Текст книги "Ковен озера Шамплейн"

– Ты не можешь быть противна мне, Одри, – прошептал Коул растерянно. – Ты ведь не паук или Сэм Дрейк.

Я засмеялась, и лицо Коула сделалось таким красным, что могло осветить половину кладбища вместо свечей.

– Это… Это многое значит для меня, Коул. Твое доверие.

– Это не доверие, – вдруг сказал он, опуская наши руки, соединенные вместе. – Это преданность. Именно поэтому я хочу быть твоим атташе.

Я поджала губы, и Коул, очутившись вплотную, аккуратно поцеловал меня. Не было в этом больше вульгарности и животного вожделения – поцелуй вышел самым обыкновенным, а потому он был целомудренным, ласковым и таким искренним, что я улыбнулась. Никто в моей жизни не целовал меня так, как это делал Коул.

– Отдай мне свиток, – шепотом попросила я, и ветер растрепал его кудри в разные стороны, будто упрашивая тоже. – Пожалуйста, Коул. Если ты хочешь, чтобы я была твоей Верховной, мое решение должно быть для тебя законом. Докажи, что ты правда верен мне. Отдай заклятие.

Коул был податливым, уступчивым и иногда послушным, но он никогда не был идиотом. Отдать мне свиток означало навсегда распрощаться с мечтой стать атташе.

Он опустил глаза на свои ботинки и медленно сунул руку в карман. Пожелтевший листок, который он вытащил, был в два раза меньше классического свитка, который я ожидала увидеть. Похоже, Рафаэль продал Коулу салфетку из забегаловки, на которой в спешке что-то начеркал, пока ждал горячее. Впрочем, этот небольшой листочек включал в себя все, что нужно было знать будущему атташе, – я увидела это, когда Коул вложил заклинание мне в ладонь, позволяя забрать.

Затаив дыхание, я стиснула его в пальцах и рассмотрела сквозь просветы в них рисунок ножа и пентаграммы с нужным порядком слов. Не мешкая ни секунды, я подскочила к одной из догорающих свечей на алтаре Барона и сожгла заклятье.

Коул проследил взором за тем, как тлеют на сырой земле клочки пергамента, но ничего не сказал.

– Обещаю, ты будешь моим единственным и лучшим защитником, Коул, – прошептала я, беря его за руку и растирая наши замерзшие пальцы. – Но ты останешься свободным. Ты будешь жить.

Коул с трудом отвернулся от свитка, превратившегося в пепел, и глубоко вздохнул.

– Рафаэль, – сказал он тихо и кивнул мне через плечо.

Я обернулась на Верховного колдуна, ждущего нас на извилистой могильной тропе. Он опирался на свою трость, многозначительно стуча пальцами по заветному черепу. В небе догорали звезды: за этим сумасбродством я и не заметила, как ночь стала клониться к рассвету. В омовении сигар и рома часы пролетали, как минуты.

– Подожди меня здесь, – попросила я Коула и двинулась к Рафаэлю, присевшему на одно из надгробий. Он пускал колечки дыма, пока его ковен праздновал уходящий День мертвых.

Каждая из могил вдоль этой аллеи была помечена тремя крестами, выцарапанными на камне. Я обвела одни из них пальцами, присев рядом.

– Так помечают могилы колдунов вуду, – ответил Рафаэль, стряхивая на землю сноп искр. – К сведению, это делаем не мы, а люди. Наверно, им так спокойнее. Всегда знают, кого обходить стороной.

Не дожидаясь, когда я напомню ему об этом сама, Рафаэль открутил от рукояти трости череп и отдал мне. На ощупь кость была шершавой и прочной, как бивень, и даже не знай я, кому этот череп принадлежит, я бы тут же угадала: энергия от него исходила такая бешеная, что с ее помощью можно было сотворить тысячу заклинаний.

– Да, сильная ведьма остается сильной и после смерти, – заметил Рафаэль, услышав, как сбилось мое дыхание. Череп буквально вибрировал.

– Спасибо, – сказала я, поднимаясь, и уже собиралась вернуться к Коулу, когда все-таки спросила: – Почему ты не выдал меня тогда?

Рафаэль слабо улыбнулся.

– Ты про тот случай в грозу, когда я говорил с Коулом и…

– Да. Ты ведь заметил меня, правда? Вы говорили о ведьмах Шамплейн, а я пряталась и подслушивала. Ты мог сдать меня с потрохами…

– Кто я такой, чтобы разоблачать саму Верховную?

– Ты тоже Верховный.

– И лишь поэтому я властен над твоими секретами? – он зацокал языком.

– Но ты ведь считаешь себя властителем чужих судеб, – язвительно подметила я. – Ничего не помешало тебе продать Коулу заклятие атташе, стоило ему только попросить.

– Я не трепло, дорогая. Я бизнесмен, – негодующе парировал Рафаэль. – К тому же вуду – это магия желаний. Мы лучше знаем, когда и чего человек жаждет больше всего на свете. Коулу это нужно, поверь. Ты и сама скоро поймешь.

Я промолчала лишь потому, что у меня в руках был череп его матери и Рафаэль в любой момент мог передумать и забрать его обратно.

– Прощай, Рафаэль, – все, что сказала я вместо оскорблений, которые рвались наружу.

Не оглядываясь, я спустилась к воротам, где меня уже ждал Коул, и взглянула на Зои, появившуюся рядом с ним, как по щелчку пальцев. Кажется, она действительно ждала нас, ошиваясь по периметру кладбища всю ночь. У нее в руках был гигантский термос с кофе, а на плечах висела груда шерстяных шарфов.

– Приветик! – улыбнулась она и тут же протянула руки к драгоценной регалии. – О-о! Дай его скорее сюда. Прах к праху, кости к костям. Нельзя было разъединять твои останки, мамочка!

Я покорно отдала ей череп, слишком растерянная услышанным, чтобы сопротивляться. Все вставало на свои места.

– «Мамочка»? – переспросила я, благодарно надевая пальто Коула, когда он завернул меня в него. Магия, которой было покрыто белое платье, ослабевала, и на улице становилось так холодно, как должно было быть. – Ты одна из потомков Мари Лаво? Выходит, Рафаэль…

Зои чмокнула череп в темечко и спрятала его в большую сумку-баул под мышкой.

– Мой брат, – закончила она за меня, не изменяя озорству в своем голосе.

– Сколько же тебе лет? – осторожно поинтересовался Коул, и Зои пожала плечами.

– Где-то около ста, кажется. Я перестала считать после семидесяти двух. Мой день рождения в ноябре, это я знаю точно. Так мы едем или как?

Зои вальяжно двинулась через дорогу к мосту, где, очевидно, была припаркована машина Коула. Я даже не стала спрашивать, откуда она это знает.

Втроем мы дошли до джипа и открыли багажник, чтобы запихать внутрь все ее триста сумок, которые оказались сокрыты чарами, но вдруг начали размножаться почкованием у нас на глазах.

Тихо бранясь, Коул захлопнул бумажник, и я поспешила юркнуть в машину, чтобы не выслушивать его нотации, что все ведьмы – заядлые клептоманки. Дернув на себя дверцу, я ахнула, едва успев подхватить вывалившийся наружу кожаный чехол. Прежде подпирая собой дверь, он упал прямо мне в руки.

Недоверчиво заглянув под крышку, я увидела знакомый инструмент, изящный и покрытый черным лаком с позолоченным грифом. Вдоль талии скрипки Страдивари дугой тянулась надпись, выведенная кирпичной крошкой:

«Кажется, она тебе понравилась. Забыл упомянуть, что я еще и покровитель воров».

– Какая многогранная личность, – буркнула я и попыталась стереть эту надпись рукавом пальто, но ту уже сдул и унес ветер.

Зои, стоящая по другую сторону машины, присвистнула.

– Новый поклонник?

– Не уверена, что гиперлюбвеобильного духа можно назвать поклонником, – пробормотала я, садясь в джип.

Только я пристегнула ремень, как услышала с водительского сиденья закономерное:

– Барон Суббота украл для тебя скрипку Рафаэля?!

– Ой, – Зои махнула рукой, принявшись оправдывать меня перед Коулом. – Рафаэль переживет. Он крал и не такое. А ты не утруждай себя ревностью. – Я вжалась в кресло, желая провалиться от смущения под машину. Как, впрочем, и Коул, когда Зои похлопала его по плечу. – Тебя утешит, если я скажу, что видела ваше с Одри будущее? И там вы…

– Стоп! – Коул газанул так резво, что Зои откинуло назад. – Больше никаких разговоров о будущем, ладно? Знаю, это твоя фишка, но… В сотне фильмов ясно говорится, что такие знания ни к чему хорошему не приводят. Без меня, пожалуйста.

Зои закатила глаза и пожала плечами, разуваясь и забираясь на сиденье прямо с ногами.

– Если когда-нибудь решишься – спрашивай. Я могу даже имена детей назвать…

Коул зарумянился с удвоенной силой, и в зеркало заднего вида я бросила на нее предупреждающий взгляд. Зои невинно улыбнулась и, ойкнув, полезла в свою сумку-баул, доставая золотые швейные ножницы и широкую атласную ленту синего цвета.

– Ковенант, – напомнила она мне, и я почувствовала, как сердце забилось быстрее. – Дай руку.

Зои накрыла своей смуглой и маленькой ладонью мою, и вместе мы связали их лентой. Она тянула за один конец, я – за другой. Так же слаженно, как мы должны были отныне жить и колдовать.

– Ты наполнишь меня своей мудростью, – прошептала Зои, глядя мне в глаза, и Коул постарался не отвлекаться от дороги, подглядывая за нами. – А я тебя своей любовью. Supremi venefica Audrey Defoe. Аллилуйя, сестра!

Мой ковен ожил.

XIII
Атташе

Меня разбудил целомудренный поцелуй в висок и запах черники. Я мягко вынырнула из сна, лениво потягиваясь на постели, а затем…

Резко открыв глаза, я перекатилась и взобралась сверху, вдавив его бедра в перину матраса.

– Что? – спросила я, поймав на себе ошеломленный и распахнутый взгляд темно-карих глаз. – Это уже слишком, да?

Коул сглотнул, раскинув руки над головой и боясь пошевелиться. На нем были домашние штаны со шнуровкой и растянутая футболка, которую он отвоевал в кровопролитной войне со Штруделем, принявшим ее за свою новую подстилку. На его руках до сих пор заживали царапины. Острые скулы заходили туда-сюда, когда Коул принялся кусать внутреннюю сторону щеки, пытаясь успокоиться.

– Ты ведь все еще хочешь? – осторожно спросила я, нависнув над ним.

Коул заерзал.

– Я всегда хочу, просто… Иногда это тяжелее, чем кажется.

– Я понимаю, но…

Его футболка задралась, обнажая полоску кожи на животе, где проглядывалась редкая дорожка волос, уходящих вниз. Я сглотнула и сосредоточилась, заставляя себя смотреть Коулу в глаза, и только.

– Кто здесь охотник, а кто добыча? – подразнила его я шепотом.

Коул облизнул пересохшие губы и приподнялся на локтях.

– Кажется, я вижу твои кроличьи ушки.

– Правильно.

Коул слабо улыбнулся и поцеловал меня первым, бесстрашно приняв мои объятия. Я прижалась ладонями к его груди и застыла так, давая ему немного времени, чтобы привыкнуть к моим прикосновениям, прежде чем серьезно атаковать. Когда мышцы его, сведенные напряжением, расслабились, я уложила Коула на подушку и забралась рукой под футболку. Он часто и прерывисто задышал, жмурясь, и я затихла на какое-то время, не двигаясь, но не убирая руку.

– Я обещала научить тебя не бояться прикосновений, – прошептала я. – Но ты не обязан терпеть, если это все еще слишком тяжело…

– Нет, обязан, – решительно выпалил Коул, разомкнув веки. Взгляд карих глаз сделался голодным, как у тигра. – Ты не представляешь, как сильно я хочу, чтобы ты касалась меня. Здесь, – Он указал пальцем на свою голову. – Я наслаждаюсь. Но тело… Оно будто не слушается! Мне просто нужно немного времени…

– У меня чувство, будто я совращаю ангела.

Моя кривая усмешка ввела Коула в жуткую краску. Это было бы мило, не будь так сексуально в сочетании с его рваным дыханием и затвердевшим низом живота. Снова нагнувшись к нему, я прошлась кончиком языка по линии его верхней губы. Рука продвинулась чуть выше, к груди… Интересно, как далеко нам удастся зайти сегодня? В этом таилась своеобразная прелесть – узнавать Коула по чуть-чуть, миллиметр за миллиметром. Открывать для себя, как невиданные дикие земли. Не спешить. Удовольствия в этом занятии было столько же, сколько будет в том, к которому мы однажды придем.

После черничных вафель Зои на завтрак Коул насквозь пропитался ягодой, словно дымом. Одежда, кожа, волосы. В сочетании с его естественным молочно-мускусным запахом он пах, как сладкий рулет. Руки так и чесались обнять его. Обвив руками мою талию, Коул расстегнул пару нижних пуговиц на моей рубашке. Это не входило в наш договор: я должна была учить его близости, продвигаясь день за днем все дальше и дальше, а не наоборот. Но не дарить ласку в ответ – это было против природы Коула.

Я сплела свои ноги с его, и мы запутались в одеяле и в друг друге. Так начиналось почти каждое наше утро с той поры, как вместе с Зои мы вернулись из Нового Орлеана. Коул, раньше спавший на диване, был вынужден уступить свое место ей. И не было в моей жизни времени сказочнее, чем эти две недели, которые мы делили одну постель. Я отчаянно старалась не думать, что должна благодарить за это Барона Субботу. Кажется, его одержимость не прошла бесследно, а все еще сидела где-то в глубине нас.

Я открыла глаза и, внимательно наблюдая из-под ресниц за распаленным лицом Коула, потянула шнуровку на тесном поясе его штанов.

– Одри, я тебя… – прохрипел он, когда я выбила из него первый стон, коснувшись там, где его еще никто никогда не касался. Но затем Коул вдруг осекся, побелел и перехватил мою руку, не позволяя продолжить. – Хватит. Мне еще сегодня на работу.

– И? – спросила я, многозначительно поведя бровью.

– И я уже был в душе. Если пойду туда второй раз, то опоздаю.

– Сексуальная разрядка как раз помогает сосредоточиться…

– Меня и так достаточно сосредотачивает угроза сокращения моей зарплаты, – забормотал Коул скомканно, пытаясь натянуть назад штаны и при этом упрямо избегая смотреть мне в глаза. – Продолжим вечером, ладно?

– То есть мы все-таки продолжим?..

– Ох, я хотел сказать, увидимся.

– Нет, ты хотел сказать именно то, что сказал. Не отрицай.

Коул пробурчал что-то совсем невнятное и вылез из постели. Я закатила глаза, падая на кровать спиной и наблюдая, как он суетится, приводя себя в порядок.

– Буду вечером, – сказал Коул, клюнув меня носом в щеку напоследок. – Удачной магической практики. Постарайся не разнести дом!

Он вышел из комнаты быстрым шагом, прихватив с собой ключи от машины, и, когда в коридоре хлопнула дверь, я тяжело вздохнула и все-таки выбралась из кровати. Практика… Две недели мой день начинался с Коула, а затем он продолжался с обучения у Зои. Это было увлекательно в той же мере, как и изматывающе. Но, умывшись, я в полной боеготовности вышла к своему милому учителю, ведь, как бы спокойно ни прошел этот месяц, по ночам мне все еще снились кошмары.

Невольно задержав взгляд на тонком шраме, белеющем вдоль ладони в память о сделке, заключенной с Джулианом, я села за стол, принимая из рук Зои тарелку с пирамидкой из вафель.

– С очень добрым утром, – промурлыкала она, широко улыбаясь.

На ней были мешковатые штаны, как у арабских торговцев, и теплый свитшот. Ленточки в черных волосах, заплетенных во французскую косу, сменились на драгоценные заколки: за каждой прядью мерцало золото и камни. Где-то изумруд, а где-то рубин. Я удивилась тому, как она умудряется носить на себе столько тяжести, но тут увидела еще и громоздкие серьги с хитросплетением колец и перестала чему-то удивляться вовсе.

– Спасибо, что не ворвалась сегодня к нам в комнату, как вчера, – припомнила я недовольно, но тут же погрузилась в черничные вафли и в прямом, и переносном смысле. – М-м, они божественны!

– Так и есть, – кивнула Зои, забираясь на стул напротив прямо с ногами. – Как поживают твои сны? Пока не снилось ничего… этакого?

– Ты имеешь в виду что-нибудь такое, что можно принять за предсказание? – уточнила я. – Нет, ничего. Все как всегда. Только мой обезумевший братец и всякая дребедень. Эй, котики! – Я потрясла золотым браслетом на запястье и наклонила тарелку со стола так, чтобы одна из вафель соскользнула вниз. Не долетев до пола, она была встречена пастями трех голодных гримов. – Приятного аппетита.

Лицо Зои переменилось. Верхняя губа поджалась и задрожала, как у кролика, обнажая зубы. С демонстративным отвращением она сдвинулась на край стола подальше от трех котов, с жадным чавканьем уплетающих свой завтрак.

– Ты с ума сошла?!

– А что такого? Черт, кажется, я забыла представить вас друг другу…

– Как ты додумалась пригреть у себя в доме это?

Я скинула еще одну вафлю, а затем проткнула вилкой следующую, чтобы съесть уже самой.

– Иногда они выручают меня. Да и не выкидывать же их на улицу?

Я почесала Блуда за порванным ушком. Он заурчал, так обманчиво похожий на обычного кота.

– Ты хоть знаешь, что это такое? – прошептала Зои, не переставая говорить «это» таким голосом, будто речь шла о всепожирающем Ктулху.

– Да, знаю. Это гримы, Зои, порожденные гадкой человеческой натурой. Чего ты их так боишься?

– Гримы?! – переспросила Зои и нервно засмеялась. – Ты правда не видишь… А, неважно! Лучше забудь. Просто… Убери их, пожалуйста.

Я насторожилась, вновь тряся браслетом. Облизываясь, коты прильнули к моей ладони, потираясь о нее угольными шкурками. Глаза Эго недобро сверкнули в сторону Зои, налитые красным янтарем, и рассеялись следом за остальным телом, как утренний туман.

Она брезгливо поежилась.

– Итак, начнем. Давай, как обычно, для разогрева, – сказала Зои, выуживая из-под стола карточки с цветными кляксами, похожими на картинки Роршаха. – Что ты видишь вот здесь?

Жуя вафлю, я пригляделась. На первой карточке, плавно переходя в зеленый, расплывалось красное пятно. Если бы я не знала, что это рисовала сама Зои гуашью, то я бы сказала, что кого-то просто вырвало на холст.

– Хм, я вижу здесь… Кузнечика? Это ведь кузнечик, да?

– Что? – Зои развернула карточку к себе, хмурясь. – Где ты здесь увидела кузнечика?

– Ну, вот лапки, а здесь такие смешные усики и…

– Ох, – Зои спрятала карточку в кучу других и сложила их стопкой. – Ты ведь помнишь, в чем смысл упражнения? Ты должна чувствовать, а не фантазировать! Предвидение – это эмпатия. В основе прорицания лежит символизм и способность сопереживать. Лишь научившись читать знаки, что тебя окружают, и пропускать их сквозь себя, ты сможешь видеть чужие судьбы.

– Я все равно не понимаю, – вздохнула я, откидываясь на спинку стула.

Зои застонала и вытащила другую карточку. На ней, сплетаясь в колосок, тянулось два зигзага – оранжевый и фиолетовый.

– Посмотри, – мягко сказала Зои, пододвигая карточку ближе. – Это просто абстракция, не несущая смысла. Этот смысл вкладываешь ты сама. Вот я вижу здесь маленькую девочку, играющую в прятки с братом. Они неразлучны, как два сапога. На улице солнечный день, а рядом крякают утки… Мыльные пузыри плывут по ветру. Они дерутся за баночку с ними. Теперь ты понимаешь? – спросила Зои, подняв на меня глаза, чтобы увидеть, как я побледнела, ведь каждое ее слово описывало памятный день из моего счастливого детства. – Я вижу это здесь, потому что я открыла свое сердце миру. А что видишь ты?

Я склонила голову набок, пытаясь вглядеться в карточку, и пожала плечами.

– Гусеницу.

– Одри! – Зои хлопнула себя по лбу. – Ты даже не стараешься! Мы уже две недели над этим бьемся…

– Ну не выходит у меня, и все тут! – всплеснула руками я. – Я стараюсь, Зои, правда. У меня вообще плохо с живописью, особенно с экспрессионизмом. Может, попробуем что-нибудь другое?

Зои закатила глаза и обиженно убрала карточки, выбравшись из-за стола. Присев на угол тумбы в прихожей, она достала из сумки кое-что круглое.

– Мне нужно подумать, – пробормотала Зои, откручивая из-под черепа своей матери металлическую бляшку, которая скрывалась там все это время. Высыпав себе на запястье дорожку из белого порошка, она зажала одну ноздрю пальцем и втянула его в себя.

В первый раз, когда Зои сделала так в машине, Коул чуть не вышвырнул ее на улицу на полном ходу.

– Мы целую ночь проторчали на кладбище для того, чтобы вернуть тебе копилку с кокаином?! – вскричал он тогда, ударив по тормозам так, что я чуть не расшибла себе нос о бардачок. – Я не повезу к себе домой наркоманку!

– У меня нет зависимости, – закатила глаза Зои, вытирая нос и стряхивая порошок с заднего сиденья. – Кокаин просто помогает мне держать свой дар в тонусе.

– Я думал, мы вернули тебе семейную реликвию… Это же череп твоей матери! – продолжал кричать Коул, пока я пребывала в молчаливом смятении. – А ты насыпала в ее голову кокаин! Разве это не оскверняет ее память?

– Ты не знал Мари Лаво, – ухмыльнулась Зои, закручивая на черепе крышку. – Поверь, она была бы только рада, что даже ее останки приносят пользу, а не гниют где-то в земле.

После Зои клятвенно заверила Коула, что не будет делать так в его квартире. Но делала.

– Ладно, долой символизм! – вскрикнула Зои, приободрившись, и спрятала череп в сумку. Ее глаза блестели не то от энтузиазма, не то от кокса, которым ей платила мафия за ее гадательные сеансы. – Сядь, как я тебя учила. – Я отодвинулась от стола, подогнула под себя ноги и села в позу лотоса, выпрямив спину. – Теперь закрой глаза и сделай несколько глубоких вздохов. Дыши медленно. Сосредоточься на моем голосе. Спроси себя: что Зои сделает в следующую секунду?

Я приоткрыла один глаз, вопросительно взглянув на хитрую ухмылку Зои, и неуверенно промычала:

– Ты… погладишь Штруделя?

Кот, лежащий буханкой в своей подстилке, многозначительно мяукнул, откликаясь на имя.

– Ну вот, молодец! – похвалила меня Зои и наклонилась, почесав его за ушком. – Уже что-то.

– Да просто еще ни одно твое утро не проходило без тисканья Штруделя. Не в предвидении дело, – буркнула я, выпрямляя ноги.

– Тогда спроси себя, что сейчас случится на улице. Там ваш сосед паркуется… – пробормотала Зои, отодвинув плотную штору в гостиной и выглянув в окно.

С губ сорвалось быстрее, чем я успела обдумать то, что собираюсь сказать:

– Слишком тесно. Он не влезет.

И в следующую секунду спокойствие улицы нарушил пронзительный визг сигнализации. Кто-то действительно задел бампер внедорожника, пытаясь припарковаться. Я подскочила к окну, не веря самой себе. Зои улыбнулась, мягко и торжествующе.

– Вот так это и работает, Одри. У тебя это на уровне инстинктов. Просто, как мы выяснили, символизм и впрямь не твое. Значит, продолжим двигаться в этом же направлении…

– И мне можно больше не мыться холодной водой? – с надежной уточнила я, содрогнувшись при одном лишь упоминании этого. – Я вообще не понимаю, как эти средневековые пытки способны разбудить хоть в ком-то интуицию! Даже твой совет налить на пол воду и водить по ней ладонью кажется мне более адекватным, чем это.

Зои хохотнула, но тут же приняла серьезный вид.

– Ты сама хотела освоить дар как можно быстрее. Вода – лучший проводник для его постижения. Но холодной можешь больше не мыться, ладно. Ограничимся умыванием.

Зои бодро похлопала меня по плечу, а затем куда-то засобиралась, побежав одеваться.

– Куда это ты? – нахмурилась я, вернувшись к завтраку и допивая свой кофе. – Съезжаешь?

– Не вечно же мне тусоваться с вами, ребята. Я тут как третье колесо у велосипеда, – хмыкнула она не без ехидства, застегивая куртку. – В квартале отсюда сдается миленькая квартира. Иду ее смотреть. А вечером у меня свидание.

– Свидание? Быстро же ты освоилась в новом городе, – восхитилась я. – И с кем же?

– Да так, приглянулся один красавчик в баре. Он тоже работает в полиции. Наверно, фетиш на детективов – это заразное, – ухмыльнулась Зои. – И, кстати, еще одна порция советов: не сиди дома, хорошо? Тебе нужно научиться чувствовать окружающий мир. Попрактикуйся сегодня на улице, в полевых условиях. Поброди по городу, понаблюдай за людьми… А еще лучше – бери Коула и езжайте куда-нибудь вместе на выходные. Вам обоим это надо… Сама знаешь. Приятное с полезным, так сказать.

Я почувствовала, как по лицу растекается жар, словно на меня выплеснули сотейник раскаленного масла. Зои хихикнула и обвязала вокруг шеи кашемировый шарф.

– Из-за прошлых отгулов Коул сейчас зашивается с работой, – принялась отнекиваться я. – Хватит с нас разъездов.

– Как знаешь, – пожала плечами Зои. – Но заодно вы могли бы съездить в Нью-Гэмпшир. Ты разве не хочешь узнать, почему Барон советовал тебе обратиться к родному отцу? Не зря след от книги Авроры ведет туда же. Твой отец явно что-то знает.

Я поморщилась, еще не готовая обсуждать этот вопрос. После того как мы втроем вернулись в Бёрлингтон, вместе с Зои я провела обряд, чтобы выяснить, кто украл гримуар Авроры. Как и слова Барона, тонкая дорожка из риса, рассыпанного на карту, протянулась до города Манчестер.

– Что бы там ни было, оно ждет тебя, – вторила моим мыслям Зои. – Рано или поздно тебе придется с этим встретиться.

– Я знаю, – призналась я, плотно сжав губы. – Но лучше поздно. Я еще не смирилась с мыслью, что моя мать была изменщицей. К тому же если книгу Авроры украл кто-то, кто тоже живет в Нью-Гэмпшере, как и мой… отец, то мне и с ним придется иметь дело. Нужно еще немного попрактиковаться перед этим. А когда, кстати, ты сама созреешь для откровений? Что произошло у тебя с Рафаэлем? Вы ведь, как никак, семья.

– Тебе ли не знать, как часто люди переоценивают семейные узы, – фыркнула Зои, застегивая замшевые ботфорты на высоком каблуке. Глядя на них, я тут же захотела себе такие же. – Если коротко, то когда-то это меня Мари Лаво должна была назначить своей преемницей, но Рафаэль сделал все, чтобы занять мое место. Долгая история, на лет этак пятьдесят. Но все, что ни делается, то к лучшему. – Она бодро подмигнула и, прежде чем вылететь из квартиры, повторила напоследок: – Не сиди дома! И не трать все деньги с карточки Коула, иначе вы снова поссоритесь.

Я пресекла свои мечтания о шопинге и затрясла головой, которая для Зои была будто прозрачной.

За полчаса мне удалось перемыть посуду и навести порядок в доме, даже не вставая при этом с дивана. С тех пор как мой ковен пополнился, я будто открыла в себе второе дыхание – больше магии, больше энергии. Силы Зои поддерживали мои, стекались воедино, как две реки в одно русло. Закончив с уборкой, я собрала банку трав, которых, благо, у Зои всегда было в избытке, как и колдовского опыта. Именно она рассказала мне об одном нюансе, который забыли дописать в главу «Versipellis»: после укуса оборотня могут возникнуть осложнения, как после ветрянки, перенесенной на ногах. Так, в первый же рабочий день после выписки из больницы Сэм заказал себе на обед сырой стейк, а вечером чуть не подрался с начальником. Из-за этого его снова отправили в бессрочный отпуск.

Закрутив банку с лекарством, я тепло оделась и заставила себя выйти из дома. Делала я это все реже и реже: после встречи с Джулианом во мне снова проснулось отточенное желание прятаться и не высовываться наружу. Открыв на телефоне навигатор, спустя двадцать минут я уже была на пороге Сэма. Когда мы навестили его с Коулом впервые, мной овладел ужас: Сэм жил в старой пятиэтажке с облезлой лестницей, утоптанной окурками. Внутри его квартиры было ничуть не лучше: коридор, захламленный коробками, будто Сэм переехал сюда неделю назад, скудное убранство и безвкусные оранжевые обои.

Уже предвкушая, как я снова увижу все это и захочу нанять ему дизайнера интерьера, я постучалась. Из квартиры доносился рокот музыки – тяжелый металл, за который Сэма, должно быть, уже возненавидели соседи.

– Опять ты, – поприветствовал меня он в своей излюбленной манере, выглянув из-за двери и вытирая лоб боксерской перчаткой. – Что ты здесь делаешь?

На нем не было майки, зато были красные шорты почти до колен. Грудь блестела, мокрая от пота. Почти все тело Сэма было рельефным, включая кубики пресса на животе и мышцы рук. Очевидно, я прервала его тренировку напротив боксерской груши, для которой была отведена целая комната возле спальни.

– Сон нормализовался? – спросила я, ставя на плиту чайник, чтобы заварить травы.

– Да, но сегодня опять спал паршиво, – пожаловался Сэм, и я выглянула в окно. Тусклый лик полной луны висел в небе, выделяясь сквозь облака даже днем.

– Хм, странно, с чего бы это, – ответила я, стараясь скрыть сочившийся сарказм в голосе, который Сэму, увы, было не понять с его амнезией.

Он обтер влажным полотенцем лицо и швырнул его на кухонную тумбу, на которой были рассыпаны шоколадные хлопья. В остальном здесь было на удивление прибрано: стопки одежды, электрогитара в углу, плазменный телевизор и гантели, о которые я чуть не разбила ноги. Я бы назвала это холостяцкой берлогой, если бы в воздухе не пахло ванильной арома-свечкой.

– В прошлый раз здесь было более… грязно, – заметила я, озираясь.

Сэм, кажется, смутился, будто уличить его в гостеприимности было то же самое, что в грехе. Фыркнув, он подошел ко мне, когда я заливала кипятком травы, и рывком выхватил кружку.

– Напомни, зачем я должен пить эту дрянь?

Я сощурилась, судорожно вспоминая легенду, которую придумал для Сэма Коул.

– Это просто китайский чай. Успокаивающий. Мой знакомый гомеопат считает, что хороший чай – лучшее средство для заживления ран и на теле, и на душе…

– С моей душой все в норме, – возмутился Сэм, делая маленький глоток. – Ты ведь не считаешь, что мне может нанести психическую травму какая-то вшивая дворняга? – Он хохотнул, и я постаралась ничем не выдать себя, невозмутимо улыбаясь в ответ. – В меня несколько раз стреляли, куколка. Уколы от бешенства после такого, как царапины на коленках.

– Но спать ты ведь и впрямь стал крепче, – подметила я, закручивая банку и ставя ее на видное место у подоконника. – Не забудь: пить надо два раза в день, утром и вечером. Закончишь эту банку, и все. Считай, переродился. Коул договорится, и тебя вернут на работу.

Сэм пожал плечами и глянул в свою кружку, где плавал лист папоротника.

– К сведению, я пью этот чай только потому, что он мне нравится сам по себе. Приятный вкус. Чем-то похоже на молочный улун.

– Это и есть молочный улун, просто с добавками, – соврала я, дожидаясь, когда Сэм допьет при мне всю кружку.

Градины пота еще блестели на его коже, покрытой шрамами то тут, то там. Под ребрами действительно виднелся бледно-розовый крест от пулевого ранения. Такой же был и на спине. Вдоль правой руки тянулась татуировка из щупалец осьминога – монстр Кракен. На левой же по-прежнему зияли углубления от снятых швов: плечо, растерзанное оборотнем в клочья, едва зажило. Рубец там остался не хилый – выпуклый, широкий и повторяющий форму волчьих зубов.

Возвращаясь к боксерской груше, Сэм вылил себе на голову половину бутылки с водой, чтобы остыть, и его волосы примялись, рыжие, как языки пламени.

– А где бутылки из-под виски? – шутливо спросила я, обойдя комнаты и даже мельком заглянув в мусорное ведро.

– Я завязал.

Я прыснула со смеху, и Сэм, ударив по груше, обиженно насупился.

– Что? Я, по-твоему, совсем алкоголик? Можешь сама проверить холодильник.

Из чистого любопытства я открыла его, но обнаружила внутри лишь кучу свежих овощей, пару полуфабрикатов и свежевыжатые соки. Тогда, недоверчиво взглянув на банку с травами Зои, я пригляделась к ней поближе. Интересно, что еще она туда добавила? Свой кокаин?