Текст книги "Галактика М-33"

ГЛАВА 6

Дегравитаторы действовали по тому же принципу, что и анти-акселерагоры. Реакция, происходящая в физическом теле, когда преодолевается сила его инерции, была признана исследователями молекулярным процессом, который, однако, не является свойством структуры вещества. Анти-акселерация слегка изменяла орбиты электронов. Это, в свою очередь, создавало молекулярное напряжение, вызывая небольшую, но всеобъемлющую перестройку. Измененная таким образом материя вела себя так, как если бы она была свободна от естественных процессов ускорения или торможения. Корабль, подвергнутый действию анти-акселерации, мог моментально останавливаться во время полета, даже если его скорость достигала миллионов миль в секунду.

Люди, ведущие нападение на отдел Гросвенфа, погрузили свои устройства на узкие металлические платформы, взобрались на них сами и настроили приборы на создание поля нужной напряженности. Потом, используя магнитное тяготение, они двинулись вперед по направлению к открытой двери, находящейся в двухстах футах.

Они приблизились на пятьдесят футов, потом их движение замедлилось и совсем прекратилось. Они попятились назад и вновь остановились.

Гросвенф отошел от своих приборов и сел возле ничего не понимающего Мак-Кена.

– Что вы делаете? – поинтересовался геолог.

– Как видите, они используют передвижение с помощью направленных магнитов. Я создал отталкивающее поле, которое само по себе не новость в науке. Но этот его вариант основан на температурном процессе, родственном тому, с помощью которого поддерживается постоянная температура нашего тела, или тому, который действует при физическом нагревании. Теперь им придется прибегнуть к реактивному движению, банальному винту или даже, – он весело рассмеялся, – к веслам.

Мак-Кен, взгляд которого был прикован к экрану, мрачно возразил:

– Похоже, что они не беспокоятся. Они собираются усилить мощность нагревателя. По-моему, нам следует закрыть дверь.

– Подождите!

– Но жар хлынет сюда, и мы сгорим, – не успокаивался Мак-Кен.

Гросвенф отрицательно покачал головой.

– Я еще не сказал вам главного. Вот эти металлические конструкции предназначены для поглощения тепла. Получая новые порции энергии, они будут стараться удержать температуру на более низком уровне. Вот, смотрите.

Передвижной нагреватель покрылся чем-то белым.

– Иней… – хрипло произнес Мак-Кен.

На их глазах стены и полы коридоров покрылись льдом. Отблески огня играли на их гладкой поверхности, в дверь пахнуло холодом.

– Температура… – ошеломленно пробормотал Мак-Кен, – более низкий уровень…

Гросвенф поднялся.

– Полагаю, что им пора возвращаться. В конце концов, я не желаю, чтобы с ними что-то случилось.

Он подошел к стоящему у одной из стен аудитории аппарату и сел на стул перед комнатной панелью управления. На ней были небольшие разноцветные кнопки – по двадцать пять кнопок в каждом из двадцати пяти рядов.

Мак-Кен подошел ближе и склонился над прибором.

– Что это? Не помню, чтобы мне приходилось видеть такой раньше.

Быстрыми, неуловимыми движениями Гросвенф нажал на семь кнопок, потом повернул главный рубильник. Послышался чистый мелодичный звук. Некоторое время он дрожал в воздухе, потом замер.

Гросвенф поднял голову и спросил:

– Какие ассоциации вызвал у вас этот звук?

На лице Мак-Кена застыло странное выражение.

– Сначала я представил себе, что это играющий в церкви орган. Потом вдруг все изменилось, и вот уже я нахожусь на политическом митинге, где кандидат использует быструю, стимулирующую музыку с тем, чтобы сделать всех счастливее, – он умолк, затем тихо добавил: – Так вот как вы собираетесь победить на выборах!

– Это один из методов.

Лицо Мак-Кена выдавало его волнение.

– Боже, какая же сила в ваших руках!

– На меня это не действует.

– Но вы владеете контролем. Вы в состоянии контролировать всю человеческую расу?

– Младенец получает контроль, когда учится ходить, двигать руками, разговаривать. Почему же не распространить контроль на гипнотизм, химические реакции, пищеварение? Это было возможным сотни лет назад. Это предохранило бы нас от множества болезней, сердечной боли, тех катастроф, которые возникают из-за непонимания собственного тела и разума.

Мак-Кен повернулся к аппарату в форме веретена.

– Как он работает?

– Это набор кристаллов, подсоединенный к электрической цепи. Вы знаете, что электрический ток может изменять структуру некоторых кристаллов? При возникновении тех или иных изменений создается ультразвуковая вибрация, проникающая через органы слуха в мозг и стимулирующая его. Я могу играть на этом приборе, как музыкант играет на своем инструменте, создавая определенный эмоциальный настрой, слишком сильный для того, чтобы лицо, не получившее специальной подготовки, могло ему сопротивляться.

Мак-Кен повернулся к креслу и сел. Он был бледен.

– Вы меня напугали, – тихо сказал он. – Все это кажется мне недостаточно этичным, и я ничего не могу с этим поделать.

Гросвенф некоторое время смотрел на него, затем наклонился и что-то изменил в приборе, нажав на кнопку. На этот раз звук был печальным и нежным. В нем была какая-то пресыщенность, как будто бесконечная вибрация продолжала волновать воздух вокруг них, когда сам звук давно исчез.

– А что на этот раз? – спросил Эллиот.

– Я думал о своей матери. Мне вдруг страшно захотелось домой. Я захотел…

– Это опасно, – нахмурился Гросвенф. – Если я усилю это внушение, некоторые из людей могут вернуться к первоначальной позиции. – Он еще раз что-то перенастроил. – А если так?

Он вновь нажал на кнопку пуска. Раздался звук, похожий на колокольный звон, и эхо отозвалось ему нежным, ласковым звоном.

– Я был ребенком, – сказал Мак-Кен, – и ложился спать. Да, но я не хочу спать. – Он не заметил, что перешел в разговоре на настоящее время. Затем он непроизвольно зевнул.

Гросвенф открыл ящик стола и достал два резиновых шлема, один из которых он протянул геологу.

– Наденьте на всякий случай.

Другой шлем он надел на свою голову, пока его компаньон с видимой неохотой пролез в шлем, царапая уши.

– Макиавелли из меня не получится, – заметил Мак-Кен. – Я полагаю, вы попытаетесь доказать мне, что бессмысленные звуки использовались и раньше, чтобы разбудить эмоции и повлиять на психику людей.

Гросвенф в это время занимался прибором и ответил не сразу. Откинувшись на спинку кресла после окончания настройки аппарата, он заговорил со своей обычной прямотой:

– Люди считают нечто этичным или неэтичным в зависимости от ассоциаций, возникающих в данный момент в их сознании или рассматривая проблему в перспективе. Это вовсе не означает, что ни одна из этических систем сама по себе не имеет ценности. По-моему, этическим мерилом может быть то, что приносит пользу подавляющему большинству, при условии, что это не сопряжено с унижением или с ограничениями прав тех индивидов, которые не смогли к нему приспособиться. Общество должно учиться спасению больных или невежественных, – теперь в его голосе звучала настойчивость. – Заметьте, пожалуйста, что никогда ранее я не использовал этого изобретения. Я никогда не использовал гипноз, не считая того случая, когда Кент захватил мой отдел, но сейчас я намерен его использовать. Со времени старта я мог бы заманивать сюда людей, стимулируя их различными способами. Почему я этого не делал? Потому что деятельность «Некзиального общества» базируется на своде этических норм, обязательных и для его членов, и для его учеников, и эти нормы тоже входят в мою систему. Я могу обойти их только с огромными сложностями.

– Вы и сейчас их обходите?

– Нет.

– Тогда все это слишком неопределенно.

– Совершенно верно. Но сейчас, как никогда, я твердо убежден в том, что мои действия справедливы, и никаких спорных или эмоциальных проблем не возникает, – так как Мак-Кен молчал, то Гросвенф продолжил: – Думаю, вы создали в своем воображении образ диктатора, силой устанавливающего демократию, – мой образ. Но вы заблуждаетесь, потому что управление летящим кораблем можно осуществлять только квази-демократическими методами. И самой большой трудностью является то, что в конце путешествия я должен приниматься в расчет.

– В этом вы правы, – вздохнул Мак-Кен и посмотрел на экран.

Гросвенф проследил направление его взгляда и увидел, что люди в скафандрах пытаются идти вперед, отталкиваясь от стены. Их руки энергично упираются в стену, но они испытывают какое-то сопротивление, сводящее на нет результаты их усилий.

– Что вы теперь собираетесь делать? – снова заговорил геолог.

– Собираюсь заставить их спать… вот так, – он чуть-чуть тронул рубильник.

Раздался негромкий звук, и люди, находившиеся в коридоре, повалились на пол.

Гросвенф встал.

– Звук будет повторяться через каждые десять минут, а резонаторы, расставленные мной по кораблю, подхватят и передадут сигнал. Идемте.

– Куда?

– Я хочу установить рубильник главной электроосветительной системы корабля.

Он установил рубильник в кинозале и через минуту вышел в коридор. Повсюду на их пути попадались спящие люди. Вначале Мак-Кен громко удивлялся, потом замолчал.

– До чего же трудно себе представить, что люди так беспомощны! – печально сказал он.

– Дело обстоит хуже, чем вы думаете, – заметил Эллиот.

Теперь они находились в аппаратной. Он поднялся на нижний ярус электрической системы управления. На установку рубильника ему понадобилось меньше десяти минут. Потом он молча сошел вниз, не объяснив Мак-Кену, что сделал и что собирается сделать.

– Ничего им не говорите, – сказал он Мак-Кену. – Если они узнают, мне придется спускаться вниз и составлять новый вариант.

– Вы собираетесь их разбудить?

– Да, как только вернусь к себе. Но вначале я бы хотел, чтобы вы помогли мне перевезти Ван Гроссена и остальных в их спальни. Я хочу вызвать у него чувство раскаяния в своих действиях, но не знаю, что из этого выйдет.

– Вы думаете, они сдадутся?

– Нет.

– Вы уверены в этом?

– Уверен.

Его утверждение оказалось верным. Тогда в десять часов следующего дня он повернул у себя в отделе рубильник, изменивший направление тока, проходящего через установленный им в цепи выключатель.

Постоянно горящие лампы по всему кораблю замерцали слабым светом – некзиальный вариант гипнотических изображений Риим. И мгновенно, даже не догадавшись об этом, все люди на борту корабля были подвергнуты сильному гипнозу.

Гросвенф начал игру на своем, выявляющем эмоции, аппарате. Он сконцентрировался на мыслях о смелости и самоотверженности, о долге перед своей расой перед лицом опасности. Он развил даже комплексный эмоциальный прием, который должен был стимулировать такое ощущение, что, по сравнению с прошлым, время бежит с двойной и даже с тройной быстротой.

Подготовив таким образом почву, он привел в действие «Центральный вызов» коммуникатора корабля и отдал соответствующие команды. Он передал главные инструкции и сказал, что отныне каждый человек будет мгновенно отзываться на пароль, не зная сознательно, из каких слов он состоит или вспоминая их после произнесения.

Потом он заставил их забыть о самом факте гипноза. Он спустился в аппаратную и снял поставленный им выключатель. Вернувшись в свой отдел, он разбудил всех и вызвал по коммуникатору Кента, которому сказал:

– Я отказываюсь от своего ультиматума и готов сдаться. Я неожиданно понял, что не могу противопоставлять себя всей экспедиции. Я бы хотел, чтобы было созвано другое совещание, на котором я буду присутствовать лично. Естественно, я буду настаивать на том, что неизбежно, – нам предстоит вынести жесточайшую войну с неизвестной дотоле формой жизни в этой галактике.

Гросвенф не был удивлен, когда правление корабля, странно изменившееся в своих взглядах, согласилось после обсуждения, что опасность налицо и меры против нее неизбежны.

Исполняющий обязанности директора Кент отдал распоряжение о безжалостном наступлении на врага, не считаясь с нуждами членов экспедиции.

Гросвенф, не вмешивающийся в индивидуальное поведение каждой личности, весело посмеивался, наблюдая с какой неохотой согласился Кент на принятие этих мер.

Великая битва между человеком и чуждым ему разумом вот-вот должна была начаться.

ГЛАВА 7

Анабис существовало в состоянии бесформенной массы, растянутой на огромное пространство в галактике. Оно слегка колебалось, слабо взаимодействуя биллионами частиц своего тела, автоматически сокращаясь там, где на него действовала разрушающая жара и радиация одного из двухсот биллионов пылающих солнц. Оно притягивалось к мириадам планет и в лихорадочной ненасытной алчности сжималось вокруг квадрилионов миль, где умирали трепещущие существа, давая ему жизнь.

Но этого не было достаточно. Твердая уверенность в надвигающемся голоде просочилась в самые отдаленные уголки его тела. Все бесконечно малые клетки его тела посылали сигналы как с близких, так и с далеких расстояний, сигналы о недостатке еды. Его клеткам давно уже приходилось довольствоваться все меньшим и меньшим…

Анабис медленно приходило к мысли о том, что оно слишком велико или слишком ничтожно. Бесконтрольный рост в ранние времена был его роковой ошибкой. В те годы будущее казалось ему беспредельным. Галактическое пространство, где оно развивалось, выглядело бесконечным.

И Анабис росло – безудержно, весело, как может расти безоглядное в своем эгоизме низшее существо, которому судьба вдруг подарила редчайшую возможность жить.

Оно было низшим по рождению. Когда-то оно было лишь газом, возникшим в туманно-болотистом скоплении частиц. Оно не имело ни запаха, ни вкуса, но обладало удачной динамической комбинацией. И в нем зародилась жизнь.

Вначале Анабис было просто струей невидимого тумана. Но вот оно уверенно прошло сквозь теплую темную воду, вода размножила его, и, непрестанно извиваясь, раздвигаясь, набирая силу, оно стало бороться за то, чтобы быть, в то время как кто угодно или что угодно должно было умереть.

Ибо смерть других была его жизнью.

Оно не знало, что процесс его зарождения был одним из самых сложных процессов, когда-либо имевших место в естественно-химической жизни. Им руководило удовольствие, а не знание. Оно получало плотоядную радость, когда могло налететь на двух насекомых, жужжащих в жестокой схватке, накрыть их и ждать, дрожа каждой своей газообразной частицей, пока жизненная сила пораженных перейдет, сопровождаемая ощущением пощипывания, в его собственные иллюзорные элементы.

Потом был длительный период, когда жизнь стала сплошным поиском еды. Его мир ограничивался узким болотом, серым окружением, где оно вело свое удовлетворенное, идиллическое, почти бездумное существование. Но даже в этом мире оно быстро росло, нуждаясь во все большем количестве еды, чем то, какое могли ему дать случайно найденные умирающие насекомые. И в нем начали быстро развиваться те частички знаний, которые можно было применить к условиям этого сырого болота. Оно узнало, какие насекомые охотились, а какие были добычей. Оно изучило часы охоты каждого насекомого, места, где собирались в ожидании крошечные бескрылые монстры – летающие были больше и поймать их было труднее. Они тоже, как открыло Анабис, имели свои привычки в еде. Оно научилось использовать эти привычки. Его питание стало адекватным, потом более чем адекватным… Но оно росло и вновь стало испытывать голод. Нужда дала ему знание того, что жизнь существует и за пределами болота. А однажды, зайдя дальше, чем когда-либо прежде, оно захватило двух покрытых панцирями гигантских чудовищ, изнуривших друг друга в смертельной борьбе. Оно испытывало сладострастную дрожь и состояние небывалого экстаза, когда в его клетки влилась жизненная сила пораженного чудовища. За несколько часов Анабис выросло в десять раз.

За последующие ночь и день оно окутало весь влажный мир джунглей. Затем обволокло каждый уголок на своей планете и потянулось туда, где летучие облака вечно закрывали путь чистым солнечным лучам. Лишь позднее, в дни своей умственной силы, оно смогло проанализировать случившееся. Куда бы оно ни проникало во все увеличивающемся размере, оно нуждалось в усвоении некоторых газов из окружавшей атмосферы. Для этого нужны были два фактора: вода и солнечная энергия. До болота, находящегося ниже предела досягаемости ультрафиолетовых лучей, доходило лишь ничтожное количество нужного света. Поэтому оно не могло выжить в пределах одной планеты.

Выбравшись из тумана, оно сразу попало в зону действия ультрафиолета. Начавшийся вслед за этим этап динамического развития не мог быть остановлен эрами. Поднявшись над облаками, оно вышло в космос и на второй день достигло ближайшей планеты. В короткое время оно протянулось за пределы границ своей системы и автоматически потянулось к другим солнечным системам. Но здесь оно было побеждено расстоянием, которому, казалось, не было никакого дела до его тонкого, ищущего вещества.

Добывая еду, оно приобретало знания, и в ранний период оно верило в то, что мысли являются его собственностью. Постепенно оно узнало, что электрическая нервная система растет от каждой сцены смерти, привнесенной в его сознание как побеждающими, так и умирающими животными. Когда это было осознано, Анабис начало постигать хитрости плотоядных хищников и опыт увертливости их жертв. Но здесь, на других планетах, оно вступило в контакт с совершенно иной формой ума: с существами, которые могли думать, с цивилизацией, наукой. Оно узнало от них, между прочим, что сконцентрировав свои элементы, оно может делать дыры в космосе, проходить сквозь них и выныривать в отдаленной точке. Анабис научилось переносить таким образом вещество. Оно начало джунглинизировать планеты, потому что примитивные миры давали больше жизненной силы. Оно переносило через гиперпространство огромные части других джунглинизированных миров. Оно перемещало холодные планеты поближе к солнцам.

Но и этого было недостаточно!

Дни его власти, казалось, были мгновением. Раскармливаясь, оно быстро росло. Несмотря на свой гигантский ум, оно никогда не умело сбалансировать этот процесс. Оно с ужасом предвидело, что через короткое время его ждет гибель.

Приближение корабля вселило надежду. Растянувшись в одном направлении предельно тонкой пленкой, оно будет преследовать корабль, куда бы он ни летел. Начинается отчаянная борьба за то, чтобы уцелеть, прыгая от галактики к галактике и все более углубляясь в эту огромную ночь. Все эти годы в нем росла надежда на то, что оно сможет джунглизировать все новые и новые планеты и что пространству нет конца…

Для людей чернота ночи не имела значения. «Космическая Гончая» трудилась над огромной долиной, насыщенной металлом. Каждый иллюминатор сиял светом. Огромные прожектора добавляли света рядам машин, буравившим огромные дыры в этом мире металла. Сначала железо скармливалось простым машинам, потом переработанный металл превращался производственными машинами в космические торпеды, которые тут же посылались в пространство.

Но на заре следующего утра сама производственная машина сделалась промышленной, производящей секции производственных, и добавочные роботы начали загружать материалом каждую новую секцию. Вскоре сотни, а потом и тысячи машин производили темные тонкие торпеды. И во все больших количествах они устремлялись в окружающее пространство, насыщая радиоактивной энергией каждый дюйм субстанции. Теперь эти торпеды будут излучать свою губительную энергию в течение тридцати тысяч лет. Они были предназначены для того, чтобы оставаться внутри гравитационного поля галактики, но никогда не падать на планету или солнце.

Когда горизонт окрасился слабым светом второго утра, инженер Пеннос сообщил по «Главному вызову»:

– Теперь мы производим по десять тысяч штук в секунду, и я думаю, мы можем вполне оставить окончание работ на машины. Я установил вокруг планеты частичный экран. Еще сотня железных миров надежно блокирована, и наш громоздкий друг столкнется с пустотой в самых обжитых местах. А нам пора в путь.

По прошествии месяца они решили, что могут направиться к туманности НГС-GO:467.

Астроном Гюнли Лестер объяснил всем причину такого выбора.

– Именно эта галактика, – спокойно произнес он, – отстоит отсюда на девятьсот миллионов световых лет. Если газообразный разум последует за нами, он потеряет свое удивительное «я» в ночи, которой буквально нет конца.

После него слово взял Гросвенф.

– Все мы понимаем, что наш корабль вовсе не собирается достичь этой отдаленной звездной системы. Такое путешествие заняло бы у нас столетия, а возможно, и тысячелетия. Все что мы хотим – это завести враждебную форму жизни туда, где она умрет с голоду и откуда нет возврата. Мы сможем определить, преследует она нас или нет, по бормотанию ее мыслей. Мы сразу же узнаем, что она мертва, когда бормотание прекратится.

Именно так и случилось.

Шло время. Гросвенф вошел в аудиторию и обнаружил, что его класс вновь пополнился. Были заняты все стулья, и из соседнего отдела были принесены еще несколько. Немного помолчав, он начал вечернюю лекцию.

– Проблемы, перед лицом которых стоит некзиализм, являются всеобщими проблемами. Человек разделил жизнь и материю на различные отрасли знания и бытия. И даже если он использует иногда слова, которые указывают на его понимание цельности природы, он все же продолжает вести себя так, как будто тот, кто изменяет Вселенную, имеет множество различных функционирующих сторон. Технические приемы, которые мы будем сегодня обсуждать…

Он замолчал. Окинув взглядом аудиторию, Гросвенф сосредоточил внимание на одном знакомом лице, мелькнувшем в самом дальнем углу комнаты. После секундного замешательства Гросвенф продолжал:

– …заключаются в том, как можно преодолеть это несоответствие между поведением человека и объективной действительностью.

Он продолжал подробно и доходчиво описывать технические приемы, а в глубине помещения Грегори Кент делал первые заметки по некзиализму.

«Космическая Гончая», неся в себе маленький островок человеческой цивилизации, со все увеличивающейся скоростью неслась сквозь ночь, у которой нет конца и начала… Конца и начала…