Текст книги "Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «По следам „Книжной Сибири“»"

– Может, я понравлюсь кому-нибудь из грешников и меня возьмут на работу… но это – секрет. Я тебе дам две монетки: одна – тебе, а вторую сам отдай потихоньку вон той слепой старушке.

Мальчик удивленно посмотрел на нее, сунул одну монетку в карман и пошел к старушке.

В церкви было еще прохладно, пусто, тихонько потрескивали свечи и пахло ладаном. С икон печальными глазами смотрели на прихожан усопшие…

По нефам ходил священник и что-то готовил к заутренней. Мальчик подошел к окошечку, где стояли на продажу иконки и свечи.

– Дайте мне две свечки, если этой монеты хватит… – попросил он.

Монашка посмотрела на него, дала свечи и сдачу:

– Тут тебе еще на обед останется. А почему тебе нужно только две?

– Одну – к Богородице, за маму, и одну – ко Христу, за моих братьев и сестер, потому что, кроме Него, им никто не поможет.

– А мама?..

– Ей сейчас сначала Богородица должна помочь… – Он вытер нос рукавом и улыбнулся ей.

– Ну иди с Богом… сердешный… – Она проводила его безвозвратно потухшим взором и перекрестилась.

Вадим ходил как неприкаянный и никак не мог решить, к какой иконе поставить свечу за своего маленького спутника. Он подошел к иконе Богородицы со своей свечой.

– Если Ты не поможешь его матери, то ей не справиться… А ему нужна только ее любовь… – прошептал он, склонившись к иконе.

Он укрепил свечу, пламя задергалось и отклонилось в сторону – мимо прошел священник и направился прямо к мальчику.

– Я тебя здесь никогда не видел… Где ты живешь?

– Я живу далеко, просто я сегодня путешествую с одним человеком. Я хочу ему помочь…

– Чем же ты можешь ему помочь?

– Он хочет понять, почему люди не справляются со своими грехами.

– И как же ты это объясняешь?

– Очень просто! – Мальчик пожал плечами и спросил: – Сколько стоит твой крест? Он золотой?

– Золотой! – Священник ласково улыбнулся.

Мальчик подложил свою ладошку под крест и покачал немного рукой:

– Тяже-е-елый… Зачем тебе такой большой?

– Потому что я взял на себя нелегкий крест служения Богу, высшей справедливости, чтобы пасти паству Христову…

– Но ты его неправильно носишь! У Христа крест был на спине, а не на животе… Отдай его мне, а себе купи деревянный или возьми взамен мой… Я продам твой крест – тебе будет легче, а мои братья и сестры не будут больше голодать…

Священник задумался и холодно сказал:

– Ты еще слишком мал, сын мой, чтобы…

– Я мал только в твоих глазах… Я не хочу быть твоим сыном!

– Но на тебе крест, значит, ты уже сын мой и брат…

– Тогда раздели хлеб свой с моими братьями и сестрами… Ты не хочешь нас любить… Когда будешь ложиться спать, не снимай этот крест и свои золотые одежды…

– Почему? – опешил священник. – Ты говоришь глупости… – растерянно добавил он.

– Узнаешь сам… Я ухожу. Я нищий в твоем храме под золотыми куполами. Они светят, но не греют…

Вадим уставился на лик Богородицы, не решаясь повернуться, и только слушал разговор. Когда мальчик закончил, он поспешил за своим спутником к выходу.

На аллее появились прихожане. Девушка тихонько помахала мальчику двумя пальчиками и опустила головку…

Они прошли соседним переулком и по тропинке вышли за деревню.

Солнце поднималось все выше, и утренняя прохлада таяла под его лучами. Дорога начала пылить…

– Как ты думаешь, солнце доброе или злое? – спросил малыш Вадима.

– Это как человек: если от него тепло на душе – тогда добрый, а если он обжигает и жжет своими словами, как солнце в зените со своей недосягаемой высоты, – тогда злой. Однако когда жар спадает, солнце заходит и перестает греть совсем, но все опять ждут его и молят появиться. Оно приходит, согревает, но потом опять начинает жечь. Так и человек…

– Тогда я не знаю, какой я… Меня никто не ждет… Может, я был как злое солнце? – спросил маленький мудрец самого себя.

Они присели у дороги, Вадим снял свои сандалии.

– Почему ты ходишь босиком? Ты же можешь надеть простые сандалии?

– Нет. Сейчас тепло. Они мне пригодятся зимой, когда земля остынет и станет мачехой.

Недалеко от них из зарослей ложбины вышел мужчина. Он вытер тряпкой кровь с ножа, спрятал его и начал вытирать руки. Потом бросил тряпку в заросли. Проходя мимо них, он остановился:

– Ну, что смотрите?

– Ты порезался? – спросил мальчик с сомнением.

– Нет. Но тот парень не вовремя «оступился» и сильно порезался об этот нож…

– Тебе его не жалко?

– Не знаю. Но я поставлю свечу за упокой его души… Здесь недалеко…

– Значит, ты убийца?

– Нет. Это моя работа. У меня нет другой работы, а за эту мне неплохо платят… – сказал он мрачно и исподлобья посмотрел на Вадима.

– Но это страшный грех! Ты потом не сможешь себя простить… ты будешь мучиться, а прощенья от него получить уже не сможешь… Поставь свечку к иконе Богоматери за себя, когда тебе станет очень тяжело…

– Не думаю… Бог простит. Он все видит. Я давно на исповедь собираюсь… Не покаешься – не спасешься… Так ведь? Что-то ты больно разговорчивый… Прикусил бы язычок, пока не поздно… – спокойно сказал мужчина, прищурившись, взглянул на Вадима и пошел в сторону деревни.

Вадим сидел молча. Мальчик пошел было в заросли, но потом вернулся:

– Я не боюсь мертвых, но мне будет его очень жалко, а помочь ему я все равно уже не могу.

– Пойдем в ту рощу, – предложил Вадим, – там передохнем в тени. Скоро разольется такое марево, что воздух станет тягучим и дурманящим.

– Пойдем! А куда ты потом пойдешь?

– К людям. Еще много таких, кому надо попытаться помочь. Нельзя жить в раю с черной душой…

– Но они тебя не просят о помощи! А те, кто просят, обычно хотят жить в небесном раю…

Они подошли к роще. Прохлада опустилась им на плечи.

– Сначала немного отдохнем, – сообщил Вадим, – потом пойдем поищем меда. Ты умеешь собирать мед?

– Нет! Но я знаю, что это такое. Я один раз украл и попробовал. Очень вкусно! Теперь мне все время его хочется…

Они устроились у ручья, и Вадим закрыл глаза.

«Я фактически еще ничего не сделал, – раздумывал он, – я только слушаю, что говорит этот мальчик… Какое счастье, что никто из них не поднял на него руку! А мать… ее он уже простил… Сколько лет пройдет, пока черные души поймут справедливость своего наказания? Сколько пройдет веков? Сомневающиеся предают, неверующие казнят, верующие надеются… Ведь это так просто – сказать себе: “Я не прав” – и помочь другому. В душе каждый знает, когда не прав, если не ищет себе оправдания… Я готов был стать пророком… а чувствую себя апостолом. Столько увидев, столько узнав, я отравлен человеческой злобой, гордыней, жадностью, глупостью, жестокостью власти, беспредельностью зла… Я не готов прощать. Не смогу простить того, кто обидит этого мальчика… Я буду ходить за ним, при мне его не посмеют тронуть… не тронули же сегодня… Ведь он никому не причинил зла, никто из них не пострадал».

Что-то прошуршало в траве, Вадим вдруг забеспокоился и открыл глаза. Мальчик бежал к нему из рощи…

– Я нарвал тебе орехов, – сказал он, улыбаясь, уселся рядом, взял камень и начал их колоть.

Зеленая мякоть разлеталась в разные стороны, ладошки его потемнели. Он тоненькими пальчиками вытаскивал кусочки ореха и складывал их на большой зеленый лист… Вид у него был всклокоченный, но очень гордый.

– Пойди умойся как следует, и пойдем за медом, а потом будем есть его с орехами.

Они собрались, завернули в лист орехи и ушли в чащу.

– На дерево придется лезть тебе, если мы найдем дикий улей, – сказал Вадим.

– А как же ты собирался без меня набрать меда? Ты без меня как без рук… – засмеялся мальчик.

– Остался бы без меда, но орехов точно набрал бы… Смотри, там большое дупло… Сначала надо набрать длинных палочек и больших сухих листьев. Свернем их в тугой жгут. Держи спички. Когда закрепишься вон на той ветке, подожги жгут, подыми перед дуплом – пчелы немного разлетятся – и палочкой найди мягкие соты. Потом другой, потом еще, заверни вот в этот лист и спускайся. Сильно не тревожь их!

Когда все было сделано, они отошли подальше от дерева и принялись есть.

– Вкусно! Только дымом немного пахнет… и орехи немного сыроватые… – тихонько заметил мальчик.

– Осенью, когда поспеют, сам можешь набрать и домой отнести…

Где-то на краю леса послышались громкие голоса…

– Сходи-ка ты на тот конец леса и поищи, где пчелы кружатся, мы, пожалуй, еще на ужин пособираем меда, – сказал Вадим и указал в противоположную сторону леса. – Набери побольше палочек, не забудь набрать листьев, в которые завернешь палочки. Возьми спички с собой. Я немного отдохну здесь.

Мальчик умчался, а на другой окраине леса появилась толпа. Впереди шел полицейский, за ним верзила-крестьянин, хозяйка трактира и парочка сочувствующих…

– Я видел, – кричал верзила, – они в этот лес зашли! Вон он сидит! И мальчишка здесь где-нибудь…

Верзила размахивал палкой, трактирщица шла с перекошенным лицом и бормотала бессвязно, так что понять ее было невозможно… Полицейский вышагивал впереди компании. Они подошли ближе, и полицейский начал первым:

– Сегодня утром я получил приказ разыскать тебя и привести во дворец! Как ты умудрился со своим мальчишкой надерзить самому патрицию? К тому же на вас сегодня весь день жалуются честные граждане. Ты нарушил покой в нашем городе! Чему ты учишь своего несмышленыша? Он говорит дерзости достойным людям, ничем не заслужившим оскорбления! Он даже меня обвинил в…

– Я его ничему не учил! Он просто весь день ходит за мной, я не мог бросить его одного – он слишком маленький! Я его покормил и собирался вернуться с ним в город, он где-то там живет…

– Почему ты не заткнул ему рот?! – заорал крестьянин.

– Но он просто спрашивал тебя, а ты даже не ответил на его вопросы и только ругался все время!

– Он обозвал меня лентяйкой! И угрожал мне… – шипела трактирщица.

– Я все слышал, ты говоришь неправду! – возмутился Вадим.

– Он грозил мне всеми муками ада, щенок! Это ты его подучил! – мрачно выдавил из себя верзила… – Выискался святой отец! Прощения мы у него просить будем…

– Ты лжешь! Он только спрашивал, а отвечал ты сам!

Верзила с побагровевшим лицом придвинулся еще ближе к Вадиму и еще сильнее сжал свою палку…

Он так пыхтел и краснел от ярости, что смог выдавить из себя еще только одно слово: «Да!»

Блюститель порядка терял главенствующую роль и решил восстановить порядок – закончить самым веским обвинением.

– На него даже святой отец из храма жаловался, – заключил он, выйдя вперед. – Мальчишка дерзкий и наглый! И ты ему потакаешь! Ты ответишь за это!

Вадим обреченно обвел всех взглядом.

– Тогда вы не в полном составе пришли… Грешно обижаться святому отцу на речи такого маленького необразованного оборванца… – пытался он отвести беду от мальчика, но понял, что его слова уже ничего не значат…

Толпа распалялась и оттеснила полицейского. Верзила, зацепив плечом трактирщицу, подошел к Вадиму и толкнул его. Трактирщица не удержалась, свалилась и завизжала. Началась свалка. Полицейский махнул на них рукой и пошел по тропинке обратно:

– Идиоты! Теперь их не остановишь…

И вдруг стало тихо. Кто-то охнул, трактирщица поднялась с земли, отряхнулась и отошла в сторону. Все расступились… Вадим лежал недвижно… Солнце опускалось к вечной границе рая земного, и воздух стал наливаться квинтэссенцией серого животного страха.

– Идиоты, – бросила всем трактирщица и пошла прочь.

За ней потянулась остальная стая, навеки связанная отныне случайной тайной… Голоса отдалялись, тускнели и растворились вдали…

Вадим лежал на земле, ноги его нелепо загнулись, руки разметались, по лицу стекала кровь…

– Зачем ты так сделал? – услышал он знакомый голосок сквозь глухую пелену боли. – Надо было сказать: «Я не прав! Я не могу судить людей» – и они бы отпустили тебя! Ты ведь не был моим учителем… Ты просто хотел мне немного помочь. Я тебя никогда не забуду… Ты за меня не бойся. Они никогда не найдут меня. Я буду везде. Я буду с ними всегда. Я буду у них внутри. И они услышат себя… Но мне надо вернуться к маме, пока не стемнело, потому что она меня ждет. Прощай…

«Но я не судил их… – подумал Вадим, пытаясь шевелить губами. – Они сами себя судили, их страдания должны были помочь им не умножать зла…»

Он приоткрыл распухший глаз и в облаке пыли увидел стайку мальчишек-оборванцев, которые стремительно убегали прочь. Глаза его устали от пыли… мелькания видений… и наконец закрылись…

«Он быстро бегает… – думал апостол, – и выглядят они все одинаково. Его не найдут! Он вернется к матери, окрепнет и будет помогать ей растить остальных. Зачем она подобрала столько бездомных? Справится ли?.. Богоматерь милостивая, помоги ей…»

Вдруг ему в голову молнией вонзилась мысль: «Мальчик не сможет думать по-другому… Его узнают по голосу его души. Боже!.. Боже… Сделай же что-нибудь Сам!»

Быстро темнело, еще немного – и распахнется бескрайний рай небесный – бездонная сверкающая вечность…

Татьяна Якущенко

Сибирская поэтесса, творческий псевдоним – Рассудительный Грубиян. Родилась в небольшом русском поселке Ангарский, расположенном на реке Ангара Богучанского района Красноярского края. В 2000 году окончила университет по специальности «учитель биологии и химии».

Дипломант, серебряный призер, финалист «ЛИффТ-марафона – 2020» V Всероссийского открытого литературного фестиваля фестивалей «ЛИффТ-2020» в номинации «Традиции Серебряного века». Финалист всероссийского конкурса Премия за доброту в искусстве «На Благо Мира – 2020». Победитель Всероссийского конкурса «Моя Москва» в поэтической номинации «Дорогая моя столица, золотая моя Москва!».

Кандидат в члены Интернационального Союза писателей. И. о. редактора журнала «ЛИффТ Красноярского края».

Малая родина

 
Моя Сибирь – как много в этом слове,
Ты так прекрасна и причудлива, однако
С любым могу об этом я поспорить,
Пусть это будет для меня хорошим знаком.
Твой лес бескрайний, сосны, ели —
Неотразимой красоты деревья.
На зов твой птицы даже прилетели,
И в этой красоте я растворяюсь от безделья.
Твои владенья омывает речка,
В простонародье кличется Чуна.
На свете нет прекраснее местечка,
Чем родина любимая моя.
Вросла корнями в этот я поселок,
Который называют Такучет.
Мой путь сюда был очень долог,
Но, на мой взгляд, прекрасней места нет.
Здесь кругом горы, необъятный горизонт,
Дорога извивается красиво,
И Бракоколь, твой каменистый долговечный холм,
Нам улыбается игриво.
Здесь Аракан бурлит на речке чудно —
Пороги, что природе не под власть,
И страшно мне становится и грустно:
Не всем дано увидеть и понять…
Моя Сибирь, твои дары бесценны,
И все это нам надо сохранить.
Когда-нибудь все наши души будут тленны,
А дети, внуки наши будут жить.
 

Мой Красноярский край

 
Мой Красноярский край, мой край родной,
Тебе я посвящаю эти строки.
Мой город Красноярск, мой дорогой
Сибирский город на востоке,
Я восхваляю мощь твою,
Твои природные богатства.
Мой край родной, тебя люблю —
Здесь все как одно единое братство!
Твои просторы безграничны —
Леса, поля и даже горы.
Ты самый лучший, необычный —
Об этом нету даже спора.
Мой Красноярск – столица края,
Певцы, художники, поэты
Тебя повсюду воспевают.
По всему миру знают, где ты.
Не передать словами чувства
Моей любви, мой дивный край.
Любовь к тебе – это искусство,
Мой дорогой сибирский рай!
 

Родина моя!

 
Сибирь моя родная необъятна,
В ней Красноярский край, друзья, семья.
Мне по ее просторам так шагать приятно!
Ангарский – это родина моя!
Красивая река, все детство здесь прошло,
В Байкале-озере берет свое начало.
Моменты счастья, радость и тепло —
Река по памяти все это расплескала.
Могучая твоя речная гладь
Вся в Енисей впадает безвозвратно,
Несет в себе природы благодать,
И нету для нее пути обратно.
Ангарский – это родина моя!
Тайга вокруг и необъятные просторы,
Бескрайние сибирские поля,
И сопки, и крутые косогоры.
Ангарский назван в честь этой реки,
Когда-то в прошлом назван был Соленый.
И нет красивей нашей Ангары,
Я с малых лет в нее очень влюбленный!