Текст книги "Золотые Ворота"

Все молчали. На фоне тех сумм, о которых совсем недавно шла речь, это была еще божеская плата.

– Я не упомянул еще об одном, – снова заговорил Брэнсон. – Начиная с полудня завтрашнего дня вступят в действие штрафные санкции за задержку. Каждый день задержки будет означать серьезное увеличение выплат. Сумма начнет стремительно возрастать: с каждым часом просрочки – на два миллиона долларов.

– Судя по всему, вы цените свое время, мистер Брэнсон, – заметил Квори.

– Если я его не буду ценить, то кто вообще это сделает? Еще вопросы есть?

– Да, – подал голос Картленд. – Как вы собираетесь добираться до вашего карибского рая?

– Самолетом, как же еще? Отсюда до международного аэропорта десять минут на вертолете. Там мы погрузимся в самолет.

– Вы уже все организовали? Самолет уже ждет?

– Будет ждать.

– Какой самолет?

– Президентский.

При этих словах Питера даже Картера покинула привычная сдержанность.

– Вы хотите сказать, что собираетесь похитить президентский «боинг»?

– Побойтесь Бога, генерал! Вы же не думаете, что президент отправится в путь на стареньком «Дугласе»? Вполне естественно использовать президентский самолет – люди такого ранга привыкли путешествовать с комфортом. В пути покажем новые фильмы. Путешествие будет коротким, но мы постараемся, чтобы всем было удобно. Позже мы привезем из Штатов еще несколько новинок Голливуда.

– Вы сказали «мы»?

– Я и мои друзья. Наш долг – вернуть президента и его гостей в целости и сохранности. Не знаю, как они вообще могут жить в этом кошмарном Белом Доме, ну да это к делу не относится.

– Если я вас правильно понял, вы собираетесь снова вернуться в Соединенные Штаты? – осторожно поинтересовался Мильтон.

– Это моя родина. Почему бы нет? Вы меня разочаровали, Мильтон!

– Я вас разочаровал?

– Да. Мне казалось, что не только Верховный Суд и генеральный прокурор, но и госсекретарь знает законы и конституцию страны не хуже обычных граждан.

Наступила тишина. Брэнсон огляделся. Никто не выразил желания высказаться, и он снова обратился к госсекретарю.

– Разве вы не знаете, что по нашим законам человека нельзя осудить, если он уже получил прощение от государства?

Присутствующие не сразу поняли, что имеет в виду Брэнсон.

Именно в этот момент президент потерял вдвое больше голосов потенциальных избирателей, чем приобрел ранее, утверждая, что пожертвует собой ради Америки. Политики вообще люди искушенные и довольно толстокожие, но до сих пор президенту не доводилось сталкиваться с таким маккиа-велиевским подходом. У себя дома, в кругу семьи, президент может себе позволить крепкое выражение, но только не в своих обращениях к избирателям. Однако сейчас его вряд ли можно было за это винить. Президент напрочь забыл о том, что за ним наблюдают миллионы сограждан и воззвал к Небу, требуя справедливости. Он стоял, подняв голову и воздев руки. Лицо его стало багровым.

– Вам мало полумиллиарда долларов! Вы хотите получить еще и полное прощение!

Президент перевел взгляд с безоблачного неба на Брэнсона и обрушил на него всю мощь своей ярости, но гром небесный не поразил вымогателя.

– У вас приготовлены сердечные средства? – тихо спросил Брэнсон у врача.

– Прекратите издеваться над президентом! – отрубил медик.

– Вы негодяй! – продолжал клеймить Брэнсона президент. – Если думаете…

Картленд коснулся руки президента и прошептал:

– Не забывайте, на вас смотрят телезрители!

Президент оборвал себя на полуслове. Он опомнился и в ужасе закрыл глаза. Потом снова открыл их, покосился на камеру и заговорил уже гораздо спокойнее.

– Я как лицо, избранное американским народом, не поддамся на шантаж. Американский народ на это не пойдет. Демократия на это не пойдет. Мы будем сражаться с подобным злом…

– Каким образом? – поинтересовался Брэнсон.

– Каким образом? – президент изо всех сил старался сдержаться, но еще не вполне овладел собой. – У нас есть ЦРУ и ФБР, в наших руках ресурсы всей страны, армия, призванная охранять закон и порядок.

– Новые выборы состоятся только через пять месяцев, а что сейчас?

– После того как я проконсультируюсь с членами своего кабинета…

– Вы сможете консультироваться, с кем угодно… если я вам позволю. Мне необходимо полное прощение, в противном случае вы пробудете на упомянутом тропическом острове бесконечно долго.

Как я уже говорил, большая часть острова – настоящий рай. Однако небольшая его часть очень напоминает остров Дьявола. Генералиссимус построил там тюрьму для своих политических противников, а поскольку ему до них дела нет, эти люди остаются там навечно, чему очень помогают изнурительный труд, лихорадка и голод. Мне трудно представить короля с мотыгой в руках. Да и вас тоже.

А вместо того чтобы рассуждать о моральном облике нации, лучше подумали бы о том сложном положении, в котором окажутся ваши гости. Не секрет, что и у короля, и у принца есть доверенные министры и родственники, которым не терпится занять их троны. Если ваши гости долго пробудут на Карибских островах, им некуда будет возвращаться. Вы, конечно, понимаете, что американское общественное мнение никогда не допустит, чтобы вы имели дело с узурпаторами, тем более что в подобном положении король и принц окажутся по вашей вине. В ноябре в стране разразится кризис. Кризисная ситуация с Сан-Рафаэлем наступит еще быстрее. Даже если не будет эмбарго, цены на нефть все равно возрастут вдвое. В любом случае в Соединенных Штатах начнется экономический спад. История вас проклянет. Вы войдете в нее как самый глупый из президентов, который довел свою страну до разрухи. По этому поводу вас даже занесут в Книгу рекордов Гиннееа.

– Вы закончили? – Как ни странно, гнев президента бесследно улетучился, и теперь он держался с достоинством.

– На данный момент, да, – Брэнсон сделал знак операторам, что пресс-конференция окончена.

– Могу я побеседовать с королем, принцем, членами моего кабинета и начальником полиции?

– Почему бы нет? Особенно если это поможет вам быстрее принять решение.

– Мы можем поговорить без свидетелей?

– Конечно. В вашем автобусе.

– Нам никто не помешает?

– Мы поставим охранника снаружи. Как вы знаете, автобус звуконепроницаем. Можете беседовать спокойно, вам никто помешает, это я обещаю.

Все, кроме Брэнсона и его людей, ушли. Питер знаком подозвал Крайслера, своего эксперта по средствам связи.

– В каком состоянии жучок в президентском автобусе?

– Работает нормально.

– Наши друзья хотят провести секретное совещание. У тебя нет желания отдохнуть в нашем автобусе? Мне кажется, ты очень «устал».

– Да, пожалуй.

Крайслер вошел в третий автобус, сел у панели управления, щелкнул выключателем и взял один наушник. Послушав, он остался доволен. Молодой человек нажал на кнопку, магнитофон заработал.

– Ну и как вам спектакль? – спросила Ревсона Эйприл Венсди.

– Хотел бы я посмотреть на Мильтона, когда они вернутся в конце дня!

Молодые люди неторопливо прогуливались вдоль западного ограждения моста. Поблизости никого не было.

– Какая игра! Репетиция испортила бы все дело.

– Конечно. Он еще совсем мальчишка, наш дорогой Питер Брэнсон! У него отличная голова. Как мы уже знаем, этот человек все предвидел, заранее обо всем позаботился. Им можно было бы восхищаться, если не знать, что он получит полмиллиарда практически ни за что. В душе у этого парня вакуум, он настоящий моральный урод. С обычными представлениями о добре и зле к нему нельзя подходить. Такие понятия для Брэнсона просто не существуют. В нем чувствуется какая-то странная пустота.

– Ну, его банковский счет пустым не будет!

– Так или иначе, но Брэнсон поставил нас в затруднительное положение.

– Вы собираетесь что-нибудь предпринять?

– Намерения – это одно, достижения – другое.

– Но вы же не можете просто прогуливаться здесь и ничего не предпринимать. После того, что вы мне рассказали сегодня утром…

– Я помню об этом. Давайте немного помолчим. Мне нужно подумать.

Некоторое время спустя Ревсон заговорил снова.

– Что ж, я подумал.

– Не тяните, рассказывайте!

– Вы когда-нибудь были больны? Девушка удивленно подняла брови, отчего ее и без того огромные зеленые глаза стали еще больше. Рестон вдруг подумал, что эти глаза могут совратить святого. Чтобы не отвлекаться, он отвел взгляд в сторону.

– Разумеется, мне доводилось болеть. Все когда-то болеют.

– Я имел в виду серьезную болезнь, пребывание в больнице.

– Нет, никогда.

– Вы скоро туда попадете. Если, конечно, готовы мне помочь.

– Я уже сказала, что помогу.

– Прелестная молодая женщина может неожиданно заболеть. Конечно, здесь есть определенный риск. Если вас разоблачат, Брэнсон сумеет развязать вам язык. На карту поставлено полмиллиарда долларов. Вы у него очень быстро заговорите.

– Не сомневаюсь. Я вовсе не героиня, к тому же не умею терпеть боль. На чем меня могут поймать?

– Вы должны будете доставить одно письмо. А сейчас вы не могли бы оставить меня на некоторое время одного?

Рестон снял с плеча фотоаппарат и сделал несколько снимков: автобусы, вертолеты, зенитки, охрана из числа команды Брэнсона. Он очень старался, чтобы все это получилось на фоне южной башни и контуров Сан-Франциско на заднем плане. Любому стороннему наблюдателю сразу было бы ясно, что перед ним профессионал, поглощенный своим делом. Через некоторое время Пол переключил свое внимание на врача в белом халате, который стоял, облокотясь на машину «скорой помощи».

– Решили именно меня прославить?

– Почему бы нет? Все хотят, чтобы их увековечили.

– Только не я. А «скорую помощь» можно снять где угодно.

– Вы определенно нуждаетесь в услугах психиатра, – Ревсон опустил фотоаппарат. – Разве не знаете, что в нашей стране уклониться от съемки – значит совершить антиобщественный поступок. Я – Ревсон.

– А я – О'Хара.

Доктор был молодым рыжеволосым и жизнерадостным. Чувствовалось, что перед вами потомственный ирландец.

– Ну и что вы думаете о нашей маленькой заварушке?

– Не для печати?

– Нет. Я же фотограф.

– Да черт с вами, если хотите, можете цитировать. Лично мне очень хотелось бы этому Брэнсону уши пообрывать.

– Это заметно.

– Что вы имеете в виду?

– Ваши рыжие волосы, и, соответственно, ваш темперамент.

– Будь я блондином, брюнетом или лысым, я бы испытывал то же самое. Мне не нравится, когда публично унижают президента.

– Значит, вы сочувствуете ему?

– Ну, он из Калифорнии, как и я. Я прошлый раз за него голосовал и в следующий раз проголосую. Конечно, президент слишком важничает, и мне не нравится, что он переигрывает, изображая доброго дядюшку, но все же он славный старик.

– Хотели бы ему помочь?

О'Хара задумчиво посмотрел на Ревсона.

– Как ему поможешь?

– Хочу попытаться. Я расскажу вам, что именно собираюсь сделать, если согласитесь мне помочь.

– А почему вы думаете, что в состоянии это сделать?

– У меня для этого есть специальная подготовка. Я работаю на правительство.

– Почему же тогда вы тут ходите с фотоаппаратом?

– Странно, но мне всегда казалось, для того чтобы стать доктором, требуется некоторый интеллект. А что, по-вашему, я должен делать – носить на груди табличку «Агент ФБР»?

О'Хара еле заметно улыбнулся.

– Да нет. Просто я слышал, что все агенты ФБР усыплены в гараже в центре города, конечно, кроме тех, что оказались в автобусе для прессы. Их потом столкнули с моста.

– Мы обычно не складываем все яйца в одну корзину.

– Насколько я знаю, агенты обычно не заявляют о своей принадлежности к ФБР.

– Только не я. Готов заявить об этом любому, если попаду в беду. А сейчас у меня и в самом деле есть проблемы.

– Ну что ж, если для этого не потребуется нарушать этику…

– Я бы не стал вгонять в краску служителя Гиппократа. Обещаю, ничего неэтичного вам делать не придется. Как, по-вашему, этично засадить Брэнсона за решетку?

– Вы это обещаете?

– Нет. Но постараюсь.

– Можете рассчитывать на меня. Что я должен делать?

– С нами тут молодая привлекательная журналистка, тоже фотограф. У нее странное имя – Эйприл. Эйприл Венсди.

– А, это зеленоглазая блондинка! – воскликнул доктор.

– Она самая. Мне нужно, чтобы эта девушка доставила на берег кое-какую информацию. И чтобы часа через два привезла мне ответ. Я собираюсь зашифровать свое сообщение, отснять его на пленку, а пленку отдать вам. Уверен, вам будет нетрудно спрятать ее среди всех этих ваших баночек и скляночек. Кроме того, никто не усомнится в честности врача.

– Вы так думаете?

– У нас еще есть время. Я должен подождать, пока уедут господа Мильтон, Квори и Хендрикс. Надеюсь, к тому времени объявится невесть где скрывающийся мистер Хегенбах.

– Хегенбах? Этот старый обманщик!

– Прошу вас выбирать выражения, когда говорите о моем уважаемом работодателе. Итак, вернемся к вашей машине. У вас там обычный комплект инструментов и лекарств, плюс реанимационное оборудование, плюс еще кое-какие инструменты, чтобы накладывать швы. Ничего сложного нет.

– Конечно, нет, – согласился доктор.

– Поэтому вы не можете сделать рентген или анализ крови. И, разумеется, у вас нет возможности проводить хирургические операции. Примерно через час мисс Венсди неожиданно заболеет. Ей станет очень плохо. Вы поставите диагноз, который потребует немедленной госпитализации, а возможно, и операции. Допустим, это будет острый аппендицит. Вы заподозрите перитонит. Ну, да вы и сами все знаете. В таком случае риск неуместен.

– Разумеется, – О'Хара недовольно посмотрел на Ревсона. – Есть одно «но»: даже начинающий врач в состоянии диагностировать аппендицит, что называется, не вынимая рук из карманов.

– Я слышал об этом, но ведь я же не в состоянии поставить диагноз. Уверен, что здесь, кроме вас, никто не сможет этого сделать.

– Вы правы. Но вы должны предупредить меня минут за пятнадцать-двадцать до того, как сообщите о болезни девушки Брэнсону. Я сделаю ей пару уколов, чтобы симптомы стали заметными. Девушке это никак не повредит.

– Мисс Венсди предупредила меня, что она с трудом переносит боль.

– Она ничего не почувствует, – уверенно заявил врач. – Кроме того, наша красавица знает, что страдает ради своей страны, – О'Хара задумчиво посмотрел на Ревсона. – Мне говорили, что через два часа ваша журналистская братия будет передавать статьи и снимки коллегам в южном конце моста. Вы не могли бы дождаться этого момента и передать то, что вам нужно?

– Ну да, и получить ответ голубиной почтой на следующей неделе. Нет, меня это не устраивает. Ответ мне нужен сегодня же.

– Похоже, вы торопитесь.

– Во время Второй мировой войны Уинстон Черчилль давал следующие инструкции своим военным и гражданским сподвижникам: «Действуй сегодня». А я большой поклонник сэра Уинстона.

Рестон покинул смущенного доктора и вернулся к Эйприл. Он рассказал девушке о том, что О'Хара согласился ему помочь.

– Вы хотите, чтобы я привезла вам к вечеру миниатюрный передатчик?

– О нет! – Пол удивленно посмотрел на девушку. – Дело в том, что передатчик у меня есть. Он лежит в фальшивом дне футляра моего фотоаппарата. Беда в том, что у преступников есть сканнер, которым они отслеживают все радиопередачи с моста, – Ревсон обратил внимание своей спутницы на вращающийся диск над автобусом. – С таким оборудованием они меня вычислят через пять секунд. А теперь слушайте внимательно, я расскажу вам, что от вас потребуется и как нужно себя вести.

– Я все поняла. Только боюсь, что наш лекарь своими внутримышечными инъекциями доведет меня до шока, – заметила Эйприл, когда Пол закончил.

– Не беспокойтесь, ничего не почувствуете, – успокоил ее Ревсон. – Кроме того, вы делаете это ради своей родины.

Он покинул девушку и не спеша направился к автобусу прессы.

Совещание в верхах, проходившее в президентском автобусе, было в полном разгаре. Хотя снаружи ничего не было слышно, но, судя по выражению лиц и жестикуляции, мнения разделились. Ревсон понял, что эти высокопоставленные особы вряд ли скоро придут к согласию.

Брэнсон и Крайслер сидели рядом у пульта управления в своем автобусе. Со стороны казалось, что они дремлют. Впрочем, оба и в самом деле были не прочь вздремнуть. Вооруженный патруль бдительно нес службу у свежевыкрашенных разграничительных линий на мосту. Представители различных средств массовой информации группами стояли на мосту. Воздух наэлектризовало ожидание. Журналисты считали, что в любую минуту могут произойти важные события.

Ревсон вошел в пустой автобус прессы. Устроившись на своем месте, он достал фотоаппарат, вынул блокнот и начал быстро писать. Случайному человеку его текст показался бы полной бессмыслицей. Есть люди, которые без кодовой книжки чувствуют себя, как без рук, но Ревсон к ним не относился.

Глава 6

Директор ФБР Хегенбах – крупный мужчина лет шестидесяти пяти с коротко подстриженными седыми волосами и коротенькими седыми усиками – имел привычку пристально, не мигая, смотреть на собеседника. За долгие годы работы в бюро он научился превосходно скрывать свои чувства. Поговаривали, что высшие чины ФБР заключают пари, пытаясь отгадать день, когда их шеф впервые улыбнется. Эти споры продолжались уже добрых пять лет.

Хегенбах был очень способным человеком с сильным характером, о чем говорило его лицо. У директора ФБР не было друзей. У людей, одержимых какой-нибудь страстью, их чаще всего вообще не бывает, а Хегенбах в самом деле был одержим. Один из его знаменитых предшественников сказал, что господин Хегенбах считает необходимым собрать досье на каждого конгрессмена в Вашингтоне и на весь персонал Белого Дома. Обладая подобной информацией, директор ФБР мог сделать состояние на шантаже, но деньги его не интересовали. Власть тоже. Страстью Хегенбаха было искоренение коррупции во всех ее проявлениях.

Деятельность ФБР под руководством Хегенбаха шла настолько успешно, что основные функции бюро, прежде всего по расследованию нарушений закона внутри страны, в последние годы существенно расширились. Фактически, к неудовольствию казначейства, ФБР теперь в некоторых обстоятельствах имело полномочия, которые прежде были прерогативой ЦРУ. Это касалось безопасности президента и его гостей, когда те путешествовали за пределами Вашингтона. Именно этими функциями бюро и объяснялось присутствие нескольких его агентов в автобусе прессы. Многим казалось, что их там даже слишком много.

Сейчас Хегенбах внимательно смотрел на адмирала Ньюсона и генерала Картера, которые составляли забавную пару: адмирал был полным и румяным, генерал – высоким и худым. Последний очень напоминал начальника Хегенбаха – генерала Картленда. Ньюсон и Картер были знакомы больше двадцати лет и часто обращались друг к другу по имени, однако трудно было себе представить, что кто-то обращается по имени к Хегенбаху. Его имя вообще мало кто знал. Он был из тех людей, которым вполне достаточно фамилии.

– Итак, какие у вас предложения? Что, по-вашему, нам нужно предпринять? – спросил Хегенбах.

– Сложилась беспрецедентная ситуация, – начал Ньюсон. – Мы с Картером – люди действия, но в данный момент о действии не может идти речи. Нам бы хотелось послушать ваши соображения.

– Но я только что прибыл. Может, что-то нужно сделать немедленно?

– Да, дождаться прибытия вице-президента.

– Вы же знаете, что вице-президент нам ничем не сможет помочь.

– Но последнее слово все равно останется за ним. Кроме того, мне кажется, следует подождать и проконсультироваться с господами Мильтоном и Квори, а также с шефом полиции Хендриксом.

– Если их отпустят.

– Хендрикс в этом уверен, а он лучше нас знает Брэнсона. Кроме того, похитителям нужно с кем-то вести переговоры, – заметил Ньюсон. Он взял в руки листок с сообщением Ревсона, полученным от командира «Нью-Джерси». – Думаете можно доверять тому, что здесь написано?

Хегенбах взял у адмирала бумагу и прочел вслух: «Пожалуйста, подождите. Никаких опрометчивых действий. Дайте мне время разобраться в ситуации. Не имею возможности использовать передатчик – на мосту постоянно работает сканер. Постараюсь связаться с вами сегодня во второй половине дня».

Хегенбах отложил листок в сторону.

– Н-да, информации не слишком много.

– Что за человек, этот ваш Ревсон?

– Жестокий, заносчивый, независимый, начальство терпеть не может. В общем, одиночка по натуре, человек, который советуется с вышестоящими только в самом крайнем случае и при этом всегда поступает по-своему.

– Звучит не очень обнадеживающе, – заметил Ньюсон. – И что же эта горячая голова делает в свите президента?

– Он вовсе не горячая голова. Этот парень исключительно хладнокровен. Я забыл добавить, что он очень умен, изобретателен и находчив.

– Значит, это специально подобранный человек? – спросил адмирал.

Хегенбах кивнул.

– Вы сами его выбрали?

Последовал новый кивок.

– Он что, лучший в своем деле?

– Трудно сказать. Вы же знаете, что наша организация велика. Я не знаком со всеми агентами. Ревсон – лучший из тех, кого я знаю лично.

– И что же, он настолько хорош, что сможет справиться с Брэнсоном?

– Не могу сказать, поскольку не знаю Брэнсона. Сейчас ясно одно: успех Ревсона будет зависеть от нашей помощи, – в голосе Хегенбаха чувствовалось удовлетворение.

– А как, черт возьми, ваш агент собирается с нами связаться? – поинтересовался Картер.

– Не имею представления, – Хегенбах кивнул на бумагу с посланием Ревсона. – Он ведь сумел переслать нам эту весточку, не так ли?

Наступила небольшая пауза. Адмирал и генерал уважительно покосились на листок.

– А вам, господа, пришло бы в голову связаться с нами таким способом?

Ньюсон и Картер отрицательно покачали головами.

– Мне тоже. Я же говорил, что Ревсон очень находчив.

Брэнсон не спеша прогуливался взад-вперед между вторым и третьим автобусами, наслаждаясь послеполуденным солнцем. Погода стояла чудесная. Небо было безоблачным, изумрудная вода залива сверкала и переливалась в солнечных лучах, с моста открывался великолепный вид. Насладившись этой картиной, Брэнсон посмотрел на часы, неторопливо подошел к президентскому автобусу и постучал в дверь. Ему открыли. Он зашел внутрь, окинул взглядом присутствующих, прислушался к гулу голосов.

– Итак, джентльмены, решение принято?

Ответа не последовало.

– Нужно понимать, что вы зашли в тупик?

Президент поставил на столик бокал мартини, который держал в руке.

– Нам нужно еще некоторое время, – ответил он за всех.

– Времени у вас было предостаточно. Если не слишком стремиться, и целого дня не хватит для принятия решения. Будь вы, джентльмены, не так далеки от жизни, то давно бы поняли: что дилемма очень проста – платить либо не платить. И, пожалуйста, не забывайте о возрастании выплат в случае задержки.

– У меня есть предложение, – заявил президент.

– Говорите.

– Позвольте королю, принцу и шейху уехать. Я останусь вашим заложником,. Это ничего не изменит. В ваших руках останется президент Соединенных Штатов. Почему бы вам не отпустить всех остальных заложников?

– Какой благородный жест! – восхищенно произнес Брэнсон. – Как это любезно с вашей стороны! Если будете продолжать в том же духе, ваши избиратели внесут поправку в конституцию и президент сможет править три срока вместо двух, – Брэнсон улыбнулся и продолжил тем же тоном.

– Увы, не могу этого допустить. Во-первых, я ужасно боюсь, что вы останетесь в Белом Доме еще на восемь лет, а во-вторых, мне всегда хотелось иметь в игре четыре козыря. Сейчас они у меня есть. Одного мне будет недостаточно.

Разве вам не приходило в голову, что, окажись вы моим единственным заложником, наше правительство в лице вице-президента, которому не терпится занять Овальный кабинет, подвергнется сильнейшему искушению стереть с моста банду преступников, похитивших вас? Разумеется, ничего страшного не произойдет, потому что человек, разрушивший мост, не сможет потом стать президентом. Одного пикирующего бомбардировщика из Аламеды будет вполне достаточно, чтобы справиться с этой задачей. Ну, а если одна ракета случайно отклонится от курса – что ж, значит, не повезло. Подобное несчастье объявят ошибкой пилота: «На все воля Божья!»

Президент пролил на ковер большую часть мартини.

Брэнсон посмотрел на Мильтона, Квори и Хендрикса и произнес только одно слово:

– Джентльмены! – и вышел из автобуса.

Все трое последовали за ним. Президент старался не смотреть им вслед. Он сосредоточил все свое внимание на бокале.

На мосту Брэнсон обратился к ван Эффену:

– Отправь телевизионщиков обратно. Убедись, что телекомпании уведомлены о предоставленной им возможности вести прямую трансляцию.

– Ты заставляешь всю страну мучиться в ожидании. Куда ты сейчас направляешься?

– Мы вместе с этими тремя джентльменами поедем к южному концу моста.

– В качестве гаранта их безопасности? Они что, не могут положиться на твое слово?

– Дело не в этом. Просто хочу посмотреть, как продвигается строительство. Чтобы потом не ходить лишний раз.

Брэнсон и трое его гостей сели в патрульную машину и уехали.

Ревсон все еще в сидел в пустом автобусе для прессы. Он видел, как отъехала полицейская машина, но сосредоточил все свое внимание на трех страничках из блокнота, лежавших у него на коленях. Листки, размером меньше открытки, были уже исписаны мелким, неразборчивым почерком. Пол сфотографировал каждый из них три раза – он не хотел рисковать. Потом Ревсон сжег свой отчет и размешал пепел в пепельнице. Бумага у него была очень странная – она практически не давала пепла. Перемотав пленку, Ревсон вынул ее из фотоаппарата, запечатал и завернул в тонкий листок фольги. Как он и обещал О'Харе, в результате получился крошечный сверточек размером в половину сигареты.

Перезарядив аппарат. Пол вышел из автобуса. Атмосфера ожидания в кругу представителей прессы стала еще более напряженной. Ревсон по вполне понятным причинам никого из своих «коллег» не знал по имени и потому обратился к стоявшему рядом журналисту:

– Есть новости?

– Брэнсон снова послал за телевизионщиками.

– Известно, почему?

– Не имею понятия.

– Скорее всего, ничего важного. Возможно, ему хочется снова покрасоваться перед камерой. А может, Брэнсон просто хочет держать Соединенные Штаты и дружественные арабские страны в напряжении. Он обещал, что в следующий раз в передаче примут участие три крупнейшие телевизионные компании и репортаж будет транслироваться через спутник в район Персидского залива. В этом случае ведущим будет трудно лить крокодиловы слезыи одновременно чуть ли не плясать от радости. Для этих трех компаний нынешние события – великолепное шоу, к тому же бесплатное. Могу поспорить, что последнюю телепередачу Брэнсон устроит в два часа ночи.

Ревсон походил по мосту и сделал дюжину снимков. Мало-помалу он оказался рядом с О'Харой, который стоял, облокотясь о свою машину. Пол достал пачку сигарет.

– Огоньку не найдется, доктор?

– Найдется! – рыжеволосый врач щелкнул зажигалкой.

Ревсон прикрыл рукой пламя, чтобы защитить его от легкого ветерка. В этот момент он ловко сунул катушку с пленкой в руку О'Хары.

– Спасибо, доктор! – Пол рассеянно огляделся. Поблизости никого не было. – Сколько потребуется времени, чтобы это спрятать?

– Одна минута. Место я уже нашел.

– Через две минуты у вас будет пациентка.

О'Хара сел в машину «скорой помощи», а Ревсон медленно пошел в сторону Эйприл Венсди, стоявшей в гордом одиночестве на другой стороне моста. Это само по себе было удивительно – обычноно красавица пребывала в центре внимания. Девушка посмотрела на Пола, облизала губы и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.

– Кто этот крепкий, располагающий к себе мужчина? Тот, что стоит возле «скорой помощи»?

– Это Графтон из «Ассошиэйтед пресс». Очень приятный человек.

– Подойдите к нему и качнитесь в его сторону, словно теряете сознание от боли. Постарайтесь не привлекать внимания – реклама нам не нужна. Но сначала дождитесь, пока я отойду подальше. Когда вам станет плохо, я не должен находиться поблизости.

Отойдя на противоположную сторону моста, Пол обернулся" Эйприл шла в сторону «скорой помощи». Ее походка была немного неровной, но это не бросалось в глаза. Ревсон подумал, что девушка явно боится, но играет неплохо.

Графтон заметил Эйприл, когда она оказалась уже примерно в пятнадцати футах от него. Мужчина с удивлением отметил, что девушку покачивает. Любопытство вскоре сменилось озабоченностью. Графтон бросился навстречу красавице и обнял ее за плечи.

– Эйприл, деточка, что с вами?

– Не знаю. Просто сильная боль, – голос у девушки был хриплый, казалось, что ее знобит. – Такое впечатление, что у меня сердечный приступ.

– С чего вы взяли? – успокоил ее журналист. – Справа нет сердца, – он крепко взял девушку под руку. – Пройдемте, доктор совсем рядом.

С противоположной стороны моста Ревсон наблюдал за тем, как мужчина и девушка вошли в заднюю дверь «скорой помощи». Пол огляделся. Судя по всему, он был единственным зрителем этого маленького спектакля.

Брэнсон не спеша возвращался в импровизированный городок после осмотра южного барьера. Он остался доволен тем, как продвигалось строительство. Питер прошел в свой автобус и опустился на сиденье рядом с Крайслером.

– Есть еще какие-нибудь сенсационные откровения?

– Нет, мистер Брэнсон. Ничего интересного. Толкут воду в ступе. Ужасно скучно. Если хотите послушать, я перемотаю. Но дело того не стоит.

– Верю, верю. Перескажи вкратце.

– Может, вообще выключить? Их разговоры не стоят того, чтобы тратить на них время.

– Это верно. Ну так что там?

– Все одно и то же. Спорят по поводу денег.

– Им все равно придется платить.

– Конечно. Рано или поздно, но придется. Последний раз мнения разделились – четверо за, двое воздержались и двое против. Король, принц и шейх за то, чтобы деньги заплатить прямо сейчас, деньги казначейства, разумеется. Мэр – того же мнения.

– Это понятно. Господин Морисон готов заплатить миллиард, только бы его любимый мост остался цел и невредим.

– Картленд и Мюир воздержались, но генерал готов сражаться с нами не на жизнь, а на смерть. Президент и Хансен против немедленной уплаты денег.

– И это понятно. Хансен в жизни не принял ни одного самостоятельного решения. Президент готов тянуть вечно, он надеется на чудо. Ему бы очень хотелось сберечь стране полмиллиарда долларов, потому что его, конечно, позже станут обвинять в неоправданных расходах. И нужно сохранить лицо. Ладно, пусть еще немного потомятся в собственном соку.

В дверях появился Петерс.

– Что-то случилось?

– Нас это почти не касается. У доктора О'Хары появилась пациентка. Он хочет как можно скорее поговорить с вами.

Войдя в машину «скорой помощи», Брэнсон увидел лежавшую на койке Эйприл. Лицо девушки было белым, как мел. Питера никогда особенно не беспокоило присутствие больных людей. Он вопросительно посмотрел на О'Хару.