Текст книги "Золотые Ворота"

Глава 7

Вице-президент выключил телевизор. Было видно, что он потрясен и озабочен. Заговорил мистер Ричардс, голос его зазвучал очень взволнованно.

– Это был замечательный спектакль. Теперь очевидно Брэнсон и в самом деле знает, как осуществить свои угрозы. Во всяком случае, мне так показалось из этой передачи, но я лишь недавно прибыл на место и еще не разобрался в сложившейся ситуации. А что вы, джентльмены, думаете по этому поводу? Может быть, есть другие мнения?

Вице-президент, высокий, дружелюбный и словоохотливый южанин, большой любитель похлопать собеседника по спине, всегда неожиданно и больно, слыл известным гурманом, подтверждением чему была его полнота. Ричардс вовсе не был таким уж бесполезным человеком, каким считал его Хегенбах. Нелестное мнение директора ФБР о вице-президенте объяснялось тем, что у них были прямо противоположные характеры. Мистер Ричардс слыл человеком волевым, умным, проницательным и на редкость эрудированным, правда, с одним существенным недостатком: в отличие от Хегенбаха, он был одержим жаждой власти. Брэнсон не преувеличивал, когда говорил о желании Ричардса занять кресло в Овальном кабинете Белого Дома.

Вице-президент оглядел собравшихся в кабинете администратора больницы. За небольшим столом сидели Хегенбах, Хендрикс, госсекретарь и секретарь казначейства. Ньюсон и Картер, словно для того, чтобы подчеркнуть свое высокое положение в военном ведомстве, устроились за отдельным столом.

Доктор О'Хара, сложив руки на груди, стоял, прислонившись к батарее. У него было сосредоточенное и в то же время лукавое выражение лица, какое часто бывает у врачей в присутствии людей, далеких от медицины. Эйприл Венсди одиноко сидела на стуле в углу комнаты.

Наступило молчание. Было ясно, что других мнений нет.

Ричардс великодушно передал слово директору ФБР:

– Ну а вы, Хегенбах? Что предлагаете делать?

Хегенбах старался держать себя в руках. Как директор ФБР он был обязан, по крайней мере внешне, оказывать вице-президенту уважение.

– Я предлагаю подождать, пока расшифруют донесение Ревсона, сэр.

– "Расшифруют!" Зачем только этот ваш сотрудник так стремится все усложнять! Зачем ему вообще понадобилось шифровать свое послание?

– У Ревсона потрясающее чувство опасности. Впрочем, мне самому иногда кажется, что его склонность к секретности перерастает в манию. Но я и сам такой. Нужно признать, что сообщение было благополучно и без проблем доставлено по назначению. И мисс Венсди подтверждает, что Брэнсон действительно собирался обыскивать «скорую помощь». Если бы он проделал это тщательно, то мог кое-что обнаружить, хотя из микрофильма ничего узнать нельзя.

В этот момент в дверях появился молодой человек, одетый в скромный, безукоризненно сшитый костюм, придававший ему вид брокера с Уолл-Стрит. Он протянул Хегенбаху два листа бумаги.

– Прошу прощения, сэр, что расшифровка заняла столько времени, но это было не легко.

– С Ревсоном всегда не просто.

Хегенбах быстро просмотрел обе страницы, явно забыв о том, что присутствующим тоже не терпится узнать содержание доклада Ревсона. Закончив читать, директор ФБР посмотрел на молодого человека.

– Вам ведь нравится ваша работа, Джекобс?

– Очень, сэр!

Хегенбах попытался улыбнуться, но, как всегда, ему это не удалось.

– Прошу меня извинить! – сказал он, обращаясь к собравшимся.

Столь необычные для Хегенбаха слова отражали меру его озабоченности. До сих пор никто и никогда не слышал, чтобы директор ФБР извинялся. Хегенбах прочитал вслух: «Для того чтобы у вас было время достать все, что мне нужно, я прежде всего перечислю требуемое в порядке убывания важности и срочности».

– Ваши подчиненные всегда обращаются к вам в таком стиле? – прокашлявшись, удивился Ньюсон.

– Только в исключительных случаях. Итак, продолжу:

«Мне нужно четыреста ярдов тонкого зеленого шнура, цилиндрические водонепроницаемые контейнеры для письменных сообщений, небольшой фонарик, который можно использовать для передачи сигналов азбукой Морзе. Кроме этого, мне нужны аэрозоль, две ручки, белая и красная, и воздушный пистолет с отравленными пулями. Пожалуйста, закажите необходимое немедленно. Без всего этого я не могу рассчитывать на успех».

– Это какая-то чертовщина! Что все это значит? – спросил Картер.

– Не знаю, следует ли мне отвечать. Я не имею в виду лично вас, генерал. Старшие офицеры вооруженных сил, министры и старшие офицеры полиции имеют право на подобную информацию, но здесь присутствуют гражданские лица…

– Врачи не болтливы. И не склонны передавать информацию в прессу, сэр, – мягко заметил О'Хара.

Хегенбах благосклонно посмотрел на доктора и перевел взгляд на Эйприл.

– А вы что скажете, мисс Венсди?

– Чтобы заставить меня говорить, достаточно пообещать зажать мои пальцы в тиски. В противном случае я буду молчать.

– Как у Брэнсона с тисками? – спросил Хегенбах Хендрикса. – И как он вообще обращается с женщинами?

– Брэнсон – опытный преступник, за ним много всякого числится, но он известен своим галантным отношением к прекрасному полу. Ни разу не участвовал в грабеже, где была бы замешана женщина, и тем более никогда ни одна дама из-за него не пострадала.

– Но мистер Ревсон сказал мне… – начала Эйприл.

– Как я понимаю, Ревсон хотел вас хорошенько напугать, и ему это удалось.

– Он что же, для достижения цели не гнушается никакими средствами? – спросил Картер.

– В личной жизни он достаточно щепетилен, а в делах… этого за ним пока не замечали. Что же касается предметов, о которых он нас просит – в наших баллончиках с аэрозолью – тот же самый газ, которым воспользовался Брэнсон при захвате заложников. Последствий от него никаких – мисс Венсди может это подтвердить. Что касается ручек – они выглядят как обыкновенные ручки, но стреляют иголками, способными вывести человека из игры.

– А почему они разного цвета? – спросил адмирал.

– Красные оказывают более длительное воздействие.

– "Более длительное" – значит, навсегда?

– Может, и так. Упомянутый воздушный пистолет стреляет практически бесшумно.

– А как насчет отравленных пуль?

– Кончики пуль смазаны ядом, – неохотно ответил Хегенбах.

– Каким?

– Цианистым калием, – совсем уж смущенно признался директор ФБР.

Наступило довольно неприятное молчание.

– Этот ваш Ревсон, он что, прямой потомок гунна Аттилы? – мрачно поинтересовался Ричардс.

– Его деятельность всегда очень результативна, сэр.

– Ничего удивительного, если принять во внимание, что он использует подобное оружие. Ему приходилось убивать?

– Как и тысячам офицеров полиции.

– И каков же его счет на текущий момент?

– Откровенно говоря, не знаю, сэр. В своих отчетах Ревсон указывает только существенные детали.

– "Только существенные!" – как эхо, повторил за Хегенбахом Ричардс. Вице-президент покачал головой и ничего не сказал.

– Прошу прощения, джентльмены, я должен на минутку прервать нашу работу, – Хегенбах что-то написал на листке из блокнота и передал его своему сотруднику, ожидавшему за дверью.

– Все перечисленное мне нужно не позже чем через час.

Вернувшись на место, директор ФБР снова взял в руки отчет Ревсона.

– Итак, продолжим.

"За то небольшое время, которое у меня было, я попытался составить представление о характере Брэнсона. Этот человек способен генерировать идеи, планировать и блестяще воплощать свои замыслы. Прекрасный организатор. Из него получился бы отличный генерал – Брэнсон великолепно владеет и стратегией, и тактикой, но на свете нет ничего соверщенного. И у него есть свои недостатки. Надеюсь, мы сможем ими воспользоваться, чтобы его обыграть. Лидер похитителей слепо верит в собственную непогрешимость – в этом уже кроется зародыш его будущих неудач. Непогрешимых нет. Кроме того, Брэнсон чрезвычайно тщеславен. Это хорошо было видно на пресс-конференции. На его месте я не стал бы так долго задерживать журналистов на мосту – у меня бы они через пять минут вернулись обратно. Создается впечатление, что Брэнсон не догадывается о возможном внедрении в ряды журналистов агентов ФБР. Вывод напрашивается сам собой: у этого человека недостаточно развито чувство опасности.

Пока я не остановился на каком-то определенном плане действий. Хотел бы получить ваши указания. Кое-какие мысли у меня есть, но считаю, что пока это не совсем то, что нужно.

В одиночку с семнадцатью мне не справиться, тем более что эти люди вооружены до зубов. Однако важны только двое. Кое-кто из остальных пятнадцати далеко не глуп, но только Брэнсон и ван Эффен лидеры по натуре. Этих двоих я могу убрать".

– Убрать! – девушка была потрясена. – Этот человек просто чудовище!

– Во всяком случае, реалистически мыслящее чудовище, – сухо заметил Хегенбах и продолжил чтение.

"Их можно убить, но это было бы неразумно. Остальные члены команды Брэнсона в этом случае могут прореагировать слишком бурно, и я не смогу поручиться за жизнь президента и его гостей. Это уже близко к крайним мерам.

Не могли бы вы на ночь поставить под мостом подводную лодку, так, чтобы была видна только верхняя часть рубки? Тогда я смогу передавать сообщения и получать то, что мне понадобится. Можно было попытаться спустить президента по веревочной лестнице длиной в двести футов, но через десять футов он непременно свалится в воду.

Вероятно, имеет смысл подать на тросы напряжение в две тысячи вольт в тот момент, когда люди Брэнсона начнут закладывать взрывчатку. При этом все, находящиеся на мосту или в автобусах, будут в полной безопасности".

– Почему именно две тысячи вольт? – спросил Ричардс.

– Такое напряжение подается на электрический стул, – пояснил Хегенбах.

– Я прошу прощения у тени Аттилы за сравнение с Ревсоном.

"Однако и в этом варианте есть свой недостаток: что произойдет, если в момент подачи напряжения президент или кто-нибудь другой будет стоять, облокотясь о перила, или же сядет на ограждение? Это будет означать досрочные президентские выборы. Мне нужен квалифицированный совет. Может, лучше направить лазерный луч на взрывчатку, когда ее подготовят к взрыву? Лазер прорежет брезентовый мешок, взрывчатка начнет падать на мост, детонировать и взрываться. В этом случае она начнет взрываться в воздухе, так что ущерб от взрыва будет небольшим, мост, скорее всего, не упадет. Будет хуже, если лазерный луч инициирует взрыв на месте. Нужен совет. Проконсультируйтесь со специалистами.

А что, если каким-то образом, например под прикрытием тумана, десантировать людей в башню? Имеет ли смысл устроить дымовую завесу? Тут, конечно, все будет зависеть от направления ветра. Если бы удалось высадить десант в башню, т© можно попытаться вывести из строя лифты. Если кто-то и доберется до вершины башни по лестнице, то после такого подъема толку от него будет мало.

Есть и другой вариант: можно отравить еду. Существует ли какой-нибудь яд, который действует через полчаса или через час? В этом случае каждый поднос нужно пометить так, чтобы он попал тому, кому предназначен. Однако прежде придется изолировать Брэнсона – его реакция, если кто-нибудь умрет, едва прикоснувшись к еде, очевидна".

– Доктор, что вы скажете, есть такие яды? – спросил Хегенбах у О'Хары.

– Есть, я в этом абсолютно уверен. Однако яды – не моя специальность, лучше проконсультироваться с доктором Исааком, это в его компетенции. Он лучший в стране специалист в данной области. Екатерина Медичи ему и в подметки не годится.

– Спасибо, мы обязательно воспользуемся вашим советом, – директор ФБР перешел к заключительной части доклада Ревсона.

«Каковы ваши предложения? Сам я в ближайшее время собираюсь вывести из строя устройство, инициирующее взрыв по радио. Постараюсь сделать это так, чтобы по его виду никто не догадался, что в нем что-то неладно. Само по себе это несложно, главное – попасть в вертолет, но он освещается днем и ночью и хорошо охраняется. Все же я попытаюсь. Возможны крайние меры. Пока все».

– Вы упомянули крайние меры. Что имеется в виду? – спросил адмирал Ньюсон.

– Я знаю об этом не больше вас и могу только догадываться. Что имел в виду Ревсон, знает только он. Хочу, чтобы у каждого из нас была копия этого доклада, поэтому я сейчас отдам его размножить. Через несколько минут у всех участников дискуссии будет свой экземпляр.

Выйдя из комнаты, Хендрикс нашел Джекобса и велел ему сделать десять копий.

– Последний абзац не копируйте. И ради Бога, верните мне оригинал – он ни в коем случае не должен попасть в чужие руки.

Скоро Джекобс принес в комнату готовые копии. Раздав присутствующим шесть из них, остальные четыре и оригинал он отдал своему начальнику. Последний документ Хегенбах тут же сложил и сунул его во внутренний карман. Потом все семеро принялись внимательно изучать доклад Ревсона. Они читали его снова и снова.

– Ревсон так все изложил, что не осталось места для игры воображения, – пожаловался генерал Картер. – Возможно, у меня сегодня просто спад умственной активности.

– У меня, видимо, тоже, – отозвался адмирал. – Судя по всему, ваш агент основательно все продумал. Хорошо иметь союзником подобного человека.

– Это верно. Но даже Ревсону нужны возможности для маневра. А у него их нет.

– Как я понимаю, это не в моей компетенции, но, мне кажется, все дело в вертолетах. Мы можем их уничтожить? – осторожно спросил Квори.

– Уничтожить вертолеты – не проблема, – ответил Картер. – Для этой цели можно использовать самолеты, пушки, ракеты, управляемые противотанковые ракеты. Но почему именно вертолеты?

– Брэнсон и его команда могут покинуть Золотые ворота только с помощью вертолетов. Пока эти люди на мосту, они не станут его взрывать. Иначе что же будет с ними?

Картер был явно не в восторге от соображений секретаря казначейства.

– Во-первых, Брэнсон прикажет прислать ему кран и скинет неисправные вертолеты в воду, а нас заставит срочно прислать замену. В противном случае мы получим уши президента. Во-вторых, при использовании ракет и снарядов обязательно пострадают люди. В-третьих, вам не приходило в голову, что при этом будет уничтожено устройство, которым Брэнсон собирался инициировать взрыв на расстоянии, и в результате Золотые ворота окажутся взорваны? Лишившись поддерживающих тросов с одного конца, мост провиснет. Угол провисания может оказаться таким, что люди не удержатся на его поверхности. Узнай президент и его гости, чья это идея, и их последними мыслями будут проклятья в ваш адрес.

– Нет, уж лучше считать деньги! Я же говорил, что военные операции – не моя область, – вздохнул Квори.

– Предлагаю всем двадцать минут молча подумать, потом обсудить возникшие идеи, – предложил Ричардс.

Его предложение было принято, и дискуссия возобновилась двадцать минут спустя.

– Итак, господа, какие есть идеи? – обратился к собравшимся Хегенбах.

Наступило молчание.

– В таком случае я предлагаю начать обсуждение наиболее приемлемых предложений Ревсона.

Машина «скорой помощи» вернулась на мост около шести часов вечера. Встретили ее очень доброжелательно и с интересом. Брэнсону нечем было заняться, кроме организации телешоу, делать ему было абсолютно нечего. Сейчас его не слишком радовала даже возможность появиться на телеэкранах всего мира, а середина моста сама по себе не слишком веселое место.

Когда бледная Эйприл нетвердой походкой вышла из машины, первым ее приветствовал Брэнсон.

– Как вы себя чувствуете?

– Полной идиоткой, – девушка закатала рукав и показала следы от уколов, которые ей сделал О'Хара несколько часов назад. – Два укола, и я готова прыгать, как зайчик.

Чуть покачиваясь, девушка прошла и тяжело опустилась на один из многочисленных стульев. Ее тут же окружили коллеги.

– На мой взгляд, здоровой она не выглядит, – заметил Брэнсон, обращаясь к доктору.

– Ну, полностью выздоровевшей ее считать нельзя, – согласился доктор. – При одинаковых симптомах причины нередко оказываются различными. Мои догадки подтвердились: у девушки эмоциональная травма. Ей ввели успокаивающее, и последние два часа она спала. Сейчас Эйприл все еще под действием лекарства. Наш психиатр, доктор Герон, не хотел, чтобы она возвращалась, но малышка подняла такой шум! Заявила, что это единственная в ее жизни возможность наблюдать чрезвычайную ситуацию и что она ни за что ее не упустит. Доктору пришлось уступить. Не волнуйтесь, я привез столько лекарств, что нам хватит на неделю, если не больше.

– Будем надеяться, что мы не останемся здесь больше двух суток.

Ревсон подождал, пока коллеги пообщаются с Эйприл и отправятся смотреть телевизор. В этот момент как раз повторяли утренний репортаж с моста. Ревсон ничуть не удивился тому, что именно Брэнсон больше всех заинтересовался передачей. Других развлечений, кроме телевизора, на мосту не было. Единственным занятым человеком в этой компании был Крайслер, который периодически навещал третий автобус. Его регулярные визиты очень заинтересовали Пола, и ему захотелось узнать их причину.

Наконец Эйприл осталась одна. Ревсон подошел к ней и сел рядом. Девушка холодно посмотрела на него.

– Что с вами? – спросил он.

Она не ответила.

– Можете ничего мне не говорить. Я и так вижу – кто-то настроил вас против меня.

– Да. Вы сами. Не люблю убийц. Особенно таких, которые хладнокровно планируют свои убийства.

– Ну-ну! Вам не кажется, что вы несколько сгущаете краски?

– Разве? А пули с цианистым калием? А ручки, убивающие людей? Нетрудно представить, как вы стреляете человеку в спину.

– Ну-ну, бедная девочка! Зачем же так горько! Во-первых, я пускаю в ход оружие только в случае крайней необходимости. Во-вторых, использую его, чтобы спасти жизни других людей, предотвратить убийство ни в чем не повинных, хотя вы, возможно, думаете иначе. В-третьих, мертвому все равно, куда ему выстрелили. В-четвертых, вы подслушивали.

– Я присутствовала при чтении шифровки.

– Людям свойственно ошибаться. Им не следовало этого делать. Можно было бы наговорить банальностей вроде того, что я выполняю свой долг перед налогоплательщиками, но что-то сейчас не в настроении.

Эйприл внимательно посмотрела на Пола. Судя по его голосу и суровому выражению лица, он действительно был не в настроении.

– Я должен делать свое дело и делаю его. Вы же просто не понимаете, о чем говорите, так что лучше воздержитесь от критики. Надеюсь, вы привезли то, что я просил? Где оно?

– Не знаю. Спросите у доктора. Он опасался, что по возвращении нас могут допросить, а машину обыскать, поэтому решил мне не говорить.

– Здравая мысль! О'Хара не глуп.

Девушка вспыхнула, но Ревсон сделал вид, что ничего не заметил.

– Вы все привезли?

– Думаю, да.

– Нечего обижаться. Не забудьте, вы и так увязли в этом деле по уши. Хегенбах передал мне какие-нибудь указания?

– Да. Но я ничего не знаю. Спросите у доктора, – с горечью повторила она. – Видимо, это лишний раз подтверждает, что мистер Хегенбах тоже далеко не глуп.

– Не принимайте все это близко к сердцу, – Пол ласково улыбнулся и похлопал девушку по руке. – Вы прекрасно справились со своей задачей. Большое спасибо!

Эйприл нерешительно улыбнулась.

– Кто знает, может быть, я – тоже человек, мистер Ревсон.

– Зовите меня Полом. Все может быть, – он еще раз улыбнулся и ушел.

Ревсон не желал обижать Эйприл, но все же не стал объяснять ей, что последние несколько минут были чистой воды спектаклем, рассчитанным на одного-единственного зрителя – Брэнсона, который некоторое время наблюдал за молодыми людьми. К счастью, он быстро утратил интерес к происходящему, поскольку рядом не было телекамеры. Нельзя сказать, что Питер в чем-то подозревал Пола и Эйприл, просто он на всех смотрел с подозрением. К тому же мисс Венсди была красивой девушкой, и, вполне возможно, Брэнсон просто не прочь был с ней пообщаться.

Ревсон сел на стул недалеко от Брэнсона и просмотрел последние двадцать минут повтора утренней пресс-конференции. Ему понравилось умело поданное полное драматизма противопоставление группы президента и двух мужчин, закладывающих взрывчатку на Южной башне.

Питер Брэнсон внимательно смотрел этот повтор, по-видимому, о большем он не мог и мечтать. Трудно было понять, о чем думает этот человек. Лицо его всегда отражало только то, что ему хотелось, но не истинные мысли и чувства. По окончании передачи Брэнсон подошел к Полу.

– Вы ведь Ревсон, не так ли?

Ревсон кивнул.

– Как вам понравилась передача?

– Так же, как и миллионам других телезрителей, – Ревсон подумал о том, что тщеславие – ахиллесова пята его собеседника. Брэнсон, вероятно, считал себя гением и был не прочь услышать об этом от других. Этот репортаж оставляет ощущение нереальности происходящего. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.

– Но ведь все это правда" не так ли? Вам не кажется, что это многообещающее начало?

– Я могу процитировать эту вашу фразу в печати?

– Конечно. Если хотите, можете считать наш разговор эксклюзивным интервью. Что вы думаете, как дальше будут развиваться события?

– Так, как вы их запрограммировали. Не вижу ничего, что могло бы вам помешать. К сожалению, вы поставили наше правительство в очень трудное положение.

– Вы об этом сожалеете?

– Разумеется. Вы, видимо, гениальный преступник, но все же преступник, а значит, негодяй. И вы никогда не сможете заставить меня поверить, что белое – это черное, а черное – это белое.

– Мне нравится ваша мысль. Могу я, в свою очередь, процитировать вас при необходимости? – Казалось, Брэнсон был очень доволен разговором. Тонкокожим его вряд ли можно было назвать.

– Увы, у нас нет защиты авторских прав на устные высказывания.

– Да, это серьезная недоработка, вызывающая всеобщее недовольство. – Подобное обстоятельство не слишком огорчило Брэнсона. – У вас необычный фотоаппарат.

– Верно, хотя его нельзя назвать уникальным.

– Могу я взглянуть?

– Пожалуйста. Но если он вас интересует не как фотолюбителя, а по другим причинам, то вы опоздали часа на четыре.

– Что вы хотите этим сказать?

– У вас достойный помощник, мистер ван Эффен. У него такой же, как у вас, подозрительный склад ума. Он уже осматривал мой аппарат.

– В нем нет радиопередатчика или оружия?

– Посмотрите сами.

– Похоже, в этом нет необходимости.

– У меня вопрос. Я не хочу преуменьшать достоинств вашей разносторонней личности, но…

– Вы рискуете, Ревсон.

– Вовсе нет. У вас репутация преступника, не склонного к насилию, – Пол махнул рукой. – Так вот, мне хотелось понять, зачем вам все это? Вы могли бы сделать любую карьеру, ну, например, в бизнесе.

– Пробовал, – вздохнул Брэнсон. – Вам не кажется, что бизнес скучноват? Моя нынешняя деятельность требует разнообразных способностей и не надоедает, – он немного помолчал. – Да вы и сам странный человек. Утверждаете, что фотограф, а разговариваете и ведете себя не как фотограф.

– А как, по-вашему, должны себя вести люди нашей профессии? И как они должны разговаривать? Вот вы смотрите на себя в зеркало, когда бреетесь. Разве вы выглядите, как преступник? Вы смотритесь, как вице-президент компании с Уолл-Стрит.

– Счет равный: один-один. А как называется ваша газета или журнал?

– Вообще-то я вольный художник, но сейчас представляю лондонскую «Таймс».

– Но вы же американец?

– Новости не знают границ. Во всяком случае, в наше время. Я предпочитаю работать за рубежом, в тех местах, где чувствуется, что жизнь кипит, – Ревсон еле заметно улыбнулся. – Так было до сегодняшнего дня. Дольше всего я работал в Юго-Восточной Азии, но теперь мне чаще приходится работать в Европе и на Ближнем Востоке.

– В таком случае, что вы здесь делаете?

– Здесь я оказался совершенно случайно, по пути из Нью-Йорка в Китай. Еду в очередную командировку.

– И когда вы должны туда отправиться?

– Завтра.

– Завтра? В таком случае, вам нужно уехать с моста сегодня вечером. Я же говорил, что представители средств массовой информации вольны покинуть мост, когда им заблагорассудится.

– Да вы с ума сошли!

– Значит, Китай подождет?

– Конечно. Если только вы не надумаете похитить председателя Мао.

На губах Брэнсона снова появилась дежурная улыбка, никогда не затрагивающая его глаз. Он ушел довольный собой.

Ревсон с фотоаппаратом в руках стоял у третьего автобуса, напротив правой передней двери.

– Вы не возражаете? – вежливо осведомился он.

Крайслер обернулся, удивленно посмотрел на фотографа и улыбнулся.

– За что мне такая честь?

– Мой аппарат устал снимать Брэнсона и всевозможных шишек. Теперь я составляю галерею подручных Брэнсона, – Ревсон улыбнулся, чтобы его слова прозвучали не очень обидно.

– Вы ведь Крайслер, да? Специалист по средствам связи?

– Так меня называют.

Ревсон сделал пару снимков, поблагодарил Крайслера и ушел. Чтобы его истинная цель не стала очевидна, он сделал еще несколько видовых снимков, потом заснял нескольких человек из команды Брэнсона. Казалось, все эти люди переняли от своего лидера бодрость духа и уверенность в себе. Уступая требованию Брэнсона, они соглашались сниматься, порой даже охотно. Сделав последний снимок, Ревсон прошел к западному ограждению моста, сел на поребрик, закурил сигарету и задумался.

Сотни фотографий и множество репортажей уже были переданы в газеты, и теперь около двадцати журналистов бесцельно бродили по мосту. Несколько минут спустя к нему неторопливой походкой подошел О'Хара и сел рядом. Ревсон сделал пару снимков доктора.

– Я видел, как вы разговаривали с мисс Венсди. Она очень обижена, не так ли?

– Да, мисс Венсди могла бы быть и повеселей. Вы все привезли?

– Оружие и указания.

– И это должным образом замаскировано?

– По-моему, да. Обе ручки висят у меня на доске для записей. Все желающие могут ими полюбоваться и привыкнуть к их существованию. Воздушный пистолет с отравленными пулями – внутри оборудования для реанимации. Комплект запечатан, и его нельзя вскрыть, не сломав печати. Если его вскроют, с медицинской точки зрения ничего страшного не произойдет. Пистолет лежит под фальшивым дном. Предполагается, что вы знаете, как его достать. Нужно отметить, что этот комплект нельзя вскрыть по ошибке.

– Похоже, доктор, вы неплохо развлекаетесь.

– Ну да. Все-таки разнообразие. Это вам не вросшие ногти лечить.

– Мне кажется, вы бы не прочь до конца жизни работать под грифом «совершенно секретно». Как вышло, что именно вас послали сюда с этой машиной?

– Ваш начальник и его коллега из ЦРУ все решили без меня.

– Это значит, что ваша жизнь стала вдвойне секретной. Как насчет моего шнура и контейнеров?

– Вашего шнура и контейнеров? – задумчиво повторил О'Хара, который, казалось, о чем-то глубоко задумался.

– Я просил прислать четыре пустых контейнера. Снаружи на них должны быть наклейки химической лаборатории, чтобы никто не заподозрил их истинного предназначения, а шнур следовало замаскировать под рыболовные снасти с крючками и блесной, – напомнил Ревсон.

– Хотите порыбачить с моста?

– Хочу. Сами знаете, здесь невыносимо скучно.

– Мне почему-то кажется, что скучать нам осталось недолго.

– Полагаю, о газовом баллончике вы тоже не забыли?

– Не забыл, – улыбнулся О'Хара. – Баллончик у меня в машине. Он стоит на полочке над столиком, где его может видеть любой. Это продукция известной в нашей стране фирмы. Ее иногда называют «престижным ароматом Нью-Йорка». Прелестное название, не правда ли? Только в этом баллончике давление в три раза больше обычного – действует на расстоянии десяти футов.

– А фирма по производству косметики знакома со своей усовершенствованной продукцией?

– Конечно, нет. ЦРУ почему-то совсем не заботится о защите своих авторских прав, – задумчиво улыбнулся доктор. – На обратной стороне этого шедевра есть надписи: «Пикантный аромат» и «Беречь от детей», а на лицевой стороне – «Сандал». Представьте, что Брэнсон или кто-то из его людей захотят узнать, как пахнет этот «сандал» и чуть-чуть брызнут?

– Надеюсь, этого не случится. Я сегодня же вечером заберу у вас аэрозоль и ручки. А где указания Хегенбаха?

– Не одного Хегенбаха, а Хегенбаха и компании. Над этими инструкциями трудился целый комитет, включая вице-президента, адмирала Ньюсона, генерала Картера, Хендрикса, Квори и Мильтона.

– А также вас и Эйприл Венсди.

– Ну, мы люди скромные, знаем свое место. Нашим вкладом в общее дело было молчание. Итак, начнем. Во-первых, нет возможности подать на мост требуемое напряжение. И дело не в том, что есть риск изжарить президента и его гостей, дело в огромной массе металла, из которого состоит этот мост. Эта масса столь велика, что невозможно обеспечить упомянутое напряжение в две чтобы посветить в глаза или в уши. Вы знаете азбуку Морзе?

– Да где уж мне! Я просто собираюсь с помощью фонарика читать книги ночью, не беспокоя соседей, – терпеливо пояснил Ревсон.

– Ваши сигналы ждут с восточной стороны моста, примерно под углом в сорок пять градусов вправо. Два человека будут дежурить там поочередно всю ночь. Они не станут сигналить в ответ. Подтверждением того, что ваше сообщение принято, станет фейерверк в китайском районе Сан-Франциско. Вообще подобные развлечения в городе давно запрещены, но в данном районе полиция закрывает на это глаза. Как-никак, китайский национальный праздник. Было бы интересно посмотреть, как празднуют китайский Новый год. Вскоре после того, как я приехал в Сан-Франциско…

– Я сам долго жил Сан-Франциско.

– Ну, в таком случае прошу меня извинить, я отвлекся. Остается нерешенным вопрос, какую сторону башни выбрать для десанта.

– Я это выясню.

– Вы так в себе уверены?

– Вовсе нет. Но я уверен в Эйприл Венсди. Брэнсон поглядывает на нее с большим интересом. Постараюсь убедить девушку использовать ее женские чары для того, чтобы узнать, к какому из тросов будут прикреплять очередную порцию взрывчатки и когда это произойдет.

– Нет, вы все же ужасно самоуверенный тип! Теперь по поводу вашего предложения отравить еду: оно было единодушно одобрено. Доктор Исаак – крупный специалист по ядам, он уже варит свое колдовское зелье и готовит семнадцать неприятных сюрпризов.

– Как мы отличим упомянутые сюрпризы? – встревожился Ревсон.

– Очень легко. Вечером привезут еду. Как всегда, она будет разложена на пластмассовых подносах. У подносов есть ручки, чтобы их было удобнее брать. У тех, что с сюрпризом, сделают пометки на внутренней стороне ручек. Небольшие, но достаточные, чтобы можно было различить их на ощупь.

– Хорошо, доктор. Вижу, вы там не теряли времени даром. Однако мы должны быть очень осторожны. Если что-то пойдет не так, то, будьте уверены, оно обязательно пойдет не так – это один из законов Паркинсона. Я стану во главе бригады официантов – с предварительного одобрения мистера Брэнсона. Вы же, доктор, вызовете мисс Венсди для осмотра и продержите ее у себя в «скорой помощи», пока все не получат еду.