Текст книги "Альманах «Российский колокол» №2 2021"

Приехали Николай с сыном, полицейские, глава наслега Радий Петрович Соломонов, человек с большим пузом, мохнатыми бровями и черными раскосыми глазами.

– Кто стрелял? – грозно выкрикнул знакомый полицейский с большим родимым пятном около бровей. За это знаменитое пятно его прозвали Барбосом, исходя из общего народного названия полицейских на якутском охотничьем языке «бех» – собака.

– Старик Стас, – Григорий кивнул в сторону избушки и подал ружье Стаса. Там еще слышались стоны и неясное чертыхание. Полицейские понюхали оба ружья.

– Осторожно! У меня заряжено.

– Почему у тебя заряжено?

– Да вот, не успел разрядить после их предупреждения.

– Мы написали ему, что возле горы медведь-людоед.

Радий Петрович прыснул в кулак, он знал прозвище Григория – Медведь. Полицейские переглянулись. Молодой худощавый полицейский вытащил из избушки старика.

– Это ты стрелял?

– Да.

– Почему?

– Я… Он убил моего единственного внука… Я решил отомстить…

– Какого внука?

– Витьку… Он приехал в гости и пропал вместе с другом.

– Да они-то приезжали где-то месяц назад, – сказал Радий Петрович.

– Да… Его сапоги там, в подполье… Вот Медведь его… и убил. Сапоги туда положил.

– Это мы там положили, – сказал, закашлявшись, Николай.

Второй полицейский полез обратно в дом с фонариком. Вынес сапоги. Новенькие, зелененькие.

– Эти?

– Да. Эти сапоги носил мой внук, Витька.

– Да, вроде они в таких сапогах были, – подтвердил глава, ему понравились тогда эти литые сапоги с внутренними теплыми обшивками.

– Где вы их нашли?

– Возле речки Багда, там, где только что останавливались.

– А остальное?

– Там же.

Полицейские переглянулись. Было еще темно.

– Ладно, здесь все переночуем. А утром обратно пойдем.

– У старика ушиб головы и руки.

– Это я его пнул, когда он стоял с ружьем и прицеливался, – пробормотал Григорий.

– Хорошо, что не убил тебя, Киргеляй, – сказал сын Николая.

– Ну ладно, пойдем, посмотрим, – покосился первый полицейский. – Всем оставаться на своих местах.

Барбос вошел в домик, посвятил там и сям фонариком, что-то долго записывал полчаса. Затем все вошли в дом, продрогшие от осенней холодной ночи. Сын Николая быстро затопил печку. Полицейские начали черпать кружками из ведра и пить чай. Видимо, торопились, не успели выпить чаю. Затем все уселись за стол. Зажгли свечу. Появились консервы, хлеб, масло. Только Стас сидел в углу и плакал, никто не обращал на него внимания. Когда покушали, Николай с сыном и молодым полицейским убрали со стола. Молодой полицейский вышел во двор и принес с машины одеяла.

– Буду спать здесь.

– Ладно, Петров, – согласился старший по чину. – Занеси ружья.

– На, Стас, выпей чай, – Григорий похлопал старика по плечу. – Не обижайся.

Стас выпил чай, потом как-то притих. Григорий уложил его, прикрыл одеялом. По щекам старика текли слезы. Все легли. Свеча осталась гореть на столе.

Хозяин не мог уснуть. Достал с полки одну из старых тетрадок, полистал. Он не был всегда таким угрюмым… Немногие помнили его жизнерадостным, словоохотливым парнем, балагуром. Григорий, тогда звали его все Гришкой, Кириском, был хорошим волейболистом, как вся сельская молодежь, которая коротала белые северные ночи игрой на волейбольных площадках. Вился дымокур возле улиц. Воздух пах дымом и нежным запахом хвои и трав. По реке плыли пароходы. Горели костры рыбаков. Каждый вечер с площадки доносились крики вместе с хлопками по мячу: «Аут», «Мимо», «Очко», «Ура!», призывая молодежь, даже стариков и старух, которые сидели и курили на скамейках, смотря и болея за свою команду. Потом они с оравой малых детишек шли домой. После тяжелой работы на сенокосе молодежь села купалась в реке, затем гурьбой, даже забыв про еду, шла на площадку. Там и встречались робкие взгляды, шли на первые свидания. Еще бегали смотреть индийское кино поздним вечером. Были живы мать и отец, росли братья и сестры. Летом до ысыахов, летних якутских национальных праздников, по реке плыли баржи с различным грузом. И Гришка шел со своими друзьями на разгрузку. Он был сильным, и два мешка муки для него не были в тягость. И немного подработав на разгрузке, покупал гостинцы для родителей, сестрам и братьям конфеты, печенья. Когда один раз он купил хорошую шапку-ушанку для отца, умаслив знакомую продавщицу, отец расплакался и сказал, что всю войну носил чужие шапки, возможно, с убитых. После того памятного дня отец прилег, и через неделю-другую его не стало. Сердце не выдержало радости, гордости за старшего сына, а прошагал он почти всю войну… Эх, мужики, мужики, северяне, суровые на вид якуты… как нежны были ваши сердца!..

Перелистывая тетрадь, остановил взгляд на дате: 5 сентября 1987 года. Он был здесь с классом Кыданы, Кыданы Ивановны. Имя Кыдана с ударением на втором слоге означало «снежный холодный ветер». Ее холодная красота одновременно отталкивала и привлекала. Это ее почерк, такой правильный и красивый в сравнении с другими записями. Григория одолевали противоречивые чувства при взгляде на эти строчки, он любовался стройными рядами букв и хотел разорвать эти записи. Кыдана была его женой. Женой и матерью его единственного сына Мишутки. Кыдана и Мишутка погибли в автомобильной аварии. Женился Григорий поздно, и семейного счастья хватило всего на пять лет…

Однажды Григорий тренировался в школьном спортзале, высокий и веселый мужчина привлекал внимание многих девушек и женщин. Все гадали, почему он не женится до сих пор. А он любил Марго… Он был одним из тех редких мужчин, которые ждали всю жизнь ту редкую и недостижимую порой любимую женщину, которая была бы той единственной и желанной подругой и женой на всю жизнь. А Марго умерла. С тех пор умерли для него все женщины, девушки. Разгоряченный после игры, Григорий вышел из школьного спортивного зала на свежий воздух. Падал снег, искрился при свете уличных ламп, и он, проходя мимо общежития, услышал стук топора и увидел сгорбившуюся женскую фигуру, которая колола дрова. Он остановился, потом быстро зашагал в сторону своего дома. Нашел свой топор и пошел обратно. Женщины не было. Григорий начал быстро колоть дрова с каким-то остервенением. Он вспоминал каждый раз мать, которая умерла семь лет назад. Она умело колола дрова, пока отца не было дома, и тяжко вздыхала. Потом он подрос и сам колол дрова с десяти лет. Но в тот злополучный день смерти матери он не успел наколоть дрова перед соревнованиями – все было некогда – и уехал в райцентр. Мать он нашел уже окоченевшую возле поленницы, около нее лежали топор и расколотое полено… Чувство вины не проходило с годами, и он не мог пройти спокойно мимо женщины, которая колола дрова. В селе все знали его странную особенность, большинство относилось с пониманием, и все мужчины старались не занимать этим неженским делом своих жен, дочерей. А это была женщина в летах, которая приехала этой осенью учительствовать в местную среднюю школу вместо уехавшей в город молодой учительницы математики.

Николай Иванов

Родился на участке (прииске) № 34 «Башзолото» (ныне город Сибай в Башкирии). Карьера: от слесаря третьего разряда до руководителя отдела контроля качества и главного сварщика строительного комплекса большой компании (прошел все ступени – звеньевой, бригадир, мастер, начальник участка, начальник лаборатории контроля и диагностики и далее). По жизни повезло встретить лучших людей эпохи: Высоцкого, Магомаева, Салманова, Черномырдина, Чирскова, Денскова, Аракеляна, Клюка, Рощаховского, Шмаля, Волошина и много-много других; видеть и слушать людей – свидетелей революции 1917 г.; участников Первой и Второй мировой войны; людей, общавшихся с Маяковским, Есениным, Коллонтай (лидер движения «Долой стыд!»); пленными немцами, оставшимися в России; настоятелем Троице-Сергиевой лавры, главным муфтием России. Также повезло омыть ноги в Черном, Азовском, Каспийском, Балтийском, Аральском морях; реках Урал, Дон, Волга, Обь, Иртыш, Пур, Айваседа, Нева, Клязьма, Угра, Истра, Днестр, Терек, Белая, Сакмара – и великом множестве речек и ручьев. Если б можно было, прошел бы этот путь еще раз, лучше работал, больше любил и берег близких.

Наверное, каждому из нас приходилось держать в руках ствол, некоторым, возможно, и пострелять по бутылкам, дичи, мишеням или в белый свет – как в копеечку.

Виталий Иванович тоже пробовал – в тире, из автомата, карабина, Макарова и даже из вальтера довелось популять. На природе из ружья по разному: по бутылкам и банкам – влет и на месте. Только по живности не мог стрелять – ни птиц, ни зверей – не мог, и все. Однажды прикомандировали к тресту в Средне-Нижнем Приобье, работы – непочатый край, руководители и исполнители от Бога, коллеги и окружение выше всяких похвал – в общем, СВОЯ СТИХИЯ. Однако к каждой бочке меда сатана или провидение очень часто добавляет ложку дегтя – видимо, чтоб не теряли бдительность и внимание. Так и в этом случае прорезался кадр, даже фамилия знаковая – что-то производное от свиньи. В общем, постоянно мелко пакостил, и все старались не циклиться – поймет, осознает главное правило:

– Живи сам и не мешай жить другим;

– Не гадь в души, нельзя (от возмездия не уйдешь – догонит).

Многие водители на северах в кабинах своих транспортных средств имели ружья для непредвиденных случаев – может, застрял, может, поломался в тайге или тундре. Как выживать? Чем питаться? Сколько и как продержаться?

И вот этот кадр похитил ружьишко у водилы и ловко так свалил вину на Виталия Ивановича – типа пришлый, без тормозов и уважения к правилам приличия. Все примолкли… Виталий Иванович, ни сном ни духом ничего не чуя, работал как проклятый, а окружение молчит и косится. И вот приходит праздник по случаю сдачи в эксплуатацию группы объектов нефти и газа недалеко от г. Сургута. Начались гулянья, застолья, отгулы и веселье. Рыбаки и охотники оторвались по полной – каждый старался блеснуть мастерством, каждый от сердца и как мог радовал друзей и товарищей добычей (рыбой, дичью, свежатинкой). Угощались, от души благодарили добытчиков и поваров, наслаждались общением и уважением друг друга, пели песни. В продолжение праздничных мероприятий решили организовать турнир по стрельбе – руководство экспромтом создало «Призовой фонд», и начались стрельбы… Это было восхитительно – по бутылкам и банкам стреляли: сварщики, прорабы, мастера, стреляли жены и старшие детки, стреляли руководители треста и управлений, стреляли механизаторы. Вот и вышеназванный кадр расчехлил ружье и тоже начал стрелять. Только почему-то в его руках оказалось ружье – с его слов похищенное Виталием Ивановичем, коллектив и хозяин оружия потребовали разъяснений. Кадр – бросил ствол. И со словами «Да ну вас, придурков», матюкнувшись, покинул место гуляний. Перед Виталием Ивановичем окружающие стали извиняться и просить прощения, а сам он, ничего не поняв, спросил:

– Ребята, а что это было?..

Затем развели костер и начали прыгать сквозь огонь – чтоб очиститься: от злого и плохого, грехов и негативов. Чтоб – жизнь, работа, семья, друзья и коллеги только радовали. Чтоб – будущее было только светлым…

Служили в батальоне «урус бача» – сержант Александр из Тюмени и татар малайка – рядовой Гусман из Казани, служили себе да служили в Московском военном округе – только сержант часто получал увольнительные и отпуска на родину, а рядовому – ничего, взвод и отделение другие…

И вот вышел приказ о демобилизации выслуживших установленный срок службы, призыв готовился к встрече с родителями, близкими и домом.

Выполняя поручение командира части, сержант прибыл на КПП гарнизона, перед которым стояли в строю четыре батальона военных строителей, два после вахты готовились пройти в расположение казарм. Другие два ждали погрузки, готовясь заступить на вахту по объектам – строились день и ночь. Саша с повязкой «дежурный по штабу» шел без строя. Вдруг к нему подбегает новобранец (даже складки формы еще не разгладились) и напряженно говорит: пропановские и кислородные баллоны горят в хранилище за КПП, а его отправили охранять этот пост. Бача сразу побежал в дощатое строение, в котором правую сторону занимали двадцать баллонов пропана, а левую – сорок баллонов кислорода. Все баллоны были приоткрыты и травили (медленно выпускали газ пропан и кислород), на штуцерах и кранах мелькали языки пламени. Сразу вспомнилось соотношение газа с воздухом (5: 15 или 4: 16… произвольный взрыв) – конечно, от батальонов и самого Александра после взрыва шестидесяти полных баллонов, кроме воспоминаний, ничего бы не осталось. Кинулся, обжигая руки, закрывать винтили пропановских баллонов – смотрит, «татар малайка», сняв свою телогрейку, сбивает пламя и закрывает кислород…

– Слушай, малайка, ты чего это за мной побежал?

– Командир, я как впервые увидел тебя, сразу захотел быть рядом, стать другом, служить в твоем отделении…

– Ладно, подходишь, устроим перевод.

Вдвоем, конечно, вдвойне веселее и быстрее справились… Сбили пламя. Перекрыли утечку кислорода. Закрыли вентили пропановских баллонов да и разошлись. Рядовой татарча опять встал в строй, а сержант бача побежал выполнять приказ. Не повезло врагам, наверняка не верили, что солдаты из стройбата пойдут в огонь и, рискуя своими жизнями, спасут несколько тысяч военных строителей, стоящих в строю у КПП гарнизона.

Через день отделение Александра первым уходило на дембель…

Новый призыв, новый состав духового оркестра выдал «Прощание славянки»…

Ах, как шли семнадцать солдат России, расставаясь со службой, перед общим строем по плацу… Слитно, четко – одно целое, один механизм, – не зря считались лучшим отделением части… Асфальт плаца гудел и звенел от ударов подкованной обуви прощального марша уходящих в запас.

Прошли годы, прошли десятилетия, и однополчане встретились как родные братья, приятное застолье со взаимным уважением, вопросы, рассказы – все как на Руси повелось…

Гусман спрашивает:

– Командир, кто такой Алексей Навальный и почему нас не наградили хотя бы медалями «За отвагу на пожаре»?

– Эх, Гусман, Гусман, должен понимать, офицерский корпус СССР совершенно разложился, большая часть офицеров гарнизона, «молочные братья», люто ненавидели друг друга, однако, улыбаясь в лицо, терпели (знаешь инстинкт самосохранения) – у всех имелось табельное оружие. Многие не знали, от кого родила супруга… чей ребенок крутится под ногами. А командованию – любое ЧП – в общем ЧП, по службе нарекания, и карьера под вопросом, вот всем и хотелось, чтоб шито крыто, тишь да гладь. С другой стороны – ты стоял в строю и покидать его не имел права, а у меня имелся другой приказ, и отвлекаться тоже не имел права. Так что мы с тобой оба нарушители устава, а нарушителей награждать не принято. А Навальный всего лишь цветочек-росточек будущей России, прорастающий сквозь асфальт действительности. Сам поди помнишь, в августе 1991 года офицеры не исполнили присягу на верность СССР и народу. Даже второй Кремлевский полк (суперэлита) – не исполнил присягу, вот и получается – элита не те, что на парадах держат строй (ножками ровно дрыгают), а те, кто без сомнений, раздумий, взвешиваний и гибкости ИСПОЛНЯЕТ ДОЛГ и ПРИСЯГУ.

А начальник караула – поймав Чубайса с ворованными баксами – не расстрелял подлого предателя (уже столько гвоздей наколотил в гроб России, просто непонятно, как она еще жива) прямо у ворот Кремля в назидание другим, получающим зарплату (тридцать сребреников) в посольстве США, – отпустил восвояси…

Саперов, минеров, строителей нет, не было и, наверное, не будет в парадных расчетах на Красной площади. Так что радуйся – Россия жива, мы живы, дети выросли, внуки начали появляться и все хорошо к концу жизни.

Всевышний не забыл твой подвиг – это очень весомый бонус перед взвешиванием грехов и добрых дел после нашего ухода в мир иной.

Каждый получит свое, сполна и с процентами. Твои награды уже ждут тебя в другой жизни – готовься, и, пожалуйста, больше не надо из охотничьего оружия расстреливать телевизоры, с «голубыми, розовыми или сторонниками нетрадиционной любви» – героями, превозносящими с экранов ТВ свой внутренний мир и образ жизни.

Отче наш, Великий и Всемогущий… Не оставь заботами матушку Россию и всех нас твоих верных послушников.

Каждый из нас – начиная жизнь после окончания школы – строит планы, мечтает о будущем: семье, детях, жене, работе, образе жизни и, конечно, каких-то достижениях. И очень хорошо, когда за спиной поддержка семьи, родителей и родственников, при правильном раскладе все по плечу. По молодости Николай Павлович в поте лица работал и учился, строил свое будущее, выкладывался до кровавого пота – строил трубопроводы в пустынях Средней Азии. По причине молодости им затыкали любые косяки и проколы: отправиться в г. Чарджоу на замену пустых кислородных баллонов на полные (погрузить – разгрузить – погрузить и опять разгрузить 94 штуки в кузов бортового «Урала» или 28 штук в вертолет Ми-8) – легко. Разгрузить вагоны с трубами и фасониной на станции Каган (Бухара грузовая), затем загрузить на грузовые машины (КрАЗы, «Уралы», «Ураганы») и отправить на трассу – всегда пожалуйста. По причине общей взаимозаменяемости коллектива бригады в любой момент могли поставить варить стык (клеймо свое ставил Учитель), газорезкой подготовить новое сварное соединение труб разных групп диаметров или монтировать (готовить новые стыки) линейного трубопровода. В череде дел и забот познакомился с кладовщиком (снабженцем) узбеком. Посещая в качестве гостя усадьбу Ленура Сулеймановича, просто наслаждался гостеприимством, порядком, устоями и правилами жизни этого восхитительного человека.

Как правоверный мусульманин (возраст более шестидесяти лет) – имел четырех жен, у каждой свой дом по двенадцать комнат, ухоженный сад (виноград, вишня, черешня, яблоня, айва, инжир, хурма, персик, алыча и пр.), огород (небольшие бахчи: дынь, арбузов, любые овощи) и подворье. У каждой хозяюшки есть чем встретить, угостить и уважить гостей и родственников. Все супруги поддерживают отношения между собой, детьми, родней и дружат домами. Старшие женушки нарожали дочерей (каждая по две красавицы – пери, гордость фамилии и рода), младшая, любимая, – подарила сына.

У этого шибзика к шести годам (середина семидесятых) уже была машина «Волга 24», и он, сидя за рулем, управлял транспортным средством – пока машину на прицепе (веревке) таскал верблюд с погонщиком, а отец смотрел и улыбался.

Также имелись мотоциклы «Харлей» и «Ява», импортный мотоциклетный шлем, куртка из буйволовой кожи, забугорная суперобувь, щитки, наколенники и очки.

Через какое-то время папаша попросил – узнав про хобби Николая – обучить малыша пользоваться фотоаппаратом «Пентагон-практика», тот оказался талантливым ребенком, все схватывал на лету. Как-то при случае (массовое гулянье по случаю окончания строительства очередного объекта), не называя имен, Николай рассказал коллегам строителям о восхитительном отце, который, зная, что может не дожить до совершеннолетия сына, по максиму исполнил родительский долг. Мнения, конечно, сильно разделились, пожилые и серьезные – отозвались уважительно, молодые и бесшабашные смеялись над пожилым отцом.

Когда Николай спросил коллектив: «А самим хотелось бы иметь такого родителя?», долго стояла тишина, затем самые уважаемые высказались. Такой отец может быть только у любимцев Бога – не каждому роду, не каждой семье выпадает Благодать и покровительство. Многие – неразумным поведением, грехами, нарушением Божественных заповедей – лишаются заботы и покровительства Всевышнего.

Река времени и забвения унесла многих и многих, сложно сказать, остались ли в живых те строители, однако есть надежда, что потомки восхитительного отца-узбека по-прежнему чтут родовые традиции, уважают и всемерно поддерживают порядок семейных правил.

Отче наш, Великий и всемогущий, – не оставь заботами матушку Россию и нас, твоих верных послушников – несущих вахту трудов и жизни.

Альберт Кайков

Родился 8 мая 1932 года в г. Аше Челябинской области в семье служащих. Перед Отечественной войной семья проживала в Анапе Краснодарского края. Началась война, отец ушел на фронт, мать с тремя детьми и бабушкой оказалась на оккупированной территории.

В 1948 году семья приехала на жительство в Новосибирск. После окончания школы в 1951 году уехал во Владивосток и поступил учиться в Высшее военно-морское училище им. С. О. Макарова, окончив которое служил на кораблях Камчатской флотилии. После окончания службы получил второе высшее образование в Новосибирском инженерно-строительном институте. Работал на стройках заполярного города Игарка и Новосибирска.

Литературным творчеством увлекся, выйдя на пенсию. Опубликовал пять стихотворных сборников и 17 книг прозы: «Потерянное детство», «Встреча через полвека», «На заполярной широте», «Под северным небом», «В Туруханской тайге», «Черная пурга», «Наши студенты в Америке» и другие.

Публиковался в журналах: «Сибирский парнас», «Российский колокол», «СовременникЪ», «Охотничьи просторы», «В мире животных», «Охота и охотничье хозяйство», «Юный натуралист» и других.