Текст книги "Золотые Ворота"

– Вы родом из Сан-Франциско?

– Это моя вторая родина.

– Кто стал бы двенадцать лет ездить по миру только для того, чтобы сегодня обеспечить себе алиби?

В этот момент к ним подошел Крайслер. Брэнсон удивленно посмотрел на молодого человека.

– Уже выяснил? Так быстро?

– Президент беседует по прямой линии с Лондоном. Надеюсь, вы не против? А Ревсон чист. Он действительно работает на лондонскую «Таймс».

– Брэнсон хочет, чтобы вы разобрали мой фотоаппарат, – обратился к Крайслеру Ревсон. – Там внутри радиопередатчик и бомба с часовым механизмом. Смотрите, не взорвитесь. Было бы неплохо, если бы вам удалось его потом собрать.

Брэнсон кивнул Крайслеру, тот улыбнулся, взял у журналиста фотоаппарат и ушел.

– Это все? – не без ехидства поинтересовался Ревсон. – Или начнете отдирать подошвы на моих башмаках?

Брэнсону было не до смеха.

– И все же я не удовлетворен. Откуда мне знать, может быть, Киленски договорился с отравителями? Что, если ему приказали найти только двенадцать подносов с испорченным мясом? Именно для того, чтобы усыпить наши подозрения? Я считаю, что должно быть семнадцать подносов с отравленной едой. Кто-то из присутствующих наверняка может отличить плохие от хороших.

Я хочу, чтобы вы, Ревсон, попробовали еду с одного из подносов, объявленных Киленски доброкачественными.

– Киленски мог ошибиться. Вы хотите воспользоваться его ошибкой и отравить меня? Не стану я этого делать! Я вам не подопытный кролик!

– Тогда мы испытаем несколько подносов на президенте и его гостях. Они станут нашими подопытными кроликами. Это испытание войдет в историю медицины. Если эти господа откажутся есть, мы будем кормить их насильно.

Ревсон собрался было сказать, что они с тем же успехом могли бы кормить насильно и его, но передумал.

Картленд не успел сообщить пассажирам президентского автобуса, как отличить хорошие подносы от плохих.

– Бог знает, какова ваша истинная цель, но лично я решил доверить свою жизнь докторам, которые проверили подносы. Если они говорят, что остальные подносы не отравлены, то я им верю. Так что получайте вашего подопытного кролика.

– Вы передумали? – удивился Брэнсон.

– Знаете, Брэнсон, ваша подозрительность переходит всякие границы. Судя по выражению лица мистера ван Эффена, он со мной согласен.

Ревсон подумал, что будет нелишне посеять несколько зерен раздора.

– Конечно, некоторые могут счесть мое решение признаком слабости или неуверенности. Я же поступаю так потому, что мне до вас дела нет. У каждого своя ахиллесова пята. Я начинаю думать, что для веры в собственную непогрешимость у вас слишком шаткие основания. Кроме того, простых людей легко можно заменить, другое дело короли, принцы, президенты. Брэнсон повернулся к Тони.

– Поставь сюда десять подносов с доброкачественной едой.

Официант выполнил приказание.

– Итак, Ревсон, какой из них вы желаете попробовать?

– Вы все еще подозреваете меня в том, что я знаю, как отличить подносы с хорошей едой от подносов с отравленной. Может быть, вы сами сделаете выбор?

Брэнсон кивнул и указал на один из подносов.

Ревсон подошел, взял указанный поднос, медленно и осторожно обнюхал еду. При этом он коснулся внутренней стороны ручек подноса. Никаких знаков не было. Этот поднос был с нормальной едой. Ревсон взял ложку и вонзил ее в центр блюда, напоминавшего мясную запеканку. Он поморщился, прожевал, проглотил, потом повторил все сначала и с отвращением отставил поднос.

– Не в вашем вкусе? – заметил Брэнсон.

– Будь я в ресторане, то отослал бы это назад на кухню. А еще лучше вывалить это на голову шеф-повара. Тот, кто это приготовил, не может считать себя поваром.

– Как по-вашему, еда отравлена?

– Нет. Просто невкусно.

– Вы не могли бы попробовать еду еще с одного подноса?

– Нет уж, спасибо. Вы говорили только об одном.

– Ну, давайте же, попробуйте еще, – настаивал Брэнсон.

Ревсон сердито посмотрел на него, но подчинился. Следующий поднос тоже оказался хорошим. Пол повторил с ним ту же процедуру, что и с первым. Не успел он закончить дегустацию, как Брэнсон протянул ему третий поднос.

У этого на внутренней стороне ручки была пометка.

Ревсон подозрительно обнюхал его, немного попробовал и сплюнул.

– Не знаю, отравлена эта еда или нет, но по вкусу и запаху она противнее двух предыдущих, если такое вообще возможно, – он подвинул поднос в сторону доктора Киленски, который обнюхал его и передал коллеге.

– Ну что? – спросил Брэнсон у специалистов.

– Может быть, здесь вредные микробы только начали действовать, – ответил Киленски. – Нужно сделать лабораторный анализ, – врач задумчиво посмотрел на Ревсона. – Вы курите?

– Совсем немного.

– А как насчет крепких алкогольных напитков?

– Только в дни рождения и на похоронах.

– Возможно, в этом все дело. У некоторых некурящих и непьющих вкусовые ощущения особенно остры. Они лучше чувствуют запахи. Видимо, Ревсон из их числа.

Никого не спрашивая, Ревсон обследовал еще шесть подносов, затем обернулся к Брэнсону.

– Хотите узнать мнение дилетанта? Часть из них попахивает, но в разной степени.

Брэнсон посмотрел на Киленски.

– Это возможно?

– Так бывает, – смущенно ответил врач. – Концентрация этих микробов в еде может быть различной. Только в прошлом году в Новой Англии отравились сразу две семьи. Десять человек обедали вместе. Среди всего прочего, они ели сэндвичи. Троим ничего, пятеро умерли, двое заболели. Все ели одни и те же сандвичи с мясным паштетом. Там тоже был ботулизм.

Брэнсон с ван Эффеном отошли в сторонку.

– Ну как, достаточно? – спросил ван Эффен.

– Ты хочешь сказать, что нет смысла продолжать проверку еды?

– Боюсь, тебя перестанут воспринимать всерьез.

– Согласен, хотя мне лично все это кажется подозрительным. Беда в том, что нам приходится полагаться на слово Ревсона.

– Но он проверил все подносы. С его точки зрения, здесь двадцать подозрительных подносов. На три больше, чем нужно.

– С чего ты взял?

– Со слов Ревсона.

– Ты все же считаешь, что ему нельзя доверять?

– Он слишком спокоен, слишком непринужденно держится. Это хорошо обученный агент, прекрасно знающий свое дело – я имею в виду не фотографию.

– Ну, в фотографии он тоже наверняка неплохо разбирается.

– Не сомневаюсь.

– Ты считаешь, что еду умышленно отравили?

– Во всяком случае, я собираюсь сказать об этом телезрителям. Кто сможет мне возразить? Микрофон только один и тот у меня в руках.

Ван Эффен посмотрел в южный конец моста.

– Идет второй микроавтобус с едой.

Брэнсон быстро рассадил почетных гостей и журналистов. Место Хансена занял вице-президент. Камеры уже были расставлены. Следовало спешить – с запада стремительно надвигались темные грозовые облака.

Сидевший рядом с президентом Брэнсон взял микрофон и начал свое телешоу.

– Я призываю телезрителей Соединенных Штатов и всего мира стать свидетелями ужасного преступления, которое было совершено на этом мосту около часа назад. Надеюсь, это преступление убедит вас в том, что преступники – не обязательно те, кто преступает закон.

Посмотрите на этот микроавтобус. Он привез нам ужин. Здесь подносы с разложенными на них порциями. С виду обычная, хотя и не слишком аппетитная на вид еда. Но доброкачественная ли она? – Брэнсон повернулся к сидевшему рядом с ним врачу. – Перед вами доктор Киленски, ведущий специалист в области судебной медицины, лучший на всем Западном побережье. Основное направление его деятельности – яды. Скажите, доктор, можно ли употреблять в пищу разложенную на подносах еду?

– Не всю.

– Пожалуйста, расскажите поподробнее.

– Не на всех этих подносах еда доброкачественная. На некоторых из них она опасна для здоровья.

– И сколько таких?

– Примерно половина. Может быть, больше. Для того чтобы точно сказать, нужно сделать лабораторный анализ.

– Вы говорите, эта еда опасна для здоровья. Почему? Что здесь за инфекция, доктор?

– Здесь присутствуют болезнетворные микробы. Это ботулизм – причина многих пищевыхотравлений.

– Насколько серьезным может быть подобное отравление? Может ли оно привести к смерти?

– Да, может.

– И часто ли такое случается?

– Довольно часто.

– Обычно такое отравление происходит из-за того, что еда недоброкачественная?

– Да.

– Но эту культуру можно вырастить и искусственным путем, в лаборатории?

– Вы очень свободно трактуете этот вопрос.

– Но мы рассказываем об этом случае не специалистам, а людям, далеким от медицины.

– В принципе, да.

– Можно ли заразить такой искусственно выращенной культурой вполне доброкачественную еду?

– Полагаю, что да.

– Да или нет?

– Да.

– Спасибо, доктор Киленски.

Ревсон, которому все еще не вернули фотоаппарат, вместе с доктором О'Харой сидел в машине «скорой помощи».

– Для человека, который никогда не был в суде, Бэнсон великолепно инсценировал судебное разбирательство.

– Он прирожденный шоумен.

Тем временем Брэнсон продолжал свой репортаж.

– Довожу до сведения властей, которые сейчас нас смотрят, то есть до сведения военных, полиции, ФБР и прочих, что мы имеем дело с попыткой преднамеренного убийства или, как минимум, вывести из строя мою команду. Я абсолютно уверен, что на мосту есть человек, который знает, как отличить хорошую еду от плохой. Кто-то должен был проследить, чтобы подносы с отравленной едой попали тому кому они предназначались, то есть мне и моим коллегам. К счастью, эта попытка провалилась. Пострадал один человек, но об этом я расскажу позже.

Тем временем я обращаю ваше внимание на то, что сюда прибыла еще одна машина с едой.

Телекамера послушно показала второй микроавтобус.

– Маловероятно, что власти решили снова сыграть в ту же самую игру. Хотя наши власти настолько глупы, что от них можно ждать чего угодно. Поэтому сейчас мы с вами выберем наугад три подноса – для президента, короля и принца. Если они останутся живы, то еда не отравлена. Если же эти трое серьезно заболеют или хуже того, умрут, то весь мир поймет, что не нас нужно в этом винить. Мы здесь поддерживаем постоянную связь с полицией и военными, которые находятся на берегу. У них есть одна минута, чтобы сообщить нам, отравлена эта еда или нет.

Мэр Морисон вскочил. Ван Эффен угрожающе приподнял свой «шмайсер», но мэр его проигнорировал и обратился к Брэнсону:

– Не могли бы вы, несмотря на вашу личную неприязнь к президенту и его гостям, выбрать для ваших экспериментов лиц, которые занимают не столь высокое положение?

– Например, вас?

– Например, меня.

– Дорогой господин Морисон, никто не сомневается в вашем личном мужестве. Однако у меня появились сомнения в вашем интеллекте. Разве вы не понимаете, что эксперимент нужно ставить именно на высокопоставленных особах? Потому что их преждевременный уход со сцены оказал бы максимальное воздействие на возможных отравителей. В старину рабы пробовали пищу своих господ. Мы сделаем наоборот. Пожалуйста, сядьте.

– Ублюдок, одержимый манией величия, – презрительно заметил Ревсон.

О'Хара кивнул.

– Он не просто ублюдок. Брэнсон не сомневается в том, что еда не отравлена, и тем не менее устраивает весь этот цирк. Он не просто наслаждается ролью шоумена, он испытывает чисто садистское удовольствие, унижая президента.

– Вы думаете, у него неладно с головой? Можно ли считать этого человека психически нормальным и отвечающим за свои действия?

– Я не психиатр. Брэнсон мог бы добиться своей цели и не устраивая весь этот спектакль. Я совершенно уверен, что он затаил злобу против общества и в частности против президента. Конечно, он затеял всю эту авантюру ради денег, но не только ради них. Брэнсон жаждет всемирной известности.

– В таком случае он действует правильно и немало преуспел в достижении своей цели. Однако мне кажется, что этим спектаклем Брэнсон за что-то себя вознаграждает. Вопрос в том, за что именно.

Ревсон и О'Хара наблюдали за тем, как президенту и его гостям принесли три подноса.

– Как вы считаете, они попробуют? – спросил доктор.

– Они все съедят. Президент и его гости ни за что не допустят, чтобы их насильно кормили на глазах миллионов телезрителей. Всем известно, что президент – мужественный человек. Вспомните, он во Вторую мировую войну воевал на Тихом океане. Кроме того, если президент сейчас откажется есть, а его гости нет, то он потеряет лицо и его обязательно провалят на грядущих президентских выборах.

Все трое начали есть. После того как Крайслер, выйдя из президентского автобуса, отрицательно покачал головой, Брэнсон кивнул в сторону подносов. Президент, будучи человеком не робкого десятка, первым взял в руки нож и вилку. Нельзя сказать, что он ел с большим аппетитом, но все же уничтожил примерно половину и только после этого отложил приборы.

– Ну и как? – спросил его Брэнсон.

– Я бы не стал предлагать подобное блюдо своим гостям в Белом Доме, но, тем не менее, это блюдо вполне съедобно, – несмотря на унижение, которому его подвергли, президент сохранял удивительное хладнокровие. – Хотя немного вина не помешало бы.

– Через несколько минут вам подадут его сколько угодно. Думаю, что многие из присутствующих теперь также не откажутся подкрепиться.

Да, кстати, к сведению интересующихся. Завтра в девять утра мы поднимем на башню очередную порцию взрывчатки. А теперь пусть камера покажет крупным планом вон те носилки.

У носилок, закрытых простыней, стояло двое мужчин. По знаку Брэнсона простыню убрали. На экране крупным планом появилось белое лицо мертвого человека. Через несколько секунд его сменил Брэнсон.

– Вы только что видели Джона Хансена, покойного министра энергетики. Причиной его смерти стало пищевое отравление. Ботулизм. Это первый случай, когда преступники обвиняют законные власти в убийстве. Возможно, это непреднамеренное убийство, но все же это убийство.

Хегенбах кипел от ярости, извергая бесконечный поток ругательств. Можно было различить отдельные слова такие, как мерзкий, отвратительный, извращенец, ублюдок, все остальные выражения были непечатными. Нюосон, Картер, Мильтон и Квори мгновенно замолчали, но по их лицам было видно, что они разделяют чувства директора ФБР. В конце концов Хегенбах выдохся.

– Да, в этом деле мы выглядели очень и очень бледно, – заметил Мильтон, славившийся своей сдержанностью.

– Бледно? – Квори огляделся, подыскивая более подходящее выражение. – Еще одно подобное шоу, и полстраны будет на его стороне. Что делать?

– Подождем сообщений от Ревсона, – предложил Хегенбах.

– От Ревсона? – скептически произнес адмирал. – Он уже себя проявил.

– Ставлю сто против одного – это не его вина, – заявил Хегенбах. – Кроме того, окончательное решение было за нами. Мы несем коллективную ответственность, джентльмены.

Все пятеро расселись вокруг стола. Они, словно мифические Атланты, державшие на плечах небо, чувствовали на себе чудовищную тяжесть этой ответственности.

Глава 9

В этот вечер на мосту Золотые ворота произошло множество событий, последовавших почти сразу одно за другим.

Сначала прибыла специальная машина, она увезла тело усопшего министра. Предстояло сделать вскрытие, которое в данных обстоятельствах было напрасной тратой времени и сил, но этого требовал закон – человек умер при необычных обстоятельствах. Тело сопровождали в морг доктор Киленски и его коллега, не стремившиеся уклониться от выполнения этой не слишком приятной обязанности.

Потом обитатели импровизированного городка на мосту поужинали. Журналисты и заложники ели без особого аппетита, что было объяснимо. Их всех страшно мучила жажда, что тоже было вполне понятно. Немного позже пришлось даже командировать микроавтобус для пополнения запасов вина. Два грузовика телевизионщиков покинули мост почти сразу после ужина, и вскоре после них уехали оба микроавтобуса с едой. Последними отбыли вице-президент Ричардc и начальник полиции Хендрикс. Перед отъездом Ричардc долго и увлеченно беседовал с президентом, а генерал Картленд – с Хендриксом. Брэнсон без особого интереса поглядывал на обе пары беседующих. По мрачным выражениям их лиц было ясно, что обе дискуссии совершенно бесполезны. Но другого и нельзя было ожидать.

Возможно, после вечерней телепередачи Брэнсон пребывал в состоянии эйфории, но это никак не отразилось на его лице.

Когда, наконец, Ричардc и Хендрикс направились к ожидавшей их патрульной машине, Брэнсон подошел к Ковальски.

– Ну что?

– Я ни на минуту не терял из виду всех четверых. Жизнью ручаюсь, Ревсон не подходил к ним ближе чем на двадцать ярдов.

Брэнсон чувствовал, что его подчиненный, умный и наблюдательный молодой человек, смотрит на него с нескрываемым любопытством.

– Хочешь понять, почему меня беспокоит Ревсон?

– Конечно. Я знаю вас уже три года. Вы не из тех, кто боится собственной тени.

– Минутку, мистер Ричардc! – окликнул Брэнсон вице-президента и продолжил беседу с Ковальски.

– Ну и что ты думаешь?

– Так вот, что касается Ревсона. Его тщательно обыскали. Его проверяли. Нигде никакой зацепки. Может быть, если бы мы с ребятами знали, что вы…

– Да, этот человек прошел все проверки. И при этом был абсолютно спокоен. Фигурально выражаясь, он идет с поднятым забралом. Но временами мне кажется, что делает это уж слишком нагло. Вот ты, например, стал бы пробовать отравленную еду?

– Нет, не стал бы, – неуверенно произнес Ковальски. – Ну, может быть, если бы вы мне приказали…

– А под дулом пистолета?

Молодой человек не ответил.

– Возможно, Ревсон выполняет чьи-то указания, – заметил Брэнсон после некоторого размышления. – Очень может быть. Поэтому смотри в оба.

– Если нужно, я могу не спать всю ночь.

– Это было бы неплохо.

Брэнсон направился к патрульной машине.

– Вы не забыли о сроках, господа?

– О сроках?

– Не прикидывайтесь глупее, чем вы есть, мистер Ричардc. Речь идет о переводе денег в Европу. Пятьсот миллионов долларов. Плюс, конечно, еще четверть миллиона – как компенсация моих расходов. Завтра в полдень.

Вице-президент бросил на Брэнсона такой взгляд, словно хотел убить его на месте, но тот не обратил на это никакого внимания.

– И не забудьте об увеличении выплат при просрочке. По два миллиона за каждый час. И, конечно, полное прощение. Конгресс не сразу примет подобное решение. На это потребуется некоторое время. А пока он будет думать, мы – я и ваши друзья, – будем отдыхать на Карибских островах. Желаю вам хорошо провести вечер, джентльмены!

С этими словами Брэнсон направился к открытой двери третьего автобуса. Там стоял Ревсон, которому только что вернули его фотоаппарат. Крайслер улыбнулся Брэнсону.

– Чист, как стеклышко, мистер Брэнсон! Хотел бы я иметь такой аппарат.

– Очень скоро ты сможешь завести хоть дюжину таких. У вас ведь есть еще один аппарат, да, Ревсон?

– Есть, – вздохнул Ревсон. – Принести?

– Лучше не надо. Ты не мог бы за ним сходить? – обратился Брэнсон к Крайслеру.

– Пятый ряд, место у прохода. Фотоаппарат лежит на сиденье, – покорно сообщил Ревсон.

Молодой человек вскоре вернулся и показал аппарат Брэнсону.

– Это «Асахи-Пентакс». У меня тоже такой есть. В нем столько микроэлектроники, что даже горошину не спрячешь.

– Конечно, при условии, что это настоящий аппарат, а не пустой корпус.

– Ну да, конечно, – молодой человек посмотрел на Ревсона. – Заряжен?

Журналист отрицательно покачал головой. Крайслер открыл заднюю крышку и показал Брэнсону. В этот момент к ним подошел ван Эффен.

– Аппарат настоящий, – Крайслер закрыл крышку.

Ревсон забрал у него свою собственность и обратился к Брэнсону.

– Не хотите ли взглянуть на мои часы? В них может оказаться радиопередатчик. Все шпионы в комедиях носят такие, – ледяным тоном предложил он.

Брэнсон ничего не ответил. Крайслер взял журналиста за запястье и нажал на кнопку часов. Появились красные цифры, показывающие дату и время. Молодой человек отпустил руку Пола.

– Нормальные часы. Внутри и песчинку не спрятать.

Окинув присутствующих презрительным взглядом, Ревсон повернулся и пошел прочь. Крайслер вошел в автобус.

– Ты все еще сомневаешься? Конечно, парня разозлили все эти проверки. А ты бы на его месте не разозлился? Кроме того, если бы ему было что скрывать, он бы держался скромнее, не выказывал так явно свою неприязнь к нам, – заявил ван Эффен.

– Может быть, Ревсон делает это сознательно. Или он и в самом деле чист, – Брэнсон на некоторое время задумался. – И все же я не могу отделаться от ощущения, что что-то у нас не так. Что-то идет не так, как надо. Никогда прежде у меня не было подобного ощущения. Я совершенно убежден, что на мосту есть человек, который имеет возможность связываться с берегом. Нужно обыскать все и вся, включая высокопоставленных гостей и дам. Обыскать все личные вещи, каждый дюйм поверхности в каждом из автобусов.

– Мы сейчас же начнем, мистер Брэнсон, – без особого энтузиазма согласился ван Эффен. – А туалеты?

– Их тоже.

– А «скорую помощь»?

– Конечно. Пожалуй, я сам ею займусь.

О'Хара удивленно посмотрел на Брэнсона, когда тот вошел в его машину.

– Неужели еще кто-то отравился?

– Нет. Я собираюсь обыскать «скорую помощь». Доктор поднялся со стула.

– Я не позволяю посторонним касаться лекарств и инструментов, – решительно заявил он.

– Вам придется это пережить. Если хотите, я могу позвать моих ребят, они приставят вам пистолет к виску и будут держать его в таком положении, пока я не закончу обыск.

– Но что, черт возьми, вы здесь ищете?

– Это мое дело.

– Ну что ж, я не могу вам воспрепятствовать. Но должен предупредить, что здесь есть стерильные хирургические инструменты и немало опасных лекарств. Если вы отравитесь или перережете себе артерию, я не стану вас спасать.

Брэнсон кивнул на Эйприл Венсди, мирно спавшую на койке.

– Поднимите ее!

– Поднять ее? Неужели вы думаете…

– Поднимите или я приглашу своих ребят.

О'Хара взял девушку на руки. Она оказалась не очень тяжелой. Брэнсон ощупал каждый дюйм тонкого матраца, потом посмотрел под ним.

– Можете положить.

Брэнсон самым тщательным образом обыскал все медицинское оборудование внутри машины.

Он знал, что искать, но ничего не нашел. Оглядевшись, Брэнсон заметил на стене фонарик. Взял его в руки, пощелкал выключателем, посмотрел на узкий световой луч.

– Странный у вас фонарик!

– Ничего странного. Врачи всегда пользуются такими, чтобы осмотреть глаза пациента. По тому, насколько расширен зрачок, можно диагностировать множество болезней.

– Он нам пригодится. Пройдемте со мной.

Брэнсон вышел через заднюю дверь, обошел машину и рывком открыл дверцу водителя. В слабом сумеречном свете водитель рассматривал иллюстрированный журнал. Он удивленно уставился на Брэнсона.

– Выходите!

Водитель вышел, и Брэнсон без долгих объяснений молча обыскал его с головы до пят. Затем он забрался в кабину и с помощью фонарика заглянул во все укромные уголки.

Ничего не найдя, он велел водителю открыть капот.

И снова с помощью фонарика Брэнсон тщательно все осмотрел и ничего не нашел. Тогда он вернулся в машину через заднюю дверь. О'Хара вошел следом за ним, осторожно забрал у незваного гостя фонарик и положил на место.

Брэнсон указал на металлический баллончик, прижатый к стенке специальным зажимом.

– А это что?

– Вы же грамотный, – по голосу доктора чувствовалось, что его терпение на пределе. – Это аэрозоль, освежитель воздуха.

Это тот самый баллончик, который содержал отравляющий газ и был замаскирован под продукцию знаменитой фирмы.

– Обычное гигиеническое средство. Когда пациента рвет, приходится использовать освежитель воздуха – не всегда можно быстро проветрить.

Брэнсон взял баллончик в руки.

– "Сандал". Вас тянет на экзотические запахи, – заметил он, потряс баллончик, послушал, как булькает внутри жидкость и поставил его на место.

Доктор надеялся, что Питер Брэнсон не заметит выступивший у него на лбу пот.

В конце концов Брэнсон обратил внимание на большой металлический ящик, стоявший на полу.

– А это что такое?

О'Хара не ответил. Брэнсон посмотрел на доктора.

Тот стоял, прислонившись к стене, не глядя на гостя. На его лице было смешанное выражение сдерживаемого нетерпения и скуки.

– Вы меня слышали?

– Слышал. Я устал от вас, Брэнсон. Вы что же, ждете, что я буду покорно подчиняться вашим причудам и при этом стану относиться к вам с уважением? Да вы из ума выжили! Можно подумать, что вы неграмотный. Разве не видите эти большие красные буквы? «Реанимационное оборудование». Этот прибор используется в том случае, когда у пациента случился или вот-вот случится сердечный приступ.

– Зачем здесь большая красная печать?

– Для того чтобы показать, что комплект герметично запечатан. Внутри этого ящика находится контейнер с абсолютно стерильным прибором. Работая с пациентами-сердечниками, мы используем только стерильное оборудование.

– Что произойдет, если сломать печать?

– С вами – ничего, но с точки зрения персонала больницы вы совершите смертных грех. Содержимое станет бесполезным. Вы так обращаетесь с президентом, что он здесь первый кандидат в пациенты. У него вот-вот будет сердечный приступ.

О'Хара сознавал, что баллончик с аэрозолью находится в нескольких сантиметрах от его руки. Доктор решил пустить его в дело, если Брэнсон взломает печать и начнет рыться в ящике. В таком случае терять ему будет нечего: увидев воздушный пистолет, Брэнсон сразу поймет, что к чему.

– Вы думаете, что президент…

– Я предпочту отказаться от лицензии практикующего врача, но не стану давать никаких прогнозов относительно здоровья президента. Вы постоянно унижаете этого уже немолодого человека, довели его до состояния, близкого к апоплексическому удару. Два унижения он уже пережил, третье может его доконать. Ну что ж, ломайте эту дурацкую печать. Еще одна жизнь будет на вашей совести.

– На моей совести нет ни одной жизни, – сказал Брэнсон и неожиданно покинул «скорую помощь», даже не взглянув на доктора.

О'Хара подошел к задней дверце и задумчиво посмотрел ему вслед. Навстречу Питеру неторопливо шагал Ревсон. Как ни странно, Брэнсон, постоянно подозрительно поглядывавший на всех, не удостоил журналиста ни словом, ни взглядом. Пол удивленно посмотрел ему вслед и быстро зашагал к «скорой помощи».

– У вас, кажется, был обыск? – обратился Ревсон к О'Харе. – Дефибрилятор тоже осматривали?

– Ох, и не говорите! Но, кажется, и вас не миновала чаша сия?

– Ну, лично меня это мало волнует. Меня столько раз обыскивали, что я давно перестал волноваться по этому поводу. Хотя многие очень переволновались. Я слышал, как некоторые джентльмены возмущались, словно женщины, – Ревсон посмотрел вслед удаляющемуся Брэнсону. – Кажется, наш вождь краснокожих полностью поглощен своими мыслями.

– В конце обыска Брэнсон повел себя довольно странно.

– Видимо, ничего не нашел.

– Конечно.

– Он не заглядывал в ваш запечатанный ящик? Я имею в виду реанимационное оборудование.

– Я был уверен, что Брэнсон взломает печать и сказал ему, что, нарушив герметичность, он сделает бесполезным этот комплект. Я также заметил, в ближайшее время у президента вполне может быть сердечный приступ. Брэнсон повел себя очень странно – выслушал меня и ушел, не сказав ни слова.

– Ничего удивительного. Он не хочет терять своего главного заложника.

– У меня создалось другое впечатление. Кстати, последнее, что сказал Брэнсон: «На его совести нет ни одной жизни».

– Насколько мне известно, это правда. Может быть, для него это важно.

– Кто знает! – озадаченно проговорил доктор.

Ван Эффен посмотрел на Брэнсона, умело скрывая свое любопытство. Ему показалось, что обычное спокойствие покинуло его шефа.

– Ну, как ты нашел «скорую помощь» и доктора? Все чисто? – спросил он у Брэнсона.

– Машина чиста. Черт возьми, я забыл обыскать доктора.

– Кому-то придется это сделать, – улыбнулся ван Эффен. – Я сам им займусь.

– А как прошел обыск у вас?

– Я привлек к этому делу десять человек. Мы все очень тщательно проверили, хотя это мероприятие было крайне непопулярно у нашей публики. Если бы на мосту был серебряный доллар, мы бы его нашли. Но обыск ничего не дал.

Брэнсон и его люди искали не то и не там. Им следовало обыскать начальника полиции Хендрикса, прежде чем отпускать его с моста.

Хегенбах, Мильтон, Картер, Ньюсон и Квори сидели за столом в автобусе, где разместился центр связи. В боковом шкафчике стояло множество бутылок. Судя по состоянию рюмок и уровню жидкости в бутылках, они были там не для декоративных целей. Все пятеро молчали, созерцая донышки своих рюмок и не глядя друг на друга. По сравнению с этой компанией похороны можно было считать развлекательным мероприятием.

Неожиданно в автобусе раздался звонок. Сидевший у телефона полицейский поднял трубку.

– Мистер Квори, – окликнул он секретаря казначейства, – вас вызывает Вашингтон!

Квори встал с видом французского аристократа, отправляющегося на гильотину, и подошел к телефону. Его реплики больше напоминали рычание. В конце концов он сказал: «Да, как планировалось» и повесил трубку.

– Деньги приготовлены на случай, если они понадобятся, – сообщил секретарь казначейства, вернувшись к столу.

– А вы думаете, что они могут не понадобиться? – удивился Мильтон.

– Казначейство предлагает отложить перевод денег до второй половины завтрашнего дня, – продолжал Квори.

– Согласно требованиям Брэнсона при такой задержке сумма возрастет на пятьдесят миллионов долларов, – мрачно заметил Мильтон. – Впрочем, плевать на его требования, – он попытался улыбнуться. – Кто знает, может быть, одному из наших великих умов придет в голову блестящая идея… – он замолчал, оборвав себя на полуслове.

Казалось, ни у кого из присутствующих не было желания прерывать наступившее молчание. Хегенбах взял бутылку и снова налил себе виски, положил льда и пустил бутылку по кругу. Через некоторое время вся компания вновь занялась созерцанием своих рюмок.

Прошло несколько минут, и бутылка снова пошла по кругу. Вошли Ричардc и Хендрикс. Оба тяжело опустились на свои места. Вице-президент потянулся к бутылке на секунду раньше начальника полиции.

– Как мы выглядели в последней телепередаче? – обратился к присутствующим Ричардc.

– Ужасно! Но еще ужаснее то, что мы сидим здесь все вместе и никому ничего не приходит в голову! – вздохнул Мильтон. – Все, что мы можем, – это пить. Ни у кого нет ни одной идеи.

– Думаю, у Ревсона идеи есть, – заметил Хендрикс. Он достал из носка клочок бумаги и передал его Хегенбаху. – Это для вас.

Хегенбах развернул бумажку, выругался и крикнул оператору:

– Мой декодер, быстро!

Обернувшись к Хендриксу, директор ФБР спросил:

– Как там дела? Есть новости? Почему умер Хансен?

– Причиной его смерти, грубо говоря, стали голод и жадность. Министр схватил поднос до того, как его успели предупредить.

– Бедняга всегда любил поесть, – вздохнул Мильтон. – Мне кажется, у него было неладно с обменом веществ. О мертвых ничего, кроме хорошего не говорят, однако я часто говорил Хансену, что он роет себе могилу собственными зубами. Так и вышло.