Текст книги "Я легко пишу стихи"

Глава 3. Выбор слова

Теперь настала очередь обратиться к поэтическому словарю. Надо разобраться, что в стихах говорить можно и чего нельзя и какие слова стоит употреблять в стихотворении, а какие – нежелательно.

Предположим, мы хотим написать что-то, от чего веяло бы этаким слегка затхлым духом старины. Это может быть баллада, легенда или что-то в этом роде. Возникает вопрос, как воссоздать старинный дух. Здесь тебе помогут архаизмы. Архаизмы – это старые слова, которые мы уже не употребляем в речи. Они-то и создадут колорит старины. Найти их можно в словарях, но проще покопаться в собственной памяти – обязательно что-нибудь вспомнишь. Например, вместо «берег» можно написать «брег», вместо «шлем» – «шелом» и т. д. Но эти слова должны быть более или менее понятны, чтобы твои стихи можно было читать без словаря.

 
Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!
Из мертвой главы гробовая змия,
Шипя, между тем выползала;
Как черная лента, вкруг ног обвилась,
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
Ковши круговые, запенясь, шипят
На тризне плачевной Олега;
Князь Игорь и Ольга на холме сидят;
Дружина пирует у брега;
Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.
 

Это, как ты уже, наверное, и догадалась, отрывок из «Песни о вещем Олеге» (кстати, слово «песнь» – тоже архаизм). Употребление в ней устаревших лингвистических форм (ты же не думаешь, что Пушкин был современником князя Олега) сразу настраивает на исторический лад. И Пушкин употребляет эти слова намеренно: колорит эпохи создается, а смысл между тем остается доступным. Текст, написанный полностью на древнерусском языке, будет непонятен без подстрочного перевода.

Тебе, как будущему поэту, надо знать и о такой крайности, как неологизмы, то есть слова, которые являются полной противоположностью архаизмам, они недавно придуманы, их даже еще нет в словаре. Когда ты станешь великим поэтом, можешь себе позволить придумать пару-тройку новых словечек. Хотя, в принципе, можно и побольше. Поэт Велимир Хлебников придумывал очень много новых слов, и сейчас даже издан «Словарь неологизмов Хлебникова». Чем ты хуже? Причем можно сочинять совсем новые слова, а можно – уже на основе имеющихся. Между прочим, слово «стушеваться» ввел в язык Ф.М. Достоевский. А вот тебе пример словотворчества Игоря Северянина:

 
Увертюра
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо, остро!
Весь я в чем-то норвежском!
Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! и берусь за перо!
Стрекот аэропланов! бег автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! крылолет буеров!
Кто-то здесь зацелован! там кого-то побили!
Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!
В группе девушек нервных,
В остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезо-фарс:
Ананасы в шампанском
Ананасы в шампанском!
Из Москвы – в Нагасаки!
Из Нью-Йорка – на Марс!
Выглядит эффектно.
 

Еще есть компания слов, которая называется варваризмы. Ничего плохого в этом названии нет. Варваризмы – это слова, которые воспринимаются как чуждые русскому языку. Сейчас их очень-очень много. Например, «жалюзи», «портмоне», «салфетка» и им подобные.

Это все мы, отчаявшись придумать что-то свое, позаимствовали у других языков. Действительно, зачем изобретать велосипед? Так вот, варваризмы мы вполне можем использовать в стихотворной речи. Обрати внимание на современные песни – они так и кишат не только словами, но целыми фразами на иностранных языках. Так чем мы хуже? И вообще, представим такую ситуацию: мы не можем подобрать рифму на русском языке, а рифма из английского сама просится в стих – почему бы ее не использовать? И не стесняйтесь, если твое знание английского (немецкого, французского, китайского, калмыцкого, татарского) ограничивается пятью общеупотребительными словами.

Теперь поговорим с теми, кто привык говорить на жаргоне и уже с трудом может перевести собой же сказанное на литературный язык. Жаргонные словечки называются вульгаризмами. Хочим тебя обрадовать, их тоже, в натуре, можно в стих забацать. Но злоупотреблять ими не надо. Поэзия – дело тонкое. Но если ты вводишь в свое произведение разговор, ну например, бандитов или рэкетиров, то вполне можно для реалистичности воспользоваться вульгаризмами.

 
Что вы, девки, в самом деле,
Что-то вы не доглядели!
Толстый виден издалека,
А ведь это не пустяк!
Ведь худой все время косит,
Сквозняком его уносит,
Он ведь маленький, зараза.
И не выследишь никак!
 

Те, кто живет в глубинке, разговаривают на диалекте, или говоре, а называются диалектные слова провинциализмами. В небольшом количестве их тоже можно использовать в своем творчестве, особенно если ты хочешь подчеркнуть, например, что герой твоего произведения – уроженец тех мест, где ты живешь. Вот пример провинциализма: в литературном языке принято говорить «погода», а на севере России ясный солнечный день называют «вёдро». Читаем в «Цыганах» Пушкина:

 
Над одинокой головою
И гром нередко грохотал;
Но он беспечно под грозою
И в вёдро ясное дремал.
 

Так что при написании стихотворения мы можем воспользоваться практически любыми словами, но все в разумных пределах, естественно.

Глава 4. «Стихотворение должно звучать»

Мы уже говорили, что поэт поет. Но чтобы стихи звучали красиво, надо знать некоторые приемы. Когда мы просто говорим, мы обычно не обращаем особого внимания на то, как это звучит. В поэзии надо хорошенько прислушиваться к звукам, из которых состоит слово. Из них, как из нот – музыка, должны сложиться стихи. Расставив соответствующим образом слова в стихотворении, можно добиться, что будет понятен не только основной смысл стихотворения, но и слышен его звуковой фон. Достигается это тем, что мы ставим рядышком, в одну стихотворную строку, слова, в которых повторяется какая-либо буква. Например, если в словах будет много гласных, то стихотворение будет очень певучим.

Звукопись придумали очень-очень давно. Сначала наши древнейшие предки подражали тем живым и неживым явлениям, которые их окружали. Получалось звукоподражание. Отсюда возникли всякие наши гав-гав, хлюп-хлюп, буль-буль, мур-мур, мяу-мяу, трах, бац и тому подобные. Оттуда же ведут свою историю и такие глаголы, как ворковать, верещать, грохотать, громыхать, рычать, жужжать, гоготать, мяукать, бурлить и т. д. Многие авторы используют в своих произведениях звукоподражание. Но не надо думать, что этим приемом все исчерпывается. В звуках может быть своя мелодичность и безо всякого подражания природе. Существует понятие благозвучности, то есть такого сочетания звуков, когда фраза уподобляется аккорду – ничто не режет слух. Кроме того, это звучание может быть тесно связано со смыслом стиха. Например, есть такая народная песня, в которой поется:

 
Забыл Ванька
Балалайку в лебеде…
 

Попробуй повторить эту фразу несколько раз подряд. У тебя получится своеобразная игра на губах: б-л, бл, б-л.

С помощью звукописи можно создать самые разные звуковые образы.

Шипящие «ш» и «щ» создают эффект шороха. Звучит это неплохо.

 
Две ладошки,
Нежные, как кошки,
А за окошком – ночь.
 

При частом повторении буквы «р» получается рычание:

 
Я надену кофту рябу,
Рябу-перерябую,
Если милый мне изменит,
Я его ошкрябую.
 

Если в стихотворении явно то и дело встречается буква «л», получается что-то такое медленно-певучее. Особенно эффектно звучат сочетания «л» с гласными.

 
На столе стоит стакан,
А в стакане лилия.
Что ты смотришь на меня,
Морда крокодилья?
 

При сочетании букв «с», «з» и «ц» слышится что-то похожее на свист.

 
Позови меня с собой,
Я приду сквозь злые ночи,
Я отправлюсь за тобой,
Что бы путь мне ни пророчил…
 

Частенько можно встретить многократное повторение буквы «ч»: «четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж человеческого черепа». У Агнии Барто в стихах очень много букв «ч».

 
Идет бычок качается,
Вздыхает на ходу:
«Ой, доска кончается,
Сейчас я упаду!»
Наша Таня громко плачет,
Уронила в речку мячик,
Тихо, Танечка, не плачь,
Не утонет в речке мяч!
 

Реже встречаются комбинации с буквой «п», но и их иногда используют поэты:

 
Петр Петрович пошел погулять,
Поймал перепелку – пошел продавать.
 

А вот в этом стихотворении Маяковского явно слышен барабанный бой:

 
Мимо
баров и бань
Бей, барабан!
Барабан, барабань!
Были рабы.
Не раб
Барабей.
Барабань,
Барабан.
Эй, стальногрудые!
Крепкие, эй!
Бей, барабан!
Барабан, бей!
Или, или.
Пропал или пан.
Будем бить.
Бьем.
Били.
В барабан!
В барабан!
В барабан!
 

С другими буквами тоже можете поэкспериментировать.

Все уважающие себя поэты говорят, что они пользуются звукописью ненамеренно, как-то само собой получается. Мы-то знаем, что просто так ничего не делается. Но говорить и вам не запрещается.

В стихах надо избегать слов, в которых очень много разных согласных: такие стихи трудно читать. И не надо использовать длинные слова, от них стихотворение становится неудобовыговариваемым (это как раз то самое слово, которое в стих засовывать не надо).

Существует еще такой прием, как звуковой контраст. Он тоже относится к звукописи и используется, когда поэт хочет передать какое-то звучание и оттенить его переходом. Вот пример из Пушкина:

 
Мазурка раздалась. Бывало,
Когда гремел мазурки гром,
В огромной зале все дрожало,
Паркет трещал под каблуком,
Тряслися, дребезжали рамы;
Теперь не то, и мы, как дамы,
Скользим по лаковым доскам.
 

Теперь попробуй прочесть только выделенные буквы, и ты получишь типичный звуковой контраст. В начале отрывка нам слышится гром, грохот, треск, а в последней строке – мягкое скольжение.

В книге Бальмонта «Поэзия, как волшебство» приводятся характеристики звуков:

«Р – скорое, узорное, угрозное, спорное, взрывное. Разорванность гор. В розе румяное, в громе рокочущее, пророческое – в рунах, распростертое в равнинах и радуге».

О мягком звуке «л» Бальмонт пишет: «Лепет волны слышен в Л, что-то влажное, влюбленное, лютик, лиана, лилея. Переливное слово Люблю. Отделившийся от волны волос, своевольный локон. Благовольный лик в лучах лампады. Светлоглазая льнущая ласка, взгляд просветленный, шелест листьев, наклоненье над люлькой».

Стихи Бальмонта, естественно, очень мелодичны:

 
Вечер. Взморье. Вздохи ветра.
Величавый возглас волн.
 

Вообще, на звуки надо обращать очень пристальное внимание. Крученых придумал теорию сдвигологии русского стиха. Она заключается в том, что при слиянии нескольких звуков или слов может получиться «звуковой сдвиг», от которого абсолютно меняется смысл. Например, у Пушкина:

 
Со сна садится в ванну со льдом.
 

Эта фраза может быть прочитана: «Сосна садится в ванну сольдом» (сольдо – итальянская монета). И таких примеров масса.

Так что следи за звуками! Хотя, как видишь, и у Пушкина…

Глава 5. Что такое ритм?

Представь, что все поэты постоянно пишут, пишут, пишут стихи. Получаются сначала миллиметры, потом сантиметры и, наконец, целые метры стихов. Может быть, поэтому учение о закономерности чередования сильных (ударных) и слабых (безударных) слогов назвали метрикой.

Давай обратим внимание на наши ноги. Что будет, если мы сначала топнем ногой (как будто это ударный слог), а потом не будем (это безударный слог), потом опять топнем. Получится что-то типа барабанного боя. А что у нас отбивают барабаны? Ритм. В стихотворениях сочетания ударных и безударных слогов тоже создают ритм. И в стихотворениях ритм так же важен, как в музыке. Без ритма стихотворения превратятся просто в строчки, кое-как склеенные рифмой. Обыденная наша речь ритма лишена, в частности этим она отличается от речи стихотворной.

Тебе наверняка интересно, почему это стихотворная речь вдруг стала ритмичной. Откуда взялись стихи? Из песен. А как пели песни наши предки? Уж, пожалуй, не с экрана телевизора и не стоя на эстраде. Песни помогали им работать! Но попробуйте-ка петь арию «У любви, как у пташки, крылья…», а одновременно забивать гвозди или рубить дрова. Не очень-то удобно, да? Пращуры наши тоже не лыком шиты были, и песня у них возникала в такт движениям. А если учесть, что работы были обычно коллективные, то песня заодно еще и ритм труда налаживала. Песня делилась на отдельные группы слов, которые совпадали с движениями работающих. А в конце такой группы слов делалось сильное ударение, совпадающее с наибольшим усилием в работе – с ударом ноги, молота, топора и т. д.

 
Э-эх, дуби-инушка-а – ухнем!
Э-эх, зеленая, са-ма пойдет!
Подернем!
Подернем!
Да ухнем!
 

С ударениями в песнях мы разобрались, но в них еще и паузы были. Паузой заканчивался каждый стих (стих – это строка стихотворения), то есть пауза оказывалась как раз после ударного слова. Так что песня точно соответствовала ритму работы. После силового действия – передышка.

Мы теперь знаем, что стихи ритмически организованы. Но системы стихосложения бывают разные.

Самые старые, исторически первоначальные стихи – это стихи-песни, то есть образцы устной народной песенной поэзии. Они называются тоническими. Тонос – это ударение. Значит, тонические стихи основаны на ударениях. Если быть точнее, особенностью тонических стихов является то, что в каждом стихе делается одинаковое количество ударений, но расположение этих ударений по слогам не имеет никакой роли. Самое главное ударение – последнее, так как оно завершает стих. Вот пример народной тонической песни:

 
Не былинушка в чистом поле зашаталася,
Зашаталася бесприютная моя головушка —
Бесприютная моя головушка молодецкая.
 

Такая свобода ударений возможна потому, что в песне слова соединяются с музыкальной мелодией – с повышением и понижением, с растягиванием и убыстрением.

Тоническим стихом сложены почти все произведения устной поэзии: былины, песни и т. п. Поэты, которые хотели подчеркнуть народные корни своего произведения, тоже использовали тонический стих (например, «Сказка о рыбаке и рыбке» Пушкина).

Середина XVII века – начало становления письменной поэзии в России. Тогда была позаимствована польская система стихосложения – силлабическая. Силлабос – это слог. Силлабическая система в корне отличается от тонической. Если в тонической количество слогов не играло никакой роли, то в силлабической как раз оно-то и занимает первое место по значимости. В силлабических стихах количество ударений может быть любым, но зато количество слогов должно быть обязательно одинаковым. Вот пример силлабического стиха, написанного А.Д. Кантемиром:

 
Когда по небу сохой бразды водить станут,
А с поверхности земли звезды уж проглянут,
Когда будут течь к ключам своим быстры реки,
И возвратятся назад минувшие веки;
Когда в пост чернец одну есть станет вязигу,
Тогда, оставя стакан, примуся за книгу. <…>
Все кричат: никакой плод не видим с науки;
Ученых хоть голова полна, пусты руки.
 

Но силлабические стихи читаются с трудом. Это замечали и сами их авторы. Сразу стало ясно, что поспешили мы воспользоваться чужой придумкой, она к языку нашему не подходит.

Идея соединить эти две системы принадлежит Ломоносову. Так возникло силлабо-тоническое стихосложение, которым до сих пор мы и пользуемся. В такой системе, как ты, наверное, сама догадалась, важно количество слогов и ударений.

После всех этих разговоров о ритме ты наверняка вспомнила о белых стихах. Теперь ты поняла, почему их называют стихами? Во-первых, они разделены на отдельные строки, что свойственно только стихотворной речи, а во-вторых, и это главное, они ритмически организованы. Это их отличие от прозы воспринимается даже на слух.

Глава 6. «Семь раз отмерь – один отрежь»

Теперь мы разобрались с тем, что и как мы можем написать стихами. Получается, что написать ими можно практически все. Но все те «неклассические» примеры, которые приводились в предыдущих главах, нельзя назвать хорошими стихами. У каждого стиха должен быть свой размер, а наши хромают. Как люди, которым обувь или велика, или, наоборот, мала.

Поэтому, чтобы не издеваться над нашими стихами, придется изучить стихотворные размеры.

Размеры стихов совсем не совпадают с нашими, человеческими. Все стихотворные размеры сложные: двухсложные и трехсложные. А по тому, какой размер носит стих, его можно именовать. А зовут их так: Хорей, Ямб, Дактиль, Амфибрахий и Анапест. Это самые известные личности.

Чтобы познакомиться с размерами, надо знать, как их определить. Это сделать нетрудно, если ты знаешь, что такое ударение в словах. Теперь берем любое стихотворение (для начала выпиши только первое четверостишие) и расставляем во всех словах ударения.

 
Вот моя деревня.
Вот мой дом родной,
Вот качусь я в санках
По горе крутой.
 

Теперь пробуем прочесть эти стихотворения с сильным выделением ударных слогов, а на безударных – с понижением голоса. Лучше, если тебя в этот момент никто не будет слышать. Иначе подумают, что ты заика или у тебя что-то с головой. Теперь те слоги, на которых ты понижала голос, надо на листе отметить такой плошечкой. Так вот хорей – это стих, в котором чередуются ударный и плошечка, ударный и плошечка и так далее (ç É ç É и т. д.). Поэтому он и называется двухсложным (одно ударение + одна плошечка). Раз уж мы заговорили о размерах обуви, не надо забывать о стопах. У стихов их бывает разное количество. Посчитай, сколько в нашем стихотворении в одной строке получилось сочетаний «ударный + безударный». Их три. Значит, мы имеем трехстопный хорей. Сразу запомни, если хочешь, чтобы твои стихи легко читались: не надо делать из них сороконожек! Сама подумай, неужели тебе было бы удобно ходить с таким количеством стоп?

Должны тебя предупредить, не перепутай господина Хорея с сэром Дактилем. Он тоже начинается с ударного, но после него следуют сразу два безударных слога (две плошечки). Поэтому Дактиль является трехсложным размером.

Двухсложных размеров всего два. Это уже знакомый нам господин Хорей и товарищ Ямб. Ямб – это Хорей наоборот. Он начинается с безударного слога, а за ним следует ударный (одна плошечка + одно ударение). Внешне ты можешь перепутать товарища Ямба с двумя трехсложными молодыми людьми: мэтром Амфибрахием и мистером Анапестом. Они тоже начинаются с безударного слога. А у мэтра Амфибрахия, кроме того, как и у Ямба, за плошечкой следует ударный, различие же в том, что за ударным идут две плошечки, а не одна (безударный – ударный – безударный – безударный – ударный – безударный – безударный – ударный и т. д.). Так что будь осторожна! Мистер Анапест выглядит так: безударный – безударный – ударный – безударный – безударный – ударный и т. д. Запомнила? Не пугайся, они только с виду выглядят, как близнецы-братья, а когда начнешь разбирать стихи, все сразу встанет на свои места.

Теперь надо сказать пару слов о характерах представленных особ.

Господина Хорея древние греки называли «плясовой». Это очень веселый парень, чувствует себя уютно в любой компании, тамада, можно сказать. Если ты хочешь написать веселую песенку или частушку, хорей просто незаменим.

 
Над Невою резво вьются
Флаги пестрые судов;
Звучно с лодок раздаются
Песни дружные гребцов.
 

Товарищ Ямб очень болтлив, у него великолепно подвешен язык, про таких говорят «язык без костей». Он болтун от природы. Ямб придет тебе на помощь, если надо написать дружеское послание, басню или просто стихотворение. Кстати, ямб был любимым размером А.С. Пушкина. А вот стихотворение Роберта Бернса, тоже написанное ямбом:

 
О черепе тупицы
Господь во всем, конечно, прав,
Но кажется непостижимым,
Зачем он создал прочный шкаф
С таким убогим содержимым.
 

Сэр Дактиль – ужасный зануда. Он типичный чопорный англичанин. Он очень обстоятельный и медлительный. Но если ты решилась написать поэму или просто сочинить что-то торжественное, обратись за помощью к сэру Дактилю.

 
Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники,
С милого севера в сторону южную.
 

Мэтр Амфибрахий напоминает по характеру господина Хорея, но он больший романтик и лирик. Язык его более певучий. Поэтому к нему чаще всего обращаются при написании романтических баллад. Хотя, в принципе, он вполне пригоден для легкого, разговорного повествования.

 
Пастушка младая
На рынок спешит
И вдаль, припевая,
Прилежно глядит.
Румянец играет
На полных щеках,
Невинность блистает
На робких глазах.
Искусной рукою
Коса убрана,
И ножка собою
Прельщать создана…
 

Мистер Анапест представляет собой нечто среднее между сэром Дактилем и мэтром Амфибрахием. Это такой романтический зануда, но зануда деятельный и подвижный. Поэтому к нему можно обратиться, если тебе надо сочинить, например, марш (но певучий) или торжественную песню, гимн.

 
Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю свою бедную землю
Оттого, что иной не видал.
 

Это основные размеры, с которыми необходимо было познакомиться, так сказать, самые ходовые. Но это все равно идеальные размеры, чего обычно нельзя сказать о размере обуви. Трудно подобрать ботинки, если у тебя выступающие шишки и жуткое плоскостопие. Такие неприятности вкрадываются и в стихотворную обувь. Но надо сказать, стихам это не очень мешает. Стихотворные шишки и мозоли бывают разные. Сейчас мы с ними разберемся.

Как мы помним, сочетания слогов создают стопу. Так вот, бывает, что на месте положенного, ну, например, «плошечка + ударный» возникает неправильное сочетание «плошечка + плошечка» – такая мозоль называется пиррихием. Пиррихием страдают Ямб и Хорей. Вот пример пятистопного ямба с пиррихием из «Дон Жуана» Байрона:

 
Имел он сорок восемь сыновей,
А дочек пять десятков; их держали,
Конечно, взаперти (оно верней).
И в шелковые платья наряжали,
Пока от состоятельных пашей
С подарками послы не приезжали,
Которым разрешалось увезти
Невесту лет шести иль девяти.
 

У них же бывает другая напасть – спондей. Это когда на месте правильной стопы появляется парочка «ударный + ударный».

У Дактиля, Амфибрахия и Анапеста ноги – тоже слабое место. Но у них другие виды шишек. Они страдают от трибрахия – это появление на месте привычных для них стоп сочетания «плошечка + плошечка + плошечка». Другой их недуг зовется тримакр, то есть стопа «ударный + ударный + ударный». Но еще раз повторим, наличие одной-двух мозолей не делает походку стиха менее изящной.