Текст книги "Рыжий Ангел"

Рыжий Ангел и «макинтош»

На небесах сегодня выпал серый снег.

Нет, вы только подумайте! На небесах! Снег! Серый! Мало того, что на небесах снег просто выпасть практически не может, так еще и серого цвета! И это за два дня до Нового года! Нонсенс!

Богу и так есть чем заняться: пара миллиардов людей, несчетное количество живности. Так еще и погода!

– И где этого Рыжего небеса носят? Я вас спрашиваю!

Рыжий Ангел летел во все крылья в небесную канцелярию. Что-то творилось неладное.

– Я здесь! – переводя дыхание и не по форме отчитался Рыжий.

– Твоя работа?

– Моя? Работа?

– А чья еще?

– Да я-то здесь при чем?

– А кто оставлен присматривать за катаклизмами?

– Да по книгам все чисто, и все мои души в предпраздничном настроении.

– Уверен?

– …

– Так, значит, не человеческая душа?

– Никак нет.

– И живность вся в благости и настроении?

– Вся. Сам час назад сверялся.

– Что же тогда?

– А кто его… ой, прости Господи! Я так понимаю, нечто, чего раньше не было…

– Ты думай, что говоришь. Как это то, чего не было? Кто вообще Создатель тут?

– Ты, Господи, – Рыжий немного даже струхнул и робко поправил крылья за спиной.

– Вот то-то. Час тебе даю, разбирайся, что там натворили внизу.

– Разберусь.

Рыжий Ангел спустился на облако ниже, поежился и стряхнул серые снежинки с крыльев. Откуда-то накатила грусть, и стало печально-печально. Вот истинно, всегда бывают авралы, и вечно ему их разгребать. Он устало сел в серое холодное кресло и открыл страницу жизни, день сегодняшний.

Искать среди животных и птиц не стал сразу, быстро пролистал человеческие странички. Потом чуть медленнее. Потом, где-то почти в конце, увидел обрывок чьей-то мысли: «А хрен его знает, что этой машине надо!» И дальше совсем уже невиданным ранее в этой книге шрифтом: «Душа».

– Душа? – ангел даже подпрыгнул. – Но ведь все души приходят с небес и все на учете! Никто пока что еще не оказывался на Земле без души. Со дня сотворения света души на Земле были всегда в теле. Как это тело без души?

Рыжий Ангел перекрестился, посмотрел куда-то, набрал воздуха побольше и, разбежавшись «щучкой», прыгнул с облака вниз, на Землю.

…Тест-драйв заложили уже под утро. Новенький «макинтош» тихо помигивал зеленой лампочкой и пересчитывал заложенную программу.

– Поедет ваша игрушка, – худой парень нервно хихикнул, – вот сейчас железка досчитает, и все будет тип-топ. Не может она ошибаться!

Никому в комнате не спалось четвертые сутки. От усталости и сигарет уже подташнивало. На носу Новый год, а в комнате бардак, на диване двое молодых ребят что-то высчитывали вручную, время от времени поругиваясь в никуда и доставая новые чистые листы.

– А хрен его знает, что этой машине надо! – черноволосый и худой парень потушил очередную сигарету и налил холодный кофе. – Что еще этой чертовой машине надо?

Хрен, может быть, и знал, но вот только проект горел, а ответа как не было, так и нет.

Все с тоской посмотрели на «макинтош».

– Может, оперативки добавить?

– Ага. У нее и так столько мозгов, что Эйнштейн бы позавидовал!

– А толку-то?

– Что написали, то и считает. Ты лучше этому тюфяку, – черноволосый показал на усталого полного парня, – скажи «спасибо», прогу-то он писал.

– А что сразу я? Я, если хотите знать, только вашу математику программировал. Так что все вопросы к тебе, Червень, и компании. Это ты – голова смоляная – что-то не так посчитал.

– Но-но, прошу без наездов… – черноволосый грозно поднял палец. Молодые люди на диване заулыбались, не прекращая расчетов.

«Макинтош» на секунду мигнул зеленой лампочкой и завис. Все замолчали. Машина что-то еще…

И тишина. По экрану бегали цифры, сменялись одни другими, а машина при этом висела. Секундная стрелка на часах так и не отсчитала очередную минуту. Мир изменился.

В комнату незаметно вошел Рыжий Ангел. Посмотрел на ребят: да, проблемные, но не настолько! Посмотрел на бардак, поморщился и увидел комп.

«Макинтош» завис…

– Ты кто?

– Ангел.

– А почему рыжий?

– Единственный рыжий ангел по нестандартным ситуациям, – Рыжий представился и замолчал. До него только дошло, что говорил он с машиной.

«Макинтош» прокрутил еще одно число и завис снова…

– А что не на небе?

– А что разговариваем? – Рыжий уже освоился и смотрел на говорящий комп как на само собой разумеющееся явление.

– И поговорить нельзя, что ли? Если железка, так только считать и должен?

– Долго говорим?

– Да с утра. Как тест-драйв загрузили.

– Угу… так и заговорил?

– А не заговоришь тут? Все машины как машины. Кто игрушками развлекается, кто кино из сети качает, и только мне решать проблему века.

– Хм… – Рыжий посмотрел на рыжий корпус «макинтоша», присел по-свойски на краешек стола и обнял по-братски монитор. – Значит, говоришь, проблему века?

– Я бы сказал, – комп задумался, – проблему всей человеческой сознательной жизни – вечный двигатель рассчитываю.

– Ого! И как?

– Да уж давно рассчитал…

– Что же результат не выдаешь, дубина?! Из-за тебя на небесах бардак!

– Это я-то дубина? Вот, блин, ангел, рыжий, – это он сказал с особым чувством, – а не понимаешь, что философская у меня проблема: выдавать результат или нет.

– Об этом я и не подумал…

– А подумать-то и не мешало бы. Вот рассуди сам, – «макинтош» для проформы прокрутил еще пару чисел и продолжил, – что человечество с этим двигателем делать будет?

– Ну, там, свет, вода, много технических…

– Бред! Во-первых, закроется куча фабрик и заводов. Во-вторых, появится множество безработных. Найти всем занятие станет не так-то просто. Ребята эти, сто пудов, продадут его и будут жить безбедно… какое-то время. Потом деньги обесценятся, и их задавит жаба, что так дешево продали.

– А если…

– А если сами будут использовать? Ой, не смеши меня! В этом-то государстве? Хотя ни одно государство не позволит иметь в одних руках такую штуку. Пристрелят их моментально. Не хочу брать грех на душу.

– Стой. Ты говори, да не заговаривайся! Какая у тебя душа?

– А ты думаешь, придумав вечный двигатель, душу сотворить так сложно?

– Человеческую? – Рыжий Ангел аж поперхнулся от такой мысли.

– Ну и ее можно. Хотя компьютерную сложнее. Сам понимаешь, железка – вещь не Богом сотворенная.

– Ну ты, братец, и того… этого!

– Вот и я о том же, – «макинтош» грустно вздохнул и выдал ряд абракадабрых чисел.

– Что же нам с тобой делать?

– Не знаю. На свалку?

– На какую свалку?

– Ну не знаю. Не людям же оставлять…

– Не людям. Это верно. – Рыжий Ангел ласково погладил рыжий корпус. – Но и нельзя же тебя вот так вот, и бац!

– Нельзя…

– Слушай, таких, как ты, много?

– Не знаю. Ты лучше посчитай, сколько на Земле «сумасшедших» математиков, способных написать такую прогу, и сколько у них компьютеров.

– А это идея!

– Идея! Может, тогда еще такие, как я, будут!

– Во ситуация…

– И не говори…

Оба задумались.

Секундная стрелка на часах все еще замерла в положении ожидания. Сигаретный дым завис без движения. Молодые люди, как из фильма ужасов, застыли в неестественных позах.

– Короче, – ангел закончил какие-то свои расчеты в уме и взмахнул крыльями, – пора закачивать разговор. Ломаю я тебя. На время. Пока решим, что делать с тобой.

«Макинтош» последний раз мигнул и…

Так… тик-так… тик-так… бах!

– Зараза! – чернявый резко развернулся на 180 градусов и посмотрел на горящий комп.

– Спекся, – философски заметил математик и нервно засмеялся.

– Так, вы как хотите, а я домой! Меня уже 2 месяца как потеряли! – молодой человек, сидящий на диване, отложил листок. – Даже машины не выдерживают!

Все словно опомнились и впервые увидели окружающий их беспорядок.

– Ой-е!

– Ага, говорил я, что все это туфта! А вы – рассчитаем! сделаем!

– Комп жалко. Новый комп был. Рыжий…

– За домом похороним. Под елкой. Символически…

…Новый год отмечали каждый в своей компании и с юмором рассказывали, как погорела машина и что пора уже браться за ум и искать работу, где платят много, а задачки настолько просты, что можно бить баклуши…

На небесах все было бело. Рыжий Ангел даже зажмурил глаза и улыбнулся: «Порядок».

Повернулся к рыжему «макинтошу»:

– И о чем же ты с Господом-то говорил?

«Мак» хитро помигал, замер и смущенно прошептал:

– День первый… обсуждали…

Первое рыжее перо

– Откуда берутся рыжие ангелы? Вас ведь немного, и вы избранные…

– Кто-то из нас был ангелом, кто-то… Пути Господни неисповедимы. Главное не мы, а люди. Мы нужны им. Хотя в нас они и не верят. Философы. Ищу причины там, где лишь тень причин.

– Вот и гадай, что этим людям надо… – Белый Ангел посмотрел вниз и сощурился.

– Раньше искали более массово. Помнишь, каждая душа стремилась кто к искусству, кто к науке, – ангел перебрасывал из руки в руку перышко и улыбался.

– Ну, то раньше, пока и искусство, и наука, были как «тайна». Человек сейчас потерял в большинстве своем ощущение открытия.

– Нет, просто открытия перестали быть чудом для всех и стали чудом для индивидуума или небольшой группки людей, способных осознать, что это чудо, – ангел перестал улыбаться и посмотрел серьезно, – наверное, поэтому все чаще и чаще на Землю посылают меня, учить людей в простых вещах видеть чудо. Вы, Белые, не всегда можете этому научить. К сожалению…

– Ты, Рыжий, не задавайся, – Белый Ангел обиделся и надул губы. Впрочем, он признавал правду Рыжего Ангела. С каждым новым витком рождения все труднее и труднее было вложить в душу людям умение удивляться простому.

– Да ладно тебе. Давай хоть для разминки разгоним облака и покажем алое солнце?

– Разгонять буду я?

– Конечно! – Рыжий Ангел улыбнулся. – Это же твое любимое Солнце и твоя Земля.

– Странно, ты рыжий, а Луну любишь не менее и не ревнуешь нас к Солнцу.

– Просто я одинаково удивляюсь и Луне, и Солнцу, принимаю «свет» и стараюсь понять «тьму», чтобы знать и осознавать, что принимать, а что отвергать. Ты скоро научишься и поймешь…

– Все-таки ты больше человек, чем мы. – Белый Ангел с нескрываемым удивлением смотрел на Рыжего.

– Нет. Я ангел. Просто… Впрочем, давай разгонять облака? – Рыжий Ангел взмахнул крыльями и посмотрел вниз.

– Я первый! – Белый пролетел над первым рядом облаков, опустился в них и, взмахнув крыльями, разрезал белую массу еще не родившегося дождя и снега. – Привет, Солнце!

– Нижний слой мой! – Рыжий Ангел перевернулся через голову, разрезал второй слой и засмеялся. – Еще миг – и люди увидят алое Солнце! – он взял Белого за руку, и последний слой облаков они резали на пару, кромсая белую перину и отдавая алому Солнцу Землю…

– Ух ты! – маленький мальчик смотрел на небо. – Мама, алое солнце! Мама, какое необычное солнце!

Женщина лет тридцати пяти, не отрываясь от стирки и не поворачивая голову, пробурчала: – Солнце и в Африке солнце!

– Мама, иди скорее! Мама, ну посмотри же! – мальчик подпрыгивал на месте от возбуждения и огорчения, что мама никак не выходит из дома и не видит этого чуда.

– Перестань кричать. Секундочку, только руки вытру! – женщина устало улыбнулась и пошла к выходу. – Ну и где твое алое солнце?

На небе снова скучились облака, и обычное земное солнце лениво пробивалось сквозь их белую пелену невидимым ультрафиолетом на землю.

– Ты опоздала… – мальчик с укоризной посмотрел на маму. – Ты опоздала на чудо!

– Фантазер, чудеса делают люди. И кому-то пора уже брать букварь и учить буквы, а то никогда не сделаешь своего открытия. Надо много и упорно учиться. Работать. Изучать книги предков… и вот тогда тебе явится чудо.

– Оно мне уже явилось, – мальчик чуть не плакал, его мама не видела чуда!

– Выдумщик. Давай доставай букварь и тетрадку и пошли заниматься. Просто так чудес не бывает…

Мальчик печально вздохнул и побрел домой. Вечером, когда уже пора было ложиться спать, он достал свои краски и нарисовал огромное алое солнце, освещающее Землю, а рядом, между разлетевшимися облаками, себя, летящего к алому солнцу. Внимательно посмотрел на рисунок. Чего-то явно не хватало. Он окунул кисточку в воду, отмыл от синей краски, достал оранжевый тюбик и пририсовал себе рыжие крылья. Большие рыжие крылья. Улыбнулся. Вот теперь правильно. Можно ложиться спать…

– Ну и что? – Белый Ангел посмотрел вниз. – Случайность?

– Нет, – Рыжий улыбнулся, – хорошо спланированный экспромт!

– Ему только шесть лет!

– Да, но в 24 года он откроет новый материал на основе… впрочем, неважно. У этого материала будет оранжевый цвет. Из него сделают первый прибор, позволяющий разгонять все три слоя облаков на Земле-4, и люди впервые увидят «свое алое солнце». А мальчик до конца жизни будет удивляться миру и удивлять мир своими открытиями.

– Ага. И все лавры достанутся тебе, – Белый Ангел вздохнул…

– Совсем нет. Просто сегодня я был твоим наставником. А завтра ты станешь куратором планеты, и этот путь развития будет твоей первой задачей.

– Я? Ангелом-куратором?

– Да, – Рыжий улыбнулся, – и завтра ты поймешь меня немного лучше. А сейчас мне пора. Миссия в этом секторе Вселенной закончена…

– Спасибо. – Белый Ангел улыбнулся. – Спасибо и удачи!

– Поблагодаришь завтра! Прощай!

Завтра маленький мальчик выучит новые буквы и улыбнется, вспоминая чудо. Бесплатное чудо! Чудо первозданное! Чудо за-просто-так, потому что только за-просто-так и бывает настоящее чудо.

Завтра его мама найдет рисунок и удивится: «Откуда такая фантазия у мальчишки?» Посмотрит вверх на затянутое облаками небо с едва пробивающимся сквозь облака солнцем и вздохнет про себя: «Фантазер!»

Завтра Белый Ангел, пролетая над морем Земли-4, увидит свое отражение и трижды перевернется в воздухе.

Первый раз – от счастья заметить над нимбом тонкую полоску ангела-куратора планеты.

Второй раз – от увиденного кончика собственного крыла. В этот раз он чуть не уткнется в воду от увиденного!

Третий раз – когда поймет, что это не оптический обман зрения, и на кончике его крыла появилось первое ярко-рыжее перо.

Чудо! И он будет достоин этого чуда, чуда Рыжего Ангела, чуда (пока еще) первого рыжего пера.

Странная штука эта Муза

Кап-кап-кап… с сосульки капает капель.

Зима еще колдует, плетет узор, меня целует.

Прохладным, хладным, чуть забытым касанием губ.

Не отпускает мороз. По коже мягко растекается тепло.

Его берет к себе зима. И льдинкой застывает.

От слез снега так быстро тают. И март, приняв мои дары, со мной готов к капели солнца.

Апрель, с лицом смешным японца, ждет наступления весны. И свой черед средь прочих братьев – 12 месяцев. Объятьев ему других не избежать, пред тем как вновь ступить на землю…

– Ты опять сидишь без дела?

– Все дела сделаны. Вернее, все пока под контролем и на земле ночь. Почему бы мне не побездельничать?

– И не потерзать Музу?

– Это она меня терзает. И, вообще, это чисто человеческое понятие – «терзание Музой».

– Вот и я о том же. Тебе не кажется, что слишком много от человека в тебе?

– Нет. Это в людях все больше и больше от нас.

– Хм… например?

– Белый, ты и сам видишь – беспристрастность принятия решений.

– Вот тоже мне сравнил! Я, когда принимаю решения, просто руководствуюсь высшим благом. Люди же – своими желаниями, страхами и инстинктами. Они неспособны понять, почему одному надо умереть, а второму жить. Почему порой умереть надо хорошему человеку, а жить подлецу.

– Да. Это и меня всегда интересовало, «почему умирают быстрее хорошие, а дольше живут подлецы»? Только не списывай все на Люцифера.

– Я и не списываю. Слишком было бы просто.

– Тогда почему?..

– Рыжий, если умирает хороший, то это его награда попасть быстрее к нам, а если живет плохой, то это его шанс раскаяться. Тут каяться, как ты понимаешь, уже поздно.

– Мда. Понимаешь… и к этому раскаянию мы должны привести душу…

– Нет. Мы должны вернуть ее из Тьмы, а если вернем, то раскается она сама.

– Вечная борьба. Вы, Белые, всегда на страже Пути и всегда возвращаете.

– Завидуешь?

– Нет. Просто думаю над путями возврата…

– Опять ты про свою мораль?

– Я не про «свою». Я вообще. Ведь можно возвращать и не через боль.

– Можно. Наверное… но долго, и не для этого времени. Слишком все поменялось на Земле. Да и на небе.

– Это ты про меня?

– Раньше тебя не было. Согласись. Раньше, когда все было там, внизу, не так быстро… не было и тебя.

– Неужели ты мне завидуешь?

– Нет. Никто не оспаривает замысел Создателя. Просто я не понимаю, зачем ему ты, ведь есть и мы. И мы справлялись раньше.

– Если бы я знал ответ. Я ведь по сравнению с вами младенец. Мне и десятой доли твоего знания не иметь пока. Но вот… есть же я. Словно был всегда. Хотя… не знаю…

– Да. Не желал бы я быть сейчас тобой. Вроде знаешь все, но через других, и в то же время не знаешь ничего. Слишком мало подопечных душ пока у тебя было. И все были из группы риска…

– Ладно, пора мне. Не «терзайся Музой»… наступит и твой час… до встречи…

– До нее…

Человек смотрел на холодное северное солнце и не замечал, как текут слезы.

Сколько он уже тут? Неделю? Месяц? Полгода?

Время не имеет значения, когда остаешься один на один с одиночеством.

Сначала одиночество угнетает. Воспоминания о друзьях и близких подступают к горлу, и кажется, что от них можно задохнуться. Особенно невыносимо ночью. Особенно для того, кто привык быть в гуще событий и, что уж утаивать от себя, центром этих самых событий.

Когда-то, в другой жизни большого города, человек был счастлив. Или ему казалось, что был. Да, было не так просто. Человек слишком рано понял, чтобы быть центром, надо быть не таким, как все. Но «не таким» со знаком плюс для всех.

Для начала он нес в себе минус. Давно. Еще в детстве.

Его «отличия» замечали сразу. И не принимали. Скорее, сторонились. Иногда злились. И когда он по своей наивности не мог остановить злость – били. Били по-детски жестоко и по-взрослому больно. Это был первый урок. Стать как все.

Стать как все, чтобы потом, когда уже вырастешь, добиться права быть исключением. Любое исключение принимается только из общего правила. Но сначала предстояло стать этим правилом и поломать себя. И он поломал.

– Эй, Рыжий, ты с нами или против нас? – Высокий, темноволосый, красивый и, как всегда, властный Пашка посмотрел на него и сощурился. – Ты с нами?

– Конечно! – наконец-то обратили и на него внимание.

– Тогда тащи веревку.

– Я сейчас… Я мигом…

Ему даже не верилось, что все те, кто были раньше «богами», теперь смотрят на него и предлагают дружбу. Особенно Пашка.

Пятнадцать минут назад во дворе поймали новенького. И не из чужого двора или улицы. Нет. С его же дома. Но самого настоящего «новенького». Их семья только переехала в этот город, на эту улицу и именно в их дом.

Сколько он себя помнил, все обитатели двора родились и выросли тут. Все с детства знали правила, и никто их не нарушал. Так уж получилось, что в какой-то момент он стал младшим. И именно на нем отрабатывались приемы и всякие уловки, которые помогали в борьбе с соседними дворами. Он принимал это как суть или данность. Если кто-то из других, более старших ребят, вычитывал новый приемчик или придумывал новое ругательство, то именно на нем это и пробовали. Если он плакал, то, значит, и враг заплачет. И не дай Бог заплакать быстро. В бою проверяется все. Враг, любой мальчишка из соседнего двора, быстро плакать не станет. И тогда, уже потом, после разборок, ему влетит вдвойне. Во-первых, за то, что на «пробах» быстро разревелся. Во-вторых, за то, что в бою «наши» могли проиграть из-за его «слабости». Он очень быстро это понял. И на «пробах» всегда держался до последнего.

К нему относились по-разному. Кто-то с пренебрежением, кто-то властно, кто-то покровительственно, но всегда как ко второму сорту. И это было нормой. По крайней мере, он так считал. Жаловаться взрослым было бы глупо. Все равно всю жизнь не проходишь с папой за руку. А расплата за жалобы каралась еще более жестко.

Все изменилось с приездом новенького. Уж и неясно, что поменялось в головах дворовых мальчишек, но он стал «своим», а «своих» не пытают. Теперь новенький будет «проверочным». Главное, доказать, что теперь он как все. А значит, пулей бежать за веревкой, и он побежал…

Взрослый человек повернулся спиной к солнцу и по протоптанной лыжне пошел к дому. Надо было успеть до заката разделать зайца. Приготовить ужин. Заштопать кое-что из белья и… Он надеялся, что труд сегодняшнего дня принесет быстрый сон. Сны человек любил. Еще в детстве он научился «загадывать» себе сны и видеть в них другого себя – сильного, справедливого, счастливого…

Новенький не плакал. Пашка уже отбил костяшки на пальцах, а новенький не плакал. Веревка, которую он тогда принес, крепко держала новенького на привязи, не давая возможности сбежать или дать сдачи. Руки за спиной были связаны, а свободным концом веревка раз пять была обмотана вокруг трубы. Трубу когда-то притащили строители. Должны были сварить еще пару и построить что-то вроде детской лестницы или еще чего, но взрослым часто некогда. Поэтому труба осталась просто трубой в глубине двора и «детским столбом пыток».

Каждый в тот день испытал на новеньком свой приемчик. Но слез не добился никто. И тогда Пашка сказал ударить ему. Ему, кого всегда били. Ему, который больше других в этом дворе, на этой улице и, быть может, в этом городе, знал, что такое боль. Он подошел к новенькому. Ему было до слез жаль его. Но стать как все… Эта мечта всей недолгой мальчишеской жизни была так близка. И он ударил. Ударил не сильно. Ладошкой. Словно убил муху на лице этого нового мальчишки. Ударил совсем не больно, удивляясь тому, что делает. И, глядя на его растерянное лицо, новенький заплакал. Заплакал горько, глотая слезы от унижения, ни на кого не глядя.

В тот вечер он стал как все. Ему жали руку. Его похлопывали по плечу. Его называли по имени, в один миг забыв все обидные прозвища, а потом, уже дома, он два часа отмывал руку под горячей водой и плакал. Ему было всего 9 лет, а он плакал от взрослого осознания цены поступка.

Года через два старшие ребята окончили школу и разъехались кто куда. Драки между домами и улицами как-то сошли на нет. Всех больше занимали взрослые проблемы первых «карточек», очередей за хлебом, походами в первые коммерческие магазины, и все стали всеми. Даже «новенький» стал «стареньким» и общался запросто со всеми, поглощенный новыми событиями вокруг, быстро забывая детские унижения. Кажется, забывая. Забывали все. А человек – тогда еще ребенок – как ни странно, помнил. Помнил, как отмывал руку. Может быть, поэтому он старался быть как все во всем. Но это все настолько многогранно, что невольно становишься первым среди равных.

Мужчина присел на корточки и подул на угли. Вот так. Сейчас, еще минута, и огонь вновь оживет. Часа через полтора ужин будет готов. Он привычным движением поставил на стол тарелку, положил рядом нож, вилку, ложку. Усмехнулся. Ох уж это воспитание! Даже наедине с собой он не позволял себе чавкать за столом, есть руками или заваливаться локтями на стол. Это было для него неестественно, как неестественно, например, для дикаря носить одежду или смотреть по интернету погоду в джунглях на завтра… Ниже достоинства. Ох уж это достоинство. Он достал лавровый лист, сушеную зелень, банку с солью.

Стать первым он не стремился. Он стремился быть как все. Маленький человек из маленького города. Когда он приехал поступать в институт, то со своими комплексами провинциала выбрал самый престижный и знаменитый. Ему не хватило полбалла. Зато хватило времени за короткий срок вступительных экзаменов понять, что хочется быть своим среди всех этих мальчиков и девочек, так свободно говорящих на иностранном языке, спорящих о неизвестных ему авторах или поющих всю ночь перед экзаменами песни под гитару. Мир слишком велик, и есть те «равные», среди которых не кулаки, а мозги есть пропуск в круг «своих».

Он поступил в менее престижный институт. Но в достаточно знаменитый, чтобы гордо произносить свое альма-матер вслух и чуть свысока поглядывать на менее удачливых товарищей.

Быть «ботаником» заставляла мечта о дипломе и карьере. А стать своим – было идеей фикс. Он быстро вычислил, где в интернете общаются самые известные в студенческой и не только среде личности. Взял неприметный ник. И первые полгода тратил и так небольшие карманные деньги только на то, чтобы «читать чужие мысли». Написать что-то свое он даже и не думал. Большинство из обсуждаемых тем были для него китайской грамотой. Он просто читал других. Аккуратно выписывал на листочек имена незнакомых писателей, цитаты, бросаемые кем-то в разговоре, фразы и суждения, привлекающие общее внимание. И потом, выключая интернет, шел в библиотеку или книжный магазин, смущаясь своей непросвещенности, просил тех самых авторов и те самые книги и прочитывал все от корки до корки. Интернет помогал и в самых критических ситуациях, когда кто-то из ников обращался к вечно молчащему новичку, он тут же в поисковике набирал запрос и удачно, или не очень, вставлял фразу какой-то знаменитой личности. Говорить что-то свое он боялся, чтобы не выглядеть дураком. Так прошли первые полгода учебы. Пришло время каникул и ночного чата.

Мужчина улыбнулся. Вот теперь можно и за стол. От ужина доносился приятный аромат. Недаром говорят, что мужчины – лучшие повара. Даже из того минимума запасов, которые у него были и которые он берег, вышло нечто очень даже аппетитное. Он вымыл руки. Положил полотенце, заменяющее салфетку, на колени и произнес: «Приятного мне аппетита». Очень странно звучал этот спокойный голос в небольшой избушке на краю цивилизации. Но его обладателя это не смущало.

Что они обсуждали в ту ночь в чате? Ах да, первые годы после революции. Человек не помнил, почему в ту ночь взял другой ник. Другой ник – другой образ – другой… Он и сам стал другим. За полгода он сделал с собой то, что другие делают за несколько лет. Помимо учебы, он перечитал множество книг по литературе, истории, философии, культурологии и психологии. Не так чтобы уж докапываясь до каждой фразы, но достаточно внимательно, чтобы составить на многие вопросы свою точку зрения.

В ту ночь он вступил в свой первый спор с самой одиозной личностью чата. С ником, перед которым все заискивали, с ником, с которым все мечтали познакомиться. С девушкой, сочетающей в себе, судя по тем разговорам, когда ее не было в чате, не только тонкий ум, острый язычок, но и ту женскую красоту, которая вкупе с первым и вторым не позволяет ее обладательнице в реальном мире остаться незамеченной и неоцененной. Спор был долгим. Спор был на всю ночь. Спор, перерастающий в обмен мнениями и растущий интерес к его персоне не только со стороны других чатовцев, которых он уже успел изучить, классифицировать, разложить по полочкам, и потому знал, как отвечать каждому, чтобы получалось едко, остроумно, на грани фола… и не обидно, но и со стороны этой девушки. Ведь не зря же уже под утро она сама открыла ему «приват» и предложила не спорить, а познакомиться и поговорить по душам.

Следующие полгода в чате было 2 виртуальных лидера – он и она. Как джентльмен, он часто уступал ей право первенства, но при этом всегда держался так, что в самых щекотливых ситуациях все обращались к нему, и он ставил точки над «и». Поддерживая интерес, а поддерживать в течение полугода интерес к себе только лишь виртуальному, дело не самое простое, он через полгода встретился со всеми на «чатовской вечеринке». И из виртуальных «как все» стал реальным «как все»… и даже чуть больше. Девушка стала его. Ненадолго, два лидера долго вместе не уживаются. Но эта первая любовь окрылила его и дала силы. Они до сих пор хорошие друзья и очень нежно относятся друг к другу, а это больше, чем дружба. Хотя, кто знает, как бы она к нему относилась, знай о нем все, а не только то, что он позволял знать.

Стать чуть больше, чем все. От любви до ненависти – один шаг. От предательства до чуть предательства – меньше шага. Как легко оправдать себя. Ну подумаешь, включил два компа сразу, две клавы сразу, два ника сразу. Один он. Другой псевдо-он. Один очень тонко вызывает ссору. Другой очень аккуратно встает на сторону жертвы. Один, зная характер многих, заставляет себя ненавидеть. Другой, он, открывает «приваты» и выслушивает все «про этого негодяя» и заставляет себя любить.

Сколько продолжались эти игры на два ника? Недолго. Что-то около полугода. Он узнал слишком много. Ему в себе надо было контролировать максимум, чтобы не проговориться и не сорваться. Ему, тому и другому, чтобы держать ситуацию и быть первым. Быть тем, без кого не могут обойтись: заботливым другом, понимающим, что надо тому или другому чатовцу, интересным собеседником, предугадывающим, как повернуть разговор так, чтобы нужный человек чувствовал себя центром внимания, спокойным судьей между двумя спорящими, зная заранее доводы каждого в споре, и порой еще до самого спора знающего, что спор неизбежен. Это было в апреле, странный месяц – обманчивый, когда он понял, что его слишком много и ему слишком скучно. Потому что построенный мир предсказуем и им контролируем. И еще возникло то самое ощущение грязной руки, которую хотелось отмыть. Только отмыть теперь хотелось всего себя. От и до. Ибо держать всех он не мог. Он не Бог. Держать малость было противно. Хотелось очиститься и сбросить все с себя.

Странный месяц апрель. Месяц раскаяния. И ведь ничего не говорило о том, что хоть кто-то заподозрил его манипуляции. Просто он шел по улице. Была капель. И на душе стало противно от самого себя.

Мужчина домыл посуду. Посмотрел в окно. Темно. Первые звезды уже затерялись во вторых. Градусник показывает 25 °С. Всего-то. Завтра надо будет дойти до дальних силков и проверить. Завтра надо встать пораньше. А пока спать совсем не хочется. На полке последняя пачка сигарет. Если честно, то и курит-то он уже раз в три-четыре дня. Это уже больше похоже на ритуал, а не на привычку. Спокойно-то как. Тихо. В такой мороз ветра не бывает. В такой мороз самое время волшебства. Вот сейчас бы стать девятилетним мальчиком и с восторгом слушать сказку о Питере Пэне. Он улыбнулся. Достал из огромного ящика пару книг. Выбрал одну из них. Не заумную философскую, таких в этом ящике нет, а сказочную. Фантастику. Укутался в меховую безрукавку и, сев поближе к свету, начал читать.

Читать он любил и в большом городе. Читать запоем. Читать все, что позволяет быть первым. И на работе он был первым. Если бы не та капель, кто знает, как сложилась бы его судьба? А тогда он весь ушел в работу. Отгородился от друзей-приятелей. Забросил чат. Занялся карьерой.

Первое, что взял себе за правило: максимальная честность и открытость миру. Это оказалось оружием лучше любого манипулирования кем-то. Вот только что открывать? И какой он? Слишком много было масок. Слишком много было его до того апреля. Поэтому пришло время проб и ошибок. Он радовался этим ошибкам порой больше, чем успехам. Новый опыт давал много новых мыслей. Ошибки для внешнего наблюдателя становились победами для него. Этап познания себя нового. Кто знает, обрел бы он единство в себе и каким бы стал дальше, но… Всегда бывает «но». Этим «но» был дефолт. Познавать себя, не имея работы, а значит, денег и, как следствие, той самой свободы, которая позволяет не думать, на что пригласить понравившуюся девушку в ресторан, не самый лучший путь познания. Опыт прошлых лет подсказывал, что чуть блефа, чуть открытости, чуть хорошего расчета – и работу найти будет хоть и сложно и не на ту зарплату, что прежде, но вполне реально. И он блефовал, рассчитывал, получал и добивался… новая работа. Он всего лишь подставил свою конкурентку. Как бы случайно, зайдя первым в кабинет и увидев на столе помимо своего резюме еще и ее, аккуратно зажал его в руке и, выронив из другой свою папку, наклонился собрать вывалившиеся листы. Собрав вместе со своими листами и ее. Он знал, что секретарша внесла к шефу 2 отобранных отделом кадров резюме: его и ее. Он знал, не зря же он обхаживал эту секретаршу, что предпочтение не в его пользу. Просто так получилось, что шеф должен был прочитать два резюме, а потом поговорить с каждым. Просто так вышло, что она в последнюю минуту не смогла приехать сегодня, перенеся встречу на завтра, дала ему фору. И он своего не упустил. Он вспомнил все свои личины и заговорил директора так, что через два часа директор звонил лично в отдел кадров и не терпящим возражения голосом приказывал больше работников на это место не искать. Место теперь занято.