Текст книги "Двойная звезда"

– Всегда только я, – ответила девушка.

– Но, тогда, в моей квартире, твои слова: Лилечка я, Лилечка? – Я, как мог выразил недоумение.

– Сам виноват! – Роза склонила на бок головку, – прожужжал мне все уши своей Лилечкой! А мы с сестрой, как ты знаешь, никого никогда не поправляем.

– Нет уж, моя теперь только Розочка! – дальше предаваться болтовне, означало только терять дорогое время.

Как прекрасен утренний поцелуй красавицы!

Я с трудом оторвался от её губ, чтобы поделиться одной, вдруг осенившей меня мыслью. Намёки Куратора на отдельное жильё и это внезапное свидание, возможно, связаны друг с другом.

– Мне вчера как-то хитро намекнули, – сказал я, – что вскоре предоставят личные апартаменты. Ты ничего не знаешь по этой теме?

– Может быть к тебе подселится лесная фея, – улыбнулась девушка. Она ещё раз одарила меня своим волшебным поцелуем и сказав: «увидимся», повернулась и лёгким бегом направилась к своим.

Тут и я, ежесекундно оборачиваясь, поскакал на счастливый пригорок. Я бежал по лесной тропинке, взбрыкивая от переизбытка чувств, как несмышлёный жеребёнок. Хорошее начало дня.

После завтрака за нас взялись основательно. Сначала мы в течение четырёх часов в составе группы занимались немецким языком. В лингвистическом кабинете. С наушниками и без. Хором и индивидуально. Устно и письменно. Учительствовал уже не молодой человек, постоянно морщившийся от нашего корявого произношения. В итоге педагог сказал так: методика обучения, которую он практикует способна и из русского бурого медведя сделать германоговорящего представителя фауны. Заниматься мне, в какой-то степени, было даже интересно. Ещё со школьной поры я знал о наличии у себя некоторых способностей к языкам. Единственная трудность в ходе занятия заключалась для меня в том, чтобы не оборачиваться каждую минуту в сторону Розы и Лилии, которые сидели у меня за спиной. Моей выдержки обычно хватало не более, чем на десять минут. И когда я оборачивался, то всякий раз видел тихую улыбку Лили, склонившейся над учебником и открытый счастливый взгляд Розы. По-моему, ей было совсем не до учёбы.

Потом настал черёд физподготовки. Нас обучали страховке при падении на спину и на бок. Падали мы на маты. Необходимая рутина, которую надо было усвоить на уровне инстинкта. Девушки занимались в стороне, поодаль от мужчин, под руководством старшего лейтенанта Инги. Я, по возможности, поглядывал в их сторону. Моё сердце каждый раз непроизвольно сжималось, когда тренерша слишком рьяно, на мой взгляд, швыряла кого-нибудь из сестрёнок на маты. Иногда с той стороны доносились писк, визг, или иные восклицания. На втором часе занятия, когда все уже разогрелись, нашего полку прибыло: появился Ешкин.

Для отработки ухода в сторону от направленного в спину пистолета, нас разбили на пары и выдали деревянные пистолетики, наподобие тех самоделок, с которыми в советское время играли пацаны во дворах. Человек-гора Петренко выбрал себе в пару Колесова, а Ешкин выбрал меня. Мы с ним были примерно в одной весовой категории, поэтому я не возражал. Однако, ещё до команды руководителя о начале занятия, успел заметить выражение злорадства, промелькнувшее на лице выпускника Консерватории. Суть упражнения сводилась к тому, что если тебе в спину ткнули пистолетом, то ты должен с шагом в сторону, развернуться лицом к противнику, перехватить вооружённую руку и резким ударом выбить у него пистолет. С виду всё просто. В действительности не очень. Наши движения сначала неуклюжи и медлительны. К тому же, опытный спарринг-партнёр наказывает за каждый промах болевыми приёмами. Уже через десять минут мои руки были выкручены, как стираное бельё при ручном отжиме. Я, со своим деревянным пистолетиком, ежеминутно падал на страховочные маты, едва удерживая готовые сорваться с языка русские матерные слова. У Ешкина, напротив, упражнение получалось слишком уж хорошо. Когда по команде руководителя произошла замена и в роли нападающего выступил я, ситуация для меня лишь усугубилась. Ешкин усилил натиск, нанося мне болезненные удары и тычки, даже не предусмотренные тренировочным процессом. Его рвение порядком разозлило меня, а его умение порядком удивило. Он что там, в своей Консерватории, прогуливал занятия по вокалу, заменяя их занятиями в секции самбо?

– Ты самбист или солист? – Спросил я его, улучив секунду-другую между падением на маты.

Ешкин на это лишь криво усмехнулся и в очередной раз больно ткнул меня отобранным пистолетиком в грудь. Я понял, он пытается вывести меня из душевного равновесия. Возможно для того, чтобы, когда мне, как быку ударит в голову кровь, выставить на посмешище, нанеся ещё более болезненные удары каким-нибудь иным гнусным способом. Но, Ешкин не учёл одного – моего детдомовского воспитания. Воспитания болью и издевательствами со стороны старших пацанов. Он не мог знать, что в отличие от быка, я, когда меня охватывала злость, становился сильнее, терпеливее и умнее своего соперника. То же произошло и в этот раз. Я собрался. Сжался, как пружина и, когда Ешкин попробовал снова уйти от моего приёма, то вдруг оказался на матах. Поверженный, он потирал ушибленную скулу, а я, целясь в него из деревянного пистолета сказал, улыбаясь: пиф-паф! После этого что-то изменилось. Нет, я не сравнялся в мастерстве проведения приёмов рукопашного боя с Ешкиным, но он перестал издеваться надо мной. Он теперь работал спокойно, как профессионал против новичка. Вот это и было непонятно: он работал на матах, как профессионал! Может быть, дружинник?

Изрядно помятый, я, по окончании занятия вместе с остальными потащился в душ. В душе, стоя под струями воды, я удостоился сочувственных выражений от братьев Высоких. От них не укрылась моя не дружественная возня с Ешкиным.

– Пусть следующий раз со мной в пару станет, – кипятился Алексей, – я ему! Рэмбо, блин!

Мы сошлись на том, что этот Ешкин – мутный тип и с ним надо держать ухо востро. Обед прошёл штатно, но у выхода из столовой меня поджидал посыльный. Солдат сообщил, что прямо из столовой я должен следовать за ним к новому месту проживания.

– Нет, ничего брать с собой из комнаты, где вы провели до этого несколько дней ненужно, – сказал посыльный.

Ничему уже не удивляясь, я покорно побрёл вслед за ним. Солдат привёл меня к, отдельно стоявшему домику, находившемуся примерно на полпути от мужского общежития к «мюзик-холлу». Так мы назвали центральное здание, определённое для репетиций «Двойной звезды». Новое жилище мне понравилось. Прихожая, совмещённый санузел: унитаз, раковина и душевая кабина. Спальня с телевизором. Кровать в спальне, явно не для одного. Широкая. Телевизор, как принято здесь, без обозначения названия его названия, или названия фирмы-производителя. Кухня с холодильником и электроплитой. В холодильнике снедь. Всё в вакуумных упаковках. На стене, над столом мини бар. Я осмотрел шкафы, расположенные в прихожей и в спальне. Везде новые комплекты одежды на все случаи жизни на тренировочной базе. Мужской одежды и… женской. От пижам до камуфляжа. Я развернул женский комплект спортивного костюма и понял, для кого он предназначен. Размер костюма соответствовал размеру Розы. В санузле две новые зубные щётки: розового и синего цвета. Во мне всё больше росла уверенность в том, что скоро появится и она, та, для которой здесь было сосредоточено столько женских вещей. Та, для которой кто-то так старательно и заботливо потрудился в этом уютном домике. Но, когда же она придёт? Я вышел из санузла и, зайдя на кухню, отодвинул край плотной шторы, чтобы посмотреть на улицу. И сразу услышал, как открывается входная дверь. Я обернулся: Роза! Она, как шагнула за порог, так и остановилась. Даже дверь не закрыла. Словно птица, опасающаяся попасть в западню и готовая взлететь в любую секунду. Но, когда увидела меня, сразу забыла о своих опасениях. Роза, как и я пришла с пустыми руками и первое о чём она спросила было: есть ли здесь зеркало? Я тут же устроил девушке экскурсию по нашим хоромам. Взял за ручку и повёл, только что пройденным мной, маршрутом. С зеркалами оказалось всё в порядке. Первое зеркало обнаружилось на стене в прихожей, под бра. Второе, естественно, в санузле. Третье в спальне. Там же, в прикроватной тумбочке обнаружился совершенно новый набор косметики. По словам Розы, копия того, что остался на её прежнем месте пребывания. Наконец. мы уселись на кровати, тесно прижавшись друг к другу. Однако, романтического продолжения не последовало. Я уловил в глазах девушки немой вопрос и даже удивление. Видимо, она ожидала от меня большего, чем просто обнимашки. Меня же, не знаю от чего, охватила странная робость.

– Роза, – шепнул я ей на ушко, – я боюсь…

– Боишься? Чего?

– Понимаешь, я никогда не жил раньше с женщиной вот так, под одной крышей. В смысле, долго, даже одни сутки. Ну, вроде семьи… А вдруг я – несносный тип? Вдруг ты разочаруешься во мне? Я даже не знаю, храплю ли во сне.

– Я не слышала, чтобы ты храпел, – заявила Роза уверенно.

– Так мы и не спали, – парировал я. – Мы кувыркались почти всю ночь!

– А ты что, собрался здесь со мной спать?! – Озорные искры в её глазах, казалось, были способны устроить вселенский пожар. – Ты мечтаешь выспаться, или?

Ответить я не успел. Глупая одежда, всегда так мешающая людям быть ближе друг к другу, беспорядочно полетела на пол. Кровать была опробована по её прямому назначению и понравилась нам. Постель была достаточно мягкой и сама кровать не скрипела, даже в минуты нашей обоюдной наивысшей активности. Высший класс!

Потом, лёжа на моей груди, Роза сказала: я чувствовала бы себя абсолютно счастливой, если бы… Если бы не эта наша предстоящая командировка.

Я был совершенно с ней согласен, но понимал, что дорога к полному счастью проходит через неведомые пока испытания. Так сказать, «через тернии к звёздам». Не в силах что-либо изменить в нашем положении, я лишь покрепче прижал к себе девушку и шепнул ей на ушко: «не бойся, я с тобой!» А кто бы меня успокоил? Где он – мой Ангел-хранитель? У Бога на посылках?

Я всегда верил в то, что Бог существует. В то, что он – высшая сила, перед которой человек – ничто. Он может покарать любого. Даже высшее лицо какого-нибудь государства. Легко. А, вот чтобы Он помог?! В трудное время, в тяжёлой обстановке? Думаю, может и помочь, если захочет. Но, как показывает практика жизни, «на Бога надейся, а сам не оплошай». Ему важнее не индивидуум, а вид в целом. Не отдельный человече, а человечество.

Роза сообщила мне, что после обеда у них занятие по макияжу. Оказывается, одна и та же женщина под разным макияжем может быть то Золушкой, то Принцессой. Так им сказала разведчица-наставница Инга. Мне же предстояло вместе с Колесовым выдвинуться на автодром, для приобретения новых навыков вождения. Мы расстались, одарив друг – друга нежными поцелуями.

Я направился к месту сбора. Там уже ждал крытый брезентом грузовик, Колесов и сам Петренко. Прибыв на автодром мы приступили к занятиям на «паркете». Так Иваныч называл асфальтированную площадку, предназначенную для тренировок. Изучали, так называемый «полицейский разворот» и прочие манёвры. Дымились шины, очень даже не старых, иномарок, натужно ревели моторы автомобилей и мне было их, по-человечески, жаль. Наверное, эта жалость мешала мне проявить, требовавшуюся здесь, лихость. Петренко, ещё тот психолог, сказал мне прямо: «это не твоя машина. Не надо её беречь. Сейчас, Соло, надо учиться спасать свою жизнь.» Точнее, он сказал: «спасать свою шкуру!». Так понятнее.

Колесо, парень без комплексов, к тому же мотогонщик, освоился на «паркете» значительно быстрее меня. Но и я, после накачки Иваныча, отринув ненужную здесь интеллигентность, принялся смелее крутить баранку, резче выжимать и бросать сцепление, сильнее жать на тормоза. И дело пошло.

Потом мы переехали на участок автодрома, изображавший собой несколько городских кварталов. Дома, светофоры, манекены людей на тротуарах и пешеходных переходах. Автомобили разных марок, припаркованные в самых разных местах.

– А теперь, – сказал Петренко, – попробуем уйти от погони.

Тут к нам подкатил БМВ, управлял которым выпускник Консерватории Ешкин. Он улыбался своей неизменной простецкой улыбкой, которую портили его тонкие, постоянно кривящиеся губы.

– Иваныч, – крикнул Ешкин через открытое окно автомобиля, – дайте им хорошую фору, а то будет не интересно!

– Вот от него и будете убегать, – сообщил нам Петренко. – Манекены сбивать не желательно. Особенно, манекены полицейских. Машины жалеть не рекомендую. Оденьте каски и изучите маршрут. Фора вам будет – сто метров. Первый на трассе Колесов. Соло наблюдает.

Вместе с Петренко я поднялся на командную вышку, с которой открывался прекрасный вид на окружающую местность. Учебный городок был, как на ладони. Как только перед Сергеем зажёгся зелёный свет светофора, он рванул вперёд. Школа мотогонщика, несомненно, помогала Колесову держать скорость и резко маневрировать. Петренко постоянно менял дорожную обстановку, щёлкая тумблерами на пульте руководителя занятия. Повинуясь ему, менялись цвета светофора; манекены «выбегали» на дорогу прямо перед носом Сергея; чей-то голос, усиленный мегафоном, по-немецки приказывал остановиться. Один раз пред Колесовым даже шлагбаум опустился, перекрывая ему путь. Звучала имитация выстрелов, лай собак и всякие другие, будоражащие сознание, звуки. Как ни старался Колесов, но уже через пару минут гонки Ешкин повис у него на «хвосте». Серый задавил несколько манекенов, в том числе, полицейского, и пройдя три четверти маршрута, влетел в, припаркованный за углом, макет автомобиля. Движок его машины заглох и Ешкин смог без труда блокировать Колесову дальнейшее движение.

– На первый раз совсем не плохо, – оценил работу Колесова Петренко, – средняя скорость семьдесят три километра в час, максимальная – восемьдесят пять.

Я вспотел, пока наблюдал. Аттракцион не для слабаков. Так гонять по городу мне ещё не приходилось. Наступила моя очередь показать класс. На голове каска. Ремни безопасности, кажется, были готовы обеспечить целостность моего организма, но… Честно говоря, пока перед глазами не вспыхнул зелёный свет светофора, меня колотило нервной дрожью. Дальше я действовал автоматически. Времени для того, чтобы осознанно принимать решения, в связи с изменениями на дороге, не было. Моими действиями руководили, проснувшиеся в подсознании, инстинкты. Наверное, это и требовалось. Я отчётливо видел в зеркале заднего вида БМВ под управлением Ешкина. Преследователь словно приклеился к моему заднему бамперу и не отставал ни на миллиметр. – Ничего себе, выпускник Консерватории по классу вокала! Итог моих дерзаний был закономерен. Едва я успел порадоваться тому, как ловко смог обогнуть очередное препятствие: макет грузовика, преграждавший мне путь, как страшный удар в левый бок моего автомобиля выбросил мня на тротуар. Затем я, потеряв управление, въехал в фонарный столб. Если бы не надёжность ремней безопасности и каска на голове, моя повесть оборвалась бы на этом месте. Автомобиль Ешкина притёрся к моему своим красным боком. Выпускник Консерватории протянул к моей голове пальцы, сложенные пистолетиком и сказал, улыбаясь: «пиф-паф!». Оказалось, что я смог проехать по автодрому даже немного больше, чем Колесов, пока меня не остановили. А в остальном мои результаты были хуже. И скорость я показал меньшую и манекенов сбил больше.

– Вот здесь и будем учиться удирать от преследователей, – констатировал Петренко. Занятие продолжалось до ужина. Даже обедали мы на автодроме, получив свои порции в солдатские котелки из больших армейских термосов. Накрутились по «улицам» потешного города до одурения, чуть ли не до тошноты. Обратно нас привёз «КАМАЗ», ставший уже почти родным и привычным транспортным средством, как городской автобус. После ужина наши парни отправились на репетицию в «мюзик – холл», а я в лингвистический кабинет. Там меня уже ждал препод для индивидуальных занятий. Душой я был со своими, а на самом деле, упорно насиловал сознание премудростями немецкого языка. Перфекты, вам и плюсвамперфекты; артикли, произношение и так далее… Я чувствовал себя реальным школяром-переростком.

В тот вечер мне всё же удалось на один часик успеть на репетицию «Двойной Звезды», которую проводил новый худрук Ешкин. Я примостился незаметно в уголке, как сирота Казанская. Мои, незаметно от Ешкина, приветствовали меня. А может они и не старались это скрыть и всё придумала моя ревнивая душа, трудно сказать. Худрук был строг с артистами. Я прислушался к его указаниям и сам себе признался, что все они были по делу. Нет, Ешкин не нёс чушь. На этом поприще он соответствовал своему имиджу выпускника Консерватории. Но, как это возможно? Ешкин, несомненно, профессионал в спецподготовке (в этом нам всем ещё предстояло убедиться) и так же – профессионал в мире музыки! Мне даже пришло в голову, что Куратор вновь в этом случае задействовал братьев-близнецов. Мне даже стало смешно: один из братьев Ешкиных – солист, а другой – самбист! Ха-ха-ха! Близнец на близнеце и близнецом погоняет… Забегая вперёд, скажу, что эту загадку мне так никогда и не удастся разгадать. В мире разведки всё, связанное с личностями сотрудников, завизировано грифом «секретно», или «совершенно секретно».

Однако, несмотря на всё старание Ешкина, моя рука всё ещё чувствовалась в исполнительской работе музыкантов. Да и возможно ли за столь короткое время кардинально перестроить стиль сколоченного и сплочённого музыкального коллектива? Вряд ли.

Я уловил, что ударник сегодня был не в ударе (каламбурчик). По всему видать, Колесов ещё не отошёл от круговерти занятий на автодроме. Ешкин же, являл собой пример неутомимости. Он то вслушивался в игру каждого гитариста, то занимался сольфеджио с певицами. Скакал, тут и там, как чёрт из табакерки!

Около двадцати двух часов мероприятие завершилось. Народ стал расходиться, желая друг – другу спокойной ночи. Сестры, взявшись за руки, подошли и встали передо мной, улыбаясь. Вроде как предлагали мне здесь и сейчас решить их природную загадку.

– Девочки, – взмолился я, – хоть зарежьте, мне вас не различить!

– Ой ли? – пропела одна из них и встала в пол оборота ко мне, отведя за ухо прядь волос.

Я пригляделся: у девушки в мочках ушей белели какие-то ниточки. Именно она, та, которая с ниточками, отпустила сестру и взяла меня под руку. Сказала: «теперь отличишь!». Я понял, что это – Роза, но про ниточки не понял ничего. Уже в нашем уютном домике подруга рассказала мне удивительное.

– Ты представляешь? Эти умники, эти наши начальнички хреновы, – девушка явно пришла в возбуждённое состояние, – они решили сделать из Лилечки подопытную крыску! Чтобы различать нас, они предложили ввести ей под кожу какой-то имплант. Какой-то микрочип – маячок. Чтобы, значит, тот из них, кто будет главным в нашем деле, мог на своих часах или на мобильном видеть от неё сигнал. Если есть сигнал, значит это – Лилия Андреевна. Если нет сигнала, значит это – Роза Андреевна! Он так и сказал, этот красавчик-майор Крутов. Каково? Цирк! И кто его знает, что ещё у них было на уме, в том плане, что ещё этот имплант мог бы вытворять с психикой Лили. Мы отказались от всякого внедрения электроники в наши тела и предложили им другой вариант. Как ты знаешь, наши ушки не были проколоты. Да, нам хотелось носить серьги, но всё как-то руки не доходили до прокалывания мочек ушей. Ведь это целое дело, операция! Мы с сестрой всегда носили клипсы. Клипса, это – прищепка. Она закрывает мочку. А серьга висит, оставляя её открытой. Если всегда, кроме выступления на сцене, собирать волосы вверх или на затылке, то эта разница между нами станет видна. Кому надо, тот разберётся!

– Преклоняюсь перед вашей мудростью, – искренне восхитился я, – говорят же, что всё гениальное просто. Значит, ты храбрее своей сестры? А эти ниточки?

– Ниточки на время, пока мочки заживут, привыкнут и подготовятся к приёму серьги. Они из шёлка.

– Тебе было больно? – Спросил я участливо, – и сейчас болит?

– Женщины могут переносить и не такую боль, – улыбнулась Роза, – тем более, что Лиля была рядом со мной и держала меня за руку.

С одной стороны, я радовался тому, что теперь смогу безошибочно определять свою женщину из пары близняшек. Но, с другой стороны, стало немножко грустно. Всё упростилось и сказка кончилась. Я так и сказал Розе: сказке – конец! На это она мне ответила, что мол, для тебя, мой дорогой мальчик – любитель сказок, мы очень легко и в любое время можем всё исправить. Просто обе оденем клипсы, или обе распустим волосы, закрыв уши.

– А вот этого не надо, – притворно испугался я, – на сцене можно, но в быту ни-ни!