Текст книги "Симфония"

Глава 6. ГДЕ ТА ДЕВУШКА

Контрольную по математике я кое-как написал. Вернее списал у Профессора, поскольку та девчонка все никак не выходила у меня из головы. Слава богу, Галина Карповна не заметила, – она у нас строгая, могла запросто выгнать или сразу пару влепить за обман. Но что мне было делать? Как ни старался сконцентрироваться на цифрах и формулах, ничего не получалось. Когда я спокоен и то не всегда выходило, а здесь – полный абзац логарифмам. Профессору-то что, он с детства математику душой понял. Она ему легко дается, на то он и Профессор, чтобы с цифрами дружить. А мне никак.

Сижу и вспоминаю ее желтую куртку и голубые глаза. Интересное сочетание. И ведь ничего особенного вроде бы не случилось, посмотрела один раз на меня, да и то вскользь. Робко так…Но, чем-то она мне неуловимо понравилась. Зацепила, в общем. Ведь бывает же, что не Клавдия Шиффер, не Памелла Андерсен, и не русская красавица с картины великого художника, а что-то есть. Только не сразу поймешь что.

Весь день пытался ее найти. Между парами прошелся по этажам, заглядывая в аудитории. Безрезультатно. В обед даже заглянул в студенческое кафе, где всегда толпиться множество народа со всех отделений, – должна же она где-то есть? Думал, повстречаю «случайно», может, выпадет вариант познакомиться. Но нигде лица ее не заметил, не мелькнула желтая куртка.

После обеда в перерыве пары снова прошвырнулся по техникуму, даже не пошел курить с Профессором. Хотел было порасспросить знакомых из других групп, не видел ли кто такую девушку, да как-то неудобно стало. Вопрос ведь такой, личный. Неизвестно еще, что из этого выйдет. Может и ничего. Подождем. Главное она у нас учиться, значит, никуда не денется. За один день ее никто не отчислит, даже если двоечница.

Перед тем как ехать домой, постоял немного в вестибюле, пока все студенты домой не ушли. Профессор смылся сразу после звонка, немного разочарованный, что я отказался идти на концерт БГ. По плану мы встречались с другими хиппанами у метро и собирались все вместе вписаться на концерт Аквариума без билетов, поскольку платить за билеты, было как-то не принято. Я сказал, что приду позже, появилось одно срочное дело.

– Герлу свою искать будешь, обломщик? – проницательно заметил Профессор, – Ну-ну. Если что, мы после концерта пойдем к Базелю и Варьке, у них будет много интересных пиплов. Из Харькова народ подтянулся. Потусуемся. Так что, заходи.

Я кивнул. Может и правда зайду на тусовку.

Минут через двадцать, когда последняя надежда уже умерла несколько раз, я поправил свою торбу и направился к выходу, решив, что дальше ждать полный бесперспективняк. Она, наверное, уже дома. Проскользнула незаметно.

Идти на концерт и тусовку все равно почему-то не хотелось, и я направился к трамвайной остановке, что находилась у входа в парк Челюскинцев. По дороге нагнал двух своих одногрупников. Это были Катька Фукс и Лева Нейман. Лева недавно с пафосом покинул комсомол и собирался стать первым еврейским эмигрантом-битломаном в нашем техникуме. А Катька собиралась замуж.

Теплая осень грела нас вечерними лучами солнца. Ехать нам было несколько остановок по пути. Дальше, им в центр города, а мне все тем же курсом на север. Поболтали, пока не подошел трамвай, набитый возвращавшимися с работы пролетариями. Катька и Лева поднялись первыми, а я еле уместился на площадке, прижатый лицом к стеклу двери.

За окном был парк, в котором я любил гулять, когда выпадала свободная минутка. Вроде бы солнечно в небе, а парк показался мне сегодня каким-то замшелым, словно таившим неведомое под кронами огромных дубов и тополей. Он всегда впечатлял меня своими размерами. Этот парк был огромен. Я, хоть и учился рядом, редко успевал за короткий перерыв проникнуть дальше железной дороги, разрезавший его на две неравных части. Меньшую, ту, что ближе к остановке, я уже понемногу исследовал. Здесь было множество длинных аллей и дорожек. А недалеко от входа в старом охотничьем павильончике, скрытом за деревьями, находилось кафе, куда мы с приятелями заходили выпить по чашке кофе. Иногда я наведывался туда в одиночестве.

Та же часть парка, что лежала за рельсами, соединялась с первой подземным проходом, похожим на выложенный камнем грот, и до сих пор оставалась для меня тайной. Я не знал, что там находится. Но мне всегда хотелось пройти сквозь этот грот и увидеть, что скрывается в глубинах бесконечного парка. Словно кроме меня, туда больше никто не мог проникнуть.

Глава 7. ОСЕННИЙ ПАРК

Был дождь. Дорожки в парке покрылись лужами, трава промокла, а листья на огромных деревьях обвисли. Сам парк погрустнел и насупился, быстро став пустотой. Идель долго смотрел, не отрываясь, в глубину аллей, словно пытаясь там кого-то разглядеть. Но не мог. Ни одной живой души сейчас не наблюдалось среди мокрых тополей, лишь дождь пузырил лужи на асфальте.

От задумчивости он очнулся, лишь когда холодный ручеек стек по шляпе за шиворот, заставив его вздрогнуть.

– Да, здесь, кажется, кафе, было, – вспомнил Идель.

Обнаружив, что весь промок, он решил немедленно чем-нибудь согреться. И быстро зашагал по ближайшей аллее туда, где стоял старый охотничий павильончик, в котором расположилось небольшое кафе.

Он прошел не больше сотни метров, когда из-за массивных тополей возникло уютное коричневое здание с башенкой, едва различимое сейчас на фоне листвы и серого дождя. Оно казалось потерянным и одиноким в этот час, но все же манило тусклым светом своих зашторенных окон, обещая тепло.

Не раздумывая, Идель толкнул дверь. В узком гардеробе, рассчитанном максимум на троих человек, его сразу окутала вязкая темнота. Здесь почти всегда было так, но Идель никак не мог привыкнуть к этому. «Черт бы побрал этих бизнесменов, – подумал он, споткнувшись о порог, – Свет экономят, что ли?»

– Эй, алле! – крикнул он в темноту, желая избавиться от промокшего пальто хотя бы на пятнадцать минут.

Но никто не отозвался. Гардероб был закрыт решеткой. Людей в холле не было видно. Только где-то в углу завозились, и послышалось собачье повизгивание. «Ладно, – решил Идель, – пойду одетым».

Он открыл другую дверь, из-под которой пробивалась полоска света, и вошел в кафе. Внутри почти никого не было. Лишь несколько фигур в глубине. В уютном полумраке играла тихая музыка, пахло шоколадом.

Отряхнул воду с пальто, Идель приблизился к барной стойке и, смерив взглядом худощавого бармена, попросил чашку кофе. Бармен тоже пристально посмотрел на него и спросил:

– Вам шестнадцать есть?

– Есть, – ответил Идель, – даже больше.

– Докажите, – продолжал хамить бармен.

Идель неожиданно для себя вынул из внутреннего кармана паспорт, – и как он здесь оказался, ведь не брал же с собой, – раскрыл на нужной странице и ткнул его в морду худощавому парню.

– У нас кофе только по древне-вьетнамски, – с вызовом заявил бармен, изучив печать. Ему, похоже, вообще не хотелось ничего готовить, несмотря на почти полное отсутствие посетителей.

– Давайте, какое есть, – согласился Идель, – мне все равно.

Бармен снова недоверчиво покосился на него, затем перегнулся через стойку, поманил его к себе и тихо попросил:

– А ну, покажи зубы.

Идель отчего-то послушно открыл рот. Бармен заглянул туда и остался доволен. Он вдруг заулыбался, подал кофе и пошел покурить. А довольный Идель сел в угол за столик и с блаженством стал потягивать густой напиток, осторожно обнимая чашку замерзшими пальцами.

Вдруг рядом кто-то громко зачавкал. Идель поднял глаза и увидел, что за соседним столиком сидит скелет и уплетает картофельные оладьи. Скелет был ужасно простужен. Он постоянно чихал, кашлял и кутался в клетчатый плед. «Странно, – подумал удивленный Идель, – скелет, а оладьи ест».

– Ничего странного, молодой человек, – сказал громко скелет и чихнул.

– Ну, скелет, – вдруг обиделся он, – ну, оладьи ем. А вам какое дело?

– Да я ничего, кушайте, – сказал Идель и отвернулся, неожиданно заметив, что в другом углу сидела какая-то компания. От нее вскоре отделился молодой брюнет в галифе. На его плечи была накинута стройотрядовская куртка. Брюнет медленно приблизился к Иделю и спросил:

– Пардон, уважаемый, у вас свободно? А то перекусить не с кем по душам.

– Конечно, конечно, – ответил Идель, – Я только рад буду компании.

Брюнет отошел к стойке и вернулся с подносом.

– Голова Купидона, – радостно сообщил он, – абсолютно свежая и никакой химии.

Идель оглядел поднос: там действительно лежала голова. Голова моргнула и уставилась на него.

– Не желаете отведать? – предложил брюнет. – Ну, хотя бы глазик, левый, а, или правый, тоже ничего?

Идель внимательно посмотрел на левый глаз Купидона, тот был карий, а правый – голубой.

– Ну, за компанию, а? – продолжал упрашивать брюнет.

– Ну, разве за компанию, – нерешительно промямлил Идель. – Я, знаете ли, никогда не пробовал.

– И не пробуйте, – подал голос скелет, – Я однажды пробовал, потом неделю животом маялся.

– А ты, старый хрен, молчи! – рявкнул на него брюнет, – Не тебе предлагают. Ты в головах, как свинья в апельсинах разбираешься. Даже хуже.

– Да ты, Аполлинарий, не горячись, пошутил я, – сразу струсил скелет.

– Меня Аполлинарием зовут, – представился брюнет, обращаясь к Иделю, и застенчиво улыбнулся, обнажив передние клыки, – Вампир я по совместительству. А так – шофером работаю.

– Да я, собственно, кофе тут зашел попить, – в конец растерялся Идель.

– Ах, кофе… – сказал вампир и заплакал, – а поговорить? Ведь никто меня не понимает, не любит. А так хочется поговорить иногда.

Он так расстроился, что выронил поднос, и голова Купидона укатилась под стол. Аполлинарий нагнулся, полез за ней, и оттуда, то и дело стали доноситься его всхлипывания вперемешку с чавканьем:

– Никто меня не любит, – хрум – не ценит.

Когда он снова показался и встал во весь рост, голова Купидона лишилась одно уха и правого глаза.

– Грустно мне, – заявил вампир, поставив поднос с объедками прямо перед обалдевшим Иделем, – пойду, покусаю кого-нибудь.

Идель хотел его успокоить, но тут в кафе веселой ватагой, разом уничтожив тишину, вдруг ввалились подгулявшие челюскинцы и стали требовать пива и женщин. Половина из них встала в очередь. Остальные расселись на столах, принялись петь песни и курить махорку. Из-за дыма у Иделя закружилась голова, и недопив кофе он вышел из зала.

В темном фойе Идель споткнулся, уронив зонтик, а когда нашел его, долго шаря по полу на ощупь, кто-то мягко положил ему руку на плечо.

– Тебе все приснилось, милый, – сказал задушевный голос.

– Хорошо, – ответил Идель, – все приснилось.

Он открыл зонтик и снова вышел в парк.

Глава 8. ГОРДАЯ ХЕЛЬГА

Когда в лесной долине закончилась солнечная пора, опали листья с деревьев, и обитатели столицы королевства стали готовиться к празднику осени, в городе внезапно появились они. Предатель из свиты короля открыл ворота Рыцарю Смерти, что привел это войско, и город был захвачен мгновенно. Воздух наполнился предсмертными хрипами. Заполонив все улицы, убийцы в кожаных плащах и медных шлемах предались разбою и грабежам. Их были тысячи. От топота ног, блеска клинков и стонов терзаемых людей, стало трудно дышать. Сотни трупов устлали камни мостовой, плавая в собственной крови.

Король сражался долго, но, в конце концов, с горсткой оставшихся воинов отступил и укрылся в неприступном замке на горе Монтхибелло. И теперь окруженные со всех сторон, обитатели осажденного замка медленно умирали. Там, вместе с королем, волею судьбы оказалась и гордая Хельга, – его сестра, приехавшая в гости на праздник осени.

Нашествие длилось три долгих месяца. За это время Рыцарь Смерти не раз появлялся под стенами, крича, что он захватил уже почти все королевство и, предлагая королю сдаться на милость победителя, но всегда получал отказ. Тогда в крепость летели стрелы и кувшины с зажигательной смесью. Несколько раз в замке начинался пожар, который, к счастью, удавалось потушить. Защитники гибли, храбро отражая одно за другим нападения полчищ врагов, но их оставалось уже слишком мало. За три месяца никто не пришел к ним на помощь, и это означало, что Рыцарь Смерти не обманул их и почти все земли королевства в его власти. Единственное, что еще спасало жизни короля и его сестры, – неприступные стены замка. Но король понимал, что времени осталось мало.

Понимала это и Хельга. Гордая, неприступная красавица, которая отказала уже пяти женихам, сочтя их недостойными себя. В этот раз она приехала в город, что бы вдоволь повеселиться на празднике осени, и встретиться еще с тремя претендентами, что искали ее руки, но теперь Хельгу ждала иная судьба.

Однажды во время затишья, она вышла на стену замка и увидела внизу лишь догорающий город, над развалинами которого поднимались черные столбы дыма. Ей показалось, что погибли все гости и жители города, и, ничто теперь не могло защитить ее и короля от жестоких убийц. Лучший город цветущего королевства было растоптан захватчиками. Такое случилось впервые, и гордая Хельга заплакала, оттого, что ее молодая беззаботная жизнь скоро закончиться.

И в этот момент ее заметил Рыцарь Смерти. Закованный в черные латы, но с непокрытой головой, он бесстрашно гарцевал под стенами замка совершенно один, не боясь стрел защитников, словно был бессмертным. Рядом шумел горный водопад, наполнявший водой ров. Увидев золотоволосую красавицу, рыцарь вскинул руку в перчатке и крикнул так громко, что его крик перекрыл шум ниспадавшей воды, и повторило эхо, отразившись от скал:

– Ты будешь моей, Хельга, когда все умрут! Ведь я пришел за тобой.

Хельга в ужасе убежала со стен, спрятавшись в башне. Он знал ее имя! Он пришел за ней! И вдруг она вспомнила, что на праздник явилось только два претендента на ее руку, и обоим она уже успела отказать.

Всю ночь она молилась. А на утро, когда чаша ее страданий переполнилась, на окраине издыхающего города явилось неизвестное войско. Пять дней билось это малочисленное, но храброе войско с полчищами Рыцаря Смерти. Кровь залила все земли окрест города и пропитала землю. Но захватчики не выдержали натиска и пустились в бесславное бегство, бросая на пути все награбленное. Много дней преследовали их неизвестные рыцари по дремучим лесам спящих деревьев и казнили всех. Кости разбойников достались в пищу воронам. Предав земле павших, войско ушло туда, откуда явилось. Кто был его предводителем, Хельга так и не смогла узнать.

Когда она поняла, что снова свободна, от потрясения Хельга лишилась чувств. Она провела в полузабытьи недолго, но за это время ее посетили странные видения, похожие на сон. Она бродила по полям, усеянным молодыми фиалками, и от их аромата у девушки кружилась голова. В небе пели птицы, светило молодое солнце.

Потом на пути возник, сверкая золотом крыш, город. Из ворот на белом коне выехал рыцарь по имени Альморади. Посадив девушку на седло перед собой, он увез ее в свой замок с высокими башнями. Там она провела несколько прекрасных недель, окруженная заботой, словно уже была королевой. Давала балы в просторных залах, веселилась на пирах и выезжала на охоту. Этот рыцарь был первым, кто понравился гордой красавице. Он не добивался ее любви, он просто ее любил. И не боялся к ней подойти, в то время как остальные женихи опасались даже приблизиться.

Все шло прекрасно до тех пор, пока один из гостивших в замке вельмож, по имени Органон, ослепленный ее красотой, не захотел обладать ею и не поссорился с хозяином замка. Органон оскорбил его. В ответ Альморади вызвал обидчика на поединок, который должен был состояться тут же, на главной площади замка.

Настал день поединка. Стены вокруг площади были увешаны знаменами с гербами обоих рыцарей. По краям выстроились слуги. На западной стороне оруженосцы Альморади. На восточной – клевреты Органона. Оба рыцаря были имениты и богаты. Хельга должна была наблюдать поединок из окна башни Желания, самой высокой в замке Альморади. И вот протрубили трубы, возвестив о начале боя…

Когда Хельга пришла в себя, ее долго не оставляло ощущение только что закончившейся сказки. Она лежала на постели в башне замка на горе Монтхибелло, рядом стоял ее брат-король.

– Хвала богам, она очнулась, – произнес король, и добавил, глядя на сестру, не понимая, все ли она помнит, – Мы спасены, сестра.

А Хельга еще долго лежала в постели с закрытыми глазами и наслаждалась этим чувством. Давно уже ей не снились такие прекрасные сны.

Глава 9. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Весь день Ольга чувствовала себя как-то странно. И хотя железная Ирина Степановна была довольна, – контрольную все трое написали на отлично, – это не принесло Ольге особой радости. Чего было не сказать о Маринке и Светке. Те во всю веселились и даже собирались сегодня отправиться на очередную вечеринку. Маринка, как выяснилось, на днях дала отставку своему очередному парню и ей срочно требовался следующий. Жить без мужского внимания она долго не могла.

– На короткое время любой подойдет, – совещалась она со Светкой на большом перерыве сидя в кафе, и задумчиво перемешивая коричневую гущу маленькой ложечкой, – Мне скучно. Он должен меня развлекать, дней десять, пока я не найду настоящего. Ну, хотя бы на следующий месяц.

– На целый месяц? – удивилась Светка, – Ну, ты терпеливая. Я бы так не смогла.

Сидя рядом, Ольга молча поддерживала разговор. Девчонки уже позвали ее на вечеринку, но Ольга еще не решилась окончательно. Одной идти не хотелось, а парня не было. Думая об этом, она все больше расстраивалась. Может, оттого у нее все и шло сегодня наперекосяк. Руки словно не слушались, – несколько раз роняла с парты ручку во время урока, а недавно едва не пролила чашку кофе себе на платье. Даже любимая химия, которую вела любимая учительница, сейчас абсолютно не трогала. Не хотелось ее изучать, хотя Ольга любила разбираться во всяких формулах и реактивах, а сегодня к тому же предстояла лабораторная работа.

Вдруг Ольга вспомнила того хиппи с торбой на ступеньках, что больше походил на обросшего крестьянина. «А ведь он меня откровенно разглядывал, – вспомнила Ольга, – а когда я прошла мимо, еще и вслед смотрел, нахал». Ольга вдруг представила, как они вместе пойдут на вечеринку с Маринкой и Светкой. Но получалось не очень. Все девчонки в этой компании привыкли хвастаться друг перед другом своими парнями, а этот хиппи со своей холщовой торбой вряд ли произведет на них впечатление. Хотя Ольгу его вид почему-то особенно не смущал.

«Да и потом, он, наверное, на танцы не ходит, – продолжала размышлять Ольга, немного повеселев от своих неожиданных мыслей, – А куда он, интересно, ходит? Наверное, туда, куда я не хожу. Впрочем, чего зря мечтать, я ведь сама к нему знакомиться не пойду, как Светка, а он, может, ко мне еще и не приблизиться. Побоится, хоть и нахал с виду, – я со стороны грозная. Мне мама как-то об этом говорила».

Светка незаметно для себя вздохнула.

«Похоже, мы с ним из разных миров и эти миры не пересекаются, – продолжала размышлять девушка, – За последние дни, что-то ни разу не попался, хотя и учимся вместе. Прогуливает, наверное. Путешествует. Хиппи они ведь вечно где-то путешествуют».

В этот момент в кафе вошел тщедушный парень в светлом плаще и черном берете, из-под которого виднелись длинные волосы, собранные в хвостик. Он купил себе чашку кофе и пристроился за столом в углу у грязного окна. Достав из сумки небольшой томик, уставился в него сквозь очки и стал читать.

«Это же тот, второй хиппи, который рядом с ним стоял, – встрепенулась Ольга, – а он, почему не путешествует? Впрочем, мне-то какая разница». Она мысленно одернула себя и укорила за то, что слишком часто вспоминает незнакомого парня.

– Ольга, слушай, – вдруг дернула ее за рукав Маринка, отвлекая от текущих неспешным потоком мыслей, – У тебя ведь скоро день рождения. А ты когда всех приглашать будешь?

Глава 10. БЕЛЫЕ МЫШИ

Белые мыши кружатся над городом снов. Белые мыши летают над кладбищем дев. Бегу реки помешали десятки ржавеющих слов. Рыжие черви тревожат лежащих в земле королев. Рушится с неба зимы водянистая муть. Падают камнем с небес табуны облаков. Но королев никогда уже им не вернуть. Слишком тяжел замерзающих листьев покров. Белые мыши летают над городом снов. Белые мыши кружатся над кладбищем дев. Бегу реки помешали десятки ржавеющих слов. Рыжие черви тревожат лежащих в земле королев.

Глава 11. ФИЗКУЛЬТУРА И ФРАНЦУЗСКИЙ

Профессор в бассейн не пошел, – он физкультуру не любил и регулярно прогуливал. А я пошел. Мне казалось грех не поплавать, когда есть такая возможность.

– Давай, давай, – подбодрил он меня на ступенях спорткомплекса, что приютился за нашим техникумом, – а я пойду, покурю. Надо новый сонет придумать для журнала.

Проводив взглядом его тощую фигуру, я вспомнил, что мы с Профессором не только хипповали вместе, но и на почве творчества сами выпускали подпольный журнал, где себя же и печатали. Вернее не только себя. Кроме стихов, мы собирали с миру по любой творческой нитке, обходя всех знакомых в техникуме, и печатали их тоже.

Компьютеров тогда еще не было. Да-Да. Хотя нет, один был. Советский. Назывался «Электроника» и мы даже занимались на нем на уроках информатики. Странный был предмет. Но, дома, само собой, такой роскоши ни у кого не было. Зато у меня имелась подержанная печатная машинка «Москва», которая вполне исправно, хотя и криво, печатала буквы. Я ее освоил, и получилась вполне сносная техническая база.

Наш журнал назывался «Дело». Тому была очень понятная причина. Мы просто покупали папку «Дело №» в канцелярском магазине, писали номер выпуска и подшивали туда напечатанные тексты и даже рисунки, проделав в них дыроколом отверстия. Папка получалась толстенная, вызывавшая уважение. Тираж подпольного журнала ограничивался пятью экземплярами, – больше листов с копиркой не входило в печатную машинку. И на эти четыре экземпляра существовала живая очередь. Народ считал, прикалывался и даже стремился потом принести нам что-нибудь свое. К этому дню мы сделали уже целых три выпуска. Такие мы были издатели.

Хоть хиппанам не полагается сильно напрягаться, да и вообще напрягаться, я физкультуру посещал и даже любил. Вот и сегодня, простившись с прогульщиком Профессором, зашел в раздевалку, достал из торбы плавки, принял горячий душ и барахтался положенное время в бассейне вместе с другими одногруппниками, пока нас физрук оттуда не выгнал.

Потом снова принял душ, растерся полотенцем, и попил чаю в буфете. Надо сказать, материальная база у нашего техникума была получше многих институтов и мне нравилось тут учиться. Мало у кого был не только футбольный стадион, но и свой собственный бассейн Тем более, что мы с Профессором учились на помпезном иностранном отделении, где все предметы преподавали на иностранном языке. И физику, и химию, и математику и все остальное, кроме русского языка и литературы. Сначала у нас, как у всех, был небольшой ступор, – как же так, ни одного слова по-русски, – но потом привыкли. Даже свой сленг изобрели из французского языка, не хуже хипповских словечек. Идет, например, по коридору мне навстречу Мишка Охрей, а я ему говорю:

– Бонжур, Мишка. Не жалеешь ли в кафе се промене авек муа, ибо я манже хочу очень, а денег иль нья па ни хрена. Угости, силь ву пле.

– Пардон, – говорит Мишка, – у меня самого денег иль нья па. Так что ты деманде их у Жуковского, у него вроде что-то еще осталось. А мне пора алле о сортир. Еще раз, парон.

– Сэ не па бьен, – расстраиваюсь я, – Блин. Ну ладно. Рьен а фер, как говориться, ничего не поделаешь.

И так мы общались каждый день, отлично друг друга понимая, хоть со стороны нас могли принять за слегка помешанных, но нам это даже нравилось. У нас было свой мир.

В тот день я вышел из бассейна слегка разлохмаченный после фена – они у нас тоже были¸ огромные ведра, куда можно было засунуть голову целиком, как в центрифугу, – и остановился на крыльце, чтобы продлить удовольствие. Хорошее было утро, птички поют. Еще одна пара и обед, а там и день студента закончится. Пребывая в приподнятом настроении, я осмотрелся по сторонам и вдруг заметил ее. Ту девушку. Он шла с подругами мне навстречу. Видно, у них после нас был бассейн. Едва мы встретились глазами, как она вдруг остановилась, словно дальше ей было не пройти. Мы просто стояли и смотрели друг на друга, не решаясь сделать первый шаг. Вообще-то я решительный, но не всегда.