Текст книги "Снег"

Все во мне дрожало, будто в предчувствии охоты. Я собака. Я гончая. Я не думаю, а действую. Чертов снег! На этот раз мне собственной кожей пришлось его ощутить. Он валил крупными хлопьями, земля была покрыта белым покрывалом, а люди вокруг за ту минуту, что меня не было, успели одеться в шапки и дубленки. В своей майке, быстро пропитывающейся кровью там, где я к ней прикасалась, я смотрелась более чем экзотично. Плевать. Бегу к телефонной будке. Как же холодно!!!

Набираю номер доктора Чехова. Гудок, другой, третий… ощущение, что время куда-то уплывает от меня и каждая секунда промедления опасна, просто зверски опасна! Сколько Макс уже один?! Мне надо бежать к нему.

– Александра, это ты?

– Да! – закричала я. – Боже мой, как же я рада Вас слышать… Вы нужны мне. Нам срочно нужно встретиться, вернее, Вам и Максиму!

– Хорошо, я готов…

– Снег… тут опять снег, и я замерзла. У Вас тоже снег?

– Ты снова пила таблетку? Снег скоро исчезнет. Быть может, минут пять-семь. Но не предпринимай ничего, пока снег не пропадет, просто пережди.

– Ладно. Слушайте, я вспомнила все! Я водила Макса в тот бар, и я вспомнила, что там произошло!

– И… ты… как ты к этому отнеслась?

– Не знаю пока. Это все ужасно, но можно пережить. Просто поменьше думать… Брр! Как я замерзла… Вы же знали все, да? Про этих женщин? Откуда-то знали, да?

– Про каких женщин?

– Про тех, которых… убили в баре. Мне пока неясно, почему мы были там с Максом, может, Вы сможете выяснить у него? Он хочет говорить с Вами, думаю, он расскажет. Ему-то уж точно нужен психиатр. Я оставила его одного, но сейчас побегу к нему.

– Постой, Александра. Какие женщины? Я ничего не знаю об этом… Кого-то убили?

– Ну да. Проституток убили в том баре. При нас. И я испугалась, что меня тоже убьют, поэтому разбила себе голову.

Я замолчала, наконец, поняв кое-что.

– А Вы разве не знали об этом?

– Нет.

– Тогда о чем же Вы знали? Просто водили меня за нос?

– Максим дома? Я приеду через двадцать минут.

– Да, записывайте адрес.

– Я знаю.

– Хорошо. Тогда я побежала к нему.

– Да, только дождись, пока пропадет снег.

– Да-да…

Я осторожно опустила трубку и вышла из будки. Нужно было где-то спрятаться. На меня уже пялились прохожие. Рука до кисти была в крови, не сильно-то можно было спрятать за рюкзаком. К тому же я в майке! Я потрусила рукой, разбрызгивая алые капли. На снегу они смотрелись очень живописно.

Забежала в ближайший подъезд, бросила рюкзак на ступеньки и села на него. Холодрыга какая! Ну ничего, подожду. Док сказал, что снег пропадет через несколько минут. Не знаю, то ли это глюк от таблетки, то ли еще что… Скорее «то ли еще что», но я же собака, я не думаю. Не думаю-не думаю-не думаю! В голове выстроились в очередь очень нехорошие мысли. Они яростно долбились, прося аудиенции у моего сознания, но я-то была не дура. Я знала, что стоит их впустить, послушать, вдуматься, и крыша моя навеки улетит в прекрасное далеко. Нет уж, увольте. Даже если сейчас передо мной станут водить хоровод феи и чертенята, я даже глазом не поведу. Мало ли что может привидеться в кошмарном сне…

Я закурила. Почему-то когда куришь на холоде, кажется, что тебе тепло. На самом деле сосуды сужаются, по идее, и должно стать холоднее, но становилось теплее. Чудеса. Мне пришло еще в голову насыпать пепла на рану на руке, может, кровь остановится, но, с другой стороны, она была такая горячая, и, когда стекала, было приятно. Тоже грела немного. Я посмотрела на рану, и меня затошнило. Да, знатно я себя изгрызла… странно, было совсем не больно. Наверное, после той боли, которая случилась от таблетки, такие мелочи, как прокусанная конечность, меня уже не трогали.

Докурила сигарету до самого фильтра и выкинула. Снег все еще шел. Я же не могла сидеть здесь вечность! Мне нужно было к Максу. Я замерла. Вдруг что-то нашло на меня, будто накрыло волной… еще кое-что, чтобы согреться. Слезы. Горячие и соленые. Сколько же во мне этого тепла… льется и льется отовсюду. Я заревела, уткнувшись в колени. Ловя горячие капельки, которые тут же остывали. Одиночество… в этом непонятном, сюрреалистичном мире я была совсем одна. Насколько меня хватит еще… к чему я стремлюсь… я одна, в каком-то чужом измерении. И я не знаю, где выход в мой мир. ГДЕ ВЫХОД В МОЙ МИР?!.. Господи, что же это такое… Мне кажется, что дверь где-то рядом. Я могу сделать шаг – и все изменится, я окажусь дома, там, где все знакомо и привычно. Меня снова охватило то ощущение, которому я поддалась в баре в тот страшный вечер. Когда я начала биться головой, чтобы сбежать. Умереть и сбежать из того ужаса. Одна… спасти себя. А сейчас… я могу сделать что-то подобное. Улизнуть. Сбежать. Не в смерть, а в жизнь. В свою жизнь. Сделать что-то очень простое, я почти знала что. Быть может, нужно лишь позволить себе вспомнить слова сестры Максима, которые испугали меня в «Променаде». Осознав эти слова, я испытаю шок и ВЕРНУСЬ в свою жизнь. Это было так просто… я знала, что смогу это сделать. Ведь я помнила эти слова, просто не позволяла себе их ОСОЗНАТЬ. Но еще был Максим… я больше не хочу спасаться ОДНА. Я не оставлю его, нет. В этом кошмаре. В нашем с ним или просто в моем. Я не оставлю его.

Снег все не прекращался. Нет времени, я не могла больше ждать. И реветь не могла. Тепло во мне кончилось. Если буду сидеть, просто усну и умру.

Я побежала к дому Макса. Перепрыгивая через несколько ступенек, заскочила на нужный этаж и замерла, уставившись на новую дверь. Новую дверь?! Я растерянно осмотрелась. Нет, я не ошиблась. Это был этаж Макса. Вероятно, я перепутала подъезд? Я хотела тут же побежать вниз, но что-то меня остановило. Номер квартиры Макса… он был правильный. Не может быть в разных подъездах одного дома квартир с одинаковыми номерами. Или может?

Я нажала на кнопку НОВОГО звонка. Куда исчезла птичка-колибри?

Дверь открылась спустя несколько секунд. На меня уставилась Лена. Какая-то изменившаяся, но все-таки Лена. Беликова. Она была в домашнем халате и курила.

– А где Максим? – спокойно спросила я, уже заметив незнакомые синие обои прихожей и зеркало на стене, которого никогда не было.

Лена два раза медленно хлопнула ресницами, а потом вдруг кулем свалилась на пол. Какая неприятность! Я втащила ее в квартиру, затушила окурок о зеркало и захлопнула дверь. Похоже, она была без сознания. Наркотики до добра не доводят. Пройдя в комнату, я сразу поняла, что Макса здесь нет. Это вообще не та квартира, из которой я вышла недавно. Другая мебель, другие обои – все другое. Я собака, я не думаю. Мне не страшно. МНЕ НЕ СТРАШНО, ЧТО Я НАВСЕГДА ПОТЕРЯЛА МАКСА. В каком-то другом измерении… сколько их? Сотни? Тысячи? Я его найду.

Я отыскала телефонную трубку и позвонила доктору на мобильный.

– У меня неприятности, – сказала я, как только он взял трубку. – Я потеряла Макса.

– Как…

– Снег не проходит почему-то. А в его квартире все иначе. Здесь живет его сестра.

– Ты у нее спрашивала?

– Она свалилась в обморок, когда увидела меня. И ничего не сказала.

– Снег не проходит?

– Нет, черт… это все из-за снега, да?

– Тебе нужно в бар, в тот, где вы были сегодня. Я думаю, Максим там. Но ты должна поспешить. Может быть, его уже нет… я приеду туда.

– Хорошо.

Я положила трубку. Потом снова взяла ее и набрала «скорую». Сказала, что тут человеку плохо, и назвала адрес. Оставлю дверь открытой.

Еще на минутку задержалась, чтобы найти какую-нибудь одежду, ведь в своем теперешнем виде мне вряд ли удастся остановить такси. В прихожей висело несколько кокетливых курточек в стиле Лены, и я схватила ту, что показалась мне самой длинной. Накинула на плечи и побежала на улицу. Надо было спешить. Я чувствовала это своим новым собачьим чутьем. Если ты перестаешь думать, ты начинаешь жить инстинктом.

Зима не собиралась превращаться в весну. Машины, как назло, не останавливались. Минут двадцать у меня ушло на то, чтобы поймать такси. Когда все-таки я впихнулась в салон остановившегося «Москвича», я готова была бежать быстрей машины. Ехали мы чудовищно медленно. Больше всего я боялась, что не обнаружу бара. Последней точки, что связывала меня с Максимом. И, возможно, связывала меня с моим миром. Чутье подсказывало мне, что если согласиться, что все, окружающее меня, – это части моего кошмарного сна, то бар – это единственное место, где я могу проснуться. Все нити сходились там…

Когда мы въезжали на Семеновскую, мои зубы от волнения отбивали дробь. Все пропало, если бара нет. Я останусь здесь навсегда. Одна. ОДНА!

ЕГО НЕ БЫЛО!!!

Вот это была настоящая агония… Страшнее, чем целая пачка тех дрянных таблеток!

Да нет же… я посмотрела не на тот дом!!! Не на ту стену! Он был… Ждал меня, надменно светя своими стеклянными стенами. Ворота в ад. Или просто ворота. Куда-нибудь. Как же я счастлива видеть его!!!

Я расплатилась и выскочила из машины. Стеклянные стены звали, манили меня! И больше я не боялась их. Там, внутри, в самом чреве – Максим. Максим – сердце стеклянного чудовища.

Лишь на секунду я задержалась у дверей, чтобы унять возбуждение. Эти ворота были храмом. Чем-то священным лично для меня. А храм требовал уважительного к себе отношения. Я толкнула дверь и шагнула через порог. Дух затхлости показался мне запахом церковного ладана. Грязные стеклянные стены напоминали витражи.

Не задерживаясь, я вошла во второе помещение. В сердце храма.

– Максим, – тихо позвала я. Но я уже увидела его. Сжавшись в комок, он сидел в дальнем углу шахматного зала. Он не поднял головы, когда услышал меня. Или не услышал? Я подбежала и обняла его.

– Я боялась, что потеряла тебя.

Его знакомое тепло, знакомый запах… я успокоилась. Я была в той точке мироздания, где должна была быть. Больше от меня ничего не зависело. Кажется.

Максим не пошевелился. Он только дрожал, как от озноба. Я подняла его голову. Глаза его были безжизненны и пусты. Он смотрел куда-то сквозь меня. В вечность…

– Ты не хочешь бороться, – мягко сказала я. – Поэтому с нами все это происходит. Мне трудно одной, Максим, помоги мне.

– Прости меня, – прошептал он. – Я правда любил тебя. Больше жизни. Прости…

– Я прощаю. Не знаю за что, но прощаю. Этого достаточно? Я тоже люблю тебя. Нет ничего на свете, за что я не могла бы тебя простить.

Мне хотелось поцеловать его, прижаться и заснуть вот так, в его объятиях. Даже если мы умрем. Просто быть рядом с ним.

– От тебя пахнет кровью, – пробормотал он. Потом высвободился из моих рук и поднялся.

– Господи, ну что мне сделать… – в отчаянии прошептала я. – Ты будто не со мной!

Максим подошел к окну и остановился, глядя на снег.

– Ты тоже видишь его? – спросила я, становясь у него за спиной. Уже не решаясь коснуться. – Ты видишь снег?

– Пойми одно – тебе не за что любить меня, – чужим голосом произнес он.

– Любят не за что-то, а вопреки, – отозвалась я. – Только это и есть – по-настоящему.

– Это просто банальность. Фраза из девичьего дневника. Саша, жизнь другая, – со злостью сказал он и замолчал. Меня охватило какое-то безнадежное чувство. Будто я потеряла его. Будто путь к его сердцу закрыт для меня навсегда. Но что я сделала?! В чем провинилась?! Ведь я так старалась!

– Что так давит на тебя, объясни мне, наконец! – не выдержала я. Я снова плакала, но как-то по – особенному. С сухими глазами. Мое сердце плакало… – Что ты сделал мне такого, что отталкиваешь меня теперь?! Если я ни в чем не виновата, зачем мучаешь меня?! Мне плевать… мне плевать, что было раньше. Ты привез меня этим садистам, чтобы они убили меня?! Мне плевать. Я прощаю тебя, прощаю ВСЕ ЧТО УГОДНО, не спрашивая даже, почему ты так сделал. Просто будь со мной, не оставляй меня!! Не оставляй… Без тебя мне не хочется жить.

– Я не привозил тебя им, – тихо сказал он.

– Тогда что? Господи, ЧТО?!

Он медленно повернулся ко мне. В его глазах стояли слезы.

– Я убил тебя.

Его слова были как мощный удар в грудь, я отшатнулась. Заморгала быстро-быстро, и по щекам потекло…

– Убил?..

– Мы оба мертвы. И мы умерли здесь, на этом самом месте. Задолго до того, как пришли те ублюдки и убили женщин. Они даже не видели нас. Они не знали о нас. Потому что нас там не было на самом деле. Я не знаю, почему мы видели их и были там. Наверное, потому что они осквернили место нашей смерти, потревожили наши души. Не знаю, как это называется! Или, может, мы должны были что-то изменить. Но как?! Нас видела почему-то только та тетка, которая с тобой разговаривала. Может, она – чертов медиум и видит духов! А остальные – нет…

– Милый, что ты говоришь…

– Это правда. Это та правда, которую я не хотел, чтобы ты знала. Теперь знаешь…

На негнущихся ногах я прошла на середину зала и оперлась руками о бильярдный стол. Слезы капали на зеленое сукно и замирали там хрустальными камушками. Я не видела этого, но знала, что это так. На самом деле, сквозь пелену слез я видела «Променад». И видела расширенные от ужаса глаза сестры Макса. И слышала те слова, которые сорвались с ее губ: «ЛЕКСИ, ПОЧЕМУ ТЫ ЗДЕСЬ, ВЕДЬ ТЫ ЖЕ УМЕРЛА!!!».

Я собака, я не думаю. Я не умею анализировать. Я могу только помнить. Видеть картинки из прошлого, спрятавшиеся до поры до времени, а теперь проявляющиеся, как изображение на фотографиях. Моя память стала кристально ясной. Все встало на свои места. Мой последний день жизни вернулся ко мне. Последний день жизни… разве можно его забыть?! Это же кощунство – забыть последний день своей никчемной дерьмовой жизни…

Я скучала. «Променад» оставался «Променадом», все то же самое, но теперь без Максима меня ничто там не радовало. Иногда мне казалось, что Макс приходит сюда из-за меня, а я из-за него. И мы оба почему-то не признаемся, что давно переросли это место. Мы бы с куда большей радостью проводили время в квартире у Макса, но туда постоянно таскались его приятели, по старой привычке желая использовать Максимов дом как притон, где можно покувыркаться с девочками, попить пивка и попудрить носы кокаином. Макс как-то признался, что все эти гламурные наркоманы крутятся вокруг него из-за сестры. Ленка была старше, и раньше Максим вроде как был в ее компании. Там и перезнакомился со всеми, кто называл себя его друзьями. Переоценка ценностей у Макса давно произошла, но вся эта кодла богатых бездельников все еще считала его своим приятелем и постоянно крутилась поблизости. Впрочем, как признался Макс, других друзей у него просто не было. Он привык к такой жизни и сам давно стал частью этой безумной тусовки. В этом мы были с ним похожи. Порой я тоже ощущала, что совершенно чужая на этом празднике жизни под названием «клуб», «тусовка», «пати»… Но, сколько я себя помню большой, я общалась с этими манерными девочками из клуба и сама старалась вести себя, как они. Я привыкла к тому, что у моих мальчиков были красивые машины, привыкла притворяться куклой. А как иначе? Компания нищей молодежи у меня во дворе вряд ли была морально чище и лучше. Я жила между этими двумя крайностями и, конечно же, выбирала ту из них, которая ярче и интересней. Потому что могла себе это позволить. Когда-то давно я прочитала «Заводной апельсин» и знала, что вскоре мой критический возраст закончится и я, скорее всего, стану вполне счастливой женой и матерью. Экстази, дикие танцы и ночные загулы останутся в прошлом. Так почему бы не насладиться немного безумием молодости!.. Макс рассуждал примерно так же. Станет банкиром, как папочка, отрастит живот и заведет жену и парочку детишек. Потом. Было ли это то будущее, о котором мы мечтали? Я не знаю. Мы просто жили. Ели то, что наливала в нашу кормушку судьба. У нас в жизни с самого начала все было слишком безмятежно и хорошо, мы не научились чего-то желать и за что-то бороться. Но когда мы встретились, что-то в нас надломилось. Да, это была банальная любовь. Выросли крылья и все такое. Но было что-то еще. Говорят, притягиваются противоположности, но с нами было иначе. Мы были похожи. Когда мы смотрели на закат, то оба чувствовали странное томление. Неясное понимание того, что мы существуем не в настоящем мире. Когда мы смотрели на закат, мы понимали, что живем в теплице. Что и не живем вовсе… Но были моменты, когда нам удавалось ощутить биение НАСТОЯЩЕЙ жизни. Однажды мы ночевали в деревне, у бабушки нашего знакомого. Еще куча девчонок и парней была. Всю ночь сходили с ума, как могли, уничтожили целый склад виски и пива, накурились травки. Весело было. Под утро все свалились, кто где. Мы с Максом оказались самыми трезвыми, потому что надолго уединялись несколько раз в просторную деревенскую спальню, на кровать под балдахином. Перед рассветом зал, где веселилась публика, стал похож на поле битвы. При чем «наши» явно проиграли в сражении с бутылками и лежали поверженные там, где настигло их жестокое утро. Осторожно обойдя «хладные трупы», мы с Максимом вышли на веранду и уселись на ступеньках, укрывшись овечьим тулупом. Перед нами расстилалось поле. Наверное, это был просто бабкин огород, но нам хотелось называть его «полем». А за полем были еще поля… а дальше – горизонт. Впервые в жизни видели мы, как рождается новый день. Пылающий шар, священный Атон появлялся на свет. В эти секунды я поняла, кто придумал религию. Тот первый человек, который не спал, когда все спали. Который увидел рождение Солнца. И еще я, кажется, начала понимать тайную суть этого громадного слова – Бог…

Как зачарованные, мы смотрели, как серость новорожденного утра пронзают первые всполохи огня. Сейчас мы жили. По-настоящему жили. Не двигаясь. Не говоря ни слова. Не разрушая и даже не созидая. Мы просто ЖИЛИ. Я повернулась к Максу и уткнулась лицом ему в шею. Мне не обязательно было смотреть на божественный свет. Он и так пронзал каждую клеточку моего тела. И я знала, что он, Максим, тоже разделяет со мной этот пронзительный восторг. Я знала теперь, что связало нас двоих. В каждом из нас была бездонная глубина. Умение видеть самую суть вещей. Умение чувствовать. Ничего не обсуждая. Да это и не надо было. Мы просто знали, что этим похожи. Мы просто умели разделить счастье вот так, безмолвно. Просто ЗНАЯ.

– Я никогда тебя не оставлю, – прошептала я тогда.

Макс усмехнулся и поцеловал меня в макушку.

– Я надеюсь. Но на всякий случай, пока ты еще со мной, выжму тебя до капли. Пошли спать.

Раньше я думала, что утренний секс мне не нравится. Но я ошибалась. По утрам все иначе. Без страсти. Одна нежность. И лучше этого, наверное, нет ничего на свете.

В тот вечер в «Променаде» я не могла дождаться Максима, чтобы уехать куда-нибудь от этой суеты и шума. К озеру. Или просто в лес. Выключить фары, и в тишине уснувшей машины лежать у него на груди, лениво болтать о всякой всячине. Замирать поцелуем на его теплых губах. Говорить о скорой нашей поездке на Байкал. Я сказала ему как-то, что ужасно хотела бы побывать там. У меня был набор видов природы Байкала. Когда я была ребенком, кто-то подарил мне эти открытки. С тех пор я иногда просматривала их и представляла, как пахнет там ветер и вода, какие звуки слышны по ночам. Эти места манили и звали меня. «Быть может, – сказала я Максу, показывая свои любимые картинки, – в прошлой жизни я жила там, возле Байкала, потому эти виды так очаровывают меня сейчас». На следующий день Макс подарил мне большой черный «Никон» и сказал, что летом мы едем на две недели на Байкал. К этому времени я должна была в совершенстве сдружиться с аппаратом.

Макса все не было. Одна девчонка в клубе рассказала мне, что из Питера приехала бывшая возлюбленная Максима, Ирина. Она была подругой его сестры, год назад у него и Ирины был роман. Несмотря на то что девушка была старше его года на четыре. Они встречались несколько месяцев, а потом Ирина уехала обратно в Питер, и все у них сошло на нет. Вроде бы Макс даже переживал какое-то время этот разрыв.

– Следи в оба! – посоветовала мне эта девчонка, которая все рассказала. – Парни никогда не забывают подруг, которые их бросили. Всегда по первому зову скачут к ним обратно. Ты для него пока еще пустое место. Спит с тобой месяц всего. К тому же ты младше. Двадцатитрехлетнему парню намного интересней с девкой постарше, чем с такой, как ты.

– Он меня любит, – отмахнулась я.

– Он тебе это говорил?

– Нет, – хохотнула я. А сама вспомнила подпись на фотографии, которую он мне недавно дал, и то, как рыдала полночи от счастья, прижимая кусочек бумаги к груди.

– А ей говорил. Она рассказывала сама. Он в ногах ее валялся.

Я не очень-то озадачилась после этого разговора. Мало ли что рассказывали про Максима. Макс не тот человек, который будет «валяться в ногах». Ему важно было всегда казаться сильным. Даже если очень хотелось быть слабым. И еще я помнила его фразу: «У меня было много женщин, Саш, но такой, как ты, не было никогда». Я уверена была, что он уже и не помнит эту Ирину. И все-таки… весь сегодняшний день я не могла до него дозвониться. И сейчас его не было в клубе. А ведь он знал, что я жду его.

Я посидела немного за столиком под пальмой с парой друзей Макса. Выпила джин с томатным соком. Мария позвала меня танцевать, и я пошла на танцпол. Пробираясь мимо кадки с пальмой, зацепилась ногой за какой-то выступ и с досадой обнаружила, что по чулку поползла предательская стрелка. Вот гадство какое! Пришлось идти в туалет, чтобы снять чулки. Когда Макс приедет, заедем в магазин, купим замену, а пока с голыми ногами буду ходить. Благо, прогулки по улице не входили в мои сегодняшние планы. Вообще было жаль чулочки. Я только вчера их купила. Такие шелковисто-нежные… Дома, собираясь в клуб, я с наслаждением представляла, как приятно будет Максу проводить рукой по моей ноге. Впрочем, обнаженные ножки – это, наверное, ужасно пикантно. Ранней весной, когда все еще непременно носят колготки и чулки. Этим я себя успокаивала, стоя в туалетной кабинке. Нога на унитазе, тонкая ткань безжалостно скатывается по бедру, колену, лодыжке и летит в мусорную корзину. Таким же образом я стянула второй чулок и собиралась уже выйти, как вдруг услышала знакомый голос. В туалет вошла Ленка, сестра Макса. Я выглянула в щель и увидела с ней еще одну девушку. Незнакомка с длинными белыми волосами. Такая же высокая, как Ленка, и такая же красивая. Какое-то подленькое чувство заставило меня замереть и навострить ушки.

– … тут же и свалим в «Домино», – продолжала Ленка какой-то начатый еще вне туалета разговор. – Ребята уже там. Я не могу дозвониться, из-за музыки Пашка не слышит звонка, наверное.

– Я уже вся в нетерпении, – отозвалась девушка. – Но на Макса можно рассчитывать? Я в шоке, Лен, у вас тут что происходит? Куда снежок делся?!

– Сама не знаю. Видно, растаял. Все было в порядке, вот пару дней последние облом. Но Максыч у какого-то парня берет все время, не говорит, у кого, – Ленка засмеялась. – Не колется, гад. Ну, если он тебе обещал, то достанет. Он вообще такой вялый стал, ничего не допросишься. Девочка же у него эта маленькая, я тебе показывала. Таскается с ней постоянно. Я боюсь, что женится он на ней.

– Да ну, брось. Есть же я.

– Как он вообще с тобой общался? Рад был?

Незнакомка зевнула и начала колдовать над собой перед зеркалом.

– Понятное дело, Лен. Весь день не могла от него вырваться. «Ира, люблю, Ира, хочу, Ира, будь со мной». Про подружку свою ни слова. Да мой он, Ленка. Хотя я еще подумаю, надо ли мне это.

Ленка тоже достала пудреницу и стала подправлять лицо.

– Ты знаешь, я бы рада была, если б у вас все наладилось. Макс – сокровище. Я точно говорю. Хоть молодой еще, но мальчик что надо.

– Я в курсе, – многозначительно отозвалась Ирина. – Но мне нужен нормальный мужик, взрослый. А Максик так, для постели.

– Ну, смотри сама… я у него пробивала настроение позавчера, намекнула, что ты приезжаешь, хочешь с ним пообщаться.

– А он что?

– Да ничего. Но, судя по тому, что все у вас сегодня получилось, он все-таки ждал тебя.

– Ага, – рассеянно пробормотала Ирина. Она красила губы. – Сейчас приедет, заберем у него снежок и валим. А то он опять заведет свою волынку про любовь, и мне не отделаться от него. Может, ночью к нему заеду.

В помещение зашли еще три девчонки, что-то громко обсуждавшие, и Лена с Ириной замолчали. Быстро закончили макияж и вышли.

Все во мне будто умерло. Прижавшись к прохладной стене лбом, тихонечко, почти про себя, я всхлипывала. «Вот оно! – поняла я. – Ты хотела настоящей жизни? Ты хотела влюбиться? Вот, получай! Черпай полной ложкой, смотри не подавись… чувствуешь?! Вот она НАСТОЯЩАЯ. Максим, любовь моя, зачем ты вырвал меня из уютного теплого инкубатора, зачем заставил умирать! Разве я просила об этом?! Тогда, в первый раз, я просто сказала, что люблю тебя. Ведь это ни к чему тебя не обязывало! Зачем же… зачем ты остался со мной? Разве можно играть с тем, кто любит!».

Я вернулась в клуб и села под пальму. Мне на плечи тут же легли его руки.

– А я тебя искал, киса.

Он сел рядом со мной. Поцеловал в щеку. Я была словно каменная. Все в нем показалось мне враждебным.

– Что с тобой, Саш? – обеспокоенно спросил он.

– У тебя есть кокаин? – чужим голосом спросила я.

– Что? – удивился Макс.

– Я никогда не пробовала кокаин.

– Саш, зачем тебе это?!

– Ведь ты же пробовал. Твоя сестра пробовала. Я хочу тоже. Один раз. У тебя есть сейчас?

– Бред какой-то. Даже если у меня и есть, я тебе не дам.

– Ты же давал мне экстази. Какая разница.

– Большая! Экстази – это не наркотик. Просто прикольная штука. Потанцевать, пообниматься. На экстази не подсядешь, несколько раз цепляет, а потом вообще как слону дробинка. А снежок – это наркотик. На него не то чтобы подсаживаешься, а… привыкаешь что ли. Саш, зачем тебе это! Я не хочу, чтобы моя женщина сидела на кокаине, этого не будет никогда, понятно?

Его взгляд стал твердым. Я грустно усмехнулась. Твоя женщина… как раз ТВОЯ женщина, похоже, плотно сидит на снежке.

– Я просто хочу попробовать. Один раз. Сейчас. И больше никогда.

Макс нахмурился и стал ковыряться зубочисткой в царапине на столе.

– Это так трудно, Максим? Это такая проблема? Давай уедем отсюда, и ты мне дашь немного снежка. Это эксперимент.

– Нет.

– Тебе жалко что ли?

– С чего ты взяла, что у меня он есть?

– Твоя сестра сказала.

Макс вздохнул.

– Ты мне не нравишься сегодня, Саша. Какая тебя муха цапнула? У меня и так был поганый день, я думал, увижу тебя, хоть расслаблюсь. А ты сидишь тут и несешь какой-то бред.

– У меня тоже был тяжелый день, – с нажимом сказала я. – Я хочу просто выключить все мысли, иначе просто сдохну сейчас, ясно тебе?!

Он поднял на меня глаза и посмотрел с тревогой.

– Что такое, Саш? У тебя проблемы?

– Да. Очень большие. Если ты сейчас не дашь мне чертов кокаин, я развернусь и уйду. Посмотри на меня. Ты понимаешь, что мне это сейчас НУЖНО!

– Не хочешь рассказать?

– Не знаю. Может, расскажу. Поедем?

Я встала, ожидая, что он поднимется следом за мной, но он замялся.

– Саш, мне надо передать кое-что сестре. Подождешь в машине? – он протянул ключи.

– Нет, ты пойдешь со мной, – твердо сказала я. На самом деле мне хотелось плакать. Все слова этих двух дур подтверждались. Максим притащил им снежок, следовательно, Ирина днем действительно с ним виделась.

– Ладно, черт сними, – Макс резко встал, и мы пошли к выходу. Кто-то на улице попытался с нами заговорить, но Макс отмахнулся. Больно схватил меня за локоть и впихнул в машину. Когда мы отъехали от клуба, он сказал:

– Теперь я тебя слушаю, дорогая.

Я протянула руку.

– Давай мне снежок.

Он достал из кармана куртки крохотный пакетик и всунул мне в руку.

– Наслаждайся.

– Я не знаю как, – растерялась я.

– Расскажи, что у тебя случилось. Тогда я тебе помогу попудрить носик. И еще одно – в ответ на твой бессмысленный шантаж – если когда-нибудь еще тебе захочется побаловаться снежком, можешь быть свободна от моего докучливого внимания, ясно? Навсегда.

Если он ожидал, что на меня это произведет впечатление, то он ошибался. Меня уже ничего не трогало. Я была опустошена. Украдкой я бросала взгляды на его напряженное лицо, и мне становилось так горько, что хотелось выть. Как же я привыкла за месяц к тому, что он мой. А теперь получается – чужой… Я даже не злилась на него. Никакой ненависти – ничего подобного. Хотелось заплакать, кинуться к нему на шею и умолять не бросать меня. Сколько же было во мне этой слезливой дурацкой сентиментальности!.. Никогда я не показывала этого никому. И, конечно, не кинулась бы ему на шею. Я делала вид, что сильная. Я очень тихо и спокойно сказала:

– Сегодня я случайно узнала о твоей подруге Ирине. Узнала, что ты провел с ней день.

– Черт! – выругался он и в сердцах ударил по рулю.

Я вся сжалась. Макс остановил машину у обочины и повернулся ко мне.

– Я не хотел тебе рассказывать, хотел, чтобы все устаканилось само собой. Лишний раз волновать тебя не хотел просто, понимаешь? Потому что все это не важно. Ирина эта…

– Ты весь день был с ней, это правда?

– Да.

Я с силой прикусила губу, чтобы не расплакаться. Сосредоточилась на боли, на вкусе крови во рту. Только не слезы. Только не кинуться к нему с этими тупыми мольбами. Нет, мне не нужна любовь, выпрошенная жалостью. Я сильная девочка. Я сильная. Никто не узнает… Маленькая подружка Макса не размазня какая-нибудь.

– Я с ней встречался до тебя, Саш. Я думал, что любил ее, но сейчас понимаю, что там было что-то другое. Накрутил себе, что она вся такая опытная и умная дама. Но я ошибался! Сейчас, когда она мне не нужна уже, я вижу ее такой, какая она есть. Пустышка, типа моей Ленки. Но тогда… Саш, мне хотелось какого-нибудь страдания – серьезная связь, разбитое сердце. Наверное, я себе больше накручивал, чем на самом деле было. Знаешь, как это бывает. Вдруг все скучным кажется, и хочется чем-то себя занять. Влюбиться в какую-нибудь красивую куклу, делать серьезное лицо а-ля Онегин, таинственно так посматривать по сторонам, типа у тебя есть офигенная тайна – глубокая любовь в сердце. Ирка была старше, это казалось таким… пикантным что ли. Она игру поддержала. Наверное, ее это тоже перло. Но, Саш, это все было кривлянье дурацкое. И с ее стороны, и с моей. Я знаю это, потому что мне есть с чем сравнивать. Саш, когда мне на глаза попадается твоя ручка, мне хочется поцеловать каждый твой пальчик. Когда я ложусь спать, я представляю всякие глупости, типа того, что посылаю своего бестелесного двойника в твою спальню. Он тихонько ложиться рядом с тобой и смотрит на тебя всю ночь напролет, ловит твое дыхание, чтобы потом рассказать мне твои сны, угаданные по движению твоих ресниц. Я не говорю всю эту чушь тебе никогда, потому что мальчики не должны признаваться в слабостях. Но все так. Я дышу тобою. Ты понимаешь, что это значит? Ты красивая, у тебя бархатная кожа и волосы, как шелк, но это не важно. Если ты станешь толстой и страшной, когда родишь мне десять детей, я все равно буду целовать твои пальчики. Я это знаю. Я не замечаю твоей внешности. Дело не в этом. Твой запах, твоя энергетика… я не знаю что! Я уже не задумываюсь над этим. Принимаю, как есть. Что-то делает меня счастливым, когда я с тобой, и мне этого достаточно. Я тебя люблю. Раньше я не говорил этого, потому что… говорил это ей, Ирине. Эти слова уже были опошлены той глупой связью. А других я не знал. Ты можешь понять меня?