Текст книги "Корона двух королей"

Глава 8
Наследница альмандиновой короны

Согейр выехал за городские ворота около трёх часов пополудни. По его подсчётам, с принцессой они должны были пересечься ближе к ночи в Алом утёсе, где она остановится на ночлег. Он посчитал, что если они выедут оттуда рано утром, то прибудут в Паденброг уже вечером следующего дня.

Когда легат выводил своего быка за Ворота Воина, Ревущий не разделял желания хозяина угодить королеве и протяжно мычал, всем видом давая понять, что он был бы не прочь остаться в стойле и пожевать ещё сочного сена, чем снова куда-то бежать. Согейр пожалел, что в своё время не назвал быка Занудой.

Альвгред рвался поехать с отцом, но тот ему отказал. Согейр решил, что сын своим волнением выдаст себя и расскажет о намерениях короля. Конечно, Вечера не была глупа и, скорее всего, уже догадалась, что её помилование вызвано более весомой причиной, нежели мольбы Суаве, но Согейр не думал, что Осе вдавался в подробности в том письме, и поэтому всю обратную дорогу воин предпочитал оставаться единственным хранителем этой тайны.

Хоть Альвгред упорно это и отрицал, но отцу всегда было очевидно, что его сын влюблён в старшую принцессу, и он не знал, радоваться этому или горевать, потому что Вечера никогда не разделяла с юношей его светлые чувства. Порой Согейр сомневался, что она вообще была способна кого-то любить со всей теплотой, свойственной этому созидательному чувству. Вечера никогда не была так же проста, как Ясна, и порой Согейру хотелось заглянуть в её голову, чтобы понять её мотивы и мысли. Однако он не думал, что ему бы понравилось то, что он бы там обнаружил. И если он ещё понимал увлечение своего сына этой девушкой, видя её внешнюю красоту, то он не понимал его к ней любви. Впрочем, иногда ему казалось, что это чувство сына было скорее внушённым ему самому себе, нежели действительно вспыхнувшим в его сердце, когда ему стало тесно в рамках детской дружбы.

Он заметил, что Вечера не плакала, когда погиб её брат, и это внушало ему какое-то зыбкое ощущение чего-то ненормального. А её внезапно появившаяся тяга к холодному оружию только сильнее его настораживала. Иногда он видел, как она на заднем дворе со всей силы молотит мечом деревянный столб, и не понимал, что среди этой злобы рассмотрел его Альвгред. Согейр не думал, что она станет для его сына хорошей женой.

Ближе к вечеру он сделал недолгий привал у восточного берега озера Веверн, чтобы набрать свежей воды в бурдюк и сменить повязки на ноге. Солнце уже клонилось к острым крышам видневшегося на горизонте замка Алый утёс, и на небе начали проступать первые тени наступающих сумерек. Приятный холодок овевал кожу, а в траве трещали кузнечики. Ревущий отдыхал, уложив свою гороподобную тушу на траву, и громко мычал о чём-то своему наезднику, отгоняя ухом назойливую пчелу. Это животное не переставало удивлять Согейра. Тогда, на арене, когда будущему легату было шестнадцать, Ревущий его едва не убил, а теперь, подчинившись воле человека, с удовольствием ласкался к нему в любой удобный момент, как телёнок, или гонялся за пчёлами. Он что-то пытался сказать Согейру на своём бычьем языке и внимательно смотрел на легата, ожидая ответа. Согейр улыбнулся и брызнул на него водой. Ревущий чихнул и смешно подёргал ушами.

Когда они отдохнули, Согейр забрался на широкую спину Ревущего и уже собрался дёрнуть за поводья, как совсем близко послышался говор и шуршание травы. Из пролеска, что широкой полосой тянулся по берегу, выглянул потрёпанный старец с котомками, как у скитальца, собранными в узелок из простой ткани. Рядом с ним устало плёлся мальчишка лет десяти и тащил по земле холщовый, набитый вещами мешок. Оба они были чумазыми, как если бы давно не встречали ни единой реки.

– Добрый вечер, – поприветствовал путников Согейр.

– Вечер добрый, воин, – ответил легату старик.

Мальчик промолчал и исподлобья уставился на кованый наголовник Ревущего.

– Ты на него не смотри, – махнул дед на паренька. – Он с котёнка был, когда уже молчал. Пару слов-то и знает, да здороваться не умеет.

– Он болен?

– Поди знай? – пожал плечами старик. – Уж сколько мы богов молили с его матерью, пока та живая была, а у него слова к языку присохли.

– Куда путь держите?

– Так в город, воин, в город. В наших краях неспокойно как-то стало. Того и гляди дым на горизонте появится. Вот и решили от греха подальше податься на восток к горам, к королю под крыло. Нам-то что терять? Дом наш Задира размыла, урожая с поля с гулькин нос. Вот пособирали, что осталось, и в путь. Найдётся в городе место для старика с его внуком-то?

Улыбка тронула губы Согейра.

– Конечно, найдётся, отец.

Старик был такой маленький и скрюченный, что вот-вот согнулся бы пополам, если бы не посох. Голодные глаза его смотрели устало, а глаза его внука – угрюмо. Согейр вдруг ощутил, насколько его покрытый позолотой нагрудный панцирь выглядит неуместно. Он сунул руку в спрятанный под плащом кошелёк и достал оттуда несколько серебряных монет.

– Держите, – он бросил их мальчишке, – до ближайшей деревни пара лиг, купите себе еды. А в Паденброге у городской стены рядом с Воротами Молота, в квартале мастеров, в переулке над прачечной за одну монету вы сможете снять комнату. Спросите любого, где дом с голубыми ставнями – его все городские знают.

Мальчишка похватал монеты и разложил их на худенькой чумазой ладошке с пальцами, похожими на тонкие паучьи лапки.

Путники не могли поверить свалившемуся на их головы богатству – вдвоём они могли прожить на эти деньги пару недель, обеспечив себя хорошей едой и крышей над головой.

Дед заулыбался беззубым ртом, а его глаза наполнились благодарными слезами. Он кинулся благодарить воина, но Согейр в этом не нуждался.

– А ты, стало быть, из Паденброга? – спросил его старик, указывая на щит с бычьей головой.

– Я легат Королевских кирасиров. Из Туренсворда.

У мальчишки как-то странно расширились и без того огромные глаза, став похожими на два гигантских блюдца. Он затеребил дедов рукав.

– Эх, много вас из столицы по долинам скачет, – усмехнулся старик. – Та девушка тоже была оттуда.

– Какая девушка? – настороженно наклонил голову легат.

– Так та, в долине. Встретилась нам у юго-западного тракта на той стороне озера. С ней ещё трое слуг были. Добрая девушка. Вот, с внучком нам хлеба дала. – Старичок ткнул худенькой рукой в мешочек. – Она ещё говорила красиво, не из деревенских была – из благородных.

– Какого цвета у неё был плащ? – Нехорошее подозрение посетило легата.

– Так бурый, – ответил тот, – как твой, а на спине вроде бычья голова золотом вышита. Красивая такая девушка. Пальцы тонкие и белые-белые.

Вечера! Имя принцессы вспыхнуло перед глазами Согейра.

– Она ещё сказала, что едет в горы.

– Как в горы?! – воскликнул легат.

– Ну да. Ещё её слуги начали переспрашивать – будто собирались в другое место, но она настояла.

– Куда именно они поехали, она не сказала?! – Эта новость прозвучала как гром среди ясного неба.

– Так в Долину королей. Зачем, не сказала.

Это могла быть только Вечера! Ревущий почувствовал волнение хозяина и затоптался на месте.

– Когда это было?

– Так утром ещё.

– Мне нужно ехать! Благодарю, отец!

– Не за что, воин, – ответил старик, но Согейр уже дёрнул поводья, и Ревущий помчался вперёд.

В голове Согейра ясно вырисовывалась карта королевства. И легату, мысленно следовавшему её дорогами, на ум приходил неутешительный вывод – он не успеет перехватить Вечеру до того, как она окажется в горах среди ночи, и его поразило её безрассудство.

Долина королей была местом легендарным и очень опасным для неподготовленного путника. Неровные хребты Многоликой горы за Паденброгом служили западной границей этого места, расстилающегося кручами до самых Диких гор. На южном краю находились Звенящие скалы, две из которых наводили ужас на заплутавших путников – Рога Саттелит. Так назвали в народе гору, что служила входом в этот некрополь. Когда-то это была обычная скала, но, когда умер Ардо Роксбург, она раскололась на части от вершины до самого основания в виде двух острых рогов. Народ зашептал, что Саттелит сама раскрыла ворота в горы для короля, и наследник Ардо, Дитман I, повелел похоронить отца в недрах каменной долины. С тех пор всех королей династии Роксбургов хоронили именно здесь, выбивая в камне склепы и закрывая их дверями из обсидиана с изображениями картин из славной жизни покойного. Таились эти склепы и в самой глубине скал, среди прорубленных лабиринтов, и снаружи, спрятанные за разросшимися пёстрыми альмионами, где никто не мог нарушить покой мёртвых, поэтому мало кто мог найти места захоронений, не побывав там раньше. Потеряться в этих горах было равносильно смерти – такое уже бывало. Порой здесь находили тела мародёров, погибших от голода и холода или от зубов местных волков, предпочитавших горной козе или зайцу человеческую плоть. Вечера, равно как и её слуги, никогда в этих местах не была, а потому сердце Согейра билось на уровне горла от испуга, что он её не найдёт или найдёт мёртвую. В голове вихрем проносились самые кошмарные мысли. И как она только могла додуматься отправиться туда? Нетрудно было догадаться, куда она направилась, но какой дорогой она пошла, одним богам ведомо. Королева говорила, что писала дочери, где похоронили её брата – в гробнице под альмионом, что рос прямо из скалы. Но как она думает её найти, если альмионы – единственные деревья, что прижились в Долине королей, а обсидиановые двери гробниц в ночи не видны?

Согейр достиг подножия Рогов Саттелит, когда на небе уже начали появляться первые звёзды, среди которых ярче всех сияла тёзка принцессы. Когда среди тьмы легат сумел разглядеть пламя далёкого костра, словно огромная ноша свалилась с его плеч. Слава богам, принцесса одумалась и не пошла в горы ночью. Он пришпорил Ревущего и через несколько минут настиг беглецов.

Сбоку от левого рога Саттелит трое слуг в толстых плащах винного оттенка с узором из трёх золотых монет сгрудились вокруг костра, как продрогшие воробьи, и жарили куски хлеба, насадив их на длинные палки. Ещё только подъезжая к ним, Согейр понял, что не видит ни на одном из плащей золотую бычью голову, и страх снова неприятной дрожью скользнул по спине.

Слуги отпрянули от костра, когда воин выскочил на них из ночи, как разбойник. Испуганные лошади заржали. Бык грозно заревел. Курносый мальчишка-слуга неуклюже выхватил ксифос и едва не ранил служанку.

– Где принцесса?! – Согейр спрыгнул с Ревущего и одним ударом обезоружил смельчака. – Я легат кирасиров! Королева приказала мне встретить Вечеру по пути в Паденброг! Где она?!

Он сбил безоружного с ног.

– Она у…ушла, – заикался слуга. – Ушла! Сказала нам оставаться тут. Никого с собой не пустила.

– И вы её послушали?!

– Она приказала. Сказала ждать! Сказала, что… отхлещет плёткой, как скотину, если ослушаемся. Пожалуйста, не убивайте!..

Согейр кипел от негодования. Где теперь её искать? Где?

Он отшвырнул слугу в сторону, вскочил на Ревущего и опрометью помчался по тропе сквозь щель между рогов богини, вперёд, во тьму серого камня и наступающей ночи.

Долина королей была лабиринтом из скалистых троп и дорожек, пройти по которым всегда было трудно, особенно если не знаешь, какой камень может тебя подвести. Сам Согейр выучил каждый бугор Долины, пока нёс на плечах гробы с телами короля Эдгара и принца Кирана, и прекрасно знал, как местные уступы бывают коварны.

Легат, ведя в поводу быка, долго брёл в наступающей тьме по узким тропинкам, которые петляли, извиваясь у него под ногами, как раненые змеи. Тут и там из земли пробивалась куцая растительность, побитая холодным ветром, и всюду росли альмионы. Камни, поросшие мхом, дышали смертью.

Очень быстро мороз начал колоть пальцы мужчины, а изо рта пошёл пар. Согейру было зябко и от мороза, и от страха, что голодный волк или та, чудовищных размеров саблезубая тварь, отродье Мериана и северной тигрицы, чью белую тушу часто видят среди камней, найдёт принцессу первой. Говорят, этот зверь только в одной Долине королей загрыз более двенадцати человек, но кто знает, сколько его жертв нашли свой конец в Диких горах? Те, кто его видел и выжил, богами клялись, что это чудище похоже на огромную кошку, но меняет цвет своей шкуры с белого на чёрный, чтобы прятаться во тьме. Клялись, что, когда оно злится, на его шерсти появляются яркие синие полосы. Размером то чудище с ангенорского быка, а в пасти запросто поместится половина взрослого мужчины. Сам Согейр видел его лишь однажды, на похоронах принца Кирана. Алебастрово-белый зверь мелькнул между скалами, оскалился, сверкнул серебряными глазами и исчез меж камней. Легат никогда бы не хотел повстречаться с этим чудовищем один на один.

От подступающей темноты не было спасения, и у легата оставалось всё меньше времени на поиски. Он повёл Ревущего по тропе между двумя скалами, по которой, как ему казалось, могла пойти и Вечера, предпочтя очевидную дорогу узким проходам и ступеням. Но он мог и ошибаться. Пройдя ещё пару лиг вглубь долины, он оставил быка, забрался на один из склонов и вгляделся вдаль, стараясь рассмотреть малейшее движение любой тени в серебряном свете луны или свет от костра, который могла развести Вечера, чтобы согреться, – что угодно, но он не видел ничего кроме камня. Он вгляделся во тьму, и его сердце пропустило удар, когда он увидел движение за одним из деревьев, но оказалось, что это была всего лишь ночная птица. Равнодушная к отчаянию Согейра чернота окутывала всё вокруг.

Звенящие скалы камертоном разносили по округе звон, когда их касался злой ветер, и будто напевали какой-то мотив, от которого всё внутри холодело. Согейр прокричал имя принцессы, но в ответ услышал лишь вой ветра. Неприятный озноб начал выкручивать ему раненую ногу, и та снова разболелась. Легат пожалел, что не взял с собой бурдюк с кантамбрийским вином, которое ему предлагала Нила. Сейчас он бы не отказался от пары хороших глотков, чтобы согреть продрогшие кости. Внезапно Согейр заметил вдали небольшой огонёк, который медленно двигался вдоль склона впереди, и в груди воина вспыхнула надежда. Он сделал несколько решительных шагов вперёд, но замер. Зеленоватая вспышка сверкнула всполохом и остановилась, скользнула медленно вправо-влево, будто кто-то вдали подавал сигналы, потом замерла и стала затухать, как гаснет факел, в котором догорает последняя смола, пока вовсе не исчез в черноте морозной ночи.

Согейр понурил плечи.

«Орвени». Он едва не попался на наживку возлюбленной Глуаса, как ребёнок. Кинься он вслед за ней, она бы завела его в самую глубь, откуда он бы уже не выбрался. Не иначе боги уберегли Согейра от ошибки. Легат перевёл дыхание и поднял вверх левый кулак, благодаря богов за помощь. Он огляделся. Что же делать дальше?

Мужчине ничего не оставалось, кроме как наощупь идти прямиком к склепу принца Кирана и молиться, чтобы Вечера оказалась там, а не в стороне сыпучих камней, которые в любой момент могли расползтись под ногами и увлечь идущего в глубокую расщелину, откуда не было выхода.

Прошло ещё несколько минут, прежде чем легат понял, что ему знаком мотив, который грустным эхом напевали Звенящие скалы. До боли знакомый, будто когда-то услышанный и забытый, как страшный сон. Как эхо той погребальной песни, которую пели Полудницы во время похорон короля… Согейр внезапно остановился и напряг слух. «И птицы пали…» – протяжно звучало во мраке. Это была «Морген-эрея»!.. Звук доносился с северо-запада. Она! Он узнал голос Вечеры. Сердце легата едва не выскочило из груди. Ревущий послушно двинулся вслед за хозяином, всё дальше и дальше в глубину каменных могил. На секунду Согейру показалось, что он потерял след, потому что голос затих, но тут он услышал ржание и бросился на звук, как мучимый жаждой мчится к реке. Извилистая тропинка вывела его за кривой пригорок, за которым раскинулась небольшая поляна.

Сначала он увидел большой чёрный камень, лежащий посередине, потом понял, что это был вовсе не камень, а конь. Незнакомые звуки встревожили животное, конь поднял голову и начал озираться по сторонам в поисках опасности. Согейр узнал Велиборку, кобылу принцессы, по белому пятну на лбу. Чуть в стороне от неё стояла фигура в длинном дорожном плаще с вышитой бычьей головой на спине. Она! Легат вышел из тени.

– Принцесса! – вырвалось у него. – Принцесса, это вы?

Его встревоженный возглас её напугал. Она обернулась, но Согейр не увидел её лица, скрытого под широким капюшоном. Но это была она, он знал.

– Согейр? – У неё был всё тот же низкий голос, при звуке которого на ум приходило что-то затаившееся, готовое к атаке.

– Слава богам, я нашёл вас! – выдохнул Согейр.

– Зачем ты тут? – Вечера полностью развернулась, и молочный свет полной луны осветил её подбородок.

– Королева, – сказал он, переведя дыхание, – ваша мать, попросила меня встретить вас…

– Вот оно что? Можешь ей передать – со мной всё хорошо.

С этими словами она снова отвернулась.

– Моя принцесса? – снова обратился к ней Согейр.

– Я сказала – можешь идти.

– Прошу прощения, но я не выполню ваше желание. Я дал обещание королеве и никуда не уйду.

– Почему? Со мной что-то может случиться?

– Это горы… – Он решил опустить замечание о глупости её вопроса, который она, безусловно, задала нарочно.

– И здесь все мертвы. – Её голос даже не дрогнул. – Все.

– Кроме волков.

Согейр почувствовал, что готов ударить её, а потом перекинуть через быка и силой увезти в замок. Они простояли в тишине ещё с минуту, оба уверенные в своей правоте, прежде чем Вечера, наконец, снова обернулась.

– Ты замёрз? – спросила она. – Нам нужен костёр. Отведёшь меня к склепу брата на рассвете.

Кремень совершил маленькое чудо и подарил продрогшим людям огонь. Несколько найденных неподалёку пучков сухой травы и веток тихо потрескивали в ямке, обложенной камнями, чтобы ветер не выдувал их из костра. Конечно, разводить огонь, который мог привлечь зверя, было не самым разумным решением, но за ночь в горах можно замёрзнуть до смерти. Вечера грелась у огня и жевала припасённое ещё в Эквинском замке яблоко, задумчиво наблюдая за резвившимися вдали бродячими огоньками. Если верить легендам, все они – её предки, похороненные в этих горах. Только сейчас Согейр разглядел, как она на самом деле замёрзла. Велиборка и Ревущий сгрудились вокруг тепла, подставив свои бока озябшим людям, и спали. Вечера задумчиво крутила в продрогших руках узкий жёлто-рыжий лист альмиона и продолжала молчать. Что творилось у неё в голове? Согейра ужасно клонило в сон, но он решительно отказывался спать этой ночью и, ковыряя клинком промёрзшую землю, всматривался в темноту, из которой – то ближе, то дальше от места привала – иногда доносился голодный вой.

– Как его похоронили? – нарушила молчание Вечера.

– Пышно, – ответил Согейр, – как подобает принцу. Было много цветов. Когда гроб с телом Кирана выставили на площади между статуями богов, горожане до ночи несли к нему цветы и камни. Приехали многие лорды и графы, и…

– Когда над телом брата читали «Морген-эрею», гроб был закрыт?

На секунду легату вспомнилась страшная картина того, что осталось от убитого принца.

– Да.

– Мать в письме писала, что брата похоронили в склепе рядом с альмионом. Забыла только сказать, что альмионы здесь повсюду.

– Принц похоронен чуть дальше по той тропинке. – Согейр указал в сторону. – Нужно будет подняться наверх и пройти сквозь проход в горе и дальше. Там в темноте лучше не ходить.

Вечера промолчала, и от её молчания сквозило холодом сильнее, чем от камней. Потом она спросила:

– Как твой сын?

– Хорошо.

– Скоро дядя нарисует на груди Альвгреда мишень.

Клинок Согейра соскользнул и едва не проткнул ему ногу.

– Я знаю, что нас поженят, – добавила принцесса.

– Откуда?

– А ты думал, в Эквинском замке только и ведутся разговоры, что о жемчужинах на дне Бронзового моря, сортах мрамора да о новой ткани для плащей? Помимо этого, там ещё говорят и о политике. Только я не думаю, что план моего дяди удастся.

– Мы имеем шансы на успех.

– У нас были бы шансы на успех, не будь твоя мать такой дурой.

– Не говорите так о моей матери.

– Она поступила очень глупо, сбежав в Ангенор. Ты же сам наполовину касариец, неужели даже толика их крови в твоих жилах не помнит их нравы? Кто сейчас самрат Касарии?

– Младший брат моей матери – Тонгейр.

– Тонгейр Свирепый. Наслышана о нём. Особенно о его любви насаживать головы врагов на пики, а тела скармливать свиньям. Этот брак будет так же бестолков, как и человек, который додумался до него.

– Зато по праву первой наследницы вы получите трон. Разве вы не этого хотели?

– А кто бы не хотел?

– Альвгред. Ему не нужна власть.

– В отличие от Ложного короля или того, второго, кто даёт ему деньги на содержание армии. Поставь ты хоть тысячу наследников между ними и троном, они перебьют их всех до единого, и ни мой, ни даже будущий брак Ясны ничего не изменит. Жаль, что король слишком туп, чтобы понимать очевидные вещи. – Она вспыхнула, как факел, сдобренный смолой.

Согейр поджал губы. Огонь отбрасывал на лицо принцессы тёплый свет, от чего оно казалось совсем юным, как у Ясны. На её груди, будто впитывая в себя отблески пламени, гордо сиял разноцветными искрами огненный опал.

– Послушать вас, так лучше сразу отворить Ворота Мира и пустить войска Теабрана в город.

– Королевство будет захвачено, – ответила Вечера, – потому что альмандиновая корона покоится не на той голове.

– Не будь вы принцессой, я бы отрезал вам язык за такие слова.

– Не сомневаюсь. Ты же это уже делал. Ты и Бродяга. Вы оба слепо выполняете приказы, увечите и кидаете в тюрьмы всех, кто косо посмотрит на короля. Интересно, что вы чувствуете, когда понимаете, что люди ропщут не зря? Кожевничье восстание, помнишь? – Она вернула память Согейра на несколько лет назад. – Я совсем маленькая была, когда они вышли на площадь с требованиями снизить налоги на сырьё. Ничего не понимала, думала, что они хотят напасть на замок, а они всего лишь боялись остаться без денег, потому что всё съели новые налоги. И что ты сделал с ними? Их кровь на ваших с дядей руках.

– Они штурмовали ворота замка. Если бы им удалось их сломать, королевская семья могла погибнуть. При всем уважении, принцесса, но вы понятия не имеете, на что способен человек, когда у него в руках оказывается оружие, а в его сердце обида и злоба. Или вы думаете, вашему дяде просто далось решение пустить в ход мечи против своего же народа? Он отдал приказ кирасирам, только когда начался штурм. Он лишь хотел защитить свою семью, и вас в том числе. – Согейр из последних сил подавлял растущее в нём раздражение. – И я следовал приказу.

– И устроить показательную казнь он тоже приказал? Я прекрасно знаю – то, что вы устроили с Бродягой, была полностью инициативой северянина. Но ты согласился. О чём ты только думал?

– Вы прекрасно знаете, зачем Влахос устроил казнь при всех. Он стал жертвой лжи точно так же, как и я. Но, как бы это ни было мерзко, его поступок пошёл короне на пользу – после этой казни в городе не вспыхнуло ни одного крупного бунта. Король знает, в каком свете он предстаёт перед своими гражданами, и это его цена за спокойствие в городе.

– Ему всего лишь нужно было аккуратнее обращаться с налогами, тогда Влахосу бы не пришлось надевать змеиную маску.

– Содержание армии всегда обходилось недёшево, – спокойно ответил Согейр.

– Отец с этим справлялся.

– Вы многого не знаете.

– Я знаю достаточно. Я прочитала о нём все книги, что есть в библиотеке Туренсворда. И я знаю, что отец в отличие от вас никогда никого не казнил.

Согейр подавил горькую усмешку.

– Да, – тихо ответил он и потёр глаза.

Вечера не оставляла попыток окончательно смешать Согейра с грязью.

– Негерд тоже выжгли люди, как ты, – говорила она, глядя на легата сквозь огонь. – Люди, которые лишь следовали приказу, и ты ничем не лучше их. Когда твои люди рубили головы тех кожевников, а их кровь хлюпала у тебя под ногами, неужели в тебе ничего не шевельнулось? Ты заткнул людям глотки, но это не значит, что им не о чем больше молчать. Жителям королевства нужен лидер, который обласкает их и защитит, а не пошлёт на плаху за мольбы о милостыне! Лучше бы Осе понять это раньше, чем это им пообещает Теабран. Иначе, войди его войска в город, вдоль главной улицы выстроятся сотни людей, которые будут ему рукоплескать.

Она заметила, как Согейр стиснул зубы.

– Что? Хочешь сказать, это неправда? – не замолкала Вечера. – Людям наплевать на то, у кого больше прав на корону, и плевать, на чьей голове она окажется, – они хотят жить спокойно, и это всё. Если это им пообещает Теабран, ты и вся королевская рать окажетесь бессильны перед взбесившейся толпой. Или ты думаешь, граф Корбел перешёл на сторону Севера, потому что его запугали?

– Корбел – предатель. Ему давно пора отсечь голову и натолкать в горло земли.

– Он потерял на тавромахии двух сыновей и жаждет мести. Его действия были предсказуемы.

– Во время тавромахии гибнут десятки таких же, как его сыновья. Им не нужно было выходить на арену.

– Он – отец. Или ты бы смирился со смертью Альвгреда, затопчи его бык у тебя на глазах? Теабран очень умён. Ему нужны были люди, и он их получил, всего лишь найдя подход к нужному человеку. Таких, как Корбел, чьи сыновья погибли, в Ангеноре сотни. Одни смотрят на их смерть как на данность, но есть и такие, что винят короля в потакании жестокой традиции, и у некоторых из них есть своя власть.

– Считаете, надо отменить тавромахию? Но это основа нашего государства.

– Отменить? Нет. Но на сотню сильных ловкачей всегда найдётся один хитрец, который обведёт вокруг пальца их всех и победит. И в нашем случае этот хитрец очевиден. И чтобы противостоять ему, нужен кто-то ещё более сильный, ловкий и хитрый. Иначе Теабран всех переманит на свою сторону. К тому же после того, что произошло в Негерде, он стал ещё и защитником новой веры, пострадавшей от языческого пламени ангенорского тирана. Ты понимаешь, что следующим его шагом будет открытое нападение?

– Король уже об этом позаботился. Иларх и его люди уже идут навстречу северным войскам.

– И, конечно же, король учёл, что это ловушка?

На мгновение Согейр задумался, но лишь на мгновение.

– Иларх выбрался с Эвдона. Его не так просто заманить в другой капкан.

Вечера улыбнулась, и Согейру не понравилась эта улыбка.

– И пока они там, мы укрепляем защиту Паденброга, – сказал он и всадил нож в землю по рукоять. – Воины мобилизованы, каждый день проходят учения. И вы же знаете, что за всю историю города ни один человек не смог перебраться через городскую стену. Все охранные и надвратные вышки вооружены до зубов, оружие по периметру стен. Даже если Теабран подойдёт к городу, он не войдёт. К тому же на нашей стороне кантамбрийцы.

– Знаешь, в чём разница между вражескими войсками и войсками союзников? – прервала его рассуждения о безопасности принцесса.

– Вторые нас защищают, – вид Согейра говорил о том, что это глупый вопрос.

– Перед вторыми король сам открывает городские ворота.

– Вы не доверяете графу Монтонари?

– А ты думаешь, умно доверять человеку, которого в народе прозвали Чернильной Рукой? Эрнан портит всё, к чему прикасается, а за его елейной улыбкой кроется чудовище, – улыбнулась Вечера. – К тому же, если Ангенор победит Теабрана силами кантамбрийцев, короли будут у Монтонари в неоплатном долгу.

– Приятно знать, что, хотя бы в этом вопросе наши с вами мнения совпадают. Именно по этой причине я в своё время выступил за назначение брата Эрнана на должность Хранителя казны. Монтонари должны быть на виду.

– К большому сожалению, Са́льдо нам здесь не поможет.

– Думаете?

– Его отношения с братом далеки от того, чтобы он разделял его взгляды на политику или мог передавать нам сведения, не предназначенные для уха короля.

– Но он Монтонари. А они своих не бросают. В худшем случае его можно будет использовать как залог лояльности его старшего брата.

Согейру очень не понравился её взгляд.

– Почему вы смотрите на меня?

– Знаешь, в тебе есть тот же изъян, что и в графе Корбеле. – Голова принцессы чуть наклонилась вбок. – Ты слишком любишь свою семью и считаешь, что это свойственно всем. В отличие от тебя Эрнан любит только себя, свои амбиции и людей, которые им соответствуют. Потому он не скрывает своей преданности только себе. В этом он, по крайней мере, честен. В отличие от тебя. Ты любишь свою семью. И для легата кирасиров это – роскошь. Рано или поздно ты будешь вынужден выбирать между семьёй и короной.

Эти слова прозвучали для Согейра звонкой оплеухой. Он захотел ударить принцессу, и она это заметила.

– Сказать, что ты выберешь? – сказала Вечера, глядя на него злыми умными глазами.

– Я лучше перережу себе глотку, чем предам короля.

– Но ты его не любишь так, как любил моего отца.

И это была правда.

– Да, вы правы, – сдался Согейр. – Но, в отличие от многих, я не смешиваю преданность с любовью. Король Осе – не ваш покойный отец, это так. Король Эдгар был великим человеком, лучшим из тех, кого я знал, и я скорбел о нём так же, как когда умер мой отец, но я поклялся защищать весь королевский род, и буду следовать этой клятве всегда. Можете не верить, но я отдам свою жизнь за любого из Роксбургов, если это понадобится.

– Хорошо, – кивнула принцесса.

Легат почувствовал себя обманутым.

– Это была проверка?

– Мне нужны люди, которым я могу доверять, – пожала плечами Вечера и прищурилась. – Ты когда-нибудь бывал в Мраморной долине?

– Нет. Я был только на окраине долины реки Дёрн, близ озера.

– Тогда представь себе дома с золочёными оконными ставнями, с крышами, украшенными янтарём, с улицами из мрамора – именно так выглядят обычные улицы у Эквинского замка. Красивая картина, правда? А рынки? Я за год не смогла сосчитать, сколько там торговых площадей, – куда ни глянь, везде идут торги. Жемчуг, шёлк, самоцветы, драгоценности, мраморные плиты, кони, рабы – золото буквально липнет к рукам торговцев долины, а в их голосах слышится звон золотых монет, и все как один говорят о политике. Когда перестают пересчитывать деньги, разумеется. Все эти торговцы на словах самые преданные подданные короля с тех пор, как граф Ферро выдал младшую дочку за моего отца, но на самом деле, чтобы ты знал, им на него наплевать, лишь бы не останавливался круговорот денег в их кошельках. Перекладывать монеты из сундука в сундук им больше по душе, чем тратить их на оружие, тем более брать в руки мечи для защиты кого-то, кто просиживает штаны на далёком востоке.

– Война коснётся и этих мест, если войско Теабрана решит перекрыть выход к торговому пути.