Текст книги "Рубиновый лес. Дилогия"

Я серьёзно кивнула в ответ:

– В основном. – И, заметив, что мне удалось завладеть вниманием присутствующих, явно не ожидающих такого ответа (Кочевник даже подавился), я невозмутимо продолжила: – Не считая моего отца, все при дворе любят Соляриса. Хоть он и предпочитает держаться подальше от государственных дел, но без него я как без рук. Совсем. – Я бросила взгляд на свою неподвижную левую руку, замотанную в исцеляющий гелиос, и спрятала её под стол. Кочевник подавился во второй раз. – Солярис множество раз спасал мне жизнь, а ещё он научился читать и писать на общем языке… И он неплохо играет в шахматы!

– Читать и писать? – вдруг переспросил Вельгар, и едва я успела обрадоваться, что у меня получилось расположить его к Солу, как он надменно фыркнул. – Драконам не нужно ни то ни другое! Это вы, люди, умираете раньше, чем успеваете повидать мир, и забываете даже, что ели на завтрак. Мы же передаём знания из уст в уста, от старших к младшим, и храним в своей памяти больше, чем могут вместить в себя все человеческие библиотеки. То, что Солярис сподобился опуститься до таких занятий, как книги и письмо, свидетельствует лишь о его падении как сородича!

– Вельгар. – Альта всего лишь назвала сына по имени, и голос её не таил никакой угрозы, но Вельгар всё равно замолчал и подобрался, уронив взгляд в свою тарелку. – Перенимать традиции людей – это не падение. Мы ведь все переняли их язык и их форму.

– Да. И, на мой взгляд, это было ошибкой. Не начни мы уподобляться людям, не было бы войны. Не было бы трагедии. Не было бы смерти малыша Юты, – попытался поспорить Вельгар, но тут лицо Альты исказилось при упоминании покойного сына.

– Сетуя на одни последствия, не забывай о других. Благодаря людям мы решили проблему нехватки места в Сердце и обрели развитие. Останься мы в первородной форме, так бы и жили на поводу диких инстинктов. Это тело даёт нам власть над собственной природой, возможность мыслить и созидать, исследовать и постигать. Вот в чём заключался истинный смысл нашего союза с королевой Дейрдре. Это не мы подарили людям покой, а они нам. Но ты, Вельгар, всегда можешь присоединиться к «свободным» сородичам в Диких Землях, которые не меняли свою форму уже десятилетия. Из-за этого они не умеют ни разговаривать, ни изобретать и интересуются одним лишь полётом да добычей пропитания. По-твоему, такая жизнь лучше?

Ещё прошлая королевская вёльва, Виланда, рассказывала мне, что драконы не всегда умели обращаться в людей и до той поры у них не было ни стеклянных огней, ни лифтов, ни той повязки, что прямо сейчас возвращает мне руку. Нас, людей, собственная человечность всегда терзала и удручала, а вот драконам она подарила ключ от двери, что вела не к небесам, а к самим звёздам. Однако я даже подумать не смела, что драконы будут так благодарны нам за это… От этого война, которую развязал мой отец, казалась ещё более подлой и мерзкой.

– Не слушай Сильтана, – сказала мне Альта, заботливо накладывая в мою тарелку ещё говядины в бульоне, хотя я не доела предыдущую порцию. – Солярис никогда не был невыносимым. Наоборот… Он был таким стеснительным и кротким, что даже из скорлупы выбираться не хотел!

– Мама, пожалуйста… – простонал Солярис. Кажется, если бы он знал, что вместо Сильтана слово возьмёт Альта, то не стал бы затыкать брата. Я же молча восторжествовала: узнать о прошлом Соляриса из первых уст, когда он сам столько лет ограничивался лишь сухими «да» и «нет», было всё равно что обучиться сокровенному ритуалу сейда!

– Он ведь говорил, что вылупился в разгар Рока Солнца? – продолжила Альта, делая глоток тамариндового сока, кисло-сладкий вкус которого напоминал забродившее яблоко, а мякоть прилипала к зубам. – Ох, вот это был праздник! Именно поэтому мы так его и назвали – в честь того, что подарило нам долгожданного сына. Солярис – невероятно поздний голубчик! К тому моменту, как он созрел увидеть этот свет, его братья уже вовсю рассекали небо. Почти четыреста лет нежился в скорлупе и даже не думал вылезать… Я всерьёз начала беспокоиться, не окаменел ли он там, – захихикала она.

– Мама! – вспыхнул Сол снова, и я впервые увидела, чтобы он был того же цвета, что и кровавый янтарь в Рубиновом лесу.

– Здесь нечего стыдиться, Солярис! Рождение любой жизни – это таинство, а рождение драконов ещё более редкий, а оттого ценный дар, – улыбнулась Альта. – В ваших книгах написано, что наши женщины могут откладывать яйца только раз в пятьсот-шестьсот лет? И никогда не знаешь, сколько яиц будет в кладке на этот раз – одно или десять. Иногда из одного яйца и вовсе вылупляются сразу два идентичных детёныша, как мои мальчики Велиал и Осилиал, которые сейчас странствуют далеко отсюда.

– Кстати… Говорят, именно поэтому союз дракона с человеком бесплоден, – внёс свою лепту Сильтан, потянувшись к горке фиников, и несмотря на то, сколь неуместен был переход к этой теме, я учтиво сделала вид, что не заметила в этом провокации. – Драконицы даже забеременеть не могут от человека-мужчины, а вот человеческую женщину яйцо просто-таки разрывает на части! Слышал, один из Старших некогда пытался зачать с принцессой людей, так её кишки потом неделю со стен соскребали. Было что-то вроде фонтана. – И, набив мясом рот, он задёргал в воздухе сальными пальцами. Моё воображение невольно дорисовало те брызги крови, что Сильтан пытался изобразить, и, как бы я ни старалась сохранить хладнокровие, к горлу подкатил ком.

– Яйцо формируется прямо в… женской утробе? – уточнила я, сглотнув. Это объясняло, почему никто из людей никогда не встречал полукровок, несмотря на грязные и унизительные сплетни, ходящие вокруг женщин, деливших ложе с драконами. Это же объясняло и то, почему весталка так стыдливо прикрывалась платком, когда я в детстве спросила её, а «нельзя ли примирить людей и драконов, поженив их, чтобы родился общий ребёночек».

– Похоже на то, – пожал плечами Сильтан. – То, что оно формируется, не такая уж проблема, а вот то, как оно потом выходит наружу…

– Сильтан, достаточно. Я вовсе не к этому заговорила о рождении! Ты чего есть перестала, милая? – заботливо осведомилась Альта, как назло придвинув ко мне горшочек с говядиной. – Тебе не понравилось? Мы думали, люди такое любят…

– Действительно! Что не так, Руби? – саркастично воскликнул Сол, пародируя голос матери. – Разговор о яйцах и мучительной смерти ведь так разжигает аппетит!

Он всплеснул руками и едва не вывернул миску с кашей на Мелихор, уже вовсю уничтожающую сахарный тростник. Её все эти разговоры мало заботили, как и Кочевника, вылизывающего уже третью по счёту миску.

– Госпожа, – снова необычайно весело подал голос Сильтан и потянулся ко мне через стол. Его солнечные волосы всколыхнулись, выбиваясь из золотых заколок на висках. – А ты знала, что…

– Хватит! – рявкнул Сол так резко, что даже я вздрогнула, а Альта снова взмахнула шипастым хвостом и недовольно сощурилась. – Думаешь, никто не понимает, что ты делаешь?!

– А что я делаю? – захлопал Сильтан глазами, изображая невинность так хорошо, что даже я почти ему поверила. – Ты что, ревнуешь, ма’рьят? Я просто пытаюсь развлечь нашу гостью. Рубин для меня то же самое, что маленькая сестрёнка! Ей ведь всего… сколько? Лет двадцать? Драконы в этом возрасте ещё даже летают косо! Думать о ней в ином ключе было бы просто омерзительно, ты так не считаешь?

Как и ожидал (точнее, надеялся) Сильтан, терпение Соляриса лопнуло. Его стул со скрипом отлетел, когда он встал. Сильтан же остался сидеть в той же расслабленной позе с раскинутыми руками и скрещёнными ногами, даже сейчас умудряясь смотреть на младшего брата сверху вниз. И именно в этот момент я вдруг поймала себя на мысли, что, пускай семья Сола не может обойтись без ругани и часа, но это всё-таки семья. Общий дом, общий ужин, одни глаза и волосы, одно упрямство, одна кровь. Даже их скандалы заставляли меня не переживать и злиться, а улыбаться и тоскливо перебирать пальцами абрикосовый муар. Такое же чувство я испытывала, глядя на Ллеу и Матти, – какая бы пропасть ни разверзлась между ними с годами, они всегда будут друг у друга.

А я всегда буду одна.

– Тебе повезло, Солярис, – произнесла я, решив положить конец ссоре, и гомон спорящих драконов, к которым в какой-то момент подключился даже Кочевник, резко улёгся. – У тебя замечательные родные!

Я говорила это от всего сердца, не позволяя ноющей боли в подреберье осквернить мой счастливый тон. Тем не менее Солярис всё равно сел обратно на поднятый стул с таким видом, будто я упрекнула его. Сильтан тоже притих и, кажется, даже прозрел ненадолго. Подперев одной рукой подбородок, второй он принялся крутить в бронзовых когтях свою серьгу, дёргая застёжку. Альта, оглядев воцарившийся порядок, улыбнулась и облегчённо обмякла – даже её хвост упал на пол, словно решил вздремнуть. Только Вельгар никак не отреагировал – ни на конфликт двух братьев, ни на мои слова.

– Ну вот. – Кочевник был единственным, кто испустил разочарованный вздох, швырнув в миску обглоданные говяжьи рёбра. – Как всегда, испортила мордобой!

– А у тебя есть братья или сёстры, Рубин? – спросила Мелихор неожиданно, и я покачала головой, делая глоток тамариндового сока.

– У людей их часто нет. Человеческие женщины почти всегда являют на свет лишь одно дитя зараз, максимум двух, как ваши братья Велиал и Осилиал. Многие из них умирают в детстве из-за болезней, а иногда в родах умирают даже сами женщины.

Я не собиралась напрашиваться ни на жалость, ни на расспросы, поэтому ловко свела разговор к человеческой природе, но Мелихор не клюнула на это – не то из принципа, не то из-за собственной бесхитростности:

– А как же энарьят?

– Названые брат или сестра, – перевёл Сильтан лениво, продолжая теребить серьгу.

– Названая сестра… – Воспоминания о Маттиоле, вынужденно отвергнутой мной и брошенной в Дейрдре, осели на языке кислотой, как будто я снова глотнула тамариндового сока. – Да, у меня была названая сестра, чья мать была моей кормилицей. Мне пришлось её оставить. Увы, но по-настоящему наследница трона не может позволить себе иных уз, кроме политических.

– Что за вздор! – воскликнула Мелихор и, схватив меня за руку, воздела наши сцепленные ладони над головой. – Вот покажу я тебе Сердце, и ты сама попросишь меня стать твоей энарьят! Скажу сразу, я согласна.

– Ты теперь от неё не отделаешься, – усмехнулся Сильтан, повернувшись, чтобы посмотреть на меня нарочито сочувственным взглядом. – У Мелихор нет не только сестёр, но и подруг, потому что из-за своего излишнего дружелюбия она вечно лезет туда, куда не просят, или нечаянно влюбляет в себя сородичей, в которых уже влюблён кто-то ещё. С ней попросту страшно дружить! Так что будь осторожна. Она как репейник – не отвяжешься потом.

– А он злой и противный, как морской угорь! Всё из-за чешуи. Золотой, но не жемчужной, – прошептала мне на ухо Мелихор, и Сильтан метнул на неё убийственный взгляд.

– Родиться золотым драконом почти такая же честь, как родиться жемчужным или соляным!

– Ключевое слово «почти». Золотая чешуя ведь не чистая, это помесь жемчужной с металлической, – поддразнила его Мелихор, покусывая коготь, к которому пристало лимонное тесто, когда она принялась ковырять недоеденную лепёшку пальцем.

Солярис, кажется, обрадовался, что наконец-то перестал быть главным объектом дискуссии. Даже наконец-то начал есть с удовольствием – хоть и не притронулся к мясу, но зато умял за пять минут все восемь лимонных лепёшек, которые остались в корзинке. Плечи его опустились, а когти, заострившиеся в ходе перепалки с Сильтаном, втянулись обратно. Когда он наклонился под стол, чтобы подобрать упавшую салфетку, белоснежные волосы с перламутровым отливом, действительно напоминающие жемчуг, упали ему на лоб, и мне жутко захотелось перегнуться через стол и поправить их. Я почти решилась на это, когда чей-то стул снова отодвинулся от стола.

– Вельгар? – Альта взглянула на подорвавшегося сына. – Что такое?

– Чужак, – сказал он, глядя в ту часть обеденного зала, что была закрыта развевающейся голубой тканью. – Не сородич. Человек. Нет… люди.

Люди?

Все встали, и я в том числе. Несмотря на то радушие, с которым меня приняла большая часть семьи Соляриса, вряд ли визит в Сердце подобных мне был обыденным явлением. А учитывая, что Вельгар произнёс не «человек», а именно «люди», невозможная, но страшная догадка просилась сама с собой – то были люди ярла Дану. Или люди отца. Кто-то, кто тоже каким-то чудом смог пересечь Кипящее море и сделал это практически следом за нами. Вряд ли такое могло быть обычным совпадением.

– Ты ждёшь здесь, – сказал мне Солярис, и это была не просьба. Вельгар, как глава семейства в отсутствие отца, уже нырнул под голубую штору. Альта и Мелихор последовали за ним, в то время как Сильтан не сдвинулся с места – только облокотился о стол, качая в руках кубок с соломенно-коричневым соком, напоминающим нефильтрованный эль. Кочевник же, играя уже обнажённым топором, подошёл к Солярису. Они будто научились понимать друг друга без слов за это время – стоило мне шагнуть к шторе за остальными, как оба закрыли её от меня стеной.

– Я не собираюсь ждать! – возмутилась я. – Если эти люди пришли за мной…

– Если эти люди пришли за тобой, я убью их, – спокойно отозвался Сол, и руки его стремительно поросли белоснежной чешуёй. – Второй раз я тебя не подведу, драгоценная госпожа.

– Во второй раз? Ты о том падении в море? Солярис, я не виню тебя…

– Ты, может, и нет, но я себя – да.

– Это глупо. Если ты таким образом решил извиниться, то вовсе не…

– Мы не хотели! Стой, где стоишь! Прошу!

Донёсшийся откуда-то из-за шторы визг заставил моё сердце зайтись. По спине потёк пот – несмотря на жару, он был ледяным. Не раздумывая более ни секунды, я оттолкнула со своей дороги Кочевника и проскочила под голубую штору. В этот раз Солярис не стал препятствовать мне, потому что тоже узнал этот голос.

За развевающимся лоскутом ткани тянулся очередной пещеристый туннель, в конце которого виднелись просвет и мельтешащие силуэты, будто туннель вёл прямо в центр густонаселённого города. Очевидно, в драконьем гнезде не было дверей от слова «совсем», даже на входе. Визги и рычание, однако, доносились не снаружи гнезда, а изнутри, из комнаты, в которую ответвлялся коридор. Все вещи в ней покрывал толстый слой пыли и песка, что сыпался с шершавых, пошедших трещинами стен. Альта переминалась на пороге, наблюдая за всем издалека, как и обнимающая её Мелихор, и было несложно догадаться почему: все вещи в комнате – детские игрушки. Комната принадлежала маленькому Юте.

– Не тронь! Я не шучу!

Вот, оказывается, почему драконы так благодарны людям за их обличье и почему предпочитают не менять его даже дома, но зачем тем не менее строят такие большие комнаты… Прямо в центре детской стоял огромный дракон с чешуёй чёрной, как дёготь, отчего даже прорези и грани этой чешуи были неразличимы. Хвост с кривыми и загнутыми гребнями, напоминающими серпы, извивался так сильно, что я, подойди слишком близко, рисковала остаться без головы. А прямо под оскаленной мордой дракона лежал кудрявый бледный юноша, истекающий кровью, что ручейками бежала по его ногам сквозь свежие полосы от когтей. Его закрывала собою стройная девушка в разодранном тёмном плаще, размахивая перед собой снятым башмаком с острым каблуком.

– Назад! – снова завопила Маттиола, пытаясь отогнать Вельгара от раненого Гектора.

«Глупая девица! Ты правда думаешь, что тебе это поможет?!»

Я в изумлении уставилась на дракона, чей глас пусть и звучал как рык, но отражался в моей голове эхом человеческой речи. Всё это время я думала, что могу понимать лишь Соляриса из-за нашей связи, но нет – Вельгара я понимала не менее отчётливо.

«Кто принёс вас в Сердце? Кто посмел?!»

– Прошу прощения! Это был я, – ответил Сильтан, очутившись на пороге рядом с матерью. Не обращая внимания на её аханье, он тряхнул головой так, чтобы его золотая серьга замерцала на свету, выглянув из-под золотистой копны волос. – Они предложили мне достойную плату. Только глянь на эту серьгу! Это же ракушка-латиаксис! Один из редчайших видов. Её ещё называют «Славой Морей». Я не мог устоять!

– Так вот откуда ты её взял! – ахнула Мелихор. – А врал, что купил на базаре, гадёныш!

Вельгар замер от услышанного, и в этот момент ему по морде прилетело башмаком. Маттиола плакала, её лицо раскраснелось от слёз, а руки тряслись, но она продолжила защищать Гектора и наверняка даже напала бы на Вельгара первой ради того, чтобы попробовать спасти брату жизнь… Но я кинулась вперёд и встала между ними.

– Руби? – выдавила Маттиола и тут же рухнула на колени, когда я расставила руки и загородила их с Гектором от раскрытой пасти чёрного дракона. – Руби!

– Рыбаки верят, будто латиаксис приносит удачу… Кажется, они правы! Застать такое веселье и есть истинная удача, – засмеялся Сильтан, хлопнув в ладоши. Его проказливый вид, как и сравнение Мелихор со скользким морским угрём, полностью оправдывали себя.

10
Свадьба предательства и чести

В диком драконьем краю закатное небо напоминало ягодную пастилу. Несмотря на то что основную часть острова занимали горы, землю между ними покрывали пучки вечнозелёной травы, высокой и колючей, с вкраплениями крошечных лютиков и незабудок. Здесь не было ни одного плавного склона, который позволил бы спуститься к берегу, но зато было множество крутых обрывов и каменных насыпей, которые запросто могли похоронить тебя под оползнями в ненастные дни. Тёмно-синее море, бездонное и пенное, лизало острые скалы, торчащие из воды, будто зубы хищного животного. Эти скалы, стеною окружающие весь остров, стояли друг к другу так плотно, что и яблоку было негде упасть. Иногда меж ними дрейфовали гнилые обломки старых кораблей – ни одному человеку не было дано достичь владений драконов, если только они сами этого не хотели.

Пряный воздух со сладостью полевых трав и морской соли опьянял не хуже бочонка эля. Я не осмелилась отходить далеко от круглой каменной двери, которую тайком показала мне Мелихор, – Сердце, может, и имело весьма скромные по меркам туатов размеры, но здесь всё равно можно было легко заблудиться – и примостилась на одном из плоских, нагретых солнцем камней. С него открывался прекрасный вид на крутящиеся ветряные мельницы и фермы, где паслись стада куцых овец. Там же простирались пастбища, засеянные кукурузой и корнеплодами – наиболее неприхотливыми культурами, способными прижиться в столь жарком климате и в столь скудной почве. Оттуда, где я сидела, можно было разглядеть не только их ростки, но и смазанные громоздкие тени, парящие над посевами. Благодаря своим размерам и скорости драконы с чем угодно справлялись на раз-два, потому и жили в человеческой форме, а работали – в первородной.

Неподалёку от ферм выстроились круглые домики с соломенными крышами, где, по рассказам Альты, предпочитали жить те, кто провёл среди людей слишком много времени, чтобы вернуться в глубокие и тёмные гнёзда после войны. Мне бы хотелось прогуляться до них, посмотреть на всё вблизи, но разговор с Маттиолой, состоявшийся по пути в купальни после инцидента с Вельгаром, выжал из меня все соки.

– Он хотел меня съесть! – верещала она всю дорогу, боязливо озираясь по сторонам, даже когда все драконы, не считая ведущей нас Мелихор, остались позади, а угроза в лице разъярённого Вельгара миновала. – Гектор! Я должна быть с ним. Вдруг они…

– Никто не тронет Гектора, уверяю тебя, – поспешила успокоить Маттиолу я, нежно сжав её бледную исцарапанную ладонь в своей. – Один из Старших по имени Сенджу хорошо разбирается во врачевании. Альта сказала, что позовёт его. Гектору обязательно помогут. Кровь ведь уже остановили. Уверена, Вельгар ранил его не нарочно…

– Вельгар? Значит, так его зовут? Старший брат Соляриса, правильно? – уточнила Маттиола, и, по мере того как она узнавала про здешнее мироустройство и семью Сола всё больше и больше, её голос переставал дребезжать, а взгляд прояснялся. Шла она босиком, бросив башмаки там же, где избивала ими Вельгара. Повезло, что полы в гнезде были гладкими и отшлифованными. – Ты ведь вечно твердила мне, что драконы – мирные существа! Я и не думала, что они способны вот так просто растерзать гостей, пусть и незваных. Кто виноват в том, что у них нет двери?! Как нам ещё нужно было дать знать о своём присутствии?

– Тебя вообще не должно быть здесь, – прошептала я, хотя понимала, что Мелихор всё равно слышит наш разговор. Она не вмешивалась в него исключительно из вежливости, старательно притворяясь глухонемой. – Значит, это всё-таки ты была тогда на рынке в Луге, у прилавка с коралловыми ожерельями…

– Ты видела меня?! – удивилась Матти. – Если так, то почему не подошла?

– Не было времени. Меня преследовала городская стража. Матти, послушай…

– Не надо. – Маттиола грубо прервала меня, что было ей прежде не свойственно. В темноте коридора её круглые, ещё блестящие от слёз глаза напомнили мне то проклятое серебро, из которого был выкован ошейник Соляриса. – Не говори, что мне не место рядом с тобой. Я знаю, что и зачем ты сделала тогда в замке. Ллеу мне всё рассказал. Ты поступила подло.

– Подло?!

– Да, подло. Мне было всего четыре года, когда мать подвела меня к твоей колыбели и сказала, что отныне ты моя госпожа и быть тебе заботливой старшей сестрой – мой священный долг. Тогда я злилась, не понимала, почему должна прислуживать какому-то капризному и вечно ноющему дитяти, но спустя годы я перестала представлять себя где-либо ещё, кроме как рядом с тобой. – Маттиола едва шевелила губами, когда говорила, и моё сердце налилось тяжким чувством вины словно свинцом. – Я всю жизнь служила тебе верой и правдой, а ты бросила меня, будто я была обузой. Когда твоя госпожа не верит в тебя – это хуже, чем позор. Хуже, чем смерть. Потому я и решила, что уж лучше умру взаправду, чем позволю тебе лишить меня сестринской чести. А Гектор… Ну, ты и сама знаешь. Он не отпустил бы меня одну.

Я молчала, ведь никакие извинения и оправдания не могли исправить то моё «благородство», которое я воткнула в спину Маттиолы ножом. Сейчас на ней не было живого места: лицо перечёркивали разводы грязи, из потасканного платья в заплатках лезли нитки, а из гауна, накинутого сверху, – мех. Белое кружево типпетов на её рукавах превратилось в чёрное, став одного цвета со спутанными, сбившимися волосами. Я смотрела на всё это и видела свою неправоту.

Я так боялась, что отец казнит моих друзей, если заподозрит их в пособничестве и измене, что сама едва не приговорила их к смерти. Ведь то, что им пришлось пережить, чтобы добраться до Сердца, было вовсе не приключением, как для меня, а испытанием. Маттиола и Гектор преодолели весь Дейрдре в обход Рубинового леса, пересекли больше трёх туатов, дошли до Луга, руководствуясь разнёсшимися по Кругу сплетнями о летевшем на восток белом драконе, и уговорили Сильтана перенести их через Кипящее море в обмен на редкую ракушку, за которую торговец, оказывается, пытался выторговать у Маттиолы её девичество… Если бы Сильтан не утопил из-за нас с Солярисом груз, если бы не возвратился на рынок и не встретил там Матти и если бы не обладал столь легкомысленным нравом, Маттиола и Гектор могли нарваться на ещё бо`льшие неприятности, нежели Вельгар. И всё это из-за того, что я недооценила их, переоценив саму себя.

– Прости, – сказала я наконец, когда под потолком начал собираться густой травяной пар, а по стенам побежала влага – мы приближались к купальням, где журчали подземные источники. – Я совершила ошибку. Ты ни разу за всю жизнь не давала мне повода усомниться в тебе, а я, отказавшись от твоей помощи, тем самым запятнала твоё имя. Страх потери возобладал над здравым смыслом. Прости меня, Маттиола. Ты не просто моя названая сестра – ты моя семья.

Её худая ладонь потеплела в моей руке, и я без слов поняла, что Матти меня простила. Искрящаяся улыбка Маттиолы, осветившая половину коридора, была красивее, чем восход над Изумрудным морем в месяц китов.

– Я принимаю твои извинения, Рубин.

– Спасибо, Маттиола. Мелихор поможет тебе привести себя в порядок. Доверься ей, – сказала я, мягко и неохотно отпуская её руку, когда мы достигли резной каменной арки, за которой звонко плескалась вода. – Я вернусь, как только проверю Гектора.

– Рубин, подожди. – Маттиола остановила меня в последний момент и переступила с ноги на ногу. Несмотря на то что мы оказались в окружении дюжины горящих стеклянных коробов, на её лице лежала мрачная чернильная тень. – Мне нужно сказать тебе ещё кое-что. Я и Гектор последовали за тобой не только из верности. Твой отец…

Ты спускаешься по витой лестнице и вдруг оступаешься, но ещё не знаешь, упадёшь ли, – вот на что было похоже то чувство, которое парализовало меня от самой макушки до кончиков пальцев. Нутро съёжилось, как маленький зверёк, которого ударили палкой, но я стойко выдержала взгляд Матти, в котором таилась скорбь.

– Он умер? – спросила я прямо, и Маттиола, к счастью, качнула головой.

– Нет, но, боюсь, его час близок. Он больше не встаёт с постели…

– И?

– И теперь Ллеу правит от его лица.

Королева Дейрдре часто покидала родной туат, чтобы помочь соседям или воздать одному из них по справедливости. Однако вместо неё на троне всегда оставался тот, в ком текла её кровь, – именно поэтому Дейрдре не покидала дома, пока не явила на свет наследника. Когда зима уходит, то приходит лето – точно так же вместо одного правителя приходит другой. Между сезонами, как и королями, не может быть промежутков.

Что будет, если отец умрёт раньше, чем я вернусь домой?

Я уже знала ответ на этот вопрос – будет очередная война. Кто-то из ярлов непременно покусится на трон, и в результате Круг, ради создания которого мой отец пролил столько крови, что хватило бы на ещё одно Кипящее море, снова развалится на независимые королевства. Кончится эпоха золота и драгоценных камней, которая едва успела начаться.

Маттиола рассказала мне всё, что знала и что происходило в первые дни после моего побега. Именно поэтому я так и не возвратилась к ней после того, как проведала Гектора, перенесённого в одну из свободных комнат гнезда. Вместо этого я отыскала ту самую круглую дверь, мимо которой Мелихор вела нас до купален, и выбралась из неё на свежий воздух, без которого мысли в моей голове закипали. Я подозревала, что Солярис наверняка ищет меня, если уже закончил разнимать Сильтана и Вельгара, которые сцепились сразу после нашего ухода. Потому и решила подождать здесь – всё равно скоро найдёт.

Передвинувшись на другую сторону камня, я залюбовалась Сердцем извне. Гора раздваивалась, образуя два шпиля, уходящих высоко в небо, и по форме её основания действительно напоминала двух гигантских драконов, сцепившихся четырьмя лапами и хвостами. Я была готова поклясться, что вижу гребни в ряде острых треугольных камней, а в двух вершинах – задранные головы и разинутые пасти. Даже ребристые скалы, которые торчали из горы по бокам, походили на раскрытые крылья, обнимающие остров. Вся гора была окрашена в карамельно-молочный цвет, словно гигантская кость. Но это не могли быть настоящие драконы – ни один из них не способен вырасти до таких размеров, чтобы в сравнении с ними даже Меловые горы казались всего лишь песчаной насыпью.

– Не верится, да?

Круглая дверь, что вела в гнездо, пряталась за деревьями плюмерии, но боковым зрением я увидела, как она отворяется, прежде чем выпустить Сола. Белая льняная рубашка разошлась на нём в области рёбер и груди – наверное, ту случайно порвал Вельгар или Сильтан в пылу бешенства. Белоснежные волосы переливались в свете луны, набирающей силу на темнеющем небе, и теперь я как никогда понимала, почему Соляриса называют жемчужным драконом – будь он из рода Дейрдре, ни одно имя не подошло бы ему лучше, чем Жемчуг.

– Дыхание, – сказал Солярис так, будто это должно было объяснить мне что-то, но я только нахмурилась. Тогда он тяжко вздохнул и покачал головой. – Я думал, Мелихор уже рассказала… Подойди сюда.

Он прошёл мимо и зачем-то прижался ухом к молочному выступу на подножии горы. Поправив смятый подол платья, в котором даже вечером всё равно было жарко, я послушно последовала за Солярисом и сделала так же, как он, – прислушалась к молчаливому камню.

Но молчаливым он был лишь на первый взгляд.

– Боги… Что это?

– Жизнь.

Из горы доносился слабый, но неестественно ритмичный и чёткий стук, будто кто-то бил в барабан или работал кузнечным молотом. Но даже самые опытные музыканты и мастера не смогли бы так долго сохранять один темп, не сбиваясь.

– Пульс, – осознала я, и Солярис кивнул, наблюдая за мной со снисходительной улыбкой, с какой обычно наблюдают за познающим окружающий мир дитятей. – Как будто кровь циркулирует. Но это же…

– Драконы никогда не стареют и не умирают естественной смертью, как люди. Их можно только убить, – напомнил Солярис, и вместе мы отошли на пару шагов назад, чтобы взглянуть на раздвоенную гору снизу вверх. Отсюда она казалась такой необъятной, что я даже не могла представить, сколько дней мне потребуется, чтобы просто обойти её вокруг по кайме из клочков суши и обрывов. – Однако умирают наши эмоции. Рано или поздно мы теряем интерес к жизни, после чего начинаем превращаться в камень. Ты перестаёшь чувствовать, перестаёшь мыслить и двигаться… Пока чешуя не окаменеет настолько, что тебя становится невозможно отличить от скалы. А потом всё, что тебе остаётся, – это стоять и смотреть, как мир живёт дальше, но уже без тебя. Если, конечно, не повезёт и внутри твоего тела не найдут убежище те, кого ты однажды породил, как то случилось с Белом и Дагдой.

– Я думала, это просто легенда, – прошептала я потрясённо, и вот гора окончательно явила мне свои истинные черты. Поднятые раскрытые пасти, сцепленные хвосты и гребни, раскрытые крылья – всё это было на самом деле! – Ты ведь сам говорил, что это сказка для наивных детёнышей! Что драконы не знают, от кого именно произошли…

– Не знают, но догадываются, – ответил Солярис терпеливо и, судя по очаровательной ямочке, проступившей над уголком его губ, он тоже вспоминал былые времена, когда мне всё-таки удавалось выудить из него парочку драконьих историй. – Несмотря на феноменальную память сородичей, даже Старшие никогда не слышали, как появилось это место. Значит, этим драконам по меньшей мере пятнадцать, а то и двадцать тысяч лет. Все, кто застал их, уже давно тоже превратились в камень. Мы даже не знаем, как их звали, потому и дали им собственные имена. Они самые древние и самые крупные из нашего рода. То, что это наши прародители, очевидно.