Текст книги "Христов жаворонок. Альманах для семейного чтения"

Христов жаворонок. Альманах для семейного чтения
Составители Ольга Стацевич, Владислав Рыльков

Памяти Владислава Рылькова посвящается

По благословению преосвященного Лонгина епископа Саратовского и Вольского

Издательская группа благодарит за помощь Алексея Чертихина, Сергея Скуратова, Юлию Непомнящую, Елену

Составители:

Ольга Стацевич

Владислав Рыльков

© Издательство «Зёрна-Слово», 2010

© «Покров-дизайн», 2010

Странный наряд

Глядит, присматривается прилетевшая к пруду птичка-синичка, что это за штука такая плавает в воде у самого берега? Щепочка не щепочка, насекомое не насекомое, понять невозможно, что такое?

Глядела, глядела птичка-синичка, да так и улетела в недоумении, не узнав, что за штуку она видела.

И на самом деле, что это такое движется в воде? Какой-то комочек из песчинок и кусочков раковинок.

А это, видите ли, личинка веснянки. Веснянки – крылатые насекомые, живущие обыкновенно возле прудов, болот и рек. Личинки же их живут всегда в воде.

Личинка – маленькое беззащитное существо. Плавает и ползает она плохо, врагов у неё много – долго ли проглотить какому-нибудь водяному обитателю такую мелюзгу, как она?!

Каждому жить хочется, каждому жизнь дорога, и каждый поэтому старается защититься от врагов. Придумала защиту себе и личинка веснянки. Да ещё как хитро придумала: просто диву дашься, как поприсмотришься внимательнее.

Собрала она песчинки, кусочки раковинок, расщеплённые части растений и слепила их. Получилась отличная броня – ничуть, пожалуй, не хуже той железной и стальной брони, в которую в старину наряжались рыцари, чтобы защитить себя от ударов врагов.

Заберётся личинка в свою самодельную броню, выставит наружу только свои твёрдые голову и грудь и чувствует себя почти что в полной безопасности. И на самом деле, кому из водяных хищников охота глотать личинку вместе с её бронёй? Этакую штуку проглоти, так, пожалуй, и не поздоровится.

Ну вот и плавает личинка веснянки под прикрытием своей брони, не боясь попасться на обед голодному жуку или рыбе. Недаром, значит, говорится: где силой взять нельзя, там надобна сноровка.

Е. Шведер

Пан скворец
Народный сказ

Дед Емельян сколачивал рассохшийся скворечник, сидя на завалинке, а Тимка смотрел ему на руки, слегка разинув рот.

Тепло было на солнышке… Небо было ясное, голубое. На берёзах, на плетне, по крышам громко чирикали воробьи – и им тоже любо было погреться на солнце после долгой, суровой зимы.

– Ну, живёт!.. – сказал дед Емельян, вколачивая последний гвоздик. – Жильё на славу вышло. Теперь на шест навязать – и готово дело!

– А как ты скворца туда заманишь, дедушка? – спросил Тимка. – А ежели он туда не пойдёт!

Дед Емельян усмехнулся:

– Тоже скажет!.. Было бы место, а гости найдутся…

– А почему, дед ко, скворцам почёт такой? – не унимался Тимка. – Тоже всякой птицы много – Господи Боже мой, – а скворцам скворечники ставят…

– Потому что хозяйственная: сколько она всякого червя зловредного, мошкары за лето уничтожит – большая от того польза человеку бывает!.. А то ещё народ сказывает: надо скворца ублажить, потому он нераскаянный живёт…

Тимка разинул рот и во все глаза уставился на деда.

– Это что же такое означает?..

Дед Емельян отложил скворечник в сторону, вынул трубку, набил табаком и закурил.

– Такая, братец ты мой, история с ним произошла, со скворцом-то, что не по своей он воле птицей стал… Да!.. Это я, Тимка, такую историю слышал, как в Польше в солдатах служил… Тамошние люди мне и сказывали.

– А что, дедушка!.. Расскажи…

Дед почесал затылок, и начал:

– Такое дело, братец ты мой, было, что в старопрежние времена скворец-то человеком был, помещиком богатым: панами они у них там называли-ся… Да… Богатый он был, а жил тесно, потому что скуп был. Не то что для других, а и для себя всего ему жаль было. И ест впроголодь, и одевается хуже нищего-побирушки, да деньгу всё копит да копит. Попросит у него кто самую малость, а он начнёт клясться да божиться, что нет у него ничего: сам-де впроголодь живу, какое уж там помочь кому… Бывало, по деревне идёт, с виду-то нищий нищим: весь в отрепьях, худой, тощий, еле на ногах держится… Да что ещё сказывали: в праздник пойдёт в соседнее село, к обедне, станет на паперти да копеечку ради Христа и выманивает… То есть, не в себе человек был!.. Ну, хорошо!..

Вот как-то в Святую ночь был пан-нищий у заутрени: выстоял службу, вымолил у кого кусочек пасхи, у кого ломоть кулича, а у кого и копеечку – и рад: есть чем ему ужо дома разговеться…

Идёт он путём-дорогой к себе домой и слышит: – кто-то его нагоняет… Оглянулся пан, а за ним странник идёт, да такой чудной: лица не видно, а из себя весь светлый…

– Пан, а пан, – говорит, – будь милостив, приюти меня в эту ночь… Негде мне голову преклонить… Вместе и разговеемся, вместе и праздник встретим…

Испугался пан, задрожал от жадности: ужели ему добром выпрошенным поделиться надо будет?..

– Иди, – говорит, – небоже, своим путём… Нашёл, у нищего помощи просить. Да у меня самого нет ничего, сам Бог весть чем питаюсь, как птица небесная…

А странник не отстаёт и спрашивает:

– А это у тебя что в узелке?..

– Что? Да щепочки, что подобрал по пути.

– Ну, пусть будет так!.. – Это странник-то говорит. – Ну, пойдём домой к тебе, поищем, нет ли там чего?..

– А какой у меня дом? – говорит пан жадный.

 
Не дом – каморочка,
В одну створочку:
Одна комнатышка
Под самой крышкой,
Без окон, без дверей —
И то – от добрых людей.
И в дождь, и в стужу —
Сам-то в доме, а нос наружу…
Птице в гнезде – и той, куда лучше…
 

– Ну, пусть будет так, – говорит странник, – а только великий это грех так говорить, паничку – не ладно это. Жаден ты больно да скуп – даже обличье человечье потерял… Слышал ты, что говорится: словами своими осудишься, словами своими и оправдаешься… И как ты мне сказал – так и будет. Щепочки, говоришь, у тебя в узелке. Посмотри, точно ли так?..

Вздрогнул пан-нищий, развязал поскорее узелок, а там и впрямь щепочки…

– Ну, – говорит странник неведомый, – позавидовал ты птице небесной, так и будь же ты за то птицей, чтобы жил ты, как она, в трудах вечных и заботы о том, что будет впереди, не знал… И о каком доме ты говорил, такой тебе и будет… А как никогда ты никому из людей не помог, так хоть с этих пор послужи человеку, и за то будет у тебя

 
Такая же каморочка
В одну створочку:
Одна комнатышка
Под самой крышкой,
И без окон, без дверей, —
И то – от добрых людей…
 

Сказал странник и исчез. А был это ангел Господень, и был он послан для испытания пана-нищего. Да!.. Вот какое дело, Тимка, братец ты мой, было!..

– А дальше-то что было, дедушка?.. – спросил Тимка. – Скажи, не утаи, родименький!

– Дальше что? А что ж? Обернулся пан птицей-скворцом: как был он весь в лохмотьях пёстрых, так и скворцом в отрепьях щеголяет. И нет у него иного жилья, как под самой крышкой, без окон и дверей, – и то по милости добрых людей… Вот, значит, и ладит человек скворцу такое жильё, а он, скворец-то, старается – людям помогает… Пока сам человеком был – всё от людей отнимал, ничем не помогал. Ну, зато теперь сторицей платит!.. Вот оно что, Тимка. А ты, значит, слушай да на ус мотай!

А. Ишимов

Легенпа о христовом жаворонке

В утро воскресения Христа, на ранней-ранней заре, вблизи пещеры, куда положили тело Спасителя, спал в траве маленький серенький жаворонок. В предутреннем холоде спалось ему так сладко… Снилось жаворонку, будто он летит над северными странами, лежат внизу поля, кое-где ещё покрытые снегом, стоят ещё голые деревья, и только пушатся бархатными шариками вербы. Затянулось небо мглой, и едва-едва просвечивает тусклое солнышко; но рад жаворонок лететь домой, знает он, что скоро всё зазеленеет и зацветёт на милом севере.

И вдруг что-то разбудило жаворонка. Яркий, ослепительно яркий свет озарил его, и встрепенулся жаворонок, видит: стоит над ним весь сияющий небесным светом Христос.

Не испугался жаворонок, а только вспорхнул и закружился, очарованный, над головой Спасителя. И услышал жаворонок нежное небесное пение – то пели ангелы о воскресении Христа.

А Христос поднял Своё лицо к жаворонку и сказал:

– Лети на далёкий холодный север и воспой там песню о Моём воскресении.

И взвился жаворонок в голубую высь неба, и собрал жаворонок тысячи других жаворонков, и полетели они на свою далёкую хмурую родину.

И там, над полями, ещё покрытыми кое-где снегом, над голыми деревьями с ещё нераскрывшимися почками, над вербами с милыми бархатными шариками, – запели они в мутном холодном небе песню о воскресении Христа.

– Христос воскресе! – пели жаворонки. – Смертью победил смерть и дал жизнь тем, кто умер!

А дети кричали, хлопая в ладоши:

– Жаворонки, жаворонки прилетели!

И взрослые поздравляли друг друга с весной и говорили:

– Им всё равно, этим жаворонкам: пусть туман, пусть валит снег, налетает суровый ветер – они поют свою песню.

И вспоминали взрослые свои далёкие лучшие годы, когда они были молоды, и ещё раньше, когда они были детьми, и думали:

«Они вернули нам радость, эти жаворонки! Они умеют сделать чудо своей песенкой! Они поют, и мы снова молоды! Мы воскресли, как воскресло всё вокруг – и леса, и поля!».

В это время кто-то из детей сказал:

– Они поют «Христос воскресе»… Вы только вслушайтесь хорошенько!

И взрослые улыбнулись мальчику и прислушались.

– Христос Воскресе! – пели жаворонки. – Он смертью победил смерть!..

Л. Зилов

Заяц-победитель

Тошно стало зайцам жить на белом свете, как пораздумались они о своём житье-бытье горемычном. Что, право: всё-то их гонят, преследуют, ни от кого пощады не жди. А тут ещё как-то приковылял в заячью стаю их товарищ – весь израненный, изуродованный, тряпочками обмотанный, идёт, палочкой подпирается.

– Вот, – говорит, – как меня собаки искусали!..

Тоска взяла зайцев.

– Эх, братцы, – говорят, – жить после этого не стоит, давайте утопимся с горя!.. Беги прямо в реку!..

Понеслись зайцы во всю прыть к реке. А лягушки, как увидели их, и давай со страху в реку прыгать – «шлёп-шлёп»…

Остановились зайцы в раздумье и говорят друг другу:

– Стой, братцы… Видно, лягушкам-то хуже нашего живётся, коли они прежде нас топиться задумали… Нет, значит, нам ещё жить можно.

Тут высунулась из соседнего куста заячья голова, зашевелила ушами и говорит:

– Дураки вы, дураки, – и больше ничего!.. Оглянули бедные зайцы незнакомца и говорят: – То есть, что же ты этим сказать хочешь?..

А пришлый заяц вышел из кустов и говорит:

– Кто хочет быть храбрым, тот им и будет. А кто храбр – тому ничего не страшно, и он всех себе подчинить может. Вот вас и много, дураков, а я один, умный, вас не боюсь. Да!..

– Что ж, – говорят зайцы, – ты не бранись напрасно, не обижай, а дело говори…

– Я и говорю дело, – отвечает пришлый заяц. – Много я повсюду странствовал, много всяких диковин насмотрелся. Хотите вы меня вожаком к себе взять? Я вас уму-разуму научу, и не будет храбрее и страшнее вас на свете, и весь свет мы победим, вот что!..

Ну, зайцы обрадовались и тут же по лапам ударили.

Прежде всего вожак приказал нору себе по-своему устроить и всяких припасов нанести и стал жить-поживать в полное своё удовольствие – как сыр в масле катается. Другие стараются для него, из кожи вон лезут, чтобы ему угодить; а он живёт и благодушествует.

Сначала очень любил речи говорить, зайцев поучать. Влезет на пень и начнёт говорить:

– Не надо бояться – и не страшно будет!.. Вот что!.. Собаки ли встретятся, волк ли, лисица ли – ты себя в обиду не давай и хорошо будет!..

– Батюшка, – говорят ему, – да сунься к ним – они тебя живо разорвут.

– А вы им не поддавайтесь – сами их рвите!.. Молчат в ответ зайцы. Да и что на это ответишь?..

Сначала всё лаской да приветом, а там и покрикивать пошёл. Чуть что не по нём, так раскричится, что и не уймёшь никак.

А заячьему житью ничуть не лучше. Всё так же забижают их и волки, и лисицы, и собаки. Жалуются вожаку, а он им в ответ речь:

– Это потому, что вы сами виноваты. Вот ведь меня не трогают!.. А почему? Потому что я сам себя в обиду не даю… Вот погодите, дайте срок, я войско соберу, и пойдём мы на войну: всех волков, всех лисиц из лесу выгоним… Вот когда хорошо жить будет!..

– Эх, кабы-ежели!..

– Что ж, – говорит вожак, – за чем дело стало?.. Эй, собрать всех зайцев, зайчат, у которых уши торчат. Да соберите сюда ко мне капусты, моркови, всякой снеди на год, чтобы я мог и без вас спокойно жить, – и марш на войну!..

Сбежались со всех концов толпы зайцев и зайчат, у которых уши торчат. А вожак кричит-покрикивает:

– Мало! подавай ещё!.. Тащи всех, и сосунков в придачу…

И как набралось заячьего народа видимо-невидимо, разослал их вожак во все концы, на все четыре стороны, с волками и лисицами воевать, только стон по лесу пошел…

Рвут, терзают зайцев и там, и тут: бродят повсюду зайцы-калеки, смотреть – жалость берёт. А вожак ничего не слышит, на своём стоит:

– Должны вы победить, такие-сякие!.. Знать я ничего не хочу!.. Должны вы сильнее и храбрее всех быть, коли я так хочу…

Видят зайцы, что незавидное их житьё прежде было, а теперь и вовсе плохо стало… Стали они по глухим углам шептаться:

– Что, братцы, в своём ли он уме? Сам живёт припеваючи, а нашу братию, что ни день, то бьют да бьют. Этак и заячьего народа на свете не останется…

Думали, гадали, как делу помочь, – ничего не придумали.

А в том лесу жил-был Филин, который целый век у себя в дупле сидел и всё книжки читал. И такой он был умный, что уж себя всех глупее считал.

Вот и пошли к нему зайцы за советом. Всё ему рассказали и просят-молят:

– Выручи, дедушка, научи, как тут быть?..

Подумал Филин, подумал, почесал голову и говорит:

– Что же, деточки, всё по-хорошему и выйдет. И точно, он вас уму-разуму научил. Без него жили вы, как всем зайцам жить полагается. А вам и это в тяготу показалось. А вот, как теперь он на вас уж действительно тяготу наложил, так вам прежняя-то жизнь за счастье кажется… Вот он как просветил-то вас.

– Что ж, дедушка, делать-то теперь? – чуть не плачут зайцы.

– А что ж, деточки: научил он вас и своё получил, ну а теперь пускай идёт других поучает!..

Просветлели зайцы от радости, поклонились мудрому Филину в пояс, да со всех ног к своим и бросились. А те сами радостные да весёлые навстречу бегут; лапками машут, кричат:

– Конец войне!.. Наш-то вожак так разъелся, что и с места сдвинуться не мог… Лиса мимо бежала, так он и с пенька слезть не мог: тут она его и сцапала… Теперь заживём по-старому, по-хорошему. От какой тяготы избавились!..

Ничего не сказали зайцы-послы о том, что им Филин сказал, воочию увидели они, что правда его была, что поймёшь своё счастье тогда только, когда горького вкусишь сначала…

А. Фёдоров-Давыдов

Додон спас

Перед крепостью приказано было вырыть окопы. Две ночи работали солдаты, и на третью из крепости отряд вышел на новоселье. С отрядом переселился в окопы и один из офицеров, постоянно служивших в крепости. Семья офицера – жена и старуха мать – выпросили у командира разрешение остаться в крепости на всё время войны. Обе женщины служили сёстрами милосердия в одном из крепостных лазаретов.

Едва успел офицер устроить себе в окопе помещение и, вскипятив на спиртовке кофе, сел завтракать, как его лизнула в руку Собака.

– Додон! – удивился офицер, увидев свою собаку. – Зачем ты явился? Ступай домой!

Но Додон повилял хвостом, точно хотел сказать: «Нет, я с тобой останусь», – и уверенно свернулся калачиком у ног офицера.

Так и стали жить они вместе.

Наутро показался неприятель и в ответ на наш огонь окопался невдалеке перед нашими позициями.

К ночи он пошёл в атаку.

Отбив её, наши бросились в ответную атаку на неприятеля. И случилось так, что офицер упал, раненный в ноги, в кустах, на полосе, тянувшейся между нашими и неприятельскими позициями. Нашему отряду пришлось вернуться в свои окопы, и в темноте никто не заметил лежавшего офицера.

К утру бой затих.

– Убили барина-то! – сказал один из солдат денщику офицера.

Лежавший Додон поднял голову, уши и внимательно посмотрел в глаза говорившему.

– Чуешь, миляга? – сказал ему солдат. – Нет твоего хозяина. Там он остался! – и солдат махнул рукой в сторону неприятеля.

Додон вскочил на ноги и, визжа, стал прыгать на стенки окопа.

– Подыми его! – сказал солдат денщику. – Он к нему пойдёт.

– И то! – ответил денщик и, схватив Додона, выкинул его наверх.

Додон побегал по краю окопа взад и вперёд и исчез.

Часа через два он вернулся, спрыгнул в окоп и, лая и виляя хвостом, стал звать с собой денщика.

Денщик отпросился искать офицера и вышел с Додоном за окопы.

Додон опустил морду к земле и побежал вперёд, оглядываясь на денщика. Так шли они довольно долго. Наконец, Додон исчез в кустах, откуда стал отрывисто лаять.

Денщик пошёл на лай и увидел офицера. Он лежал без памяти. Денщик вынес его на плечах к окопам; оттуда увезли его на автомобиле в крепость, домой.

Когда офицер выздоровел, ему дали долгий отпуск. Часто видели его медленно передвигающимся на костылях по бульвару, а рядом серьёзно выступал Додон, который не отходил от него ни на минуту.

Если встречался знакомый, он здоровался с офицером, а потом протягивал руку Додону, который важно подавал лапу.

– Медаль ему надо за спасение! – говорил знакомый.

А Додон вилял хвостом и скромно отвёртывался, точно хотел сказать: «Пустяки, совсем пустяки! Не знаю, чему вы удивляетесь?».

3. Львов

Рисуем собачку

Начали.

Птичка-пленница

 
Смотрит птичка-пленница невесело,
Нахохлившись в клетке сидит…
Яблонька цветы свои поразвесила, —
В драгоценном платьице стоит…
 
 
Рощи опушились листочками,
Зелёным бархатом оделся лужок;
Одуванчики по лугу жёлтыми точками
Расселись – где кто мог…
 
 
Мошки жужжат, пчёлки-сборщицы;
Воробушек купается в пыли…
Ёлочка потешно топорщится, —
У неё обновка: пальчики отросли…
 
 
Строят гнёзда птички, – не ленятся,
Поют, не страшатся забот…
Видит, слышит их моя пленница, —
Печаль её сердце гнетёт…
 
 
Нервно крыльями она проворными
Несносные прутья у клетки бьёт…
Кормит Лида её сахаром, зернами,
А грусти её никак не поймёт…
 

 
Где понять? Ведь, всегда беспечальная,
Не знает неволи она…
Бьётся птичка в клетке многострадальная,
На солнышке – всё одна и одна…
 

Т. О.

Голуби-гонцы

Давно уже люди начали применять голубей для пересылки небольших писем. Важно это бывает тогда, когда опасно посылать с гонцом. А опасно это бывает особенно во время войны. Вот, например, крепость осаждена со всех сторон врагами. Пробраться между ними нельзя. Тогда и снаряжали в отлёт голубя. Но как заставить лететь голубя куда надо?

Прибегали к хитрости.

Каждый голубь знает своё постоянное место жительства и любит его, и дорогу домой найдёт всегда. Вот, например, надо послать письмо из крепости А в крепость Б. Тогда голубей из крепости Б перевозят в крепость А, и наоборот. Выпустят из крепости А голубя – он летит в крепость Б, а из последней – голуби летят к себе домой, то есть, в крепость А.

Письмо для голубя – крошечное. Готовят его так. Обыкновенное письмо уменьшают с помощью фотографии до маленького размера. А тот, кто получит его, тем же способом увеличивает его.

Такое крохотное письмецо свёртывают в трубочку и кладут в желатиновую капсульку, а капсульки привязывают или под крылом, или к одному из перьев на хвосте.

Дорогой почтовый голубь нередко подвергается нападению ястребов, и, если он не может летать быстрее ястреба и не увёртливее его, он попадает ему в когти и погибает.

Животные-актёры
Рассказ клоуна

Я приехал в Москву со всей своей беспокойной труппой поздно вечером. Со мною было пятнадцать собак, шесть гусей, две обезьянки, поросёнок, две лисицы, четыре кошки и белые крысы.

Что прикажете делать с такой публикой? Я провозился на станции битых два часа, пока мне выдавали мой живой товар. Публики собралась целая толпа вокруг меня.

Наконец, наняли ломовика, на платформу сложили мой багаж, корзины, клетки с птицами, поросятами, лисятами; я сам пошёл рядом, потому что надо было успокаивать беспрестанно то гусей, то лисиц, то собак. Шествие моё было прямо-таки курьёзное. Нас сопровождала целая толпа детей и взрослых.

На каждом перекрёстке меня останавливали полицейские и спрашивали, что такое значит моё передвижение?

– Цирк приехал! – лаконически отвечал я.

Меня отпускали скорее потому, что, когда останавливали мою подводу и грохот колес затихал, мои артисты поднимали на всю улицу такой отчаянный концерт, что можно было оглохнуть.

Я вполне основательно рассчитал, что меня ни в коем случае не пустят в хорошую гостиницу, и потому прямо направился в какую-то харчевню. После долгих и упорных споров меня пустили, заломив цену втридорога. Но я был готов дать впятеро больше – не на улице же было мне ночевать с моим небывалым семейством?! Устроившись в номере, я растворил дверцы и мало-помалу стал выпускать животных.

Что было радости у них – вы не поверите! Мои артисты горячо любят меня, так же, как и я их. Мы никогда не ссоримся, живём в ладу. Я настолько изучил характер животных, что заранее знаю, когда они капризничают, нервничают: и тогда я не неволю их, не заставляю проделывать фокусы. Конечно, некоторые артисты у меня более, а другие менее покладистые. Например, с собаками я нисколько не церемонюсь, это мои лучшие друзья, которые никогда мне не изменят.

Самое рискованное – выпускать таких животных, как кошек с крысами, кур с лисицами. Знаете ли вы, что укротителей львов и тигров нельзя перечислить, так их много, а дрессировщиков кошек и мышей – наперечёт.

Артист охотнее укротит и выдрессирует вам дюжину львов и тигров, нежели одну кошку с крысами.

Слишком силён у кошек инстинкт, заставляющий их вести непрерывную вражду с крысами. Первому удалось это сделать Эдуарду Боннети – крайне доброму и терпеливому человеку. Навело его на мысль то, что он прочёл в естественной истории, будто бы никак нельзя приучить кошек к мышам. Он взялся опровергнуть это, чего и достиг с большим успехом. Посмотрите, крысы сидят на канате, а кошка прыгает через них.

Привычка – вторая натура.

Послушайте, признайтесь, что, когда вы смотрите на дрессированных животных, вы вовсе и не представляете себе тех усилий, терпения, любви, того времени – месяцев, лет, – которые тратим мы на обучение и выправку наших бессловесных артистов!

Вы посмотрите их в цирке и вскоре забудете о том труде, который потрачен был нами на это дело.

Оркестр в цирке гремит, а мы стоим весёлые, улыбающиеся, с вечной шуткой на языке; животные проделывают свои номера без оплошности, спокойно, как будто ни им, ни нам это ничего не стоит. А знаете, чем мы дрессируем? Одной только любовью. Слово жестокость – увы! – нам не поможет никогда. Жестокостью, побоями вы так запугаете животного, что никогда и ничего не добьётесь от него! Вот почему при дрессировке кнут не употребляется никогда! Терпенье, терпенье и терпенье – вот одна магическая формула нашего искусства. Лисицу мы заставляем прыгнуть через утку, кошку – через мышей – всё тем же: терпением, твёрдостью и лаской, строгостью; строгостью, но не жестокостью!

Сибирские медведи при их хозяине, г-не Першанэ, были сама ласковость, добродушие, покорность: но в отсутствие его это были те же самые дикие животные, алчущие человеческой крови. Посмотрели бы вы, какие нежные, молящие взоры бросает медведь, идя под руку с г-ном Першанэ, как покорно качается он на качелях. Он пожимает руку хозяину, он готов поцеловать его, и полюбовались бы вы, с какою нежностью лижет он его в щёку!.. Удивительно! Жестокость этого не сделает. «Чем вы укрощали их?» – спросили как-то у г-на Першанэ. «Лаской! – отвечал он. – Шесть месяцев я бился с ними. Но за них надо приниматься, когда они молоды: тогда с годами они становятся вполне покорными. Нет нужды обращаться жестоко – будьте ласковы и нежны, но, тем не менее, всегда давайте чувствовать, что вы их хозяин, что вы сильнее и могущественнее их!» И точно, раз медведь заупрямился, стал рычать, злиться, но несколько лёгких щелчков и укоризненных слов сразу вернули медведю его добродушное, весёлое состояние. При каждом щелчке медведь всё ниже и ниже опускал голову и урчал всё жалобнее и жалобнее, чувствуя над собою неодолимую для него силу его хозяина.

Этот дрессировщик кормил их крайне сытно, вкусно и сладко. Конечно, надежда получить после каждого представления особенно вкусный кусок или обед заставляла животных быть особенно внимательными к исполнению своих обязанностей.

Обыкновенно Першанэ охотится на медведей и берёт 12-месячных медвежат, за которыми ухаживает, как за детьми, но никогда не позволяет брать верха над собой. Иногда медведи ничему не хотят учиться, но выучиваются разным штукам, играя с товарищами. Вот один из трудных фокусов. Медведь становится на шар и катится на нём, перебирая лапами, и сам катя его под собою. Учат его так: шар ставят в круглое отверстие, заставляют медведя влезть на него и вращают шар под ним, приучая медведя перебирать лапами, удерживаясь на шаре, чувствовать под собою вращающуюся почву. Понемногу и привыкают к этой акробатической штуке медведи.

На медведя опасно положиться. Они так грубы, что и играя могут причинить опасные раны: но они редко огрызаются на хозяина, и раз медведь огрызнётся, он негоден для представлений, он опасен. Медведи очень понятливы и понимают разговоры. Мне самому пришлось видеть, как горевал медведь после выговора Першанэ; он выл, словно раскаиваясь в своей вине.

Венгерец Нивин – лучший дрессировщик обезьян. Он ловит их, когда у обезьян ещё нет зубов.

Он кормит их сам, ухаживает за ними, пока у них не прорежутся зубы, и после того обезьяны готовы для него на всё. Одни обезьяны очень понятливы, другие – наоборот. И что только обезьяны не проделывают. Одна ходит по канату с мешком на голове; другая, павиан, скачет, кувыркаясь через голову на осле.

Вернёмся к самому знаменитому дрессировщику Боннети. Его труппа – лисицы, гуси, утки, кошки, мыши, куры, вороны, собаки. Все артисты живут вместе – это такие-то враги, как лисица, утка и куры; собаки и лисицы; кошка и мыши.

Девиз Боннети – терпение. Он голландец по происхождению, родился в Амстердаме, был приказчиком в магазине сукон. Натолкнувшись, как сказано выше, на общее мнение, что кошки никогда не могут быть выдрессированы и никогда не могут примириться с мышами, Боннети удивился и задумал доказать противное. Стал он возиться со своими кошками, его прогнали с места. В большом амбаре уединился тогда Боннети: поймал он как-то стайку крысят и мышат, дней двенадцати от роду, и решил сдружить с ними кошек. Конечно, первая попытка чуть не кончилась драмой. Кошки бросились было на крыс, но Боннети их отогнал, и мало-помалу враги тесно сдружились, подрастая вместе. Боннети теперь вводит нового члена в эту оригинальную семью – канарейку.

Боннети никогда не терял терпения и никогда не трогал своих артистов; но не позволял он им затронуть и себя. Действительно, кошки крайне непонятливы. Но наказывать их – это только ещё более отбивать у них всякую охоту и понятливость.

Всего труднее научить кошку прыгать через обруч, обтянутый бумагой. Сначала заставляют её прыгать, прорвав бумагу. Постепенно отверстие в бумаге делают всё меньше и меньше. Боннети учил этому около пяти месяцев.

Как для медведей, так и для остальных животных метод дрессировки один и тот же: терпение, твёрдость и неизменная ласка. Сперва животное должно привыкнуть к хозяину, привязаться к нему, чувствовать, что он его хозяин, после этого идёт учение постепенно и медленно: их надо учить долго, как долго учат ребёнка читать.

И чего только не делают животные ради нежной любви и благодарности к своим хозяевам: кот беспрекословно лезет под крышу цирка по канату и спускается оттуда на парашюте, а уж как ему это не нравится! А вон музыкальные кошки Клорка разыгрывают на бубенчиках песенку.

Теперь, кстати, знаете ли, что вообще замечено: наши четвероногие артисты, не все, конечно, но некоторые, сами находят большой интерес в этих представлениях. Им приятно стать в такое положение, когда на них все дивятся, восторгаются, а тут ещё в награду хозяин суёт им лакомство: то морковку, то стручок, то сахар. А каких трудов стоит собаке или другим животным эта дрессировка! Один пудель сначала выучился сидеть на спинке стула, ожидая сахара. Стали потом раскачивать стул, а он должен был сохранять всё время равновесие. Со стула он перешёл на трапецию. Под передние лапы провели верёвку, поддерживая собачку. А потом отняли верёвку, и собака, стоя на задних лапах, стала качаться, а этому и люди-то могут с трудом выучиться. Посмотрите, какая искусница собака, лежит, вытянувшись и касаясь рук только кончиками лап. Была ещё одна знаменитая собака, которая искусно танцевала серпантин: танцуя, она мерными взмахами лап то опускала, то поднимала лёгкую, полувоздушную материю, из которой была сшита её юбка. Мои милые животные, как я люблю их! Это целый народ под моей властью! И какой покорный, преданный, любящий меня народ!

У меня для одной собаки, маленькой-маленькой, сшит костюм слона. И вот посмотрите, в каком виде я его вывожу. Он, впрочем, не вполне выдерживает свою роль, когда кончается его номер, он вдруг садится на задние лапки. Слон – на задних лапах – потеха да и полно!..

Видали вы, как клоуны выезжают на картонных лошадях, но на своих ногах? У меня таким образом составлена кавалерия из собак. Полюбуйтесь, какая прелесть!..

У меня есть ещё гуси, которые маршируют, как солдаты, потом они ещё прыгают через загородку; дежурят у будки.

Обычно в конце вечера я вывожу наездника – обезьянку Джека. Он преуморительно скачет верхом на поросёнке. Поросёнок всё время визжит, как зарезанный, а у детей – хохоту, хохоту сколько! Иногда дикий поросёнок лягается и сбрасывает моего Джека, но тому всё нипочём. Он живо снова вскакивает на своего страшного коня и скачет лучше прежнего.

Спасибо тебе, моя милая, незлобивая труппа, кормящая меня. Я люблю тебя всею душою!..

Но пора спать – завтра представление в цирке, мой бенефис, а перед каждым выходом на арену цирка я страшно волнуюсь и боюсь за моих ненаглядных питомцев.

Клоун Джо