Текст книги "Рыжий Ангел"

– Ты тоже не любишь приезжих?

– Я? – от неожиданности и удивления Алеша не знал, что ответить. – Да я как-то не делю людей на приезжих и коренных.

– А как ты их делишь? – водитель нажал на газ и прикурил.

– Да просто. Есть добрые и злые. Есть веселые, есть печальные. Есть…

– Все в мире относительно. Даже добро и зло, – мужчина вздохнул. – Все относительно. Вот я приезжий. Жена приезжая. Ребенок уже родился тут. Приходит из школы и заявляет: «Понаехали тут в Москву всякие. У нас в классе девочка даже по-русски плохо говорит». Я его за шиворот и к зеркалу. Смотри, говорю. Кого ты всякими называешь. Я тоже приехал. И мама приехала. И говорит она неправильно. Жена у меня из Абхазии, – пояснил водитель. – А он смотрит и говорит: «Я-то в Москве родился!» Вот тут я не выдержал… Ни на какое море летом не поедет. Глупости все это. Поедет к родителям жены в деревню. Пусть лето поработает с ними. Пусть поймет, что не место красит человека. А то черт его знает что вырастет, а не сын.

– Сколько ему? – Алеше и вправду было интересно.

– Восемь лет.

– Маленький еще. Не понимает.

– Когда вырастет, поздно будет понимать. Сейчас-то уже почти поздно. Но ничего, летом в горы. Пусть помогает старикам. А на море потом поедет, как работать начнет, купит билет и поедет… москвич… – водитель притормозил на повороте, протянул сигареты Алеше. – Куришь?

– Нет, спасибо. Не хочу.

– Брезгуешь? Ну как хочешь.

– Да нет же, – Алеша дотронулся до пачки, – просто я не курю по-настоящему. Иногда. За компанию. А потом подумал, что если не курю как все, то и…

– То и не надо, – закончил за него фразу водитель. – И правильно, парень, подумал. Ты чем занимаешься?

– Учусь.

– А работа?

– Я пишу в свободное время.

– О чем пишешь? Фантастику всякую?

– Да нет. Не совсем. О жизни пишу.

– Салага ты еще, прости, конечно, писать о жизни. Сколько тебе?

– Двадцать два.

– Значит, фантастику пишешь… Что ты знаешь о моей жизни? Что о жизни вот того мента? Или даже о своей… Много ты знаешь?

– Ну…

– Баранки гну. Не сердись. Дай почитать, что ли.

– Я в интернете пишу.

– Значит, писатель липовый. Писатели на бумаге пишут.

– На бумаге они издаются. А меня пока еще не издали. Сложно это.

– Я и говорю – липовый. Настоящих везде продают.

На какое-то время повисла пауза. Потом водитель, прокашлявшись, произнес:

– Не сердись. Настроение у меня что-то совсем никакое. Может, расскажешь, о чем пишешь?

– Я последние дни не писал. Не получается.

– А о чем бы написал, если бы получалось?

– Да хоть бы о сегодняшнем вечере. – Алеша прикрыл глаза и начал рассказ: – Осенний вечер в городе похож на сказку. Золотые листья поедаются сумраком, и каждый дом, каждая улочка, каждое окно этого города на мгновение застывает между временем, отдавая ему прожитый день и рассказывая уходящую историю…

Машина притормозила у самого подъезда. Еще минут пять Алеша рассказывал про старика, незнакомку и Стаса, про себя и таксиста, который тут же сидел и слушал. Потом отдал деньги. Уже у двери его окликнули.

– Эй, парень! Ты только про меня концовку не придумывай. Оставь на вторую серию. А я тебя как-нибудь еще подвезу, и ты мне расскажешь.

– Это не серия. Это рассказ.

– Неважно. Просто поставь в конце многоточие, ладно?

– Договорились. – Алеша махнул на прощание и вошел в подъезд…

Раннее утро на небесах осенью похоже на апельсин в мороженом: огненное и прохладное. Архангел перелистывал Книгу Жизни и поглядывал на Рыжего Ангела.

– Как ночь прошла?

– Да так себе, – Рыжий пожал плечами, – в хлопотах.

– На Землю летали?

– Я не вмешивался!

– Другого ангела вызывали?

– Так надо же было душе, что без присмотра была, помочь!

– Таксисту красный свет на светофорах зажигали?

– Алеше надо было выговориться. И потом, светофоры не считаются. У них души нет! Минимальное воздействие… И то больше на водителя!

– Но воздействовали! – архангел грозно взглянул на Рыжего.

– Воздействовали, – согласился тот.

– Мда… Не исправит тебя даже могила. Ангелы и не умирают. И что делать с тобой?

Рыжий молчал, приготовившись к худшему…

– Придется тебе лет эдак 50 попотеть, однако, – сурово произнес архангел и отчеканил каждое слово: – 50 лет и ни днем меньше, а то и больше, придется тебе попотеть совместно с Алешкой твоим, ибо доказал он, что писать может и видеть то, что другие не видят. Правда, рассказ его не закончен. Но на то его хранитель и учитель, тебе дальше и вести его. Держи, – он протянул Рыжему распечатки какого-то текста и исчез…

Рыжий сидел на облаке и громко читал удивленному Белому Ангелу: «„Скучаешь?“ – Белый Ангел взглянул на Рыжего и обнял за плечи. „Скучаю. Это впервые, когда не можешь чувствовать душу“. – „Страшное наказание“. „Страшное. – Рыжий опустил голову и обнял себя крыльями. – Первое такое наказание на небесах“. – „За что тебя так?“ – „Наверное, чтобы понял, что каждая душа, как бы важна она ни была, всего лишь очередная душа. А я вечно привязываюсь к ним настолько, что, получая новую, еще долго веду себя с ней, как со старой“. – „И что теперь?“ – „Теперь или я изменюсь, или Он примет меня таким, какой я есть… или… Или я больше никогда не буду иметь душу на Земле, и из хранителей превращусь просто в Рыжего Ангела без дела. Буду бродить по Вселенной, как пример для других. – Рыжий грустно покачал головой. – Отличный пример для других, как быть ангелом и не стать человеком…“»

Из множества дорог выбираешь всегда одну. Но выбираешь всегда

– Рыжий, ты где пропадал? – Белый Ангел обнял друга и заглянул в глаза. Отшатнулся на миг. Обнял еще раз бережнее. – Что случилось?

– Дорога. – Рыжий Ангел устало присел на край облака. – Просто дорога…

– Ты что, летать разучился?

– Не моя. Души.

– У душ миллионы дорог.

– Но выбрать-то надо одну.

– Ну и в чем была проблема?

– А выбирать приходилось с каждым ударом сердца… – Рыжий Ангел закрыл глаза и прошептал: – Вот так. Одни выбирают свой путь однажды. Другие несколько раз за жизнь. А эта душа – с каждым ударом сердца. И если остановится сердце раньше срока, то миллионы людей остановятся тоже… Просто уснут и не проснутся…

– Ничего себе! – Белый присвистнул. – Я о такой душе только в легендах слышал. Будто приходит такая душа один раз в миллионы лет, и нет ни сна, ни покоя тому ангелу, кто ведет ее по жизни. Хотя и не знаю я таких ангелов, у которых была бы такая подопечная душа.

– Теперь знаешь. – Рыжий Ангел лег на спину, расправив крылья и погружаясь в облако. – Теперь знаешь…

– Так что ты тут разлегся? – Белый взлетел молнией. – Что разлегся? Тебе надо к душе своей! Как ты мог ее оставить?

– Уже не надо. – Рыжий закрыл глаза и, засыпая, прошептал: – Уже не надо… Все время не надо… уже можно не все время… и спать…

Белый Ангел изумленно смотрел на спящего друга, которому снилась Земля и удивительная душа человека…

 
                                       ***
 

Девочка родилась под утро. С первыми лучами солнца. С первым ударом капли дождя. С первой трелью жаворонка. Девочка родилась маленькой, смешной и рыжей.

Не удивительно, что маленькой. Все люди рождаются маленькими.

Не удивительно, что смешной. Все дети милы и смешны по-своему, особенно для родителей.

Удивительно, что огненно-рыжей. Словно, готовясь прийти в мир людей, сходила в парикмахерскую и выкрасила свою шевелюру в огненное золото. Именно эта шевелюра и заставила с удивлением смотреть на новорожденную и врача, и акушерку, и родителей.

Девочка тоненько пискнула, и изумленный врач с опозданием шлепнул ее по попке. Ребенок возмущенно заплакал и успокоился только на руках мамы. Успокоился сразу.

– Ты собираешься кричать? – Рыжий Ангел серьезно вопрошал новую подопечную.

– А зачем?

– А как еще люди поймут, что ты хочешь кушать?

– Странные люди, они должны знать, что я хочу кушать. Особенно женщина. Я же ее дочка.

– Вот она и узнает, когда ты заплачешь, – терпеливо проговорил Рыжий.

– Я не буду плакать. Я не вижу смысла в этом действии. Женщина чувствует меня и без моего плача…

Молодая женщина начинала нервничать. У всех соседок по палате дети как дети. Если что не так – плачут. Молодые мамы на первых порах пугаются, но медперсонал быстро обучает пониманию, что ребенку надо. Да и вековой человеческий инстинкт подсказывает безошибочно. Ее же ребенок молчит.

В первый раз забеспокоились врачи. Ребенок не спал, но и не кричал, требуя маму и молока. Просто девочка лежала в кроватке и ждала. Смешно морщила носик, когда кто-то из новорожденных по соседству начинал плакать, и его уносили к маме. И то, что ребенок «ждет», понимали все. Понимали на каком-то подсознательном уровне. Нянечки начинали думать о малышке. Медсестры «вдруг» вспоминали, что пора ее покормить. Мама… мама требовала ребенка и успокоилась только тогда, когда почувствовала ее на своих руках. И совсем уже засветилась счастьем, когда сытая девочка срыгнула и блаженно улыбнулась. Совсем по-взрослому. Как человек, который долго шел к цели и наконец-то добился своего.

Все было бы просто и мало бы кто удержал этот странный случай в своей голове, если бы не другие дети.

Новорожденные седьмого бокса переставали плакать. «Тихая» палата. Малыши перестали кричать, требуя еды и присутствия мам. Малыши молчали, а окружающий мир сходил с ума, ибо теперь чувствовал не только «требования» рыжей малышки, но и других детей.

В конечном итоге седьмой бокс опустел, и по разрешению главного врача все дети оставались с мамами 24 часа в сутки.

И мамы, и дети были счастливы…

 
                                       ***
 

– И что ты наделала? – Рыжий присел на краешек кроватки и посмотрел на малышку.

– Рассказала как звать мам и объяснила все без крика. Я не люблю крик.

– А что ты еще не любишь?

– Не люблю, когда со мной обращаются как с глупышкой.

– Милая моя, тебе всего семь дней от роду. Ты в теле человека. Однажды ты станешь красивой женщиной. Может быть, даже очень умной женщиной. Но пока ты не можешь сказать и слова на языке человека!

– Тогда пусть люди учатся говорить со мной!

– Послушай, – Рыжий Ангел устало посмотрел на девочку, – мне очень приятно, что я теперь твой наставник и хранитель. Может, тебе стоит прислушаться к моим словам? Всему свое время. Через пару лет ты будешь мило лепетать со сверстниками и неплохо разговаривать с родителями.

– Через пару лет мне будет скучно лепетать со сверстниками. Они не такие, как я. Даже на то, чтобы их научить «объяснять» все без крика у меня ушло много времени!

– Ничего себе, много! – Рыжий возмутился и посмотрел на настенные часы. – Каких-то 17 часов!

– Это ужасно много. И мне скучно. Я хочу побыстрее вырасти и заняться делом.

– Побыстрее не получится. Человеческое тело имеет свои законы.

– Я понимаю, – душа вздохнула, – хорошо, что ты есть, а то мне было бы необычайно скучно в нем. В человеческом теле.

– Может, ты поспишь?

– Посплю, – девочка улыбнулась, – а ты только не улетай. Я буду спать и во сне с тобой разговаривать. А ты мне расскажешь, что будет завтра…

– Может, ты поспишь без разговоров?

– Так мне будет скучно. А когда мне скучно и меня не понимают…

– Знаю-знаю, ты терроризируешь мир!

– Но мне же скучно-о-о-о-о!

– Хорошо. Спи. Я буду рядом, и мы поговорим. – Рыжий Ангел устало посмотрел по сторонам. Выбрал подоконник. Примостился на краешке. – А завтра тебя заберут домой. Дом – это такое место, где ты будешь жить с мамой и папой. Как правило, жить ты с ними будешь лет до 17—18. И многому там научишься. И не улыбайся скептически…

 
                                     ***
 

Мужчина смотрел на свою жену с удивлением. Он, конечно, слышал, что у женщин после первых родов возникают проблемы с психикой. Но в то, что это может случиться с его рассудительной супругой, никогда поверить бы не мог…

– Что, ты говоришь, там было?

– «Выключи телевизор!»

– Может быть, тебе просто это приснилось?

– Приснилось в два часа дня? – молодая женщина удивленно посмотрела на мужа и уже сердито произнесла: – Я не идиотка! Кубики были на полу. И выставлены в одну линию. И черным по белому было написано «Выключи телевизор!»

– А где в это время была Лика?

– Лежала рядом на коврике и рассматривала мишку.

– А где были кубики до этого?

– На этом же коврике. Но в коробочке. Это была, кстати, твоя идея – купить их и показывать ей перед сном, называя буквы!

– Но я не учил ее писать слова, и тем более предложения!

– А кто тогда?

В этот момент в дверь постучали. Женщина вышла в коридор, и мужчина услышал:

– Простите, Мариночка, вы не могли бы передать Ликочке, что молоко я подогреваю…

– …

– Вы не смотрите на меня так…

– …

– Я его подогреваю! Пусть только не сердится, а то у меня голова болит, никакие таблетки не помогают. Вы уж передайте ей. Ладно? А я пойду…

Дверь захлопнулась, и мужчина увидел изумленную жену.

– Кому передать? – спросила женщина…

– Лике.

– Ты понимаешь хоть что-то?

– Нет. Но наверное, передать-таки стоит…

Родители, не сговариваясь, зашли в комнату малышки. Девочка лежала на коврике и улыбалась. Чувствуя себя беспомощными, родители переглянулись, и отец серьезно проговорил:

– Ликуль, Ольга Александровна молоко подогревает. Можешь не волноваться…

 
                                        ***
 

– Кто из нас ангел? – Рыжий возмущенно расхаживал по комнате.

– Ты. – Лика улыбнулась и протянула к нему руки. – Хочу к тебе.

Рыжий Ангел подкорректировал пространство, озадачил родителей взрослыми делами и взял девочку на руки.

– Признавайся, как тебе такое в голову могло прийти?

– Что ты сердишься? Мне лень ждать два года. Я хочу, чтобы меня понимали. Кубики были совсем рядом. А телевизор мне мешал думать.

– И о чем таком ты думала?

– О коте…

– О ком??? – Рыжий от удивления даже остановился. – О ком ты думала?

– О коте. Он живет у женщины сверху. Кот старый. Кот любит тепло. А она все время наливает ему молоко из холодильника. Кот же не может ничего сказать. И кубиков у него нет. А если он заболеет, то не сможет помочь женщине, когда у нее заболят ноги. Он всегда ей помогает, ложась на ноги, когда она в кровати. Мне надо было очень сильно «подумать», чтобы она поняла, что молоко надо подогревать.

– Слушай, – Рыжий улыбнулся, – а ты могла бы думать о чем-то еще? Об облаках. О лошадке, которая у тебя над кроватью, о родителях, наконец!

– Могла бы. Но знаешь, родителям ничего не грозит. Они у меня молодцы. Лошадка ненастоящая. Облака не исчезнут. А кота и женщину мне жалко! Так что я подумала и выбрала…

– Она выбрала!

– Ага. Зато никто не заболеет, и все правильно. Ты не сердись. Лучше передай ангелу, который охраняет женщину, чтобы и про кота не забывал. А пока давай поговорим, а? Ты мне обещал рассказать, чему детей учат в школе. Мы поговорим немножко, а потом мама с папой придут…

Рыжий положил малышку на место и сел рядом.

– Слушай же, мое любознательное дитя, пока ты не заговорила на языке людей и не разучилась меня слушать. Еще в школе учат химию…

 
                                      ***
 

В том, что кубики не мистификация жены, мужчина удостоверился в этот же день. Вернувшись в комнату после продолжительного семейного совета, он остановился перед дочкой, которая спокойно посапывала на полу, а рядом стояли кубики с единственным словом «спасибо».

Жизнь взрослых потекла по привычно-непривычному графику. Работа. Лика. Разговоры по душам. Хотя разговорами это назвать было трудно. Взрослые спрашивали что-то, а восьмимесячное чадо подползало к своим кубикам и складывало несложные ответы. Кубики пришлось докупить, ибо во многих словах повторяются буквы и Лика сильно сердилась, когда не могла «написать» правильно. А сердилась она всегда одинаково – до нестерпимой головной боли родителей. Кто и кого воспитывал? – это был довольно сложный философский вопрос отдельно и конкретно взятой русской семьи…

 
                                       ***
 

– Ты говоришь, что, когда я произнесу слово на языке людей, я перестану видеть и слышать тебя?

– Да. Но это не значит, что я не буду рядом с тобой. Я с тобой всегда. Особенно когда надо помочь в принятии решений!

– Спасибо, – девочка ехидно улыбнулась. – Решения я всегда принимаю сама.

– Ой ли?

– Ну, почти сама.

– И какими методами! – Рыжий Ангел грозно посмотрел на Лику. – Головные боли! Кубики, чуть не доведшие родителей до инфаркта! Разбитые чашки!

– А вот пусть не ссорятся!

– А ты не вмешивайся!

– Как это я не буду вмешиваться, если они любят друг друга и ссорятся?!

– Это не твои родители! Ты их даже не видела!

– Зато я их чувствую. И потом, если они и дальше будут ссориться, то разлюбят друг друга и не родят ребенка. А это значит, что я не встречу кого-то подобного мне.

– Такие, как ты, рождаются раз в миллион лет.

– Такие, как я, рождались раз в миллион лет. Теперь будем рождаться чаще!

– Первопроходец! – Рыжий скорчил рожицу и показал язык.

– А ты как думал? Не могу же я быть одна такая. Должны быть и другие. А чем эти двое не родители?

– Еще скажи, что ты знаешь их будущее!

– Не знаю. – Малышка огорченно покачала головой. – Это только ты знаешь и Бог.

– Тогда зачем вмешивалась?

– Я не знаю… Я чувствую. Нельзя им ссориться. Вот чашку и разбила. Зато они кричать перестали и потом помирились.

– Хорошо, что я был рядом и ты не грохнула им чайник на голову.

– Ну, согласна, первоначальная идея была не лучшей. На то ты и хранитель, чтобы учить и наставлять. Только как я без тебя? Когда я заговорю, то уже не смогу видеть тебя… Знаешь, я решила не разговаривать!

– Природу не обманешь. – Рыжий улыбнулся наивности души…

– А мы посмотрим, – улыбнулась душа в ответ на самоуверенность Рыжего Ангела.

 
                                       ***
 

Дети в песочнице играли молча. Все мамы, приводящие детей на эту площадку, уже заметили, стоит появиться Лике, как все малыши сбегались с ней играть. Играли увлеченно и… без криков, плача или смеха. Старшие же присаживались в сторонке и почтительно наблюдали. В игру всех, кто уже разговаривал, не принимали.

– Никита! Никита! – полная женщина позвала малыша. – Что ты там делаешь?

Никита, пяти лет от роду, нехотя подошел к бабушке.

– Поиграй с Толиком. Он твой братик. Возьми вот машинку. Братья должны играть вместе.

– Не хочу. – Никита насупился и посмотрел в сторону песочницы.

– Забери Толика и поиграй в машинку.

– Не хочу.

– Ты будешь слушаться бабушку?

– Толя играет с Ликой.

– Толик вымажет коленки. Возьми брата и…

– Не хо-о-о-ч-у-у! – Никита был готов сорваться на рев. – Не хо-о-о-чу ма-ши-ин-ку-у-у! Хочу с Лико-о-о-ой! Она не хочет! – Никита не выдержал и заплакал.

– То-о-лик! То-о-о-лик! – бабушка подошла в песочнице, взяла двухлетнего Толика под мышку и отнесла к скамейке. – Толик, би-би! Поиграй с Никиткой. Смотри, какая машинка!

Толик посмотрел на плачущего брата и заголосил на всю площадку:

– У-у-у-у-у-у! – Слезы брызнули, и он ударил новенькую машинку: – У-у-у-у-у-у!

– Что за горе-то такое? – бабушка достала платок и стала вытирать слезы братьям. – Играете, как молчуны какие-то. Во что играете? Что за игры без слов? Возня какая-то…

– Мол… Мол… Мол… – Толик плача пытался что-то объяснить бабушке. – Моле… молекулы! Лекулы! Ле… – и заголосил еще громче…

Бабушка вытерла слезы братьям и вздохнула.

– Не ревите. Не нравится Толику «би-би»? Не плачь, солнышко. Поиграй с Ликочкой. «Би-би» Никита возьмет и потом тебе покажет, как играть…

Толик оглянулся назад. Лика внимательно смотрела из песочницы. Мальчишка заплакал еще громче. От отчаяния пнул машинку. Никита взял его за руку и повел к бордюрчику песочницы. Братья сели рядышком и молча стали наблюдать, как играют малыши. Правило есть правило: те, кто умеет говорить, в игру не допускаются.

 
                                     ***
 

– Перестань упрямиться. Ты не можешь общаться только через кубики! – Рыжий Ангел усадил девочку на колени. – В три года все нормальные дети уже говорят!

– А я не нормальная!

– Ты тоже нормальная. И ты умеешь говорить. Перестань нервировать родителей. Они тебя уже по врачам затаскали. Сколько можно? Вот поставят диагноз – идиотка! И будешь в дурнях ходить.

– Пусть ставят, – упрямилась Лика, – мне с тобой интереснее. А то, что говорят они, я и так знаю.

– Заговоришь и будешь учиться заново! – Рыжий улыбнулся. – А я тебе помогу.

– Ага. Поможешь. На моих ошибках!

– Зато от главных уберегу. А ты будешь думать, что сама убереглась.

– Не хочу. Ты и сейчас уберегаешь. Зато я с тобой разговариваю. Мне про галактики понравилось. Расскажи еще, а?

– Не уходи от темы. Ты про галактики в школе прочитаешь.

– Я не ухожу. Я просто не хочу терять зря время!

– Ты его еще больше потеряешь, если не заговоришь!

– Но твое представление о галактиках очень интересное! Хотя я вот думаю, что теория первого взрыва в твоем варианте…

– Перестань! В три года говорить о теории – это перебор!

– Не сердись, – Лика прижалась сильнее. – Я просто не хочу тебя терять. Я просто не хочу…

– Между прочим, за три года не было и часа, чтобы я оставил тебя. Мне требуется отпуск!

– Ты все равно будешь со мной всегда!

– Если ты это знаешь, то заговори! Я все равно с тобой всегда рядом!

– Не хочу. Мне и так хорошо. И вообще, мне надо «подумать». На улице опять кричит толстый Степан. Лучше бы его хранитель позаботился, чтобы он перестал пить! Не мешай мне. Мне надо «подумать». Не люблю, когда кричат без радости и повода.

– Упрямица! – Рыжий Ангел снял Лику с колен и демонстративно повернулся спиной.

То, что мама ждет малыша, Лика узнала первой. Еще мама сама не знала, а Лика уже ходила счастливая по квартире. От маминого живота шло такое сияние, что девочка жмурилась и прижималась к нему всякий раз, как только получалось.

– Ты смотри, – мужчина поцеловал жену, – у Лики сегодня чудное настроение.

– Да уж. Удивительное дело. И никаких хмурых взглядов. И не только сегодня.

– А что случилось?

– Не знаю. Дня три уже как ходит такой. Обнимает. Гладит. Целует.

– Неконтролируемый выброс любви.

– Он у нее всегда неконтролируемый, – женщина улыбнулась и посмотрела на дочку. Лика принесла кубики на кухню и, широко улыбаясь, выбирала необходимые.

То, что дочка общается с ними таким странным образом, родителей уже не волновало. Ни один из докторов, с которыми они общались все это время, не смог объяснить нежелание Лики говорить. А рекомендации некоторых отдать девочку на неделю в больницу не вызвали восторга у родителей. Так что подобный способ общения стал привычным. Лика разложила кубики, прикрывая слово от родителей, и, обернувшись, счастливо улыбнулась.

– Ну, Ликуль, – папа протянул к ней руки, – иди ко мне, показывай свое слово!

И так и остался стоять с протянутыми руками, не замечая дочки, подошедшей не к нему, а к маме, когда прочитал написанное: «Братик. Ура!»

 
                                      ***
 

Брат родился в январе. Сразу после Нового года. Все девять месяцев Лику нельзя было узнать. Она перестала играть с детьми. Больше не приходили соседи и незнакомые люди с просьбами передать что-то для Лики. Больше не билась и не летала посуда. Девочка без споров выполняла любую просьбу родителей. Самое главное, чтобы можно было ей подержаться за мамин живот. Поглаживать живот. Целовать. Прижиматься лбом и не двигаться. Это были самые ее счастливые минуты.

Самое интересное, что и ребенок внутри мамы, когда Лика была рядом, затихал и не ворочался. А если Лики не было долго, бил ножкой и вызывал у мамы мигрени. Хотя, если уж говорить начистоту, беременность проходила на удивление легко.

Братика привезли домой через неделю. До рождения все никак не могли выбрать имя. После рождения решили собрать семейный совет. Приехали бабушки и дедушки. Зашел на огонек и крестный Лики. Выбор имени занял много времени.

– Алеша, – дедушка по папиной линии говорил басом, – будет Алексеем.

– А почему не Олег? Красивое царское имя! – мама укачивала малыша и шептала: – Хочешь быть Олежкой?

– Ну уж нет! Олег Данилович звучит неплохо, но Михаил Данилович – солиднее, – возразил папа.

– А, может быть, Герман? – одна из бабушек, поклонница высокого искусства, вставила свое слово.

«Вася», – Лика положила кубики на стол.

Тут уж возмутились все взрослые:

– Василий? Только не это! Это не кот и не деревенщина!..

Кричали и возмущались долго, стараясь отправить Лику спать и не мешаться с кубиками. А девочка все настойчивее и настойчивее пыталась добиться своего…

– Они тебя не понимают, – братишка улыбнулся и посмотрел на Лику.

– Они просто меня не слышат!

– Конечно, не слышат. Ты же молчишь!

– Если я заговорю, то вот он, – девочка махнула рукой в сторону Рыжего Ангела, – для меня исчезнет. А я этого не хочу.

– А если ты не заговоришь, то они назовут меня дурацким именем и я не стану Васей.

– Сдался тебе этот «Вася»!

– Ничего ты не понимаешь. Тут вибрация важна.

– Ага. Я тупая, типа.

– Ну, не тупая, – брат посмотрел на сестренку, – просто первая. Знаешь не все.

– А ты все?

– Ну, я поболее твоего. Но тоже не все. Учиться-то тут надо будет, по-любому.

– Вот и учись Колей.

– Я не хочу Колей. Тебе хорошо. Рыжий родителей надоумил на имя. А мне ты помочь не можешь!

– Рыжий, – девочка улыбнулась. – Это правда?

– Правда. Имя ведь для души – самое важное. Ну, после дарования жизни, конечно. А то была бы ты сейчас Аделаидой, – Рыжий засмеялся, – или Машей!

– Очень смешно, – девочка насупилась. – Раз ты мне помог, то почему ему не поможешь?

– А я твой хранитель, а не его!

– Вредина!

– Упрямица!

– Вре-ди-на-на-на!

– Упрямица дважды!

– Эй! – братишка перекрикнул обоих. – Пока вы тут спорите, меня Эдиком решили назвать!

– Э? – Лика замерла на месте. – Как?

– Эдиком! – прокричал брат. – Сделайте же что-нибудь!

 
                                       ***
 

Взрослые устало улыбались после словесных баталий и теперь умиротворенно смотрели на мальчика.

– Будешь ты, сын, Э…

– Васей! Будет Васей! – Лика кричала на всю кухню, не замечая изумления взрослых. – Ва-сей!

– Васей, – растерянно закончила за мужа официальную часть жена. – Васильком. Лика заговорила!

Все зашумели разом. То обнимая Лику. То прося сказать что-то еще. То показывая ей брата и прося его поцеловать. А девочка была готова расплакаться. Она смотрела по сторонам и нигде не видела своего рыжего друга. Ангел исчез…

Еще секунда, и слезы брызнули бы из глаз. Первые слезы после обидного шлепка доктора по ее попке, когда она только появилась на свет…

– Не реви ты! – голос брата раздался в голове. – Не реви!

– Ты?

– Я. Спасибо.

– Как ты можешь?

– И ты можешь. И я могу. Имя ведь – вторая главная вещь…

– После рождения, – продолжила Лика фразу Рыжего Ангела и чуть было не решила заплакать снова, как услышала:

– Выспится и вернется. Да и с друзьями ему пообщаться надо. А то только с девчонкой ему неинтересно!

– Ах ты! Неинтересно!

– Да ладно. Не переживай. Вернется…

– Я его больше не увижу, – губы девочки предательски дрожали.

– Увидишь…

– Как?

– Странная. Ты же одна из нас. Хоть и первая. Теперь есть я… и еще несколько тысяч нас… Пусть Рыжий отоспится. Ему теперь с нами ой как непросто будет… А вернется, увидишь его. Он же наш ангел. Но даже нашему ангелу надо отдохнуть.

– Ладно. Пусть отдыхает. А я пока тебе кое-что расскажу из здешней жизни. – Лика задумалась на мгновение, а потом решилась: – Начнем с молекул!