Текст книги "«Киев бомбили…». Оборона столицы Советской Украины"

29.06.1941, военком 3-й эскадрильи 43-го иап старший политрук Дмитрий Пантелеевич Панов, 31 год

Эскадрилья продолжала базироваться в Василькове, постоянно находясь в полной боевой готовности, смысл которой становился все менее понятным. Каждый боевой вылет в очередной раз доказывал, что как истребитель-перехватчик И-153 окончательно устарел. Но приказ есть приказ, и летчики дежурили на аэродроме круглосуточно.

Тем не менее летчики других эскадрилий и полков дивизии дрались, появились первые сбитые вражеские бомбардировщики, были и потери. Некоторые опытные пилоты, которых было очень мало, вылетали на перехваты вражеских бомбовозов даже ночью. Вот и сейчас, стоя в темноте возле ангара, Дмитрий слышал приближающийся к аэродрому звук работающего двигателя «чайки». Самолету подсветили с земли, обозначив место приземления, и он пошел на посадку.

Пилот почему-то не выпустил шасси, и истребитель заскользил брюхом по влажной от вечерней росы траве. Послышался треск лопающейся перкали, лопасти пропеллера погнулись. Когда мотор истребителя перестал тарахтеть, заглушая все остальные звуки, явственно проступил гул приближающихся немецких бомбардировщиков. Из И-153 выскочил летчик и начал в панике бегать вокруг самолета, каблуками сапог разбивая мигающие на крыльях и хвосте самолета красную, зеленую и белую лампочки.

Немецкий бомбардировщик покружил где-то в темноте над аэродромом и вскоре улетел не солоно хлебавши.

Когда пилоты эскадрильи подбежали к самолету, летчик сидел на траве возле плоскости, устало опершись спиной на гладкую поверхность крашеного фюзеляжа. Он успел стянуть с головы свой летный шлем, и липкие от пота волосы неаккуратными сосульками прилипли ко лбу. Оказалось, что этот молодой летчик-лейтенант – пилот из 2-го иап их дивизии. Звали его Иван… Иван Макарович Бушин. В ночном бою он атаковал немецкие бомбардировщики, и, видимо, удачно, потому что один из них увязался за ним, и теперь ему самому пришлось убегать от навязчивого противника. При посадке он не сообразил отщелкнуть тумблер, который включал мигающие габаритные огни, и в панике «погасил» их таким варварским способом. Летчики, подбадривая и подшучивая, подняли нежданного гостя на ноги и увели в ангар, чтобы угостить и уложить спать, а техники принялись убирать с поля разбитый самолет.

29.06.1941, старший краснофлотец, 1-й наводчик кормового орудия канонерской лодки «Верный» Петр Федорович Танана, 24 года

«Верный» медленно, но уверенно продвигался к базе. Экипаж был занят ежедневными вахтенными хлопотами и набивкой пулеметных лент. Набивной машинки не было, новенькие, пахнущие машинным маслом тугие ленты снаряжали вручную, отчего вскоре у матросов на пальцах образовались кровавые волдыри. Кроме того, команда очищала от пушечного сала зенитные снаряды и гранаты. Когда канлодка находилась всего на полдороге между Туровым и Дорошевичами, ей повстречался отряд кораблей флотилии, который с боями отходил вниз по реке. Возглавлял его командир флотилии, контр-адмирал Д.Д. Рогачев.

Чем-то раздраженный, он пригрозил командиру «Верного» старшему лейтенанту Терехину расстрелом за то, что корабль шел замаскированным. Команда спешно посбрасывала все ветки и аккуратно разложенные на палубе пласты дерна в воду. Ровно через два часа к канлодке приблизился командирский глиссер, и все тот же Рогачев приказал маскировать «Верный» заново. Экипаж растерянно переглядываясь взроптал, но приступил к работам. У моряков сложилось впечатление, что адмирал за что-то невзлюбил их командира и теперь придирается сразу ко всему экипажу.

29.06.1941, секретарь ЦК ВКП(б) Украины Никита Сергеевич Хрущев, 47 лет

Никита Сергеевич сидел, опершись локтями на стол и обхватив лысую голову руками. Он не спал прошлую ночь и почти не ел (не хотелось), но мучало его совсем не это. Положение на фронте сложилось – хуже некуда. Немецкий танковый клин узкой полосой воткнулся в порядки Юго-Западного фронта (ЮЗФ) и продвинулся всего за неделю на 180 километров, выйдя на рубеж реки Горынь на участке Гоща – Острог. Крупные областные центры Львов, Луцк и Ровно были захвачены противником. До Киева врагу оставалось всего 300 километров.

Казалось бы – немало, но с такими темпами продвижения немцы могли оказаться там меньше чем через две недели. А город к обороне не готов. Укрепленный район (УР), который прикрывал его по рубежам рек Ирпень, Сиверка и Вета, находился в законсервированном состоянии. Линию обороны по старой границе, которая опиралась на Коростенский, Новоград-Волынский, Шепетовский и Летичевский УРы, также никто не готовил. А ведь значительную часть ДОТов, составлявших основу, «скелет» этих укрепрайонов, «раскуркулили» – вывезли вооружение и оборудование в ДОТы, строившиеся вдоль новой границы.

В штабе фронта считали, что в ближайшее время Киеву опасность не угрожает. Из под Острога противник развернет свои танковые и моторизированные части, чтобы окружить и разгромить войска Красной Армии, сражающиеся южнее. А если нет? На пути к Киеву восточнее Ровно перед противником держал оборону только 19-й мехкорпус 5-й армии. Все остальные ее подразделения атаковали растянувшиеся порядки немцев с севера, создавая угрозу коммуникациям врага, но для того, чтобы перерезать их совсем, не хватало сил. Юго-восточнее же Ровно чудом, а скорее волею отдельного взятого советского генерала, дралась собранная в Шепетовке «группа Лукина». Даже представить себе было тяжело, что приходилось выдерживать ее солдатам и командирам – вся таранная сила 1-й танковой группы Клейста давила на них.

А ведь все могло быть совсем по-другому, прислушайся Жуков и Кирпонос к мнению Пуркаева, с раздражением думал Никита Сергеевич. Но они не прислушались, и теперь мы сами, по-одиночке, подставляем под вражеские удары свои самые боеспособные части – механизированные корпуса, и всего за неделю потеряли большую часть имевшейся бронетехники. За неделю! Мало огня противника, так мы еще и своим самодурством ему помогаем. Корпусной комиссар, Член Военного Совета ЮЗФ Вашугин явился вчера к нему ни живой, ни мертвый. Хрущев не встречался с ним в мирные дни: из Ленинградского военного округа на Украину Николая Николаевича перевели перед самой войной. К недавно назначенному командующему КОВО генералу Кирпоносу Вашугин относился свысока, полагая того слишком безвольным, нерешительным человеком, который занимает не свое место. Именно поэтому, когда началась война, комиссар счел вполне допустимым и даже необходимым вмешиваться в вопросы командования. Это именно Вашугин первым, на ночном совещании 22 июня, горячо поддержал приказ Генштаба атаковать противника.

Позавчера он самовольно отправился в 8-й и 15-й мк, проследить за выполнением распоряжения о начале наступления. Приказом оно назначалось на 4:00 28 июня. Но Вашугин, возомнив себя гениальным стратегом, тут же, под угрозой немедленного расстрела, потребовал от командира 8-го мк генерал-лейтенанта Рябышева начать наступление немедленно, утром 27 июня. Тот, факт что корпус буквально за несколько часов до этого получил приказ об отступлении и две трети его сил сейчас уже было далеко, Вашугина не интересовал. Он потребовал от комиссара мехкорпуса Н.К. Попеля возглавить атаку на Дубно имеющимися силами. Остальные подразделения, по замыслу Вашугина, должны были нагнать авангард позже.

А сегодня утром Николай Николаевич пришел в кабинет Хрущева, дождался, пока они останутся наедине, и заявил, что застрелится. Хрущев удивился, спросил почему. Вашугин рассказал, как он вопреки приказу отправил в атаку треть сил 8-го мк, и теперь «группа Попеля» обречена на гибель. Хрущев наорал на Вашугина и сказал, чтобы тот не дурил, что Рябышев все равно не должен был выполнять его устные указания, имея на руках подписанный командованием ЮЗФ и всеми членами военсовета приказ. Корпусной комиссар ответил, что угрожал командованию мехкорпуса расстрелом. Окончательно взбесившийся Хрущев вскочил из-за стола, подошел к стоявшему посреди кабинета визитеру и в сердцах сказал, что раз Вашугин так надумал, то пусть стреляется. Каков же был его ужас, когда комиссар, не медля ни секунды, достал из кобуры пистолет, приставил к виску и выстрелил. Хрущев выскочил из кабинета, вызвал охрану, чтобы та немедленно подала машину и отвезла еще живого комиссара в госпиталь. Там Вашугин и умер.

В дверь постучали, вошел начальник оперуправления ЮЗФ полковник Баграмян. Кирпонос попросил его сделать короткий доклад Хрущеву о действиях фронта в ближайшие дни. Обескровленные 8-й и 15-й мк было решено вытягивать из боев и отводить на восток, чтобы прикрыться ими от возможного вражеского удара с севера в тыл 6-й и 26-й армиям. Основная нагрузка по сдерживанию танкового клина противника ложилась на подразделения 5-й армии и «группу Лукина». Общее наступление на Острог, под которым сейчас шли тяжелые бои, назначалось на 1 июля.

Окончив доклад, Баграмян сказал, что планирует еще «доложиться» Вашугину. Никита Сергеевич помолчал, потер рукой лоб, потом сообщил полковнику, что в докладе нет никакой надобности, поскольку всего час назад комиссар застрелился прямо в этом кабинете. Тут Баграмян припомнил, что Вашугин случайно услышал доклад о критической ситуации, в которой оказалась группа Попеля, после чего заметно побледнел и быстро вышел, хотя никто не придал этому особого значения. Никита Сергеевич успокоил полковника и порекомендовал скорее возвращаться к своим делам.

Потом он допросил адъютанта Вашугина и его водителя. Те рассказали, что после возвращения из мехкорпусов член военсовета был очень подавлен и взволнован, часто бегал в туалет. Хрущев отметил про себя, что, видимо, корпусной комиссар хотел застрелиться еще тогда, но никак не мог решиться. Между тем круг опрошенных расширялся. Люди, с которыми Вашугин разговаривал в последние нескольких часов перед визитом к Никите Сергеевичу, показали, что покойный явно находился на грани нервного срыва, несколько раз в беседах произнес: «Мы погибли!» Собрав всю эту информацию, Хрущев засел за составление шифрограммы Сталину, в которой планировал описать все произошедшее. После этого Никита Сергеевич должен был вместе со всем штабом перебраться в Проскуров. Фронт слишком близко подошел к Тарнополю. Здесь пока оставалось только оперативное управление, которому предстояло выехать на новое место лишь после того, когда там будет налажена связь. Хрущев решил, что это говорит только об одном – приграничное сражение проиграно.

Историческая справка: Проскуров – довоенное название современного украинского областного центра Хмельницкий (1954). Сначала возник как поселение Плоскиривцы в месте впадения речки Плоской в Южный Буг. Первое упоминание в документах королевской канцелярии польского короля Владислава ІІ Ягайло датируется 1431 годом. К 5 июля 1795 года, когда все Подолье вошло в состав Российской империи, это уже был городок с названием Проскуров и с преимущественно завезенным из польской Мазовии и мазурского поозерья католическим населением (православных вырезали турки и татары).

29.06.1941, учащийся химико-технологического техникума Марсен Михайлович Векслер, 17 лет

Он не знал, долго он проспал, или нет… Юношу разбудил отец.

– К тебе пришел товарищ из райкома.

Марсен встал и вышел в столовую. Ожидавший там комсомолец сообщил, что его вызывают в райком. Марсен быстро умылся, переоделся, попрощался с родными. С началом войны, если он уходил куда бы то ни было, он взял за правило обязательно прощаться с родными – мало ли что. Когда он уходил, мать взяла его за плечи и спросила:

– Зачем тебя вызывают?

– Так. Наверное, что-нибудь спросить или сказать.

– Приходи вечером.

– Если буду свободен.

И Марсен ушел в райком. Вернуться в родной дом ему было уже не суждено.

Райком оказался битком забит комсомольцами: учениками школ и профтехучилищ, студентами, рабочими. Лица у всех были веселые и даже немного торжественные. Марсен сразу же нашел группу своих близких друзей, возглавляемую никогда не унывающим Яшей Зибельбрандом. Друзья о чем-то спорили, болтали. Когда Марсен приблизился к этой весело галдящей компании и начал здороваться, каждый посчитал своим долгом при рукопожатии отпустить в его сторону какую-нибудь едкую остроту или шутку.

Вскоре стала известна причина вызова: комсомольцев записывали добровольцами на фронт. К секретарю райкома в кабинет заходили группами по 10 человек. Марсен вошел вместе с Яковом и еще с несколькими знакомыми ребятами. За столом сидели трое: секретарь райкома Ф.Г. Павлов, 2-й секретарь – курчавая девушка и хорошо известный ребятам их друг и товарищ Борис Соловейчик. Говорил только Павлов.

– Товарищи комсомольцы! Положение тяжелое, стране нужны воины. Вы должны пойти политбойцами на фронт.

Девять комсомольцев ответили: «Если нужна будет наша жизнь – мы отдадим ее». Но в кабинете их было десять, один промолчал, а затем начал отнекиваться и приводить доводы в оправдание. Дескать никак не может пойти на фронт, он один сын у больной матери, отец занят, дядя в командировке и прочее. Поднялся галдеж. Остальные комсомольцы были до глубины души возмущены таким поведением. Все потребовали, чтобы отказник немедленно положил на стол свой комсомольский билет. Яша полушутливо-полувсерьез как бы на ухо Марсену, но так, что это услышали все присутствующие, предложил тут же, за дверью, устроить трусу «темную». Павлов успокоил всех и спросил упиравшегося в последний раз: «Родина требует. Идешь на фронт?» Тот вымученно согласился.

Павлов пожал комсомольцам руки, и они вышли из кабинета. Прямо из райкома их отправили в училище связи, где происходила комплектация батальона их района. Ребята прошли через ворота и очутились в широком дворе, окаймленном высокой стеной. Дежурный провел их в здание направо, на второй этаж. Два часа, и вот уже они переодеты в военную форму, наголо острижены. Еще через 15 минут комсомольцам выдали оружие и патроны, после чего предоставили часовой перерыв.

Историческая справка: Киевское военное училище связи имени М.И. Калинина в июне 1941 года размещалось в здании дореволюционного Первого Киевского Константиновского военного училища по адресу ул. Московская, 45/1. Оно просуществовало до 19 августа 1992 года. На базе ликвидированного училища был создан существующий и поныне Военный институт телекоммуникаций и информатизации НТУУ «КПИ».

Марсен оглянулся, он поразился, насколько похожими они все теперь стали, сосредоточенные и очень резко изменившиеся в этой серой однородной массе людей. Потом пригляделся, и вот уже отыскал среди одинаковых стриженных наголо солдатиков двух знакомых студентов из Театрального института, затем Коку Тер-Исраеляна, Эдика, Яшу. Их было триста человек, триста юношей, горячо желавших защитить родной город.

Марсена окликнули и сообщили, что его ждет у ворот какая-то женщина. Он поспешил туда. Это была его мать, возбужденная и испуганная. Марсен расстался с ней всего четыре часа назад, но теперь она не узнавала его. Наконец она бросилась к сыну, обняла его за плечи, уткнулась головой в плечо, заплакала, поцеловала…

Четко отбивая шаг, правой рукой придерживая винтовки, батальон маршировал в полной выкладке по улицам родного Киева. С Печерска вниз на Крещатик спускается безукоризненно ровный строй. Запевала Яков Зильбербранд затягивает сакральную для каждого комсомольца песню «Прощальная»:

 
Дан приказ: ему – на запад,
Ей – в другую сторону…
Уходили комсомольцы
На гражданскую войну.
 

Народ толпится у края тротуара. Внимание всех привлекают молодые, задорные лица шагающих в строю бойцов. Многие узнают в них своих друзей, знакомых, родственников. Это взялся за оружие киевский комсомол. Прощай, любимый Киев, прощайте, кварталы Крещатика. Увидит ли вас кто-то из этих ребят еще когда-нибудь? Прощайте, девушки.

 
А всего сильней желаю
Я тебе, товарищ мой,
Чтоб со скорою Победой
Возвратился ты домой.
 

Вот минули знакомые до боли кварталы Крещатика, бойцы спустились вниз к Днепру, к мосту Евгении Бош. Вот и старый ласковый Днепр остался позади. Отстали последние провожающие, батальон приближался к Дарнице, и к настоящей войне.

Глава 3
Война приходит в город

29.06.1941, секретарь ЦК ВКП(б) Украины Никита Сергеевич Хрущев, 47 лет

Не успели еще толком разгрузить прибывшие в Проскуров штабные машины, как Хрущева позвали к телефону. Дежурный связист стоял с трубкой в руке возле аппарата ВЧ, по которому Никита Сергеевич сейчас хотел говорить меньше всего – звонил Сам. Побледневший Хрущев взял трубку и обреченно поднес ее к уху. Сталин приказал ему немедленно провести в Киеве совещание, на котором принять основные решения по подготовке города к обороне. В Москве опасались, что противник прорвется к столице Украины. Требовалось немедленно подготовиться: восстановить боеспособность ДОТов Киевского укрепрайона, довести численность их гарнизонов до штатной, подготовить несколько линий обороны – окопы, противотанковые рвы, минные поля… что угодно. Враг столицу Украины взять не должен. За его оборону оба они – Кирпонос и Хрущев – отвечают головой. Сталин спросил, хорошо ли его слышно, Никита Сергеевич ответил утвердительно. На этом Сталин закончил разговор.

Еще сильнее побелевший Хрущев набрал Киев и попросил соединить его с М.А. Бурмистенко, который с 26 июня занял пост секретаря ЦК КП(б)У. Никита Сергеевич поручил своему заму и преемнику срочно провести совещание с главами Киевских горкома, обкома и исполнительных комитетов, с командованием ЮЗФ и комендантом города. Надо было срочно утвердить план подготовки столицы республики к обороне. В это время помощники Никиты Сергеевича уже обзванивали первых лиц города, созывая их на ночное совещание, а сам он после окончания разговора засобирался в дорогу.

30.06.1941, командир особой команды штаба ЮЗФ старший лейтенант Михаил Семенович Минакер, 33 года

До войны он работал директором Киевского асфальто-толевого завода. Для бывшего воспитанника детдома, который только дожил до возраста Христа, это была очень хорошая карьера. Однако война поломала все планы, завод закрылся, поскольку теперь асфальт и толь оказались не нужны: время строек закончилось, началось время разрушений. Впрочем, Михаил определил свою судьбу еще раньше.

Минакер находился в Москве в служебной командировке, когда из репродукторов всей стране сообщили, что Рейх напал на СССР. Уже 23 июня директор вернулся домой и подал рапорт зам. наркома строительных материалов А.Ф. Шинкареву о добровольном уходе в армию. В тот же день у него приняли завод, а на следующий день, 24 июня, военкомат Ленинского района отправил Михаила в распоряжение Начальника штаба КОВО. Здесь в течение нескольких дней собирали команду резервистов в количестве 120 человек, специалистов, большинство которых имело командирские звания. В конце концов их отправили в Тарнополь в штаб ЮЗФ для пополнения его состава. Главным над командой назначили Минакера. После долгих мытарств и стояния в пробках они наконец смогли пробраться к месту назначения. Каково же было удивление, когда оказалось, что территория военной части, на которой еще совсем недавно находился этот самый штаб, пустует – все эвакуировались в Проскуров.

В дополнение ко всем бедам, началась бомбежка. Пришлось переждать ее в укрытиях, после чего отправляться на вокзал. Но здесь творилось безумие, город эвакуировался, найти места в последних отходящих на восток эшелонах оказалось невозможно. Михаил принял решение: роте двигаться к Проскурову пешим маршем – раз есть приказ прибыть в штаб, они обязаны его выполнить.

30.06.1941, военный комендант Киева генерал-майор Михаил Львович Гориккер, 46 лет

После заседания, на котором всю ночь составлялся список мер, необходимых для обеспечения обороны Киева, Михаил Львович не находил себе места. Во исполнение директивы командующего ЮЗФ от 24 июня 1941 г. о формировании частей КиУРа, приведении его в боевую готовность и строительстве новых оборонительных рубежей – требовалось за неделю подготовить город к обороне. Но есть ли она у них, эта неделя. Из штаба фронта сообщали о множестве используемой немцами бронетехники. Эта стальная лавина катилась к Киеву, и было непонятно, чем ее останавливать.

Задача предстояла крайне сложная. Для выработки плана мероприятий вечером в республиканском ЦК партии провели совещание, на котором присутствовали командующий КОВО генерал-лейтенант В.Ф. Яковлев, бригадный комиссар Е.Е. Кащеев, секретарь республиканского ЦК И.И. Николаенко, первый секретарь горкома Т.В. Шамрыло. Вел совещание первый секретарь ЦК УССР М.А. Бурмистенко.

Решили начать боевое обучение истребительных отрядов, сформированных еще 23–25 июня городскими райкомами и партийными организациями крупных киевских предприятий. В их задачу до сегодняшнего дня входила только охрана заводов, патрулирование улиц, поимка немецких диверсантов и парашютистов. Теперь специально выделенные инструкторы из числа командиров НКВД должны были заняться подготовкой отрядов к настоящим боям с танками и пехотой противника. Заводы уже перешли или переходили на выпуск военной продукции: «Большевик» ремонтировал танки, автомобили, пулеметы, прочую технику, завод № 43 – самолеты, табачная фабрика делала патроны, на паровозовагоноремонтном заводе еще 23 июня на митинге обязались за две недели собрать ополченский бронепоезд, а через неделю-две – еще один. Для вооружения бронепоездов использовали башни от трофейных польских или отечественных пулеметных танков, зенитные орудия системы Лендера, которых много осталось на складах Пинской военной флотилии, и станковые пулеметы. Верфь «Ленинская кузница» перестраивала гражданские суда и баржи в канонерские лодки и плавучие батареи в дополнение к штатным мониторам, канлодкам и бронекатерам Пинской военной флотилии.

Заводы надо было эвакуировать. Еще 26 июня в городе создали специальную комиссию по эвакуации в тыловые районы предприятий, материально-культурных ценностей и людей. Ее возглавил второй секретарь Киевского горкома партии П.П. Шапошников. Теперь от него требовали состыковывать с железнодорожниками подачу подвижного состава на заводы и их своевременную отправку. В свою очередь парторганизации предприятий отвечали за их своевременную загрузку.

Указание эвакуировать из Киева отдельные семьи ответственных работников последовало еще 28 июня. Их предупредили, что отъезд ненадолго, всего на три месяца, в Полтавскую область, поэтому брать разрешалось только детей и легкие вещи. Ответственным за отправку был назначен зам. председателя облисполкома товарищ Бердник.

Кто-то вспомнил об артиллерийских складах, расположенных в Лысогорском форте. Их нужно было срочно вывозить из города, там еще с Гражданской войны накопилось огромное количество снарядов, бомб и вооружений – винтовок, пулеметов, артиллерии. Попадание одной бомбы – и форт, и Лысая гора, и пол-Киева в придачу превратятся в Армагеддон. В городе еще помнили, как взлетели на воздух Зверинецкие склады. А в Лысогорском форте, по документам, на сегодняшний день взрывчатки хранилось намного больше. Страшно было и подумать, что произойдет, если она рванет.

Историческая справка: Взрыв Зверинецких пороховых складов, размещенных в старых Зверинецких укреплениях Киевской крепости XIX века, произошел 6 июня 1918 года. На них в то время хранилась значительная, если не большая, часть армейских запасов немецких оккупационных сил и армии поддерживаемого ими марионеточного правительства гетмана П.П. Скоропадского. Всего произошло 15 мощных взрывов и масса мелких, грохотало несколько часов. По воспоминаниям очевидцев, стекла в домах вылетели на 10 километров вокруг, вплоть до Львовской площади, окна распахивались сами собой, дрожала земля. Половину Печерска снесло, погибло около 10 тысяч человек (точное число жертв неизвестно).

ДОТы Киевского укрепрайона требовалось срочно привести в боевое состояние. Хорошо, пулеметы с бору по сосенке можно будет собрать, заказать столярам пулеметные станки тоже не проблема, благо – они деревянные. А где взять специальное оборудование: фортификационные перископы, фильтровентиляционные установки, дизель-генераторы, телефонную аппаратуру и кабели, средства противохимической защиты? Раньше все это было, но в последние годы многое вывезли в ДОТы на новой границе. Где взять, наконец, столько пулеметчиков? Гарнизон КиУРа по штатам мирного времени едва насчитывал десятую часть необходимого количества людей. Линию обороны нужно было срочно укрепить артиллерией. Киевский укрепрайон начали строить одним из первых, еще в далеком 1929 году, тогда никто не думал, что в будущей войне основным средством прорыва обороны станет бронетехника. Поэтому артиллерийских сооружений в КиУРе построили крайне мало, всего три орудийных полукапонира и еще 26 легких бетонированных сооружений типа ТАУТ, рассчитанных на установку одного капонирного орудия каждый. Этого было явно недостаточно и в дополнение к ДОТам линию обороны решили укрепить ДзОТами, а также закопанными в землю списанными легкими танками МС-1 и танкетками Т-37А и Т-38.

С запада, северо-запада и севера город надежно прикрывала река Ирпень и ее широкая, шириной в километр, пойма. Еще в 1933 году реку запрудили, перегородив тремя дамбами. Но в результате нескольких половодий, самое сильное из которых произошло в 1935 году, дамбы размыло. Восстановили только одну, возле самого места впадения Ирпеня в Днепр севернее Киева, в районе села Демидов. Теперь ее требовалось взорвать. Ожидалось, что вода из Ирпенского водохранилища стечет, и оно превратится в километровой ширины полосу грязи, которую ни одна бронетехника не сможет преодолеть. С пехотой же спокойно справятся пулеметные ДОТы КиУРа, цепочка которых тянется вдоль Ирпеня до самого Днепра. Южнее Белогородки Ирпень «уходил» от города, и с этого направления природные водные преграды преодолеть противнику было бы проще. Именно здесь в первую очередь требовалось усилить линию обороны инженерными сооружениями: противотанковыми рвами, эскарпами, минными полями.

В городе и пригородах на земляные работы планировалось мобилизовать все свободное гражданское население. Ответственным за это назначили секретаря Киевского горкома КП(б)У по кадрам К.Ф. Москальца. Всю оборонительную линию разбили на 9 участков и распределили между районами города. Работы на каждом участке должны были возглавить вторые секретари районов и председатели райсоветов, им предстояло доставить людей, обеспечить их инструментами, материалами и питанием. Следить за порядком выполнения работ обязали военных инженеров.

Для работ сразу потребовалось огромное количество шанцевого инструмента – 100 тысяч лопат, 50 тысяч кирок, 50 тысяч разрыхлителей, пил, топоров. Их нужно было собрать у организаций и населения города и пригородов, изготовить на заводах «Ленинская кузня», им. Сталина, «Большевике» и «Арсенале». В секторах обстрелов ДОТов и ДзОТов надо было снять лишний грунт, вырубить деревья и кустарники – десятки, сотни тысяч кубометров грунта и сотни гектаров вырубки. Вспомнили о двух траншейных экскаваторах, которые стояли без дела на заводе «Красный экскаватор». Их решили срочно пустить в ход.

На линии будущей обороны вопросами возведения технических сооружений – минных полей, проволочных и электрических заграждений, – должны были заниматься отдельные саперные подразделения, поэтому на совещании приняли решение сформировать 409-й отдельный саперный батальон, 270-ю отдельную роту связи и 52-ю электротехническую роту.

На танкоопасных направлениях деревья следовало рубить так, чтобы над землей оставались торчать метровые пни – природные надолбы. На строительных комбинатах нужно было наладить производство железобетонных надолбов, легко устанавливаемых железобетонных огневых пулеметных точек – ЖбОТов. Саперному батальону предстояло натянуть десятки километров заграждений из колючей проволоки, а электротехникам – электрифицированных проволочных заграждений. Для борьбы с танками планировалось создавать и такие препятствия, как огневые валы. Они должны были представлять собой огромные длинные «скирды» горючих материалов, пропитанных легковоспламеняющимися составами, которые бойцы химрот могли поджечь при приближении вражеских танков, чтобы те, пытаясь объехать опасное препятствие, попадали на минные поля или же подставляли бы свои борта под огонь противотанковой артиллерии. Да, минные поля тоже еще предстояло создать.

Начальник инженерной службы майор М.Д. Чукарев заметил, что в его распоряжении нет нужного количества мин, в первую очередь – противопехотных. Бурмистенко пообещал, что они попробуют «выбить» мины и взрывчатку, необходимую для их изготовления, у Москвы.

Непосредственно от Гориккера требовалось заняться подготовкой третьей линии обороны, идущей по окраине Киева, и подготовить сам город к уличным боям. Сюда входило создание баррикад, их усиление артиллерией, пулеметами и инженерными сооружениями с упором на противотанковые, распределение зон ответственности между различными ополченскими батальонами. Танкотехническое училище и так делало все, что только возможно: еще до начала войны сократили срок обучения курсантов, сделав учебный курс максимально интенсивным, с началом войны ускоренно выпустили всех, кого только можно, создали передвижной ремонтно-технический батальон и отправили на фронт. Курсанты патрулировали улицы и нередко задерживали диверсантов и предателей, которые ночью при помощи фонариков наводили вражеские бомбардировщики на цели. Иногда патрульным даже приходилась вступать в перестрелки, появились первые убитые и раненые. Теперь на курсантов и самого генерала ложилась дополнительная нагрузка.

Но главное, чем было пропитано все совещание, – это борьбой с немецкими танками. Первые дни войны породили такое распространенное явление, как танкобоязнь. В то время она существовала одновременно с автоматчикобоязнью, парашютистобоязнью и повальной шпиономанией. Но если последние явления довольно быстро сошли на нет, то танкобоязнь в той или иной форме существовала вплоть до самого конца войны. Вот и сейчас, шла ли речь о земляных работах, ДОТах, ополчении и партизанах, все сводилось к одному – необходимо выбивать у немцев танки, поставить перед ними неодолимое препятствие. Выбивать танки, уничтожать танки, останавливать танки… А кто в Киеве главный специалист по танкам? Конечно же, начальник Киевского танкотехнического училища и по совместительству комендант города Михаил Львович Гориккер. Ну что, начальник, как будем танки останавливать? Хороший такой вопрос… А кто его знает как! Гориккер мог бы ответить, что, дескать, вон сколько мехкорпусов было, и вы успеха не добились, а теперь ждете чуда от меня? Однако промолчал.