Текст книги "Морозная река"

Глава 18

Долго, больше часа провёл тогда доктор Гладков в доме Кержановых. Серьёзный, тихий и неприятный разговор состоялся у него с хмурым Володей. После укола Лёлька заснула, и доктор прислушивался к её ровному дыханию.

– Имей ввиду, – зло глядя на Володю, говорил доктор, – Я завтра утром к вам приду, и в течении дня тоже загляну её проведать! И если снова увижу… что ты палец о палец не ударил, чтобы позаботиться о жене, пеняй на себя!

– Доктор, да что вы из меня злодея-то делаете! – сипел в ответ Володя, – Я люблю жену, и всё для неё сделаю! Я же сказал – так получилось! Но теперь я и сам вижу, что нельзя её оставлять! Между прочим, вы тоже хороши – почему её выписали раньше времени, видите ведь в каком она состоянии!

– В нормальном она была состоянии, потому её и выписали! Вот если бы ты о ней заботился, была бы в ещё лучшем! Смотри, Володя… если только я узнаю, что ты к случившемуся руку приложил – не спущу!

– Да вы что! Что вы говорите, я что, по-вашему… как я мог такое сотворить! Что-то вот сейчас обо мне никто не думает, что я тоже… потерял… Думаете, мне легко?! А ведь мне ещё на работу приходится ходить, а я постоянно об этом думаю… об этой потере! Мне что, не нужно ни участие, ни успокоительные лекарства?! Ну да, я же мужик, терпи, как хочешь, а теперь ещё и обвиняют меня во всём… что случилось!

– Ты не забывай, что здесь в Ключевой все и всё про всех знают! – Гладков пристально посмотрел на Володю, – Так что ты со мной в кошки-мышки не играй! Может ты… прошлое не забыл, а?

– Прошлое – в прошлом! – отрезал Володя, – И вы это сами знаете! Так что лучше вместо всех этих подозрений и нравоучений расскажите, что мне делать, чтобы её вылечить! А заодно и мне хоть каких-то таблеток выпишите… сердце кровью обливается!

Гладков тяжело вздохнул, вырвал листок из своего блокнота и начал что-то писать, негромко проговаривая и давая задания Володе.

После того, как Гладков удостоверился в спокойном сне Лёли и ушёл, Володя тяжело опустился на табурет в кухне. Дома было прохладно, и он только теперь это заметил, раньше как-то не до этого было… Он потрогал белёный бок печи, совсем холодный. Видимо, Лёлька топила давно, уже успел дом выстыть. Володя почувствовал голод и вспомнил, что давно ничего не ел, в надежде, что по приезде домой что-то приготовит, а тут – такое… Он отыскал в холодных сенях кастрюлю, обычно жена выставляла туда сваренный суп, чтобы не испортился, и обрадовался – сейчас поест и согреется, потому что голодное тело, как известно, мёрзнет сильнее.

Но заглянув в кастрюлю он резко дёрнулся – в нос ударил кислый затхлый запах. Судя по всему, суп был сварен давно… очень давно сварен и позабыт в сенях. Чертыхнувшись и вспомнив сердитые слова Гладкова, что доктор всенепременно завтра же проверит, как он тут заботится о больной жене, Володя взялся хозяйничать. Вылив прокисший суп, он набрал в сенях сухих поленьев и принёс их к печи. Ничего, сейчас растопит печь, будет тепло, потом сварит гречку, уж в этом-то он давно поднаторел в походах, так что пусть выкусит этот доктор! Учить его ещё вздумал! В тайгу ходить – это не в тёпленьком кабинете сидеть, кто ещё поопытнее в жизни, как посмотреть!

Володя отворил чугунную дверцу печурки и обомлел – на холодных, давно прогоревших углях лежали мелкие, опалённые до черноты клочки бумаги, в которых он сразу же узнал свои карты… Судя по всему, Лёлька зачем-то порвала их и сожгла. Володе стало как-то жутковато, что, если Лёлька и в самом деле тронулась умом? Как оставаться в доме с сумасшедшей, что ей вообще на ум взбредёт? Всё, он завтра же поговорит с Гладковым, пусть определяют жену на лечение, кладут в больницу и лечат, а иначе он пожалуется куда повыше! Почему не принимаю мер и ждут, что человеку станет ещё хуже! Ведь он, Володя, не доктор, и не знает, как нужно вести себя с человеком, который явно не в себе!

Растопив печь остатками своих карт, он подбросил в огонь поленьев и осторожно заглянул в комнату. В доме стояла тишина, казавшаяся ему какой-то зловещей… Судя по ровному дыханию, жена спала, Володя прикрыл в комнату дверь и занялся готовкой.

И без того уставший с дороги, он сердито шоркал по кастрюле, отмывая её от прокисшего супа, и про себя думал… чего бы так с ума то и не сходить, на показ всему посёлку! Бедная– несчастная, да что же, можно подумать, она одна такая, кто ребёнка потерял, однако не все с ума от этого сходят! Это она нарочно, чтобы его, Володю, усовестить! А что, сама знала, что он геолог и работа у него такая, и что не будет он с ней дома в обнимочку сидеть, а вот теперь из-за её поведения все будут думать про него, какой он нехороший – не остался с женой её поддержать…

Кашу он не доварил. Оказывается, на старой плитке готовить сложнее, чем даже на походном костре, потому что плитка то грела, раскаляясь чуть не до красна, а когда он щёлкал старым, потрескавшимся регулятором, могла вовсе перестать греть. Но есть хотелось жутко, аж живот подвело, поэтому Володя молча пережёвывал недоваренную и чуть подгоревшую снизу гречку, и недовольно морщился.

А карты? Карты чем ей помешали? В самом деле, дурная баба. Вот только всё наладится, и Гладков от них отстанет, Володя припомнит жене такое к себе отношение! Ну и ладно, можно подумать, он сильно расстроился из-за этих карт! Да он каждую метку, каждое обозначение помнил наизусть! Завтра же возьмет в штабе новые, чистые карты и нанесёт всё то, над чем работал в последнее время.

После еды, пусть и невкусной, Володю начало клонить в сон. Шутка ли – сначала трясся на старом снегоходе, собранном чуть ли не из запчастей, потом ночевали в какой-то лачуге. Так это «чудо техники», которое Пантелеев ласково называл «Снежком» за белый цвет, который уже почти весь и облез, заглохло посреди леса, еле завели. С трудом до дома добрались!

Володя дёрнулся и понял, что погрузившись в воспоминания, он почти уже заснул. Но меж тем спать-то как раз было и нельзя – печь ещё не протопилась, так и угореть недолго… Он встал, взял вёдра и отправился за водой на колонку. Потом дров принёс из поленницы и сложил в сенях, чтоб чуть просохли. Вот, и для чего он спрашивается женился, если вернувшись из похода, ему ещё и делать всё самому приходится!

Когда угли в печи наконец погасли, Володя уже настолько измучился, борясь со сном, что еле поднялся со стула, чтобы закрыть заслонку. Скинув одежду, он осторожно улёгся рядом с женой, блаженно вытянув ноги.

Вечер уже вывел в небо своё светило, яркий месяц серебряным серпом висел над лесом, от окна до середины комнаты тянулась тонкая дорожка, свет месяца проникал меж неплотно задвинутых штор. Володя прислушался – ровное Лёлькино дыхание и тиканье часов, больше ничего не было слышно, и так ему стало покойно… да, нужно и в самом деле передохнуть с этими походами… додумать свою мысль он не успел, потому что заснул.

Ночь, глубокая и тёмная, царила за окном, когда Володя вздрогнул всем телом и проснулся, весь в холодной испарине. Месяц давно ушёл за сопки, свет его больше не проникал в окна, чуть только подсвечивая ночной мрак… Володя открыл глаза, и душа его похолодела, он чуть было не закричал от страха.

Рядом с ним на кровати сидела жена и пристально смотрела на него. В сером сумраке её глаза, провалившиеся и окружённые тёмными кругами, казались большими, чёрными и какими-то…. Не человеческими!

– Лёль… ты чего? – пискнул он и сам удивился, как тонко и визгливо прозвучал в тишине, нарушаемой только тиканьем старого будильника, его осипший в тайге голос, – Ты чего не спишь-то? Ложись, ночь ещё!

– Тише! – прошептала Лёлька и приложила палец к своим губам, – Ты… ты слышишь?

Володя прислушался, но кроме часов и потрескивания промерзающей от стужи двери ничего не услышал. Только душа его дрожала, от этого и его самого передёрнуло в ознобе. Глубоко вздохнув, чтобы чуть успокоиться, он снова посмотрел на притихшую жену:

– Нет. Ничего не слышу, что ты…. Спи давай, я устал за день, набегался…

– Как не слышишь? Ты должен – слышишь, как громко! Ребёнок плачет! А раньше он смеялся! Вот, снова плачет! Да что это за мамаша такая, не может ребёнка успокоить?! Володь, пойди сходи к ним, скажи!

– К кому? – Володя уже трясся так, что зубы его постукивали громче будильника, – Куда сходить, ты чего?!

– Ну, к соседям новым! Это, наверное, у них ребёночек! Откуда это ещё может доноситься!

– Да никто не плачет, и соседей у нас ещё нет! Это… это… у тебя, наверное, от лекарств всё! Сейчас я, подожди! – Володя подскочил с кровати и кинулся к буфету за таблетками, которые утром оставил для Лёли Гладков и наказал давать при бессоннице и прочих нервных… приступах.

– Вот, прими таблетку! Это Гладков ваш оставил, сказал тебе давать. Но ты спала весь день, и я не стал тебя будить! Вот вода, запить, – Володя включил настольную лампу и протянул жене стакан с водой.

– Нет!

– Что – нет? – стуча зубами ответил Володя на категоричный возглас жены.

– Я не стану ничего пить, никаких таблеток и прочего!

Володе на миг показалось, что Лёлька смотрит на него прежним, осмысленным и умным взглядом, и от этого у него вообще всё в голове перемешалось.

– П… почему не будешь то? Доктор же сказал… Гладков… он оставил пачку целую… Почему…

– По кочану! Гладков, говоришь? А ну, покажи пачку!

Вообще не понимая что же происходит, Володя снова сходил в кухню и принёс таблетки, ступая окоченевшими ногами по холодному полу. Лёлька взяла из его рук лекарство, внимательно рассмотрела его прочитав название при неярком свете лампы. Потом самолично вынула таблетку и проглотила.

– Слушай… может и мне можно, от нервов? Ты же медик, знаешь? – спросил Володя, у которого поджилки так и тряслись, – А то у меня тоже… душа не на месте после всего этого.

– Хочешь, так пей, кто не даёт, – сказала Лёлька, поёжилась, завернулась в одеяло и отвернулась к стене.

Володя подумал и таблеток пить не стал. Он так и лежал в темноте, выключив лампу и опасаясь тревожить жену, чтобы тоже укрыться одеялом. Было холодно и жутко, он пытался определить по спокойному дыханию жены, спит она или нет, но так и не смог. Самому же ему спать хотелось неимоверно. Но он боялся даже на секунду прикрыть глаза! Кто знает, что ещё отчудит эта ненормальная!

Помучавшись около часа и не выдержав пытки, он тихо поднялся. Ступая на цыпочках и дрожа от холода, Володя сел на стул в кухне, привалившись к чуть тёплому боку печи. Он не мог заставить себя вернуться в комнату, к жене, и спокойно уснуть рядом с ней. Выставив в ряд у печи все три имеющихся у них стула и добавив древний табурет, он расстелил на них невесть откуда взявшийся в их доме старый тулуп, примостил под голову свой походный рюкзак, и улёгся, накрывшись своей курткой.

Что же такое происходит, вовсе не этого он ожидал, связав свою жизнь с умной и заботливой Лёлькой…

Глава 19

Пришедший на следующий день Гладков застал Лёльку в добром здравии, хозяйничающую в кухне. Стукнув негромко в дверь, доктор появился в узкой прихожей в клубах морозного пара и снял с озябшего носа свои замёрзшие очки.

– Ох, ну и стужа, я вам скажу! Оправа чуть к носу не примёрзла! – он прищурился, вглядываясь в Лёлькино лицо и мельком глянув на притихшего Володю, который примостился в углу кухни с луковицей и ножиком в руке, – Ну, я смотрю, дела у нас пошли на лад? Прекрасно, прекрасно…

Пока доктор говорил с пациенткой, внимательно слушая её речь и пристально глядя в глаза, Володя же постоянно пытался незаметно подать доктору знак, что ему нужно поговорить с Гладковым с глазу на глаз. Но доктор словно бы и не замечал его и продолжал говорить с Лёлей.

– Владимир, я вас прошу…. Прогуляйтесь хоть бы вон до колонки по воду, мне нужно задать Лёле пару вопросов наедине, – сказал вдруг Гладков, чем Володю удивил и даже напугал, судя по его побелевшему лицу.

– Зачем? Я могу на крыльцо пойти постоять, – пробурчал Володя, недовольно хмурясь, – Что за секреты…

– Мне повторить понятнее, или мы по-хорошему договоримся? – поднял брови Гладков, и Володя, несмотря на всё упрямство, начал натягивать на себя куртку.

Когда он вернулся с ведром воды, то увидел, что Лёля собирает сумку, а доктор сидит у стола и что-то пишет в своём блокноте.

– Я решил, что вашей жене будет лучше сейчас в стационаре, – сказал Гладков не глядя на Володю, – Она, как медик, со мною тоже согласилась. А вас самого я прошу подойти сегодня ко мне, часа в четыре пополудни, поговорим и кое-что обсудим.

Володя вроде бы и обрадовался такому решению доктора, он ведь и сам собирался просить Гладкова, чтобы Лёлю забрали в больницу, но сейчас вдруг снова испугался… о чём это доктор собрался с ним говорить, и почему зовёт к себе, а не говорит прямо здесь.

– А сейчас, оденьтесь-ка потеплее, друг мой, и сходите к Векшиным. Попросите Григория, пусть заедет за нами на машине, идти пешком холодно, Лёля ещё не окрепла для таких прогулок.

Володя так растерялся от этого всего, что позабыл рукавицы, уходя из дома, и всю дорогу до Векшиных так и бежал, пряча озябшие ладони то в карманы, то в рукава. Григорий собрался тут же, вывел из тёплого гаража «буханку», и уже совсем скоро остался Володя один на крыльце своего дома, провожая глазами отъезжающую машину.

Но когда он шёл в больницу на разговор к Гладкову, это был уже совершенно иной человек. За это время он пришёл в себя, всё обдумал и был готов к любым вопросам в его сторону. Но Гладков, как ни странно, ни о чём его спрашивать не стал, а вовсе наоборот – начал давать указания, отвешивая их словно по ранее заготовленному списку.

– Так, времени у меня мало, чтобы вам повторять несколько раз, поэтому слушайте внимательно, – отрезал Гладков, – Жена ваша останется у нас под наблюдением, сейчас с ней всё хорошо. По моей просьбе её осмотрит специалист, но если честно, я это делаю для перестраховки. Леонила очень сильный человек, но вот с мужем ей, к сожалению, не повезло.

– Да что же, снова я виноват! – Володя с досадой хлопнул себя по колену, но Гладков не дал ему разразиться тирадой и оборвал.

– У меня нет времени слушать ваши оправдания! Значит так, что касается тебя, Владимир – никаких походов в ближайшее время, ежедневно являешься сюда, навестить жену, даже если она не захочет тебя видеть, как например сегодня! Но ты всё равно приходишь! Приносишь ей книги, какие она любит, сладости или фрукты! В общем, я жду от тебя помощи в восстановлении её душевного состояния. И не заставляй меня принимать меры… Ты вообще, Володя, для чего женился?

– Иван Тимофеевич, я прекрасно понимаю, на что вы пытаетесь намекнуть! – Володя резко встал со стула, – Что бы вы там себе ни придумали, но я люблю свою жену, люблю, как умею! И я сам просто не могу поверить, что всё это случилось… с нами… Да, наверное, я не смог, не сумел поддержать жену, как нужно, но то, на что вы намекаете… Если вы считаете, что я что-то сделал намеренно и виноват, то говорите прямо, без этих намёков и давайте будем разбираться!

Гладков дрогнул, это было видно по его чуть смягчившемуся взгляду. Он пристально посмотрел на Володю и покачал головой, а потом стал давать указания и наставления, как нужно себя вести и что делать, чтобы Володя смог помочь и Лёле, и самому себе.

Со временем поутихла эта история в Ключевой. Уже через неделю про неё и позабыли все, кроме её непосредственных участников, ну и ещё, может быть пары-тройки человек. Лёлька уже покинула стационар и приводила в порядок дом. Володя, который всё это время усердно окружал жену заботой, и сейчас старался помочь ей во всём и развлекал разговорами.

– Я решила, что мне дома не стоит сидеть, – сказала мужу Лёля, – Попросилась на работу, Гладков согласился. Но пока на половину дня и никаких дежурств. Ты, наверное, уже и сам измучился сидеть дома, по лесу заскучал, по работе? Со мной всё нормально, так что, если хочешь… Спасибо, что отложил все свои дела на это время, надеюсь, всё позади.

Если бы был Володя немного проницательнее и не был бы так зациклен на самом себе, то он бы заметил в голосе жены ледяные нотки. Но он только заулыбался в ответ на похвалу, обнял жену и заговорил ласково:

– Нет, что ты… я и сам понял, что в последнее время слишком много времени проводил в тайге, и слишком мало с тобой. Лёль, прости… наверное, я не очень хороший муж, но я люблю тебя, это правда. И мне жаль, что всё это случилось с нами, но мы это переживём, ведь так? Вместе… И всё у нас будет хорошо!

Лёлька молча освободилась из объятий мужа и принялась мыть чашки. Да, если бы она услышала от мужа эти слова немногим раньше, как бы они порадовали её, а вот теперь… ей было всё равно.

Вечера они проводили вместе, только молча. Володя снова сидел над своими картами, и к слову сказать, про те, сожжённые Лёлькой, ни слова не было сказано между ними. Лёлька читала книжки, делала какие-то пометки в тетради… Словом, взглянуть – так идеальный семейный вечер, ни дать, ни взять.

– Ты родителям звонила? Как у них дела? – иногда Володе становилось немного жутковато от молчания и отстранённости жены, и он сам заводил разговор.

– Да, звонила, всё нормально, – спокойно отвечала Лёлька, – Ждут нас в отпуск, но я сказала, что пока откладывается.

Володя совсем было успокоился после всех этих перипетий, ему казалось, что всё у них наладилось, и он уже было собирался сообщить Мише Пантелееву, что готов идти на старый провал, куда летом было не добраться, а зимой, по руслу скованной льдом Морозной – пожалуйста… как вдруг случилось неожиданное.

Вернувшись с работы, Лёлька сняла пальто, размотала пуховую шаль, укрывающую шею и грудь, села на старый табурет у печи и внимательно посмотрела на мужа.

– Сегодня Гладков меня в управление отправил, сходила. Дали ордер и ключи.

– Да ты что! – Володя вскочил со стула и радостно кинулся обнимать жену, – Как хорошо, что мне в поход только через неделю, как раз успеем всё перевезти и обустроиться.

– Ты знаешь, я хотела с тобой поговорить, – начала Лёлька таким тоном, что у Володи радостная улыбка сразу же сползла с лица, – Я думаю, что нам… не нужно переезжать вместе. Квартиру нам выделяли с учётом… будущего семейного положения, а оно у нас неожиданным образом изменилось. И я думаю, что изменится ещё раз.

– Что ты имеешь ввиду? – исподлобья глядя на жену, спросил Володя сквозь зубы.

– Я хочу уйти. Нет смысла отрицать – мы не справились с тем, что на… нас свалилось. Ни к чему и дальше делать вид, что всё осталось по-прежнему, это вовсе не так. Я напишу заявление, что на двухкомнатную не претендую, и, может быть, вместо этого нам дадут… разное жилье, отдельное.

– Ты меня бросаешь?! Что, только в нашей жизни возникли первые трудности, твоя любовь ко мне улетучилась, словно и не было?! Что, геолог тебе оказался не нужен? Или, может быть, на горизонте замаячил кто-то выгоднее и перспективнее?

– Так много вопросов, – усмехнулась Лёлька, – Не думала, что ты склонен к женским истерикам. А давай лучше поговорим начистоту! Ведь этот ребенок… он тебе был вовсе и не нужен, так? Я знаю, что всё это случилось не просто так, а с чьей-то помощью! И кроме тебя это сделать было некому!

– Ты что…, – Володя с изумлением смотрел на жену, – Ты что, думаешь, что я… Да я понятия не имею, что вообще там у тебя произошло! Слушай… а может быть это ты сама не хотела этого ребенка, а теперь пытаешься всё свалить на меня? Может быть, тебе стал не нужен брак с простым парнем, кого получше нашла, пока я там по лесам…

– Я не собираюсь ничего выяснять. Я сказала тебе, что я хочу, и это всё.

– Слушай, – Володя взял жену за руку и постарался смягчить голос, – Давай не будем горячиться и всё рушить. Мы только пережили большое горе, оно было для нас испытанием, но мы с ним справимся, я тебе обещаю. Что ты хочешь? Ну хочешь, я поговорю с Сергеевым, и останусь работать в штабе, сколько нужно. Да, мы потеряем в деньгах, но это не страшно, главное – мы сохраним семью. Мы всё начнём заново, поедем в отпуск, развеемся…

Володя долго говорил в тот вечер, Лёлька же молча слушала его заверения, но отвечать на такие искренние порывы не спешила.

– Я обещала к Свете заглянуть, – сказала она мужу, когда тот замолчал, – Их с малышом только выписали после болезни, нужно проведать. Ты меня не жди, ужинай один.

Одевшись потеплее, Лёлька выскользнула за дверь, оставив за собою клубы морозного пара и растерянного Володю.

Глава 20

Весна рыжей веснушчатой девчонкой гуляла по ключевским сопкам, рассыпая из рукава своего зелёного платья мелкие белые цветы, которые первыми появляются на согретых солнцем склонах после зимы. Лёлька собиралась поехать к родителям и укладывала вещи в чемодан, билет уже был куплен, договорённость с Григорием Векшиным, чтобы тот отвёз её на станцию, тоже имелась. Лёлька посмотрела в окно, на едва заметную зелёную дымку, окутавшую кроны берёз.