Текст книги "Рыжий Ангел"

Ночные разговоры

– Смысл жизни, значит, ищем? Философский камень? Священный Грааль?

– Угу. Ищем.

– Дурью маемся?

– Маемся. Эх!

– Параллельные миры обосновываем?

– Пытаюсь…

– По снам путешествуем?

– Ну… бывает…

– Реальности меняем?

– Да так… пару раз на дню… да и то не свою…

Рыжий Ангел посмотрел на подопечную душу и поставил еще одну галочку.

– Ты, вообще, когда успокоишься?

– А когда ты меня заберешь?

– Когда время придет…

– Вот тогда и успокоюсь…

Душа присела рядом, панибратски обняла Рыжего и посмотрела вниз на тело:

– Лучше подобрать не мог?

– А чем тебе это не нравится?

– Ну, не фотомодель. Это раз.

– Согласен. – Рыжий зажал палец.

– Рост, опять же, не тот. Это два.

– Спорно. – Рыжий зажал второй палец.

– Болезненное. Это три.

– Ну, как и у всякого человека. – Рыжий зажал третий палец и посмотрел на душу вопросительно…

– Да вот, в принципе, и все. Три погрешности, а все могло бы быть иначе…

– И ты себе представляешь как? – разговор явно забавлял Рыжего.

– Ну… куча любовников, – душа закатила глаза и мечтательно вздохнула…

– Первый грех…

– Мировая слава фотомодели и лицо на всех разворотах…

– Второй… – Рыжий улыбался.

– Денег куры не клюют…

– Третий… – Рыжий разжал пальцы…

Душа посмотрела на раскрытую ладонь Рыжего Ангела. Ни одной линии, и удивительно красивые руки. Идеальные руки. Руки – мечта. Не то что у тела внизу…

Рыжий спустился к кровати и развернул ладошку к лунному свету. По-детски маленькую. По-обезьяньи исчерченную линиями. По-человечески теплую и живую…

– Хочешь все переиграть? – Рыжий внимательно смотрел на душу. Таких предложений он пока никому не делал…

– Все?

– Все.

– С самого начала?

– Да.

Душа подошла к телу и присмотрелась… Родное тело. Неуклюжее и смешное. Уже взрослое. Носатое такое. Вон сколько шрамов. Было бы мужское и лет так 600—800 назад, все женщины с ума бы посходили. Лежит себе. Спит. В пижаму залезло. И что ему спокойно не живется?

– Это тебе спокойно не живется… – Рыжий улыбнулся и поцеловал ладошку смешного тела…

– Мне трудно живется…

– Угу. Бедолага. Еще скажи, что несчастливо…

– Да нет… Опять, что такое счастье?

– Вот. Это вопрос. – Рыжий присел на подоконник. – Это вопрос вопросов. Это, можно сказать, философский камень каждой души…

– С таким камнем только топиться…

– Но-но… даже и не думай. Не дам.

– Да я и не собираюсь… Слушай. Я тут подумала, а что если все дело в…

Где-то наверху раздался тонкий звон колокольчиков…

– Опс… – Рыжий расправил крылья и посмотрел на тонкую полоску восходящего солнца, – заболтались мы с тобой. Видишь, день начинается…

– Я только хотела узнать ответ на вопрос, – душа поспешно вскочила и с мольбой посмотрела на Рыжего Ангела.

– А что толку? – Рыжий пожал плечам и встал на подоконник. – Все равно проснешься в теле и не вспомнишь ответ.

– Так какой же смысл в беседах-то тогда?

– Найдешь в жизни, с беседами все станет проще… – первый луч солнца раскрасил небо и прошел сквозь рыжие перья. – Все станет намного проще. А пока… – Рыжий Ангел уже почти растаял в воздухе, – до будущей ночи, смешная душа…

Тело вздрогнуло. Улыбнулось. Нахмурилось. Что-то ведь снилось. Что-то хорошее и в то же время важное. Что-то, что можно и не вспоминать, когда помнишь, но обязательно надо вспомнить, когда забыл…

Ноутбук по-прежнему мигал на столе…

Вчерашний кофе остыл, но все еще вкусен…

А по земле шагает человек и ищет смысл жизни…

Чудак.

Чудачка.

Ссора

Ангелы ссорились.

Рыжий ходил от одного края облака к другому и нервно потирал руки. Белый Ангел расправил крылья и громко вещал. Именно вещал, потому что, по мнению Рыжего, слишком много пафоса было в словах Белого.

– Ты должен усвоить, что главная наша задача – делать людей счастливыми. Мы на то и ангелы, чтобы дарить счастье, вести к свету, убирать из душ сомнение и боль.

– Мы на то и ангелы, – возражал Рыжий, стараясь сдержать гнев, – чтобы учить душу видеть счастье в малом. Ибо, не разглядев в малом, душа ослепнет от большего.

– Глупости! – Белый присел на краешек и произнес: – Вот что ты делаешь? Ты же мучаешь свою подопечную душу!

– Как я могу мучить ее, когда моя подопечная душа полна любви?

– А зачем ей такая любовь? Неопределенная. Неясная.

– Вполне ясная.

– Вот именно, что вполне. Какое у этой любви будущее?

– А разве бывает разное будущее у любви?

– Еще как бывает! – Белый Ангел наставительно поднял палец: – Во-первых, бывает много лет в любви и согласии, во-вторых, бывает ярко и быстро, в-третьих, бывает мучительно, неопределенно, безответно и…

– Е-рун-да! – Рыжий присел рядом и потрепал Белого за перья. – Е-рун-да! Не бывает всего этого. Все, что ты перечислил, лишь ситуации, которые складываются в силу тех или иных обстоятельств. И не всегда эти обстоятельства есть составляющие любви.

– Слушай, зачем все это? Ну разведи ты эти души. Не знали друг друга и пусть дальше не знают. Живут себе спокойно…

– Спокойно? – Рыжий подскочил. – Ты говоришь, спокойно? Ты, ангел, желаешь душам на Земле спокойствия от любви?

– Да. Я, Белый Ангел, желаю душам на Земле спокойствия. И если это спокойствие рождается в силу того, что они не страдают от любви, значит, я только за!

– Вот уж кто отступник и богохульник, – Рыжий изумленно посмотрел на друга…

– Повтори, что ты сказал?! – Белый Ангел грозно расправил крылья и встал в оборонительную стойку.

– Повторю, отступник и богохульник. Ибо помышляешь оставить людей без любви… забывая, что Бог и есть любовь… высшее ее проявление… и не испытав любви на земле, люди не смогут испытать любви к Богу. Ибо душа должна учиться… и любви в том числе…

– Да я… Да я… – Белый взлетел вверх и камнем опустился на облако рядом с Рыжим. – Значит так, летим на Землю, говорим с душами по душам и сам увидишь, что…

– Хорошо, смешной Белый Ангел, ты старше меня на вечность и на вечность глупее, летим!

Ночь опускалась на город. Ночь, несущая прохладу и сны. Ночь, смывающая поражение и рождающая надежду. На маленький город опускалась ночь…

– Эй, вставай… – Белый Ангел коснулся плеча подопечного человека, и тело вздрогнуло, выгнулось, обнажилось и выпустило душу.

– Привет, – душа улыбнулась хранителю и села на край кровати.

– Дело есть, – Белый ангел присел рядом, – мы к тебе по поводу любви…

– Опс, – душа улыбнулась, – какое почтение. Не я к тебе с вопросом, а ты ко мне за ответом?

Рыжий присел с другой стороны от души и прошептал:

– Мы просто подумали… Вот ты страдаешь, ищешь любовь, находишь, теряешь… опять страдаешь… Может, ну ее, будет тебе спокойно и счастливо, а?

– Без любви?

– Ага, – поддержал Рыжего Белый, – без нее. У тебя и так много увлечений. Будешь больше времени тратить на себя, на поиск чего-то там, чего захочешь, необдуманные поступки делать, не будешь переживать потом…

– А что буду делать? – спросила душа, изумленно глядя на ангелов.

– Жить, дурачок! – воскликнул Белый. – Сколько свободного времени! Сколько всего можно успеть! Сколько познать! Сколько можно свершить и гордиться собой!

– А зачем? – еще более удивленно спросила душа.

– Ну… – Белый озадаченно посмотрел на Рыжего, ожидая от того поддержки. Но глупо ожидать поддержки от оппонента в споре. Так что надо выкручиваться самому.

– Как зачем? Познаешь тайны мироздания, раскроешь пару-тройку вселенских истин. Разве не хочешь?

– Без любви? – душа внимательно посмотрела на Белого. – Не хочу. Зачем мне знать все, если я не узнаю, что такое любовь? Зачем мне делать все, если не будет кого-то, кто полюбит меня не за мои знания и дела, а за мои слабости и сомнения? Зачем мне быть всем, оставаясь пустым внутри?

Ангелы молчали…

– Странные вы, ребята, – душа подошла к телу, – прилетели, спросили неясно что и непонятно зачем. Сами вроде все должны знать. А вот надо же. Вы простите, я в тело вернусь. Мне завтра помимо работы надо еще успеть понять, кого я люблю, а кто лишь только увлечение, и разобраться, надо ли мне увлечение и хватит ли мне сил на любовь. А уж потом, когда разберусь, подумаю о чем-то вечном. Обещаю…

Душа улыбнулась и вошла в тело…

– Попробуем еще раз? – с надеждой спросил Белый.

– С женщиной? – Рыжий поднял вопросительно бровь…

– С ней! С женщинами проще…

– И что, я никогда не узнаю, что этот изверг не любит меня? – женская душа вытерла слезы и посмотрела на ангелов…

– Никогда, – твердо заверил ее Белый…

– И никогда не буду терзаться ревностью?

– И это никогда, – поморщился Рыжий.

– И я не встречу назло ему другого и не выйду замуж?

– Угу, – кивнули оба одновременно…

– А потом не рожу сына и не назову его именем?.. – удивленно переспросила душа саму себя и тут же ответила себе же: – Я никогда не узнаю, как это – ощутить вкус его губ, я никогда не узнаю, что это – сердце в пятках и хочется взлететь как птица, я никогда…

– Зато, – Белый Ангел обнял душу, – зато у тебя будет сын. Пусть и с другим именем. Зато ты не потеряешь год на переживания и сделаешь карьеру. А потом ты поедешь по разным странам и увидишь мир. И ты не потратишь пару недель на общение с психиатром и не обозлишься, что все козлы…

– А как я из козлов выберу принца? – возмутилась душа. – Как я смогу понять, что я счастлива? Как я смогу научить быть счастливым своего ребенка, спокойная, как танк, и равнодушная, как кочерга?

– Почему кочерга? – Рыжий аж подпрыгнул от нелепого сравнения.

– Неважно, – душа вдруг вздохнула и горько зарыдала. – Пришли. Расстроили. Успокоили. Идиоты. Мужики! Да что вы знаете о любви? Что вы понимаете в ней? Да я, между прочим, ради него на 6 кг похудела! Да я ради него от поездки на Крит отказалась и в горах в палатке мерзла! Да я!.. И все это, чтобы потом стать спокойной пустышкой? Да как вы вообще могли подумать?

Возмущенная душа дотронулась до тела и, прежде чем снова стать человеком, произнесла:

– Ну не оценил он? Ну, не полюбил меня? Ну и что? Порыдаю и еще лучше себе найду!

– Не-ло-гич-но! – Белый Ангел вздохнул. – Нелогичная душа…

– Человеческая душа… – улыбнулся Рыжий.

– Женская, – пробурчал Белый и спросил: – Может, еще одна попытка?

– До утра успеем?

– Еще раз, да. Только давай… давай душу, которая совсем еще не влюблялась! А то с этой любовью, в интерпретации человеческой, одно наказание.

– Тогда к ребенку? – Рыжий улыбнулся. – Я знаю одного чудного ребенка… Тебе понравится с ним говорить…

Душа была рыжей, смешной и внимательной. Впервые Рыжий Ангел привел с собой кого-то еще. Душа ребенка любила Рыжего… Он научил ее не бояться темноты и складывать цветные стеклышки в парке, под деревом, ловя отражение солнца. Он рассказывал ей сказки о звездах и Вселенной. Он страховал ее на площадке, когда ребенок кувыркался и взрослые были где-то далеко.

И раз Рыжий пришел не один, значит, случилось что-то важное…

– Что ты хочешь больше всего? – спросил Белый Ангел, ласково глядя на душу ребенка.

– Чтобы мама завтра быстрее вернулась с работы, – улыбнулась душа…

– Ты неправильно задаешь вопрос, – шепнул Рыжий.

– Хорошо, а ты хочешь, чтобы все было хорошо и все были счастливы? – переспросил Белый Ангел.

– Конечно, – душа ребенка удивленно посмотрела на гостей.

– А что такое счастье? – спросил Рыжий Ангел, посадив душу к себе на колени…

– Счастье… – душа ребенка засветилась золотистым светом. – Счастье – это когда никто не ссорится, когда тебя понимают, когда ты делаешь что-то не назло, а потому что любишь…

– Но ведь часто взрослые делают что-то назло, когда любят…

– Да? – душа ребенка очень удивилась, а потом прошептала: – Просто они забыли, что такое любовь. Знали, когда были детьми, а потом стали взрослыми, испугались и забыли. Им просто надо вспомнить…

– А ты помнишь? – прошептал Белый Ангел.

– А я и не забываю… – улыбнулась душа. – Любовь одна. Ее не бывает много или понемногу. Просто взрослые думают, что любовь – она к кому-то конкретно, а для других – дурацкое слово «дружба». Взрослые не знают, как не взрослеть. Они думают, что если сохранить в себе любовь (которая есть с детства), не раздавая ее, не любя здесь и сейчас, опасаясь, что на завтра не хватит, то они не смогут любить по-настоящему. А ведь любя здесь и сейчас, только не боясь, что завтра можешь остаться один, понимая, что всегда на земле есть кто-то, кто примет твою любовь, – так и можно любить…

– Но ведь взрослые расстаются и страдают, – заметил Белый Ангел.

– Потому что они взрослые. И потому что глупые. Зачем страдать, когда испытываешь счастье?

– А если сложится так, что ты с любимым человеком всего миг?

– Но это лучше, чем ничего, – ответила душа ребенка. – Потому что когда любишь, миг становится вечностью. Когда расстаешься, то в тебе живет счастье, что ты чувствовал этот миг вечности, и ты по-настоящему живешь, а когда ты почувствуешь этот миг еще раз, то уже сможешь его оценить и прожить более ярко и с большей благодарностью для той, другой души, которая родила в тебе любовь…

Душа зевнула…

Где-то наверху зазвенел колокольчик…

А над горизонтом прорезался первый луч солнца.

– Рыжий, – прошептала сонная душа.

– Да, солнышко, – Рыжий Ангел поднял ее на руки и поднес к телу.

– Когда я стану взрослой и все забуду, напомни мне, пожалуйста, что глупо бояться любви и бежать от нее, даже если она на миг…

– Хорошо, – Рыжий склонил душу к детскому телу и перед тем, как душа снова стала человеком, услышал: – Только не предлагай мне покоя, ладно? Ответы на все вопросы я найду сама. Ну, ты поможешь. Вот только любовь не забирай…

Солнце разрезало небосвод, и где-то в маленьком городе растаяли два ангела и проснулись люди.

– Ты все еще думаешь, что без любви люди были бы счастливы? – Рыжий Ангел смотрел на голубую Землю, покрытую лучами Солнца…

– Нет, – Белый улыбнулся, – я просто думаю, как научить их ценить счастье любви здесь и сейчас, не заглядывая в будущее и не боясь его. Потому что невозможно потерять любовь, если ее имеешь, можно лишь потерять человека. А это уже совсем другая история… И людям еще многому надо в этой истории научиться…

48 часов

1.

48 часов по пересеченной местности. 48 часов в полной темноте, на ощупь. 48 часов в лесу. 48 часов назад погасло Солнце. Солнце. И когда ты вне города, то паника отступает уже к концу первого часа. Глаза привыкают. И тело само ощущает реальность. Хотя первые сутки все же остаются на теле ушибами, сбитыми при падении коленками и ободранными о стволы деревьев руками.

Конец света.

Кто говорил, что еще 600 лет до?

Вот так вот раз, и все, темнота. И крылья не помогут. Тут не взлететь. Тут нет места даже для размаха. Надо идти и верить. Не может вот так в одночасье погибнуть Свет. И где-то должен закончиться лес.

Ангел провел рукой впереди себя и не ощутил ничего. Пустота.

Поднял голову. Звезд не было. Ничего не было. Темно.

Но войну со Злом еще не объявляли. Он бы почувствовал.

Он бы успел расправить крылья и взлететь.

Он бы успел на битву.

Значит, произошло нечто, что ему непонятно. Но нельзя страшиться непонятого. Надо стремиться к познанию. И надо найти людей. Хотя бы человека. Ведь только тогда…

Впрочем, что тогда, пока еще неясно.

Но если жив он, значит, битва еще не проиграна. Надо только лишь выйти на поле боя.

И найти Свет.

2.

«Если не плакать, то все можно понять», – так говорил папа. Главное не плакать. Ребенок сидел на кровати и всматривался в темноту. Когда он проснулся, дома было необычайно тихо. Сначала он подумал, что еще ночь, и лег спать. А когда проснулся, то снова была ночь. Никто не откликнулся. Свет не включался. И было так тихо, как никогда. Ребенок был всего лишь ребенком. Папы не было дома. Но папа всегда возвращался. Он на ощупь прошел на кухню. Достал из холодильника молоко и взял со стола хлеб. Молоко прокисло. Но есть хотелось больше, чем когда-либо. Надежда, что придет папа и все починит, была сильна. Но папа не приходил. Часы на столике не работали, а военные, с подсветкой, сломались, и стрелки, светящиеся в темноте, бегали по циферблату в разные стороны. Ребенок был еще мал, но не настолько, чтобы не понять, что случилось что-то страшное. И тогда он заплакал впервые. Сначала тихо. Потом все громче и громче. Он плакал так долго, как никогда раньше, и тишину разрывал только его плач. Каким-то шестым чувством ребенок осознал, что его никто не слышит. Вообще никто. Он подошел к окну и вместо привычных светящихся окон в доме напротив увидел темноту. Черную, вязкую, гнетущую темноту. И тишина заложила уши. Он не мог плакать. Страшно. Необычайно страшно. Ребенок стянул с кровати одеяло, залез под стол, укрылся и заснул. Когда страх разъедает душу, то самый лучший способ не бояться – уснуть. И не видеть снов.

Новое пробуждение не предвещало ничего хорошего. Было темно, но уже не так страшно. Бояться вечно невозможно. Любой человек, а тем более ребенок, не может бояться вечно. Он выполз из-под стола, дошел до ванны, открыл кран. Воды не было, а во рту ужасно воняло. Папа всегда говорил, что от мужчины не должно вонять. Он выдавил пасту. Зажевал ее и сплюнул. Гадость, и надо все же чем-то прополоскать рот. Вышел на кухню, налил в стакан прокисшего молока и прополоскал рот. Хоть что-то. Открыл холодильник. Ну и запашок! Все, что воняло, выкинул на пол. Открыл коробку плавленого сыра. Вкусно. Медленно дошел до кладовки. Как же трудно в темноте искать вещи. Ага. Вот и пакет. Свечи – это то что надо. И хоть папа запрещал пользоваться спичками, но папы не было, и запрет, значит, не действовал. Охотничьи спички были рядом, и с первого раза свеча загорелась. Стало намного спокойнее.

– Я… – ребенок замолк, прислушался и повторил: – Я дома.

Это простое детское заклинание наполнило квартиру, и страх отошел совсем. Уже более уверенно он вошел в детскую и достал чистое белье. То, что пора выходить на улицу и искать папу, было яснее всего. Но как долго искать? Это вопрос. А значит, надо хорошо подготовиться. Он вытряс рюкзак с учебниками. Достал куртку, выложил из кармана спички, связанные резинкой свечи и сел на кровать. Что еще? Чистое белье в дорогу. В прошлом году, когда в походе он свалился в реку, отец достал сухое белье и сказал, что в пути надо всегда иметь с собой пару чистого белья. Из комода на кровать аккуратно положил теплые носки, свитер, детские перчатки без пальцев. Подумал и добавил еще одну пару обыкновенных, вязаных. Теперь главное – правильно сложить в рюкзак. Вроде все вошло. Еще есть место и для еды. Дома еды не было, но в магазине напротив… И если там нет людей, то это не значит, что нет еды. С верхней полки достал коробку с новыми кроссовками. Он готовился еще недавно их надеть в школьный поход, но это недавно. Сейчас не имеет значения, что было недавно. Надо понять, что есть сейчас.

Идти вниз по лестнице со свечой было нестрашно. Всего-то с шестого этажа. Он каждый день ходил тут. Правда, до этого ни разу во тьме и тиши.

На улице было сыро. Пахло плесенью. Ребенок поднял голову и не увидел звезд. Ни одной звезды. Темно под ногами. Темно впереди. Темно над головой. И хотя нет облаков, но нет и света. Никакого света, кроме свечи. Он быстро перебежал дорогу, прикрывая пламя рукой, и постучал в магазин. Глупо. Поднял с земли камень и бросил в витрину. Ничего. Встал на коленки и, всматриваясь, нашел еще один. Это был больше. Замахнулся, и стекло разбилось. Первая реакция – бежать. Но сигнализация не сработала. Аккуратно, чтобы не порезаться, влез вовнутрь. Свеча уже сгорела на две трети. Надо двигаться быстрее. Бросил в рюкзак шоколад, лежащий у кассы, в хлебном достал упакованные в пакет булочки (простой хлеб заплесневел – так быстро!), пару банок колы достал из неработающего холодильника, на полке чай в пакетиках. Пакетики вытряс сверху и выкинул коробку. Только место лишнее занимает. Что еще? Там, в углу, были товары для взрослых. Фонарики на батарейках не работали. Радио молчало. Об этом можно подумать потом. Он достал еще одну свечу и зажег от огарка. Так быстро можно использовать весь запас. Ага. То, что надо, было в самом углу: веревка (можно обмотать поверх куртки и не будет мешать), охотничий нож на ремешке, еще один фонарик. Это фонарик был не от батареек. Надо было нажимать на ручку и тогда… Яркий свет ударил в пол и ослепил. Да, то что надо! Ребенок засмеялся. Уже увереннее он достал с полок консервы. Распихал по кармашкам рюкзачка. Вот и все. Больше ничего не войдет. А так хочется взять много! Уже уходя, прихватил пачку печенья и сигарет. Он не курил. Совсем нет. Но папа так любит затянуться и смотреть на тлеющий уголек. Когда он его найдет, то обязательно достанет эту пачку. Когда найдет…

Идти по городу было страшно. Но всякий страх пропадал, когда на дом, огромное дерево или стоящий на дороге автомобиль падал свет фонарика. Было странное ощущение, что все исчезли сразу и оставили его одного. Глобальные прятки. Игра «А теперь найди нас!» Но искать всех ему не надо. Ему надо найти только папу, и все будет хорошо.

Он вышел из города по большому шоссе и пошел вперед. Не все ли равно, куда идти, если вокруг ничего? Чтобы страх не возвращался, он громко запел:

 
«Мой путь лежит через сто дорог.
Пройти его никто не мог.
До меня никто никогда не мог.
Мне черт не страшен.
И рядом мой Бог.
Я снова в пути.
Мой ангел со мной.
Дойдешь до конца!
Мальчишка-герой!»
 

Эту песню пел когда-то папа. Песня из какого-то там отряда. Из детства, которое было до него. Песня пионера и следопыта. Мальчишка-герой…

– Эге-ге-й! – тишина поглотила крик, и он крикнул еще громче: – Данька! Я Данька – путник! И я иду со светом! – повернул бейсболку козырьком назад и, отогнав подкатывающий к горлу страх, пошел вперед, начиная куплет заново…

48 часов темноты. 48 часов нового мира. 48 часов в этом мире были только двое – десятилетний мальчишка, шагающий по пустой трассе с ручным фонариком, и Рыжий Ангел, ищущий Свет.

3.

Только одно существо во Тьме могло видеть. Сама Тьма. И назвать ее существом было бы неправильно. Нечто. Или Ничто. Разумное, спокойное Ничто. Оно холодно окутывало Землю или то, что было Землей и существовало. Зачем? Почему? Этот вопрос лишний. Это просто было. Как до этого были Свет и Жизнь.

Резкая боль пронзила сознание Тьмы. Эта боль шла откуда-то издалека. Из той дальней ее части, которая в сознании была где-то. И эта боль была Словом.

Тьма не привыкла к словам. Тьма не знала слов. 48 часов бесконечного покоя были нарушены.

Над покинутыми городами, застывшими призраками машин, холодными полями неубранной пшеницы, голыми глазницами городов пронеслась боль Тьмы. Если сказать, что черное может стать еще чернее, то это значит не сказать ничего. Все, что было там, внизу, наполнилось Тьмой и разъедалось ею. И с этим надо было что-то делать.

Тьма выдохнула плесенью ветра. Боль не проходила, но и не усиливалась. Чтобы понять себя, надо разобрать себя на кусочки. А как на кусочки можно разобрать Ничто или бесконечность? Где-то внутри, в темном сознании, рождалось первое дитя Тьмы. Рождалось от боли. Рождалось, не желая того. Рождалось вопреки.

Тьма выдохнула из себя Первое Нечто. Скользкое, холодное, тревожное, не имеющее ничего общего с тем, что может представить себе человек. Выдохнула с той болью, которая пришла из нее самой, чтобы убить Причину и умереть.

Если во Тьме может быть Тень, Тень без и не от Света рожденная, то это родилось и было.

Тьма выдохнула и снова уснула. Теперь ее не волновало, что где-то там, внизу, есть если не Свет, то кто-то, кто бы мог быть им. Об этом позаботится Первое Нечто…

У Рыжего Ангела, идущего по темным лугам, заболело сердце. У ангелов тоже есть сердце.

А Первое Нечто рванулось вперед в поисках добычи.

48 часов темного мира медленно отмеряли приход новой эры.

4.

Над горизонтом больше не поднимается солнце. Тьма не режет глаза. И сердце бьется почти как у человека.

Рыжий Ангел перестал считать время. Зачем считать то, что более не имеет смысла? Единственное, что его волновало, – Свет. Где-то на земле должен остаться маленький лучик света. Он это чувствовал.

Лететь во тьме было неприятно, звезды больше не светили. И только два чувства жили внутри, надежда и страх. Страх, потому что родилось нечто ужасное. Надежда, потому что есть нечто прекрасное.

Рыжий сделал шаг и остановился.

Прямо перед ним лежал мальчик.

Обыкновенный мальчик, из тех, что еще 48 часов назад жили на земле, играли в войнушку, пекли на костре картошку и огорчали родителей порванными на коленках штанами.

Рыжий медленно дотронулся до лица мальчика, теплое, живое, измученное, настоящее лицо мальчика, человека!

– Эй… – Рыжий Ангел дотронулся до плеча. – Эй! Вставай.

– Папа… – Данька открыл глаза и сонно посмотрел на Рыжего. – Па… Ты кто?

Мальчишка резко откатился в траву и быстро поднялся на ноги.

– Ты кто? Не подходи! – выхватил фонарик, и луч яркого света ударил в лицо ангела.

– Эй, тише, все в порядке. – Рыжий расправил крылья. – Я ангел.

Луч фонарика скользил по рыжему оперению, которое казалось почти золотым.

– Рыжий? – Данька хмуро посмотрел и с сомнением произнес. – Рыжих не бывает…

– Кто тебе сказал, что не бывает?

– Никто. Я в книжке читал и по телику видел. Ангелы или белые, или черные. Добрые или злые!

– Злых ангелов не бывает. – Рыжий сел на мокрую траву и сложил за спиной крылья. – Ангелы изначально добрые. А рыжие… Рыжий я один.

– И где твои белые братья?

– Не знаю.

– А Бог есть?

– Есть.

– И где он?

– И этого не знаю.

– А что происходит? – Данька сел рядом и посветил Рыжему в лицо. – Хоть это ты знаешь?

– Нет.

– Ничего ты не знаешь, конопатый, – вздохнул мальчишка и выключил свет.

Ангел протянул руку и дотронулся до Даньки.

– Я пока мало что понимаю. Но что-то случилось не так. Или так, но мы с тобой не понимаем зачем. Я просто чувствовал тебя тут. Потому и нашел.

– А кроме меня, еще кто-то есть, да? – прошептал Данька.

– Есть.

– И оно страшное?

– Ты его тоже чувствуешь? – Рыжий обнял дрожащего Даньку и прижал к себе.

– Да. И мне страшно.

– Мне тоже…

Ангел и мальчик сидели в тишине. Тьма и тишина. Ничто и они двое. Ничто и нечто из Ничего… Это нельзя объяснить. Пока нельзя объяснить. Это можно только чувствовать…

– Хочешь есть? – Данька достал печенье и протянул Рыжему.

– Нет, спасибо. Ангелы не едят. В этом нам проще, чем вам, людям.

– Чем мне, – поправил Данька, – людей больше нет. И папы больше нет. И… – он вздрогнул, опустил плечи и заплакал. – Никого нет…

– Ш-ш-ш-ш, – Рыжий прижал его сильнее и закрыл крыльями от Тьмы, – не плачь. Есть я. Есть ты. А значит, мы уже не одни. И…

– И мы найдем папу?

– Конечно, мы найдем твоего папу. Я даже не знаю почему, но я знаю точно, как только мы найдем твоего папу, все будет как прежде.

– Только я уже не буду как прежде. – Данька посмотрел на Рыжего. – Ты знаешь куда идти?

– Наверное, туда, откуда идет страх.

– Страх отовсюду.

– А ты закрой глаза и прислушайся…

Первое Нечто поглощало Ничто, заполняя собой пространство и наполняя его болью. Все, что было во мраке, изменялось. Материя становилась антиматерией. Безразличие – болью. Первородство Зла – Злом.

Данька вскрикнул и сморщился от заполняющего душу леденящего холода. Покачнулся и, если бы Рыжий не поймал его, упал бы, словно скошенный косой стебелек…

– Данька, Данька, – Рыжий тряс мальчишку, – вернись ко мне! Нам надо найти твоего папу! Дань-ка!

Мальчик открыл глаза. Он ничего не сказал. Просто взял рюкзак на плечи и пошел вперед. Рыжий Ангел расправил крылья, думая взлететь, потом покачал головой… и пошел рядом…

– Данька, ты почувствовал, да?

Мальчик шагал не оборачиваясь.

– Ты знаешь куда идти?

Еще пару шагов во тьму.

– Ты ведь точно знаешь?

Данька обернулся и прошептал устало:

– Вперед. Туда, где рождается боль…

Ручной фонарик зажужжал в Данькиной руке, и тонкий лучик света прорезал Тьму.

5.

Первое Нечто. Это только в сказках Зло ужасно и некрасиво. Это только в сказках, когда надо научить ребенка остерегаться Зла, оно вызывает желание обнять маму и, не открывая глаза, перелистнуть страницу. Если бы кто-то увидел Первое Нечто, то был бы поражен его красотой.

Наверное, в мире людей с таким лицом можно было бы стать великим актером или фотомоделью, а художники и поэты воспевали бы красоту такого человека. Но Первое Нечто не Человек. Первое Нечто рождено из Ничего только с одной целью – очистить новый мир от остатков Света.

Дитя Тьмы. Сама Тьма. Первое Нечто, ужасающее в своей совершенной красоте, внимало голосу изначальной Тьмы…

– Ты найдешь Свет…

– Я найду Свет…

– Ты уберешь мою боль…

– Я уберу твою боль…

– И наступит Ничто. Настоящее Ничто. Полное молчания и Тьмы, и ты снова станешь частью меня…

Изменить кого-то можно, лишь изменив память. Уберите лучшие воспоминания и оставьте самое темное, человек превратится в психа.

Заберите детство, и взрослый никогда не поймет ребенка.

Выпейте по капле светлого Даньку, и некому будет противостоять Тьме, ибо станет Данька ее частью и погрузится во Тьму.

Первое Нечто скорчилось от боли. Вырвало из себя кусок. Выплюнуло его грязью и болью. Смешало с землей и растворило в воздухе. Придет время, и опустится единственная капля дождя на светлую голову Даньки, и с этого момента уже не изменить ничего. Перерождение…

6.

Рыжий Ангел взял фонарик у Даньки:

– Давай я понажимаю. Придумали же люди такую штуку. На батарейках не мог захватить?

– Батарейки не работают. – Данька вздохнул и потер запястья. – Хорошо, что еще хоть так свет есть.

– И хорошо еще, что мне спать не надо. Буду всю «ночь» запястья качать. Не приспособлены мы, ангелы, к такой работе…

– Ага, – Данька весело улыбнулся. – Вам бы только кашу небесную кушать.

– А ты откуда знаешь?

– Да от бабушки. Все ангелы кушают манную кашу, только она у вас небесной называется. – Данька страдальчески скривил лицо, всем своим видом показывая, насколько ему надоела манная каша.

Рыжий Ангел покраснел и засмущался. Что верно, то верно, каша эта – лучшее лакомство ангела…

– Вот помню, мы однажды откушали, – начал Рыжий…

– Попировали?

– Ага…

– А повод?

– Да несколько душ сразу на Земле осознали любовь…

– Тоже мне повод! – Данька презрительно фыркнул. – Ничего нет существеннее?

– А что может быть существеннее любви?

– Ну, войну остановить, например, – Данька взмахнул руками, – или помочь придумать лекарство от всех болезней!

– А отчего бывает война, не задумывался? А отчего болезни?

– Ну, так просто наши с не нашими…

– «Наши». «Не наши». Ребенок ты еще. – Рыжий посмотрел на насупившегося друга и потрепал его по макушке. – Теряют люди любовь. Озлобленными становятся. Завистливыми. Хочется чего-то, а что, понять не могут. Любви-то замены нет. Вот и начинают утверждаться на войнах всяких…

– Так сделайте, чтобы любовь была!

– А она и есть. – Рыжий улыбнулся. – Думаешь, зря на Земле Библия, Коран или, например, Тора существуют? Вам же ключ дан!