Текст книги "Сапер. Внедрение"

Я молча вышел из подвала, запер замок и поднялся к лифту, который, как ни странно, продолжал работать. Ахметшин, понимая, что вот сейчас он и узнает ту самую тайну, молча шел за мной, не отставая ни на шаг, и мы проехали на последний этаж.

Сначала я немного промахнулся и пошел не в ту сторону, но, выглянув из слухового окна, сообразил, что нам надо напротив. Этот выход на крышу был заколочен досками, но так, для порядка; дернув пару раз с двух сторон, мы с Ильязом эту преграду устранили.

– Ну что, полезли? – сказал я, выглянув на крышу, подтянулся и начал выбираться наружу. Вдруг почувствовал, что мне в бедро впилось что-то острое. Гвоздик, наверное. Не хватало еще галифе порвать и заодно ногу поранить. Спрыгнул назад и посмотрел. Точно, гвоздик. Ржавый уже, зараза. Достал из кармана перочинный нож, начал загибать помеху рукояткой, тут гвоздь и сломался.

– Я ботом все бросмотрю, уберу, – подал голос Ильяз.

Я кивнул и на этот раз вылез на крышу без помех. Через десяток секунд рядом со мной стоял младший лейтенант. Сначала он просто огляделся, потом посмотрел в ту же сторону, где саперы уже ковыряли мостовую. Сразу догадался:

– Это мы? Будем там взрывать? Щто?

– Парад фашистский. Много всяких немецких сволочей соберется.

– Вот это да… – оценил размах моего замысла Ильяз.

Перед нами открывался вид всего Киева. Город был как на ладони.

– Ладно, работа нам предстоит очень большая. Смотри, во-первых, нужно место (лучше здесь, на чердаке) чтобы там можно было укрыться. Наблюдательный пункт, понимаешь? – Я подождал, пока Ахметшин достанет из кармана блокнотик и огрызок карандаша, и продолжил: – Проведешь наверх телефон, поставишь стереотрубу и рацию. Возьмешь их у Хуснутдинова. Знаешь завхоза штаба?

– Да, земляк мой. Блохой щеловек…

– Это почему? – удивился я.

– Как я попал на губу, его бросили помощь. Не бомог.

– Ясно. – Я задумался. Нам нужны были какие-то пути отхода с наблюдательного пункта. – Вот что. Поищи тут воздушные шахты. Лестницы и лифты легко блокировать, а нам… Если надо рубить стены и перекрытия, не вижу препятствий. Как найдешь, пробрось там канал.

– Бетр Николаевищ, сколько щеловек можно бривлечь для выболнения задания? – спросил Ильяз. – Я сам быстро не справлюсь, извините…

– Сколько надо, столько и бери. Но не больше, чем надо.

– Думаю, троих хватит, – сказал младший лейтенант. – Бостараемся за неделю убравиться.

– Ладно, я поеду, ты пока здесь походи, посмотри, прикинь, что к чему. Посидим потом, подумаем вместе. Хорошо бы на чердаке туалет организовать да какую-нибудь кухоньку. Керосину принесем потом, воду. Нам тут долго куковать придется.

* * *

Операция по минированию площади перед университетом прошла как по писаному. Быстро разгрузили и установили козлы, натянули веревку с красными флажками. Сняли брусчатку, аккуратно сложив ее в сторону, вынули грунт. На место грунта, большей частью песочка со щебнем, уложили взрывчатку. Радиомину устанавливал я сам, никому не доверив столь важное дело, благо Старинов и его помощники меня хорошо проинструктировали. Аккуратно уложив в нужном порядке все детали, я полюбовался на дело своих рук и начал потихоньку засыпать яму. Грунт тщательно утрамбовали, после чего мы переместились на новое место. Здесь остались только те, кто занялся гидроизоляцией, укладкой на место брусчатки и маскировкой.

В последнюю яму поверх мины я положил звездочку. Простую, жестяную, я снял ее с пилотки Оганесяна, когда его увезли раненого. Машина с мехводом уже уехала, и тут я заметил его головной убор. Пилотка лежала возле моих ног в траве. Я нагнулся, поднял ее. И зачем-то снял и положил в карман эту звездочку. Так она с тех пор и была со мной. Спроси меня кто, зачем я ее с собой таскаю, ответить не смог бы. А сейчас подумал, что самое время ей вернуться в бой. Достал из кармана, дунул, освобождая от несуществующих крошек, положил ее сверху на мину и аккуратно присыпал песочком. Давай, Оганесян, повоюй еще вместе со мной.

* * *

Военный Киев все больше пустел. Вывоз предприятий закончился, пошла массовая эвакуация населения. По ночам, когда стихали бомбежки и налеты, целые колонны киевлян уходили в сторону вокзала. Перестал ездить общественный транспорт, а на улицах появилось еще больше патрулей. Ловили мародеров, которых вдруг стало много, да наводчиков, что сигналили бомберам. Насчет последних в городе была целая истерия. Все только и говорили про немецких шпионов.

Пока я шел по улицам, у меня трижды проверяли документы. Причем патрули действовали профессионально: брали в коробочку, винтовки держали, направив на ноги. Кто-то явно хорошо их проинструктировал перед выходом на маршрут.

В штабе меня обрадовали новостью:

– Петр, едешь с колонной танкового батальона в Конотоп. – Кирпонос был деловит, одновременно говорил по телефону и со мной. – Проверишь, как там заминировали мосты через… черт, из головы вылетело… – Генерал пошелестел документами. – Ага, Сейм. Нет у меня уверенности в местных саперах.

– Товарищ генерал! – взмолился я. – У меня же тут дел по горло.

– Ничего, ничего… Все заняты, не ты один. Пару дней там – и обратно.

– А долго туда ехать?

– Часов десять. – Комфронта начал сердиться. – Я тебе что, справочная? Две с половиной сотни километров. Все, иди, не отсвечивай, дел и вправду по самые ноздри.

Я вышел из кабинета и сел за стол в приемной. Ехать две с половиной сотни километров с танковой колонной – это двое суток при самом хорошем раскладе. Скорость колонны километров пятнадцать в час в лучшем случае. Плюс заправка. Прием пищи, отдых танкистам. И поломается кто-нибудь обязательно. А другие заедут не туда. Штурмовки немцев… Двое суток – это я, пожалуй, даже мало взял на такой поход. И это только в одну сторону! Да там в лучшем случае день. И назад сколько же. Четверо суток при самом благоприятном раскладе! Такое, братцы, только в книжках бывает, да еще в головах больших руководителей, которые повсюду исключительно по карте передвигаются, не выходя из уютного кабинета.

Ладно, это я уже напраслину возвожу. Кирпонос, бывает, днями из машины не вылезает. Нет такой части, где он не побывал бы. И ведь не ездит, как некоторые, чтобы только поорать на подчиненных и слюной в их застывшие лица при этом побрызгать. Нет, комфронта считает своим долгом во всем на месте разобраться, всех выслушать, свою точку зрения донести. Ладно, частенько бывает, что до подчиненных его мнение доводится без всяких обсуждений и споров. Русским командным… Для экономии времени.

Но сейчас я еду сам, а потому надо искать другой способ добраться до Конотопа. Похожу по штабу, изучу возможности. Смотришь, и выяснится, что туда (или почти туда) едут какие-нибудь интенданты. Или связисты. Или даже особисты. Адъютанта командующего никто не откажется подвезти до нужного места. Может, без особой радости, но возьмут. Командировочное удостоверение я себе выписал, в строевом отделении все нужные бумаги оформили, я даже соскучиться не успел. Там же ребята и подсказали, что в ту же сторону выдвигаются связисты по какой-то надобности. За что им большое спасибо.

Сходил на пункт связи, дал телеграмму Вере. Так, мол, и так, пару-тройку дней связи не будет. Надеюсь, в Конотопе я найду возможность связаться с Москвой.

– Что, Петя, упустил свой шанс? – спросила меня дежурившая сегодня Надя. Та, которая брюнетка и теперь, выходит, новая подружка Аркаши.

Это она про Любу?

– Нам жизнь всегда подарит шанс, – процитировал я одного восточного поэта. – Кого любить, кого нам ненавидеть дружно. И главное, поверьте мне – не спутать реверанс, чтобы не кланяться тому, кому не нужно.

– Да ты прям кладезь талантов, – усмехнулась Надя. – Все, телеграмма ушла, завтра жди ответа от своей благоверной.

– Завтра не получится. Днями зайду, заберу, – уточнил я. – Слушай, а у вас с Масюком серьезно или так? Имей в виду, у Аркаши еще ветер в голове.

– А ты у нас мужчина серьезный, видный, – засмеялась связистка. – Иди, Соловьев, не задерживай. Видишь, сколько работы еще? – И она показала на стол, заваленный телеграфными лентами.

А буквально через час я уже трясся в кузове полуторки, куда меня определил капитан Костя Внуков. В углу, завернувшись в шинельку, спал какой-то сын степей, не обращая внимания на тряску и рывки машины. Настоящий боец: спит в любом положении, даже на ходу. Смех смехом, а на марше частенько случается, что кто-то засыпает от усталости, и тогда только поддержка товарищей спасает такого засоню от падения. Я тоже расстелил плащ-палатку и лег, надеясь, что меня не придавит бухтой кабеля, которая казалась мне не очень надежно привязанной к бортам.

Один раз мы свернули с дороги часа через три, не доезжая Нежина, когда водитель заметил пару «мессеров». Но видать, мы немцам были не интересны, и они промчались над полуторкой, не обратив на нас внимания. Только зря пыль на обочине глотали. Боец поступил мудрее всех, даже не проснувшись. Второй раз мы остановились на перекур уже за Нежином, заехав под деревья. Водитель, видать, ездил по этому маршруту уже не в первый раз, потому что старался ехать в стороне от забитых войсками и беженцами дорог.

Мой сосед снова что-то пробормотал и, довольно долго проворочавшись, выпутался из шинели. Младший сержант, связист. Киргиз, наверное. Везет мне на нацменов. Глаза у него и от природы узкие, а тут еще после сна… Он потер их руками и наконец-то заметил меня.

– Извините, товарищ старший лейтенант, – сон с него слетел чуть ли не мгновенно, – двое суток не спали. Как залез в кузов, сразу отрубило.

Я покачал головой. Зашли бы на нас те немчики на «мессерах» – срубило бы по-настоящему. Фашистской пулей и бомбой.

– Ладно, сержант, пойдем перекусим, а то пока до места доберемся, кишка кишке дули крутить начнет.

Я вылез из кузова. Сделал я это чуточку медленнее, чем когда мы прятались от немецких самолетов. А что? Сейчас уже можно и посмотреть, куда ногу ставить. Возле машины хлопотали обитатели кабины: капитан-связист Константин и водитель-рядовой, которого мне не представили. На расстеленную плащ-палатку они положили газетку («Красная звезда» за 21 августа) и начали выкладывать нехитрую снедь. Я тоже поучаствовал куском конской колбасы и банкой тушенки, достав их из сидора.

– Исмаилов! – крикнул Внуков.

– Я здесь, товарищ капитан, – совсем не по-уставному ответил мой сосед, выглядывая из кузова. – Сейчас спущусь.

– Ты что же, думаешь, я за тебя тут впахивать буду? Шевелись уже, – прикрикнул Костя и продолжил, обращаясь ко мне: – Вот же дали лодыря, сущее наказание! Небось, рассказывал, что три дня не спал?

– Только два, – честно ответил я.

– Что-то он сегодня продешевил, – хмыкнул капитан. – Спит как сурок. Я думал как-нибудь поставить опыт и посмотреть, сколько он будет дрыхнуть, если его совсем не будить. Но сам понимаешь, не до экспериментов.

Он что-то еще рассказывал про лодырные подвиги хитрого Исмаилова, который тут же рядом уже открывал банку с тушенкой, пока водитель раскладывал подвявшие помидоры и чистил головку красноватого лука; я же рассеянно смотрел на левый нижний угол газеты, где было напечатано обращение секретаря Авиационной лиги Британской империи, какого-то Тейлора. Вдруг где-то вверху раздался свист, капитан крикнул: «Воздух!», я успел распластаться на траве и прикрыть голову руками.

А потом время потянулось очень медленно, и я увидел, как буквально в десятке метров от нас на обочину не спеша падает бомба, черная, как ночь, и зарывается в придорожную траву. Я даже успел подумать, что это, скорее всего, пятидесятикилограммовая осколочная и нам мало не покажется. Сейчас от этой дуры, после того, как она разорвется, полетят во все стороны мелкие железные кусочки метров на сто. И чтобы это не видеть, я зажмурил глаза, решив прожить последнюю секунду своей жизни в уютной темноте.

Глава 6

Прошла секунда, вторая, а я все еще жив. Не разорвалась, что ли? Я потихоньку открыл глаз, будто такое мизерное действие могло что-то изменить. Слева от меня так и стояла наша полуторка, справа обзор закрывал каблук Костиного сапога. И бомба здесь, с нами, зарылась по самое некуда, только торчат из земли черные кончики стабилизаторов. Где-то за моей спиной что-то бормотал Исмаилов, наверное, молился, то и дело повторяя «иншалла».

– Ну что, товарищи, подъем, – сказал я, встав на ноги и отряхивая с колен налипшие сухие травинки. – Наши похороны откладываются.

Внуков тоже начал подниматься.

– А бомба? – спросил он.

– А что бомба? – ответил я в лучших традициях города Одессы и показал на виновницу нашего перепуга. – Вон она, из травы торчит.

Капитан как-то очень быстро сместился в сторону, так что между ним и источником опасности оказалась полуторка.

– Исмаилов, хватит бубнеть! – прикрикнул Константин. – Вылезай из травы, а то заснешь!

Пока сын степей шуршал, поднимаясь на ноги, я потихоньку подошел к месту падения. Из земли торчали все четыре стабилизатора, на одном из них даже был виден участок чуть больше пятака величиной, на котором облупилась краска от красной полосы, и почти половина корпуса. Вблизи он оказался не черным, как показалось сначала, а темно-зеленым. Глубоко зарылась, видать, на металлическом кольце, которое не должно дать войти в грунт, решили сэкономить.

– Эй, боец, – позвал я. – Тащи мне плащ-палатку и лопатку. Будем бомбу доставать.

– Так я это, – водитель бросился к кабине, – машину отгоню.

– Тебя как зовут? – спросил я, когда он уже потянулся к дверце.

– Семен, – отозвался шофер.

– Ты, Сеня, совсем дурак или притворяешься только? – поинтересовался я. – Это хорошо, если взрыватель испортили антифашисты и перед нами обычная железяка с взрывчаткой внутри. А если он просто по какой-то причине не дошел совсем немного? А ты сейчас дернешь машину, и он сработает? Как думаешь, что тогда будет?

У водилы моментально отвисла челюсть, а лицо сильно побледнело. До него наконец-то дошло, что еще ничего не закончилось и самый лучший выход – убраться из этого места подальше. Что он и сделал, не медля ни секунды. До чего же быстро умеют иногда перемещаться люди!

– У нас в кабине ценный груз, – подал голос из-за машины Костя. – Надо бы постараться его сберечь…

– И что вы там везете? – полюбопытствовал я. – Пленного Гудериана?

– Хуже, – грустно сказал Внуков. – Денежное довольствие на целую дивизию. Сумасшедшая сумма.

– Ладно, за десять процентов я готов обеспечить сохранность ценного груза, – предложил я.

– Так там это… мешок опечатан… и внутри ведомость лежит! – Голос капитана чуть не срывался на плач. – Это же не мои деньги… государственные… мне нельзя их…

– Вы тут с перепугу, похоже, шутки понимать совсем перестали, – оборвал я его оправдания. – На хрен мне ваши ценности не сдались. К тому же ты связист, какие деньги?

– Это машина связистов, а я интендант, – сказал Костя. – А гимнастерку я чернилами залил, вот и одолжил у ребят.

– Ладно, давайте подальше, финансисты, – прикрикнул я. – Не до вас сейчас будет.

Исмаилов с невозмутимым лицом принес мне лопатку и расстелил плащ-палатку там, где я ему показал. Я сбросил гимнастерку и нательную рубаху, чтобы не извозиться в земле, и начал. Тут ведь что самое главное? Не спешить. Потихонечку обкопать со всех сторон, чтобы изделие не шелохнулось. Вот и получилось. Грунт, конечно, не песочек, любимый саперами, ничего подобного – чернозем, под ним сразу глина, да все это сдобрено камушками, но бывало и хуже. Благое дело, недавно прошли дожди, и земля не окаменела от сухости.

Так я и копал, не отвлекаясь ни на что. А то зазеваешься, начнешь думать о чем-то неизвестном, тюкнешь не туда – и на небеса. Хорошо если сразу. А если руки оторвет, то ищи потом каждый день, кто тебе задницу подтирать будет. Ладно, это лирика. А копать пришлось весьма прилично. Больше метра в глубину. Потому что СД-50, а это была именно она, в длину как раз метр десять. Хрен его знает, сколько времени прошло. Пару раз Исмаилов приносил мне воду во фляге, когда во рту начиналась великая сушь. От еды я отказался, это после работы.

В голову все равно лезли ненужные мысли. Сколько я таких бомб разрядил да мин снял – не сосчитать. И с каждой разговаривал, упрашивал. Даже можно сказать, уламывал. Как Аркаша блондинок. Мне немного не повезло: взрыватель оказался на другой стороне бомбы, пришлось копать до самого низа. Но тут никогда не угадаешь.

Наконец, красавица оказалась передо мной во всем блеске, как елка на Новый год. Игрушек только не хватало. Я аккуратно поднял ее, лишний раз потужив, что силы уже не те и даже полцентнера для меня серьезная ноша, и бережно, как младенца, опустил на грунт, насыпанный горкой на краю ямы. Ну а дальше уже самое простое – выкрутить взрыватель и положить его подальше. Все же нам повезло, и прилада оказалась бракованной. А то мгновенный взрыватель – штука неприятная. Скажем спасибо неизвестному бракоделу, уж не знаю, антифашист он или просто с бодуна руки тряслись. Главное, мы живы остались. И даже денежное довольствие не пострадало.

– Пожалуй, что и все, – сказал я. – Исмаилов, полей-ка мне на руки. И что там у нас с едой? Не всю тушенку заточил, пока меня тут не было?

* * *

Конотоп, не сходя со своего места, за неполных десять довоенных лет успел побывать в Киевской и Черниговской областях, а теперь, похоже, навсегда застрял в Сумской. Города я не увидел, потому что мы до него просто не доехали. Что-то там случилось с дорогой, я даже разглядеть не успел, потому как лежал рядом с Исмаиловым в кузове полуторки и все так же боялся, что та самая бухта кабеля сорвется. Заметил только, когда машина вдруг вильнула, и мы помчались вправо, а дорога стала существенно хуже, потому что тряска заметно усилилась. Куда-то мы ехали, да так, что я подняться не мог – меня бросало из стороны в сторону. Даже Исмаилов проснулся и тоже тщетно пытался удержаться на месте.

Тут еще и дождь зарядил, мелкий, противный, осенний. Так что пока я ухватился, наконец, за борт полуторки, промок почти насквозь. Подняв голову, я тут же разделил энтузиазм нашего водителя. Пожалуй, даже был бы не против значительного увеличения скорости. Потому что в каком-то километре сзади нас ехали четыре немецких мотоцикла, а за ними месили начавшую раскисать дорогу два легких танка. Чуть сзади виднелись не то три, не то четыре грузовика с пушками. Не очень большими, скорее всего, противотанковыми. Мотало меня так, что присмотреться не получалось: все прыгало перед глазами.

Одно только и радовало – никакого интереса мы для немцев почему-то не представляли. Никто не пытался нас преследовать, даже очередь из пулемета, хотя бы для порядка, мотоциклисты не пустили. Мол, ребята, мы едем по своим фашистским делам, а вы езжайте по своим и нам не мешайте. Так что мы от них довольно бодро отрывались. Что не могло не радовать. А за поворотом преследователи (или невольные попутчики) и вовсе стали не видны, скрылись за деревьями. Признаться, только тут я и выдохнул с облегчением.

Мы проехали еще километров семь или восемь, и тут нас тормознул будто выросший среди дороги боец. Он стоял, скрестив перед собой предплечья, показывая всем понятный сигнал «стой».

Семен, наш водитель, послушно затормозил.

Из зарослей орешника, росшего вдоль дороги, вышел старлей-танкист и подошел к машине. Как и все танкисты, приземистый, но с широкими плечами. Шлемофон сдвинут немного назад, и из-под него торчит щегольский чубчик русых волос. Что сразу привлекало на его лице, так это улыбка, широкая и обезоруживающая, делавшая его не очень красивое, чуть угловатое лицо весьма даже симпатичным.

– Старший лейтенант Харченко, – представился он. – Кто вы и куда следуете?

Костя Внуков выпрыгнул из кабины, козырнул.

– Мы в Конотоп ехали, там за нами по дороге… мотоциклисты, танки… – От волнения его голос срывался, он дышал, будто всю дорогу бежал от немцев пешком, да и документы доставал явно трясущимися руками. – Они там…

– Разрешите мне доложить, товарищ старший лейтенант, – перебил я финансиста, спрыгнув с борта. – Старший лейтенант Соловьев, адъютант комфронта, следую в Конотоп. За нами движется немецкая колонна. Впереди четыре мотоцикла, за ними два танка, скорее всего Т-2, и грузовики с пушками, три или четыре. Минут через десять будут здесь.

– Четыре там тягача, с противотанковыми пушками, – ничуть не удивившись, уточнил Харченко. – И пехоты два грузовика. Плюс к этому тягач с гаубицей. Мы их тут и ждем, под дождем мокнем.

Присмотревшись, за кустами я рассмотрел такой знакомый силуэт КВ-2 и две «тридцатьчетверки». Может, там еще что стояло, отчет передо мной никто не держал.

– Мы поедем тогда? – совсем не по-уставному спросил Костя.

– Да, там на мосту через Сейм, километра три отсюда, еще наша позиция, так что осторожнее, не гоните, – ответил Харченко.

– А мост, он заминирован? – спросил я. – У меня проверка. – Я достал предписание, начал разворачивать.

– Не надо, – остановил меня танкист. – Там… короче, взрывчатку завезли, а минирование не закончили, так что…

– Кто старший на той позиции? – спросил я.

– Да там всего один взвод мотострелков стоит, старшина Фомин командует, – объяснил Харченко. – Нам больше там и не надо пока.

– Он в курсе насчет взрывчатки? – спросил я.

– Конечно, – кивнул старлей.

– Ладно, удачи вам, – козырнул я. – Встретимся за мостом.

* * *

Старшина Фомин службу тащил правильно. Он организовал на дороге заслон из стволов упавших деревьев, не очень больших, так что с разгону его и не преодолеешь, только змейкой проехать. Танку, конечно, такое на одну гусеницу, но остальным – не проскочить.

Мотострелков на посту было двадцать человек. Сержант Курбанбаев и девятнадцать бойцов. Все как один призыва сорокового года.

Я посмотрел вслед удаляющейся полуторке. Костя Внуков попрощался со мной с огромным удовольствием. Почему-то ему начало казаться, что все приключения, свалившиеся на его интендантскую голову, явились не следствием войны, а случились сугубо из-за меня. До последней секунды перед нашей разлукой он поглядывал в мою сторону с опаской. Один Исмаилов мужественно переносил все тяготы и лишения воинской службы и даже не вылез попрощаться из-под промокшей шинельки.

А перед расставанием я пресек попытку вывезти взрывчатку. Фомин почему-то решил, что раз минировать некому, то нечего и хранить на месте столь ценный ресурс. Он даже скомандовал загрузить ее в полуторку. Тут я включил главного и принялся рассказывать старшине и другим присутствующим лицам, как надо нести службу. Доходчиво объяснил, потому как от ящиков отскочили, будто я вот прямо тут собрался их взрывать.

Ладно, прочь лирику, надо работать. Мне досталось шесть ящиков с большими шашками. Ну да, те самые, которые шестьдесят две большие и одна буровая в довесок. На круг полтора центнера тротила без малого. Запалы, провода, динамка – все уложено в отдельные ящички. Что надо, то завернуто в вощеную бумагу. Молодцы, ребята, видно, старались. Да что-то помешало им. Ничего, сейчас поправим.

Мотострелки, конечно, не саперы, но как носильщики и тягловая сила пойдут. Служба наша простая: копай да таскай, пока не упадешь. Надо сейчас полезть под мост, провести инженерную разведку, а если проще, то просто глянуть, что взрывать придется и как это лучше сделать.

– Фомин! – позвал я стоящего неподалеку старшину. – Хватит отдыхать, организуй-ка мне сменку, мешки для песка и шанцевый инструмент.

Фомин молча кивнул, куда-то пошел и через минуту вернулся.

– Вроде должна подойти, – подал он мне штаны и гимнастерку без петлиц. Старенькую, видать, ее для таких дел и таскали за собой, но и мне не на парад. – Сапог лишних, извините, нет.

Ну нет и нет, не очень-то и надеялся. Обувки и так не хватает, особенно если перемещаться пешком, сапоги горят просто. Я тут же переоделся. Мою промокшую форму Фомин сграбастал, пообещав хоть немного обсушить у костерка.

Прихватив двух бойцов, я пошел к мосту. И тут мы услышали стрельбу с позиции Харченко. Первым ухнул КВ, за ним чуть потише две «тридцатьчетверки» вразнобой. Потом еще две. Немцы пока молчали. Понятное дело, на марше в засаду попали, тут пока остановишься да пока изготовишься. Но вскорости и немцы начали отвечать. Слабенько, двумя стволами, но все же. Что там у наших? А кто ж его знает, делегата связи мы тут не держим, связь отсутствует. Так что остается только ждать. Что-то грохнуло, может, боекомплект у кого-то рванул?

А вот и наш мост. Что мы тут имеем? Опоры металлические, четыре штуки. Хорошо не бетон, а то нашей взрывчатки могло бы и не хватить. Пролет трогать не будем, он и сам обвалится. Ну что, вот сюда заложим, песочком забьем, сложится за милую душу. Ну что же, головой поработали, пришла пора и рукам чем-нибудь заняться.

– Боец, как фамилия? – спросил я одного из загорающих в ожидании, который поближе ко мне стоял.

– Красноармеец Введенский, товарищ старший лейтенант!

– Ты – старший. Бегом к Фомину, взять мешки, лопаты количеством три штуки, еще двух помощников и приступить к переноске сюда ящиков с взрывчаткой. Вопросы?

– Мешков сколько брать, товарищ…

– Десятка полтора, не промахнешься. Давайте, действуйте, времени мало.

Тут и стрельба стихла. А нет, вот еще дважды пальнули. Вдогонку, что ли? Скоро узнаем, когда Харченко сменит позицию, нам и расскажут, что там было.

* * *

Мост я заминировал всем на загляденье. Хоть на выставку отправляй, если такую придумают. А потом проверил все на своей позиции в десятый раз и пошел побеседовать с танкистами. Они-то прибыли пораньше, прогрохотав над нами, пока мы под мостом от дождя прятались. Но сначала дело, а потом можно и языками зацепиться. Один хрен в ближайшие пару часов немцев ждать не стоит. Даже если вся та колонна в полном составе умотала с места засады и сразу сообщит своим, то позвать на помощь старшего брата в виде подкрепления быстро вряд ли получится. Пока там соберутся, пока приказ получат, пока сюда домчат… Так что пара часов – это я даже поторопился. Можно смело все три закладывать.

Харченко сидел у костерка темнее тучи. Видать, атака не задалась. Я подошел, молча остановился. Он посмотрел на меня, махнул рукой, приглашая сесть рядом на снарядный ящик.

– Все просрали, рукосуи. – Он торопливо затянулся. – Как же так можно? Ведь надо было просто прицелиться и пострелять всех как в тире. А они? Я первым выстрелом попал в грузовик с пехотой, который шел последним. Жаль, конечно, что не в кузов, передок разбил только, немчура повыпрыгивала…

Подошел Фомин, помялся немного, дождался паузы в рассказе и спросил:

– Поедите хоть? Наши там кулеша наварили. С тушенкой.

Мы с Харченко кивнули одновременно, будто тренировались. Старлей заметил это, улыбнулся.

– А «тридцатьчетверки»? По мотоциклам палили? – спросил я, вытирая руки о колени. Надо бы помыть их, но сначала дослушаю танкиста.

– Лучше уж сказать «в сторону мотоциклистов», – махнул он рукой. – Из двух выстрелов один по дороге, метров двадцать недолет, а второй в Сумскую область улетел. А немцы… вот ведь натренированные, не чета нашим раздолбаям: развернулись как в цирке, одновременно. Мы успели, правда, на отходе один разбить, да и то потому, что в грязи его перевернуло. Экипаж во все стороны, по пустому попали. – Он затянулся в последний раз и бросил крошечный окурок самокрутки на землю, затоптав его ногой. – Один Т-1 я приголубил, ведущее колесо разбил, они, правда, еще поогрызались маленько, а второму прямо в лоб закатил. Ну, и тягач с пушкой под конец. А остальные умотали! Нет, ну ты представляешь, как на трамвае: попрыгали в грузовик и уехали! Зла на этих уродов не хватает!

– По твоему рассказу, положили вы немцев все ж немало, – заметил я.

– Да какое там. – Он снял фуражку, вытер лоб рукавом. – Восемь фашистов всего упокоили. Трое в танке и пятеро вразброс.

– А техники? – Я решил чуток поддержать танкиста.

– Ну, с техникой получше, – приосанился старлей. – Два танка, хоть и легких, два грузовика, пушка, мотоцикл…

– Вот видишь, не так все и плохо, – сказал я. – Слушай, Харченко, а как тебя зовут?

– Так это… Василием кличут, – почему-то смутился он.

– А я Петро. Вот и познакомились. – В ответ на его широкую, от уха до уха, улыбку я ответил своей. – Ты только вот что… Про то, как хорошо немцы обучены и всякое такое… поосторожнее там: пришьют пораженческие настроения, никакие подвиги не помогут.

– А у меня рация сдохла, – вдруг сказал старлей. – Так что связи не осталось. И боезапаса чуть больше половины.

* * *

Дождь прекратился, и Харченко то и дело поглядывал на небо. Понятно почему – опасался, что появится авиация, а это добром не кончится: без ПВО шансов уцелеть не будет вообще. Новую засаду устроили примерно в километре после моста. Мотострелки зарылись в землю чуть в стороне от танков, чтобы ненароком не попасть под гусеницы, случись чего.

Я себе устроил позицию метрах в двухстах на холмике, в окружении кустов. Это только в кино можно лежать через дорогу от взрываемого объекта и ничего не опасаться. Ага. А еще между делом плясать вприсядку и петь песни под гармошку. А в жизни чем дальше, тем здоровее будешь, потому что в стороны, несмотря на забивку, обязательно летят куски всякого разного, а попади оно в тушку взрывника, тому не поздоровится.

А ждать пришлось долго. Уже прошли и три часа, отведенные мной, заканчивался и четвертый, а немцы будто забыли про нас. Так скоро и стемнеет. Наконец, в шестом часу пополудни на дороге послышался приближающийся грохот. Я сразу вернулся и изготовился. Моя роль начнется попозже, но надо все же быть начеку, чтобы не пришлось в последний момент выяснять, что какая-то хрень пошла не так.

Насчет сценария нашей пьесы у нас с Васей Харченко произошел нешуточный спор. Я предлагал дождаться немцев, взорвать мост, когда на него заедут танки, а потом, пока они будут пытаться развернуться, перебить на другом берегу сколько получится. Но танкист не искал легких путей. Он собирался заманить всех сюда, а потом уже захлопнуть ловушку, чтобы никто не смог уйти. Конечно, начальник победил. У него мнение всегда правильнее. Я и про отсутствие связи напоминал, и про боекомплект ополовиненный, а он все стоял на своем.

Я со своей позиции смотрел на все как в театре из ложи. У меня было самое лучшее место. И бинокль получше театрального. Немцы остановились перед мостом и вперед поехали три мотоцикла. И только когда они почти поравнялись с засадой, на наш берег поползли остальные: два легких танка Т-2 впереди, пятерка Т-3 вслед за ними. Два бронетранспортера с пехотой и под конец три тягача с пушками. Да уж, в этот раз нас уважили. Всерьез занялись.