Текст книги "Рыжий Ангел"

Она ищет приключений на свою голову?

– Она ищет приключений на свою голову? – Белый Ангел удивленно выгнул бровь. – Странная душа. Другие просят счастья и покоя. А эта…

– Эта мечтает пережить разочарования неразделенной любви с женатым человеком. Или разделенной, но невозможной. Или возможной, но запретной. – Рыжий Ангел вздохнул. – И между прочим, эта самая счастливая из необычных обычных душ.

– Может, она «движок»?

– Нет. Это движкам дается и клиническая смерть, и неразделенная любовь, и страдания в неприятии своей внешности. А она же… она красива. Удивительно тонко-точеной красотой. Но вот… – Рыжий Ангел вздохнул и пролистал Книгу Судеб.

– Ну так дай ей то, что она просит! – Белый от возмущения ходил по облаку от края и до края. – Тоже мне! Другие со слезами на глазах умоляют избавить от боли, а эта!

– А эта – моя! И не смей так говорить. – Рыжий внимательно следил за Белым Ангелом. – Ты знаешь, насколько пожелания ангела, даже не к своей подопечной душе, исполнимы. А потому замолчи и дай мне подумать!

– Просто ты добренький…

– Я не добренький. – Рыжий улыбнулся. – Я справедливый. Ну и немного влюбленный в людей. Тем более в свои подопечные души. Пойми, эта душа имеет свой путь и свои уроки. Наверное, эта из немногих душ, которые не испытывают страданий по поводу своего физического несовершенства…

– Вернее, не должна, – поправил Белый Ангел, – но…

– Как некоторые красивые люди, она просто «стесняется» своей красоты.

– Вот именно. У людей порой странные бывают эмоции. Некрасивые мечтают стать красивыми. Глупо и наивно. Их ведь не переродить. А красивые не умеют порой ценить то, что имеют и… стесняются сами себя.

Рыжий Ангел улыбнулся.

– У нее удивительные глаза. А еще я люблю смотреть, как она спит. Когда она спит, то улыбается. Не так часто встретишь человека, чья душа улыбается во сне. Это показатель…

– Ты подсматриваешь?

– Нет. Я присматриваю. Все души в снах ранимы. И быть может, когда она просыпается, то не помнит снов и того, что улыбалась, но мне достаточно знать – улыбалась. Я видел. Я люблю ее улыбку…

– Да ты любишь всех своих подопечных! – Белый язвительно улыбнулся и щелкнул Рыжего Ангела по носу. – Я не припомню ни одной нелюбимой тобой души.

– Ага, – Рыжий с легкостью согласился, – но это особый случай. Понимаешь, если все мои подопечные души до нее должны были пережить нечто глобально отрицательное или тяжелое, выстоять и выдержать дилемму выбора в крайней ее степени, определиться на уровне противоположных решений, то эта душа – баловень. Я изначально любил ее чуть больше, – Рыжий Ангел покраснел до самых корней перышек и на мгновение показалось, что он стал алым.

– Чудик ты! Ты помнишь правило о равенстве подопечных душ?

– И не только помню, но и твержу себе каждое утро.

– А Он знает? – Белый Ангел приподнял бровь и посмотрел вверх.

– Конечно. Это был Его подарок мне. Душа с минимальными испытаниями. Душа, которая должна наслаждаться счастьем.

– Так почему? Почему она просит себе опыт через страдания? Ведь все ее мечты о трудностях – это то, что ты даешь другим и помогаешь преодолевать так или иначе. Зачем ей это?

– Не знаю. – Рыжий Ангел закусил губу. – Вру. Знаю. Понимаешь, я настолько привык работать «на острие», настолько вжился в экстремальные ситуации людей, что мне дал Бог эту душу, чтобы хоть на одну человеческую жизнь отдохнуть. Вот только душа, сама не зная того, на каком-то непонятном для меня уровне стремится к тому, что ей не положено изначально в виде испытаний и что я уже вечность ношу в себе, прорабатывая с другими подопечными.

– Стоп. – Белый Ангел расправил крылья от возмущения, – Она что, считывает твои опыты с другими душами и тем самым забивает себя не своими… хм… проекциями на будущее?

– Типа того. Я точнее и не знаю как сформулировать. То, от чего другие бегут, она по этому и скучает.

– А что на самом деле? Мне уже интересно. В чем ее опыт-то?

– В мелочах. Понимаешь, у других решения на глобальном уровне. Да, они болезненные, кардинальные, меняющие мировоззрение. Другие души носят свои проблемы и копят их в себе до критической массы, чтобы потом вынести урок. В большинстве случаев болезненный урок. И тем самым идти вперед в своем развитии. А этой изначально дано спокойствие, которого нет у других. Чуть больше удачи. Чуть больше света. Чуть больше меня.

– Тебя…

– Да, меня. И все, что надо этой душе, – уметь выносить уроки, которые ей показывают через других в глобальном плане. И все, что ей надо, – понять, что мелочей не бывает. И что ее опыт состоит из ежедневного внимания к этим самым мелочам в себе и в других.

– И даже в конце у нее не будет глобального потрясения?

– А зачем? И что такое «глобальные потрясения»? Хотя, да. Все относительно. Но у нее действительно будут «глобальные потрясения». Ее потрясение – увидеть ту мудрость в себе, которую видят другие. Ее опыт – уметь полюбить себя такую, со всем ее спокойствием и в то же время энергией, какая она есть. Ее путь – просто настолько понять себя, насколько это вообще возможно для человека, и тогда… тогда ты сам знаешь, что бывает.

– Тогда она обретет силу.

– Да, – Рыжий Ангел улыбнулся, – она обретет ту силу понимания, которая сделает ее свет ярче, жизнь насыщеннее, и все, кто будет рядом с ней, хоть на мгновение будут ощущать свет от силы счастья, который излучает человек, полностью принявший и осознавший себя.

– Но тогда будет другое испытание. Слишком многие будут желать любви сильной и красивой женщины.

– Ты не понимаешь. Уже многие желают любви этой сильной и красивой женщины. Просто она пока еще не верит в себя, а значит, не может реально оценить эту силу и желание и не может разделить корыстное желание одних быть рядом с красивой женщиной и любовь других, дарующую этой самой женщине возможность быть слабой всегда, как только она того захочет и… снова сильной, когда период слабости завершится.

– Вот я про то и говорю. Твоя душа ищет опыта на грани боли и страданий, которые будут в конечном итоге от неразделенной любви или серьезной болезни. Но если бы она знала, что весь этот опыт – ничто, по сравнению с тем, что ей придется на самом деле пережить, научись она любить себя…

Рыжий Ангел серьезно посмотрел на Белого.

– У нее одно из самых сложных испытаний. Ибо дается не на уровне тела, а на уровне души. И как мне это объяснить ей?

– Не знаю. – Белый Ангел развел руками. – Это твоя подопечная душа. Это твои «головоломки». Тут я пас. У меня с моими все намного проще.

– Спасибо за совет. – Рыжий чуть обиженно надул губы.

– Пожалуйста. – Белый Ангел улыбнулся. – И не дуйся на меня. Сам знаешь, что по нестандартным ситуациям мы, Белые, не такие спецы, как ты. Хоть сто решений придумаем, но твое, сто первое, будет всегда верным. Так что тут я и в самом деле тебе не помощник.

Рыжий Ангел вздохнул и взял Белого за руку. Они молча сели на край облака и стали рассматривать ночную Землю. Прекрасную. Голубую. Спящую где-то там внизу. И хранящую странную подопечную душу Рыжего Ангела. Душу, мечтающую об испытаниях и пока еще не понимающую, что вся ее жизнь, от обыденных поступков до спокойной улыбки во сне, и есть ее испытания и ее опыт, дорога на пути принятия себя и любви к себе. Ведь только душа, любящая себя, сможет принять любовь другого человека, оценить то, что ей этот человек дарит, и отвергнуть то, что разрушит ее саму.

На Земле была одна из последних ночей уходящего года. А где-то высоко на небесах, на облаке с серебристой каймой, ангелы листали Книгу Судеб и размышляли о ниспосланных на людей испытаниях и их относительности…

Ностальжи по самолетам

Закройте ваши закрылки

Железные птицы прошедшей эпохи.

От ржавчины рябь растекается болью

И режет глаза…

К твоему изголовью

Я медленно вниз опущусь из-под неба.

Я тоже летаю.

Я там, где ты не был,

Железный птенец ушедшего века.

Рыжий Ангел сидел на носу старенького самолета и рассматривал звезды. Отсюда, с Земли, все мироздание было загадочным и неведомым. Наверное, именно поэтому люди так стремились понять его.

– Рыжий, ты опять на «кладбище кораблей»?

– Скорее, самолетов. – Рыжий Ангел улыбнулся Белому.

– Неважно. Железки! – Белый присел рядышком. – И что ты в них нашел?

– Мечту.

– Мечту? Да брось! Люди давно позабыли, что когда-то были настолько наивны, чтобы мечтать подняться в небо при помощи этих махин.

– Люди всегда наивны. Даже сейчас. Просто сейчас они ждут помощи от другого.

– Ну, тут я с тобой не согласен. Все-таки то, что они осознали систему полета без механизмов, – это уж снятие оков «ждут помощи».

– А что делать этим машинам?

– Машины и есть машины. Еще лет пятьсот, и совсем развалятся, превратившись в пыль. – Белый Ангел положил руку на теплую обшивку самолета и улыбнулся. – Надо же. Теплый.

– Иногда мне кажется, – Рыжий был вполне серьезен, – только не смейся, что и мы сродни этим самолетам. С одной лишь разницей, они осуществили мечту человека на время, а мы осуществляем всегда, пока есть человек.

– А еще мы не ржавеем. Хотя если посмотреть на тебя, – Белый Ангел хохотнул, – то ты со своей золотистостью как очищенная ржавчина.

– Спасибо за комплимент. Ты очень любезен.

– Я очень люблю тебя, – Белый привстал и галантно поклонился, – так что, пожалуйста.

– А ведь когда-то, еще лет сто назад, какой-нибудь мальчишка мечтал вот о такой «птице».

– Сейчас другой мечтает быстрее достигнуть одиннадцати лет и получить права на мгновенную телепортацию хотя бы в пределах города. Это куда быстрее, чем добираться на трамвае. А года через 2—3 уже будет иметь разрешение на внутрипланетное перемещение, – Белый Ангел поморщился…

– Тебе тоже не нравится сопровождать людей в момент телепортации?

– Угу. Приятного мало. Куда проще было во времена самолетов…

– Можно было расправить крылья… – Рыжий вздохнул.

– Смотреть в иллюминатор…

– Ловить зайчиков на фюзеляже…

– Раздвигать облака и прокладывать курс… – Белый Ангел мечтательно закрыл глаза.

– Улыбаться молоденьким стюардессам…

– Ловить встречные потоки…

Повисла тишина. Ангелы закрыли глаза и улыбались, погрузившись в воспоминания по временам… Воспоминание времени…

Восходящее солнце согревало обшивку самолета. Знойный день лениво вползал в мир. А где-то далеко совсем другой мальчишка мечтал о первом канале внутренней телепортации и просил своего ангела быстрее помочь ему стать взрослым, чтобы посмотреть на мир, покинуть Землю и растаять в звездах, совершенно не подозревая о самолетах…

Шутники

Рыжий Ангел смешно подпрыгивал на облаке и размахивал руками. Если смотреть издалека, то можно было бы подумать, что он семафорит в другой конец Галактики, передавая таким способом особо важные сведения. Вверх – влево – вниз.

– Эй, физкультурник, что это за представление ты устроил? – Белый Ангел сел на облако чуть повыше и прищурился. – Размахался руками, как семафорщик! Кого выруливаешь на этот раз?

– Сме… сме? – Рыжий выгнулся и достал рукой под лопаткой, почесывая спину и мученически кривя лицо. – Смеешься! А я тут… ту… тьфу! Что же это такое?

Белый спустился ниже, за спину Рыжего Ангела, и почесал между лопаток и крыльев.

– Так лучше?

– Уф… спасибо! Лучше… на пару минут. – Рыжий присел и, казалось, замер от наслаждения возможностью не двигаться.

– Так что с тобой случилось? Уже все Белые Ангелы час как обсуждают твои странные пляски. Сам знаешь, мы хоть и чуткие ангелы и не вмешиваемся без надобности в дела друг друга, но когда ты, мой Рыжий друг, не в порядке, то все небеса немного напрягаются.

– Будешь тут в порядке, когда подопечная душа на Земле нервничает.

– Опять любовь?

– Если бы. По этому поводу мы с душой давно нашли точку равновесия, и всплески в ту или иную сторону не мешают нам жить.

– Что может заставить нервничать человека больше, чем это делает любовь?

– Хех, исполнение жела… – Рыжий Ангел подпрыгнул и закрутился волчком, – …ний!!! Вот… ай… опять! Почеши!

– Чешу. Чешу. Слушай, – Белый призадумался, а потом серьезно произнес: – А давай поиграем в равновесие?

– Это как?

– Ну… – Белый почесывал рыжие крылья и спину, – скажем, минус на минус дает плюс, а?

– Подобное притягивает к себе подобное?

– Точно! – Белый улыбнулся шире.

– А это идея! – Рыжий посмотрел вниз и нашел где-то в одном из скоплений звезд и галактической пыли нужную точку. – На Землю?

– На Землю!

Женщина шла по весеннему городу и переживала. Вообще-то, переживать – это нормальное состояние всех женщин. Но чаще всего оно присуще им в моменты влюбленности или любви. Уж что-что, а в этом женщины великие мастера!

Вот только не было этих моментов. Вместо этого женщина переживала по совсем другим поводам…

– Трусы надела наизнанку? – бормотала она еле слышно. – Надела.

– Угу, – поддакивали два ангела, незримо летя рядом.

– Пятак положила в ботинок? – переспрашивала она себя.

– Угу, – смеялись два ангела, толкая друг друга.

– Помню как и что говорить?

– …

– Не помню! – женщина резко остановилась, ангелы прошли сквозь нее, чуть не упав от неожиданности, и замахали крыльями.

– Помнишь! Помнишь!

– Не помню… – с ужасом прошептала женщина.

– Помнишь! – Рыжий и Белый одновременно кричали ей на ухо.

– Не помню… пойду как есть… дура дурой… приду и буду мычать в надежде, что во мне проснется великий оратор!

– О, Господи! – Ангелы посмотрели на небо, друг на друга и улыбнулись… Белый пожал плечами и исчез…

К середине дня офис стоял на ушах. Привычное состояние офиса и офисных ушей. Если кому-то надо набраться опыта такой эквилибристики – милости просим!

Директор компании уже несколько раз за последние пару часов сожалел, что так и не научился курить. Вообще-то, курить уже не модно и вредно для здоровья. Но иногда, когда наблюдаешь за другими курильщиками, и думаешь, что вот умеют же люди расслабляться, хочется взять сигарету… или научиться не напрягаться.

Белый Ангел присел на подоконник и посмотрел на молодого мужчину…

– Пора расслабиться? – Белый улыбнулся.

– Пора расслабиться, – мужчина оглянулся, никого нет.

– Заняться йогой, – усмешка Белого Ангела становилась больше.

– Заняться, что ли, йогой? – новый, с иголочки, костюм явно этому мешал.

– Снять пиджак!

– Хм… мм… – пиджак аккуратно вешается на спинку директорского кресла.

– Обувь тоже нам не нужна… – размышлял Белый Ангел.

– Может, и ботинки? – мужчина оглянулся на дверь. – Нет, не будут беспокоить, не постучав!

– Поза лотоса!

– Начнем с позы лотоса? – мужчина сел на ковре и расслабился…

– Или не лотоса?

– Или не?.. – попытался закинуть ногу туда, где нога пока еще не была.

– Или ло…?

– Или все же?.. Надо было вернуться в исходную позицию… Все же… Все…

– Застрял! – Белый засмеялся и растаял в воздухе…

– Епрст!

Чуть ниже, чем облака, чуть выше, чем провода, два ангела сидели на крыше самого высокого здания города.

Где-то внизу молодая женщина поднималась на деловую встречу, нервничая не по делу и переживая по нему же…

Где-то чуть выше этажом молодой мужчина, который через пару минут должен был интервьюировать нового потенциального сотрудника, быстро вспоминал папу, маму и всех родственников, призывая их вернуть ему надлежащий вид…

Где-то между ними секретарша посмотрела в ежедневник и отметила, что через минуту вот та молодая женщина войдет в кабинет к шефу…

Ангелы играли в равновесие… и все только начиналось…

Я расскажу тебе конец одной истории…

– Что ты думаешь о смерти? – Рыжий Ангел обернулся и посмотрел серьезно. – О простой человеческой смерти?

Белый пожал плечами.

– Ничего. И что о ней думать? Одна душа уходит, и дальше не мое уже дело. Другая приходит, и надо начинать все заново.

– И ты не устал от этой круговерти?

– Нет. Что с тобой?

– Ничего. Просто подумалось, что вот ведем мы души. Защищаем. Помогаем. Холим. Лелеем. И потом бац – конец. Не их. Не наш. Ибо все продолжается. А конец истории…

– За каждой историей последует другая…

– Да, – Рыжий тряхнул головой и остановился, – я расскажу тебе конец одной истории…

– Пять ступенек. Всего пять ступенек. И, кажется, вечность. Как невообразимо болят ноги. Мои старые ноги. Донесите меня через эти пять ступенек, – пожилая женщина делает шаг и вздыхает…

Раз

– Варенька, смотрите, Варенька пошла! – девочка широко раскрывает глаза и показывает родителям пальцем на младшую сестру. А Варенька смеется. Ведь все вокруг смеются: и мама, и папа, и Лизонька, и даже Рыжий с крыльями друг, которого никто не видит, но который всегда рядом и пока что единственный, кто до конца понимает все ее желания и мечты.

– Доченька пошла! – мама протягивает руки. – Иди ко мне, малышка моя!

Теплые мамины руки. Уютные мамины руки. И папа целует, обняв. А усы щекочут щеку, и потому хочется смеяться громче, и протягивать руки, и ощущать счастье.

Рыжий подмигивает и исчезает в лучах солнца.

Пахнет скошенной травой в самом центре города и кажется, что не только у них праздник, но и весь город празднует эти шаги.

Вот надо же… никогда не помнила, а тут вспомнилось. Все, до последнего ощущения.

Два

– Вы, девушка, куда поступать будете? – молодой человек из приемной комиссии внимательно смотрит на документы.

– К вам хочу, – шепчет Варенька (Варвара Алексеевна), – на сценарный.

– Романы пописываете? – усмехается парень и подмигивает.

– Почему сразу романы?

– Ну все барышни пишут романы. О любви. О принцах. О…

– А я не все! И никакие романы не пишу.

– А что же вы тогда пишете?

– Сценарии.

– О как!

– Да. Вот так! Вы берете документы или так и будете смеяться?

– Беру-беру, Варвара Алексеевна. Какая вы серьезная барышня!

– Какая есть…

Такая и была. Вот только сценарии писать пришлось много позже. Ибо завтра была война.

Три

То ли сон, то ли реальность. Открыть глаза больно. Не открывать страшно. А если чуть-чуть, то кажется и не здесь вовсе. Рыжее что-то сквозь веки. Солнце. А если еще немного приоткрыть – крылья. За спиной у него крылья. И солнце за спиной. И…

– Нет ангелов. Нет их, – шептать себе так, чтобы страшно не было. – И ног, наверное, нет.

– Нет! – кричит Варвара Алексеевна. – Нет ног!

– Есть, солнышко. Есть, Варенька. Все у тебя есть. Не так, как раньше, но ходить и танцевать будешь, – пожилой хирург целует в щеку, прямо туда, где стекает слеза. – Я еще на твоей свадьбе потанцую. И книжки твои почитаю. И фильмы посмотрю. Ты спи сейчас. Тебе спать надо…

Последнее уже слышится на излете.

В последнем уже смешивается запах лекарств и скошенных трав.

С последними словами уже падаешь в пропасть и не боишься, зная, что подхватят рыжие крылья и донесут.

Нет ангелов. Нет их…

А хирург оказался прав. Закончилась война, и наступило время истории. И книжки писались легко. И сценарии принимались, хоть и с трудом. Славы особой не было, но было ощущение сопричастности. Правильности было ощущение. Нужности. И носилась она со своей работой как с ребенком. Не могло у нее быть детей. Ноги были. Детей не было. Отняла война.

Четыре

– Сереж, вставать пора. – Варенька нежно посмотрела на мужа.

– Секундочку еще.

– Куда уж секундочку. Сейчас не успеем, потом весь день в очереди стоять. Талоны пропадут. Как масло купим?

– Талоны. Карточки. Столько лет прошло, а как после войны, – муж нахмурился, взял со столика сигареты и закурил. – Тебе самой не противно?

– Жизнь, Сереженька, противной не бывает. Это я давно поняла. Трудной – бывает. Легкой – бывает. А вот противной – нет.

– Философствуешь…

– Философствую. Да и что еще делать? Пройдет и это время. Будет другое.

– А проблемы останутся те же… – Сережа затушил сигарету. – По коням!

– Надеюсь, что проблемы будут другие. – Варвара улыбнулась, смотря на уходящего в ванную мужа. – Кавалерист!

– Його! – Сережа подпрыгнул и засмеялся…

Хорошо прожили. Кто знал, что не вернется он с той очереди. Десять лет уже как не вернется. Так и запомнится ей смешно подпрыгивающим и по-мальчишески выкрикивающим: «Його!»

Пять

Вот и последняя ступенька. Варвара Алексеевна приостановилась отдышаться.

– Надо же. Что за карусель в голове? Это все от эмоций. Праздник Победы. И празднуют же! И карточек нет. И вот выдали ветеранам прибавку к пенсии. И дети эти… девочка… совсем как моя Лизонька, царство ей небесное, не вернувшаяся с войны… Подошла и подарила тюльпаны. Алые. Свежие. Видно, что от души выбирала. Смотрела на мои медали и улыбалась. Поздравляла, не понимая с чем, но по-детски чувствуя, и искренне.

Последний шаг, и дома.

Опереться на перила.

Перенести вес.

Невозможный пятый этаж почти преодолела…

Последний луч солнца врывается в подъездное окно.

Оборачивается Варвара Алексеевна. Щурит подслеповатые глаза. И падает… падает… падает вниз… где ждут ее крылья Рыжего Ангела…

Нет ангелов… Нет их… Нет?

Рыжий укутался в крылья и замолчал.

Кап-кап-кап… Весенним дождем умывается город. Далеко внизу – вечный город. Оплакивает тех, кто ушел. Очищает дорогу идущим впервые. Кап-кап-кап…

– Она счастлива? – Белый Ангел первым нарушил молчание.

– Да. Ее душа счастлива. Ее душа спокойна.

– И она поверила?

– Все верят, когда приходит время. Ибо, когда время приходит, то вера земная заменяется на знания…

– Ты ее любил?

– Конечно. Как можно было ее не любить?

– Когда?

– Два дня назад.

– И пока никого?

– Никого. Я скучаю по ней. Завтра мне дадут другую душу. Завтра или через века. Но эта… Эта всегда со мной. Проросла во мне рыжестью и стала частью меня…

Кап-кап-кап… Где-то внизу барабанит дождь…