Текст книги "Альманах Международной Академии наук и искусств «Словесность». Том 3"

Здравствуйте, мой юный дружок и все мои друзья!

Снова с вами я, Дедушка Веремей. Думал я, думал, какую историю рассказать вам сегодня, и вдруг вспомнил одну, можно сказать, почти маловероятную. Даже сам не верю, что такое может произойти. Но ведь произошла эта история. А рассказал мне её один мальчик. Сейчас он, конечно, уже вырос, прошло много лет, но он до сих пор не верит в то, что произошло с ним в детстве. Но послушайте его историю. Вот что он мне рассказал.

Рос я как все ребята. По заборам да гаражам прыгал. Из рогатки по воробьям стрелять моим любимейшим занятием было. И объясняли мне, что нехорошо деревья ломать, и наказывали, а я всё как-то мимо ушей пропускал.

А дом наш на окраине города стоял. Рядом лес, речушка небольшая протекала. Гуляли мы с ребятами часто по лесу, костры жгли. Так вот, прогуливаюсь я как-то вдоль опушки. Вот место, где мы с ребятами костёр разводили: ветки валяются, ещё не все сожгли, бревно наше любимое, на котором мы сидим.

И вдруг замечаю какое шевеление в кустах. Присмотрелся-что за диво: у дерева какие-то лилипуты ползают, что-то поправляют, веточки растаскивают. Да вовсе и не лилипуты это. Не верю своим глазам, точно гномы из сказки: шапочки набекрень, в деревянных башмачках, бормочут что-то под нос, вроде как ругаются негромко. Сижу я тихо в своей засаде, смотрю во все глаза, а ноги как ватные, с места сдвинуться не могу.

Разобрали они наше кострище, чисто на полянке стало. И как-то по одному исчезать стали. Подойдёт гномик к дереву, прислонится – и нет его. Вот так чудеса!

– Э, нет, – думаю, – одного, да поймаю!

Выскочил я из своей засады да хвать одного за ноги. Заверещал он что-то по-своему. Сбежались тут его собратья и кинулись на меня. Не помню, как на земле очутился: споткнулся, что ли? Колотят они меня своими маленькими кулачками, а кто и палку взял! Досталось мне, конечно. Выпустил я с испугу гномика – да и бегом из этого непонятного леса. И вдруг… просыпаюсь.

– Да, – думаю, – ну и сон, сроду таких снов не было. А ведь так ясно все видел, как будто в жизни всё было. Так натурально, так ясно всё видел, до мельчайших деталей.

Встал я с дивана – и прямиком к тому бревну, где мы с ребятами костёр жгли. Что же такое? Нет никакого костра, даже следов от костра, одни одуванчики растут. Ничего понять не могу.

Но с тех пор будто что-то изменилось, вроде как не могу я больше никакие пакости делать, что я раньше делал. Хочу рогаткой по воробьям ударить – а мне вдруг кажется, что крутят они своими крыльями у виска, вроде как сказать мне хотят, сами понимаете, что.

А в кармане я башмак нашел зелёного цвета. Откуда этот башмак, если это сон? Но так ничего и не выяснил. Поставил я этот башмак на письменный стол.

Приходят ко мне ребята, рассказываю я им эту историю – не верят. Покрутили башмак, поставили на стол. Пошли в лес, к тому самому бревну, где когда-то костры жгли, но не нашли. И игры у нас с тех пор изменились. Если я в лес захожу, то и вовсе странности происходят.

Гулял раз по лесу. Синичка вдруг на плечо села, клюнула из волос какую-то мошку и улетела, а мне весело стало. А иногда замечаю, что мелькает как будто что-то в кустах. Неужели мои старые знакомые – гномики? Но так больше их и не видел.

Прошло несколько лет. Я, конечно, уже вырос, отучился в школе, да и в институте. Но эта история, приключившаяся со мной, до сих пор не забыта и не разгадана. Иногда сомневаюсь: а была ли она вообще?

Но вот он, зелёный башмачок! Он до сих пор на моём письменном столе. Когда гляжу на него, думаю о том, что, случись эта история сейчас, я бы вёл себя по-другому, потому что вокруг нас есть жизнь. Она повсюду. Замечаем мы других жителей нашей Земли или нет, но каждый должен с большим уважением относиться ко всему, что окружает каждого человека. Ведь эту жизнь создала планета не только для нас, но и для всех, кто живёт с нами по соседству. Это я понял. И хочу, чтобы об этой истории узнали ребята. Может, она поможет им в жизни.

Вот такую историю рассказал мне уже взрослый человек. Поразмышляйте над ней, мои юные друзья. А я буду ждать от вас писем с вашими приключениями. Может быть, они окажутся не менее интересными, чем история Васи Петрова.

Ваш друг, Дедушка Веремей.

Добрый день, мои юные друзья, может, и не совсем юные, и те, кто любит беседовать со мной на самые разные темы. Как вы догадались, это снова я с вами, ваш друг, Дедушка Веремей. Однажды приключилась со мной одна маленькая история. Совсем даже не смешная, а даже, скажем так, немного грустная, потому что ошибся я в своих прогнозах. А произошло со мной вот что.

Была весна, и я решил немного прогуляться в берёзовом лесочке. Я видел след доброго человека, шёл за ним, читал его думы и слушал его сердце. Я видел его дела и удивлялся, как много он знал. Где нужна была его помощь – помогал и никогда не ошибался.

– Что за прозорливый человек, – думал я. – Я иду и не вижу, кому и где пригодилась бы моя помощь. А он видит.

Вот ручей. По тропе, ведущей к броду, спускаюсь к ручью и вижу брошенные им камни, которые помогают мне перебраться на тот берег. А ведь я, бывая здесь, каждый раз прыгал через ручей, порой соскальзывая вниз по илистому берегу, но ни разу мне в голову не пришла мысль положить туда пару камней. И мне стало стыдно за своё слепое сердце.

А вот тут поперёк тропинки лежало большое дерево – берёза, поваленная бурей. Сколько раз я сетовал, перелезая через её толстый ствол. Теперь вижу: аккуратно спиленные чурочки стоят вдоль тропинки – и пройти не мешают, и отдохнуть можно.

Подивился я делам человека. Видно, добрый молодец появился в наших краях, богатырь. С лёгкостью шёл я по лесной тропинке, пытался угадать, какие же ещё добрые дела мог совершить этот богатырь, и не заметил, как догнал какого-то человека, который над чем-то колдовал у берёзы. Оказывается, залечивал раны. Видно, кому-то захотелось попить берёзового сока. Попить-то попил, а берёзу чуть не сгубил – истекала она соком. А ведь без этого живительного сока иссякли бы и краса её, и жизнь.

Удивительно ласковым и добрым светом блеснули на меня живые и ясные глаза дедушки, и я остановился поговорить с ним. Из разговора я понял, что не считал он своих добрых дел, а всегда старался помочь там, где мог, и делал это с великой радостью и охотой. И я понял, что если у человека доброе и отзывчивое сердце, то оно всегда подскажет ему в нужный момент, где нужна его помощь.

Многому можно научиться у человека с добрым сердцем. Мало не причинять людям и всему живому боли и неприятностей, оскорблений и унижений. Нужно уметь ещё дарить всему Миру добро и любовь. Даже если за эти дела ты никогда не услышишь и слова благодарности. И тогда Мир поймёт тебя и примет, ибо ты созвучен ему – несёшь добро и счастье. Ведь в этом большом Мире, в котором живём и мы, люди, кроме нас живут много-много других существ, и мы все обязаны этому Миру своей жизнью.

А беседовал с вами ваш друг, Дедушка Веремей. До новых встреч, мои юные друзья, до новых историй.

Добрый день или вечер, мои юные друзья. Решил я сегодня, ребята, обратиться ко всем вам и рассказать очень поучительную историю, о которой почти никто и не слыхивал. Надобно бы ее вам знать. Да и вашим бабушкам и дедушкам – тоже. Может, они что вспомнят. Вот послушайте, что я вам сейчас расскажу.

Говорят, что давным-давно с Небес свисали Колокола, большие-большие, звонкие-звонкие. Гудели они иногда сами по себе. Но мы-то знаем, что само никогда ничего не бывает. Всегда есть тот, кто дёргает за верёвочки, вот тогда-то колокола и звонят.

Конечно, вы догадались: если Колокола свисают с Небес, значит, и дёргают их за верёвочки сам Бог, да Архангелы Небесные, да Ангелы Светлые.

А гудели Колокола по разным причинам. Видит Бог: нависла над страной беда, один народ идёт на другой с войной – гудят, звонят Колокола что есть мочи: остановитесь, люди, не губите друг друга. Неужели вам хочется погибать?

Услышат звон колокольный с Небес могучих люди, одумаются, вот и нет войны. Или идёт, например, болезнь какая – тоже звонят Колокола.

Так и шло. А бывало, если и обидят кого, так обиженный тоже мог в Колокол позвонить, защиты просить. Собирался тут честной народ да обидчика к суду призывал. Не хотел никто нарушивший права спорить с самими Колоколами – ведь правду они всегда говорят, сам Бог через них её и вещает. Даже птички-невелички или зайчишки какие могли в Колокол звонить – справедливости требовать.

А теперь давайте с вами и вспомним, когда же мы последний раз слышали эти Колокола. А похоже, что перестали и вовсе слышать. Войны каждый день идут, да и обиженных много.

Только иногда слышим мы, как звонят Колокола с церквей, не совсем они исчезли с Земли. Может быть, хоть изредка вслушаемся в звон колокольный. Что же он нам вещает, что советует?

А ещё говорят, что есть у каждого человека внутри такой Колокол – его совесть. Звон его тонкий и особенный, и настраивает он человека на лад Небесного Колокола. Звучит Колокол Небесный, и отзывается внутри у человека его Колокольчик, голосок его тонкий и нежный, как бы хрустальный. Звучат Колокола вместе, звучат Колокола у каждого, и думается людям, что объединяет этот Звон Колокольный Небесный всех людей. И живёт тогда человек по Законам Совести, по Законам Космическим. Светло и радостно становится на душе такого человека. Не противник он тогда Космосу и Вселенной всей.

Вот и задание вам всем: постарайтесь услышать Колокола, свой и Небесный, прислушайтесь к тому, что говорят вам Небеса.

А беседовал с вами ваш старый друг, Дедушка Веремей, который живёт уже очень давно и всё знает, что на белом свете делается.

Здравствуй, мой милый дружок!

Сегодня я хочу рассказать тебе историю о цветах. Откуда на нашей планете Земля столько цветов, ты знаешь? Я тоже не знал. Не обращал на это внимания. Но однажды я услышал одну историю о цветах и захотел ею поделиться с тобой. Оказывается, не так просто всё было. Вот послушай.

Где-то на самом краю Вселенной жила-была одна маленькая планета по имени Ирия. Её особенность была в том, что это была планета цветов. Не было на ней ни животных, ни птиц, летающих в небе, но зато росли на ней необычайные цветы, таких всевозможных форм и расцветок, что ей позавидовала бы любая, даже самая красивая, планета. Это были говорящие цветы, но они не просто разговаривали – они пели песни. Это была планета поющих цветов.

Когда на лазоревом небосводе всходило необычайной красоты изумрудное солнце, освещая своими утренними прохладными лучами маленькую планету, первыми начинали свою рассветную песнь маленькие небесно-голубые ни-мии, похожие на наши земные незабудки. Качаясь на тоненьких стебельках в такт своих песен, пели они о начинающемся прекрасном утре, когда вся природа, просыпаясь от ночного сна, дарила утреннему светилу свою улыбку.

Прекрасные нимии, нежась в лучах согревающего солнца, пели о красоте пробуждающегося мира. Они слагали каждое утро новую песнь – о чистом свежем ветерке, который покачивал в своих ласковых ладонях их упругие лепестки, о маленьких светло-голубых облачках, которые плавно скользили по маленькому небосводу.

Затем просыпались светлоокие белоснежные локи. Покачиваясь на игривых барашках волн, пели они о чистоте своей обители, о прозрачных, светлых водах, которые ласково омывали белоснежные лепестки горделивых цветов. О, они были горды своей песнью. Они считали, что это они будили мир, а не маленькие невзрачные нимии. Они пели самозабвенно и будили своей песнью высокие строгие деревья, что росли на краю океана.

Закачались, зашумели кроны деревьев-великанов – запели и они свою хвалебную песнь природе, зашелестела листва. Закачались в такт песен и другие цветы и травы, и мириады маленьких и больших песен сложились в одну прекрасную симфонию – симфонию мира и счастья, благословения солнцу, ветру и воде.

Так проходили дни за днями, год за годом, и не знала прекрасная планета Ирия, зачем на ней столько цветов, которые умели слагать песни, но нет на ней ни животных, ни людей, ни птиц.

Но вот однажды на маленькую планету приземлился совсем небольшой космический корабль, который прогуливался по Вселенной и решил отдохнуть на маленькой красивой планете. О, это были самые прекрасные и интересные дни для Ирин. Как она веселилась с маленькой девочкой, которая прилетела сюда вместе с мамой и папой.

Как ласково шелестела трава под её маленькими ножками, как игриво развязывал ей башмачок весёлый, в лиловой шапочке, чик, зацепившись своими цепкими пальчиками. Как пели песни на лугу цветы, завидев издалека маленькую девочку. Полянка, на которой однажды уснула девочка, склонилась к ней нежными головками рамий – пуховым покрывалом прикрыли они девочку от прохладного ветерка. Ласково шептали ей на ушко свои сказки такие гордые и величественные майи. Как счастлива была девочка среди цветов и трав, они полюбили друг друга. Но вот пришла пора расстаться.

Всё так же поют песни на Ирии сладкоголосые песни цветы и травы, всё так же шумят величественные деревья. Всё так же гонит светло-голубые облачка по лазоревому небосводу лёгкий ветерок…

Но теперь они знают, что где-то там, далеко, на другой планете, планете Земля, живёт маленькая девочка, а с ней – и её друзья: маленькие небесно-голубые незабудки, прекрасные белоснежные лотосы, величественные маки, пушистые одуванчики, которые привезла с собой девочка с прекрасной планеты Ирия и посадила в саду у дома.

Каждое утро, просыпаясь с первыми лучами солнца, бежит девочка к своим друзьям и слушает их чудесные песни об утре, о солнце, о белоснежных облаках.

Прислушайся и ты, мой маленький дружок, к этим ненавязчивым песням трав и цветов – и ты услышишь много интересных историй и сказок, которые они пели на своей прекрасной планете Ирия. Но помни: они рассказывают их тем, кто действительно умеет слушать.

Вот что я хотел тебе рассказать, мой милый дружок. До следующей встречи. И я поведаю тебе что-нибудь интересное, то, чего ты раньше и не знал.

Твой друг, Дедушка Веремей.

В одном из южных уединённых мест, под сенью прекрасных тенистых деревьев, расположилось небольшое селение. Далее всех домов, ближе к роще, спускающейся к морю, стоял небольшой домик, весь окружённый кустами благоухающих роз. И, надо сказать, на удивление прекрасными росли эти розы, хотя за ними никто не ухаживал.

Жил в этом домике один поэт и слагал такие прекрасные стихи и песни, что, когда пел он их, замолкал даже соловей, живший в палисаднике среди роз. Он пел о звёздах, таинственно мерцающих в ночи, да так, что каждый, слушающий эту песнь, готов был бросить родной очаг и лететь к звёздам – он звал их ввысь, вдаль, смущал тревожные сердца своим дерзновением.

Если пел он о море, преображалось на глазах людей море, которое ранее было хмурым и безжалостным. Море, вечно шумящее и бурливое, теперь покорно катило свои изумрудные волны и, рассыпавшись маленькими радугами брызг, успокаивалось у ног поэта. Прозрачные, полувоздушные медузы всплывали на поверхность, чтобы послушать его песни.

Воспетый мир преображался, он лучился потоками света, он играл всеми цветами радуги, весь пронизанный любовью.

– Какой прекрасный уголок природы! – восклицали проезжие и, глядишь, оставались в этом селении, не в силах расстаться с ним. Здесь веселы и сыты были дети. Здесь смеялись весело и задорно парни и девушки. Здесь не было драк и убийств, воровства и всех тех тяжких преступлений, которыми так пронизан земной мир. Здесь было по-другому-здесь царила любовь.

Но не знали люди, что все эти прекрасные краски бытия, этот чудесный мир были сотворены поэтом. Он творил этот мир силою своей души, силою своей любви – велика была его сила!

По ночам, когда на синем небосводе вспыхивали своими светильниками мерцающие звёзды, он зажигал свечу, брал в руки перо. Где-то далеко шумело море, благоухали розы. В этот миг к поэту приходило вдохновение. Оно было таинственным и хрупким, оно было лёгким, как дымка тумана. Оно могло исчезнуть при неосторожном обращении. Поэт узнавал его лёгкое прикосновение, его непостижимое таинство.

Опьянённый вдохновением, уносился он мечтами в дальние миры, в бездонное, усыпанное мириадами звёзд небо. Его сердце, пронизанное восторгами души, зажигалось пламенным огнём, искорки огня вливались в каждое его слово, пламенели на бумаге.

Игра поэта и вдохновения была так сильна, что силою мечты и мысли они преображали деревушку – с утра светило яркое солнце, усмирённое море ласково играло в лёгкой волне; зрел виноград, великолепные сады давали невиданный урожай. Всё было прекрасно, и ничто не предвещало беды, когда она случилась.

Убаюканный славою и бурными восторгами односельчан, а может быть, и недобрыми льстивыми словами мстительных завистников, что сравнился он силою своей мысли с самим Творцом, возгордился поэт. И наступило однажды такое время, когда, как и прежде, пришло к нему вдохновение, но поэт не признал его. Он был занят собой-в ушах шелестели слова восхваления. Всё реже и реже приходило вдохновение к поэту, а если и приходило, то было неузнанным, ведь для этого надо иметь чуткое сердце, живущее для других.

И вот как-то однажды холодным вечером, расположившись у камина, сидел поэт и смотрел на огонь. Вдруг распахнулось от порыва ветра окно. Поэт вздрогнул, выглянул из окна и не узнал селения-яростный ветер рвал тучи, сверкали молнии, море, некогда ласковое и спокойное, кипело от бушующих волн. Отшатнулся он от окна и вдруг с ужасом вспомнил, как давно он не писал стихов и песен, как давно не приходило к нему вдохновение, и понял поэт, что не может он жить для себя, что главное дело его здесь – творить, творить, насколько хватит сил.

Жарким огнём запылало сердце поэта, голова закружилась от восторга и счастья. Закачалось тёмное небо, сквозь тучи засверкали яркие звёзды, и Млечный Путь позвал к себе.

Божественные искры Вдохновения закружили Поэта в вихре танца-открылось Сущее Природы, и Божий Промысел, и Звук, и Начертаний Вечных Круг…

Наутро Гимн играл в природе и Вечность пела и цвела…

Как над морем-океаном шумным облаком летела стая белых лебедей.

Лунным светом озаряясь, солнцем жарким согреваясь, день и ночь они летели к тёплым южным берегам. Лишь на время, лишь на стужу покидали край родимый, чтобы там, вдали, на юге, сердце трепетно сжималось о покинутой отчизне – о лесистых берегах, тёмных скалах, буйных ветрах, незамутнённых озёрах с бликом солнца на волнах, где под сенью ветл печальных встретил Лебедь Лебедицу. Молча голову склонил он, вдруг сражённый красотой, – в белокипенном наряде, с гордо величавым взором. Волны буйные смирялись, устыдясь своей натуры, и покорно, удивлённые, усмирялись вкруг неё.

Не успели даже молвить Белый Лебедь с Лебедицей, взвилась шумно стая в небо, крылья белые упруго поднимали ввысь. В барашках волн игриво солнце ярко отражалось, струи воздушные прохладой остужали жар сердец. Ночью месяц им стоокий в зрачках таинственно мерцал и жизнь прекрасную, как небо, сулил и счастье обещал.

На третьи сутки, на закате, стремительно содвинулася тьма. Блеснула молния, и градом была изранена она. На белокипенном наряде стекала струйкой кровь. Сомкнулись крылья белоснежны, и камнем падала она в бушующее море.

И громко вскрикнул Лебедь Белый, и долго плавал по волнам, и плакал безутешно. И звал её, и обещал все царства мира, звёзды неба и все цветы лесов, полей. В отчаянии израненное сердце кричало клятву верности своей. Но нет нигде подруги верной, лишь белое перо качается в волнах.

Уж если нам пример дают собратья наши меньшие, то как же человек?

Ужель он сердцем чёрств?

Ведь подвиг каждый день, каждый день зовёт на подвиг, неважно – коротка ли ваша песнь иль длинна. Лишь важно не предательством закончить свою песнь.

Нет малых подвигов.

Есть сердце лишь, любовью наполненное, и есть ли состраданье в нём иль нет его.

Тогда уж не пора ли нам у своего меньшого брата вновь поучиться песне лебединой?

Зелёный Забор был стар: с облупившейся краской, проржавевшими гвоздями, торчавшими из полусгнивших досок. Но по-прежнему от него веяло какой-то монументальностью, прочностью, за которыми ощущалась рука Мастера, изготовившего его. Он надежно охранял быт и уклад поселившихся там, за Забором. Он, Забор, чётко знал свои правила, свои обязанности и пропускал внутрь только тех, кто мог пройти через него, кто был хозяином того пространства, которое он охранял.

Прошло много лет, прежде чем многим стало ясно, что Забор давно не тот, что был раньше, – он постарел, обветшал, столбы, на которых крепились жерди и доски, покосились и разболтались, смотрели в разные стороны. Забор с грустью ощущал в нотках хозяев некую озабоченность его состоянием. И нередко заходил разговор, что пора менять Забор на новый, более современный и красивый. Забор вздрагивал от таких слов и, конечно, понимал, что срок его службы, а значит, и жизни подходит к концу.

Он вспомнил свою молодость, давнюю и оттого, казалось ему, более счастливую, полную надежд, мечтаний и жизненных планов. Он вспомнил руку Мастера и ощутил, как тогда, свою сопричастность к мыслям и неожиданным движениям Мастера. Он помнил эти руки, и порой казалось, что тогда он так понимал Мастера, как будто знал его планы, его мысли – доска ложилась ровно, упругая стружка ловко скользила из-под рубанка и мягкой струёй свежего дерева стекала к ногам Мастера.

Забор проникся своими воспоминаниями, забылся в холоде белой снежной пыли, что обтекала его со всех сторон этой суровой зимой, и мысли и воспоминания о прежней жизни так согревали душу, что Забор всё больше и больше погружался в них. Они жгли душу, они волновали, как будто это было только вчера и только это было жизнью настоящей.

Мастер был пришлый, не местный. В его синих глазах, спокойных и добрых, отражался мир, но какой – это трудно было понять. У каждого живого существа есть свой мир, свои понятия и суждения, и даже у Забора тоже есть свои понятия и суждения, и у Дерева, что растёт у самого Забора, тоже свои понятия о жизни, о мире и даже о звёздах.

Забор искренне вздохнул – скрипнула доска под тяжестью навалившего снега. Он вдруг вспомнил: ему однажды показалось, что главной заботой Мастера было не столько то, как будут прикладываться доска к доске, где нужно будет ставить столб, а как будто что-то другое, тайное и тогда так непонятное Забору, как будто что-то ещё кроме Забора должно было быть проявлено в том месте. Но что именно? О чём думал Мастер, когда строил обычный с виду Забор, который простоял почти полсотни лет как новенький, и только совсем недавно всем стало ясно, что пришла пора его менять.

Куда ушёл потом Мастер, никто не знал и не видел, но никого это тогда и не интересовало. Забор был построен, хозяева расплатились за постройку, и Мастер ушёл.

Вдруг Забор вспомнил так ярко, так ясно, что застонал от озарившей его мысли: Мастер не ушёл за Забор в ворота, он вообще никуда не уходил. Он открыл какую-то калитку, такую маленькую, такую невзрачную, где-то в глубине сада, в густых зарослях черёмухи. Забор лихорадочно стал искать в своих воспоминаниях это место – он прощупал каждую доску, каждый гвоздь, но ничего не нашёл. Не было в Заборе никакой калитки, ни маленькой, ни большой, только одни входные ворота с большими, украшенными всё ещё прекрасными резными столбиками.

Забор был слишком озадачен: как так, Мастер ушёл в калитку, которой нет? А была ли она тогда, когда строился Забор?

Ушла холодная зима, вот и солнце ярче засверкало в сосульках на крыше дома. Появились проталины. Из-под снега освободились старые почерневшие доски Забора. Забор зажмурился от яркого солнца, оно грело, оно оживляло, оно придавало сил жить дальше, и неожиданно Забор почувствовал руку – тёплую, знакомую руку Мастера. Это было так неожиданно, что Забор не понял, отчего рука Мастера по-прежнему делает Забор. Разве он уже не был построен? Не прожил долгую жизнь, не состарился и не разрушился? Забор как будто строится заново.

– Да, – сказал просто Мастер, – когда делаешь доброе дело, оно вечно всегда и отражения Доброго Дела живут во всех Мирах одновременно. Ничто не уходит в никуда. Вечно всё, даже Забор, который был построен однажды…

Новенький Забор был выстроен и покрашен зелёной краской. Мастер обошёл своеётворение. Он был доволен. Дивное место. На высоком косогоре стоял дом, окнами на реку. Извилистая песчаная дорожка, обрамлённая кустами сирени, цветущим шиповником, стекала к воде.

Работа закончена, получен расчёт. Мастер похлопал по Забору своей шершавой, натруженной рукой, открыл маленькую калитку в три доски и шагнул вперёд…

На лазоревом небосводе блеснуло изумрудное Солнце, сочные запахи трав, звуки Природы приветствовали Его – Он вернулся…