Текст книги "Корона двух королей"

Солнце начало клониться к закату, и жара стала потихоньку отступать, отпуская собравшихся на арене людей из своего душного плена. С гор повеяло приятной прохладой. Слуги зажгли над каждым агдеборгом по факелу. Настало время Роланда.

Всё это время наследник Утёса прятал страх в самые потаённые уголки своей, казалось бы, чёрствой души, но ему было страшно, как зайцу, которого выследила и загнала голодная лиса. Бой, который когда-то казался ему чем-то далёким и нереальным, вдруг оказался совсем близко и вот-вот мог обернуться совсем иной историей, чем та, которую будущий наследник трона нарисовал в своём воображении.

Он никогда раньше не видел тавромахию и представлял красивые картины собственной победы, которые были бы достойны остаться увековеченными на обсидиановой двери у входа в его склеп в Долине королей, но теперь, видя через отдёрнутый полог шатра лужи крови и слыша исполненные агонии вопли умирающих, он чувствовал, что душа его цепенеет предчувствием собственной гибели.

Когда Вальдарих подозвал его к себе, Роланда обдало холодным потом. Но он сжал свою верёвку, встал, позабыв о том, как собирался небрежно размять затёкшие от ожидания плечи, и на ватных ногах подошёл к занавесу, который отделял его от триумфа или смерти.

– Будь сильным, – хлопнул его по плечу Вальдарих, как делал это с каждым добровольцем. – Будь мужчиной. Не дай страху себя контролировать. Зачем ты выходишь на арену?

– За победой.

– Что тебя опозорит?

– Побег.

– Кто тебе поможет?

– Никто.

– Тогда иди. Боги с тобой.

Роланд надел шлем и ступил на смердящий кровью песок.

Люди, пресыщенные кровавым зрелищем, уже смотрели на него как на очередную жертву, и он до боли сжал верёвку. Его шлем будто стал меньше размером и начал сдавливать голову. Стало трудно дышать. Роланду захотелось его снять.

Толпа улюлюкала и хлопала. Роланду казалось, что они все хотят его смерти. Даже те, кто улыбался, желал увидеть его раздробленные кости.

«Ум-ри! Ум-ри!»

И даже небо над его головой сочилось пролитой кровью. Взгляд упал на торчащий из кармана уголок спасительной чёрной ткани. А что, если…

Скрипнули ворота загона, и на арену, как вихрь, вырвался Гнев и предстал перед зрителями во всей своей пугающей мощи и красе. Огромный чёрный бык с шестью длинными, выбеленными цинковыми белилами, рогами, налитыми кровью дурными глазами, слюнями, стекающими изо рта, мощными копытами – он был рождён убивать. Роланд физически почувствовал, как с него слетает спесь, как если бы с него вдруг содрали кожу.

Бык кинулся на него, и земля под ногами Роланда задрожала, точно юноша оказался в центре землетрясения. Жуткий крик, полный ужаса, вырвался из груди будущего кронпринца, и он почувствовал, как земля ушла у него из-под ног. Он не понял, как оказался на другой стороне арены, но бык уже бежал за ним, выставив вперёд острые, как пики, рога. Роланд снова кинулся в сторону и услышал, как толпа осмеивает его. «Позор страшнее смерти! Позор страшнее смерти!» Роланд проклял тех, кто придумал эту чушь. Они никогда не встречались на арене с этим чудовищем.

Бык настиг свою жертву у одного из агдеборгов и поддел ногу Роланда, оцарапав голень, но тот не почувствовал боли – все его чувства застил испуг. Он отпихнул чёрную голову и едва увернулся от удара копытом в лицо. Роланд успел пробежать половину арены, как вдруг его нога за что-то зацепилась, и турдебальд рухнул лицом прямо в песок. Мелкая алебастровая пыль попала в глаза. В ушах зазвенело, юноша сдёрнул шлем. Земля перестала трястись, а значит, бык снова готовился к атаке.

«Это конец» – мелькнула в голове трусливая мысль, и испуг судорогой скользнул по лицу и нырнул прямо в глотку. Остатки обеда вместе со слюнями выплеснулись на песок. Трибуны захохотали. Вот так он и умрёт, по уши в собственной рвоте.

Слуга нерешительно тронул плечо притаившегося за занавесом шатра Вальдариха.

– Что? – Распорядитель отвернулся от блюющего Роланда.

– Срочное дело.

– Что случилось?

– Помните, вы приказали мне сегодня проверить все кирасы? – Слуга таращил глаза на хмурого вояку.

– Помню, ты докладывал. Что-то не так?

Слуга побледнел.

– Когда все добровольцы были готовы, в кузнице оставалось пять кирас.

– Ну?

– А теперь их четыре.

Толпа на арене возопила, будто придя в восторг от чего-то неожиданного. Слуга и Вальдарих обернулись и замерли.

Раздался скрип, и рядом с головой ползающего на четвереньках Роланда распахнулись ворота. Он решил, что родители закончили бой за него, и кинулся к спасительной двери. Но не успел он ужом проскочить в убежище, как нечто сбило его с ног, и наследник Алого утёса упал в лужу собственной рвоты. Это был другой турдебальд. Он стрелой вылетел на арену и с размаху ударил Роланда ногой по лицу. Резкая боль ослепила спесивого наследника, сжав весь его мир до крохотной точки оглушительной боли. Он взвыл, прижал к разбитой челюсти руку и откатился в сторону. Второй юноша решительно бросился на быка и кинул ему на рога верёвку, как путы. Гнев не был готов к атаке и замотал головой. Доброволец подпрыгнул, зацепился за один из агдеборгов, подтянулся, встал на знамя и двумя ударами сломал флаг. Агдеборг и факел упали в песок, турдебальд спрыгнул вниз и подхватил добытое оружие.

Вальдарих схватился за голову.

– Инто! Инто, что ты творишь! – кричал он, но его отчаянные вопли утонули в шуме беснующихся трибун, которые впервые за несколько лет увидели на арене что-то новое.

Роланд пытался удержать на месте выбитые зубы. В правой руке его соперник штыком держал знамя, а в левой – факел, готовый в любой момент подпалить животному бок. Шаг, ещё шаг… бык почувствовал опасность и обернулся.

Гнев выставил рога и бросился на жертву. Человек увернулся и стукнул животное знаменем. Рога рассвирепевшего убийцы скользнули по железному шлему, оставив на нём глубокую борозду. Горящий факел впился в чёрный, блестящий от пота бок, и Гнев взвыл. Турдебальд воспользовался паузой, пока животное пыталось справиться с болью, схватил верёвку Роланда из пыли и проскочил между чёрными ногами. Он действовал быстро, как молния, толпа только и успевала ловить его движения то тут, то там. То он быстро спутывал передние ноги Гнева, то снова бил того по голове палкой, оглушая, как рыбу. Бык отбивался и пытался ударить его рогами, задеть копытом, но человек был умнее. Он сунул агдеборг между рогов зверя, вцепился в него, быстро подтянулся, как на турнике, перевернулся и оказался у быка на спине. Толпа замерла в ожидании. Человек со всей силы сжал ногами спину животного, обхватив его коленями, сорвал с агдеборга алое знамя и перекинул его через рога, как если бы это была сбруя. Ткань закрыла Гневу глаза, и животное ослепло. Бык жалобно заревел, начал брыкаться в отчаянных попытках сбросить своего всадника, но человек со всей силы натянул полотно и прижался к огромной чёрной туше всем телом.

Гнев ревел, Гнев мычал и дёргался из стороны в сторону, едва не упал, запутавшись в верёвке, но полотно плотно обхватило его голову. Мотая головой, Гнев врезался в стену, и наездник едва не упал. Толпа взвыла, но турдебальд удержался и не оказался под смертоносными копытами зверя. Гнев пытался сбросить наездника ещё несколько минут, будто от этого зависела его жизнь, и вдруг он в последний раз встал на дыбы, подпрыгнул, ещё раз мотнул головой и остановился. Арена Туренсворда погрузилась в гробовую тишину. Что это? Люди переглянулись.

– Гнева оседлали! – крикнул кто-то внизу, и трибуны взорвались.

Убийца наследника подчинился воле человека.

Пока трибуны галдели, вопили, сыпали на голову победителя лепестки, наездник не спешил спрыгивать, он будто сам не верил в то, что произошло. Он сидел на широкой, покачивающейся между его ногами спине, не шевелясь, и внутри него всё дрожало. Он сидел на животном и всё ещё натягивал агдеборг, как упряжку. Но бык больше не сопротивлялся его воле. Всё кончено. Всё было кончено.

Вальдарих стоял у шатра, словно громом поражённый, и закрывал лицо широкими ладонями.

Наездник повернулся в сторону королевской ложи. Там, белый, как мрамор в тронной зале, стоял сбитый с толку король. Осе не знал, что ему делать. Приветствовать того, кто покорил своей воле убийцу его сына, или просто уйти?

– Сними шлем! Покажись! – крикнул Альвгред, и победитель подчинился. Он стянул тугой шлем, и все на арене увидели победителя.

Это была Вечера.

На арене вдруг стало совсем тихо. Было слышно даже, как начали звенеть цикады на лужайках за ареной. Лепестки бесшумно падали с неба, как падает пепел. Вечера отбросила шлем. Все силы словно разом покинули её, оставив голую пустую оболочку. Слёзы пробивали дорожки по припорошенному алебастровой пылью лицу. Всклокоченная грязная коса лежала на плече. Вечера осторожно стянула с глаз Гнева агдеборг и развернула его у себя над головой.

Никто не понял, кто прокричал это первым, но уже через несколько мгновений сорокатысячная толпа в один голос скандировала: «Женщина-король! Женщина-король!»

Глаза смертельно уставшей наследницы короля Эдгара засверкали, как два топаза, и счастливая улыбка заиграла на губах. Победа! Вечера расцвела, как цветок под солнцем. Всё кончено. И алые бутоны распустились на её щеках. Она взмахнула агдеборгом, и толпа возопила её имя. Ал-мазный Эдель-вейс! Ал-мазный Эдель-вейс!

Её личный враг сидел у стены и выл, как побитая дворняга. Теперь он – никто и ничто. Будто огромный камень свалился с плеч принцессы, и тьма конюшни и отчаянные крики о помощи больше не занимали её мысли. Отомщена. Она мельком глянула на Роланда и отвернулась.

Осе не вынес унижения и поспешил покинуть трибуну. Вечера видела, как он серой тенью скользнул к выходу из ложи и исчез, но его побег более не заметил никто. Но это уже было неважно. Главное, что эти люди, её люди, теперь любили её, восхищались ею, боготворили её. Она – их признанная королева.

Когда всё кончилось, Инто с потухшей душой отчаянно пытался выстроить логическую цепочку событий в своей голове, чтобы оправдать предсказания Гезы. Он забрал Гнева с арены и отвёл его в загон для прирученных быков, а после, ощущая невыносимую гнетущую пустоту в груди, там, где раньше теплилась надежда, отправился обратно в конюшню, где получил подзатыльник от отца за грязные поилки и принялся грести навоз.

Вечера, не помня себя от усталости, вернулась в замок. Больше всего ей хотелось смыть с себя грязь, но Осе приказал привести её к себе.

– Что тебе нужно, дядя? – спросила она, вытирая лицо платком.

Осе сидел на троне и долго смотрел на неё, потом подошёл и молча отвесил пощёчину, которая стёрла наглую ухмылку.

И в ней была вся его боль по погибшему сыну. Вечера приняла оплеуху с покорным молчанием. А потом просто ушла, оставив Осе наедине со своей потревоженной скорбью.

Несмотря на усталость, навалившуюся на её плечи, как огромный валун, Вечера быстро умылась, смахнула с кирасы пыль и поспешила к Ласской башне, где уже вовсю чествовали победителей тавромахии. Всего их насчитывалось около двадцати трёх, и гвалт в их честь в башне стоял несусветный. Ужас юношей, победивших зверя, перешёл в отчаянное веселье и рвался наружу всеми мыслимыми способами. Они пили, будто завтра не наступит никогда, горланили песни, будто позабыв, что накануне их жизнь была отравлена томительным ожиданием собственной смерти.

Когда Вечера переступила порог Ласской башни, та сотрясалась от мужицкого хохота.

– Моя принцесса? – окликнул Вечеру Марций. Он и Войкан несли только что украденную из подвала бочку вина из Альгарды. Лучник спохватился и попытался быстро затолкать добычу за угол, но у него ничего не вышло.

– Вы решили почтить нашу гулянку своим присутствием? – спросил Марций.

– В некотором роде я тоже имею право здесь находиться, – ответила она с улыбкой, по которой Марций долго скучал.

– Тогда прошу, – сказал он и протянул принцессе руку, и когда она взяла её, он подал знак Войкану, и они в четыре руки подхватили её и усадили к себе на плечи. От неожиданности Вечера вскрикнула и рассмеялась.

– Королеве кирасиров – кирасирский трон.

И воины внесли принцессу в общую комнату, где сам воздух накалился от жара факелов и пропах алкоголем и едой. Никто не ожидал увидеть принцессу в этих стенах, да ещё и в кирасе, подобно мужчине, лохматую, смеющуюся. И её появление заставило воинов, бывалых и новых, стушеваться, но лишь поначалу. К тому моменту, когда подошла к концу принесённая бочка вина и румяная от хмеля Вечера предложила украсть ещё две, она уже была своей на этом празднике победивших смерть. А когда дело было сделано, никому уже не было разницы, сидит с ними на одной скамье новобранец, воин или наследница трона, и всё чаще раздавались возгласы: «Женщина-король!»

Альвгред тоже был там, но держался в стороне, пока и вовсе не улизнул в свою старую комнату, где решил провести всю ночь, не желая более видеть жену среди солдатни.

Ровно в полночь Вальдарих вывел всех победителей на плац и выстроил в ряд. Вечера также стояла среди них, готовая пройти Таврод – обряд наречения кирасиров, который воины придумали сами, как отражение официальной церемонии кирасирской клятвы, которую проводит король.

Обряд требовал терпеть боль, и Вечера была к этому готова. В порядке очереди всем новым кирасирам ставили клейма на загривке. Когда подошла очередь Вечеры, Вальдарих протянул ей чашку с хомой – напитком, который притуплял боль. Вечера осушила его до дна и села на скамью. Воин аккуратно опустил её голову вперёд и убрал волосы. Боль от раскалённого клейма была жуткой, но короткой, и скоро оставила от себя только пульсирующие волны, скользящие по обожжённой коже.

– Теперь вы одна из нас, – поздравил он её и полил ожог хомой.

Глава 21
Монеты, решившие всё

Ближе к утру Вечера вернулась к нелюбимому мужу, но сердце её рвалось обратно в Ласскую башню, среди мужицкого быта которой она нашла свой истинный дом. Стены её просторной спальни теперь казались ей непомерно широкими, а потолки слишком высокими, когда ей было достаточно небольшой казарменной комнатёнки или даже койки – но в месте, где живут люди, которым она доверяет. Вечера не стала раздеваться и рухнула на шёлковые простыни прямо в грязной кирасе и сапогах. Её клонило в сон, и она решила поддаться этой манящей неге. Впервые за долгое время она крепко спала, и ей снился Киран. Он грустно улыбнулся ей и ушёл, и Вечера проснулась со знанием того, что больше никогда его не увидит.

Королевская семья восприняла её победу неоднозначно. Эрнан, Лаэтан, Четта и Аэлис были восхищены, Суаве и Ясна напуганы, Альвгред и Согейр растерялись. Сын трона Касарии многозначительно поднял кубок в честь Алмазного Эдельвейса, когда она вышла к завтраку, но этим и ограничился.

Осе переполняла ярость, и он едва дождался, когда все удалятся на прогулку, чтобы остановить Вечеру в дверях.

– Как ты могла? – У него разве что носом не шла кровь от злости. – Как ты посмела?

– Я всего лишь сделала то, что не смогла эта трусливая свинья. – Вечере с трудом удавалось напустить на себя скучающий вид, но ей было не по себе от обращённого в её сторону гнева.

– Этого быка выбрал Роланд, а не ты! Ты хотя бы понимаешь, что натворила?!

– Роланд бы в любом случае проиграл, – огрызнулась принцесса. – Пусть лучше скажет мне спасибо, что остался жив.

– Он должен был умереть!

– Я знаю, дядя. Но, если ты хотел его смерти, лучше бы послал к нему Влахоса, чем доверять воле случая.

– Что? – Король обескураженно уставился на племянницу.

– Ты думал, я не узнаю? У Оллана и Ваноры, между прочим, в Туренсворде свои уши, дядя. Поэтому с твоей стороны было большой ошибкой отправить меня в изгнание именно к ним.

– Не понимаю, о чём ты говоришь.

– А я думаю, понимаешь. Незадолго до моего отъезда из Эквинского замка по Мраморной долине слух прошёл, что Роланд выбрал Гнева сразу после беседы с тобой, когда ты навестил Элботов в их замке весной. До этого он хотел выбрать Пустозвона, эту ленивую клячу, с которой справится и ребёнок, но ты, ты внушил Роланду, что он станет достойным трона, только оседлав убийцу Кирана.

– Да, внушил! – выкрикнул король, сам не ожидая от себя признания. – Мёртвый Роланд гораздо лучше, чем разделяющий ложе с моей дочкой! Гнев должен был его убить, но Элботы всё равно были бы обязаны предоставить мне свою армию. А теперь их сын – выживший трус с перевёрнутой руной Вейла на лбу, которого спасла от смерти женщина!

– Око за око, дядя, – ядовито улыбнулась Вечера. – Он унизил меня. Я унизила его. Теперь мы квиты.

– О боги! – возвёл руки к небу король. – Ты поставила личные счёты выше интересов государства!

– Роланд уничтожил мою честь, я уничтожила его. Ты же не думал, что я останусь в стороне после твоего отказа меня защитить?

– Я рассчитывал на твоё благоразумие!

– Считаешь, что я неблагоразумна? Считай, сколько хочешь. Но не смей думать, что я глупая и что я заставила Роланда глотать пыль, не имея никакой страховки.

– Что за глупости ты несёшь? Какая ещё страховка?

– А такая, дядя, которая позволит тебе разорвать помолвку Ясны и иметь право требовать, чтобы армия Элботов присоединилась к королевской армии во всём составе по одному твоему щелчку.

– Ты, похоже, всё-таки ничего не смыслишь в политике, – Осе удручённо покачал головой, – Эрдор ни за что не отдаст своих людей после унижения сына.

– Как знать, как знать? – Полная превосходства улыбка просияла на лице принцессы. – Советую тебе спросить своего старого друга про торговый путь, который проходит через Алый утёс от севера к югу. Эта беседа сделает его намного сговорчивее.

– О чём ты говоришь? – не понял Осе.

– О золотых крефах с оттиском лилии, которые получает Эрдор Элбот за торговлю с Ложным королём и которые хранит в одном из банков в Мраморной долине.

Вечера сунула руку в потайной карман юбки и протянула дяде монету с оттиском герба Ложного короля и небольшой свиток с вскрытой печатью Алого утёса.

– Это мне на днях доставили из долины. Пришлось подкупить кое-кого, чтобы получить эти занимательные вещицы. Это, – она кивнула на свиток, – расписка Эрдора Элбота о том, что он передаёт Жемчужному банку сто тысяч таких монет.

Осе, не веря своим глазам, провернул в руке большую начищенную, совсем новую золотую монету, по краю которой тянулась руническая надпись: «Теабран Эссегридеон», и вчитался в документ.

– Подделка, – заключил он.

– Расписка самая настоящая и печать на сургуче тоже, как и монета. И хранение таких денег в Ангеноре незаконно, как ты знаешь.

Осе ещё раз перечитал документ. Вечера же не упустила возможность вбить последний гвоздь в гроб репутации графов Алого утёса:

– За твоей спиной, дядя, твой драгоценный друг проворачивал торговые сделки с нашим врагом, и тот платил ему своими деньгами. И всё было скрыто от чужих глаз, пока мой человек случайно не наткнулся на одном из рынков у Эквинского замка на лавку с украшениями, где один из покупателей расплачивался такими деньгами. Он проследил за ним и выяснил, что монеты были украдены из обоза, который прибыл из Алого утёса. Нам понадобилось несколько часов, чтобы выяснить судьбу этих денег. Через неделю их должны были отправить в плавильню у пристани, а готовые слитки вернуть обратно в банк.

– Измена… – растерянно прошептал Осе. – Измена!

– Именно, – сохраняла ехидное спокойствие Вечера. – Как думаешь, что напугает Элботов больше: унижение их сына и вымоленное помилование за заслуги перед королём, когда мы выиграем эту войну, или топор палача?

– Поганый ублюдок!

– Не буду настаивать на благодарности, Осе, но всё же я сделала это и ради Ясны. Теперь ты сможешь отказаться от своих обещаний и найти сестре более достойного мужа среди менее спесивых графских сыновей.

– Тогда почему ты не дала Гневу просто убить Роланда? Эта бешеная тварь всё равно бы это сделала.

– Я уже сказала – унижение. Я не могла позволить Роланду умереть героем. Теперь ему и его семье придётся валяться у тебя в ногах, прося, как о милости, о возможности участвовать в битве за Паденброг. Лично меня это устраивает куда больше, чем почести погибшему турдебальду Алого утёса.

Осе пристально посмотрел в лицо нелюбимой племянницы, будто ища в нём ответ на важный вопрос. От её ответного взгляда Осе стало зябко, и в голову отчего-то закралась мысль, что, возможно, выдать Ясну за Роланда было бы куда лучше, чем оказаться в долгу у этого непредсказуемого существа. Нет, нет! Глупая мысль. Теперь его любимая Ясна была свободна, и этот юноша, которого Осе всей душой ненавидел, никогда к ней не прикоснётся. Это было самое важное.

– Знаешь, а ведь ты именно такая, как я о тебе думал, – произнёс король, возвращаясь на трон. – Хитрая, расчётливая, жестокая.

– Нет, дядя, ты не прав, – всё так же спокойно ответила Вечера, – я совсем не такая, я гораздо хуже. И советую это учесть, когда ты в следующий раз вздумаешь от меня отвернуться.

И всё же Осе не стал рубить сплеча, хотя всей душой желал поскорее вышвырнуть Элботов из замка. Первым делом он распорядился, чтобы Ловчие как можно скорее выехали в Мраморную долину и привезли в Туренсворд виновника переполоха, чья подпись значилась на расписке рядом с подписью Эрдора Элбота.

Северные наёмники привезли казначея Жемчужного банка спустя всего несколько суток после того, как выехали из города, и сразу потащили его на допрос. Слуга золотой житницы был с головы до ног в дорожной пыли и невероятно зол, но, несмотря на усталость после тяжёлой дороги, кричал на своих похитителей и беспрестанно грозил им официальной жалобой королю. Пока он ругался на произвол и заходился в проклятьях, Ловчие оставались подчёркнуто равнодушны, а когда дошли до темницы, то и вовсе подхватили его под локотки и затолкали в тесную клетку, как обыкновенного вора.

Допросом занялся лично Влахос, что закованной в колодки жертве не сулило хорошего конца. Казначей Жемчужного банка возмущался, грозил подать в суд Мраморной долины и отрицал все вменяемые ему обвинения, но очень скоро, после того, как главарь Ловчих применил к нему лишь первую часть из арсенала известных ему пыток, его громогласные заявления о своей невиновности сменились воплями мук. Их эхо разносилось по всему подземелью, вселяя ужас в остальных заключенных. То тут, то там доносились требования прекратить истязания, но они прекратились лишь спустя несколько часов, когда служитель банка завопил: «Виновен!»

Данка видела, как Влахос вышел из темницы и опустился на пол, подперев спиной стену. Уставший, весь с макушки до пяток в кровавых брызгах, он был похож на волка, который после долгой погони разодрал на куски кролика.

– Что ты с ним сделал? – Девушка побоялась вытереть с его лица бурые капли. Сейчас перед ней сидел будто совсем другой мужчина. Совсем не тот, в которого она влюбилась. – Он же… Он же человек!

– Он моя работа, – спокойно ответил Влахос и вытер вспотевший лоб.

Когда Осе вызвал к себе Элботов для разговора без свидетелей, граф и графиня Алого утёса до последнего отказывались признавать свою вину и винили доносчиков, которые решили замарать их честное имя в грязи предательства. И только когда Осе представил им незаконную монету, расписку и замученного казначея, который, глядя им в глаза, подтвердил обвинение короля, весь лоск графов озера Веверн куда-то улетучился, оставив двоих жалких людей унижаться, стоя на коленях перед своим королём.

– Но это неправда, – задыхался от возмущения Эрдор. – Это всё неправда, мой король! Я не знаю, почему этот человек оклеветал нас. Это ложь!

– Я могу прямо сейчас отдать приказ о вашей казни, – гнул своё Осе, впервые за долгие годы ощутив в себе силу. Гнев ли давал её ему, или в нём вдруг проснулась память рода Роксбургов, разницы не было, но в тот миг его переполняла упрямая решимость довести дело предателей до конца, как до него это делали все короли.

– Нет! Нет, прошу вас, мой король! – взмолился отец семейства, упав в ноги Осе.

– Молишь о пощаде? А о чём ты думал, когда получал деньги Теабрана? – И он оттолкнул графа Алого утёса.

– Я не получал, они не мои! Пощадите! – заливался слезами граф.

– Будешь продолжать врать, я сейчас же прикажу вас обоих обезглавить.

– Помилуйте! Помилуйте! – заплакала Анна-Марин, обхватив сапог короля. – Мы ни в чём не виноваты!

– Прошу, прошу простить нас, – не переставал унижаться граф Элбот. – Мы же ваши старые друзья, Осе. Друзья!

– Мы не друзья!

Крик короля, как приговор, дрожащим эхом раскатился по тронному залу и затих. Эрдор и Анна-Марин подняли изумлённые лица на Осе. Король выдержал необходимую паузу и с видом победителя произнёс:

– Больше нет. Но! Мои действия сейчас полностью зависят от вас.

Эрдор ухватился за проблеск надежды.

– Что вы хотите, мой король?

– Во-первых, я разрываю помолвку Роланда и Ясны, – выдвинул своё первое требование Осе.

– Но, но позвольте, – выказал неуместное возмущение опальный граф. – Помолвку нельзя разорвать! Боги против этого. Уже данное слово нельзя забрать. Иначе боги покарают наших детей!

– В таком случае, уверен, они скажут мне спасибо, если я очищу Ангенор от предателя. Вы клялись мне в верности, стоя передо мной на коленях в этом зале, и я назвал вас своими друзьями, а вы напрямую вели торговлю с человеком, которого я считаю своим личным врагом! И вы же ещё будете учить меня морали? Влахос!

В тронный зал вошли несколько Ловчих во главе с Бродягой.

– Уведи их с глаз моих. В темницу обоих. Следующие сутки палач, а не я, будет вашим другом. Надеюсь, раскалённые щипцы и кантамбрийский сапог научат вас верности одному королю.

Анна-Марин завопила и, вырвавшись из рук охранников, кинулась в ноги Осе. Королю было неприятно смотреть на унижение этой женщины, но он решительно не подавал виду, что его это трогает.

Король жестом приказал Бродяге остановиться.

– Я условий не меняю, – настоял Осе. – Ясна не станет женой вашего сына, но, если хотите вернуть моё расположение, то его придётся заслужить.

– Как? – в один голос спросили граф и графиня.

– Ваша армия окажется у Ворот Мира, когда Теабран подойдёт к городу, и будет защищать Паденброг наравне с армией короны. Это условие для сохранения ваших жизней. Если мы победим, я помилую вас, но большего не ждите. Я был готов сдержать своё слово и посадить Роланда на трон, но теперь этому не бывать, и в этом вы можете винить только собственную жадность. Будь на моём месте мой брат Эдгар, он бы вас казнил, но я милосерднее его, и я даю вам шанс.

– Да! Да, наш король! – Супруги снова кинулись в ноги королю. – Мы сделаем что угодно! Один ваш приказ!

– И учтите, если вы продолжите торговать с Теабраном, я сразу узнаю. И тогда ваши обезглавленные трупы вывесят у ворот Туренсворда, а головы с набитыми землёй ртами насадят на пики рядом с ними. Ваши тела будут находиться там до тех пор, пока их не склюют вороны, а потом вашими костями я прикажу заправить пушки и выстрелить ими в сторону озера Веверн. Роксбурги предателей не щадили никогда. Я и так был к вам слишком добр, не вынуждайте меня передумать.

Сначала Ясна не поняла, почему Элботы вместе со слугами движутся в сторону Ворот Мира. Сначала она подумала, что они решили прогуляться по холмам и поглядеть на Редколесье, но потом заметила, что их кареты были набиты вещами.

– Почему они уезжают? – спросила она у отца. – Эрдор, Анна-Марин, Роланд – я видела, как они вместе со слугами покидают город. Разве они не должны были гостить у нас ещё два месяца?

– После тавромахии всё изменилось, моя милая, – объяснил ей Осе и провёл рукой по золотистым волосам любимой дочки. – Видишь ли, я был вынужден разорвать вашу помолвку с Роландом.

Светлые глаза Ясны широко распахнулись от удивления.

– Прости, милая, я знаю, ты уже привыкла к мысли, что он станет твоим мужем, и ты уже привыкла к нему, но открылись обстоятельства, о которых мне трудно говорить, и которые помешали…

Он не успел договорить, как дочка бросилась отцу на шею и осыпала его лицо поцелуями.

– Ничего не говори, – улыбалась она и целовала его. – Папа, ничего не говори. Не хочу ничего слышать. – И обняла его с такой силой, с какой никогда не обнимала прежде.

Вечера всё больше времени проводила на плацу, где наравне с молодыми кирасирами обучалась бою на мечах и оттачивала умение держаться в седле на широкой бычьей спине, что оказалось сложнее, чем сидеть на спине послушной Велиборки. Гнев всё ещё не мог смириться с тем, что его оседлали, и иногда пытался укусить хозяйку за пальцы, когда она приносила ему яблоки или морковь, и толкал её, когда она выводила его на выездку.

Кузнец изготовил ему полный комплект доспехов и украсил их золотым клеймом с прозвищем быка, и Вечере стоило огромного труда надеть их на упрямого зверя. Гневу не нравилось их носить, он постоянно жаловался своей наезднице, и пытался даже драться с ней, чтобы она сняла с него эти дурацкие путы, и только Инто удавалось успокоить его и заставить смириться с новой судьбой.

Ночью, уже после спешного побега Элботов из города, Вечера рассказала Альвгреду свою тайну, связанную с Роландом, и причины, по которым она молчала. Альвгред был обижен и мучился самым настоящим стыдом.

– Прости, но я тебя знаю, – нравоучительным тоном заметила Вечера, глядя на сникшего мужа сквозь ночь, когда они оба лежали в кровати. – Накануне тавромахии мне меньше всего был нужен труп младшего Элбота, когда на кону стоял мой собственный статус. Если бы ты убил Роланда, Элботы бы пошли против нас.

– Да, я бы его убил, – прошептал Альвгред, проведя пальцем по шее жены. – Всадил бы ему меч в горло по самую рукоять и наблюдал бы, как эта тварь захлёбывается собственной кровью. Я бы сделал это для тебя.

– Тебе нужно чаще вспоминать, что ты не только ангенорец, но что в тебе течёт и холодная касарийская кровь.

– Ты не касарийка, но холодна, как они.

– Я не холодна, а благоразумна. Половина моей крови родом из Мраморной долины, а там даже на ночную вазу не сядут, не взвесив все за и против.

– Хотел бы я так. Я привык сначала делать, а потом думать.

– Ты рождён под созвездием Тигра. Лучше для воина не придумать, когда отбиваешься от Волков ночей. – Вечера вздохнула. – Ты можешь быстро принимать решение, а меня зарежут, пока я буду всё обдумывать.

Альвгред отрицательно помотал головой.

– Марций говорит, ты одна из лучших кирасиров, которых ему приходилось обучать, а Вальдарих сравнил тебя с Эдгаром.

– А что они ещё могут сказать? Им же платят за похвалу.

Вечере стало стыдно за свои слова.

– Думаешь, это правда? – спросила она после минуты молчания.

– Вальдарих никогда не врёт, – уверенно заявил Альвгред. – А вот Марций врёт. Я только сейчас стал замечать, как он на тебя смотрит. Будто ты для него мёдом намазана. Он положил на тебя глаз и всё время глядит, когда думает, что никто не видит. А я вижу. Теперь вижу.