Текст книги "«Киев бомбили…». Оборона столицы Советской Украины"

26.06.1941, командующий 16-й армией генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин, 49 лет

Генерал ехал в «эмке» из Староконстантинова (там расположился штаб его прибывающей из Забайкалья армии) в Шепетовку вместе с армейским интендантом 1-го ранга П.П. Маланкиным и старшим политруком А.И. Батмановым. Лукину сообщили, что на Шепетовский железнодорожный узел начали поступать первые эшелоны 17-й танковой дивизии полковника И.П. Корчагина. Генерал намеревался лично удостовериться, что выгрузка проходит нормально. Еще со времен Первой мировой Михаил Федорович приучил себя не доверять чужим докладам и как можно чаще лично проверять, как идут дела. Это и подчиненных дисциплинирует, и уменьшает вероятность ошибки при принятии решений. Каково же было удивление генерала, когда он обнаружил, что подразделения дивизии не только не выгружаются, а, наоборот, грузятся в вагоны. В ответ на вопрос, кто распорядился о таком безобразии, его направили к военному коменданту станции Шепетовка.

Вне себя от того, что какой-то заштатный комендантишка посмел распоряжаться вверенной ему частью, Лукин бросился на розыски. Пока командарм и сопровождавшие его командиры шагали от эшелонов к зданию вокзала, они обнаружили, что пути забиты составами. Всюду толпились тысячи беженцев, вестибюль вокзала и залы ожидания были до отказа заполнены чего-то ждущими командирами Красной Армии. Здесь же кучковались группы мобилизованных, которым не достались вагоны и машины для дальнейшей отправки на фронт. Через все эти толпы галдящего, молчащего, сидящего на баулах, плюющего, лузгающего семечки и просто хаотично перемещающегося народа генерал с трудом протолкался в кабинет коменданта.

Тот оказался на месте. Сутулый, немолодой, с землистого цвета усталым лицом человек в звании капитана, несмотря на ярость Лукина, несказанно обрадовался его появлению. Комендант сообщил, что сегодня Генеральным штабом отдан приказ о передислокации 16-й армии с территории Украины в Белоруссию, под Оршу. Из-за плохо налаженной связи отыскать Лукина из Москвы по армейским каналам не удалось, так что пришлось подключить возможности Управления железнодорожных сообщений Генштаба. Всем комендантам железнодорожных станций, через которые проходят эшелоны с подразделениями 16-й армии, было приказано тут же их перенаправлять к новым местам назначения. Для частей, которые уже успели выгрузиться, предписывалось срочно подать эшелоны, обеспечить быструю погрузку и отправку. Армия выводилась из состава Юго-Западного фронта и переподчинялась командованию Западного.

Лукин снял фуражку, вытер платком пот со лба, затем задумчиво протер и внутреннюю часть тульи. Он понял, что, как ни тяжела ситуация на Украине, но в Белоруссии, видимо, дела обстоят еще хуже. Он начал расспрашивать коменданта, почему пути забиты составами, почему на станции так много командиров и мобилизованных, которых никуда не отправляют. Капитан начал объяснять, что здесь, в Шепетовке, создана огромная складская база КОВО. На ней хранятся сотни тысяч снарядов, комплектов обмундирования, миллионы патронов, тысячи тонн продовольствия. Возник транспортный коллапс, с запада ехали составы и грузовики за снаряжением, к ним добавлялся транспорт с беженцами и ранеными, а на запад шли эшелоны со свежими частями и мобилизованными. Станция просто не выдерживала нагрузки. Командиры же и мобилизованные, скопившиеся в здании вокзала, просто не знали, куда им ехать. Им не отдано никаких распоряжений, обстановка на фронте неизвестна, что делать – непонятно.

Капитан предложил Лукину занять комнату помощника начальника станции, там был телефон, связь – самая необходимая для штаба вещь. Генерал от такой любезности не отказался. Штаб 16-й армии было решено перенести сюда же, в здание вокзала.

И тут прогремел взрыв. Это начался вражеский авианалет. Следующие несколько минут были наполнены разрывами бомб, канонадой зенитной артиллерии и грохотом стрелкового оружия, звоном бьющихся стекол. После того, как налет закончился, Лукин и остальные присутствовавшие с удивлением обнаружили, что стрельба не прекращается, она переместилась в центр города. Маланкин побежал в вестибюль вокзала, чтобы мобилизовать на прочесывание улиц находившихся там командиров.

Тем временем отовсюду начали поступать доклады о результатах бомбежки. Удары в основном наносились по путям, эшелонам и пристанционным постройкам. Склады не пострадали.

Вскоре бой закончился, и перед генералом предстали семнадцать помятых и израненных пленных. Они сознались, что принадлежат к Организации украинских националистов, а бомбардировка была сигналом к вооруженному выступлению. Они надеялись поднять в городе восстание. После диверсанты признались, что были заброшены Абвером в тыл Красной Армии заранее с заданием при первом же приближении немецких войск к Шепетовке захватить армейские склады и удерживать их до подхода подразделений вермахта. Стало понятно, почему бомбардировщики не бомбили склады. Немцы рассчитывали захватить их целехонькими, со всем имуществом. Раз так, то они явно уже недалеко и рассчитывают вскоре быть здесь. Требовалось срочно что-то предпринять. Лукин приказал Маланкину начать формирование из застрявших в Шепетовке военных новых армейских подразделений. Он также отдал коменданту распоряжение в кратчайший срок собрать у себя в кабинете начальников всех складов.

26.06.1941, секретарь ЦК ВКП(б) Украины Никита Сергеевич Хрущев, 47 лет

Вечером из управления комиссара госбезопасности Украины Павла Мешика в Тарнополь прибыл нарочный со специальными сообщениями от 23, 24 и 25 июня, в которых содержались результаты выборочной прослушки отдельных киевлян за прошедшие дни. Немецкое нападение вызвало массу разговоров, обсуждений и кривотолков, и теперь Хрущев с любопытством просматривал пухлую аннотацию наговоренного киевлянами. Он удивлялся про себя, как до сих пор, после стольких лет репрессий, люди могут быть настолько легкомысленными, произнося такое вслух. Да о подобном даже думать надо с оглядкой, не то что говорить.

Вот, например… один оперный певчишка. Хрущев слушал его в местной опере, ничего выдающегося, но голос есть… Как его? Михаил Донец. Он здесь, в Киеве, пел еще при царе и пользовался у публики определенным успехом. Вот как можно было сказать: «Это мы ее (Германию) спровоцировали, хотя к войне не готовы. Правительство наше вело захватническую политику “освобождения братьев” Западной Украины и других»? Антисоветские философствования прервал звонок с республиканского радио, где предложили выступить 23 июня. Певец дал согласие, а затем бросил со злостью трубку, похабно выругался (в документе стояло, как именно) и сказал: «Когда вы пропадете!» Хрущев хмыкнул и обвел красным карандашом его фамилию, это означало, что 1941 год Михаил Донец уже не переживет.

«Мы окружены со всех сторон Германией. Гитлер все это сделал со специальной целью. Наша техника по сравнению с гитлеровской – ничто. Эта война нам совершенно не нужна. Наше правительство должно было оттянуть войну, чтобы укрепиться, а так, пропустив немецкие самолеты на Киев, видно, как мы готовы к войне», – фамилия работника педшколы Маркмана также оказалась обведенной карандашом.

А вот еще один, Хрущев внимательно прочитал: «Кричат – победа, победа, но о победе можно будет говорить и судить после того, кто первый будет на чужой территории». Это кто у нас такой умный? Артист Еврейского театра Лейпцигер? И его отметим.

«Отличился» и старый петлюровец, худрук Киевской киностудии Александр Довженко. «Дела очень плохи, немцы вторглись стальной колонной вглубь нашей территории и прошли уже Ровно»… Хрущев хмыкнул, уже и Ровно сдал – режиссеришка. Но его очень ценит Сам, Довженко трогать нельзя.

Затем Хрущев начал читать положительные высказывания. О, вот как надо! Работник обкома партии Цыпин: «Жертв будет много, но, несмотря ни на что, Гитлер будет разбит, наша армия всегда победит».

Наконец Хрущев отложил записи прослушки и задумался. Ситуация на фронте складывалась исключительно тяжелая. В первые дни в штабе фронта вообще не могли понять, что происходит, куда направлять войска, чтобы парировать немецкие удары. Попытки начальника штаба Юго-Западного фронта генерала М.А. Пуркаева убедить командование не втягиваться сразу же в приграничное сражение, а отступать к линии старой границы, Жуков вечером 22 июня отверг. Командование было настроено категорично – только контратаковать, и не потом, а немедленно.

Да. «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги», – подумал Хрущев. Выдвинуться к границе одновременно мехкорпусам не удалось. Соединения подходили к противнику по очереди, без артиллерии, силами одной, от силы двух дивизий, получали «по зубам» и откатывались назад с большими потерями.

«А может, прав был Пуркаев, – подумал Хрущев, – чего ради было бежать вперед, чтобы получить в морду? Собрались бы, подождали бы, пока враг сам к нам приедет, измотанный, запыхавшийся. И тогда еще вопрос, кто кому наваляет. А так… э-э-эх». Хрущев досадливо махнул рукой: «Пуркаев, Пуркаев!» Вроде бы светлая голова, умница, а тоже сегодня начудил. Нашло что-то сегодня на генерала, как только Жуков покинул штаб, они с Кирпоносом решили несанкционированно перенести его в Проскуров. С перепугу им почудилось, что немцы приближаются к Тарнополю. А началось все с того, что начальник 3-го отдела штаба фронта майор госбезопасности Николай Алексеевич Якунчиков обнаружил, как солдаты грузят в мобилизованные грузовики документы и имущество штаба. Руководили погрузкой начальник отдела интендантской службы фронта генерал-майор Ковалев и начальник отдела снабжения горючим Н.Е. Алексеев. Они не придумали ничего лучше, чем мобилизовать для переезда 100 грузовиков, предназначавшихся 15-му мехкорпусу, который сейчас дрался в районе Радзехува. Об этом распорядился заместитель начальника штаба по тылу генерал-майор И.И. Трутко.

Якунчиков потребовал прекратить погрузку, пригрозив всем крупными неприятностями, и отправился за разъяснениями к Хрущеву. Тот сказал, что совершенно не в курсе происходящего, и тут же набрал Пуркаева. По телефону Никита Сергеевич сделал начштабу фронта нагоняй за проявленную готовность бежать без оглядки при первой же (и, скорее всего, надуманной) опасности. Машины разгрузили, инцидент в результате был исчерпан. Но Хрущев знал, что въедливый энкавэдэшник все равно пошлет в Москву отчет о произошедшем. Хоть особистов и передали в ведение армии, замашки у них остались старые, чекистские. Чем этот рапорт обернется для неосторожных генералов, теперь один бог ведает. Хоть вроде и грешок невелик, ну не работал штаб час-другой… И то, как не работал? Оперативники информацию собирали, приказы в армии передавали, начальник оперуправления полковник И.Х. Баграмян в этом отношении молодец… Машины 15-му мехкорпусу вернули… Но Москву такие объяснения могли и не устроить.

15-й мехкорпус… Хрущев непроизвольно вздрогнул, вспомнив о страшном случае, про который ему рассказал Баграмян. Сегодня чуть было не похоронили заживо командира этого самого корпуса генерал-майора И.И. Карпезо. Впрочем, именно, похоронили. Бездыханное тело генерала нашли после налета на штаб. Жара стояла страшная, поэтому решили с погребением не тянуть: тут же выкопали могилу, сколотили на скорую руку гроб, обили его кумачом, сказали на прощание пару слов и зарыли, после чего стрелки штабной охраны произвели троекратный салют. Все как положено.

Вскоре в штаб из поездки вернулся бригадный комиссар Иван Васильевич Лутай – боевой товарищ Карпезо еще по Гражданской войне. Комиссар посидел рядом с могильным холмиком, затем решительно поднялся и потребовал, чтобы комкора выкопали обратно. Все оторопели. Но Лутай не шутил, он достал из кобуры пистолет и под угрозой расстрела потребовал немедленно выполнить приказ. В первые дни войны политработники еще не были уравнены в правах с командирами, но ослушаться их никому и в голову не пришло бы. Несмотря на всю чудовищность ситуации, могилу разрыли, открыли гроб. Лутай, не сдерживая рыданий, бросился товарищу на грудь. Все присутствующие старались не смотреть в его сторону. Вдруг Лутай обернулся и заорал, чтобы срочно бежали за врачом – руки у «погибшего» генерала были теплыми, значит, он еще жив. Сложно передать весь ужас, охвативший штаб корпуса, когда выяснилось, что Карпезо действительно не погиб…

Историческая справка: После нескольких проведенных в госпитале месяцев генерал Карпезо залечил полученную им тяжелую контузию, вернулся в армию, прошел всю войну и прожил долгую счастливую жизнь. Лутай, который стал Членом Военного Совета 37-й армии, погиб в Киевском котле в сентябре 1941 года, поднимая бойцов в контратаку.

Почти одновременно Хрущеву позвонили из Киева и рассказали историю о чуть не похороненном заживо рабочем с завода «Большевик». Того, правда, хоть не закопали, откачали рядом с гробом. А сколько других несчастных сейчас заживо хоронят вдоль всей линии фронта? Хрущева опять передернуло. Ему почему-то вспомнились байки о царапинах, якобы найденных на внутренней стороне крышки гроба Гоголя при его эксгумации. Никита Сергеевич чертыхнулся, раздосадованный тем, что ему лезут в голову всякие мысли, и начал читать очередное донесение Сергиенко. В нем рассказывалось про директора авиазавода № 43, который при первых разрывах вражеских бомб бросил предприятие, подчиненных и сбежал на левый берег Днепра в персональной автомашине ЗиС-101. Хрущев злобно ухмыльнулся и склонился над бумагами. Впереди была еще одна бессонная ночь. А директора завода ждали очень крупные неприятности.

26.06.1941, командующий 16-й армией генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин, 49 лет

Шел пятый вечер войны… Генерал склонился над картой. Он работал в своем штабе – комнате, «отнятой» у заместителя начальника станции, и анализировал сложившуюся в Шепетовке ситуацию. 17-ю тд Лукин отправил в Белоруссию. Из Староконстантинова в это время «правая рука» Лукина, член военного совета 16-й армии А.А. Лобачев грузил и отправлял 57-ю тд полковника В.А. Мишулина. Информации о положении на фронте у Михаила Федоровича было крайне мало. Он знал, что противник взял Дубно. Оттуда на восток к Житомиру вели два пути: один – через Ровно на Новоград-Волынский, второй – южный, более длинный, – через Здолбунов, Острог, Шепетовку и Чуднов. Но если Ровенское направление было прикрыто 9 и 19-м мк 5-й армии, то в районе Здолбунова оборону держал только практически разгромленный 36-й ск. Именно солдат из его подразделений больше всего задерживали и направляли на переформирование заградотряды, сформированные Маланкиным. Генерал не знал общей ситуации, но понимал, что, если так пойдет дальше, противника можно вскоре ожидать у Острога, а затем – и у Шепетовки. И войск здесь, кроме еще не успевших убыть подразделений 16-й армии, не было. Требовалось срочно выставить заслон, чтобы не дать противнику захватить Шепетовку. Кроме того, следовало немедленно наладить связь со штабом фронта, который находится в Тарнополе, и решить, что делать с военным имуществом, которое не удастся вывезти.

Лукин приказал интендантам подсчитать количество вагонов, необходимых для эвакуации складского имущества. Цифры получились просто астрономические. Найти единовременно такое количество подвижного состава не получилось бы и в мирное время. Можно было несколько разгрузить склады, выдав боеприпасы и необходимое имущество представителям частей, которых в Шепетовке вместе с грузовым транспортом скопилось очень много. Но у подавляющего большинства из них не было на руках правильно оформленных чековых требований. Тогда Лукин, под свою ответственность, приказал коменданту заполнить пустые бланки нарядов на выдачу имущества и раздать их начальникам складов, чтобы те могли отгружать снаряды, патроны и прочее всем обратившимся. Генерал серьезно рисковал, что с него за такое самоуправство потом спросят, но в сложившейся ситуации другого выхода не было.

В местном военкомате, который провел мобилизацию гражданского автотранспорта, скопилось 250 грузовиков. Их забрали, чтобы возить снаряды и солдат к передовой. Из командиров и застрявших на шепетовском вокзале мобилизованных, начали формировать боевые подразделения, в первую очередь – заградительные отряды. Кто-то обратил внимание генерала на огромное количество отступавших через Шепетовку солдат и небольших групп из разбитых немцами частей. Через город даже следовали орудия с обслугой и командирами, но, как правило, без боеприпасов. Заградотрядам было приказано всех останавливать и направлять на переформирование. Кроме того, Лукин распорядился тормозить и конфисковывать весь гражданский автотранспорт, который вез беженцев из западных областей и эвакуируемое имущество. Почти сразу же сплошным потоком потянулись толпы жалобщиков, но он их решительно заворачивал, ссылаясь на то, что нужды армии имеют первостепенную важность, а вскоре и вовсе запретил к себе пускать.

Из тяжелых раздумий генерала вывел телефонный звонок. На том конце линии оказался командир 55-го полка железнодорожных войск НКВД майор И.И. Капранов. Майор сообщил, что одно из его подразделений, обороняющее мосты через реку Горынь, разгромило немецкий разведывательный отряд мотоциклистов. Взят пленный. Тот на допросе показал, что немцы захватили Здолбунов и походными порядками движутся к Острогу. Гарнизон, охраняющий железнодорожный мост у станции Могиляны, уже ведет неравный бой. Нужно или выслать подкрепление, или отдать приказ взрывать мост, потому что долго его удерживать не получится.

Лукин внезапно осознал, что на пути немецких дивизий к Киеву остались только подразделения его армии, которые еще не успели отправиться в Белоруссию. А было их совсем негусто: половина 109-й мсд – один «целый» 381-й сп плюс 2-й батальон 602-го сп, два танковых батальона, артиллерийский полк, противотанковый полк, разведбат да медсанбат. 109-я дивизия как раз пешим порядком прибывала в Шепетовку из Бердичева, совершив многодневный 120-километровый марш, грузилась в эшелоны и отправлялась под Оршу. То, что уже уехало, вернуть было невозможно. В Староконстантинове еще шла погрузка 114-го тп 57-й тд. Его можно было выгрузить, перебросить своим ходом в Шепетовку, здесь заправить и отправить к Острогу. Но самое раннее, когда полк смог бы вступить в бой, это к вечеру завтрашнего дня, а противник уже приближается к городу.

Техническая справка: На танках Т-26, производившихся до 1939 года, устанавливался один топливный бак емкостью 182 литра. Запас хода таких машин составлял 70–80 километров. С 1939 года начали устанавливать два бака емкостью 110 и 180 литров. Такие машины на одной заправке проходили 150–170 километров. В 114-м ТП были танки разных модификаций (даже пулеметные двухбашенные машины). С учетом того, что от Староконстантинова до Острога полку предстояло преодолеть чуть более 100 километров, прежде чем бросать их в бой, танки требовалось заправить в Шепетовке на местных базах.

Что же делать – импровизировать, пробуя остановить немцев теми силами, что есть, или продолжать исполнение приказа об отправке? Но тогда уже ничто не сможет сдержать 1-ю танковую группу Клейста, которая рвется к Киеву. Кроме того, в руки противника попадут шепетовские склады. А как будет воевать фронт без снарядов, патронов, топлива, еды и обмундирования? Нет, надо сражаться. Лукин тут же распорядился прекратить погрузку оставшихся подразделений. Противника требовалось остановить во что бы то ни стало.

Здесь и сейчас. Для этого в Острог на мобилизованных грузовиках отправили 173-й разведывательный батальон капитана И.Ш. Юлборисова.

27.06.1941, начальник оперативного управления ЮЗФ полковник И.Х. Баграмян, 43 года

Контрнаступление мехкорпусов фронта, начатое 26 июня, опять провалилось, несмотря на хорошее начало. 43-я тд 19-го мк разгромила передовые танковые части 13-й тд немцев. Противник отступил в захваченный накануне город Дубно, но успел подорвать мост через речку Икву, и наступление захлебнулось. По той же причине остановилось движение 20-й тд 9-го мк.

8-й мк генерал-лейтенанта Д.И. Рябышева тоже не преуспел. 12-я и 34-я тд под командованием генерал-майора Т.А. Мишанина и полковника И.В. Васильева смогли продавить немецкие порядки, овладели городком Лешнево, где захватили богатые трофеи, дошли до Берестечко, но прорваться дальше не смогли.

15-й мк поддержать контратаку не смог. Немецкая разведка «нащупала» расположение штаба корпуса и подвергла его ожесточенной бомбардировке, которая на несколько часов парализовала всю работу. Командующий корпусом генерал-майор Карпезо получил тяжелое ранение. 8-я тд, переданная корпусу из состава 4-го мк, начала подходить в район Буска, но ввести в бой ее сегодня не успели.

Вечером, когда Иван Христофорович докладывал командованию обстановку на фронте, он еще не знал, что на самом деле ситуация еще хуже – немецкая группа полковника Ангерна из 11-й танковой дивизии прорвалась южнее Ровно через порядки 36-го ск и вышла к Острогу.

Он докладывал о сложностях, с которыми приходилось сталкиваться нашим танковым дивизиям, наступавшим без авиационного, зенитного и артиллерийского прикрытия, без передышек и подготовки. Значительная часть техники отставала из-за многочисленных поломок и не принимала участия в боях. Несопоставимые скоростные характеристики разнотипных советских танков заставляли командиров полков изначально делить и дробить свои силы в попытках выполнить приказы командования о непрерывных контратаках.

Наконец, только к 26 июня стало ясно, что никакого немецкого наступления со стороны Бреста, которое «выявила» авиаразведка, нет и ничто не угрожает правому флангу 5-й армии. А вот на луцко-ровенском и радзехувско-бродском направлениях обстановка сложилась угрожающая. Воспользовавшись тем, что Юго-Западный фронт израсходовал здесь свои резервы в поспешных маршах и контратаках, противник грозил опрокинуть наши войска и на их «плечах» продвинуться дальше.

Начштаба опять предложил вернуться к своему первоначальному плану, правда, несколько видоизмененному ввиду того, что 31-й, 36-й и 37-й стрелковые корпуса за прошедшие четыре дня успели подтянуться к театру боевых действий. Его мысль сводилась к тому, чтобы закрепиться по линиям рек Стырь и Стоход и местечек Дубно, Кременец и Золочев. Потрепанные мехкорпуса отвести за эту линию, чтобы привести в порядок, пополнить техникой и людьми, и уже после этого через три-четыре дня контратаковать противника.

В отличие от первого дня войны, на этот раз М.И. Кирпонос прислушался к мнению своего начштаба. Готовить общий боевой приказ было некогда, поэтому в части поехали представители штаба фронта. В этот же день был отдан приказ о приведении в порядок укрепрайонов на старой границе и Киевского укрепрайона. Иван Христофорович, который от усталости еле держался на ногах, удостоверился, что все приказы в войска отправлены вместе с представителями и телефонограмма о новом решении Верховного совета передана в Москву. Только тогда Баграмян повалился спать. Но отдохнуть как следует ему не дали. Уже через несколько часов оперативный дежурный тряс его за плечо, стараясь разбудить, – Баграмяна срочно вызывали к аппарату Бодо для прямой связи с Москвой.

Ставку не устраивало решение командования фронтом. Отход строго-настрого запрещался, Москва требовала продолжать наносить контрудары – ни дня покоя агрессору! Когда Иван Христофорович доложил об этом сонному Кирпоносу, тот лишь чертыхнулся и начал одеваться. Он потребовал связать его с Москвой, доложить о случившемся начальнику штаба и начинать готовить приказы о прекращении отхода. Пока Баграмян и Пуркаев выполняли это последнее распоряжение, Кирпонос успел переговорить с Москвой и вернулся от телеграфистов. Невыспавшийся и угрюмый, он молча подписал все бумаги.

Одним лишь изменением приказа напасти этой ночи не закончились. Вскоре взволнованный начальник разведки штаба фронта полковник Г.И. Бондарев доложил командующему, что подразделения 11-й тд вермахта прорвались к Острогу, отбросив застигнутые на марше правофланговые части 36-го ск. Кроме 16-й армии генерал-лейтенанта М.Ф. Лукина, которая спешно грузилась и отправлялась эшелонами из Шепетовки в район Смоленска, других сил здесь не имелось. Связь с Лукиным отсутствовала, и Кирпонос потребовал от Ивана Христофоровича, чтобы тот немедленно связался с тем через железнодорожный узел Шепетовки или через Киев и передал приказ немедленно организовать оборону города. Для верности в Шепетовку тут же отправили представителя штаба, чтобы он на месте обрисовал командующему 16-й армией обстановку. В разговор вмешался Хрущев, который пообещал связаться с Москвой и договориться о задержке Лукина и части его армии.

Командующий фронтом тут же поставил новые задачи для командующих 8-м и 15-м мк. Первому предписывалось к 2 часам ночи 28 июня сосредоточиться в районе Бродов и в 4 часа утра следующего дня начать общее наступление всеми силами корпуса на Дубно. 15-й корпус должен был атаковать Берестечко. Представителями штаба фронта в корпуса поехали начальник политического управления фронта бригадный комиссар А.И. Михайлов и начальник отдела боевой подготовки комбриг Н.С. Петухов. Несколько часов спустя вслед за ними отправился и Член Военного Совета корпусной комиссар Н.Н. Вашугин.