, которые не знали, кто такой этот самый Рознер, было уже не до джаза. Заработал патефон, зазвучали модные тогда мелодии танго, начались долгожданные танцы. Игорь и его друзья самозабвенно веселились.

И конечно же, никто из них не догадывался, что это были последние танцы мирного времени, а для некоторых и просто… последние.

21.06.1941, начальник оперативного управления Киевского особого военного округа (КОВО) полковник Иван Христофорович Баграмян, 43 года

Погрузка близилась к завершению. Командиры и красноармейцы весело, с шутками и прибаутками выносили из здания штаба, грузили в машины и автобусы коробки с документами, столы, стулья, карты, печатные машинки. Теплый воздух к вечеру утратил дневную сухость, от парков и скверов веяло свежестью.

Иван Христофорович посматривал на часы, вроде бы все шло по графику. Следовало прибыть в Тарнополь к семи часам утра, таков был договор с начальником штаба округа генерал-лейтенантом М.А. Пуркаевым. 19 июня из Москвы пришла телеграмма от начальника Генерального штаба генерала армии Г.К. Жукова с приказом создать фронтовое управление и к 22 июня перебросить его в Тарнополь с полным сохранением секретности. Осуществить эту операцию в такой сжатый срок, да еще и втайне от потенциального противника, было задачей практически невыполнимой. Поэтому командующий округом генерал-лейтенант М.П. Кирпонос приказал командованию и части личного состава отправиться по железной дороге эшелоном, а в первой половине следующего дня следом должна была отправиться основная штабная автоколонна… но без оперативников.

Историческая справка: Украинский областной центр город Тернополь в 1941 году назывался Тарнополем в честь своего основателя – польского военного и государственного деятеля, великого гетмана коронного Яна Амора Тарновского. После освобождения города от немецко-фашистских захватчиков 9 августа 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР его переименовали.

Отправляя автоколонну из Киева, Иван Христофорович задал своему непосредственному начальнику Пуркаеву естественный вопрос – когда же выдвигаться самому оперативному управлению? Пуркаев распорядился сначала подготовить всю документацию по оперативному плану округа, в том числе и по плану прикрытия госграницы, не позднее 21 июня поездом отправить ее с надлежащей охраной в Генеральный штаб, и только потом, вечером, выезжать вслед за всеми в Тарнополь. В ответ на возражение, что в случае начала войны штаб округа окажется беспомощным без оперативников, Максим Алексеевич заметил, что до семи утра воскресенья это вряд ли случится. Баграмян его уверенности не разделял, но вынужден был по-военному подчиниться приказу.

Обстановка в округе становилась напряженной, немецкие самолеты регулярно нарушали воздушное пространство СССР. От пограничников и командования приграничных подразделений регулярно поступали сообщения о концентрации войск вермахта у границы. Штаб округа регулярно докладывал об этих сигналах в Москву, но в ответ шли распоряжения: самолеты не сбивать, огонь зенитной артиллерии не открывать, на провокации не поддаваться. Когда командование округа проявило самодеятельность и приказало приграничным подразделениям занять предпольные укрепления, их резко одернули из Москвы и сделали нагоняй. И вот теперь в такой сложной ситуации Пуркаев говорит, что именно завтра нападения не будет… Что ж, оставалось лишь верить, что начальник штаба округа прав.

Иван Христофорович обеспокоенно посмотрел на часы – время шло, а машины еще не были полностью загружены. Наконец последняя коробка с папками была размещена на дне штабной трехтонки, Баграмян сел в головной легковой «ЗиС-101», и колонна двинулась от Печерска к Брест-Литовскому шоссе. Город оставили засветло.

Устроившись на заднем сиденье автомобиля, Баграмян, пока позволяло освещение, бегло читал передовицы захваченных в дорогу свежих газет. Ничего тревожного в них не было, но Ивану Христофоровичу по роду службы полагалось знать немного больше, чем борзописцам, и потому на душе у него скребли кошки.

Первую остановку пришлось сделать, не доехав даже до Житомира, – машина, следовавшая за головной, начала сигналить. Оказалось, что часть транспорта из-за различных поломок или остановок задержалась, и колонна растянулась. Пришлось потратить некоторое время, чтобы дождаться отставших и продолжить движение. Однако, час спустя, пришлось делать новую остановку. Все шло к тому, что прибыть в Тарнополь вовремя колонна не сможет.

Баграмян еще не знал, что он, как и вся Красная Армия, уже ведет жестокую гонку со временем.

События развивались лавинообразно. В 21:00 на западе Украины в Львовской области на участке Сокальской комендатуры 90-го пограничного отряда перешел границу немецкий ефрейтор, «сторонник Советской власти», Альфред Лисков. На вечернем построении командир его роты лейтенант Шульц заявил, что ночью после артиллерийской подготовки их часть на плотах, лодках и понтонах начнет форсирование пограничной с СССР реки Буг. Услышав это, Лисков решил бежать и сообщить о нападении советским пограничникам. Те срочно передали информацию в Москву, по каналам Наркомата внутренних дел (НКВД), в который входили и погранвойска.

Историческая справка: После начала войны Лискова некоторое время использовали в пропаганде (первая статья о нем была опубликована уже 27 июня, в тот же день он прибыл в Киев, где выступал перед работниками 8-й обувной фабрики). Интересно, что ефрейтор не находился в статусе военнопленного, а жил свободно в общежитии с сотрудниками Коминтерна. В конце лета 1941 года у него начались серьезные конфликты с руководством организации, Лискова обвинили в фашистских и антисемитских настроениях. Кроме того, Димитров и его коллеги всерьез предполагали, что перебежчик психически нездоров. В октябре 1941 года Лискова вместе с прочими коминтерновцами эвакуировали в Уфу. Там он продолжал вести себя странно. В результате, под давлением Димитрова, в январе 1942 года ефрейтора арестовали. Находясь под арестом, тот начал выдавать явные признаки душевного расстройства. В июле дело закрыли, а Лискова реабилитировали и освободили. Вскоре его направили в Новосибирск, где в конце 1943 года Лисков бесследно исчез.

В 21:40 высший руководящий состав Красной Армии срочно собрался в кремлевском кабинете главы страны И.В. Сталина. Присутствовали: командующий РККА маршал С.К. Тимошенко, маршалы С.М. Буденный и К.Е. Ворошилов, начальник Генерального штаба генерал-полковник Г.К. Жуков и министр иностранных дел В.М. Молотов. Совещание длилось 1 час 50 минут. В 23:30 заработали все телеграфисты Генерального штаба. Из Москвы в штабы военных округов полетели шифрограммы Директивы № 1, под которой стояли подписи Жукова и Тимошенко:

«1. В течение 22–23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев… Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача… – не поддаваться ни на какие провокационные действия…

Войскам округов быть в полной боевой готовности…

ПРИКАЗЫВАЮ:

а) в течение ночи… скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом… рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию… тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать… замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность…»

Фактически война уже началась, но огромному, сложнейшему механизму требовалось время на то, чтобы раскрутить все свои шестеренки. А время неумолимо истекало, как песчинки в песочных часах.

В Киеве шифрограмму с Директивой получили быстро, но выполнить ее из-за переезда штаба оказалось затруднительно. Кроме того, действовал строгий запрет на использование радиосвязи, а проволочную во многих приграничных районах уже начали разрушать заброшенные в советский тыл диверсионные отряды. Все, что могли сделать оставшиеся в Киеве дежурные офицеры, это передать Директиву дальше в штабы армий и сообщить ее содержание командованию Киевского укрепрайона, ответственного за оборону столицы Украины. То на свой страх и риск объявило учебную воздушную тревогу, потом учебную химическую тревогу, потом опять воздушную…

Но работники оперативного управления штаба округа не знали об этом, большинство их тряслось в дороге на сиденьях автобусов, машин или на ящиках с документами в кузовах многочисленных полуторок и трехтонок под убаюкивающий гул моторов.