Текст книги "Метаморфозы. Новая история философии"

Философия науки как критика науки

Ближе к концу своей философской карьеры (особенно в «Сейрисе») Беркли стал воспринимать своё философствование просто как часть обширной, продолжающейся беседы, в которой участвуют философы, мифотворцы, поэты и мудрецы разных эпох. Он сконструировал «Сейрис» в такой полифонической манере, чтобы дать достаточно места для проявления благородным фигурам прошлого (например, Орфею, Пармениду, Платону, Гермесу Трисмегисту, Марсилио Фичино и многим другим), а потому представлял свою роль в книге не столько как автора, но скромного модератора и «гармонизатора», человека, чьё присутствие не сразу заметно, но именно оно делает возможным и видимым присутствие других. Это очень похоже на энциклопедистов и работу редактора или издателя. Одновременно напомним о том, что характерной чертой «аутичного» способа повествования является включение в него чрезмерного количества цитат из других авторов, в первую очередь из-за трудностей для автора построения собственного связного повествования.

Но ещё более важно помнить основной посыл энциклопедизма как «сердцевины» Просвещения, зарождавшегося как раз во времена активной интеллектуальной деятельности Беркли, а именно – его выступление против науки как «натуралистической теологии». Казалось бы, говорили энциклопедисты всем свои творчеством, человечество только-только начинает выбираться из-под «мрачного беспросветного догматизма», который охватил религию, а через неё и всё общество, а на смену ему тут же может прийти другой, не религиозный догматизм, просто переодевшийся из религиозных одеяний в научные! Как до сей поры люди слепо верили религии, так отныне они будут слепо верить науке? В таком случае поменяется только одежда, а суть останется прежней! Так же и Джордж Беркли вошёл в историю мысли как, пожалуй, первый философ, который писал сразу вслед за великими научными достижениями того же И. Ньютона, У. Гарвея и Р. Бойля, и на этом первом гребне успехов науки открыто выступил как её критик.

Современная для Беркли наука была ещё очень молода. В наши дни многие психологи считают, что младенцы являются солипсистами. Например, Жан Пиаже (1896–1980) предположил, что дети проходят определённые этапы развития, в том числе «эгоцентрический» период, в течение которого ребёнок может видеть других только со своей собственной точки зрения и не способен принимать во внимание другого человека и его точку зрения. И Беркли, который по праву считается в том числе одним из основоположников психологии, совершенно неожиданно и беспрецедентно для того времени выдвинул крайне необычную претензию этому громкому и претенциозному младенцу: «Эй, Наука, ты ничего не перепутала? Ты всего лишь солипсист, а пытаешься всем подать свою позицию, свою картину мира как единственно верную и реальную!». Другие формы сознания тоже прошли через эту стадию развития. Она неизбежна. Самое главное – не застрять в ней навсегда. И тут науке есть много чему поучиться у религии и даже обыденного сознания. Науке нужно выйти из стадии гетерономии!

Слишком часто самого Беркли обвиняют в «субъективном идеализме», «имматериализме», «солипсизме». Но важно понимать, о чём у него идет речь. Его солипсист – это Наука. Его формула «Быть = быть воспринимаемым» необходимо дополнить субъектом – «воспринимаемым Наукой». Ведь это и есть позиция всей современной науки[34]34
  Стоит обратить внимание, что изначальная гипотеза Лео Каннера о том, что аутизм порождает вакциной, которая вызывает сегодня столько споров, собственно является повторением того же самого тезиса о том, что аутизм порождается в конечном счёте наукой, прямо или косвенно.


[Закрыть]. Для Науки существует только то, что она воспринимает. Открыв «сознание» природы, мы закрываем собственное. Вот так вот, Лейбниц!

На первый взгляд, такая трактовка берклианства является контр-интуитивной, поскольку мы привыкли как раз «идеализм» обвинять в солипсизме и аутизме. Но в том то и корень проблемы, что материализм и идеализм обвиняют друг друга в аутизме! Любопытно, что «солипсизм» с самого начала, то есть ещё самим Беркли, используется как средство для борьбы с самим солипсизмом, который у него суть синоним «материализма».

В отношении Беркли работает «эффект Манделы». Это когда у огромного числа людей воспоминания о чём-либо, противоречащие реальным фактам, – либо из-за модификации в процессе воспоминания, либо вследствие изначально ошибочного восприятия – полностью совпадают. Это феномен ложной коллективной памяти. Все уверены, что это Беркли – главный в истории философии «субъективный идеалист», даже «солипсист». Тогда как в действительности он – главный критик такого подхода!

Обвинение Д. Беркли в «солипсизме» – это элементарное нарушение законов логики, когда из более позднего события выводится более раннее, а также происходит общее перевёртывание причинно-следственной зависимости. В этом заключается главная опасность науки – в том, что отношение между Человеком и Вселенной начинает в точности повторять отношение, при котором за причину жары или холода принимают расширение ртути в стеклянном столбике термометра.

Наука, словно человек с ориентацией «иметь» относится к миру, как хозяин к собственности, к своему имуществу. Он и она (наука) хотят всё, в том числе и самих себя, сделать своей собственностью. Это и есть солипсизм!

Таким образом, трагедия Джорджа Беркли заключается в том, что его поняли чуть ли не прямо противоположно тому, что он хотел сказать и сделать. Примерно как Фридрих Ницше, который с чем боролся (с «последними людьми»), на то и напоролся (обвинения в нацизме, трансгуманизме и т. п.).

Для Беркли мир – это язык, на котором Бог говорит с нашим духом. Тем самым он доводит классическую идею «самосознания» до предела и показывает, что она оборачивается своей противоположностью – безумием. В этом смысле его можно назвать первым «неоклассиком». Беркли – первый философ XX века.

Когда Жан Боден и его современники в конце XVI века, а также их последователи анализировали «абсолютную монархию», то хотели понять потенциальные границы индивидуального сознания и самосознания. До каких пределов они могут дойти и что мы получим в результате этого? Это было продолжением религиозных идей, так как «максимумом сознания» является Бог. Соответственно, «абсолютный монарх» – наместник Бога на Земле. Но в итоге историческое и логическое развитие этой идеи привело к идее «отчуждения» этого самого сознания от самосознания у Канта, Фихте, Гегеля, Шеллинга и Маркса, сознания от бессознательного у Фрейда и т. д. Выявился парадокс: чем больше сознания, тем его меньше! Наука была основным выражением этого движения. Ну где, как не в науке мы имеем с самой высокой, концентрированной степенью самосознательной деятельности? Разве как раз не этим отличается учёный от обывателя? Вот почему тот же С. Фуллер всё время повторяет, что наука – это современная религия. Это основная идея позитивизма: заменить Бога на Истину, оставив нетронутой общую Структуру. Но всё больше выясняется, что за последней есть ещё и Пост-Структуры…

Проблема в том, что «иметь» и «потреблять» есть самая архаичная форма обладания. Так, младенец на начальных ступенях своего развития выражает свои предпочтения различным предметам тем, что тащит их в рот. Эта чисто примитивная форма обладания, которая характерна для периода, когда физическое развитие ребёнка ещё не позволяет ему осуществлять другие формы контроля над собственностью. Сходная ситуация наблюдается и во многих разновидностях каннибализма. Потребитель – это тот, кто застрял в младенчестве, неустанно требуя соски. Это с очевидностью подтверждают такие патологические явления, как алкоголизм и наркомания. Э. Фромм называет это, в традиции психоанализа, «анальным типом личности», которая именно из-за маниакальной сосредоточенности исключительно на потреблении не может достигнуть стадии зрелости[35]35
  Фромм, Э. Иметь или быть? – М.: АСТ, 2014, С. 131.


[Закрыть]. Это, разумеется, патология, если она остаётся доминирующей в более поздний период человеческой жизни. Такой человек – душевнобольной, невротик, а, следовательно, само общество, в котором преобладают личности с анальной структурой, следует признать больным. Но Э. Фромм – это уже не просто фрейдистский или юнгианский психоанализ, но фрейдо-марксизм и, соответственно, аутизм – это форма «отчуждения». И тогда Д. Беркли – это предтеча Г. Гегеля и К. Маркса.

В христианстве существование без любви, в полной изоляции и отчуждении определяется словом «ад». Единственный способ спастись из этого ада – освободиться из тюрьмы своего эгоцентризма, достичь «единения со всем миром». Научные абстракции этому не способствуют, но лишь глубже погружают нас в «ад». Современная абсолютизация системно-структурных и формально-дедуктивных подходов к пониманию человека ведёт нас к «антисолипсизму», на первый взгляд симметрично солипсизму противостоящему, но столь же абсурдному: мир есть, меня нет, но я рассуждаю… Если бы это было так, то среди бихевиористов и физикалистов воцарилась бы атмосфера всеобщего блаженства, исчезли бы миллионы забот, это был бы эпистемологический рай: в нём всё функционирует, но никто не живёт. Ведь мышление, доведённое в своей чистоте до конца, является полностью дедуктивным, знаковым мышлением. Солипсизмом! Солипсизм и антисолипсизм сходятся как сознательное и бессознательное. «На вопрос: что такое бессознательное? – отвечать следует так: не только наши иррациональные страсти, но также и большая часть нашего знания об объективной реальности»[36]36
  Там же, С. 154.


[Закрыть].

La nuova fede dell ‘ uomo – «Новая вера человечества»

Критики говорят о том, что поняв невозможность попросту обойти преграды, поставленные знанием на пути веры, и стремясь их преодолеть, Беркли вёл не в науку, а пробирался через неё обратно к религии. Но в действительности, он показывает, что Наука – это и есть новая религия. Не случайно его считают предтечей позитивизма, который его основоположник Огюст Конт определил как «новую религию всего человечества». Наука – та же религия, только без метафизики. В отличие от позитивизма Беркли показывает, что, занимаясь Наукой, мы всё равно придём к Богу. Конечно, если захотим сделать следующий шаг в развитии, не останавливаясь на стадии «солипсиста». Так почему бы не выбрать более эффективный и экономичный путь? И не предположить сразу Бога и не включить его в научную картину мира? В этом смысле Беркли можно рассматривать как одного из первых, кто отрефлексировал «смерть Бога». Он её пусть даже не предвидел, живя на почти полтора столетия раньше Ф. Ницше, но очень наглядно показал, что она неизбежна на пути «аутистической науки». Но смерть Бога – это смерть Человека. Ведь колокол всегда звонит по нему…

У человека просто нет таких инстинктов, которые бы ему подсказали, как действовать. С другой стороны, он наделён самосознанием, разумом и фантазией, то есть теми качествами, которые превосходят всех остальных животных. Поэтому люди изобрели себе такой способ ориентации в мире как объект почитания. Без этого ориентира структурирующего мир в согласованную картину с указанием того места, которое в нём занимает человек, мы бы заблудились и не смогли целенаправленно действовать. Лишь в контексте общей картины мира, мы постигаем его смысл, контактируем друг с другом, формируем свои взгляды. При этом мировоззрение никогда не бывает совершенно ошибочным или совершенно верным, достаточно и того, что оно помогает человеку приблизительно верно, непротиворечиво и без ошибок толковать явления и просто жить. Ни одна культура невозможна без этих ориентиров. И ни один индивид не может обойтись без них. Хотя многие и отрицают, что у них есть мировоззрение, и воображают, что они и все остальные всего лишь реагируют на различные явления жизни случайно, опираясь на собственное мнение, легко доказать, что любой человек считает свои взгляды само собой разумеющимися, ибо они представляются ему единственно разумными: ему и в голову не приходит, что все его идеи и представления не выходят за рамки общепринятого мировоззрения. Если же он сталкивается с принципиально иной жизненной позицией, то будет склонен считать её «безумием», чем-то «иррациональным» или хотя бы «наивным», «примитивным», не имеющим методологического фундамента и т. д. А всё потому, что считает логику именно своих рассуждений бесспорной. Итак, из-за отсутствия инстинктивной детерминации поведения и, вместе с тем, наличия такого мозга, который даёт нам способность иметь в воображении несколько возможных направлений движения, нам обязательно нужен такой объект, которому мы можем посвятить себя без остатка. Он нужен нам, чтобы мы могли направить свою энергию в то самое русло, которое наполнит нашу жизнь смыслом и поможет преодолеть сомнения и неуверенность изолированного индивида. Разумеется, речь идёт о религиозном почитании. Всё есть в пределе есть религия, вера! В этом смысле Д. Беркли прав. Наука – это младенческая, неразвитая вера с чрезмерными претензиями.

Учение Беркли о том, что вещи, не воспринимаемые человеческими существами, продолжают существовать в мысли Бога, не было чем-то новым. Это было частью традиционной веры христианских философов от Августина до Фомы Аквинского и даже, по крайней мере, до Р. Декарта, что Бог не только создаёт все вещи, но и поддерживает их существование, думая о них. Но их почему-то никто не предал «анафеме» и не насмехался, как это было в случае с Беркли. Почему? Потому что его объектом была уже не религия, но наука. Между которыми, как он превосходно и показал, нет никакой принципиальной разницы. Наука – это путь спасения от греха, способ соединиться с Богом. За что и был…

При первоначальном знакомстве с философией Беркли, возникает желание назвать ее «негативной метафизикой». Большая часть его усилий, казалось бы, направлена на отрицательный момент, утверждающий, что реальность никоим образом не состоит из материальных субстанций. Даже если кто-то сочтёт его аргументы против материальной субстанции убедительными, их влияние будет ограниченным до тех пор, пока ему не будет дано альтернативное позитивное объяснение того, из чего состоит реальность. Конечно, у Беркли есть позитивная метафизика. Он тот, кого британский богослов XIX века Александр Кэмпбел Фрэзер (1819–1914) метко назвал «духовным реалистом», поскольку, согласно Беркли, основными сущностями мира являются «духи» или «умы», что для Беркли взаимозаменяемо. К сожалению, он не оставил после себя никакого внятного описания «духов-умов».

Его замечания об их природе разбросаны по всем его работам и, по большей части, кратки. Но, опять же, тем самым Беркли показывает то, что делает Наука – она разрушает, но при этом ничего не создаёт. Если опираться только на Разум, то ничего не будет. Единственное спасение из этого «научного солипсизма» – Бог.

Психологизм и эмпиризм

То же самое касается и статуса Джорджа Беркли как одного из основоположников психологии. Психология изначально возникла именно как «психология учёного», возможно, опять-таки, «гения». Что им движет, что должно двигать, какова его мотивация, как ему увидеть суть вещей? Для этого нужно посмотреть на мир глазами его Творца. Тео-ретиче-ски. И одновременно своими собственными. Доверять своей эмпирии, поскольку Бог не только не обманывает нас, но, наоборот, сделал мир особым образом доступным специально, даже эксклюзивно для нас, людей: «Мы должны верить, что Бог относится к сынам человеческим настолько благостно, чтобы не внушать им сильного стремления к такому знанию, которое он сделал для них совершенно недостижимым. Это не согласовалось бы с обычными милостивыми путями Провидения, которое, коль скоро оно поселило в своих созданиях известные склонности, всегда снабжает их такими средствами, какие при правильном употреблении не могут не удовлетворить этих склонностей»[37]37
  Беркли, Дж. Трактат о принципах человеческого знания и другие сочинения. – М.: Академический проект, 2020, С. 98.


[Закрыть]. Если люди были созданы для постижения Божественного Плана, разве он не должен быть выражен на языке, который все люди могут понять и применить? Таким образом, Беркли желает привлечь наше внимание к Природе именно как к набору теистических знаков, ведущих людей к признанию Бога и участию в Его провиденциальном плане. Поэтому для него в принципе любое естественнонаучное знание можно выразить в терминах здравого смысла[38]38
  Устами Алкифрона Беркли говорит о «правиле, согласно которому человек должен мыслить, как учёные, но говорить – как толпа».


[Закрыть]. Сравните с современной наукой, которую обычный человек понять не может. Ведь известно, что разделение «науки» и «искусства» на то, что писатель и физик К. П. Сноу назвал Двумя культурами, является относительно недавним развитием (или его остановкой?) в истории западной цивилизации. Например, в эпоху Возрождения практики, ныне известные как наука, считались частью той же сферы, что и искусство. Английские же определения понятия «наука» (science) в современном смысле восходят только к 1830-м годам, а именно – к Уильяму Уэвеллу.

С самого начала появления философии ещё среди античных греков всегда существовали разделы философии, которые были «строго техническими». Возможно ли в таком случае говорить иначе, нежели как профессионал, но как целостное человеческое существо? Долгое время англоязычная философская традиция в основном как раз отличалась своей близостью к полюсу целостности и жизненности. Бэкон, Гоббс, Локк, Беркли, Юм и Милль – все они подчеркивали, что их труды должны быть доступны широкой публике, чтобы их читали и чтобы их философия влияла на жизнь людей. Даже Бертран Рассел (1872–1970) ещё старался держаться этой линии. Но всё же Уильям Джеймс и Джон Дьюи были, пожалуй, одними из последних действительно влиятельных мыслителей, которые абсолютно искренне и последовательно следовали по этому пути. В XX веке философия вообще и английская философия в частности в значительной степени последовали примеру остального академического мира, приняв за норму тщательную специализацию, и последняя даже – вот уж парадокс! – обогнала в этом деле любую другую.

С самых ранних времен главной интеллектуальной чертой англичан было желание добиться всего самыми простыми и прямыми средствами, без лишних ухищрений. В философии эта «национальная» черта проявилась в сильном предпочтении простейших теорий и сопротивлении любому усложнению теории до тех пор, пока существует хоть какая-то вероятность того, что факты могут быть объяснены более простым способом. И, соответственно, британские философы всегда стремились исключить из философии все концепции, которые нельзя было сделать совершенно определёнными и легко понятными, и потому проявляли сильные номиналистические тенденции. Беркли является замечательной иллюстрацией этого национального характера, а также этого странного союза номинализма с платонизмом.

Тот же Эрнст Мах, которого вполне обоснованно считают последователем Беркли, если не берклианцем, то, во всяком случае, мыслителем, испытавшим на себе его влияние, в значительной степени был своего рода «эмпириком», но при этом не разделял озабоченности Б. Рассела открытием «логических атомов» восприятия. Напротив, работа Э. Маха в области экспериментальной психологии[39]39
  Mach, E. The Analysis of sensations and the relation of the physical to the psychical. – Lexington: Forgotten Books, 1914.


[Закрыть] была сосредоточена на построении значимых перцептивных гештальтов из разрозненных физических стимулов. Таким образом, даже когда позитивисты говорили о «физикализме», они не имели в виду сведение явлений к их физическим составляющим, таким как движение атомов. Скорее, они имели в виду феноменологию «объектов среднего размера», обсуждение которых можно было бы координировать с помощью общедоступного языка.

Философия Джорджа Беркли «радикально» эмпирична. Разуму не позволено знать или понимать вещи, выходящие за рамки его собственных ощущений, а научная теория – это не открытие реальных вещей, помимо наших ощущений, а устройство для прогнозирования их хода. Логические позитивисты извлекли из этого не только основополагающий подход к знанию, основанный на чувственном опыте, но и следствие фундаментального единства науки – все науки имеют один и тот же предмет: ощущения. Так критика Э. Маха концепций, которые пытаются выйти за рамки своей эмпирической роли, оказала влияние на А. Эйнштейна.

Призрак материализма

Известно, что Уильям Батлер Йейтс (1865–1939), ещё один ирландец, считал своими «наставниками» Уильяма Джеймса и Джорджа Беркли. Последнего Йейтс поначалу считал «романтическим идеалистом», который отрицает существование материального мира и считает, что все вещи – лишь сон. (Как в «фантоматизаторе» Ст. Лема.) Однако со временем он изменил своё мнение, поняв, что призрак, который Беркли всеми силами пытается рассеять, – это призрак «абстрактных идей», в особенности призрак «выдуманного» материализма, питающегося жизненной силой «первичных» качеств вещей и явлений. Материальная субстанция – это и есть та «великая химера», «призрачный всадник», которого Беркли намеревался убить. Он использовал идеалистический аргумент для подтверждения достоверности субстанциального мира повседневного опыта. Совсем как Диоген Синопский, он пытается перейти от условности (номоса) к «здесь и сейчас» (фюзиса). Таким образом, он использует чужой метод, поняв, что с «абстрактностью» материализма можно бороться только методом идеализма, что на самом деле онтологический материализм – это эпистемологический идеализм, аутизм.

Таким образом, сначала У. Б. Йейтс видит в Беркли только призрачные парадигмы в духе Платона: «скелет без плоти». Позже он признаёт, что сам Беркли как раз и является главным врагом призраков, абстракций, таких как «субстанция», которые он пытается изгнать из эмпирического описания материи Джоном Локком. Йейтс пишет об этом так:

«Декарт, Локк и Ньютон забрали мир. Беркли восстановил мир. Беркли вернул нам мир, который существует только потому, что он сияет и звучит»[40]40
  Цит. по Ardley, G. Berkeley’s Renovation of Philosophy. – Springer Science & Business Media, 2012, P. 41.


[Закрыть].

Подобно Свифту в его сатире на «Академию Лагадо», Беркли осуждает философов, которые с гордыней презирают общую единую информацию, поступающую к нам от чувств и ощущений[41]41
  Свифт скептически относился к научному прогрессу, что он ясно и показал «Путешествиях Гулливера» (1726).


[Закрыть]. Для него минимальной единицей познания является мир в единстве с воспринимающим субъектом. Его интересует не правильный ответ на загадку, но исследование абсурдности мира, из которого можно было бы вывести сознание. Как поэт, так и пророк (философ, мыслитель) не может отделить себя от своей роли зрителя (наблюдателя) и отделить мир своего чувственного опыта от воспринимающего субъекта. Минимальная единица познания – это то, что разум (Божественный или чей-то собственный) воспринимает как реальное. Способность разума создавать свой мир подробно исследуется Джеймсом Фредериком Феррьером (1808–1864), которого называли «викторианским Беркли», и который первым ввёл термин «эпистемология»!

Наука, какой мы все её знаем, в целом враждебна «конечным» причинам, действие которых она ограничивает узко определёнными сферами. Она стремится обнаружить во Вселенной не только и не столько «непосредственно интеллектуальную» закономерность. Вид науки, которому способствует идеализм Джорджа Беркли, был бы таким, который должен заключаться в том, чтобы сказать, для чего было создано всё «естественное». Его замечания о натурфилософии показывают, как мало он симпатизировал физикам.

Как наглядно демонстрируют собственные исследования Беркли, например, потенциальных лечебных свойств «дегтярной воды», он видел в науке большие возможности, которые можно направить на благо человечества. Но, как известно, гордыня – самый смертоносный из грехов. Таким образом, одна из главных проблем, согласно Беркли, заключается в том, что наряду с растущей гордостью людей за наши научные успехи возникает соблазн рассматривать познание мира природы как самоцель. Поступая таким образом, мы делаем из природы «идола».

Итак, среди основных тезисов Джорджа Беркли можно выделить два основных:

1) Духи имеют совершенно иную природу, чем идеи. Духи обладают волей по своей природе, поэтому Беркли называет их «активными». Активная вещь может быть «ответственной». Идеи, с другой стороны, не способны ни за что отвечать. Они «пассивны».

2) Все наши перцептивные знания должны быть приобретены через органы чувств, а через наши органы чувств мы получаем только идеи.

Отсюда вытекает проблема: Как же тогда возможно наше знание о других разумах? То есть основная проблема науки, согласно Беркли, заключается в том, что она склонна, выражаясь современным языком, к аутизму.

Монизм Беркли требует превращения вещей в идеи, но дуализм требует превращения идей в вещи. На этот неразрешимый вопрос он, по-видимому, ответил в духе Декарта: разумнее жить, чем размышлять. Либо как кьеркегоровский «экзистенциальный солипсист»: для индивида, столкнувшегося с вопросом о своём личном спасении, когда он сталкивается со смертью, любой научный или рациональный аргумент теряет свою значимость. Таким образом, чтобы защитить религию от нападок скептиков, подъёма деизма и материализма, Беркли предпочёл гибкость и эффективность обычного языка чётким определениям науки. Из различных соображений, высказанных Беркли в «Трактате о принципах человеческого знания» и «Трёх разговорах между Гиласом и Филонусом», следует упомянуть утверждение о том, что человек – это несложный, но активный дух, который «всегда думает». И если это так, то вопрос заключается в том, как повысить «эффективность» мышления!