Текст книги "Темный ангел надежды"

Глава 4

Элли заблудилась. Было темно. Очень темно. Возможно, она в лесу. Там опасно. Дикие звери или ветки деревьев царапали и ранили. Что-то сбило ее с ног, и она упала и ударилась настолько сильно, что боль не хотела отступать. И страх. Она бежала, но не могла понять, убегает ли от того, что вызывает этот страх, или приближается к чему-то столь желанному, ради чего она готова прорываться сквозь этот ужасный лес.

Вдруг, вопреки боли и страху, она почувствовала защиту. Как будто что-то… нет, кто-то наблюдал за ней. Ангел-хранитель, но настолько темный, что его было не видно в этой черноте. Иногда ей казалось, что она видит какое-то движение в этой чернильной тьме, но каждый раз оно исчезало, часто под напором новой волны боли, и она вновь оставалась в абсолютном одиночестве.

Время остановилось. Казалось, что она находится здесь вечно, и, когда место вдруг изменилось и откуда-то начал сочиться свет, ей стало еще более неуютно и страшно.

– Элли? Ты слышишь меня?

Она слышала, но не могла понять, чей это голос. Было ясно одно – она уже слышала его раньше. И он ей нравился. Нравился, потому что приносил чувство безопасности. «Говори, – безмолвно умоляла она. – Я хочу чувствовать твой голос». Кажется, нужно было сказать «слышать»… Но она в действительности могла его чувствовать. Он обволакивал ее, словно мягкое одеяло, чтобы сохранить тепло, но в то же время в нем была и жесткость, с помощью которой он прокладывал путь в каждую клетку ее тела. Странным образом он смягчал боль, и она отступала в дальние уголки сознания, становилась слабой и незаметной. Голос проникал в самую глубину:

– Ты можешь открыть глаза?

Элли попыталась, но веки налились свинцовой тяжестью, и она не могла их разомкнуть, хотя ощущала обнадеживающее движение.

– Проснись, Элли. – Голос тоже звучал обнадеживающе. – Здесь есть кое-кто, кто хотел бы с тобой познакомиться.

Она сделала еще одну попытку. Напряглась изо всех сил, потому что обладатель голоса хотел, чтобы у нее получилось, заставил ее ощутить, что это важно. Важнее всего в данный момент, и поэтому она забыла обо всем остальном, даже о боли, сидящей глубоко внутри. И медленно, с усилием открыла глаза. Ударил ослепительно-яркий свет, в котором она могла разглядеть лишь нечеткое пятно. Большое темное пятно, мимолетно напомнившее ей о том ужасном месте, где она провела целую вечность. Вспышка воспоминания была тревожной, но следы страха сразу же исчезли, оставляя странно приятное чувство. Очертания пятна чем-то напоминали того ангела в лесу, которого она стремилась рассмотреть, но он постоянно исчезал, растворяясь в темноте.

Элли моргнула, и обрывки сна исчезли. Глаза наконец приспособились к свету, и она смогла разглядеть лицо, склонившееся над ней. Темные волосы, настолько волнистые, что почти кудрявые, которые отказывались лежать ровно, придавая лицу несколько плутовское выражение. Правильные черты лица и жесткий подбородок, не видевший бритвы как минимум несколько дней. Темные глаза, пристально разглядывавшие ее, и губы, сложенные в ободряющей улыбке. Самой красивой улыбке, которую Элли видела когда-либо в своей жизни.

– Доброе утро, – произнес все тот же голос. – Как ты себя чувствуешь?

Губы Элли были одеревеневшими, словно она долгое время молчала. Она попыталась что-то сказать, но горло не повиновалось, и ей удалось издать только слабый хрип. Она сглотнула и моргнула еще раз. Осторожно, но очень быстро, словно боялась, что мужчина с чарующей улыбкой – тоже сон и исчезнет, если слишком надолго закрыть глаза.

В голове кружились обрывки мыслей и образов. Она чувствовала, что лежит в постели, в больнице – она узнавала этот характерный запах и звуки: попискивание пейджеров, сигналы оборудования. Боковым зрением она замечала приборы; в ее голове раздавались отзвуки голосов, которые давно уже умолкли. Эти тревожные голоса произносили что-то вроде «масштабное кровоизлияние», «первое травматологическое», «группа крови и перекрестная совместимость, быстро».

Теряясь в калейдоскопе видений, она сосредоточилась на этом внимательном взгляде над ее головой.

– Ты в реанимации, – спокойно произнес голос. – Последние пару дней твои дела были плохи, но теперь все будет в порядке. Легкие работают нормально, и тебя сняли с аппарата искусственной вентиляции. И почки тоже в норме. Как горло? Может немного болеть из-за трубки.

В глазах появилась тревога. Он беспокоится о чем-то. О ней? Это приятно. Элли нравилось, что он о ней беспокоится. Может, он снова захочет ей улыбнуться.

– Меня зовут Макс, помнишь? Ты пришла ко мне в квартиру в поисках Сары. А потом у тебя внезапно начались роды…

Элли ощутила, как расширились ее зрачки. Кожу начало покалывать, словно с нее сорвали одеяло, в которое ее укутывал голос, и оставили открытой всем ветрам. Чувство безопасности тоже ушло. Теперь она чувствовала ужас, словно лес снова поднимался вокруг нее. Кусочки мозаики болезненно выстраивались в единое целое. Сара. Маркус. Ее ребенок…

– Она в порядке, – мягко сказал Макс. – Вот, смотри.

Он наклонил голову, и Элли последовала за ним взглядом. Вниз, туда, где его руки что-то сжимали. Когда он подался вперед, она увидела завернутое в одеяльце маленькое личико спящего новорожденного ребенка.

– О… – Звук с трудом вырвался из пересохшего горла. – Это?..

Она знала ответ. Чувствовала, но тем не менее ждала подтверждения. Подтверждения того, что это не сон.

– Ну конечно, – сказал Макс. – Это твоя дочь, Элли. Хочешь ее подержать?

Элли кивнула. Она не могла произнести ни звука, потому что ее и без того больное горло теперь перехватило от слез. Она ощущала, как они катятся по щекам, в то время как Макс аккуратно положил ребенка ей на грудь и помог правильно сложить руки, чтобы поддерживать малышку. Он слегка подвинул катетер, присоединенный к ее руке, и посмотрел куда-то за ее спиной.

– Прихватите пару подушек. Давайте посадим Элли чуть повыше, – обратился он к кому-то.

Ее руки были такими слабыми, что она испугалась, что не удержит ребенка, но Макс не убирал ладоней, помогая ей. Появилась медсестра и подложила подушку под ее плечи и голову. Сознание прояснилось, и Элли наконец смогла справиться со слезами и в первый раз по-настоящему рассмотреть малышку.

Ее глаза были закрыты, демонстрируя огромные черные ресницы. Маленький нос и идеальная линия рта, напоминающая лук Купидона.

– Разве она не великолепна? – В его голосе звучало восхищение и что-то еще. Что-то неожиданное, что заставило Элли на мгновение взглянуть на него, но он не отрывал глаз от личика ребенка, и поэтому она не смогла понять, что в его тоне смутило ее. И сейчас у нее не было сил разбираться. И ни малейшего желания – потому что у нее был гораздо более важный предмет для размышлений. Нечто настолько прекрасное, что не было ничего удивительного в том, что Макс разделяет с ней чувство, которое она сама еще даже не пыталась выразить словами.

Ее ребенок.

– Девочка, и она… – Голос Элли вдруг прервался. Стало слишком страшно спрашивать.

– Она прекрасна. – В голосе Макса звучала… гордость? – По десять пальчиков на руках и ногах. Хорошо кушает – за два дня набрала полторы унции.

– Что? – Неожиданные новости заставили Элли оторвать взор от своей малышки. – Сколько времени я?..

– Сколько времени ты здесь? – Теперь в его взгляде было сочувствие, что подтверждало самые худшие подозрения. – Три дня, Элли. Малышка родилась в шесть часов семь минут в воскресенье.

Это было чересчур. Элли могла бы смириться, если бы оказалось, что она приходит в себя после наркоза от экстренного кесарева сечения, но ее драгоценное дитя целых три дня оставалось в одиночестве в этом мире, лишенное любви и защиты, а она даже не знала об этом!.. Паника подступала ближе, и Элли поняла, что пытается вдохнуть. Ей нужен был воздух, чтобы убедить Макса разрешить ей встать с постели, чтобы она могла быть рядом с дочерью и заботиться о ней. Или пусть ее хотя бы оставят здесь, чтобы Элли могла за ней присматривать – каждую минуту, каждую секунду.

– Элли! – Тон был достаточно суровым, чтобы ей стало ясно, что ее окликают уже не в первый раз. – Послушай меня. – Это был приказ, но он был произнесен практически шепотом. Макс собирался сказать что-то очень важное. И очень секретное.

Дыша как вытащенная из воды рыба, Элли испуганно моргнула и послушно уставилась на Макса. Он быстро огляделся и снова перевел взгляд на нее:

– Помнишь, я сказал Маркусу, что я отец ребенка, чтобы он убрался?

Элли кивнула.

– Здесь я сказал всем то же самое, и они думают, что это правда.

Так вот в чем дело. Эта странная нота в его голосе и то, как он держал ребенка. Со стороны он смотрелся как новоиспеченный отец. То есть он притворяется, чтобы защитить их? Элли снова моргнула, на этот раз от удивления. То ли он настолько хороший актер, то ли просто она еще слишком слаба. Хотя нет, должно быть, дело в нем – раз уж все остальные тоже ему верят.

– Это еще не все. – Макс наклонился ближе.

Со стороны могло показаться, что он любуется ребенком – пальцем он даже аккуратно погладил девочку по щечке, – но на самом деле он просто старался приблизить свои губы к уху Элли, чтобы никто не мог подслушать его слова.

– Я не назвал им твоего настоящего имени, – сказал он. – И… в тот момент я был очень взволнован, не мог ничего придумать…

Элли подумала: «Очень уж смущенно он держится. Неужели он назвал меня каким-то дурацким именем?»

– Я сказал, что твоя фамилия – Мак-Адам.

«Ничего ужасного, – с облегчением подумала Элли. – Замечательное имя».

– Хорошо, – прошептала она.

На мгновение воцарилась тишина. Элли чувствовала, насколько Макс неподвижен. Она ощущала, только как малышка дышит и сонно шевелится у нее на руках. Она уже привыкла к движению этих маленьких ручек и ножек. Казалось, будто она потеряла часть себя, но снова нашла, только теперь эта часть находилась снаружи, а не была безопасно укрыта в лоне.

Макс продолжал молчать. Казалось, он ждал чего-то. Потом из его уст вырвалось нечто похожее на вздох:

– Это моя фамилия, Элли.

Это ее тоже устраивало. Она не возражала против того, чтобы позаимствовать его имя на некоторое время. До тех пор, пока он не против. Хотя, может быть, это не так. Молчание становилось неловким.

– Я… я сказал им, что мы женаты, – проговорил Макс так тихо, что Элли показалось, что она ошиблась.

Она прекрасно помнила все, что произошло в квартире. Как он притворился, что он отец ребенка, и вместе с другими «ангелами-хранителями» сделал так, чтобы Маркус ушел и она оказалась в безопасности. Очевидно, он продолжил этот спектакль, защищая ее – когда она была абсолютно беспомощна, предположительно, в отделении неотложной помощи этого госпиталя. Он даже дал ей новое имя, благодаря чему Маркус не узнает, где она. И не просто какое-нибудь имя. Он одолжил ей свое собственное и вместе с ним – дополнительную защиту: притворился, что она его жена. Его жена.

Элли снова взглянула на этого невероятного мужчину. Он – герой, в этом не приходилось сомневаться. Пусть он сейчас не был одет в мотоциклетный костюм и выглядел усталым и небритым, но он был прекрасен. А еще у него была самая чарующая в мире улыбка. Элли подумала, что та женщина, которая в один прекрасный день станет его настоящей женой, – счастливейшая женщина в мире, просто она об этом еще не знает.

Благодарность за все, что он для нее сделал, переполняла ее сердце. Соревнуясь, нет, переплетаясь с всепоглощающей любовью к крошечному существу, которое она держала на руках. Этого всего было слишком много – Элли снова стало трудно дышать. Что-то зазвенело над ее головой, послышался звук бегущих ног.

– Уровень кислорода понизился, – сказала медсестра. Звонок утих.

– Неудивительно. Она только очнулась, а воссоединение с ребенком проходило довольно эмоционально.

– Конечно. Но мне понадобится наложить кислородную подушку, и ей нужен отдых. Думаю, вам придется забрать ребенка назад в педиатрическое, доктор Мак-Адам.

– Нет! – задыхаясь, выговорила Элли.

– Ненадолго, Элли. – Руки Макса уже готовились поднять драгоценную ношу. Он все еще склонялся над ней. – О ней хорошо заботятся, честное слово. – Его губы были так близко, что Элли видела, как он выговаривает каждое слово. – Она в безопасности, Элли. Отдыхай. Мы оба хотим, чтобы ты отдохнула и поправилась.

– Конечно, – с теплотой в голосе произнесла медсестра. – Не беспокойтесь, я позабочусь о миссис Мак-Адам.

«Миссис Мак-Адам? Нет, это точно сон, – подумала Элли. – Или кошмар», – решила она, когда Макс забирал дочь у нее из рук.

Но потом он наклонился и нежно поцеловал ее в губы, и ее глаза закрылись. Нет, это совершенно точно сон.

– Спи, милая, – четко проговорил он. – Я скоро вернусь.

На этот раз Элли, проснувшись, широко распахнула глаза и пристально всмотрелась. Волна разочарования, накатившая при виде пустоты возле ее кровати, заставила ее громко вскрикнуть.

– Что случилось? – спросила медсестра, подойдя с другой стороны кровати, и, поворачивая голову, Элли заметила у нее в руке салфетку. – Простите, я не хотела вас будить, но ваши губы так пересохли…

– Где они? – Элли понимала, что ее голос звучит испуганно, но она и в самом деле была испугана, черт побери. Она была в полном одиночестве, не считая сиделки (с которой была незнакома). Неужели ее малышка тоже одна? Беззащитная и уязвимая?

– Сейчас два часа ночи, Элли, – мягко сказала сестра. – Они, должно быть, спят. Малышка спокойно лежит в колыбельке, а Макс прикорнул рядом в кресле. – В ее голосе появилась мечтательная нотка: – А может, он прямо сейчас держит ее на руках. Вы знаете, он же никому не доверяет ее кормить.

Элли пристально глядела на медсестру. Она ничего не понимала.

– Но… ведь прошло уже много дней! – произнесла она дрожащим голосом.

– Я знаю. – Медсестра, привлекательная блондинка с беджиком, на котором было написано «Тори», сделала глубокий вдох и потом вздохнула. Потом улыбнулась Элли: – Мы все были потрясены, что Макс тайно женился, но знаете, что удивило всех еще больше?

Элли медленно покачала головой. Теперь ей нужно притвориться женой Макса. О господи!..

– Каким замечательным отцом он оказался, – сказала Тори. – Он приехал сюда с вами в мотоциклетном костюме, вы помните?

Элли поняла, что улыбается. Конечно…

– Не думаю, чтобы следующие трое суток он его снимал. Сидел в детском отделении интенсивной терапии, практиковал «метод кенгуру». У меня подруга там работает – она говорила, что никто не мог глаз от него отвести. Он сидел, такой мужественный, в этой кожаной одежде, прижимая новорожденного к груди под курткой, – вы представляете?

Элли представляла. Она помнила ту кожаную куртку. И грудь. Возможно, контакт был не слишком долгим, но она не забыла, какой та была твердой. И ощущение безопасности – как за каменной стеной. Конечно, на нем тогда были слои одежды, но было до странности легко представить, как это – кожа к коже. Это вызвало болезненный спазм где-то глубоко внутри. Болезненный, но далеко не неприятный…

Она снова начала представлять своего ребенка; теперь она знала, какой защищенной малышка себя чувствует, и этого было достаточно, чтобы на глазах показались слезы. Она обожала Макса за то, что он для нее сделал. И она никогда не сможет сполна отблагодарить его за это.

– Не обязательно было делать это так долго, – продолжала Тори, наливая воду из кувшина в чашку с трубочкой, стоявшую на тумбочке. – Нескольких часов было бы вполне достаточно, чтобы извлечь всю медицинскую пользу для ребенка, но он просто ее не отпускал. Он нашел себе замену на дежурства в неотложке и принес из дома вещи. Практически сюда переселился! – Тори широко улыбалась. – Вы не подумайте, что я жалуюсь. Хотите воды?

– Да, пожалуйста.

– Один глоточек для начала. У вас в желудке довольно долго ничего не было, а я бы не хотела, чтобы вас вырвало.

Элли потянула прохладную воду из трубочки. Она была чудесной на вкус. Элли глубоко вздохнула, и еще раз. Теперь это было легче.

– Что-нибудь болит? – спросила Тори.

Элли задумалась. Кажется, ей было лучше.

– Я хорошо себя чувствую… наверное. Можно мне сесть? Или пойти в туалет или еще куда-нибудь?

– Вам не нужно. У вас пока еще стоит катетер. Насколько мне известно, его планируют снять завтра, и тогда вы даже сможете принять душ. Если ваше состояние будет таким же стабильным, как сегодня, то вас переведут из интенсивной терапии в обычную палату. В родильное отделение, – добавила она с очередной улыбкой. – И тогда малышка будет рядом с вами. Здорово, правда?

Но Элли нахмурилась, припоминая кое-что, что Тори говорила раньше.

– Почему она в интенсивной терапии? Макс сказал, что она в порядке… – Губы у нее тряслись. – Он сказал, что все отлично.

– Конечно, – торопливо согласилась Тори. – Маловата немного, но со здоровьем все хорошо. Изначально она попала туда, потому что ей был нужен уход, но сейчас это скорее из серии дополнительного обслуживания. Это было место, где Макс мог без лишних глаз практиковать «метод кенгуру». Мне кажется, он немного смущался, когда его видели в таком тесном контакте с ребенком. – Она хихикнула. – Мужчины, они такие.

– М-м-м…

Ну конечно, он смущался. Это ведь даже не его ребенок. Что могло заставить Макса пойти столь далеко ради помощи ей – абсолютно незнакомому человеку? Он, несомненно, самый потрясающий человек, которого она когда-либо знала. Не важно, насколько счастлива будет его будущая жена, – она была счастлива прямо сейчас.

– Может, вы хотите немного привести себя в порядок, раз уж проснулись? Я помогу вам почистить зубы.

– Это было бы прекрасно.

– А потом можете еще поспать, и когда встанете утром, держу пари, ваша семья уже будет рядом. – Тори на мгновение умолкла, отойдя за необходимыми принадлежностями. – Вы уже выбрали имя для ребенка?

– Нет… я вообще-то думала, что будет мальчик.

Мальчик, который, как она всегда опасалась, может стать похожим на своего отца. Но что там говорил Макс? Что может родиться девочка, такая же симпатичная, как ее мать. Макс считает ее симпатичной? Элли ощутила, как вспыхнули щеки.

– Вы выглядите намного лучше, – удовлетворенно произнесла Тори. – А относительно имени можно не торопиться. По закону у вас еще месяц до того, как нужно будет ее зарегистрировать. – Она усмехнулась. – Папа прозвал ее Мышонком, и все теперь так ее зовут. Мышонок Мак-Адам. Немного необычно.

Да. Необычно. Никаких следов.

Безопасно.

Совсем скоро все закончится.

Наверняка это будет огромное облегчение.

– Ну что, Мышонок? – Макс посмотрел на сверток, который нес в руках вслед за медсестрой, которая катила пластиковую колыбельку. – Мы едем в родильное отделение. Твоей маме намного лучше, и теперь она сможет сама за тобой присматривать. Здорово, правда?

Это было очень хорошо. Просто замечательно. Он сможет, наконец, пойти домой и спать целую ночь. И вернуться к работе – Макс прямо-таки не мог дождаться изматывающей ночной смены в неотложке. Последние несколько дней неожиданно и неприятно нарушили обычное течение его жизни, и чем скорее все войдет в колею, тем лучше. Наверное, стоит предложить парням в выходные прокатиться на мотоциклах. Может, Рик тогда прекратит над ним смеяться из-за этого спектакля с отцовством. А Джет перестанет коситься и бормотать себе под нос, что он сошел с ума.

Они почти пришли. Элли поместили в отдельной палате в конце отделения. Она сегодня утром впервые встала на ноги и была еще настолько слаба, что в ближайшие несколько дней ей будет нужна помощь, но медперсонал всегда к ее услугам. Им, в конце концов, за это платят, – но они будут особенно стараться, потому что все просто влюблены в Мышонка.

Тяжесть на руках стала уже привычной. «Метод кенгуру» был, конечно, уже не нужен, но Макс никогда не забудет ощущение этого маленького тельца, прижимающегося к его груди. И чувство удовлетворения, подобного которому он никогда не испытывал. Например, когда она в первый раз взяла бутылочку. Или переставала плакать, только когда медсестра возвращала ее к нему на руки. «Ну вот, – с очевидной неохотой говорила она, – она хочет к папе». К папе. Это ли чувство отцовства? Он знал – оно принесет с собой огромную ответственность. И постоянную тревогу, что случится что-то плохое. Эта тревога порождала жажду защищать – довольно разрушительную, если уж говорить начистоту. Ну не сумасшествие ли – брать отгул, чтобы охранять этого ребенка? А если он чувствует нечто подобное к малышу, которому даже не отец, то помоги ему Господь, когда у него появятся собственные дети! Во всяком случае, можно считать всю эту историю предостережением.

Малышке, кажется, переезд не нравился. Она хныкала, когда они наконец добрались до палаты Элли, которая сидела, обложенная подушками. Она была бледна, и ее длинные волосы лежали безжизненными прядями, но следы от катетеров и кислородной маски исчезли, и, когда она увидела в дверях Макса с малышкой, ее лицо озарилось лучезарной улыбкой, от которой у Макса перехватило дыхание. Элли протянула руки, и Макс передал ей сверток. Но не спешил уходить – Мышонок плакала, и вполне могло оказаться, что он единственный, кто сможет ее успокоить. Ведь он знал этого ребенка лучше всех остальных, включая даже его мать. Он может понадобиться. Может, через некоторое время.

Персонал занимался своими делами.

– Она голодна, – сказала медсестра. – Я принесу бутылочку.

Макс кивнул. Она действительно хотела есть – Макс отличал этот плач. Ему пока нельзя уходить – возможно, понадобится помочь Элли с кормлением. У него хорошо получалось. Он знал, как правильно держать Мышонка, как и когда наклонять бутылочку. А если все хорошо идет, она найдет тебя взглядом и уставится так внимательно, что ты почувствуешь себя самым важным человеком в мире.

– Мне кажется, я могу попробовать сама ее покормить, – сказала Элли. Наверное, она заметила выражение его лица, потому что немного покраснела. – Я не пила лекарств, а акушерка, которая приходила утром, показала мне, как выдавливать молоко. Она сказала, оно еще не пропало и его станет много, как только я начну кормить. А если вдруг нет, – теперь Элли словно защищалась, – я могу докормить из бутылочки, но нам обоим будет лучше, если я попробую.

– Вам помочь правильно ее приложить? – спросила медсестра.

– Я, пожалуй, попытаюсь сама, – ответила Элли в смущении. – Акушерка дала мне почитать «Без паники: руководство для роженицы», это замечательная книга. Там есть техника как раз для детей этого возраста – как будто я уже сто раз это делала.

– Я читала, – кивнула медсестра. – Там про то, чтобы приложить малыша кожей к коже и дать ему устроиться самому?

Элли горячо кивнула.

– Предполагается, что мать и ребенок справятся без посторонней помощи… – Медсестра нахмурилась. – Учитывая то, что вы только что выписались из отделения экстренной помощи, мне бы не хотелось оставлять вас наедине с ребенком.

Мышонок теперь громко и взахлеб плакала, – раньше Макс такого не слышал. Этот плач заставлял его нервничать.

– Может, отец останется? – предложила сестра. – Это ведь разрешено?

Элли качала ребенка.

– Ш-ш-ш, ш-ш-ш, – мурлыкала она, – все в порядке.

За исключением того, что оно было явно не в порядке. Макс видел, как его напряжение отражается на лице Элли, а плач малышки с каждым мгновением становился все более отчаянным. Кто-то должен все уладить.

– Конечно, разрешено, – заявил он. – Почему бы нет. И будет неплохо, если вы нас оставите.

Все вышли и закрыли за собой дверь. Макс задвинул шторы на окнах, выходивших в коридор:

– Что мне делать?

– Ничего, – сказала Элли, распеленывая ребенка. – Мне нужно ее раздеть… – Она возилась с завязками рубашки, но потом подняла взгляд, и Макс заметил, что в глазах у нее стоят слезы. – У нее даже нет имени! – выпалила она.

– Почему же, есть. – Макс подошел ближе. Он знал, как снимается эта рубашка. – Ее зовут Мышонок – потому что она маленькая и милая и иногда шевелит носиком. Подгузник тоже снимать?

– М-м-м… нет, думаю, не надо.

– Кожа к коже, верно?

Элли старалась не встречаться с ним взглядом.

– Нужно положить ее… положить Мышонка между грудями.

Макс сглотнул:

– Хорошо, я ее подержу, пока ты не разберешься со своей рубашкой.

Он был привычен к тому, чтобы держать почти голенькую малышку. Движения незапеленутых ножек уже не вызывали паники. Он прижал девочку к груди, и это удивительным образом ее успокоило. Он чувствовал, как маленький носик трется о рубашку и как резкие всхлипы сменяются тихим посапыванием.

– Она тебя любит, – сказала Элли.

– Она меня просто хорошо знает. Может, запах привычный.

Макс усиленно старался не смотреть на Элли, в то время как она вытащила руки из рукавов и стащила рубашку вниз.

– Ну… – ее голос почему-то звучал сдавленно, – так написано в книжке. Ребенок должен тебя слышать, видеть, осязать и чувствовать вкус. Я кладу ее на грудь лицом вниз и глажу по спинке, и она узнает мой запах и потом начинает двигать головкой в разные стороны и сама находит сосок.

– Правда? – Макс так удивился, что посмотрел вверх и увидел Элли с обнаженной грудью.

Груди были маленькими и круглыми, как и вся она. Бледные и крепкие, со следами вен и сосками орехового цвета.

Макс сглотнул еще раз. Он не должен был этого делать. Действительно не должен. То же смущение он заметил в глазах Элли, отводя взгляд, и ему стало жарко от стыда. На какое-то мгновение ему захотелось отдать ей ребенка и оставить ее, но он не мог бы так поступить. Они не разрешат ей делать это одной, а под наблюдением незнакомого человека шансы, что кормление пройдет успешно, сильно уменьшатся. Поэтому он улыбнулся:

– Ты похожа на Мадонну. Готова?

– Ну…

Макс должен был правильно положить Мышонка, а это неизбежно означало, что ему придется прикоснуться к груди Элли. Он старался игнорировать это знание. И легкий зуд внутри, который оно вызывало. По крайней мере, это не заняло много времени, и потом он смог отступить и просто наблюдать. На случай, если ей понадобится помощь. Но, казалось, все идет хорошо. Малышка даже перестала сопеть, лежа на голой материнской груди. Элли осторожно погладила ее по спинке и подняла руку, чтобы сделать это еще раз – снова и снова. Ее пальцы нежно касались миниатюрных позвонков. Наверняка это ощущение было очень умиротворяющим. По крайней мере, Макса оно умиротворяло.

Малышка задвигалась, поднимая и опуская ножки.

– Как ты думаешь, ей нужно одеяло? – прошептала Элли.

– Здесь вроде тепло. Взгляни-ка на нее.

Малышка подняла головку, услышав голос.

– Она на меня смотрит. – В голосе Элли теперь звучало удивление.

Макс наблюдал за Мышонком. Она подняла ручки ко рту, а потом повела одной из них в сторону, нащупывая грудь. Она начала двигать головкой в стороны и тереться носиком о грудь Элли – точно так же она не так давно возила головкой по футболке Макса. Он открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь ободряющее, но передумал. Ему не хотелось прерывать магию, которая творилась на его глазах. Шум и голоса из-за двери стали незаметны, и в комнате воцарилась совершенно особенная тишина. Макс и Элли наблюдали за ребенком, оба вовлеченные в нечто такое, чему не хотелось мешать. Что-то первозданное и инстинктивное. Что-то чудесное.

Мышонок теперь качала головой. Потом она вытянула шею, ее головка дернулась и приземлилась прямо на грудь Элли. Элли ахнула и протянула руки, чтобы поддержать малышку, которая открыла ротик и высунула язычок в поисках соска.

У Макса перехватило дыхание. Он мог бы поклясться, что, когда малышка наконец нашла сосок, его сердце сбилось с ритма. Он услышал сосущий звук. Когда маленькая ручка сжала грудь женщины, он с трудом сглотнул, ощущая в горле что-то подозрительно похожее на подступающие слезы. Потом Элли подняла взгляд – она не скрывала слез. Они катились по щекам и блестели в глазах, но Макс никогда ни на чьем лице не видел такого выражения счастья. Он не мог отвести взгляда. И сглотнуть тоже больше не мог, но это потеряло значение.

Он потом вспоминал эту минуту всю свою жизнь. Это счастье. Связь – между Элли и ее ребенком. Между ней и им самим. Этот момент искупил все безумие прошедшей недели – ведь если бы он не притворился отцом, он не был бы сейчас здесь и не мог бы наблюдать за этим чудом. Он и Элли разделили эту магию – никто другой не мог бы к этому прикоснуться или хотя бы отдаленно понять.

Элли первой отвела глаза, и он чувствовал, каких усилий ей это стоило. Она снова посмотрела вниз, и Макс тоже. Мышонок блаженно сосала, глядя на мать. Элли больше не поднимала взгляда. Но Макс запомнил его навсегда.

Теперь он мог сморгнуть набежавшие слезы, глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Мог даже улыбнуться. Его работа закончена.