Текст книги "Ковен озера Шамплейн"

– Я не понимаю…

– Вот это, – Коул хлопнул ладонью по разбросанным снимкам жертвы: лиловые синяки на запястьях, совсем свежие, и такие же на бедрах, только зеленее. – Вы били свою жену или практиковали БДСМ?

Сэм усмехнулся, а я нет. Резкая смена в характере Коула устрашала. Не проживи я с ним больше месяца, после такого я бы ни за что не приблизилась к нему и на метр: железный, бесчувственный и саркастичный. Коул просто не мог быть таким. Его новое амплуа отражало сугубый профессионализм – рабочая трезвость и беспощадность, природа которых была такой же звериной, как и его карие глаза.

– Что он делает? – спросила я у Сэма, чувствуя себя крайне глупо и неловко от собственного негодования.

Сэм пожал плечами.

– Работает.

Коул со вздохом уселся на стул и пристально посмотрел на Ганса, побагровевшего от злости.

– Я ни разу не поднял на свою жену руку! – прошипел он. – Следите за своим языком, офицер.

– Сержант, – сухо поправил его Коул и придвинулся к Гансу вплотную. – Только полные неудачники и ничтожества бьют женщин.

– Я же сказал, что никого никогда не бил!

– А судя по этому, – он снова ткнул пальцем в фото, не слушая, – вы полное ничтожество.

– Хватит!

– Хотите расскажу, что на самом деле случилось с вашей женой? – спросил Коул настырно, не замечая криков Ганса. – Вы поссорились. Опять. Ваш брак трещал по швам. Вас так достала хандра Анны, ее апатия, что вы вспылили и начали хватать ее за руки. Она оттолкнула вас и, напуганная, побежала наверх, чтобы укрыться в спальне. Дверь ведь была выбита с той стороны…

– Да! Потому что я боялся, что она наложит на себя руки, вот и пытался попасть в комнату.

– Вы ведь только что сказали моему напарнику, что ничего не помните о том инциденте, – подловил его Коул, и Ганс сдался, всплеснув руками.

– Не помню, но уверен, что так и было. Я бы все сделал, лишь бы остановить ее и не позволить Анне лишить нашу дочь любимой матери!

– А я уверен, что вы выломали дверь в спальню, потому что у вас сдали нервы и вы хотели избить свою жену. В очередной раз. Потому она и вылезла из окна на крышу, с которой затем нечаянно сорвалась, когда вы попытались достать ее оттуда. Вы убийца, Ганс Хармонд.

– Я не убивал Анну!

Ганс взревел так громко, так отчаянно, что, казалось, дрогнули стены. Он подскочил со стула, нависая над Коулом и сотрясаясь в крупной дрожи, но тот не пошевелился. Гансу сделалось дурно: побелевшие щеки, выступившие желваки и вены на руках, пульсирующие в такт тому, как от бешенства клацали его зубы. Топазовые глаза потемнели и окрасились в… Желтый?

Я замерла. Коул закрыл папку и поднялся.

– Если не ошибаюсь, вашу дочь зовут Марта, – сказал он. – И она ждет вас с няней дома. Езжайте к ней. Малышке сейчас как никогда нужен отец. Ваше присутствие в участке нам больше не требуется, спасибо.

Друг за другом они покинули камеру, и, проходя мимо меня, Ганс обернулся. Его глаза действительно были лазурного цвета, вовсе не такие, как минуту назад, когда он кричал на Коула, но и не такие, как прежде, – теперь отчужденные, пустые. Ганс отвернулся и быстро скрылся в коридоре, после чего Сэм зааплодировал.

– Иногда мне кажется, что у тебя уже две причины посетить психиатра, – сообщил он Коулу. – И это еще я, по мнению Манфреда, люблю перегибать палку! Что же, молодец. Это было круто. Не так круто, как мог бы я, но все же, – добавил он, побоявшись перехвалить Коула. – Ты прав.

– Прав в чем? – уточнила я, не понимая, но Сэм проигнорировал меня и весело бросил, прежде чем вылететь в коридор:

– Я понаблюдаю за Гансом. Уверен, скоро что-нибудь да всплывет!

Коул спустил рукава свитера и озарил меня улыбкой.

– Пообедаем? – предложил он беззаботно. – Я бы не отказался от пиццы.

Коул взял меня за руку и вытянул из кабинета. До самой пиццерии я покорно внимала его отвлеченной болтовне, переваривая увиденное. Это продолжалось, пока мы не устроились за свободным столиком с коробкой «Маргариты» и я наконец не прервала рассказ Коула о новом диетическом корме для Штруделя взмахом руки.

– Ты всегда ведешь себя так с подозреваемыми? – осторожно начала я, отклеивая от теста запеченные дольки маслин, которые на дух не переносила.

– Как «так»? – спросил Коул с набитым ртом, подъедая за мной те самые маслины.

– Грубо. Я никогда не видела, чтобы ты ругался.

– Я и не ругался.

– Но ты хамил ему…

– Чтобы прощупать границы. Сэм решил, что у Ганса просто нестабильная психика, но я уверен, что его проблема несколько… деликатнее. Наш вспыльчивый муженек – оборотень, Одри, – изрек Коул, отодвинув от себя быстро опустевшую коробку от пиццы. – И мне нужно было понять, насколько хорошо он контролирует себя, потому что это прямой ответ на вопрос, способен ли он убить свою любимую жену.

Оборотень. Одно слово мигом расставило все по своим местам: и мой первобытный инстинкт самосохранения, работающий даже в неведении как часы, и поведение Коула, и даже голубые глаза мужчины, наливающиеся янтарем.

– Похоже, мне надо откалибровать свое ведьмовское чутье, – сказала я, отхлебывая чай из бумажного стаканчика. – Гляди, тебе и зеркало не понадобилось! Браво.

– Это он сделал, Одри, – вдруг заявил Коул без тени сочувствия, но мне все же показалось, что в глубине души ему сделалось грустно. – Ганс убил свою жену. Очевидно, он обратился в приступе злости, поэтому ничего и не помнит.

– Ганс показался мне хорошим человеком…

– Хороший человек и хороший оборотень – не одно и то же, Одри.

– Я почти ничего не знаю об оборотнях, – я посмотрела на Коула, грея руки о горячий стакан. – Кроме того, что они прокляты.

– Новички страдают провалами в памяти в моменты обращения, – принялся рассказывать он поучительно. – Злость – вот настоящий триггер, а не полнолуние. Ее сложно контролировать, поэтому на счету оборотней, как правило, много непреднамеренных убийств. Очевидно, в случае Ганса это не родовое проклятие, иначе бы оно проявилось гораздо раньше, а не в сорок лет… Ему вообще повезло, что он выжил. Зачастую те, кто были прокляты, а не унаследовали это проклятие от родителей, не переживают первое обращение. Наверняка Ганс насолил какой-нибудь вредной ведьмочке, – усмехнулся Коул, поведя бровью, и я закатила глаза.

– И что ты планируешь делать?

– Поехать и купить то, что помешает Гансу свести в могилу следом за женой еще и дочь, – ответил Коул мрачно, а затем вдруг радостно добавил, выкидывая черствые корешки пиццы в урну вместе с коробкой: – А ты поедешь со мной. Твоя красота поддерживает мой боевой дух.

– Ух ты, – восхитилась я. – Сделал комплимент и даже не покраснел!

– Все дело в дыхании. Вычитал упражнение на одном форуме.

Мы забрались в джип, и Коул завел мотор, включая обогрев. Втянув голову в воротник куртки, я взглянула на приборный термометр: температура явно намеревалась достигнуть нуля к следующим выходным.

– Так ты посадишь его? – спросила я, когда мимо пронеслось здание университетского общежития, где мне довелось лицезреть детективную работу Коула впервые.

– Да.

– За что?! Он ведь не виноват, что его прокляли!

– Не виноват, – согласился Коул. – Но я не могу позволить разгуливать оборотню в своем городе. Я могу лишь облегчить его трансформации и принятие своей сущности, но посадить обязан. Ганс – преступник, Одри, и неважно, в состоянии сверхъестественного аффекта он совершил это преступление или нет. Я полицейский, охраняющий людей от мифических существ, а не наоборот.

– Разве?

Коул взглянул на меня, и я, поджав губы, красноречиво ткнула указательным пальцем себе в грудь, на что он тут же ощетинился:

– Ты – другое дело.

– Неправда.

– Правда. Не спорь со мной. Ганс не первый оборотень в моей практике и не последний. Я точно знаю, чего он заслуживает и что я обязан делать, – Коул угрюмо смотрел перед собой, и я, закипая от раздражения, отвернулась к окну.

Остаток пути мы ехали молча. Я совсем не следила за дорогой, а потому, когда машина наконец остановилась, вовсе не ожидала увидеть перед собой…

– Супермаркет? – спросила я. – Ты что, снова проголодался?

Коул подхватил меня за локоть и втащил внутрь магазина. Там, выкатив вперед тележку, он двинулся сметать все ряды, но – вот чудо! – хватал с полок отнюдь не яблочные пироги.

– Нам обязательно надо было тащиться вот за этим на другой конец города? – поинтересовалась я, помахав перед лицом Коула хрустящим батоном хлеба, таким длинным и жестким, что им можно было отбиваться, как дубинкой. – У нас багеты и возле участка продаются.

– У меня в этом магазине скидочная карта.

Я бросила хлеб обратно в тележку, и Коул толкнул ее к аптечному прилавку в конце магазина, где продавались стероиды и минеральные комплексы. Взяв пару банок с таблетированным сбором горных трав, он двинулся к кассе, прихватив на ходу еще несколько литровых бутылок с водой и упаковку бенгальских огней. Едва поспевая за ним, я взяла со стеллажа готовой еды пару пончиков в бумажных свертках, надеясь, что для Коула это останется незамеченным.

– Только не говори, что они весь день были с нами, – тяжело вздохнул Коул, наградив меня укоризненным взглядом.

Я невинно улыбнулась, и на мои плечи обрушилась почти осязаемая тяжесть сразу трех демонических котов. Посетителей в магазине было немного, но, даже глядя на меня в упор, они бы не заметили Эго, Спора и Блуда. Для того чтобы увидеть их, по-прежнему надо было обладать либо очень тонкой душевной организацией, либо способностями, подобными моим. Но ни то, ни другое было не таким уж частым явлением в Бёрлингтоне.

– Было бы лучше, если бы я оставила их дома наедине со Штруделем? – уточнила я, и Коул тут же притих. – Я переселила их в резинку для волос. – Я продемонстрировала ему свое запястье, обтянутое тугой пурпурной лентой. – Они мои фамильяры. Какой в них толк, если будут торчать дома в пыльном цветочном горшке? Пускай учатся быть полезными.

– Пока что пользы от них никакой – одна трата денег, чтобы прокормить три лишних рта, – буркнул Коул, выкладывая товар на кассу вместе с моими пончиками.

– Однажды я все-таки съем его кота, – прошипел обиженно Эго над моим ухом, и я успела столкнуть его со своего плеча раньше, чем Коул обернулся, замахиваясь бутылкой.

Хлеб. Аптечные травы. Бенгальские огни. Пончики.

– Не таким я представляла себе набор для охоты на оборотней, – скептично хмыкнула я, пока Коул шуршал новенькими купюрами, расплачиваясь.

Стащив с полки над кассовым аппаратом мятную жвачку, я по инерции поднесла ее к карману. Шлепок Коула по моей ладони привел меня в чувства.

– Положи на ленту!

Насупившись, я послушно отдала жвачку продавщице, пробивающей товар. Оплатив, Коул сунул ее мне и направился к выходу.

– Так неинтересно, – буркнула я, глядя на пачку жвачки, к которой Коул отбил у меня всякую охоту своей праведностью.

Пока он складывал покупки на заднем сиденье джипа, я кинула масляные пончики через голову, зная, что их подхватят трое связанных котов, только и ищущих возможности чем-нибудь подкрепиться.

Сотовый телефон Коула завибрировал в ту же секунду, как я села в авто.

– Слушаю, – ответил Коул на звонок, и я успела мельком разглядеть имя Сэма, высветившиеся на дисплее. – Что?.. Не ходи туда, ты меня понял?! Сэм! – Лицо Гастингса вытянулось, и он быстро сбросил вызов, отшвыривая телефон. – Надо ехать.

Заведя мотор и пристегнув ремень, Коул пристегнул и мой тоже.

– Что стряслось, Коул?

– Ганс снова разбушевался.

По коже побежали мурашки.

– Так разве Сэм не должен за ним присматривать?

– В этом все и дело! Сэм – смертный, а Ганс – неуравновешенный оборотень. Сэму конец, если мы не появимся в течение пятнадцати минут. Видишь бутылки с водой сзади? – пробормотал он, и на повороте шины взвизгнули, как и старушка с тележкой продуктов, которую Коул едва не сбил. – Достань лекарственные травы и раскроши в каждую по пластинке таблеток.

Я не стала спорить, уже привыкшая, что, какими бы сумбурными ни казались просьбы и действия Коула, в такие моменты к нему стоит прислушиваться. Перегнувшись на задние сиденья и перетащив к себе на колени бумажный пакет, я послушно открыла аптечную банку и, раскрошив в ладонях крупные оранжевые таблетки, засыпала травяной порошок в горлышко одной из бутылок.

– Что это за травы?

– Не знаю, но главное, что в составе есть зверобой.

Я взболтала бутылку и принялась за следующую.

– А что делать с багетом?

– Пускай лежит. Достань зажигалку из бардачка.

– Мне поджечь багет?

– Нет, – Коул удрученно вздохнул. – Это для бенгальских огней.

Я сделала все, как велел Коул, и, сложив поистине охотничье обмундирование в кучу, выглянула в окно. Там, почти за чертой города, возвышался двухэтажный особняк из желтого дерева, огороженный ржавым забором с чугунной калиткой, распахнутой настежь.

– Черт, – выругался Коул, и я, кажется, выругалась одновременно с ним, ведь оба мы увидели у подъездной дорожки припаркованную пустую машину Сэма.

Выхватив из бардачка пистолет, Коул вылетел на улицу. Схватив пакет, я последовала за ним. Деревянные качели под старым дубом раскачивались от ветра. Я почувствовала, как заморосил противный дождь, но вдруг заметила впереди белый газон и выставила перед собой ладонь. Кружась в танце, на нее опустились пушистые снежинки, и я запрокинула голову, глядя в тугие серые тучи, обрушившие на дом Ганса снег в начале октября.

– Как интересно, – вырвалось у меня, когда я, оглянувшись, не увидела снега на капоте машины и на асфальтированной дороге: он, ложась ровным слоем, шел лишь над участком дома, не выходя за границы калитки.

От воя, донесшегося из стен дома, осадившие старый дуб вороны с криком взметнулись в небо.

Спрятавшись под навесом крыльца, я прижалась к дверному косяку, впуская Коула первым. Входная дверь была сорвана с петель и валялась на ступеньках, как мусор. Оказавшись внутри, Коул пригнулся и жестом подозвал меня.

Шаг за шагом мы беззвучно начали обход первого этажа, и Коул заглянул в гостиную. В его руках, снятый с предохранителя и заряженный, был зажат полицейский «Глок». То, как Коул двигался с ним, было похоже на танец. За этот день я, казалось, узнала его лучше, чем за весь прошедший месяц: не офисный клерк и растяпа, а детектив. Щелчок, преображающий его личность каждый раз, как требовалось кого-то защитить, был механизмом той загадочной природы, которую он столько лет принимал за еще один аспект синдрома Аспергера. Истинный охотник.

– Держись за мной, – скомандовал он, и мне совсем не захотелось ему возражать.

Виниловые обои свисали лоскутами, разорванные по швам, а пол был застелен перьями от выпотрошенных подушек. Это был не беспорядок… Это были последствия трансформации – звериное начало оборотня, сеющее хаос и разрушения. Я содрогнулась при виде пятен крови, размазанных по сваленному книжному шкафу. Под ним, без движения, лежало тело женщины в строгой офисной форме. Из-под ее побагровевшей руки выглядывало удостоверение.

– «Отдел опеки и попечительства»? – прочитала я шепотом, наклонившись, и вопросительно посмотрела на Коула, проверяющего кухню.

– Там еще двое. Все мертвы.

Он выбил коленом дверь ванной и заглянул туда, осматривая. Я разделяла его опасливость: даже за душевой шторкой мог притаиться зверь, готовый к смертоносному прыжку.

Атмосфера дома угнетала: было бы не так жутко, окунись мы сразу в противоборство, а не в фальшивую тишину. Коул вздохнул и жестом указал мне на лестницу. Ступеньки скрипели под ним куда громче, чем подо мной, но, не останавливаясь, мы друг за другом поднялись наверх.

Дверь в детскую комнату была выломана. На розовых обоях порхали птицы, выведенные золотой гуашью. Куклы и плюшевые игрушки, разбросанные по полу, небольшая кроватка под окном, завешенным пледом. В прохладном воздухе пахло клубникой и кровью.

– Идем, – шепнул Коул, когда проверил детскую. – Он должен быть где-то здесь…

Я не успела спросить, кого Коул ищет, панически метаясь из угла в угол, – Ганса или же Сэма, – как он уже заскочил в следующую комнату. Собираясь отправиться за ним, я повернулась к окну и проводила взглядом кубик, со стуком выкатившийся из-под кровати и ударившийся об комод.

Пальцы сжали бумажный пакет, прижимая к себе. Приблизившись к детской постели, я встала на колени и, опустившись на пол, осторожно заглянула под нее. Там, в клубках пыли и залежах деталек от конструктора, притаилась девочка пяти лет с двумя белокурыми хвостиками, свернувшись калачиком. Увидев меня, она обняла мишку с пуговицей вместо одного глаза, но не закричала.

– Привет, – выдавила я улыбку, вглядываясь в круглые глаза-бусинки небесного цвета, в точности как у ее отца. – Не бойся. Меня зовут Одри. А как зовут тебя?

Девочка крепче стиснула игрушечного медведя.

– Марта.

– Приятно познакомиться, Марта. А что ты здесь делаешь?

– Прячусь.

– От кого?

– От папы.

Я кивнула, стараясь обуздать материнский инстинкт и воспоминания о том, как точно так же от меня прятался маленький Ноа, играя в прятки. Пыль, игрушки, хихиканье, которое выдавало его с головой и было слышно даже с первого этажа. Утерянное детство.

– Я здесь вместе со своим другом, – прошептала я. – Мы пришли помочь тебе и твоему папе. Где он сейчас?

Девочка положила подбородок на сжатый кулачок, шмыгая носом.

– Наверно, все еще злится.

– Из-за чего?

– Пришли люди, которые хотели забрать меня, и папа разозлился. Он защищал меня. Вы ведь не станете наказывать его за это?

Я сглотнула и, вымученно улыбнувшись, протянула девочке ее укатившийся кубик.

– Нет, конечно, – ответила я, вкладывая кубик ей в ладонь. – Обещаю. Посиди пока здесь, ладно? Я скоро приду за тобой.

Девочка кивнула и стиснула кубик пальцами. Она не дрожала, не плакала, но и остаться в своем убежище была только рада. Марта робко взглянула на коридор через щель под матрасом и ткнула пальчиком в стену.

– Папа на чердаке.

Я с благодарностью улыбнулась ей и привстала на локтях, выбираясь из-под кровати, когда в соседней комнате послышался шум и звук мужских голосов.

– Одри!

Я вскочила и, кинувшись на голос Коула, обнаружила Сэма, ползающего среди осколков торшера. Он, распластавшись на полу, зажимал рукой пробитую голову. Коул сидел рядом, придерживая напарника за плечи. Встав и выпрямившись, Сэм придирчиво осмотрел нас обоих.

– Твою мать, – первое, что по обычаю произнес он, придя в себя и тут же принявшись искать на полу потерянный пистолет. – В дом забрела настоящая зверюга! Волк. Дикий. Просто огромный! Никогда таких не видел. Кажется, это он толкнул меня, и я… Я… Вот блин, – Сэм вздохнул, морщась от головной боли. – Как девочка? Вы нашли ее? Где Ганс?

Мы с Коулом тревожно переглянулись. Облегчение, что Сэм так и не связал появление волка с исчезновением Ганса, накатило волной. Я усадила его на кровать, ощупывая кровоточащий затылок, и прежде, чем оттолкнуть мою руку, Сэм задержал взгляд на моем лице.

– Я в норме, – буркнул он. – Я пришел сюда вместе с органами опеки за Мартой. Они хотели перевести ее к сестре Ганса на время, но тот стал кричать, швырять вещи, а потом… – Сэм поежился. – Выпрыгнул волк. Никогда не видел их в Вермонте. Марта в безопасности?

– Да, – ответила я, и Коул наградил меня недоумевающим взглядом, на который я пояснила: – Она в детской комнате, под кроватью. Я велела ей сидеть тихо.

Сэм кивнул и снова поднялся, облокачиваясь о стену.

– Тебе следует пойти в машину и вызвать подкрепление… – забормотал Коул, скрывая волнение.

Сэм отмахнулся от него пистолетом, убирая со лба волосы, слипшиеся от крови.

– Сказал же, я в норме! Хочешь все лавры себе забрать? Или предлагаешь вызвать службу по отлову диких зверей? – съязвил он, решительным шагом идя к двери.

Коул судорожно вздохнул.

Столкновение теневого мира с человеческим – это ужасная неприятность. Столкновение с теневым миром Сэма Дрейка – это уже судный день.

Два шага вперед. Мои пальцы на его влажном лбу. От касания Сэм вздрогнул, но не отстранился. Взгляд болотно-зеленых глаз сделался внимающим, исступленным. Секунда мужской слабины дала мне фору – и, привстав на цыпочки, я сжала его голову так крепко, будто намеревалась размозжить ему череп.

Сэм возмущенно вскрикнул, но не успел отбиться.

– Somnis insomnia.

Глаза Сэма закатились, и сильное, грузное тело обмякло, едва не придавив меня к полу. Сэм потерял сознание прямо в моих руках – беззащитность, которую никому не позволено видеть. Коул вовремя подхватил его сзади под руки, и я помогла оттащить Сэма обратно в спальню и уложить на ковер.

– Ловко сориентировалась, – похвалил меня Коул, разминая спину, едва не надорванную из-за восьмидесяти килограммов Сэма. – Сколько он проспит?

– Недолго. На мужчин плохо действует, – сообщила я. – Эти чары предназначены для беспокойных детей. Чем сильнее личность, тем быстрее они разобьются. Думаю, Сэм проспит максимум минут тридцать.

– Тогда действовать надо быстро. Волк на чердаке.

– Знаю. Идем.

Длинный коридор заканчивался большим стрельчатым окном, выходящим на дорогу. В потолке над подоконником, приоткрытая, висела дверь с убранной лестницей. Оборотень мог в один прыжок заскочить внутрь, даже не выдвигая ее. Роста Коула хватило тоже: встав под входом на чердак, он вытянул руки вверх, ухватился за лестницу и разложил ее.

– Обычно дамы идут вперед, – сказал он. – Но не в этот раз.

– Может, достать воду со зверобоем? – робко предложила я, по-прежнему стискивая в руках бумажный пакет из супермаркета.

– Это тяжелая артиллерия. Прибережем ее на экстренный случай. Лучше приготовь бенгальские огни.

В гримуаре оборотням было посвящено лишь несколько фраз: первая рассказывала о проклятии, превращающем человеческую душу в звериную, а вторая была посвящена целительному обряду, если ведьме не повезло угодить под полуночные когти. «Волчья кровь», вопреки указаниям книги, не являлась болезнью и, возможно, даже переставала быть проклятием со временем – а становилась природной сутью так же, как моей сутью было колдовство, а сутью Коула – охота. И первое, и второе, и третье необходимо учиться обуздывать – жить с этим, используя либо во вред, либо во благо.

И это было все, что я знала об оборотнях, а потому, слепо доверяя опыту Коула, я осталась стоять за ним, шурша пакетом в поисках бенгальских огней.

Коул набрал в легкие побольше воздуха и, затаив дыхание, ступил на первую ступеньку выдвинутой металлической лестницы, похожей на стремянку.

– Ганс, – позвал он низким, спокойным голосом, вглядываясь в темноту, сожравшую весь чердак. – Мы знаем, что ты здесь.

Ответом ему стал гортанный рык – откуда-то из недр душной комнаты, в которой витала пыль, поднятая в воздух взмахом хвоста. Я попятилась, слыша, как мягко ступают наверху массивные лапы. Коул жестом потребовал бенгальские огни, и я поспешила вложить ему их в руку.

– Успокойся, – сдержанно приказал Коул, продолжая смотреть в темноту, и там, налитые янтарем, сверкнули два больших глаза. – Твоя дочка рядом. Марта. Ты ведь не хочешь навредить ей, как Анне?

Это было дурной идеей – упоминать о жене Ганса, – и Коул понял это на миг позже, чем поняла я. Именно поэтому я успела отскочить в сторону, а Коул – нет.

Оборотень выпрыгнул с чердака, как черт из табакерки, и Коул откатился назад, опрокинувшись с лестницы. Темнота расступилась, рождая нечто необъятное с жемчужно-серым мехом. Волк, достигающий в холке моего роста, с непропорционально длинными конечностями и раскрытой пастью, перепачканной в багровых слюнях, поднялся на задние лапы и взвыл. Живой оборотень выглядел куда более устрашающе, чем картинки из книги. Переступив через упавшего Коула, он приблизился ко мне, и смрад острого мускуса, мокрой шерсти и крови обдал мое лицо.

– Коул… – всхлипнула я, парализованная.

Лязг зажигалки. Искра, из которой рождается пламя, – и деревянные тростинки в пальцах Коула вспыхнули праздничным фейерверком, стреляющим каплями огня и света во все стороны.

Волк взревел и отшатнулся. Коул встал перед ним, загородив меня собой и размахивая сразу четырьмя бенгальскими огнями. Ганс зарычал, но броситься вперед не решился и отступил. В желтых глазах, завороженно следящих за искрами, плясало отражение пламени.

– Не знаю, как именно это работает, – тихо сказал мне Коул, не отворачиваясь от Ганса. – Но оборотни боятся огня, в особенности фейерверков. Правда, этого мало… Одри, достань багет и дай мне что-нибудь острое.

Я внимательно следила, как сгорает калька, приближаясь к своему завершению, и поспешила выполнить просьбу Коула. Надломив кусок багета, я оглядела пространство вокруг себя. Единственное острое, что при мне было, – это серьги-гвоздики из титана, и, быстро сняв одну, я бросила ее в руку Коула, когда пара бенгальских огней уже догорела.

– Сэм, нет!

Чары, прерванные раньше срока. Сэм оттолкнул меня, выпуская весь магазин пистолета в волка. Его плоть податливо приняла в себя пули, но тут же вытолкнула их обратно: кровь сочилась из свежих ран, и на паркет посыпались кусочки свинца с ошметками мяса.

Сэм опустил пистолет. Освирепев, волк снова встал на дыбы и, нависнув над ним, оскалил длинную пасть, похожую на акулью из-за обилия клыков.

– Это никакой не волк, – прошептал Сэм, и Ганс вцепился зубами ему в плечо.

Тот пронзительно вскрикнул, и оборотень сомкнул челюсть так сильно, что струйками брызнула кровь. Он оторвал Сэма от пола и ударил лапами ему в грудь, отбросив на несколько метров дальше по коридору.

А затем посмотрел на меня.

– Ганс Фредерик Хармонд!

Оборотень передернулся, неестественно содрогнулся от звука своего имени и повернул морду к Коулу, удерживающему в одной руке ломоть хлеба, а в другой – мою серьгу.

– Ганс Фредерик Хармонд, – повторил Коул еще раз и всадил острие серьги в подушечку своего пальца. Та с легкостью проткнула его, и палец побагровел. – Ганс Фредерик Хармонд!

Он повторил его имя трижды – и трижды капнула кровь, пропитывая мякоть свежего хлеба, будто вареньем. Волк замер, и Коул швырнул багет ему в лапы. Волк вонзился в него зубами, жадно слизывая капли шершавым языком, и, когда от хлеба остались одни крошки, прилипшие к его перепачканной морде, кости волка вдруг стали ломаться изнутри. Дробление и хруст, как будто кто-то наступил на печенье, – с таким звуком выкручивались лапы зверя, ребра, таз, шея. Его будто сложило пополам, и Ганс взвыл от боли, рухнув навзничь.

Коул отступил, вытирая кровоточащий палец о штанину.

– Он скоро перевоплотится, – прошептал он и бросил панический взгляд на Сэма, съежившегося под окном. Пол под ним тонул в крови. – Одри, ты сможешь… позаботиться о нем?

И я все поняла. Голос Коула, обычно нейтральный и собранный, сейчас сказал мне больше, чем любые инструкции: увести Сэма, остановить кровь, остановить заражение, а после уложить в постель и заставить забыть. Да, я справлюсь. Ведь именно этим я занималась каждый день своей жизни, до знакомства с Коулом Гастингсом, – исправляла ошибки и заметала улики.

Коул молча вынул из кармана пальто связку ключей и перебросил их мне через весь коридор.

– Вот! Забирай Марту и уезжайте. Я приеду сразу же, как закончу с Гансом. Пожалуйста, не сбей никого на дороге!

Я нервно ухмыльнулась и помогла Сэму подняться. Он старался держаться изо всех сил, но давалось ему это прескверно: кровоточило не только его разорванное плечо, но и верх живота, располосованный когтями от удара в грудь. Сэм что-то невнятно бормотал себе под нос – ругательства вперемешку с обрывками вопросов, – а я упрямо вела его вниз, надеясь, что болевой шок и адреналин не позволят ему заметить, как волк, забившийся в угол, на глазах меняет шкуру на человеческую кожу.

Посадив Сэма в машину, я бегом вернулась наверх и ввалилась в детскую комнату, ища Марту.

– Я сама собрала рюкзак. Мне его мама подарила, – раздалось за спиной, и уже в дверях я увидела девочку в полной боеготовности: сиреневая курточка, башмачки и кулек вещей за плечами. – Что это? Папа?

Она покачнулась в сторону коридора, залитого кровью, где ревел и метался по полу Ганс. Схватив малышку, я прижала белокурую голову к себе, зажимая ее уши, и быстро спустилась вниз, вынося Марту из дома.

– Я не хочу уезжать без папы! – взвизгнула она, взвинтившись в моих руках, мне с трудом удалось затолкать ее в машину. – Пожалуйста, давай возьмем папу с собой!

– Папа не может поехать сейчас с нами, милая. Ему надо отдохнуть.

– Я не поеду без папы! – разрыдалась Марта, пытаясь отстегнуть ремень безопасности. Я перехватила ее крошечные руки, ласково вкладывая в них шерстяного мишку, который вывалился с сиденья под колеса машины.

– Знаешь, там, куда мы едем, живет очень большой и пушистый кот по имени Штрудель. Он обожает, когда его тискают и обнимают.

– Котик? – Марта недоверчиво нахмурилась, сморгнув жемчужины слез, и вытерла лицо рукавом куртки. – Ладно.

Облегченно вздохнув, я захлопнула двери автомобиля и села за руль.

Мне потребовалась минута, чтобы прийти в себя и все осознать. Впервые со времен ковена я снова несла ответственность за чьи-то жизни. Убедившись, что Сэм, заляпавший кровью пассажирское сиденье, еще дышит, я проверила Марту через зеркало заднего вида. Выжидающе стуча туфельками, она обняла рюкзак вместе с мишкой и робко перегнулась в проем между сиденьями, чтобы дотянуться до Сэма.

– Кажется, дяде плохо.

– Ну, хоть кто-то заметил, – прохрипел он, жмурясь и судорожно перевязывая плечо кашемировым шарфом Коула, найденным в бардачке. – Мы когда-нибудь поедем?! Или ты не знаешь, как заводится эта штука?

Встрепенувшись, я повернула ключ зажигания, предусмотрительно оставленный Коулом в разъеме, и вдавила ногу в педаль газа. Уроки вождения Рэйчел не прошли даром, и, сумев без происшествий выехать на дорогу, я двинулась по навигатору к дому.

– Подожди… – Сэм встрепенулся, на миг отвлекшись от своих ран и выглянув в окно. – Куда это мы? Ты разве не должна отвезти меня в больницу?

Я не нашлась что ответить. Не позволяя панике взять верх, я продолжила ехать согласно карте, и тогда Сэм истерично рассмеялся.

– Ну да, зачем мне уколы от бешенства, когда животное, которое меня покусало, совсем не животное? Не хочешь рассказать, что за бесовщина там творилась, а, куколка? – Сэм фыркнул, ничуть не удовлетворенный моим затяжным молчанием. – Не гони ты так! На спидометр посмотри. Расслабься, мне уже лучше… Не подохну. По крайней мере, пока не получу объяснений!

Последнее слово Сэм не сказал, а прокричал мне в ухо. И если бы не ребенок на заднем сиденье машины, то он бы точно сказал мне еще пару крепких словечек. Но вместо этого он только отвернулся, пока я ворочала руль трясущимися руками, сосредоточившись, чтобы не снести светофор.

Благо доехали мы быстрее, чем Сэм успел разбушеваться. Помогая вылезти сначала Марте, а затем и ему, я вцепилась Сэму в рукав, не давая сбежать или упасть. Дотолкав его до квартиры Коула, я надежно заперла входную дверь, чтобы никто из них двоих не удрал.