Текст книги "Убийство по графику"

– Мам, ну почему ты не выглянула в окно? Я такого натерпелась, я так перепугалась.

– Милая, да я фонарик положила куда-то и не запомнила, искала. Пока искала, не успела в окно выглянуть.

Мама почему-то внимательно и хмуро смотрела на дочь.

– Почему ты на меня так смотришь? Что-то не так?

– Милая, ты ничего не заметила? – беспокойно спросила она.

– Нет. Что такое?

– Когда я посветила фонариком, за твоей спиной стоял мужчина. Он быстро от света опустил вниз лицо. Чтобы, видимо, я его не рассмотрела, и скользнул в темноту, под лестницу.

По спине Нади пробежал холодный пот, крупными каплями стекая по позвоночнику, её резко затошнило, желудок свернулся в тугой ком.

– Этого не может быть. Не может! Слишком быстро. Так никак не могло получиться!

У Нади заработала мысль: «Так, на дверях пружины… мужик на углу дома… я слышала хлопок закрывающейся за мной двери, буквально через пару секунд!! Я не слышала шагов!! Господи… не мог так быстро… не мог… так тихо… так быстро… как… кошка!» – резануло мозг. Тут она вспомнила свой ночной кошмар. На нее навалилась слабость. Она медленно, еле волоча ватные ноги, добралась до своей кровати. Какая-то тяжесть упала на все тело. И Надя провалилась куда-то в темноту. Она резко уснула. Мать, глядя на ее реакцию, сняла трубку телефона и позвонила в милицию.

Посиделки затянулись. В семейном кругу так было хорошо, что не хотелось расставаться. Родители предложили молодым заночевать, но те твердо решили скоро выехать домой. У Сергея зазвонил мобильный. За столом разговоры прекратились. Родные с Машей притихли. Сергей слушал и становился мрачнее и мрачнее.

– Да. Я понял, сейчас буду. Адрес, фамилия потерпевшей. Какой-какой?! – на его лице сначала появилось удивление, потом шок. Но он быстро взял себя в руки.

– Срочно нужно ехать. Маш, собирайся быстро.

Мария встала. Но Антонина Ивановна остановила ее.

– Сына, ты поезжай, а за Машу, не переживай, мы сами отвезем ее.

– Хорошо, спасибо.

Сергей быстро оделся и вышел из квартиры.

Когда он подъехал по адресу, машина оперативной группы стояла уже у подъезда. Он спустился в подвал. Ребята поздоровались. Поздоровалась и представитель ЖЭКа.

– Арсений, почему тут осматриваете? – спросил Сергей.

– Мама потерпевшей рассказала, что, после того как она позвонила в милицию, какое-то время она слышала грохот в подвале, как будто ломают что-то, такой шум стоял. А так как преследовавший спрятался под лестницей, когда мать вышла встречать свою дочь, видимо, он спустился сюда и дал выход эмоциям, громил тут все. Бесился, наверно, урод, что ему девчонка не досталась. Злость нужно куда-то выместить? Вот мы и решили, может, найдем что-нибудь. Может, этот гад ниточку какую к себе оставил.

– Что потерпевшая?

– Очухалась, Пашка показания у нее берет. Завтра в отдел ее. Фоторобот составим.

– Нет, сегодня, – решительно отрезал Сергей.

– Не поедет.

– Поедет, обязательно, договорюсь. Это подруга моей жены.

Арсений присвистнул. Сергей обратился к экспертам:

– Иннокентий Павлович, ну что? Есть новости?

– Нет пока, Сереж, он точно заведомо готовился, в перчатках работал. Мы ищем, ищем. Каждый сантиметр проверим. Не мог же он совсем не наследить.

– Да, вы правы. Когда-то и он должен оступиться.

– Оступился то он уже давно, – по-философски заметил Павлович.

– Давайте, родные, давайте. Нам важно определить, Оборотень это или очередной псих. Первый раз живой свидетель. Мы не должны такую возможность упустить.

Сергей повернулся к представителю ЖЭКа:

– Дверь подвала была закрыта? – строго спросил он. – Только не врите, это очень важно для следствия.

Тетка вся затряслась, плача, напуганно проговорила:

– Закрыта, закрыта точно. Вот те крест. Все двери обязательно закрываются. Если что не так, жильцы нам сообщают о взломе, мы сразу, сразу же, – тараторила она так, будто сама себя пыталась в этом же убедить, – сразу чиним дверь и закрываем на замок. Что мне теперь будет? – чуть не плача, охала она.

– Да вам за что? – удивился Сергей. – Если все как положено, то ничего.

– Ребята, – обратился Сергей к экспертам, – ну дайте женщине успокоительного. Человек весь на нервах, белая как полотно стоит. Замок тоже на экспертизу заберите. А вы, – он обратился снова к женщине с ЖЭКа, – успокойтесь, подождите, пока ребята закончат, составите акт, закроете подвал, и свободны. Да, пока тут не прибирайте. Пусть будет пока так, как есть. Вдруг нам понадобиться еще вернуться. Ваших работников предупредите, чтобы сюда пока не ходили, а то лишнего наследят. Мы скажем вам, когда этот подвал нам уже не нужен будет.

Женщина быстро закивала головой.

– Арсений, я наверх, к потерпевшей.

– Хорошо.

Сергей вошел в квартиру, поздоровался с мамой Нади, та пригласила его на кухню. Заплаканная Надя увидела Сергея.

– Сережа, – крикнула она и подалась к нему навстречу, обняла его и зарыдала. – Меня… он… я… – плача, Надя не могла начать говорить.

– Тихо-тихо, Нюш, успокойся.

Но она не могла остановиться.

– Тихо! – прикрикнул он. – Ну-ка, возьми себя в руки, родная, ты нам нужна.

Мама Нади подала дочери очередной стакан воды с валерианой. Надя выпила, села на стул, чуть всхлипывая. Глядя на Сергея красными опухшими глазами от слез, она слушала его.

– Милая, ты сейчас успокоишься, просто попытайся сначала ровно дышать. Дыши.

Надя пыталась выровнять свое дыхание. Сергей подбадривал, она кивала в такт дыханию, старалась контролировать себя и спокойно дышать.

– Успокоилась? – спросил Сергей.

– Вроде да.

– Точно? Мы можем сейчас с тобой поговорить?

Надя положительно кивнула в ответ.

– Сейчас мы с тобой посидим, ты мне расскажешь весь свой день, до мелочей и желательно по часам, до того момента, хорошо?

Надя, видимо, снова вспомнила недавнее событие и всхлипнула.

– Нюша, Нюша, – строго сказал Сергей, – держись, нам надо поговорить.

Надя принялась выравнивать свое дыхание, пытаясь остановить свою вновь нарастающую истерику. Мама Нади захлопотала, налила чаю. Сергей отказался, но она настояла.

– Так надо, для душевности, – тихо сказала она.

Надя отхлебнула несколько раз горячего, душистого чая и вроде стала приходить в эмоциональную стабильность.

– Ну, что, поговорим? – спросил Сергей, она кивнула. – Рассказывай Нюш.

И Нюша начала. Рассказывала все. От утренней прогулки с Машей, вечеринки в клубе и про свой страшный сон. Сергей не перебивал, дал ей выговориться полностью и иногда что-то писал в свой блокнот. Когда Надя закончила свой рассказ, он сказал:

– Надюш, ты должна с нами поехать. Помочь нам. Нужно составить фоторобот преследователя.

– Может, завтра? – возразила её мать.

– Чем быстрее, тем лучше. Мы её сами доставим домой, не переживайте.

– Я поеду, мама. Это очень важно. Я уже в норме.

– Вот и хорошо. Поехали. Паш, иди прогрей машину. Надя, умойся и спускайся, покажешь мне, какой дорогой шла домой. Как убегала от него. Пока ребята тут работают, мы успеем сделать свое и вернуться обратно.

– Да-да, конечно.

Она быстро умыла лицо прохладной водой, чтобы сбить одутловатость и красноту от слез. Быстро оделась и выбежала из квартиры.

На улице Сергей изучал путь преследуемой мужиком Нади. Надя снова и снова, с той же быстротой, как ей казалось, повторяла свой путь, а Сергей пытался ее догнать до того, как закроется дверь на пружине, и оказаться в нужном месте за ее спиной. Удалось ухватить дверь до хлопка с седьмого раза.

– М-да… ну и прыть у него, ловкий, – удивился Серега.

– И тихий, – добавила Надя, – я его не слышала, а ты топаешь как медведь, что оглянуться хочется, – и улыбнулась первый раз после такого события.

– Может, ты на нервах была и просто не слушала внимательно? Думала поскорее домой добраться. Нюш, точно дверь за тобой хлопнула только раз?

– Точно, Сереж, точно. Я в подъезд влетела, мне так страшно было, что я держала ухо востро. На ходу соображала, что я буду делать, если не успею до дома добраться, как защищаться буду. Мне важно было его слышать. Я точно помню, дверь хлопнула один раз. А успеть проскочить у него, думала я, нет возможности. Это какую прыть надо иметь! Поэтому я очень была шокирована, когда мне мама сказала, что мужчина у меня за спиной стоял. Представляешь, если бы мамы не было дома? Это же все. Один удар – и я катилась бы вниз по лестнице в подвал. Там один шаг влево и спуск. Ты же видел.

Окрик Павла прервал их разговор. Он, активно махая рукой, приглашал сесть в машину.

– Машина прогрета, поехали в отделение.

Фоторобот был готов через сорок минут.

– Да. Он мало чем поможет. Много одежды. Лица почти не видно. Губы, скулы, нос. Знаешь, сколько людей можно под этот фоторобот найти? – с сожалением сказал Сергей, глядя на распечатанный лист. – Одежда почти все лицо закрывает. Нюш, а тот кретин, что в клубе на тебя напал, не может быть им?

– Нет-нет, – замотала головой Надя. – Никак не может.

– Это почему же? Почему ты так уверена? – заинтересованно спросил Сергей.

– Ну, во-первых, комплекция. В клубе был плотный, а вернее, толстый мужчина. Этот выше и стройный. Во-вторых, характер разный. В клубе был явно озабоченный сексуально псих. А этот охотник, понимаешь? Охотник. Спокойный, уверенный, совершенно не эмоциональный. Перед ним ощущаешь себя его добычей. Я теперь понимаю, почему он не отреагировал на мою ругань. Я для него как мышь в предсмертной агонии была. Он просто рассматривал меня уже как будущий труп. И был на сто процентов уверен в своем успехе. Я для него была как мелкий, жалкий грызун, попавший в клетку и опасности не представляющий для него. – Надя замолчала, потом схватила голову руками. – Бог меня миловал, сейчас валялась бы в подвале, уже мертвая. – Печальная и усталая Надя, смотрела куда-то вдаль. – Вот так живешь, а потом кто-то приходит и считает, что имеет право отнять у тебя жизнь. Это мерзко.

– Почему ты так решила, может он насильник, а не убийца?

– Э, нет, Сереж, когда я там стояла на крыльце, он четко дал понять мне это. Я не нужна была ему как женщина. Я была добычей. Все, что я увидела, Сереж, я описала. Фоторобот, может, и не очень информативный, но очень точный. Ростом он чуть повыше меня. Может, метр восемьдесят. Это все, чем я могу помочь.

– Нюш, а с девчонками в клубе вы фоткались? Если да, то хотелось бы посмотреть фото. Ну мало ли, найдем интересное для себя.

– Да, Сереж, я пришлю тебе на электронку свои и у девчонок попрошу то, что они нащелкали.

– Спасибо. И еще, Нюш, если еще что вспомнишь или мама твоя, позвони мне. Любая мелочь важна, хорошо?

– Обязательно, Сереж. Да, мама мне сказала, что руки у него сильно красные были. Он за перила держался, когда она посветила.

– За свою безопасность не переживай. Мы к тебе ребят прикрепим. Пока последят за тобой. Вдруг вернется снова.

– Умеешь ты успокоить, – хмыкнула Надя и устало, измученно улыбнулась.

– Ну всякое может быть. Может, он доводит все до конца. А может, и потерял к тебе интерес, если умный, конечно. Ребята сейчас обследуют подвал, может, найдут следы.

– Хорошо, если найдут, – встрял Павел, – Палыч ведь сказал, что он в перчатках работал. Красные руки у него были, может, потому, потому что перчатки красные на руках были.

– Бог есть на свете, нам должно повезти. Не вечно же этому уроду по земле ходить, людей убивать, – сказал Сергей.

Надю доставили домой уже глубокой ночью. Мысли о событиях дня не давали ей долго уснуть. Вдруг среди мрачных картин в памяти возникло знакомство с Андреем. Беспокойство постепенно стало отступать от неё. Она думала о будущей встрече с ним. Поймала себя на мысли, что хочет, чтобы он позвонил ей. В мыслях она уже примеряла свой наряд, в котором придет на первую встречу. Мечтала, как они будут гулять по парку, обнявшись. Представила свой первый поцелуй. Наде хотелось узнать о нем больше. В душе почему-то жила уверенность, что у них много общего. «Ну вот, – подумала Надя, – совсем увлеклась. Осталось помечтать еще, как поженились, народили детей. Жили счастливо и умерли в один день. Фантазерка. Ну и глупая я. Он еще не позвонил, а я уже нам все придумала». – и улыбнулась. Надя смотрела куда-то в темноту комнаты, потом закрыла глаза и уснула.

Серега с Пашкой не поехали домой. Не хотелось будить близких. Решили переночевать в отделении. Поделили в рабочем кабинете столы, кто где будет спать. Шумно вздохнув, оба быстро уснули. Даже событиям дня не удалось занять их мозг. Они ничего не обсуждали. И тому и другому хотелось просто лечь и уснуть. Усталость взяла свое.

– Вставайте, горемыки. Так и знал, что здесь ночевать будете. А я домой все-таки поехал. Пожрать взял, – громко, звучно разбудил ребят Арсений.

Сергей и Пашка открыли глаза, но не сразу сообразили, что уже утро и что ночевали они в отделении. Но потом переглянулись, вспомнили, как оказались тут. Глядя на своего могучего сотрудника, ухмыльнулись, оба знали, что их богатырь Арсений без пожрать не мог.

– Давайте вставайте, умывайтесь, а я пока кофейку с бутербродами приготовлю. Сейчас завтракать будем, – заботливо хлопотал он.

И Сергей, и Павел все еще хотели спать, аппетит тоже еще не проснулся.

– Видели бы вы себя. Вы как два пьяных, взъерошенных воробья. Слезайте со стола. Давайте дуйте морды мыть, а то смотреть на вас страшно, – ржал беззлобно над ними Арсений – Вы не одни в отделении ночевали. Эксперты, говорят, тоже тут всю ночь работали. Вроде обнаружили что-то. Наш маньячина или нет, скоро узнаем.

Пока парни умывались, на столе уже дымился кофе, а на широкой тарелке лежала гора бутербродов. Сразу видно, что Арсений жил один. Бутерброды были правильные, мужские. Сослуживцы сели завтракать в полном молчании. Хотелось просто насладиться завтраком и смотреть, как за окном красиво падает мягкий, пушистый снег. О работе не хотелось ни говорить, ни думать. Хотелось чувствовать, как по телу разливается тепло от горячего кофе, выгоняя сонную хандру, как организм постепенно просыпается. Так и завтракали в молчаливой тишине.

Свет фонарика резко остудил пыл. Внутри что-то оборвалось. От досады заскрипели костяшки на руках. Еще через секунду он стоял под лестницей, прячась от обличающего света. И потихоньку опускаясь по лестнице, спрятался за дверью подвала. Внутри все негодовало. Внутренний зверь выл.

– Вся охота насмарку! Дура. Повезло сучке, удачливая, – злобно хмыкнул он. – Ну и черт с ней! – он тихонько повыл, явно не ожидая такого поворота. Но успокоения не было. Внутри адреналин разогнался, а выхода не получил, и тело начало ломать. Ломать так, что голова разболелась, потрескивая в висках. Ярость не отпускала, она ломала тело и требовала выхода. Только боль могла утолить эту жажду. Своя, чужая – не имело значения. И он остервенело принялся бить кулаком о стену и трубы подвала. Боль пронизывала руку, но еще не была достаточной, чтобы заглушить внутреннего зверя.

– Сдохни, сдохни урод! Этого тебе надо было? Этого?

Он бил и бил кулаком, кровь пропитала перчатку. Боль уже не чувствовалась, она постепенно утихала. И в какой-то миг зверь отступил, он почувствовал в себе человека. Он тяжело и болезненно вздохнул. Ноги подкосились, он медленно опустился вдоль стенки. Какая-то космическая усталость упала на его плечи. «Я больной псих», – подумал он. В такие моменты ему казалось, что ужасные вещи делал не он, а другое его «я». Раньше его законопослушная половина не чувствовала за собой вины, а потому было вдвойне обидно принять наказание по вине темной его стороны, которую он тоже осуждал. Его раздваивало, и он не знал, как к себе относиться. Потом просто перестал об этом думать. Просто принял себя таким, какой он есть. И равнодушие поселилось в сердце. Не трогали его ни жалость к жертвам, ни ужас содеянного его руками. Перед глазами поплыл знакомый туман. И в нем он снова увидел призраки убитых им девушек и женщин. Вот они тянут к нему свои синие руки, из пустых глазниц текут слезы. Из вспоротого живота вываливаются внутренности. Бледно-синие, со спекшейся кровью на волосах, они шли к нему.

– Идите вон! Вы же знаете, я не виноват! Это все зверь! Зверь! – кричал он.

– Ты, ты, это ты, – утробно, мертвенно шептали они. – Умри, умри, пожалуйста, умри.

Они всегда просили у него это. Вот вперед вышла та, самая первая. Она шла на него, улыбалась и ласково сказала, протянув ему петлю:

– На, возьми. Не мучайся и других не мучай. Сделай всем хорошо. Так надо, понимаешь? Не бойся, потом не больно. Мы уже знаем.

Он помнил ее, свою первую. Если бы не она, может быть, он жил сейчас по-другому. Её звали Софья. В то время ему было шестнадцать. Сколько ей, не помнил, помнил только, что она была старше. Красивая женщина. Она его манила, будоражила его юное воображение. Он хотел её, нет, он жаждал ею обладать. Он помнил, как следил за ней, когда та по вечерам купалась голышом на речке. На фоне заката она была еще прекрасней, как Венера, выходящая из пены морской. Он прятался за кустами и любовался ею. И тот день он отчетливо помнил. Если бы она тогда не посмеялась над ним, если бы ответила взаимностью, может быть, он был бы другой. Он вспомнил, как однажды засмотрелся на ее красоту и забыл об осторожности. Она вышла на берег, увидела его за кустами, засмеялась.

– А ты, что тут делаешь? Тебя что, следить за мной послали? А ну-ка выходи!

Он робко вышел из своего убежища ей навстречу. Все было бы хорошо, если бы не подул ветер. Его молодое тело выдало его. Оно выдало его тайну. Недоуменно, несколько секунд, Софья присматривалась к нему, потом злобно и истерично стала орать:

– Что это? Что? Ах, ты грязная свинья! Кто ты есть вообще?! Ты обманываешь всех? Нет, вся ваша семейка обманывает! Я так и знала, что твоя мамаша – лживая сучка!

– Софья, милая, не кричи, пожалуйста. Ты мне нравишься. Нет, я даже люблю тебя, – говорил он. – Давай сбежим и заживем счастливо. Нас никто не найдет. Я буду любить тебя всю твою жизнь.

– Пошел вон, придурок. Зачем ты мне нужен, молокосос. Твоя мамаша – потаскуха и ты озабоченный! Всем про тебя расскажу! Пипец вашей семейке. Да тебя и твою мать разорвут на части за такую ложь! Уйди, урод! – и, сильно его оттолкнув, накинула платье и направилась в сторону поселения.

Он понял, что Софья не остановится. Он знал, что она ненавидит его мать и ее разоблачение принесет ей огромное удовольствие. Так, что она сказала, то и сделает. Какой-то животный страх вперемешку с возбуждением заставил догнать ее и повалить на землю. Он просил её:

– Софья, успокойся, не надо говорить никому! Чем я плох для тебя? Чем? – он попытался поцеловать её. Но она бешено хлестала руками по его лицу. Пыталась скинуть его с себя. Злобно и победно смеялась над ним. Она знала, что это унижает его. Знала, чего он боится, и упивалась своей властью. Тогда он осознал, что не нужен ей. И Софья, не колеблясь, использует возможность, чтобы уничтожить его мать, а значит, и его. В голове затуманилось все. Ему не хотелось, чтобы она орала и издевалась над ним. Он не осознал поначалу, что начал душить её. Он давил на горло так сильно, что хрустели пальцы. Её глаза вытаращились и с ужасом смотрели на него, ее руки пытались освободить шею от хватки. Но у нее не получилось. Она обмякла. Красное, одутловатое лицо с выпученными глазами смотрело на него. Он поначалу испугался, осознавая, что сделал. Ее уже неживые глаза, казалось, смотрели в его душу.

– Не смотри на меня! Не смотри! Ты сама виновата во всем! Сама!

Но ещё не остекленевшие глаза смотрели на него со смешанными эмоциями страха и отчаяния. Какая-то чертовщина скакала у него в голове. Что-то сдвинулось в мозгу. По его лицу текли слезы. Он присел рядом с ее трупом на корточки. Нервно грыз ногти и как-то истерично и недобро захихикал. Закрыл ей веки и надавил на них так, как, ему казалось, надо надавить, чтобы они никогда больше не открылись и не смотрели на него так. Какое-то животное чувство заставляло, нет, требовало от него сделать это. Желание было сладострастным. И он давил и давил. Давил, пока пальцы не провалились в глазницы. И тут он почувствовал, как пробежала волна удовольствия теплом по телу. Ему казалось, что это чувство словно затягивало дыры в его сердце от обид и боли, молодое тело успокоилось. Он услышал тихий шепот в голове: «Теперь она точно принадлежит тебе, навечно». Какая-то сила проснулась и бушевала в нем. Он ощутил свободу. Свободу от оков морали, свободу, которая делала его каким-то иным. Он понял, что хочет быть иным всегда, без запретов, без нельзя. Он убрал руки от ее тела и безмолвно встал. Он не помнил, сколько просидел на берегу. Уже совсем стемнело. Но он помнил, как в тот вечер в нем боролись два чувства. Голос человечности и голос удовольствия, жажды почувствовать еще и еще. Он был шокирован от собственного откровения. Он не знал, кто он уже есть. Но понимал одно: что сегодня он перешел через что-то человеческое в себе. Но почему-то его это сильно не тревожило. Почему-то он принял это как что-то естественное, хоть и понимал, что сделал ужасное. Ему казалось, что он справится с этим чувством, а то, что произошло, это нервы. Плата ему за все его унижения и боль, что он переносил в детстве. За все это ему заплатила своей жизнью Софья. Та, что валялась мертвой в кустах, уже облепленной назойливыми мухами, та, что недавно была его любимой. Он легко и равнодушно порвал на ней платье. Приспособил куски под веревки. Привязал за горло и ноги камни и скинул в омут. Он знал, что искать ее не будут, а если будут, то тут никогда не найдут. Густые водоросли и рыбы сделают свое дело. Вернувшись незаметно в поселение, он переоделся, пробрался в ее дом, благо двери никто не запирает, покидал ее вещи в сумку, а потом далеко в лесу сжег. Все. Пусть думают, что она сбежала. Так все и думали. Никто ни о чем не догадывался. Никто не знал, кроме его матери. Та новость перенесла спокойно. Даже злорадно улыбнулась, понимая, что соперницы больше нет. Она не успокаивала его, не обняла, не переживала. Он еще в детстве понял, что не нужен ей, он явно мешал. Мать решила сбагрить с глаз долой возмужавшего сына, она испугалась, что его подрастающий организм вновь поставит под угрозу общину. Она решила дать ему возможность жить самостоятельно. Купила ему дом подальше от себя и поближе к городу.

– Развлекайся, – единственное, что он услышал от нее. Но он привык к ее холодности и с радостью переехал. Так было лучше, чем жить с собственной матерью, которая не любила его. Он не страдал. Благо денег у них было достаточно, чтобы жить, не работая, в достатке и не задумываться о будущем. Сука его мать, он много раз ловил себя на мысли, что сделал с удовольствием с ней то же самое, что и с другими. С огромным удовольствием. Он почувствовал, что в нем опять просыпается злобное, ненасытное чудовище. Душа каменела и становилась циничной, злой. На лице появилась злорадная усмешка. Через прищуренные глаза сверкнул огонек сумасшествия. И в миг он почувствовал, что мир прекрасен. Его мир. Мир охоты и боли. Он прекрасен для него, прекрасен по-своему. Жизнь как вечная охота, чем не свобода?

– Нет, – вновь прорычал в нем зверь, – вы только болью оплатите за мою несчастную жизнь шлюшки. Да вы все стервы, с виду только овцы! И только вы сами виноваты во всем, что происходит. Все виноваты! Все ваше бабье отродье! Ненавижу! Противные! И тело у вас уродливо, и души там нет!

Он вскочил на ноги и щурясь, потрясая указательным пальцем воображаемым призракам, кричал:

– Я видел. Я проверял. Кроме вонючих потрохов, там нет ничего! Нет! Бездушные сучки!

Вдруг страшная боль пронзила его желудок. Он взвизгнул и согнулся. Его вырвало в ведро, что валялось в подвале. Когда боль отпустила, он выпрямился, закинул голову назад и засмеялся. Засмеялся готическим, страшным смехом, не сулившим ничего хорошего. Пальцы зашевелились, требуя действий. Он приосанился, ощущая себя королем боли и страха. Сделав па в сторону своих приведений, надменно скривив губы, как полагается Королю по отношению к быдлу. Самодовольно произнес:

– М-да, не долго я был человеком. А надо? Разве я плохо живу? Да я свободен от системы! Я хитер, везуч, неуловим! Да пошли к черту все!

И он молнией метнулся из подвала. А позади себя, как ему показалось, услышал тяжелый и болезненный, женский вздох разочарования.

– Не дождетесь! Я живее всех живых! – надрывно, с обидой крикнул он в ответ призракам.

В дверь постучали и, не дождавшись приглашения, в кабинет зашел Михаил, наш эксперт.

– Парни, я к вам. – Он плюхнулся на свободный стул и кинул несколько бумаг с заключением экспертизы на стол.

Сергей, Павел и Арсений недовольно глянули.

– Ну вот тебе не стыдно, изверг. Восьми нет еще, сидим тут, спокойно завтракаем в тишине, а он тут приперся со своей работой, – шутя, поканючил Арсений.

– Неблагодарные, – подыграл шутке Арсения Михаил, – Мы тут пахали всю ночь для вас, старались, – говорил и шутливо стучал себя в грудь. – А они тут сидят деловые, бутерброды с колбасой жрут, – и схватил последний бутерброд.

Арсений проводил бутерброд печальным взглядом и вздохнул.

– Последнего и еврей не забирает.

– Арсений, – Михаил похлопал дружески его по плечу, – я хуже еврея. И вообще, бог велел делиться.

Ребята посмеялись над шуткой. У Сергея пропищали наручные часы.

– Ну вот, парни, восемь уже. Рабочий день начинается.

– У-у-у, чудовище, – сказал Арсений Михаилу, – последние минутки счастья похитил.

– Что нашли? Новости хорошие, Миш? – спросил Сергей.

– Ну как сказать, есть чуток. Вон заключение почитаете потом, а если вкратце, то вот что получилось. Нашли нитку трикотажную от перчаток, с его кровью, ДНК подтвердилось.

– Кого его-то? Оборотня? – перебил Арсений.

– Да! Ты чего цепляешься?

– А вот не фиг мне завтрак было портить.

– Мужики, хватит шутить, дальше, Миш, – сказал Серега.

– Ну, что еще. Нашли его же рвотные массы. Анализ показал рак желудка у него. Ему бегать по грешной земле ну максимум года полтора.

– Есть бог на земле, – добавил Павел.

– Ну, бог не бог, а вот перед этим он еще и посидит чуток, если вообще ему на зоне дадут дожить свой короткий век, – резюмировал Сергей.

– Так, дальше, – продолжал Михаил, – проверка подтвердила, что место преступления он готовил заведомо. Дверь в подвале действительно вскрыли. Лампочка выкручена специально.

– Готовился, значит, – сказал хмуро Арсений.

– Ну. Не спонтанно это у него было.

Сергей подался вперед и локтями уперся в колени. Минуту смотрел куда-то вдаль, потом сказал:

– Я думаю, надо по новой начинать. С самого начала.

Ребята недоуменно посмотрели на него.

– Думаю все дела поднимать. Поделим между собой и будем искать общее среди всего этого. Должна быть ниточка. Это не он неуловим, это мы что-то упускаем. Что-то мы не увидели. Так, парни, Павел и Арсений в архив, все дела сюда. Я пошел запрос по клиникам давать. Чтобы все, кто на учете с раком желудка, сдали кровь. Миш, вы со своими ребятами держите связь с клиниками, выезжайте на забор крови пациентов. Знаешь, что делать?

– Да, я понял. Думаешь на учете стоит?

– Ну, надеюсь.

– А если он сам о болезни не знает и к врачам не обращался? – встрял Арсений.

– Ну, что. Значит, не повезло нам, – ответил Сергей.

Ребята разошлись по делам. За изучением материала дел время пролетело незаметно. Около девяти вечера в кабинете зазвонил телефон. Сергей поднял трубку.

– Слушаю. Да. Да. Хорошо, сейчас подойду.

Арсений с Пашкой с интересом смотрели. Сергей повесил трубку, увидел немой вопрос на лицах ребят.

– Взяли озабоченного из клуба. Который на Надю напал. Охрана клуба заметила, что снова приперся. Привезли к нам. Сейчас в допросной. Зовут поприсутствовать. Ну, я пошел.

На стуле в допросной, опустив голову и нервно перебирая пальцами, сидел несостоявшийся горе-насильник. Без слез не взглянешь. Фигура и лицо были нелепыми, негармоничными. Природа на нем видимо отдохнула. Возможно, он был бы не таким отталкивающим, если бы то, как говорил этот человек и как играла его мимика, не вызывало отвращение. Было в нем что-то внутренне мерзкое, что уродует даже симпатичных людей. По сему было понятно, что внутренний мир этого человека вряд ли был богат, а поступки добропорядочны.

– Ну так как, Николай Иванович Петелькин, что скажете на это заявление? – строго спросил Петрович.

– А, что тут скажешь? Девушка замечталась и привлекает к себе внимание, пиарится. Наговор это! Она придумала все! Где свидетели? Где?

– Зачем свидетели? Все зафиксировано камерой наблюдения, – блефовал Петрович. Сергей это понял и улыбнулся сам себе. Петрович был человеком с огромным опытом работы, он знал, как использовать блеф для допроса такого типа задержанных. Прыть у Недоразумения прошла. Лицо побледнело, глаза забегали. Явная досада читалась на нем. Что-то пыхтя и заикаясь, бормотал себе под нос и мялся задом на стуле.

– Не слышу, можно громче? – потребовал Петрович.

– Я ей ничего не сделал. Подумаешь, пофлиртовал с девушкой! – тут же нашелся задержанный.

Сергей в себе рассмеялся, глядя на смешного бедолагу. И вдруг вспомнил мультфильм из детства «Тайна третьей планеты», Весельчак У. Точно. Вот кого напоминал Сергею задержанный. Такой же нелепый снаружи и гнилой внутри.

– Флиртовал?! Такое называется – флирт?! А познакомиться сначала и понять, хочет ли вообще с тобой девушка общаться, не пробовал?! – прикрикнул Петрович.

Весельчак У печально покривился.

– Вы меня хорошо видите? Как думаете, кто захочет с таким знакомиться? – фыркнул он.

«Хрюкнуло» подумал Сергей.

– Вам не понять, – зло отрезал Весельчак, – не понять, как это унизительно, когда смеются над тобой и как мужчину вообще не рассматривают!

– А если заняться собой? Не пробовал? – продолжал Петрович.

– Ой-ой-ой. Ну давайте мне лекцию еще прочтите, что внутренний мир этим потаскушкам важнее внешности! – съязвил задержанный.

– Ну, знаешь, я тоже не Ален Делон. Тем не менее у меня жена, дети. На женщин не кидаюсь в темном закоулке. Может, просто в поступках мужиком надо быть?

Весельчак на это только недовольно фыркал-хрюкал, этот разговор ему был явно неинтересен.

– Ну, ладно, – сказал Петрович. Спокойно и методично разложил перед задержанным фото жертвы с места преступления. Весельчак косился и тревожно сдвинул брови, – я тебя тоже не для лекции о правилах поведения здесь мариную. Вот это, это не твоих рук дело?

Весельчак вскинул брови и весь побелел.

– Как мои? Нет! Нет, не мое! Не я это. Я ничего такого не делал! – затарахтел он.

– Вот не уверен я, не уверен. На женщин кидаешься? Лапаешь? Кто знает, чем бы все в клубе закончилось, если б девушка не закричала? Ну я прав? Что я должен думать по-твоему? В общем попал ты, парень, и попал крепко. Посидишь у нас, подумаешь.