Текст книги "Хан"

Глава 18

Почему казахи не любили кошку

Демократия – это система для мигрантов, для людей без корней, чтобы строить иерархию на новой основе, – на основе денег.

Кочевники тоже мигранты конечно. Но у кочевников никогда не было собственности. К тому же, они все время двигались, оттого им как бы все равно было, типа ну кто ты такой – мы все равные. На самом деле кочевники никакие не демократы, они с рождения знают свое место. Для того чтобы кочевники превратились в демократов, в одно место должны собраться все степные изгои – вот тогда все номады были бы демократами на западный манер. И потом это не постоянное движение. У кочевников всегда есть место для отдыха, пока вокруг пасется скот. Это самые обильные луга. За эти места могли возникнуть споры между родами. Но каждый род знал свой маршрут и с другими не пересекался. Если это постоянное движение, то относительное постоянное. Если это жизнь в пути, то это очень заторможенная жизнь. Именно эта медлительность не дает забыть, кто есть кто, освежает память, если кто забыл и напился много забродившего кобыльего молока.

В таком состоянии вроде бы не возможно иметь свое я, за исключением знати и старейшин. Поэтому у кочевников нет принципов, я есть сила слова. Занимаемое место в родовой иерархии, нагоняет на обладателя непередаваемые казахские амбиции. Можно сказать, что кочевники могли бы соревноваться в горделивости осанки друг с другом, если бы могли снять с себя халаты. Но достаточно одной уверенной позы, можно сказать наглости, дорого халата, несколько слов в подтверждение своей правоты, чтобы любой условной слабый соперник – с осанкой чуть кривее, еле заметно кривее – еще сгибается и уступает невидимое чужаку ристалище. Тут вроде бы состоялся спор между казахами, но никто не заметил. Любая малозаметная деталь, может халат подешевле у него, может сапоги скрипят или жмут, может ему нечего сказать в ответ. Но все что есть, должно быть на виду. Вроде бы внешний вид беспокоит всех людей: внешний вид обязан рассказать о человеке больше, чем он заговорит. А как заговорит, какую будет иметь осанку зависит от халата (сколько коней, сколько овец, – размера стада). Все что имею, ношу с собой – это можно было бы назвать, подражая древнему греку (современный мем на этот счет, казаха без понтов – беспонтовый казах) Какие – такие принципы – это казахские амбиции. Э-ээ, ты кто такой (сен кімсің?) – обычно так остепеняют любого наглеца, позабывшего свое место выскочку. В этом смысле любой интеллигент – переходящий образец мелкого буржуа и потомок беглого европейца мог бы козырять только своими знаниями. Казаху знания не нужны. Они не были в чести в прошлом. Современному выскочке никакие знания также не помогут. В прошлом казах должен был знать свое место: назвать свой род, имя отца, и только если сочтут его достойным для беседы и приглашения – кто его предки по имени, и чем занимались. Сторонние беседы, типа о погоде, моде казахи не ведут, как если не держат в переносном своем жилье всяких ненужных кошек. Если это родня, в начале поинтересуются, как здоровье того то того то, как себя чувствует, не болеет ли, как выглядит, мол в прошлый раз был бодр и здоров – передавай ему привет от нас. Погода также интересует кочевников, но она интересна не для прогулки и не для любовных встреч на открытом воздухе, а только для «самочувствия» прокорма скота. Это и есть жизненные казахские принципы.

Если их переиначить на европейский манер, то государства здесь нет (или какой-либо другой идейности, кроме родства и соседства с другими людьми). Казахам, даже современным, как бы, даже не интересно абстрактное государство. Казахи уважают свидетелей. Оно почти такое же как погода в прошлом: интересует сугубо в прикладных целях. Государство интересно, только чтобы удивить родню и знакомых, к примеру. Чтобы осанка снова стала прямой, взгляд уверенным и надменным (этот феномен выпрямления осанки и появления голоса можно проследить по современным чиновникам. Обычно в чиновники набирают контингент не совсем подходящий прямо скажем для управления. Можно сказать, совсем не подходящий. Но спокойный, тихий, беспрекословный, скромный. Самый главный начальник знает, что через время у неофита появится все, и большие деньги, и много возможностей, значит и дорогая одежда и командирский голос. Между собой самый главный может даже подбодрить новичка навроде областного акима: «Скоро у тебя все будет. Потерпи немного». Что он имеет в виду? Конечно материальное благополучие. Ведь самые богатые именно чиновники.

То есть, чтобы к амбициям и статусу добавились знания, помимо имени отца, к примеру, для этого не созрели условия. Казахи до сих пор мало ценят профессионалов, но чиновников, то есть людей с возможностями просто любят, обожают, во всяком случае публично всячески это показывают. Как будто у чиновников все отцы были знатными, богатыми, достойными. Но это не так. Поэтому все чиновники не тратят время даром – пока есть время, пока занимают пост, они множат свой авторитет. И на пирушках также мало говорят о погоде. В основном хвастаются. А межу собой в узком кругу говорят о деле. И государство тут снова навроде какой-нибудь кошки. А кошек казахи никогда не держали.

Можно сказать, что западные мигранты демократы тоже говорят сначала о деле. Перед делом показывают друг другу белые зубы – сигналы. Кроме услуг стоматолога (на Западе эти услуги дорогие), они показывают еще дорогие часы, естественно костюмы само собой. Эти потомки европейских мещан, скорее всего (хотя наши мещане не отличаются) Американцам как бы вообще все равно. Есть богачи, донашивающие буквально обноски – привычка семьи. Безалаберность никуда не пропала, но дресс коды все же у них обязательны. Это свято.

Еще они очень уважают профессионалов. В том смысле, что могли бы принести им деньги.

А деньги для всех мигрантов – это божество.

Для номадов деньги также вышли на первое место.

Но все же.

Для гордой осанки казаху одних денег мало. Хочется чего-то еще. Хоть казахи и и кочевые мигранты, но деньги никогда не делали у номадов погоду. Только знатность! Потому все богатые казахи озабочены, буквально обеспокоены своим прошлым. Что деньги пришли к ним не просто так, а после многовековой борьбы предков (именно действующих чиновников предки боролись в первых рядах, как будто). Есть еще идеологический прием. Когда казахов берут всех вместе в виде отборовшейся нации. Все мы боролись, чтобы над нами воцарились новые знаменитые казахи. Консервативные люди всегда отличались богатой фантазией. Но здесь еще добавились знания. Во имя чего? Чтобы оправдать новое богатство новой знати.

То есть мы – кочевники снова перепрыгнули все и всех.

Эти западные мигранты, чтобы превратиться в демократов, сначала имели собственность. То есть их предки сели на землю. У этих предков ничего не вышло. Имя они не завещали. Ничего не нажили. Вот потомки и сбежали в Америку. И там стали соревноваться деньгами. Если такой умный, почему не богатый?

Что сделали мы?

Почему мы стесняемся за американцами повторять на свой манер, если такой умный, почему не аким области?

Потому что мы не любим деньги на самом деле. В глубине казахской (терен халык) души. Ум и принципы для современной казахской карьеры вообще ни к чему. И государство ни при чем. А государство без принципиальных людей (и любителей кошачьих) не бывает.

Итак_

Мы сразу перешли на деньги. А знаменитых предков придумали. Это не трудно. Мы любим небылицы.

Глава 19

Камча

Мы любим только хана? Мы любим силу.

В нападении на соседей нет идейности. Это банальный грабеж (барымта. Идейность придумали французские просветители где то в 18 веке. Хотя под идейность можно отнести религиозные воины, реформацию и крестовые походы. Также морально этические принципы римских стоиков и республиканцев. Ничего подобного у кочевников не было. Кочевники всегда бились за лидеров. Племя с племенем, союз племен с другой ордой, чингизиды с чингизидами, царевичи с царевичами. Никакой идейности в европейском стиле не было и в помине). Вождь вел на захват чужих земель, или организовывал сопротивление. И нападение и защита имела имя предводителя, уж потом называлось основное племя, на которое опиралась элита. Все движения взад и вперед связаны поименно. Нет ничего безымянного. Следовательно, все кочевые принципы, если эту кровную связь с лидером можно назвать еще и принципами после идейности, завязаны на вождях. Отсюда никакие европейские скрепы среди кочевников, и бывших кочевников не действуют, – не действительны. Можно сколько угодно подражать европейским стоикам, реформаторам, просветителям, социалистам, демократам, прогрессистам, все равно выходит личная преданность. Но прежде лицемерие и показуха. Показуха и лицемерие из-за чувства неполноценности и комплексов. Все понимают, все просто чувствуют и ощущают: это не то, происходит нечто ненастоящее. А сделать ничего не могут. И улыбаются во весь рот вызывающе отвратительно, подражая американцам. Это пытаются улыбаться официально, на дипломатических раутах. Простой народ в это же время может ходить – передвигаться совершенно угрюмо совершенно не улыбаясь, соревнуясь друг с другом, кто купит нечто подороже, прежде грубо обдирая себе подобных (грабеж при демократии получил идейность везде под названием бизнес. И чем грубее народ, тем грубее грабеж. Бизнес из-за культурной безалаберности и неготовности адептов может охватывать все общество снизу верх. Элита может показать как надо грабить. Если родственные чувства сильнее гражданских, то грабить можно всех вокруг, ведь все равно никто ничего не скажет. Грамотных людей будет все меньше и меньше, а коррупционеров барымтачей все больше и больше. Настанет момент, когда в любого можно ткнуть пальцем и сказать – а ты бизнесмен. Да, скажет он в ответ: «Я бизнесмен». Вот каким боком выходит подражание чужого опыта, чужой культуры на основе локальной культуры. Это как если в технологичный механизм залить низкооктановый бензин. (Или как в Меланезии аборигены из соломы лепили самолеты)

Что же тут не хватает? И что я хочу сказать?

Существует эволюционная линия. Дарвин первый ввел в обиход про эволюцию видов. Чтобы нечто появилось из нечта, нужно время, порой миллионы, хотя бы несколько тысяч лет.

Но человек существо смышлёное. Легко переучивается. Быстро подстраивается. Легко подхватывает чужие навыки (если они могут быть полезными. В период Мейдзи японцы за год собрали копию русского корабля с паровым котлом, случайно затонувшего у берегов Японии. Японцы вообще настоящие рекордсмены 20 века по модернизации. Правда в 21 веке почему-то после прошлого рывка впали в «апатию», стагнацию на 30 лет)

Существует два способа провести модернизацию. Самим или через «оккупантов»

Самим будет чуть трудней и обидней. Для модернизации потребуется собственный сверх диктатор. Особенно если у народа давно исчезла своя элита: народом управляют все время ученики и подражатели других наций. (Дело в том что «оккупанты» подбирают в отряд друзей и толмачей не всех. Они отбирают самых старательных. Чтобы были затем преданы оккупантам всецело. Поэтому они собирают в новую элиту людей с самого низа: кто ничего не имеет, тот заимеет все, и деньги, и авторитет и будут обязаны «оккупантам». Данный случай не исключает того, что такие кандидаты, когда созреют для управления, не будут грабить. Таким людям все время нужен контроль. Если они перестанут бояться и начнут управлять, у них будут много своеволия, как будто они принадлежали знатному роду. Могут проявиться сразу два четко очерченных качества: и властолюбие, и ненасытность простолюдинов.

Любая консервативная элита образовывается из героев. Во всяком случае, из обеспеченных слоев. Чтобы голод и нужда не закрепились в характере. Обычно это прорастает в амбиции. Каждый царевич, член правящего рода очень горд, надменен. Достаточно одной вышеупомянутой осанки (хотя любой внезапно разбогатевший казах тут же баисийт, то есть ведет себя так, как будто он всегда был такой). Эта поза, горделивая осанка, высоко посаженная и задвинутая немного назад голова опрокинутая голова и задранный подбородок) конечно также не вяжется с европейскими принципами (когда знающий интеллигент, профессионал уверены в себе, то есть в своих знаниях)

Принципы рождаются только на одном месте.

Человек встал вот, уперся и ни в какую говорят – это про упрямых людей.

Действительно, все принципиальные – упертые. Вместо фамильной земли и собственности у них свое мнение.

При родовом строе, не только у кочевников иметь свое мнение нельзя – это нарушение субординации. Эта самая исключительная упертость и однообразие сопротивления лишило всех варваров будущего. Сохраненные судьбой кочевники, сохранили исключительно субординацию. У всех консервативных людей – врожденная тяга к сословиям. При стыке врожденной иерархии в крови с врожденной демократией мигрантов получаются интересные вещи. Варвары больше не хотят совершать больше подвигов, а хотят грабить свой народ, чтобы завоевать и выбивать изнутри налоги, то есть использовать земли отцов и народ, чтобы иметь много денег, (затем задрать надменно головы).

Ведь все мигранты мира не имеют земли отцов, не имеют своих героев, и не хотят их иметь. А хотят только денег. Мигранты выстраивают иерархию с помощью денег.

Мы же выстраиваемся рядом с ханским шатром, как будто ожившие воины. Только власть, только хан (или как он там называется на сегодня, – президент) может нам все дать. Все казахи это знают.

Причем, чтобы мы выстроились в ряд, хоть для чего, хоть для того чтобы пограбить, мы должны признать власть, признать силу. Если власть, если хан будут слабыми, мы настоящие степные анархисты. Мы снова можем разбежаться в разные стороны, притом грабить по дороге еще более слабых. Вот что такое новые знания, и непонятная для нашей степной души демократия. Эта западная демократия подразумевает, что власть слабая. Можно грабить и разбегаться с награбленными деньгами по всему миру. По всему миру открывать тайные счета. Мы как бы презираем свой народ, убегаем от себя, подгоняемые комплексами. Убегаем в разные стороны, чтобы сделать в том далеком месте фото. Наконец, мы хотим найти некую новую силу. Чтобы там снова построится вряд и преклонить колени. (Многие бывшие мещане так и делают. Если они могли бы, они размахивали бы звездно-полосатым флагом и кричали бы по-индейски. Чуть разбогатев, они тут же ищут себе нового хана – находят нечто похожее в виде фонда USAID. Эти мещане ничего не видели в жизни, при первых деньгах сошли просто с ума и разорались).

И когда приходит демократия, ханская власть требуется как никогда. Сильная власть. Власть хана.

Глава 20

Демократия. Время фриков

Очевидно, что длинные и короткие мигранты имеют временную фору перед номадами (возможно в несколько веков). Это только внешне кочевники напоминают мигрантов и будущих демократов. У потомков земледельцев отцы были землевладельцами, они принадлежали к оседлым народам (даже евреи). Но все мигранты ведут себя как кочевники. Везде. И коррупция в западных институтах власти тому свидетельство. Эра лицемерия закончилась. Руководство, группировки внутри двух американских партий – демократы и республиканцы ведут открытую борьбу за финансовые потоки. Кто будет контролировать бюджет. Натуральные или реальные кочевники очень грубо передают образы будущих демократов, здесь схожесть только внешняя сторона, что мигранты мира не сидят на месте. А между коррупцией двух видов мигрантов – большой временной промежуток. Потомки бывших кочевников желают преодолеть это расстояние силой мысли и своих желаний. Они как мантру повторяют, что любят демократию, преклоняются перед ней, хотят построить подобное развитое общество. Массовое мещанство, образовавшееся после распада социализма, никогда не видевшее ничего, кроме советских идолов и обнаглевшего начальства, увидело в рыночной системе возможность. Хотя всю эту возможность можно было бы уместить в брендовой одежде и обуви – что еще нужно простонародью? Одевшись и обувшись наконец в американские и европейские обноски, они стали изображать из себя длинных мигрантов со стажем. На поверку – мы знаем – это мещане. Стадо предателей. Которые за кусок престижа готовы продать все природные богатства, а заодно и своих родителей (если кругом не было бы родни и свидетелей. Свидетели всегда мешают, не дают обогнать очередь за наследством. При рынке все свидетели исчезают. Отсюда младшие братья грабят старших, незамужние сестры наследуют, что положено сыновьям, кругом бегают мошенники и хотят завлечь народ в пирамиды. Это все от нарушения традиционной очереди. А вы что думали? Мораль – это прежде всего очередь, упорядоченность и организация. Нет морали – нет и очереди. Только безочередностью привлекает демократия бывших номадов и больше ничем. Сегодня ты ничтожество, завтра ты член команды USAID. У тебе появляются хорошие деньги. Ты был нищим, теперь ты активист. Или ты был нищим, теперь ты аким. Толпа провинциалов из исполнителей превратилась в нарушителей почти мгновенно. Все провинциалы мигом превратились в националистов. Национализм полагает массовую внеочередность. Никто не желает соблюдать очередь, признавать чужие заслуги. Все друг другу поливают грязью – пытаются доминировать или показать себя. Я выше, круче, богаче тебя! Социальные сети оккупировали «писатели». Хочешь – не хочешь, ты тоже превращаешься в соперника. Тебя недолюбливают. Ведь жюри, следовательно критериев качества нет. Это в былые времена были авторитеты, которые могли рассудить. Во так, когда нет свидетелей, побеждаю фрики. Торжество фриков везде и повсеместно. Нет морали, значит нет заслуг, нет заслуг, значит нет права, не права, значит все равны. Если все равны, тогда вперед выходят самые уродливые и не комплексуют. Если найти хоть одного настоящего авторитета, хоть одного судью, хоть одного писателя, весь мрак рассеется. Если найти природного вождя зелота, и все марево пропадет).

Здесь можно понаблюдать такую особенность.

Если ты ничего не видел в жизни, то ты будешь очень горд, если увидишь, даже подержишь в руках эту невидаль. Это из личной истории жизни всех мещан.

Вот так европейские мигранты и потомки оседлых видели многие штучки, которые изобретали и поделывали их ремесленники долго – долго. Подобное чудо различение – когда новые горожане, потомки кочевников превращаются в мещан.

Такие ведут себя, как будто вообще ничего не видели. Такие в один голос, хором начинают оскорблять империю, бывших «оккупантов», что из-за них они ничего не видели, а теперь увидели, – разные прелести демократии в виде технологичных приборов и прочих дорогих вещей – авто и гаджеты (раньше те же хунну затерроризировали буквально ханьцев, чтобы поесть китайские овсяные печенья. Нападали на земледельцев и искали овсяные печенья. А если самим выращивать?)

А если самим как то остановиться. Перестать кочевать. Осмотреться.

Заиметь вместо гордыни и упрямства знания, а потом и принципы…

Но как такое возможно?

Это невозможно совсем. Это завещания отцов. Прадеды кочевали, а теперь мы что, перестанем соблюдать заветы? Это невозможно было.

Для этого нужно было, чтобы кто-то царского рода по типу Петра 1 побывал в Европе, пожил там, понаблюдал, затем вернулся домой и стал резать боярские бороды (и самих бояр). То есть, это вариант зелота (выдающейся личности).

Откуда такая личность могла появиться у казахов? Все представители знати заносчивы. Это не только у казахов, это во всем мире так. В родовой системе, повязанной на личности вождя, амбиции знати мешают – на первом месте из тормозящих факторов. Все завязано на одно личности, потому что она все решает, все раздает, – добычу или не мешает (не мешает пасти скот).

Все оседлые народы также проходили феодальную стадию. Земледельцы могли кооперироваться на низовом уровне, у них быстрее распадались кровнородственные общины. Чем больше людей имеют собственность, тем больше могут создавать коллективы?

Нужен всегда один хозяин. Нет, здесь наоборот. Чем меньше собственников, тем меньше анархии и своеволия. Земледельцы быстрее создают централизованное управления, быстрее проходят стадию розни, потому что им выгодна иметь одного хозяина, а не множество. В 6 веке тюркиты за два десятка лет взяли всю степь, от Карпат до сибирской тайги. Огромная территория. Всем кочевникам ойкумены нужна была одна сильная власть. Кочевая империя отличается от земледельческой оседлой, что быстрее создается, при наличии костяка героев, отряда длинной воли. И быстрее распадается, если нет незаурядных наследников.

У земледельцев все решали феодалы. При феодализме собственность исключительно у знати. Откуда появились мигранты демократы? Это переселенцы и горожане создали массу мелких собственников – мелкую буржуазию. Именно буржуазия создает централизованный рынок из хаоса амбиций: воины и стычки все меньше (все чаще дуэли). Буржуазный парламент затем меняет абсолютную монархию.

Чтобы получить парламент, номадам нужно было пройти абсолютную монархию.

Но у казахов в это время была вольница. Если у массы людей нет собственности, они всегда будут смотреть в одну сторону. У казахов не было собственности, поэтому они всегда готовы смотреть в одну сторону. Но эта сторона всегда должна быть сильной. Иначе все кочевники разбредутся по степи (а сегодня по миру, как будто их президент Байден)

Казахи были разделены на три жуза по монгольскому образцу.

Кроме того султаны оспаривали власть у хана. В Орде нельзя быть слабым, нельзя быть демократом. То есть, любая сильная незаурядная личность могла бы все сделать.

Но тут султан Барак убивает Абулхаир хана…