Текст книги "Практикантка доктора Соболева"

7.

После того, как Зойка отправила последнее сообщение, на кухне повисла гнетущая тишина. Глаза подруг встретились и скрестились в немом поединке.

-Ну, я не зна-а-аю,– Люба первой нарушила молчание, растерянно разведя руками,– Вот так сразу и домой, Зой?!

– Люб, иди красься, а,– безапеляционным тоном заявила на это Городецкая.

– Приличные женщины сразу домой не ходят,– неуверенно нахмурилась Любовь Павловна.

– А счастливые ходят, Люб. Так что помыться тоже не забудь,– фыркнула Зойка и налила себе ещё бокал, махнула им в сторону двери,– Давай-давай…Уже двадцать восемь минут!

– Да твою ж …Чёрт! – Люба подскочила с места и ощутила, что ноги от вина ватные и лёгкие. В голове слабенько закружило, но быстро прошло, из горла вырвалось неуместное хихиканье. Неужели и правда пойдёт? Сама себе не верила…Как принято говорить, Люба была не такая…Но когда тебе тридцать пять и ты разведена, продолжать быть «не такой» становится всё сложнее…

– Слушай, а вдруг маньяк какой-нибудь?– уже в дверях обернулась Люба на поглощающую пирожки и заливающую в себя вино подругу.

– Он же твой сосед!– жуя, невнятно пробурчала Зойка,– Скажешь, что подруге рассказала– побоится…Да и вообще, скорее всего, просто посидите-пиццу поедите. Поболтаете…по-соседски…

И подмигнула.

– А, ну да,– нехотя согласилась Любовь Павловна. Возражения у неё кончались. И всё же она замерла в дверях, не решаясь выйти с кухни. Как-будто именно это был самый отчаянный, последний шаг к её грехопадению.

– Как всё-таки на Соболева похож…– рассеянно себе под нос пробормотала.

– Похож, да,– кивнула Зойка и расплылась в хитрой улыбке,– Ну так и отлично…Все гештальты разом!

Про гештальты Люба благоразмуно сделала вид, что пропустила.

– А вдруг это он вообще?– выдала Вознесенская последний свой аргумент,– И Сергей же тоже…Вот позорище то будет!

-Что не рожа, то Сережа, слышала такое?– расхохоталась в ответ Зойка, а потом уже серьезней,– Да не он, Любаш. Этот худее, и Соболев на Ваське живёт…вроде.

Только вот «вроде» Зоя добавила с запинкой и совсем тихо, так что исчезнувшая в дверном проёме Любовь Павловна и не услышала.

Собиралась Люба лихорадочно быстро, вся в суете. Сначала накрасилась, принципиально решив не мыться. Потом, нервно покусывая губы, всё-таки залезла под душ, накрасилась опять, снова облачилась в черное платье, в котором и фотографировалась для тиндера. Слишком роскошное для посиделок в квартире с пиццей по мнению Любовь Павловны, но Зойка настояла, заверив подругу, что Люба в нём « огонь!». Ну огонь так огонь, пойдём в гости в вечернем наряде. Волосы тоже распустила по плечам как на фотографии. Промокнула запястья японскими цветочно-морозными духами, пытаясь избавиться от стойкого аромата пирожков. Погибая от волнения, улыбнулась дрожащими губами своему отражению.

– Ох, Любка, мечта! – пропела Зойка за её спиной.

-Ой, всё…– пробормотала в ответ Любовь Павловна, вытирая о юбку вспотевшие ладошки и скептически изогнув бровь.

– Я у тебя ночевать останусь, так что жду,– напутствовала Зойка.

– Ага,– рассеянно кивнула в ответ Люба, пребывая в каком-то полуобморочном состоянии.

Вышла из квартиры. Дверь с грохотом за ней захлопнулась, словно отрезая от прошлой жизни. Цоканье собственных каблуков по гранитному полу дробило в крошево нервы. Дожидаться лифта, чтобы подняться на один этаж, показалось Любе глупостью, и она на непослушных подгибающихся ногах направилась к пожарной лестнице. Достигнув цели, пару минут зачарованно изучала чёрную заветную дверь сто пятнадцатой квартиры. Хорошая дверь…добротная…мужская такая дверь…да. Тяжко вздохнула, перекрестилась и нажала на кнопку звонка.

Едва уловимые звуки шагов за мужской добротной дверью отдавались в груди глухим набатом. Если бы не вино, она бы уже трусливо сбежала…Шаги затихли, Люба почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд и в ответ уставилась в глазок. Всё-таки дурацкая ситуация…Вот её сейчас точно разглядывают, а она такой возможности не имеет. Ей улыбнуться? Глупо как-то…улыбаться двери…Люба нервно повела плечом. Мгновения тянулись бесконечно долго. Не открывает. Почему не открывает?Потому что она…страшная???Люба судорожно вздохнула, пытаясь переварить эту мысль. Не выходило. Жгучая обида разрасталась подобно опухоли. Подождала ещё секунду.

Нет, ну знаете ли…Это уже вообще… Хам!

Люба возмущенно фыркнула, взмахнула распущенными волосами и резко развернулась, собираясь было гордо уйти.

Не вышло.

Дверь тут же настежь распахнулась, и Любовь Павловну оглушил властный окрик «Стоять!», произнесенный до боли знакомым голосом нового начальства.

***

Сергей Иванович Соболев привык считать себя не очень везучим человеком. На экзаменах он всегда тянул билет, который знал хуже всех, единственное свободное парковочное место вечно занимали прямо перед его носом, а его ночных дежурств боялись уже на всём отделении, потому что пациентки с дородового вдруг резко начинали рожать, не давая спать до самого утра. Ещё и своим ходом толпы набегали, и половина как назло с двойнями.

Но Соболев не жаловался.

Благодаря своей любимой невезучести он стал лучшим студентом на курсе, так как приходилось зубрить все досконально. Из-за часто попадающихся на родах двоен Сергей написал по этой теме блестящую диссертацию, а парковка…Да, с парковкой смириться было тяжелее всего, но ведь не всё коту масленица…

И вот сейчас стоял Сергей у дверного глазка и не верил. Как? Это невероятное что-то…Быть не может. Моргнул, ещё раз моргнул и поборол дурацкое желание себя ущипнуть.

Люба.

Любовь Павловна, с умным видом и стальным блеском в ореховых глазах сообщившая ему утром, что не терпит несанкционированных прикосновений малознакомых ей людей, стояла у него под дверью, чтобы, простите, потрахаться. Под совершенно незнакомой ей дверью, надо заметить!

Ах, ты… Жопа манерная…Значит так, да? Ему и дотронуться, видите ли, нельзя, а сама по тиндерам всяким шастает! Ну, Любаша, погоди…Отдеру…

Соболев сглотнул гремучую смесь из осуждения и веселья, щедро приправленную накатывающей волнами похотью, мысленно продумал линию поведения, щелкнул замком и настежь распахнул дверь. Как раз вовремя, чтобы упереться жадным взглядом в Любину пышную задницу, по всей видимости собирающуюся трусливо покинуть поле боя.

-Стоять! – гаркнул так, что сам вздрогнул от неожиданности.

Своенравная добыча замерла на месте, врастая тонкими шпильками в пол, покатые плечи видимо напряглись, но Любовь Павловна не торопилась поворачиваться. Так и стояла к нему спиной и другой примечательной частью своего тела посреди коридора. По голосу узнала, догадался Серега, переваривает. Что ж, он тоже не сразу перед дверным глазком отмер, так что здесь он Любу прекрасно понимал. И ещё понимал, что сейчас скорее всего рванет. И не к нему, а в обратном направлении. Но допустить такого развития событий Сергей не мог.  Поэтому Соболев нанес упреждающий удар, крепко ухватив ординаторку за локоть, и рывком втащил в свою квартиру. Люба возмущенно охнула, качнувшись на каблуках. Серёга расплылся в азартной ухмылке, захлопывая за ней дверь. На всякий случай повернул все защелки. Глупо, но…Но вот захотелось! Жаль, наручников нет…

– Сергей Иванович,– зашипела  кошкой Люба, потирая сдавленный локоток,– Совсем уже!

– Секс и пицца, Любовь Павловна, проходите – располагайтесь. Уже не чужие люди, уже познакомились!

8.

Люба застыла в чужой прихожей, заторможенно наблюдая, как заведующий методично закрывает все дверные замки, напрочь отрезая её от нормального реального мира. Ноги предательски подкашивались из-за накатывающей слабости, дыхание сбилось, по телу забродил неуместный огонь. Так стыдно ей не было никогда! И в тоже время абсурдность ситуации и бурлящее в крови вино делали происходящее если не приемлемым, то вполне забавным. «В конце концов, Соболев – адекватный…вроде бы…»–  мелькнуло у Любы в голове, – «Ну, посмеёмся и домой вернусь – убивать Зойку. На Ваське, говорит, живет, ага…»

На этой ноте Люба осмелела и возмущенно зашипела, потирая ноющуй локоть.

– Сергей Иванович, совсем уже!

Соболев медленно повернулся, вперив в неё тяжелый дымный взгляд, и тут Любе стало по– настоящему неуютно. Потому что это был не тот Сергей Иванович, который холодно и оценивающе смотрел на неё в ординаторской, выбирая себе помощницу. И даже не тот, который с интересом разглядывал её, сидя на подоконнике и куря как паровоз в своём кабинете. Этот словно незнакомый ей мужчина смотрел прямо и жадно, не скрывая при этом иронии и лёгкой снисходительности, что было ещё более обидно и полностью дезориентировало.

– Секс и пицца, Любовь Павловна, проходите – располагайтесь. Уже не чужие люди, уже познакомились, – явно веселясь, предложил заведующий и широким утрированным жестом повел рукой в сторону то ли спальни, то ли кухни.

У Любы от возмущения отпала челюсть. Да за кого он её принимает?  Внутренний голос настойчиво зашептал, что как раз за ту самую, и щёки вспыхнули от всколыхнувшегося внутри жаркого протеста.

– Сергей Иванович, не знаю, что вы там подумали,– холодно начала Любовь врать, потому как очень даже знала,– Но о половом акте речи в переписке не было. И вообще, это недоразу…

– Люб, вы проходить будете?– нетерпеливо перебил Сергей, а потом, усмехнувшись, добавил,– Я бы вас с удовольствием подтолкнул, но, боюсь, опять зашипите…раньше времени…

Его теплые карие глаза хитро сощурились, как-то слишком плотоядно сверкнув.

– Или трогать уже можно? – вкрадчиво уточнил.

– Не-не, нельзя… – на автомате пробормотала Любовь Павловна, – И что значит «раньше времени»?

– Раз нельзя, тогда сами. Направо,– хмыкнул Соболев, проигноривав её последний вопрос.

Люба качнулась в нерешительности на каблуках, с тоской взглянув на входную дверь, путь к которой загораживала высокая фигура хозяина квартиры, и,  вздохнув, покорно скинула туфли. Ну, не съест же он её, да? Да и глупо убегать от человека, с которым точно завтра встретишься на работе.

– Прошу,– Сергей не дотрагивался, но шёл так близко, что у Любы было стойкое ощущение, что её ведут под конвоем. Спина покрылась покалывающими знойными мурашками, по телу заструилось тепло, ощущения обострились. Это всё слишком интимно как-то, неправильно.

– Знаете, я в этом смысла не виж…– начала было снова давать заднюю Любовь Павловна, но Сергей опять перебил.

– Сюда.

И всё-таки дотронулся. Горячая крупная ладонь уверенно легла чуть пониже поясницы и надавила, подталкивая Любу на светлую кухню. Дыхание перехватило, но возмутиться Люба не успела, так как рука сразу же исчезла, оставив лишь фантомный ожог на ставшей очень чувствительной от переживаний коже.

– Садитесь, Люб,– Соболев галантно отодвинул стул, так странно смотря на неё и едва заметно улыбаясь.

Ничего не оставалось, как подчиниться. Дурацкая…дурацкая ситуация. Ещё и стыд накатил новой волной. Люба быстро огляделась, решая разом две задачи: не смотреть на хозяина квартиры и составить мнение о его доме. Кухня как кухня, просторная, дорогая, современная, безликая. Самой примечательной вещью была пепельница в форме черепа да миски какого-то домашнего животного в углу у холодильника. Больше взгляд ни за что не цеплялся, вернее так и лип к заведующему, обходящему сейчас стол, чтобы тоже сесть. Сергей опустился на стул рядом с ней, хотя мог бы устроиться и напротив, и небрежно пододвинул к ним коробку с пиццей, лежащую на другом конце стола.

– У меня коньяк,– безапелляционно заявил Соболев и бахнул стопкой прямо перед Любиным носом.

– Спасибо, я крепкие напитки не пью,– отрезала Любовь Павловна, про себя продолжив, что с неё на сегодня уже точно достаточно. Допилась уже.

– За знакомство, – предложил тост Сергей, сделав вид, будто она ничего и не говорила, и приподнял свою рюмку, демонстративно ожидая, когда гостья с ним чокнется.

Люба показательно вздохнула, иронично выгнула бровь, недовольно поджала губы и хотела уже было прочитать лекцию о личных границах и умении адекватно воспринимать отказы, но взглягула Соболеву в глаза и как-то разом и бесповоротно потонула.

– Сергей Иванович, я…– тихо– тихо. Голос предательски дрогнул, и Люба запнулась.

Соболев так смотрел. С пониманием,  лёгкой насмешкой и чём-то тревожащим её до глубины души. На самом дне его чуть прищуренных карих глаз плескалось жидкое чувственное пламя, опаляя Любу лижущим щёки жаром в ответ.

– Мне так неловко, Сергей Иванович, вы даже представить не можете…– честно на выдохе пробормотала Люба, не замечая, что начала говорить хриплым полушепотом,– Мы с подругой сидели, и она…в шутку…Понимаете? И я…Я вообще не хотела…а тут вы! И…

– Значит, не хотели?– оборвал Соболев её бессвязные признания и подался ближе, смотря прямо в глаза.

– Не хотела,– едва слышно согласилась Люба.

– А тут я,– повторил Соболев её же слова, криво усмехнувшись и подавшись ещё ближе, так, что их носы чуть не стукнулись.

Люба сглотнула, боковым зрением поймав, как его руки берут её в кольцо. Левая ложится на столешницу, а правая упирается в спинку её стула. Сердце гулко и отчаянно застучало, разгоняя кровь, зашумевшую в ушах.

– А тут вы…– одними губами подвердила и попыталась отодвинуться, выставив так и не выпитую рюмку перед собой как щит.

Вознесенская сама не понимала напавшей на неё робости. Но встать и полностью разрушить их неожиданную близость сил не было. Тело словно вросло в этот чёртов стул. Оставалось лишь широко распахнутыми глазами взирать на Сергея. Наблюдать, как медленно расширяются его зрачки, превращаясь в черные бездонные воронки, и надеяться, что черту он не переступит.

– Разочарована?– затягивающий взгляд карих глаз соскользнул ниже, замирая на её разомкнутых губах.

– Что?– Люба уже ничего не знала, кроме того, что её начальник слишком близко и пялится на её рот. Так близко, что она ощущала, как горячо от его тела, и как пахнет от него чем-то терпким, древесным, очень мужским и чуть коньяком с сигаретами.

– Разочарована, что я, Люб? Познакомиться же хотела…– Сергей вновь посмотрел ей в глаза, криво усмехнувшись. Его дыхание ласковым теплом тронуло кожу на лице. В черных зрачках мелькнуло что-то циничное напополам с ожиданием.

– Я…нет…Нет, не разочарована, – прошептала Люба. Внизу живота лизнуло кипятком и потяжелело от предчувствия, что поцелует сейчас. «Дура, уходи! Оттолкни хотя бы!»– запаниковал внутренний голос где-то на краю сознания, но Люба только сильнее вжалась в спинку стула.

– Я тоже нет,– глухо сообщил Сергей.

Секунда, и расстояния между ними не осталось. Горячие твёрдые губы вжались в её, колкая щетина зацарапала нежную кожу. Ударная доза адреналина впрыснулась в кровь, снося границы реальности. Тяжелая рука легла на затылок, не давая увернуться, пальцы зарылись в волосы. Нажим, губы сами собой разомкнулись, впуская чужой язык, и Любу захлестнуло невероятно острыми ощущениями от всего разом: от вкуса чужой слюны, будоражащего рецепторы, от того, как сильно он напирал, не давая нормально вздохнуть, от ладони, массирующей чувствительную кожу головы на затылке, от мужского участившегося, ставшего тяжелым дыхания, от языка, сплетающегося с её. Мысли неясными обрывками закружились в голове, не в силах дать адекватную оценку происходящему, и Люба просто сдалась. Ведь хорошо же. Так хорошо… Крепко зажмурилась, сосредотачиваясь на ощущениях и отключая мешающий мозг. Жарко, влажно, чувственно. Она уже забыла как это. Так изголодалась…Обвила крепкую шею руками, с наслаждением запустила пальцы в короткий ежик на затылке, царапнула ноготками кожу. Повела левой рукой ниже, ощупывая сквозь ткань футболки мужское тело. Такое горячее, твердое, такое отличное от её. Люба не сопротивлялась и даже глаз так и не открыла, когда Соболев рывком приподнял её со стула и усадил на стол, вклиниваясь бёдрами между её разведенных ног. Лишь судорожно выдохнула ему в губы, ощутив, как очевидная эрекция сквозь слои ткани их одежды вдавилась в её промежность. Голова закружилась, перед закрытыми глазами поплыли красные круги, ноющее лоно конвульсивно сжалось, жадно ловя пустоту. По коже бедер побежали крупными мурашки вслед за мужскими ладонями, задирающими подол платья. Поцелуй уже давно перестал быть просто поцелуем, трансформировавшись в имитацию секса. Любу забила дрожь, внизу живота тянуло так болезненно и сладко, что хотелось жалобно скулить. И в тоже время с каждой секундой, с которой становилось всё более очевидно, к чему всё идет, в груди у Любовь Павловны нарастала настоящая паника. Что? Вот прямо так? На столе? С начальником после тиндера? Которого она знает-то первый день?!

– Нет…– сначала глухо и робко, не разрывая поцелуй. Даже сама не расслышала.

– Нет…– уже громче, упираясь ладонями ему в тяжело поднимающуюся грудь и слабо пытаясь оттолкнуть.

Никакой реакции.

– Нет, Серёж! – уже истерически громко, сильно толкнув. И Соболев резко отпустил. Уставился на неё шальным непонимающим взглядом, вопросительно вскинул бровь.

– Извини…Извините, правда…Господи…– Люба неловко соскользнула со стола, оправляя задранную юбку, и прошмыгнула в коридор мимо застывшего в недоумении хозяина квартиры.

– Простите, правда…Жуть, как неудобно… и вообще…– без остановки залопотала Любовь Павловна, пока пыталась засунуть неслушающиеся ноги в туфли,– Но ведь…не повлияет же? Да…так вышло…простите…Сергей Иванович…Бывает…да?

Люба подняла умоляющий взгляд на появившегося в коридоре Соболева. Заливаясь обжигающим густым румянцем, проследила, как он опирается плечом о дверной косяк и, щурясь,  засовывает в рот незажженную сигарету.

– А только что Серёжей был, Любовь Павловна,– с сарказмом хмыкнул заведующий и чиркнул зажигалкой.  Щеки впали от глубокой затяжки. По коридору поплыл острый запах тлеющего табака.

– Простите…– прошептала полуживая от стыда и полученных впечатлений Люба,– Ну… Я пойду?

И отщелкнула первую дверную задвижку, с опаской следя за Соболевым, словно за способной в любой в момент броситься бешеной собакой.

– Идите,– он равнодушно пожал плечами, выпуская сизый дым, а потом вдруг поинтересовался,– Люб, вы на машине?

– Что? Я…Я нет…– рассеянно ответила Любовь Павловна, проворачивая второй замок. Ещё один и свобода…

Сергей кивнул.

– Значит, чтобы в восемь были готовы. Какая? Сто девятая?

– Да, сто де…Стоп, Сергей Иванович, не надо, правда! – Любовь Павловна отщелкнула последнюю задвижку и невольно выдохнула, толкая от себя дверь,– Я сама!

– Ох, Люба, не беси…– протянул Соболев многозначительно, и в его, казалось, равнодушном взгляде мелькнул такой азарт, что Вознесенская, испугавшись, что её сейчас поймают в последний момент и не выпустят, только согласно кивнула, пробормотав «ладно»,  и юркнула за дверь.

9.

        Когда ровно в восемь на всю квартиру заверещал дверной звонок, первый Любин порыв был – не открывать. Ну правда…Не услышала, проспала, пожар, потоп… Да что угодно, господи! Лишь бы не ехать полчаса по пробкам с заведующим вдвоём в слишком интимном для этого салоне автомобиля. Уж лучше на работе потом встретиться. Там народу полно, а дел ещё больше. И можно будет к концу смены уже совершенно спокойно делать вид, что ничего и не произошло.

Как делать подобный вид, сидя от Сергея в нескольких сантиметрах на соседнем пассажирском сидении, Люба решительно не представляла. От одного воспоминания вчерашнего вечера и того, что они себе позволили, Вознесенскую бросало в удушливый жар, а низ живота начинало характерно тянуть. Ну почему она такая невезучая, а? Почему этот красивый, умный, интересный ей мужчина должен был оказаться именно её начальником, а не просто незнакомцем– соседом? Вот ну как так??? Люба прекрасно отдавала себе отчет в том, что если бы они не были связаны работой, ночевать домой она пришла бы вряд ли. И нет, с ней такого раньше не было, но именно вчера, именно с Сергеем она бы наверно решилась. Вот только для этого это должен бы был быть какой-то неизвестный ей Сергей. А не этот!

Дверной звонок заверещал отчаянней, и Люба, вздрогнув, всё– таки пошла открывать. Бросила, проходя мимо зеркала, придирчивый взгляд на своё отражение, поправила выбившуюся прядку, закусила слишком бледную нижнюю губу. Синяки под глазами от недосыпа, кажется, удалось хорошо замаскировать. Вид у неё был почти цветущий, еще бы этот диковатый блеск из глаз убрать, но тут косметика была бессильна. Любовь Павловна по привычке перекрестилась, выдохнула и, отщелкнув замок, дернула на себя дверь.

Она знала, что это Соболев, но всё равно была как-то не готова увидеть его во плоти на своём пороге. Гладко выбритого, вкусно пахнущего и криво чуть снисходительно по своему обыкновению улыбающегося.

– Здравствуйте, Сергей Иванович,– пробормотала Люба, быстро отводя глаза, так как поймала сама себя на том, что слишком пристально разглядывает заведующего. Ненавидела себя за эту непонятно откуда появившуюся при нем робость, но пока побороть её не могла.

– Здравствуй, Люб, готова? – Сергей оперся о дверной косяк, поняв, что внутрь его не приглашают. Карие глаза скользнули по её смущенному лицу, напряженной фигуре и с любопытством  начали ощупывать пространство коридора за Любиной спиной. В какой-то момент Соболев повел носом и нахмурился,– А пахнет чем? Это у вас???

И так возмущенно посмотрел, будто она тут как минимум метамфитамин варит, а не пирожки сыну стряпает. Люба даже рот открыла от неожиданности. Еще и эти скачки Сергея от «вы» к «ты» и обратно до невозможности сбивали.

– Не любите выпечку?– поинтересовалась Любовь, готовая защищать свой образ жизни и свою еду.

Соболев молчал и смотрел, не мигая. В карих глазах медленно разливалась обреченность, и Люба искренне не понимала её причины. Сергей так на неё смотрел, как осужденный, наверно, смотрит из окна тюрьмы, как на городской площади возводят для него эшафот.

– Восемь утра же, Люб…– глухо пробормотал заведующий,– Вы круглые сутки что ли готовите?

Любовь Павловна окончательно смутилась.

– Да это ж быстро…Пирожки…Тесто с ночи, ерунда…– передёрнула плечами Люба и покосилась на пакет в своих руках,– Я вот и с собой взяла, на работе девочек угостить. Но если вам запах не нрави…

-Нравится,– перебил её Сергей севшим голосом,– Нравится, Люб. Только уж, будьте добры, и меня угостите.

Соболев криво улыбнулся и добавил, сощурившись.

– Хоть я и не девочка.

-О, я помню,– не подумав, ляпнула Любовь Павловна и тут же залилась предательским красным.

***

Сергея распирало от давно уже забытых им ощущений. Когда женщина нравится. Вот не только фигура, или лицо, или в общении приятная, а вся и разом, в полной своей причудливой комплектации. Так нравится, что надпочечники вбрасывают в кровь лошадиную дозу коварного дофамина, а внизу живота щекочуще и пусто тянет. Если бы Сергей был романтиком, он бы промямлил что-то про «бабочки», но он не был, и просто наслаждался удивительным действием на организм выделяемых эндокринной системой нейромедиаторов.

Смотреть на Любу, находиться рядом и даже разговаривать– всё это оказалось будоражащим, немного нервным, напряженным, но очень приятным делом. И взаимности хотелось. Поскорей. И, конечно, секса. Ну, они же взрослые люди… Да даже пирожков её чёртовых, божествено воняющих на всю парадку, хотелось прямо сейчас ужасно.

Пожалуй, единственное, что в ординаторке Соболева раздражало, так это её явное желание сохранить дистанцию. Раздражало и подстегивало одновременно.

«Тут нужен план,»– глубокомысленно решил Сергей, зачарованно следя за мерно покачивающейся перед ним задницей, идущей к лифтам. Что он там про три дня говорил? Так, это остаётся. Нечего тянуть. Вот только поставленную задачу следует скорректировать. От улыбки и тёплого взгляда до полной и безоговорочной физической капитуляции. И очень удачно День Медика как раз через два дня, то есть на третий…На всё отделение снята турбаза…Удивительное совпадение…Ещё одно! Сергей невольно улыбнулся очередному знаку судьбы и ступил за Любой в лифт.

Вознесенская вжалась в дальнюю от него стенку, но смотрела уже прямо и уверенно, делая вид, что смущения больше не испытывает. Только Сергей всё равно чувствовал исходящее от неё волнение, улавливал лихорадочный блеск в ореховых глазах, подмечал, как часто пульсирует тонкая венка на шее, и млел от всех этих знаков ответной, пусть может и невольной, симпатии.

– С чем пирожки, Люб?– вскинул бровь Соболев, криво улыбнувшись. Запах свежей выпечки в закрытом тесном пространстве лифта становился просто невыносимым. В животе тревожно рыкнуло.

– С мясом и курагой. Любите?– таким тоном, будто светскую беседу с посторонним человеком вела.

Опять. А ведь я тебя лапал и чуть не… От вихрем промелькнувших картинок и нахлынувших тактильных воспоминаний Сергей сглотнул и переступил с ноги на ногу, опираясь плечом о стальную стену лифтовой кабины. Мысль сбилась, Любин вопрос вылетел из головы, а с языка сорвалось то, что действительно его волновало.

– Люб, жалеешь, что ушла вчера? Только честно.

Чёрт, он не хотел вот так в лоб и сразу, но теперь отступать было поздно. Только вперёд. Соболев, понимая это, сделал к желанной добыче шаг, одним движением съедая разделяющее их пространство, и уперся рукой в стену над Любиной головой, нависая в каких-то ничтожных сантиметрах.

– Я вот жалею,– хрипло продолжил, смотря в широко распахнутые ореховые глаза.

– Сергей Иванови…

– Полночи, знаешь, жалел,–  и сам усмехнулся звучащей в признании двусмысленности. Да, Люб, можешь думать самое пошлое – вот именно вот так и «жалел»…

– Сергей Ивано…

Лифт дернулся, останавливаясь на нулевом этаже паркинга. Люба замолкла и покосилась на разъезжающиеся двери. Соболев уловил чужие фигуры, ожидающие, когда они с Вознесенской освободят кабину, и отпрянул. Чёрт. Ну ведь уже не послала. Прогресс. Хотя… Может, не успела просто? Или всё-таки не послала бы? Сергей хмурился, раздумывая над этим жизненно– важным вопросом, пока шёл к своему кадиллаку, и сердце в груди сладко и тревожно билось в такт стучащим за спиной Любиным каблукам.

***

Пикнув сигнализацией, Сергей услужливо распахнул перед своей дамой переднюю пассажирскую дверь. И руку подал. Машина была высокая, и вроде как обязательный жест. Но Люба всё равно сначала в замешательстве посмотрела на его ладонь и только потом вложила теплую и мягкую свою. От их соприкосновения по нервным окончаниям побежал щекочущий горячий ток, и Сергей в который раз пожалел, что едут они сейчас на работу, а не куда-нибудь в ресторан. Или загород…А на выходные можно в Сочи улететь, да…Так, стоп. Разогнался ты что-то, Иваныч. Тут от тебя по стенкам в лифте жмутся, а ты уже мысленно на букинге отель бронируешь. Криво усмехнувшись собственной непонятно откуда взявшейся прыти, Соболев захлопнул дверь за своей ординаторкой и обошел машину.

В салоне кадиллака пахло непривычно. Любой. Вот этим всем вместе: тонкими духами, пирожками и летним воздухом,  потерявшимся в её волосах. Запахи причудливо сливались с давно знакомыми ароматами кожаной обивки, его геля после бритья и сигарет. Соболев сделал глубокий вдох, набирая в лёгкие побольше, и тронулся, искоса поглядывая на женщину, сидящую рядом. Она вроде как освоилась, расслабилась и с любопытством, хоть и тайком, озиралась по сторонам. И на него озиралась тоже. Сергей ощущал её мимолетные взгляды жгучими покалываниями на правой щеке, словно лучи утреннего солнца припекают, и каждый раз непроизвольно улыбался. Может, Любе и неловко, а он вот буквально наслаждался всем происходящим и не мог не предвкушать продолжения. Что оно будет, даже не сомневался. Да, он не хотел заводить очередной интрижки на работе, но тут грех ситуацией не воспользоваться. Люба взрослая, вменяемая, судя по тиндеру, готовая на непродолжительные отношения, и вообще очаровательная женщина. С такой даже друзьями потом вполне можно остаться. Тем более соседка. Секс пройдёт, а пирожки останутся…

Кстати, о пирожках… Запах свежей выпечки, идущий из пакета на Любиных коленях, с каждой секундой становился всё невыносимей, мешая думать, следить за дорогой и повышая до критических отметок слюноотделение. А Сергей, между прочим, не завтракал…Раздражает уже!

– Люб, – на фоне одолевающего голода голос Соболева прозвучал хрипло и грубо,– Достаньте сейчас один, заклинаю, пока я тут не сдох, или мы в трамвай не въехали.

Вознесенская сначала непонимающе нахмурилась, а потом весело фыркнула.

– Да, пожалуйста,– и полезла в пакет, а потом тише, видимо, жалуясь на его тон,– Сразу бы сказали нормально…

И через секунду вложила Соболеву в руку теплое, румяное, кулинарное чудо. Сергей тут же откусил, прожевал и покосился на Любовь Павловну. Он обычно не матерился, но…Блять. Предательски хотелось расплакаться и откусить ещё. Это был не пирожок. Это был кусочек его счастливого беззаботного детства в деревне. Это был душистый луг, парное молоко, знойный полдень, забитый жужжанием ленивых от жары насекомых, пронзительно-синее небо над головой и прохлада мелкой речки у бабушки за домом в Ростовской области. Соболев так живо это всё представил, что чуть не проехал на красный. Люба испуганно охнула, когда он с размаху вдарил по взвизгнувшим тормозам.

-Сергей Ивано…

– Ведьма вы, Вознесенская,– зло процедил Соболев, правильно считая, что, в том, что они чуть убились сейчас, она виновата,– Ведьма и есть! Кто ж так готовит?!

– Как так???– вспыхнула Люба.

– Вкусно! – и откусил ещё раз.

Люба сначала открыла рот от неожиданного комплимента, а потом заливисто захохотала. Заразительно и звонко. По– настоящему. Сергей невольно заулыбался сам. Красивая…Можно любоваться, пока не зеленый…

– Не представляю, как муж вас отпустил…– пробормотал себе под нос задумчиво, наблюдая, как растягиваются в очаровательной улыбке ярко очерченные женские губы.

Люба перестала смеяться. В ореховых глазах мелькнуло что-то холодное и болезненное, а рот превратился в тонкую линию.

– Не всё в жизни можно решить пирожками, Сергей Иванович, – тихо произнесла и отвернулась к окну.

На светофоре загорелся зеленый. Соболев тронулся. Наверно, надо бы оставить эту тему, но Сергей уже не мог. Распирало. Откашлявшись, он начал выспрашивать, смотря то на дорогу, то на посерьезневшую женщину, сидящую по правую руку от него.

– Изменил что ли, Люб?– как бы невзначай поинтересовался Соболев.

– Почему сразу «изменил»?– Люба как-то даже искренне возмутилась.

Сергей хмыкнул. Да, он бы тоже ей не стал изменять. Наверно.

– Не знаю,– ответил вслух, пожимая плечами и почесывая пальцами подбородок,– Мне вот изменили. Бывает…

А потом сразу продолжил, не желая заострять внимание на себе.

– Или ты изменила? – и хитро подмигнул.