Текст книги "Золотые Ворота"

Глава 10

Далеко над морем вспыхнули первые слабые вспышки молнии, и оттуда донесся отдаленный раскат грома. Отдохнувшая, хотя и немного бледная Эйприл Уэнсди, стоявшая рядом с Ревсоном на середине моста, взглянула в мрачное темно-синее небо и сказала:

– Похоже, ночь сегодня будет еще та.

– Мне тоже так кажется, – согласился Ревсон и взял девушку за руку. – Вы боитесь грозы так же, как и всего остального на свете?

– Мне бы очень не хотелось оставаться на мосту во время бури.

– Этому мосту почти сорок лет. Вряд ли он рухнет сегодня ночью. – Он посмотрел вверх, откуда прилетели первые крупные капли дождя. – А вот мокнуть мне совсем не хочется. Пойдемте отсюда.

Они заняли свои места в головном автобусе: Эйприл – у окна, Ревсон – у прохода. Через несколько минут автобус был полон, а еще через полчаса большинство его обитателей дремали или даже спали. Над каждым креслом имелось индивидуальное освещение для чтения, но почти везде лампочки оказались очень слабыми или вообще не горели. Ничего не было видно, и делать было абсолютно нечего. День выдался долгим, утомительным и во многих смыслах убийственным для нервной системы. Поэтому сон стал не только желательным, но и неизбежным исходом. А монотонный звук дождя, барабанившего по крыше, обладал особым усыпляющим эффектом.

Да, дождь действительно барабанил, и это было неоспоримо. Он постепенно усиливался с тех самых пор, как пассажиры вошли в автобус, и сейчас превратился в ливень. Гроза приближалась, раскаты грома становились все яростнее. Однако ни дождь, ни гром, ни молнии не могли помешать Ковальски выполнять его долг. Он обещал Брэнсону всю ночь не спускать глаз с Ревсона и собирался сдержать слово. Каждые пятнадцать минут молодой человек заходил в автобус, бросал взгляд на Ревсона, перебрасывался несколькими словами с Бартлетом, сидевшим на страже рядом с местом водителя, и уходил. Во всем автобусе, кроме Ревсона, бодрствовал только один Бартлет, и главным образом из-за частых визитов Ковальски. Ревсон случайно подслушал, как Бартлет по телефону спрашивал, скоро ли его сменят, и получил ответ, что смена придет не раньше часа ночи. Ревсона это вполне устраивало.

В девять часов вечера, когда дождь стал особенно сильным, Ковальски пришел с очередной проверкой. Ревсон достал белую ручку и снял ее с предохранителя. Через полминуты Ковальски повернулся, собираясь уходить. Его нога уже коснулась нижней ступеньки, и тут он неожиданно споткнулся и тяжело рухнул лицом вниз на дорогу.

Бартлет первым бросился к товарищу. Ревсон последовал за ним.

– Что с ним такое случилось? – спросил он.

– Мне кажется, парень оступился. Дверь была открыта весь вечер, и ступеньки очень скользкие.

Оба внимательно осмотрели бесчувственного Ковальски. Лоб у него кровоточил – видимо, при падении голова приняла основной удар. Ревсон осторожно ощупал голову молодого человека. Иголка торчала прямо за правым ухом. Ревсон вытащил ее и спрятал в ладони.

– Может быть, сходить за доктором? – спросил он.

– Да, конечно. Похоже, без него не обойтись.

Ревсон побежал к «скорой помощи». При его приближении внутри машины загорелся свет. Ревсон забрал у О’Хары баллончик с аэрозолем и спрятал его в карман. Доктор схватил свою медицинскую сумку, и они поспешили к первому автобусу. К этому времени вокруг Ковальски, так и не пришедшего в сознание, столпилось изрядное количество журналистов, – видимо, их заставил проснуться врожденный инстинкт любопытства, свойственный людям их профессии.

– Всем отойти! – приказал доктор.

Журналисты сделали несколько шагов назад. О’Хара достал из медицинской сумки салфетку и начал промокать пострадавшему лоб. Открытая сумка стояла немного в стороне от него, в полутьме. Лил дождь, и все внимание людей сосредоточилось на Ковальски, так что Ревсон без особого труда извлек из сумки непромокаемый пакет и зашвырнул его под автобус. Судя по тихому стуку, пакет ударился о бордюрный камень. После этого Ревсон втиснулся между любопытствующими журналистами.

Наконец О’Хара выпрямился:

– Мне нужны двое добровольцев, чтобы отнести пострадавшего в «скорую помощь».

В желающих помочь недостатка не было. Ковальски уже подняли, когда подбежал Брэнсон.

– Ваш человек неудачно упал. Я хочу отнести его в свою машину и тщательно осмотреть.

– Он упал или его толкнули?

– Откуда мне знать, черт подери? Мы теряем драгоценное время, Брэнсон.

В разговор вступил Бартлет:

– Ковальски действительно упал, мистер Брэнсон. Он поскользнулся на верхней ступеньке и не удержался на ногах.

– Ты в этом уверен?

– Конечно уверен! – возмутился Бартлет. Он хотел сказать что-то еще, но его слова потонули в раскатах грома. Ему пришлось повторить: – Я был в полуметре от Ковальски и не смог его поддержать.

О’Хара не стал больше ждать. С помощью двух добровольцев он понес Ковальски в машину «скорой помощи». Брэнсон обвел глазами группу журналистов, стоявших у автобуса, и отыскал Ревсона:

– Где был в это время Ревсон?

– Ревсона поблизости не было. Он сидел на своем месте, через пять рядов от нас. Все остальные тоже сидели на своих местах. Господи, мистер Брэнсон, говорю же вам, это был несчастный случай!

– Получается, что так. – Одетый только в промокшие насквозь брюки и рубашку, Брэнсон вздрогнул от холода. – Господи, что за ночь!

Он поспешил к «скорой помощи». Когда он подошел, двое добровольцев, которые помогали доктору нести Ковальски, как раз спускались по ступенькам машины. Брэнсон вошел внутрь. О’Хара уже снял с пациента кожаную куртку, закатал его правый рукав выше локтя и собирался сделать ему подкожную инъекцию.

– Это еще зачем? – подозрительно спросил Брэнсон.

О’Хара с раздражением обернулся:

– Какого черта вы здесь делаете? Я врач, это мое дело. Убирайтесь отсюда!

Его предложение не нашло отклика. Брэнсон взял со столика ампулу, из которой О’Хара только что наполнил шприц.

– Противостолбнячное? Но ведь парень расшиб голову!

Доктор вытащил иглу и прикрыл место укола антисептической марлей.

– Мне казалось, даже самые невежественные люди знают, что при открытых ранах необходимо первым делом ввести противостолбнячную сыворотку. Вы, видимо, никогда не видели столбняка.

Прослушав больного через стетоскоп и пощупав пульс, О’Хара велел Брэнсону:

– Вызовите «скорую помощь» из больницы!

Он закатал рукав Ковальски еще выше и принялся измерять давление.

Брэнсон отрезал:

– Нет.

Доктор ничего не отвечал, пока не закончил процедуру. Затем он повторил:

– Вызовите машину!

– Я не доверяю ни вам, ни вашим чертовым машинам!

О’Хара молча спрыгнул со ступенек и, шагая по воде, уровень которой на мосту поднялся уже до пятнадцати сантиметров, направился к первому автобусу. Вскоре он вернулся с двумя мужчинами, которые помогали ему нести пострадавшего.

– Это господа Графтон и Феррерс, уважаемые люди, известные журналисты. Их слова имеют большой вес. Их честное слово – тоже.

Впервые со времени своего появления на этом мосту Брэнсон испытал легкую тревогу.

– Что, черт возьми, это должно означать?

Доктор проигнорировал его слова и обратился к журналистам:

– Ковальски получил сильное сотрясение мозга, возможно, даже черепно-мозговую травму. Последнее нельзя утверждать с уверенностью, пока не будет сделан рентген. У молодого человека учащенное поверхностное дыхание, слабый нитевидный пульс и очень низкое давление. Все это может свидетельствовать о мозговом кровотечении. Я хочу, чтобы вы, джентльмены, засвидетельствовали тот факт, что Брэнсон отказывается вызвать для пострадавшего машину «скорой помощи». Я хочу, чтобы вы засвидетельствовали, что в случае смерти Ковальски всю вину следует возложить на Брэнсона, и только на Брэнсона. Я хочу, чтобы вы засвидетельствовали: Брэнсон полностью осознает, что в случае смерти Ковальски ему может быть предъявлено то же обвинение, которое он совсем недавно выдвигал против неизвестного лица, – обвинение в убийстве.

– Я готов засвидетельствовать то, что вы сказали, – сказал Графтон.

– Я тоже, – отозвался Феррерс.

О’Хара с презрением посмотрел на Брэнсона:

– Не вы ли совсем недавно говорили, что за всю вашу жизнь из-за вас не погиб ни один человек?

– Откуда мне знать, – возразил Брэнсон, – что, отправив Ковальски на берег, я не отдам его в руки полиции?

– Вы утратили хватку, Брэнсон, – все с тем же презрением в голосе заметил доктор. Они с Ревсоном заранее подробно обсудили, как оказать на Брэнсона психологическое воздействие. – Пока у вас в руках президент, король и принц, кому придет в голову использовать обычного преступника в качестве противовеса?

Брэнсон задумался. Было трудно понять, что на него подействовало: угрозы или искреннее опасение за жизнь Ковальски.

– Пусть один из вас пойдет к Крайслеру и скажет, что я велел вызвать машину. Я с вас глаз не спущу, пока пострадавшего не перенесут во вторую машину «скорой помощи».

– Как вам будет угодно, – сухо ответил О’Хара. – Джентльмены?

– Рады были помочь.

Журналисты ушли. Доктор принялся укрывать пациента одеялами.

– Для чего вы это делаете? – подозрительно осведомился Брэнсон.

– Храни меня Господь от невежд! Ваш друг сейчас в шоковом состоянии. Первое, что полагается делать в подобных случаях, – это держать больного в тепле.

В этот момент прямо над мостом раздался оглушительный удар грома, такой сильный, что всем заложило уши. Его отголоски продолжались еще несколько долгих секунд.

– Знаете что, Брэнсон? – спросил О’Хара, задумчиво посмотрев на незваного гостя. – Мне кажется, что это прозвучало как трубный глас с небес.

Он налил себе виски и добавил немного дистиллированной воды.

– Я бы тоже выпил, – сказал Брэнсон.

– Наливайте, – разрешил О’Хара.

Из относительного комфорта головного автобуса – относительного потому, что одежда Ревсона промокла до такой степени, словно он свалился в залив Золотые Ворота, – он наблюдал за тем, как вторая машина «скорой помощи» увозит носилки с Ковальски в больницу. Насколько это было возможно для медленно замерзающего человека, Ревсон чувствовал удовлетворение. Главная задача всей этой суматохи с Ковальски была выполнена: он получил в свое распоряжение шнур, контейнеры для записок, фонарик и баллончик с аэрозолем. Первые три предмета пока оставались под автобусом, четвертый уютно устроился у Ревсона в кармане. А то обстоятельство, что все это удалось проделать за счет Ковальски, самого прыткого и подозрительного из всех людей Брэнсона, стало дополнительным плюсом. Подумав об аэрозоле, Ревсон легонько толкнул локтем Эйприл. Поскольку журналисты все еще оживленно обсуждали последнее происшествие, он не счел нужным особенно понижать голос.

– Слушайте внимательно, но не повторяйте мои слова, какими бы глупыми они вам ни показались. Скажите, молодые девушки с повышенной, э-э, чувствительностью могут носить в сумке маленький баллончик с освежителем воздуха?

Зеленые глаза удивленно мигнули, но другой видимой реакции не последовало.

– В определенных обстоятельствах, наверное, могут.

Ревсон положил баллончик между собой и девушкой.

– В таком случае уберите это, пожалуйста, в свою сумку. Аэрозоль называется «Сандаловое дерево», но я не стал бы его нюхать.

– Я прекрасно знаю, что там. – Баллончик исчез из виду. – Как я понимаю, вам не важно, найдут ли у меня эту вещицу. Однако если люди Брэнсона воспользуются тисками…

– Не воспользуются. Они уже обыскали вашу сумку, и тот, кто вас обыскивал, наверняка не запомнил, что в ней было, ведь ему пришлось переворошить несколько сумок подряд. За вами никто не следит: главный подозреваемый у них я.

К десяти часам вечера в автобус вернулись тишина и сон. Ливень пошел на убыль, теперь это был просто сильный дождь, но молнии сверкали и гром грохотал с неослабевающим энтузиазмом. Ревсон повернулся и посмотрел на юго-запад. В направлении парка Линкольна не было заметно никакой необычной активности. Это заставило Ревсона задуматься о том, правильно ли поняли на берегу его сообщение, не проигнорировали ли его вообще. Оба предположения он счел маловероятными. Скорее всего, из-за дождя оказалось трудно разжечь огонь.

В семь минут одиннадцатого на юго-западе показалось яркое красное пятно. Ревсон заметил его одним из первых на мосту, но благоразумно не стал привлекать к нему внимание своих коллег. Через полминуты темные языки пламени взметнулись метров на пятнадцать вверх.

Наконец необычное явление было замечено Бартлетом, и он прореагировал довольно бурно: встал в открытых дверях и закричал:

– Господи, вы только посмотрите на это!

Почти все в автобусе немедленно проснулись и стали смотреть, хотя увидели немногое. По окнам все еще текли потоки дождевой воды, и стекла сильно запотели. Как стайка леммингов, одержимых стремлением совершить самоубийство в воде, журналисты просочились через двери наружу. Отсюда видно было гораздо лучше, и посмотреть действительно было на что. Теперь пламя взметнулось уже на высоту в тридцать метров и усиливалось с каждой секундой, увенчиваясь клубами нефтяного дыма. Все в том же леммингоподобном настроении, совершенно не обращая внимания на дождь, репортеры принялись бегать по мосту в поисках самой удобной точки для наблюдения. Обитатели двух других автобусов сделали то же самое. Ничто не привлекает толпу больше, чем зрелище ужасного бедствия.

Ревсон, покинувший автобус одним из первых, не спешил присоединиться к остальным. Он неторопливо обошел автобус спереди, сделал еще несколько шагов и достал свой пакет. Никто не обратил бы на него внимания, даже если бы заметил его за громадой автобуса: все продолжали бегать и смотреть в противоположном направлении. Достав из пакета фонарик, Ревсон направил его вправо под углом в сорок пять градусов и подал сигнал SOS, причем только один раз. Затем спрятал фонарик в карман и неторопливо двинулся к противоположной стороне моста, время от времени оглядываясь через левое плечо. На полпути он заметил одинокую ракету, взметнувшуюся в юго-восточном направлении.

Ревсон подошел к заградительному барьеру и остановился около О’Хары, который стоял в стороне от других.

– Вы могли бы стать настоящим поджигателем, – заметил доктор.

– Ну, это только вступление. Подождем, пока вы увидите второй пожар, не говоря уже о фейерверке. Сущая пиромания, вот что это такое. Давайте понаблюдаем за передней частью третьего автобуса.

Они стали наблюдать. Прошла целая минута, но ничего не произошло.

– Хм! Вас это не беспокоит? – спросил О’Хара.

– Вовсе нет. Небольшое опоздание, только и всего. Не успеете и мигнуть.

И действительно, не успел доктор мигнуть, как увидел ослепительно-белую вспышку, длившуюся всего какие-то миллисекунды.

– Вы тоже видели? – спросил О’Хара.

– Видел. Все произошло быстрее, чем я думал.

– Значит, с радиопеленгатором покончено?

– Несомненно.

– Могли ли сидящие в автобусе что-нибудь слышать?

– Вопрос сугубо академический. В автобусе никого нет. Все на мосту. Однако в задней части президентского автобуса явно что-то происходит. Ставлю доллар против пенни, что это Брэнсон задает кое-какие вопросы.

Брэнсон действительно задавал кое-какие вопросы. Сидя рядом с Крайслером, он напористо говорил в телефонную трубку:

– В таком случае выясните, причем немедленно.

– Попытаюсь, – устало ответил Хендрикс. – Я несу ответственность за множество разных вещей, но не могу отвечать за силы природы. Ну как вы не понимаете, что подобной грозы в городе не было уже много лет? Пожарные сообщают, что в городе произошло несколько возгораний, не хватает людей на их ликвидацию.

– Я жду ответа, Хендрикс!

– Я тоже. Ума не приложу, с чего вы взяли, что вам может повредить пожар в парке Линкольна. Конечно, он производит много дыма, но ветер сейчас западный, и дым относит в другую сторону. Вы напрасно паникуете, Брэнсон. Ждите доклада. – Хендрикс замолчал и продолжил спустя пару минут: – В районе парка стояли три цистерны с нефтепродуктами. У одной из них шланг касался земли, таким образом она оказалась заземлена. Очевидцы сообщают, что в цистерну ударила молния. Сейчас там работают две пожарные машины, огонь под контролем. Вы удовлетворены?

Брэнсон ничего не ответил и повесил трубку.

Огонь и в самом деле был под контролем. Выдержав требуемое для большей убедительности время, пожарные начали поливать из огнетушителей бочки с горящей нефтью. Пожар потушили через пятнадцать минут после его начала – или того момента, когда он был замечен. Зрители, столпившиеся у западного ограждения моста, начали неохотно расходиться. Все они были такими мокрыми, что казалось, сильнее вымокнуть просто невозможно. Никто не знал, что их ночные развлечения только начались.

Второй пожар начался к востоку от моста. Он занялся быстрее, чем предыдущий. Скоро огонь стал таким ярким и интенсивным, что по сравнению с ним освещение бетонных башен в деловой части Сан-Франциско можно было считать совсем блеклым. Брэнсон, который только что вернулся в свой автобус, бегом бросился обратно в президентский. В центре связи раздался звонок. Брэнсон схватил трубку. Его вызывал Хендрикс.

– Приятно хоть раз опередить вас. Спешу сообщить, что за этот пожар мы тоже не отвечаем. Вы сами подумайте, зачем нам устраивать пожар, если весь дым все равно унесет в другую сторону, к востоку от залива? Метеорологи говорят, что молнии бьют каждые три-четыре секунды. И не из облака в облако, как это часто происходит, а из облака в землю. Они утверждают, что по закону средних величин один разряд из двадцати приходится во что-нибудь воспламеняющееся. Я буду держать вас в курсе.

Впервые за все это время Хендрикс первым положил трубку. Брэнсон молча опустил свою. И впервые за все это время возле уголков его рта проступили желваки, выдававшие его напряжение.

Голубые языки пламени поднимались теперь на двести метров, то есть почти вровень с самыми высокими зданиями в городе. Огонь сопровождался густым едким дымом. В этом не было ничего удивительного: горели несколько сотен старых автопокрышек, облитых бензином. Рядом в полной готовности ждали команды шести громадных пожарных машин и множество машин с устройствами для пенообразования. На мосту самые нервные из газетчиков и фотографов вслух размышляли о том, перекинется ли огонь на город. Это было весьма маловероятно, потому что ветер дул в противоположном направлении. Мэр Моррисон стоял у восточного ограждения моста. Кулаки его были сжаты, по лицу текли слезы, и он безостановочно изрыгал проклятия.

– Хотел бы я знать, понимают ли король и принц иронию происходящего, – заметил О’Хара. – Ведь, в конце концов, горит их собственная нефть.

Ревсон не ответил, и доктор коснулся его руки.

– А вы не переусердствовали на этот раз, старина?

Когда О’Хара волновался, его британское образование давало о себе знать.

– В любом случае спички были не у меня. – Ревсон улыбнулся. – Не беспокойтесь, наши люди знают, что делают. Меня больше интересует фейерверк, который еще предстоит увидеть.

В центре связи президентского автобуса снова раздался звонок. Брэнсон взял трубку.

– Это Хендрикс. Горит большая цистерна на складе нефтепродуктов в Форт-Мейсоне.

На самом деле в Форт-Мейсоне не было склада нефтепродуктов, но Брэнсон был родом не из Сан-Франциско и даже не из Калифорнии и вряд ли мог знать об этом.

– Я только что говорил по радио с пожарным комиссаром, – продолжал Хендрикс. – Он утверждает, что все не так плохо, как кажется, и никакой опасности нет.

– А это что, черт вас возьми? – закричал Брэнсон, непробиваемая невозмутимость которого дала-таки трещину.

– Вы о чем?

Спокойствие Хендрикса только усилило тревогу Брэнсона.

– Фейерверк! И еще какой! Разве вы не видите?

– Нет, мне отсюда не видно. Подождите.

Хендрикс прошел к задней двери переговорного автобуса. Брэнсон не преувеличивал. Небо и в самом деле пестрело разноцветными огнями всех мыслимых цветов и форм. Букеты сверкающих звезд вылетали в северо-восточном направлении, кратчайшем до воды, так что всем этим звездам рано или поздно суждено было упасть в воды залива. Хендрикс вернулся к телефону:

– Судя по всему, фейерверк устроен в китайских кварталах, и ясно как день, что это не празднование китайского Нового года. Я вам перезвоню.

Ревсон сказал О’Харе:

– Снимите белый халат. Когда все погрузится во тьму, он будет очень заметен. – Он протянул доктору белую ручку. – Вы знаете, как ею пользоваться?

– Нужно отжать клип и нажать на кнопку сверху.

– Верно. Если кто-нибудь подойдет слишком близко – ну, тогда цельтесь в лицо. Не забудьте потом извлечь иглу.

– О горе мне и моей медицинской этике!

Брэнсон взял трубку:

– Да?

– Это в китайских кварталах. Молния ударила в фабрику по изготовлению пиротехники. Похоже, чертова гроза не хочет уходить. Бог знает, сколько еще пожаров будет у нас сегодня ночью.

Брэнсон вышел из автобуса и подошел к Ван Эффену, стоявшему у восточного ограждения моста. Помощник обернулся:

– Подобное не часто увидишь, мистер Брэнсон!

– Боюсь, у меня неподходящее настроение, чтобы наслаждаться этим зрелищем!

– Почему?

– У меня такое ощущение, что это представление устроено специально для нас.

– Но как оно может на нас отразиться? Здесь, на мосту, ничего не изменилось. Не забывайте, с нами президент и его гости.

– И тем не менее…

– И тем не менее ваши антенны шевелятся.

– Шевелятся? Они просто подпрыгивают! Не знаю, что еще случится в самое ближайшее время, однако уверен, это будет что-нибудь неприятное.

В этот момент мост Золотые Ворота и вся северная часть Сан-Франциско погрузились во тьму.

Несколько секунд на мосту стояла мертвая тишина. Темнота была неполной, но все же стало очень темно. Единственным источником света оказались автобусы – чтобы сберечь аккумуляторы, большая часть индивидуальных лампочек была выключена, а остальные горели очень тускло – и оранжево-красное зарево отдаленного пожара. Ван Эффен тихо произнес:

– С вашими антеннами, мистер Брэнсон, вы могли бы сделать целое состояние, если бы сдавали их внаем.

– Запустите наш генератор. Нужно зажечь прожектора на северной и южной башнях. Проследите, чтобы самоходные орудия были в боевой готовности. Поставьте у каждого из них по три человека с автоматами. Я иду на юг, вы – на север, проверим посты. После осмотра ответственность за оба поста ложится на вас. Я попытаюсь выяснить у этого негодяя Хендрикса, что произошло.

– Вы же не думаете, что они предпримут лобовую атаку?

– Откровенно говоря, я вообще не знаю, чего ожидать. Знаю только, что рисковать не стоит. Поторапливайтесь!

Брэнсон помчался к южной башне. Пробегая мимо третьего автобуса, он крикнул:

– Крайслер! Запускай генератор. Быстрее, бога ради!

Генератор запустили еще до того, как Брэнсон и Ван Эффен достигли оборонительных позиций. На обеих башнях загорелись мощные прожекторы. В результате середина моста погрузилась в еще более глубокую тьму. Приготовили самоходные орудия, возле них выставили автоматчиков. Ван Эффен остался на северном рубеже, Брэнсон бегом вернулся в президентский автобус. Однако оба они, и Брэнсон, и Ван Эффен, сосредоточили свои усилия не на тех вещах и не в том направлении. Им следовало заняться Ревсоном.

Ревсон сидел на корточках в носовой части первого вертолета. Фонарик в его руках был отрегулирован так, что испускал световой лучик не толще булавочного отверстия. Ревсон без труда нашел интересующее его устройство: оно находилось между сиденьем пилота и соседним креслом.

С помощью отвертки из своего перочинного ножа он уже успел открутить четыре винта, крепивших верхнюю крышку, и снял ее. Устройство оказалось довольно простым. С внешней стороны прибора находился вертикальный рычажок, поднятый в крайнее верхнее положение. Если на этот рычажок нажимали, он опускал медный контакт между двух подпружиненных внутренних разъемов, замыкая цепь. Два одинаковых проводка вели от этих разъемов к двум зажимам-«крокодильчикам», которые были прикреплены к клеммам двух никель-кадмиевых батарей, соединенных последовательно. Напряжение в цепи составляло не более трех вольт – на первый взгляд недостаточно для того, чтобы активировать радиотриггер. Но Ревсон ни на минуту не усомнился, что у Брэнсона все просчитано и проверено.

Он не стал ничего перерезать или отсоединять. Он только снял «крокодильчики» с клемм, вытащил батареи, оторвал проводок, соединяющий их, и сунул обе батареи в карманы своего пиджака. Если бы он отсоединил или перерезал что-нибудь, Брэнсон нашел бы способ все починить. Но Ревсон готов был биться об заклад, что у Брэнсона нет с собой запасных батарей. Да и кому могло прийти в голову, что они понадобятся? Ревсон начал привинчивать на место крышку.

Судя по голосу, Хендрикс был очень сердит и одновременно близок к отчаянию.

– Вы думаете, Брэнсон, я кто? Чертов волшебник? Стоит мне щелкнуть пальцами – и готово, выключен свет во всей северной части города? Я уже говорил вам и могу снова повторить: вышли из строя два главных трансформатора. Пока не знаю, что именно там случилось, но не нужно быть гением, чтобы понять: наш старый приятель в небесах не теряет времени даром. Чего вы ждете от нас – что мы пошлем против вас танковый батальон? Мы знаем, у вас есть пушки и прожектора, а также бесценные заложники. Разве мы идиоты? Я начинаю думать, что это вы идиот. Мне кажется, вы утратили хватку. Я вам перезвоню.

Он повесил трубку.

Брэнсон сделал то же самое, едва не расколошматив телефонный аппарат. Уже второй раз за короткий промежуток времени он слышал о том, что утратил хватку. Его губы крепко сжались. Он не собирался прислушиваться к этому мнению и уж тем более расстраиваться из-за него. Поэтому Брэнсон просто сел поудобнее.

Ревсон тихо закрыл дверцу вертолета и легко спрыгнул на землю. В нескольких шагах от себя он увидел силуэт доктора на фоне медленно угасавшего пожара. Ревсон вполголоса окликнул его, и О’Хара подошел.

– Давайте пройдем к западной стороне моста, – предложил Ревсон. – Ну что, не удалось пострелять?

– Никто даже не смотрел в эту сторону и уж тем более не подходил. Да если бы и смотрели, сомневаюсь, чтобы что-нибудь разглядели. Если долго глядеть на этот пожар и фейерверк, а потом обернуться на мост, то покажется, что здесь абсолютно темно. Вам ведь известен этот эффект зрения. – Доктор протянул Ревсону белую ручку. – Заберите вашу игрушку, пока моя нравственность не пострадала.

– А вы можете забрать фонарик. Предлагаю вернуться в вашу машину. Надо бы достать пистолет и передать его генералу Картленду. Лучше, если это сделаете вы. Не хочу, чтобы меня видели вместе с ним. Попросите генерала не применять оружие, пока я не подам ему знак. Вы видели когда-нибудь такую штуку?

Ревсон вынул из кармана батарею и протянул ее О’Харе. Тот поднес ее ближе к глазам, чтобы рассмотреть в темноте.

– Это что-то вроде батарейки?

– Да. Их было две, и вторая тоже у меня. Они использовались как источник электропитания во взрывном устройстве.

– И вы не оставили никаких следов своего пребывания в вертолете?

– Никаких.

– Что ж, подойдем поближе к ограждению.

Закинув батареи в воду, они прошли в машину «скорой помощи». Доктор пропустил Ревсона вперед, вошел сам и закрыл за собой дверь.

– Придется воспользоваться фонариком. Яркий свет в окнах машины может привлечь пристальное внимание. Пусть лучше думают, что мы вместе со всеми наслаждаемся фейерверком.

Ему потребовалось меньше двух минут, чтобы взломать печать на ящике, вынуть оттуда кардиологическое оборудование, открыть потайное отделение, проделав для этого ряд хитрых манипуляций, достать пневматический пистолет с отравленными пулями, вернуть оборудование на место, закрыть и вновь запечатать ящик. Спрятав оружие во внутренний карман пиджака, доктор пожаловался:

– Кажется, у меня снова возникают этические проблемы.

Хендрикс сообщил по телефону:

– Выяснилось, что дело было не в трансформаторах. В городской электросети сегодня произошло столько обрывов и коротких замыканий, что перегруженные генераторы просто накрылись.

– Сколько это еще будет продолжаться?

– Несколько минут, не больше.

Как обычно, генерал Картленд в одиночестве стоял у восточного ограждения моста. Обернувшись, он увидел О’Хару, который тихо произнес:

– На пару слов, генерал, если позволите.

Через пять минут в северной части Сан-Франциско и на мосту Золотые Ворота снова засияли огни. Брэнсон покинул президентский автобус и направился к Ван Эффену.

– Вы все еще думаете, что я мог бы заработать состояние своими антеннами? – спросил он с улыбкой.

Но Ван Эффен не стал улыбаться в ответ:

– Сделайте мне одолжение, пошевелите ими еще немного.

– Уж не хотите ли сказать, что ваши антенны тоже заработали?

– Если и нет, то лишь потому, что надеются на вас.

Погасли последние огни фейерверка, зарево пожара в Форт-Мейсоне стало совсем тусклым, гроза почти прекратилась, но дождь продолжал идти без передышки. Если бы в эту ночь в Сан-Франциско и в самом деле были пожары, дождь их погасил бы. Теперь, когда ночные развлечения остались позади, все внезапно почувствовали, что продрогли. Не сговариваясь, люди начали возвращаться в автобусы.

Когда Эйприл Уэнсди вошла в автобус, Ревсон сидел у окна. Она немного поколебалась и села рядом с ним.

– Зачем вы заняли мое место? Мне казалось, что обычно даме уступают место у окна.

– Наверное, для того, чтобы ночью она не выпала в проход? Разве вы не знаете, что наступил золотой век женского равноправия? Но конечно, причина у меня другая. Как вы считаете, смогу ли я выйти в проход, не потревожив вас при этом?

– Глупый вопрос!

– Так да или нет?

– Вы же понимаете, что нет.

– Будете ли вы готовы поклясться – разумеется, если забыть о тисках, – что я ни разу не побеспокоил вас в течение ночи?

– А вы собираетесь меня беспокоить?

– Да. Так как?

Эйприл улыбнулась:

– Мне кажется, я уже доказала, что умею лгать не хуже других.

– Вы не только прекрасны, но еще и талантливы.

– Спасибо. Куда вы собираетесь идти?

– Вы действительно хотите знать? Лучше не надо. Подумайте о тисках, о дыбе, о колесовании…

– Но начальник полиции Хендрикс сказал, что Брэнсон никогда не применяет насилие в отношении женщин.

– Речь шла о прежнем Брэнсоне. Сейчас он стал нервным, потерял спокойствие. Не исключено, что он окажется в таком положении, когда ему придется забыть о своих принципах.

Девушка вздрогнула, и виной тому было вовсе не то, что ее тонкое шелковое платье промокло насквозь.

– Лучше мне ничего не знать. Когда вы…

– Около полуночи.

– До тех пор я и глаз не сомкну.

– Прекрасно! Разбудите меня, пожалуйста, без пяти двенадцать.

Ревсон поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза.

За пять минут до полуночи в автобусе царила тишина. Несмотря на холод и неудобство, все спали уже примерно с час. Заснула и Эйприл Уэнсди. Сама того не сознавая, она положила голову на плечо Ревсона и прижалась к нему, чтобы согреться. У двери дежурил все тот же Бартлет. Лишенный визитов Ковальски, которые заставляли его постоянно быть начеку, он скорее спал, чем бодрствовал: его голова свесилась на грудь, и лишь изредка, через большие промежутки времени, он вскидывал голову. Один только Ревсон, сидевший с закрытыми глазами, был бдителен, как кот на ночной охоте. Он легонько толкнул девушку локтем и что-то прошептал ей на ухо. Эйприл проснулась и недоуменно посмотрела на него.