Текст книги "Снег"

– Почему ты сейчас все это мне рассказываешь? – спросила я, уже заранее зная ответ.

– Я просто раскрываю карты. Говорю, как есть. Сегодня я совершил ошибку, которую…

– Ты спал с ней?

– Да.

Зачем он признался! Почему не соврал… я не хотела этой правды! Почему ты не пощадил меня, милый, ведь я готова была поверить любой лжи, лишь бы остаться с тобой. Я бы поверила, даже зная, что это ложь. Но как справиться с правдой?!

– Как повернуть время назад, Саш?! Я не могу тебе врать.

– Просто расскажи…

Он вздохнул и с силой провел ладонями по лицу.

– Ирка уехала в Питер, когда у нас, казалось бы, все нормально было. Она говорила, что ей нравится секс со мной. Ну, я считал, что это значит, что в наших отношениях все шоколадно. А потом она взяла и уехала. Позвонила, сказала, что надо ей обдумать наши отношения, что надо ей разобраться в себе. Я переживал. Мне казалось, что я был недостаточно хорош для нее. Наверное, меня больше тревожило не то, что она уехала, а то, что я в чем-то ее не устраивал. Не дотянул до ее уровня. Молодой, глупый. Ей со мной стало скучно. Меня это расстраивало. Она звонила иногда, однажды призналась, что у нее есть там какой-то мужик. Со временем я успокоился, стал жить своей обычной жизнью. Саш, вообще, я не такая мразь, какой кажусь тебе сейчас. Пока я не понял, что она не вернется ко мне, я не изменял ей. Три месяца у меня не было ни одной женщины. Ты знаешь, как важен для меня секс, но я вполне мог обходиться без него, пока считал себя ее парнем. Когда все понял, я, конечно, уже ни в чем не стал себе отказывать. Сейчас мне вдвойне противно, что я был верен ей, а с тобой так поступил… Саш, она пришла сегодня ко мне и стала рассказывать, как скучала по мне. Сказала, что любит меня и только недавно это поняла. Сказала, что я нужен ей. Я смотрел на нее и понимал, что она говорит правду. Она сидела на балконе, курила и плакала. Сказала, что знает, что у меня появилась девушка, Ленка ей сообщила. Я признался ей, что люблю тебя. Что я и Ирина – в прошлом. Она говорила такие вещи… мне стало жалко ее, Саш. Потом она просто взяла и разделась. Стояла передо мной голая, со слезами на щеках. Она сказала: «Максим, только один раз. Последний раз сделай меня счастливой. Я устала спать с мужчинами из-за того, что они богатые. Только с тобой мне было хорошо. Сделай мне этот подарок». Так она сказала. Я понял, что, если откажу, это будет пощечина, от которой она не оправится. Я понял, что она действительно несчастна и одинока. Я не хотел ее, Саш! Но в тот момент почему-то почувствовал себя виноватым. И я не оттолкнул ее. Не нашел в себе сил сделать это. У меня было все хорошо, у меня была ТЫ. А у нее – никого. Я не думал о том, что предаю тебя. Это и не было предательством. Только потом я понял, что сексом она пыталась меня вернуть. Я понял, какой я был идиот и какую глупость сделал. Мне стало страшно. Что ты обо всем узнаешь. Я подумал, что она может взять и рассказать тебе. Мы поговорили с ней, я снова сказал ей, что у меня есть ты и я не хочу с ней продолжать отношения. Она попыталась вызвать во мне ревность, сказала, что сегодня Лена ее пригласила на вечеринку с ее новыми знакомыми и попросила достать ей немного снежка. Я радостно согласился, надеясь от нее откупиться. Но все-таки она рассказала тебе все, да?

Я слабо покачала головой.

– Мы не разговаривали с ней. Я случайно услышала, как она рассказывала о вашей встрече Ленке. Она сказала, что ты любишь ее и валялся у нее в ногах.

Макс усмехнулся.

– Это неправда. Ты должна понимать.

Я достала сигареты и закурила. Я должна понимать. Я понимала. Только не могла заставить себя верить словам Макса. Еще вчера не могла представить себе, что он способен лгать. Сейчас все изменилось. Он не был уже так близок мне… И если я все еще любила его, а это было так, то любила уже «вопреки».

– Макс, я… наверное, я должна сказать спасибо за то, что ты признался. В принципе секс – это не измена. Это просто секс… я все понимаю. Просто я себя чувствую сейчас… какой-то униженной что ли. Я знаю, что ты не думал злорадно в тот момент: «Вот, я изменяю дурочке Сашке». Мы не собственность друг друга, мы принадлежим только сами себе и никак иначе. Но Макс! Что, если ты соврал мне… что, если она нужна тебе? И все было так, как говорит она? Это меня просто убивает. Понимаю, что глупости говорю, но…

Я бессильно развела руками.

Макс долго молчал. Когда подкуривал сигарету, я заметила, что руки у него дрожат.

– У тебя странная реакция, – наконец сказал он. – Я готовился к тому, что придется выслушать кучу оскорблений, что ты будешь истерику закатывать. И была бы права.

– Просто мне еще никто не изменял. Я не знаю правил поведения, – отозвалась я. Моя рука с сигаретой тоже дрожала. Потому я придерживала незаметно себя за локоть.

– Ты же сказала: секс – это не измена.

– Какая разница, как назвать.

– Выходит, то, что я спал с ней, тебя не сильно волнует. Важно, что это был просто секс и ничего больше. Правильно я тебя понял?

– Кажется, да.

Он осторожно взял мою руку. Я еле сдержалась от того, чтобы не выдернуть ее, но все-таки сдержалась. Едва коснувшись губами, он поцеловал мои пальцы.

– Хочешь, я докажу тебе, что все, что говорил, – правда? Что она сама пришла ко мне и устроила этот цирк? Тогда ты простишь меня по-настоящему?

– Как ты это сделаешь?

Максим выпустил мою руку и достал мобильный. До меня дошло, что он хочет сделать. Хотела его остановить, но не успела: его абонент уже взял трубку.

– Ира, ты где? – спросил Макс.

– В «Променаде», – услышала я ответ. – Ты принес снежок?

– Нет. Не нашел. Мне надо поговорить с тобой, я сейчас подъеду.

– Постой… Максим, давай ко мне на квартиру подъезжай, я буду через пять минут.

– Ты не поняла… при чем тут твоя квартира! Мне буквально пару слов…

– Мне все равно надо домой заехать, я уже выезжаю. И… я хочу побыть с тобой немного. А потом поедем вместе в «Домино», ладно?

Макс помолчал несколько секунд, недовольно постукивая костяшкой пальца по рулю. Потом решился.

– Ладно. Я приеду сейчас к тебе и все объясню еще раз насчет сегодняшнего. И будущего.

Он сбросил звонок и устало откинулся на сиденье.

– Иногда я ненавижу женщин, Саш, серьезно. Вот что я сделал такого, что чувствую себя последним подлецом, а? Ладно, по отношению к тебе – согласен. А с ней-то что?! Ведь я говорил ей сразу, что ничего больше у нас не будет. Говорил, что у меня есть другая. Нет же, она все равно задалась целью затащить меня в постель. Мерзким моральным шантажом. И теперь оказывается, что я ей что-то должен. Оказывается, она, видите ли, решила, что мы опять встречаемся. Объясни мне, что я делал не так? Как мне надо было себя вести, чтобы никого не обидеть?

Я улыбнулась, вспоминая Ярика, то, как жестко рассталась с ним.

– Наверное, надо рубить топором, а не отпиливать пилочкой для ногтей, – сказала я.

– Саш, я же не мясник – топором.

– Значит, ты садист.

– Я не садист, – он решительно положил руки на руль. – Сейчас мы поедем к ней, и я возьмусь за топор, – он с деланной злобой мне улыбнулся: – Убью одним ударом двух зайцев. Поставлю точку с Иркой и докажу тебе, что не вру.

Я была горда собой. Кажется, мне удалось убедить Макса в том, что я рассудительная умная девочка, а не малолетняя истеричка, как он предполагал. Наверное, я должна даже гордиться, что в этом поединке с его бывшей возлюбленной побеждаю все-таки я. И все же… в груди у меня была открытая рана, сочащаяся кровью. Он изменил мне. Изменил в первый месяц нашей любви, когда все еще так свежо и восхитительно. Зная, что делает гадость, зная, что предает меня, он все-таки это сделал. Поддался минутной слабости или каким-то там своим мыслям. Почему не вспомнил, не подумал обо мне? Когда-нибудь, когда мы будем вместе уже долго и чувственная страсть поутихнет, я могу предположить, что иногда у нас будут связи на стороне. Даже смогу, наверное, отнестись к этому с пониманием. Секс – это всего лишь секс. Главное, чтобы мы были вместе и любили друг друга. Но теперь… Слишком рано это все началось. И не может быть тут никаких причин.

Мы остановились у старой многоэтажки на Семеновской. Подъезд с покосившейся дверью. Макс закрыл машину, и мы вошли.

– Может, не надо? – остановилась я. Какое-то нехорошее предчувствие накрыло меня с головой. Хотелось уйти из этого места как можно скорее!

– Максим, оставь все, как есть, и поехали. Мне не важно все это, честно. Я тебе верю.

– Нет, раз уж мы приехали, давай дойдем до конца. Ты просто постой рядом со мной, я ей все скажу. Тебе не надо ничего говорить даже.

– Нет, – заупрямилась я. Мы уже стояли на лестничном пролете первого этажа. – Я не пойду.

Он снова попытался схватить меня за руку, но я отпрянула.

– Иди сам. Разговаривай с ней, решай свои вопросы. А я подожду в машине.

Он внимательно посмотрел на меня и протянул ключи.

– Ну, как знаешь. Я постараюсь быстро. Рубить.

– Только без… ты сам знаешь чего.

– Ну, не издевайся, Саш, – он потрепал меня за подбородок, чмокнул в губы и пошел наверх. Я осталась в подъезде. Что-то толкало меня: «Выйди, уйди отсюда!». Ключи будто раскалились у меня в руке. Нужно было срочно вернуться в машину, но… я стояла и слушала, как Макс позвонил, как открылась дверь и кто-то радостно защебетал, увлекая его в квартиру. Как захлопнулась дверь…

Я села на ступеньки. Тело странно онемело. В подъезде вдруг резко стало холодно. Я решила, что это мое сознание выкидывает со мной коленца. Вот что значит стресс… от ступенек исходил ледяной жар. Да, наверное, именно так это можно описать. Обжигающий холод… Внутренний голос кричал, что нужно идти в машину! Но мысли о Максе, ревность, тоска… мне было не до внутреннего голоса. Мне снова показалось, что он обманывает меня. Что они сейчас целуются там, у двери, с этой… Ириной. Осколки моей рассудительности в беспорядке валялись на дне моего мозга, и склеивать там было уже нечего. Я достала пакетик с кокаином. Быть может, забыться хоть на четверть часа – это поможет мне. Смутно я припоминала из фильмов и разговоров в клубе, что нужно засовывать кокаин в нос. Я ногтем зацепила немного порошка и попыталась помазать в носу. Тут же жутко защипало, из глаз брызнули слезы, и я начала чихать. Ну, раз слизистая нужна, то, может, и во рту сойдет. Я высыпала чуть-чуть порошка на ладонь. Голова уже и так кружилась, наверное, то, что в носу, подействовало, правда, кайфа никакого не было. Я лизнула с ладони и заставила себя проглотить жуткую эту горечь. Надо же, никогда не слышала, что кокаин горький. Как противно… голову стиснуло железным обручем. Мне вдруг стало страшно. ПАНИЧЕСКИ СТРАШНО!!! Наверное, именно из-за страха я начала задыхаться. Пыталась вдохнуть, но легкие будто склеились и никак не хотели расправляться. Захотела крикнуть, но как крикнуть, если нет воздуха… вместо крика получился хрип. Такой чужой… я начала корчиться, пытаясь ухватить кислород, краем угасающего сознания слышала хруст ломающихся о цемент ногтей, чудовищная судорога вынула мое тело, и когда мне показалось, что все, дальше уже некуда, милосердная тьма втянула меня в себя…

Милосердная тьма опускалась на город. И на странный этот снег на пороге лета. Как долго я стояла так, уставившись на зеленое сукно, уставившись в свои воспоминания… Быть может, всего минуту? Или час?

Руки затекли. Слезы уже успели высохнуть.

Я повернулась к Максиму. На фоне потемневшего окна угадывался лишь его силуэт. Но я знала, что глаза его устремлены на меня.

– Ты не убивал меня, – сказала я.

По залу вдруг забегали какие-то блики. Я в страхе повернулась к двери и увидела человека с длинной свечой в руке. На секунду мне показалось, что это вернулся кто-то из тех страшных садистов, но голос доктора тут же успокоил меня.

– Он не убивал тебя, – сказал он. Подошел к столу и поставил свечу на середину бильярдного поля. По стенам забегали тени. Я удивленно смотрела на свечу – даже не знала, что они бывают такие огромные.

– К месту, где кто-то умер, следует относиться с уважением, – произнес доктор, заметив мой взгляд. – Раньше, на этом самом месте, где сейчас стол, были ступеньки. Ты помнишь их, Александра? Ты не боишься этого места, ты можешь подойти сюда, а Максим – нет. Смерть не принесла в его сердце покой. Он умер, думая, что убил тебя. Как это страшно… Доктор вздохнул. В неровном свете свечи он показался мне каким-то старым демоном.

– А кто Вы? – спросила я.

– В общем-то просто человек. Я здесь, чтобы вывести вас к свету. Если все сложится, как надо. Я смотрю, тебя не сильно шокировала весть о твоей смерти, девочка?

– Я не знаю… я все вспомнила. И от этого легче. Неизвестность была страшнее. Но что же дальше? Почему мы здесь? Если умерли…

– Еще не все решено, – доктор вздохнул еще печальнее. – Даже небеса плачут, когда погибают юные. Даже небеса плачут… Максим, подойди сюда. Подойди к этому месту. Смерть священна, усмири свою душу. Самые священные места на земле для человека – это место, где он родился, и где он умер там, где он родился и умер. Не храмы, не всякие там места поклонения фетишистов. Нет. Только две точки на земле – место начала и место конца. Два твоих личных храма. Подойди сюда и отдай дань уважения этому месту.

Мы посмотрели на Максима. Я протянула ему руку.

– Я не могу, – с усилием пробормотал он и закрыл лицо руками.

– Душа самоубийцы не найдет покоя. Ни там, ни здесь. Это самый тяжкий крест, – покачал головой доктор. – Изменим все, пока не поздно!

– Самоубийцы? – переспросила я.

– Ты так и не поняла? Он умер рядом с тобой. Когда он нашел тебя на лестнице, то попробовал порошок и понял, что это не кокаин, а что-то другое. Понял, что это убило тебя. Должно быть, что-то переключилось в его голове, и вместо того, чтобы помочь тебе, попытаться вызвать «скорую» или отвезти тебя в больницу, он сам проглотил порошок. Его отец накануне просил его перестать принимать наркотики, потому что его могут отравить. У отца были проблемы с конкурентами. Но Максим решил, что отец хочет запугать его, чтобы отвадить от наркотиков. Когда увидел Увидев тебя, он понял, что отец не лгал. И подумал, что ты уже мертва.

– Потому что ее глаза были открыты! – в отчаянии крикнул Максим. – Я знал, что человек не может быть без сознания, если открыты глаза! Он мертв!

– Это не так, – покачал головой доктор. – Ты ошибся.

– Ошибся…

– Да. Это не всегда значит, что человек мертв.

– Она… была жива?!

– Теперь это не важно, верно?

– Не важно?! – закричал Максим. – Да ведь… получается, что я убил ее ДВАЖДЫ! Дал эту отраву, а потом не помог ей… Да почему я не сдох уже сразу, а? Почему я все еще здесь?!

Максим с яростью двинул кулаком по окну, и стекло брызнуло сверкающими осколками во все стороны.

– Просто дайте мне покоя, – застонал он, съезжая на пол, прижимая к груди окровавленную руку. – Дайте мне мой ад и оставьте меня!

Я смотрела на Макса, но на самом деле меня больше занимало нечто, происходящее в пространстве. Воздух вокруг меня будто стал вязким. Это было не видно, но я чувствовала какое-то странное кисельное движение. Это тревожило… я бросила взгляд на доктора. Кажется, он тоже прислушивался к пространству.

– Что это? – тихо спросила я.

– Его ярость, – прошептал доктор. – Он просто топит себя. Видно, ты не сможешь помочь. Тебе пришло время уходить.

– Что мне сделать?!

– Прости его.

– Максим, я прощаю тебя! – крикнула я.

– Нет, не так…

– Да как, черт возьми! – разозлилась я. – Как я могу простить его, если не чувствую обиды?!

– Максим, ты должен подойти сюда! – крикнул доктор. – Ты должен проявить волю! Все еще можно исправить, только очисть свое сердце от обиды на себя!

– Ну, иди же сюда! – закричала я. Воздух вокруг стал превращаться в воронку. Мне казалось, мой разум или что-то из меня – затягивается в эту воронку. Без тела… И так хотелось отдаться этому течению! Но Максим…

– Боже мой, да подойди же!!!

Я протянула к нему руку.

– Я умоляю тебя!!! Мне плевать на то, что ты меня убил… ладно, как ты хочешь?! Мне не плевать, я очень злая, но я тебя прощаю!!! Так?! НУ ЧТО ЕЩЕ!!!

– Оставь его, нет времени! – донесся голос доктора. Я уже почти не могла двигаться, ЭТО тянуло меня с силой огромного магнита. И хуже всего, что мне НЕ ХОТЕЛОСЬ сопротивляться!

– МАКСИМ!!!

Каким-то нечеловеческим усилием я вырвалась из сладкого плена и сделала эти несколько шагов к нему. Схватила за руку и проорала в лицо:

– Я НИКОГДА ТЕБЯ НЕ ПРОЩУ, ЕСЛИ ТЫ ОСТАВИШЬ МЕНЯ!!!

Это были ТЕ слова! Те самые, которые я должна была сказать сначала! Потому что я чувствовала их! Потому что моя ярость и злость были связаны с ними. В каком-то ужасе и растерянности Макс уставился на меня. И на секунду забыл, что должен сопротивляться. Я сжала руку, и она вдруг, как масло, вошла в его кожу. Будто прожгла насквозь… Завершающиеся лепестки спасительного смерча кружились за моей спиной, и последним усилием я забросила нас двоих на этот уходящий поезд…

Почти все время было тихо. Иногда я слышала медсестер, слышала, как шуршали их халаты и какие-то склянки. Но я не открывала глаза. Даже не дергалась, когда в меня вставляли очередную иглу. Иногда я слышала снег. Наверное, это была лишь иллюзия, что я его слышала. Но я точно знала, что за окном падают белые хлопья. Я собака, у меня чутье. Мне не обязательно что-то видеть, чтобы знать. На самом деле мне хотелось, чтобы при мне говорили, побольше говорили. Но все молчали. Наверное, такие были правила. Иногда я спала. Чаще я спала. Я могла давно уже открыть глаза и что-нибудь сказать. Но я очень устала. Просто хотелось немного отдохнуть. Потом столько дел прибавится… Иногда приходила мама и долго держала меня за руку. Она была не похожа на ту пустую равнодушную маму из моего сна. Она была нежной и заботливой, любила меня. Я чувствовала это, когда она брала меня за руку. Однажды она пришла с сестрой.

– Почему она не приходит в себя, если вышла из комы? – спросила сестра.

– Тише, здесь нельзя говорить громко, – одернула ее мама. – Она слишком слаба.

Какое-то время Светка держалась и соблюдала скорбное молчание. Но наконец не выдержала:

– А ты веришь в этого шамана, ма? Я верю.

– Я верю в нашу медицину, – вздохнула мама. – А шаманы эти… этот Чехов – просто шарлатан. Беликов потратил на него целое состояние, а результата не было.

– Ма, ну они же вышли из комы! И одновременно! Такого не бывает. Даже доктор Сашкин сказал, что это похоже на чудо.

– Не знаю, малыш. Какая уже разница, правда?

– А может, Сашка стала сумасшедшая… знаешь, бывает, что от комы мозг повреждается. Мы не узнаем, как она, пока она не заговорит.

– Не мели глупости! Выйди лучше, подожди в коридоре.

Я открыла глаза. Свет ослепил меня, и стало невыносимо больно. Но разве это была боль? Мелочи… Просто палата слишком белая, белые халаты на маме и сестре, белый снежный свет из окна. Кто придумал этот бред: в больнице все должно быть белым?!

– Сашенька… – мама сразу заплакала. – Иди, скорее зови врачей, Саша открыла глаза! – это она сестре.

– Мама… – губы мои были сухими, как пески Сахары. Как же тяжело было говорить… кусок наждачки вместо языка. – Я не сумасшедшая, честно.

– Да, миленькая моя…

Она склонилась надо мной, капая слезами мне на лицо.

– Мне нужно Беликова, – из последних сил произнесла я. – Я хочу сказать отцу Максима, кто нас убил.

– Ты жива, Сашенька, вас никто не убил.

– Приведи мне его, – это были мои последние слова на этот час, и я отрубилась.

Мне привели его. Только через несколько дней. Когда я могла уже немного сидеть, поддерживаемая специальным устройством кровати, и могла говорить длинными фразами. Я не рассказывала, конечно, про бар и разговор двух садистов, где один хвастался другому, как отравил сына хозяина «Агробанка». Это было в будущем. Этого разговора еще не случилось. Все это было в будущем, откуда я с таким трудом вернулась. И чтобы будущего этого не случилось, я должна была принять меры. Я сказала просто, что это Руднев. Илья Альбертович Руднев, он заставил барыгу продать Максиму вместо кокаина отраву. Потому что Руднев хотел этот чертов «Агробанк» себе! Отец Максима ничего больше не спрашивал. Он не требовал доказательств, не выяснял, откуда мне это известно. Просто коротко кивнул мне и сказал «спасибо». Я знала, что он примет меры. Быть может, на моей совести появятся труп-другой. Но зато на месте, которое чуть не стало нашим последним храмом, никогда не возникнет страшный стеклянный бар, и толстая тетя-уборщица не будет оттирать хлоркой кровь возле кровати. Я должна была позаботиться о своем священном месте. И я это сделала.

– … Я так поняла, что все вообще перепуталось. То, что будет через три года; то, что было в прошлом; то, что в настоящем. Просто в кашу превратилось. Поэтому всякие накладки по времени были. Кто-то из знакомых знал, что я умерла три года назад, кто-то знал, что я из больницы вышла недавно с разбитой головой. Ну, короче, бред вообще.

– Да я понял уже, – нетерпеливо отозвался Максим, – а что там с квартирой-то?

– Макс, не спеши меня. Я же об этом и пытаюсь… Короче, когда я подбежала к квартире, я уже была, наверное, в настоящем времени. Поэтому снег шел. Мы в этот момент в больничке в коме валялись. Ну и прикинь, подбегаю к двери – она вообще другая. Открывает твоя сестрица. Синие обои на стенах, мебель левая вообще. Успела оперативненько сработать Лена, да? Типа, похоронила нас уже. Ну и сестра у тебя! Ты еще жив, а она уже вселилась, поменяла дверь, сделала ремонт и мирно живет.

– Гадина, – хмыкнул Максим.

– Ага. Хорошо хоть не продала.

– Отец бы не позволил.

– Ну ладно, слушай дальше. Открывает она дверь. И тут стою я. Вся синяя от холода, в маечке, на башке снег. Кровища с меня капает. Ну представь, вся рука просто полностью залита кровью. И одежда с правой стороны. Реально, похожа на труп. Окровавленный! И еще замогильным голосом спрашиваю: «Где Макс?». Наверное, она подумала, что в этот момент мы сдохли, и мой призрак пришел тебя искать. И она «ушла». Тут же! На полике расположилась тихонечко. Лежит себе и молчит.

Мы захохотали.

– Ей бы никто не поверил, если бы ты «скорую» не вызвала.

– Ну, это не показатель. Может, просто проходил какой-нибудь добрый самаритянин, типа, увидел, что девушка валяется в дверях, и позвонил в «скорую».

– Самаритянка.

– Ну, типа да.

– Да ей и так никто не верит. Вот дура, меня так бесят эти обои ее…

– Оборвем и приклеим новые.

– Сто процентов.

Максим подрулил к тротуару, остановил машину возле хозяйственного магазина и повернулся ко мне.

– Ну что, здесь?

– Да, – кивнула я. Потом сделала музыку погромче и стала мотать головой в такт.

– Откуда ты знаешь, что именно здесь? Ах да, ты собака, у тебя чутье, – прокричал он мне в ухо.

– Ага.

– Давай откроем контору, ты будешь предсказывать будущее.

– На фига нам работать? У нас богатые родители, – мы заржали, как два слабоумных коня. Макс сделал еще громче музыку, и я завизжала.

– Моя любимая песня! Про снег… тебе нравится?

Стала напевать в полный голос, не обращая внимания на злобные взгляды прохожих. Когда песня закончилась, Макс сделал потише. Я показала язык бабке, которая заглядывала в машину и что-то там варнякала.

– Чего они все такие злые, а?

Я надулась. Но тут же рассмеялась. Радость просто била из меня ключом.

– Они завидуют. Тупые детки богатых родителей на дорогой тачке, – сказал Максим. – Они называют нас гады и паразиты.

– И сволочи.

– Ага.

– Слушай, тебе не жалко, что мы не поедем в Америку?

– Жалко.

– Это хорошо, – удовлетворенно кивнула я. – Надо, чтобы было чего-то жалко. А то все бессмысленно получается. Понимаешь, когда бедный человек отдает последний рубль, это боженька, типа, оценивает. А вот если я отдам рубль, то мне же пофигу, да? Что для меня рубль? Ну и боженьке пофигу будет, значит. Надо отдавать то, что жалко.

– Типа, философия, да?

– Типа. Отодвинь свое сиденье назад.

– Зачем?

– Мне место чтобы было.

Он отодвинулся, и я тут же уселась на него верхом. Впилась в его губы, и мы замерли, поглощенные друг другом. Мне так нужно было его тепло, тепло его тела… которое я чуть не потеряла навсегда.

– Девочкам вредно так много секса, – шепнул он мне в ухо, когда оторвался от меня. – Тебе нужно отдохнуть.

– Не могу, – прошептала я, вдыхая его запах. Там, где была граница волос.

– Давай поедем на Байкал, – сказала я, все еще прижимаясь к нему. – Я возьму у матери денег. Это же надо меньше, чем на Америку.

– Придумаем что-нибудь, Саш, не волнуйся. Я тоже хочу уехать отсюда.

– Еще целоваться?

Он тихо засмеялся, поцеловал меня в шею.

– Обязательно. Только мы не пропустим ее?

– Ах да!

Я соскочила на свое сидение и уставилась в окно.

– Слушай, боюсь, не узнаю ее. Ты ее помнишь?

– Да с чего ты взяла, что она будет именно здесь?

– Не знаю, просто… просто откуда-то вот знаю. Ты помнишь ее?

– Смутно. Это та, которая толстая была?

– Да.

– Саш, ну-ка… вот это не она идет? В желтых сапогах?

– Бинго!

Я схватила с заднего сиденья сверток с деньгами и выскочила на улицу. Подошла к полной блондинистой тетке и лучезарно ей улыбнулась.

– Добрый день! Как поживают наши пальчики? О-о, все на месте… я рада.

– Добрый день, – настороженно произнесла она, опасливо косясь на нашу машину.

– Вот, слушайте меня сейчас внимательно.

Я взяла ее за плечо и слегка тряхнула, чтобы она отвлеклась от машины и посмотрела на меня. Я протянула ей сверток.

– Здесь пять тысяч долларов. Я знаю, что у Вас дети, и Вам нужно купить дом. Вы должны взять эти деньги и уехать в свою деревню. Купить там дом и никогда больше сюда не возвращаться. Иначе с Вами могут случиться какие-нибудь гадости, – я улыбнулась еще лучезарней. – Все понятно, я надеюсь?

Тетка замерла, с ужасом глядя на сверток в моей руке.

– Боже мой, ну что такого сложного? – вздохнула я. Потом разорвала бумагу и показала ей стопку зеленых купюр. – Просто деньги, ясно? Берем в ручки и валим из этого злачного места. Проституткой быть плохо, разве нет? Проституток убивают часто.

– Что вы от меня хотите? – беспомощно проговорила тетка, оглядываясь по сторонам. – Это что, скрытая камера?

– Это фея-крестная, – раздраженно выдохнула я и всунула сверток ей в сумку. – Все, теперь до свидания…

Я развернула тетку и слегка толкнула в спину. Будто поддавшись инерции, она пошла, а потом побежала дальше и дальше от меня. Не оглядываясь.

Я стояла и смотрела ей вслед, пока фигура ее не скрылась за ближайшим поворотом. Потом озадаченно вздохнула и вернулась в машину. Макс валялся, согнувшись в три погибели.

– Смотри не надорвись, а то геморрой будет, – буркнула я. – И не забывай дышать.

– Хреново быть ангелом, – сквозь смех выдавил он. – Тебе еще учиться и учиться. Надо как-то… душевней это делать, Саш!

– Хорошо, что это твои пять штук были, – язвительно бросила я. – А то мне было бы жалко. Блин, им деньги даешь, а они смотрят, как на идиотку.

– Такая наша ангельская доля, – продолжал куражиться Макс.

– Ну все, хватит ржать, – рыкнула я и тут же мечтательно откинулась на сиденье. – Все равно я спасла ей жизнь.

– Ты собой гордишься?

– Безмерно.

Наконец Макс успокоился и перевел дух. Нашел какую-то радиостанцию со спокойной музыкой, сделал совсем тихо. Достал сигареты, мы закурили. Какое-то время молчали, глядя на снующих перед машиной людей.

– А все-таки ты угадала, что она здесь будет проходить. – заметил он.

– Знаешь, я до сих пор… не уверена в том, что все было на самом деле. Как будто это был одинаковый сон у нас, только и всего.

Я прикоснулась к рукаву его свитера и осторожно подняла его.

– Только это делает все реальным…

Мои глаза в сотый раз замерли на его запястье. Едва заживший шрам от ожога, как раз по форме моих пальцев… Он сжал мою ладонь.

– Ну что, Сашк, теперь на Байкал?

– Прямо сейчас?!

– Ну… а почему нет?

– Хорошо! Только заедем за «Никоном»!