Электронная библиотека » Анатолий Курчаткин » » онлайн чтение - страница 11


  • Текст добавлен: 13 марта 2014, 03:23


Автор книги: Анатолий Курчаткин


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Что ты, дедусь, – продаю! – парень изумился. – Так отдаю. Пропадают, объясняю же! Разъехались, понимаешь, все, наоставляли мне, двадцать килограммов набрал уже, куда еще!

Игнат Трофимыч потерялся. И не нравилось ему все это, не было у него в привычке брать чужое, неприятно ему было чужое, плохо становилось от него, когда приходило в руки, а в то же время все звучал и звучал у него в ушах голос Марьи Трофимовны: «Оборотистей надо быть!»

– Чего у вас, мужики? – сунулся к ним какой-то алкоголический тип. – На сахар талоны? Почем торгуете?

– Иди, – сказал парень, оттесняя его плечом. – Не торгуем.

Надо брать, понял Игнат Трофимыч.

Марья Трофимовна, увидев у своего старого целую колоду талонов, даже привзвизгнула от счастья:

– Ой, дак молодец какой! Где взял?!

Из магазина они вышли с тремя полными сумками. И невезенье с ветчиннорубленной колбасой по три семьдесят, которая кончилась, и пришлось взять «Докторскую» за два двадцать, мокрую, как половая тряпка, хоть выжимай, полностью перекрывалось удачей с сахаром.

– Ну молодец! Ой молодец! – все не уставала повторять Марья Трофимовна.

Их благодетель стоял неподалеку от магазинного крыльца, курил с каким-то таким же в «вареной» куртке, только со светлыми усами и, увидев Игната Трофимыча с Марьей Трофимовной, заулыбался, тотчас же бросил сигарету на землю и шагнул к ним:

– Все в порядке? Отоварились?

Игнат Трофимыч не успел даже раскрыть рта для ответа – Марья Трофимовна уже запела, прямо соловьем рассыпалась:

– Ой, милок, это ты? Ой, спасибо тебе, так выручил – прямо и не знаю как! Теперь и долг отдадим, и с вареньем будем… а без варенья-то нельзя! И витамины зимой, и простуда если… да и для внучат! А то как же так! Всегда внучатам варенья на зиму, а тут ничего!

– Да, для внучат! – подхватил, все улыбаясь, парень. – Была возможность – как не помочь! Давайте поднесем, если по пути, – протянул он руку к сумке Марьи Трофимовны. – Нам на Апрельскую, а вам куда?

Марья Трофимовна обрадовалась:

– А туда же, милок, тоже на Апрельскую. – И отдала свою сумку, и в самом деле тяжеловатую для нее.

– Давай, тоже помогу, – протянул руки к сумкам Игната Трофимыча другой парень, смачно сплевывая на землю дотлевшую сигарету. Этот не улыбался и ничего до того не произнес, а только стоял рядом со смолоусым и, оглядывая Марью Трофимовну с Игнатом Трофимычем блеклыми морозными глазами, все перетаптывался с ноги на ногу.

Игнат Трофимыч отказался от его услуг:

– Ниче, ниче. Я могу.

– Ну, гляди, – сказал парень и пошел рядом пустой, и снова все молчал.

Тот смолоусый рядом с Марьей Трофимовной мел языком – пыль стояла столбом, а этот шел рядом – и молчал. Будто какой конвойный. Игнат Трофимыч предпринял было попытку заговорить с ним, но парень в ответ промычал что-то такое корявое, что Игнат Трофимыч тут же и отступился.

Неприятно это было – такое молчание рядом, и Игнат Трофимыч стал думать, как бы это расстаться с парнями, чтоб не обидеть их, поблагодарить – и расстаться, но пока он думал, они достигли узкого длинного прохода между двумя глухими дощатыми заборами, который на том пути, каким они непонятно почему пошли, невозможно было миновать, углубились в него – и стало поздно.

Смолоусый, что шел впереди с Марьей Трофимовной, вдруг остановился, бросив сумку с песком на траву, и заступил Марье Трофимовне дорогу. А сзади, почувствовало сердце Игната Трофимыча, заперты они с его старой тем, другим, и, оглянувшись, убедился, что так и есть: светлоусый стоял, широко расставив ноги, а руки были разведены в стороны и сжаты в кулаки, будто он изготовился к удару.

– А ну-ка, ты что! – бросился Игнат Трофимыч к загородившему путь смолоусому. – Ну-ка! Ну-ка! – попытался он стронуть того с места, но сзади его, будто медведь наложил лапы, схватил светлоусый и, пронеся по воздуху, поставил рядом с обомлевшей в непонимании Марьей Трофимовной.

– Не гоношись, папаша! – ласково сказал смолоусый. – Плохо не сделаем, обещаю. Талоны вам достали? Еще достанем. И не только талоны. Чего душа пожелает!

– Караул! Караул! – попыталась крикнуть Марья Трофимовна, осознавшая, наконец, что они с Игнатом Трофимычем угодили в какую-то ловушку, но вместо крика из горла у нее вырвался только сиплый, пережатый хрип.

– Тихо, бабка! – рявкнул светлоусый, отпуская Игната Трофимыча, и замахнулся на Марью Трофимовну кулаком. – Заткнись! Рыпаться не будете – все нормально будет! Разговор к вам есть!

– Оставь, уйди, оставь! – вцепился в его занесенную над Марьей Трофимовной руку Игнат Трофимыч.

– И ты заткнись, без шухеру чтоб! – стряхнул светлоусый Игната Трофимыча со своей руки. – Ничего с твоей бабкой не будет, какого хрена! Разговор к вам есть, свари калганом своим!

Вполне даже речистым оказался светлоусый, вовсе даже не таким молчуном, каким проявил себя вначале.

– Перестань, без грубостей! – приказал светлоусому другой, со смоляными усами. – Грубостей твоих еще только не хватало!

Светлоусый послушно отступил от Марьи Трофимовны с Игнатом Трофимычем, и тот, со смоляными усами, занял перед стариками его место.

– Ну, ясно? – спросил он. – Разговор к вам есть.

– Что за разговор, что такое?! – Игнат Трофимыч все еще пытался петушиться.

– Вот, это я понимаю, это по-человечески! – смолоусый так и расцвел, в улыбке его было одобрение. – Давно бы ближе к делу! А то вы всё не по-человечески. По-человечески надо! А то что же: родной сын в отпуск приезжает – а вы ему от ворот поворот. В коммуналке живет, повернуться негде, а вы золотые яйца – по двадцать копеек штука. Разве ж по-человечески?

Игнат Трофимыч слушал смолоусого и чувствовал, что весь он будто онемевает. Становится ледяным камнем.

– Откуда Витьку знаешь? – спросил он омертвелыми губами.

– Как же мне Витьку не знать, папаша?! – вскинулся в совершенно искреннем удивлении смолоусый. – Мы друзья с ним. Жаловался нам. Что у меня, говорит, за родители такие…

Марья Трофимовна вновь обрела, наконец, дар речи.

– Врешь, ирод, врешь! – просипела она.

– Я? Вру? – в голосе смолоусого была неподдельная обида. – Зачем нам врать. Мы к вам с предложением. Выгодным. Тысячу рублей за яйцо – устроит?

– Чего? – Игнат Трофимыч и не понял даже, что такое сказал парень.

Марья Трофимовна прокашлялась.

– Дак не принадлежат нам яйца, вы что, ребята! – увещевающе сказала она. Ужас ее прошел, а криком, дошло до нее, ничего не добьешься. – У нас там из гепеу сидят, сторожат, вы что!

– Но яйцо-то ведь не они берут?

А вот этого, про то, кто берет яйцо, не говорил Виктор «вареным» парням в пивной. Он даже и не знал того – не сообщал ему Игнат Трофимыч такой подробности.

И Игнат Трофимыч помнил об этом: что не сообщал.

– Откуда вы взяли, что не они? – уличил он смолоусого. – Они и берут, нас близко не подпускают.

– Не надо, папаша! Врать нехорошо! – Улыбка смолоусого была ласкова и победна. – Не они берут, вы берете, а-я-яй, на старости-то лет да врать!

Что ж из того, что не знал Виктор, кто берет яйцо. Он-то не знал, а в городе о том знал каждый третий, и, прожив в нем несколько дней и специально интересуясь этим, не узнать такой важной подробности было невозможно.

– Ты, папаша, и берешь, а? – сказал смолоусый. – Своей рукой. Так?

И Игнат Трофимыч не посмел больше перечить.

– Ну? – сказал он. – И что?

– Вот мы тебя ловкости рук и научим, – влез в разговор светлоусый. – Ловкость рук – и никакого мошенства!

А тот, со смоляными усами, все улыбался. И так ласково – будто испытывал к Марье Трофимовне с Игнатом Трофимычем особую, чрезвычайную нежность.

– Ладно, – уронил он. – Яйцо наше – вам полторы тысячи. За каждое. За каждое, подчеркиваю!

– Две! – неожиданно для Игната Трофимыча выкрикнула Марья Трофимовна. Не сказала, а именно выкрикнула.

На мгновение у Игната Трофимыча отнялся язык.

– Ты что говоришь, ты думаешь, что говоришь?! – зашумел он на свою старую, приходя в себя. Ступил к ней сердито – и замер: острое жгуче и страшно уперлось ему в бок под ребра.

– О-ой! – тоненьким блеяньем выкатилось из Марьи Трофимовны.

– Заколю, дед! – пошевеливая ножом, то надавливая им, то ослабляя упор, процедил светлоусый. – Заколю, как падлу!

– Ладно, хватит, – отвел его руку с ножом смолоусый. – Папаша уже все понял. Понял, папаша, да? – заглянул он в глаза Игнату Трофимычу. И засмеялся: – Иди, думай. С бабкой вместе. Даем две, уговорили. Думайте, а мы вас найдем. Плохого не сделаем, не волнуйтесь. Если гебешникам своим не скажете. Скажете – тогда пеняйте на себя. Из-под земли достанем.

– Две тысячи, дед! – ткнул Игната Трофимыча в бок, теперь голым кулаком, светлоусый. – Соображаешь хоть, что за деньги?

– Нет, в самом деле, хорошие деньги! – продолжая посмеиваться, сказал смолоусый. И, подняв с земли сумку Марьи Трофимовны, втолкнул ту ей в руки. – Две тысячи за яйцо! Очень приличные деньги. Больше не даст никто. Подумайте, подумайте. Мы не торопим. Ну, что в самом деле, такое: за двадцать копеек!


6

Спать в этот день Марья Трофимовна с Игнатом Трофимычем легли вместе – в комнате на кровати, чего с ними по своей воле не случалось уж целую прорву лет. И, мешая друг другу, ворочаясь, садясь на кровати да снова ложась, опять вели они едва не полную ночь долгий, нескончаемый разговор.

– Дак че не попробовать-то? – говорила Марья Трофимовна. – В самом деле, устроили нам че. В собственном доме, как в казарме. А тех выдать им – убьют нас после дружки ихние. Живи трясись… Че ж не попробовать? Че Витьке не помочь?

– Да помочь-то бы помочь, – отвечал Игнат Трофимыч. – И выдать – опять же опасно… Но ведь это кто? Урки с ножом, связываться с ними!

– А тебе не урки-то две тыщи дают?

– Да, стелят-то они мягко, – через паузу, отдохнув немного от их разговора, говорил Игнат Трофимыч, – а спать как? Яйца-то прятать мне. Поймают меня, что делать?

– Дак и че, если поймают? Без нас никак нельзя, ниче не поделаешь, придется простить. – Интонации у Марьи Трофимовны были самые залихватские. – А всё попробуем. А то, не попробовав, да отказаться!

– Оно так, конечно, так, – соглашался Игнат Трофимыч. И вздыхал: – Но только с этими связываться… урки же настоящие! Бандиты!

Марья Трофимовна сердилась на него:

– Не хочешь Витьке помочь, да? Не хочешь? Чужой он тебе, только мой сын, не твой?

Игнат Трофимыч вскакивал с кровати, прошлепывал по комнате босыми ногами круг, другой, третий и снова садился на кровать.

– Попробовать, конечно, можно, – говорил он своей старой. – Попытка не пытка. С урками с этими – все одно трясись ходи: не они, так дружки их… А властям мы нужны, конечно. И поймают – так только пуще призор будет.

– Ну так, ну так! – тотчас отзывалась Марья Трофимовна.

…На том и порешили старики, когда уже совсем светло было за окном: попытка не пытка, а куда не кинь – везде клин. Сами предпринимать ничего не будут, а объявятся эти «вареные» снова – ну, пусть предлагают свой план. Что у них там за план. О какой ловкости рук они говорили…

Глава восьмая

1

В назначенный час, в соответствии с полученными указаниями поплутав некоторое время по улицам, дабы удостовериться, что никто за ним не следует с наблюдением, Игнат Трофимыч стоял на условленной автобусной остановке, словно бы поджидая автобус. Тот подошел, втянув в себя всю собравшуюся толпу, а Игнат Трофимыч, потоптавшись у дверей, будто бы не решился лезть в свирепствовавшую толкучку, и, махнув рукой, остался снаружи. Автобус укатил, обдав Игната Трофимыча рыкнувшей вонючей струей, и недолгое время спустя около остановки притормозили неприметные серые «Жигули».

– Подвезти, дедуля? – распахнув дверцу, спросил с заднего сиденья один из тех парней, с которыми судьба Марью Трофимовну и Игната Трофимыча несколько дней назад в магазине, а именно светлоусый.

И была еще возможность одуматься, отступиться, не сделать последнего шага, и ноги Игната Трофимыча все никак не могли сделать его, но светлоусый тогда, вынырнув из машины, схватил Игната Трофимыча за локоть и, больно заклещив, втащил Игната Трофимыча за собой внутрь.

– Тебе, дедок, от чистой души предлагают, из уважения к старости, чего тут раздумывать! – весело вещал он при этом, работая на спешащих мимо прохожих, которые, по правде говоря, и не обращали на них с Игнатом Трофимычем никакого внимания.

Машина тронулась, светлоусый достал из кармана черную тряпку, тряхнул ею, сложил в несколько слоев и, охватив Игната Трофимыча вкруговую руками, наложил материю ему на глаза.

– Это еще что тут! – завопил Игнат Трофимыч, срывая с себя материю. Если по-откровенному, душа в этот миг, когда тряпка легла на глаза, едва ли не буквально ушла у него в пятки.

– Не бойсь, дедок! – сказал светлоусый со всею возможной, на какую он был способен, ласковостью в голосе, подражая своему смолоусому напарнику. – Дорогу тебе, старый дурень, видеть не нужно. Понятно?

Когда машина замерла и его освободили от повязки, заслезившимися от света глазами Игнат Трофимыч увидел, что привезен на некий садово-огородный участок и машина стоит под самым боком у невзрачного, хлипкого садового домика.

– Вылазь, дедок! – скомандовал светлоусый. – Не крути башкой! – рявкнул он на Игната Трофимыча, когда тот начал было осматриваться. И подтолкнул к крылечку. – Иди давай!

Внутри их уже ждали. Какой-то вертлявый, непонятного возраста, с услужливыми глазами и бескостными, будто пластилиновыми движениями.

– Староват, однако, первоклассник, – оглядывая Игната Трофимыча, подхихикнул он, обращаясь к смолоусому.

– Ничего, тебе его не варить, – сказал смолоусый.

И началось обучение Игната Трофимыча воровской науке.

К ладони левой руки на незаметной суровой нитке, хитроумно обхватывающей петлями запястье и средний палец, прикрепили ему холщовый мешочек, что прятался в сжатом кулаке, будто его там и не было, заставили потом снять и надеть самому, а после вертлявый, во мгновение ока прикрепив мешочек к своей ладони и вложив в него яйцо, принялся показывать Игнату Трофимычу, как он будет делать из золотых яиц простые.

– Во, батя, гляди, раз – и ватерпас! – говорил он, ловко шевеля пальцем, отчего мешочек раскрывался и яйцо выкатывалось наружу. – Два-с – и алмаз! – проводил он ладонью над яйцом, и, когда вскидывал руку вверх, и яйца на столе уже не было. – А где оно, батя? – спрашивал вертлявый Игната Трофимыча, делал новое быстрое движение пальцем, и край мешочка со вшитым в него кусочком свинца отходил сам собой, показывая яйцо внутри. – А вот оно, батя! – восклицал вертлявый. – Раз – и ватерпас!

– А как они меня осматривать начнут? – сомневаясь, спросил Игнат Трофимыч, когда вертлявый, сняв мешочек со своей ладони, подал тот ему вновь.

– Папаша! – светясь ласковой улыбкой, сказал вместо вертлявого смолоусый. – Хочешь тысячи заработать – и без риска? Давай тренируйся. Не ленись.

Утро было еще, когда Игнат Трофимыч выходил из дома, не раннее, но все же, а возвращался – солнце уже готовилось уйти на покой. И снова он ехал с повязкой на глазах, а когда освободили от нее, бежали за окнами городские улицы.

И вроде как можно было остановиться еще и на этой черте: но нет, несло уже Игната Трофимыча с Марьей Трофимовной – будто не своей волей действовали, а чьей-то чужой, непререкаемой и неумолимой.

– Господь благослови! – перекрестила Марья Трофимовна Игната Трофимыча, когда утром по приезду инкассатора, снарядясь для подмены, с мешочком в ладони, собрался он идти в курятник.

– Ну-ну, – только и осилил себя ответить ей Игнат Трофимыч.

Чтобы попасть в курятник, надо было подать голос. Голос Игната Трофимыча служил для оперативника, что дежурил там, своего рода паролем. Очень хорошо представлял себе Игнат Трофимыч, как, заслышав шаги снаружи, оперативник, взяв наизготовку пистолет, смотрит на запертую им изнутри дверь, слушает все наружные звуки и, если что, выстрелит, защищая бесценное государственное имущество, без всякого раздумья.

– Э-этта… – заикаясь, выдавил из себя Игнат Трофимыч, остановившись перед закрытой дверью. – Я этто…

Курятник не отозвался ему. Можно было б подумать, что там и нет никого, кроме птицы.

– Ну… я это… хозяин… – сумел выговорить, будто встащил себя на высочайшую вершину Земли, Игнат Трофимыч.

Внутри немного погодя произошло, наконец, движение, замок дважды провернулся, и дверь отщелкнулась.

– Ох, Трофимыч, – сказал оперативник, поигрывая пистолетом в руке. – Будешь еще так фокусничать – получишь дырку в лоб, обещаю. Казне убыток, а тебе кладбище. Давай изымай. Час уже, как ждет тебя.

Игнат Трофимыч шуганул топчущихся по соломе кур, они заквохтали, прыснули, давя друг друга, в солнечную дверную щель, и он увидел яйцо. Оперативники последнее время приспособились отбывать дежурство, сидя на чурбане, и Рябая перестала нестись им на ноги, снова неслась в углу, на прежнем своем любимом месте.

Кряхтя с особым усердием, словно бы трудно ему это было делать – неимоверно, Игнат Трофимыч нагнулся к яйцу. Простое яйцо, что лежало у него в холщовом мешочке, зажатом в ладони, выскользнуло оттуда, золотое же заняло его место, и Игнат Трофимыч разогнулся. И было теперь у него в руке два яйца.

Но взять золотое яйцо в мешочек на место простого было только полдела. А вернее, лишь четверть дела. А может, и вообще не дело. Нужно было избавиться от мешочка вместе с яйцом. И оставалось на эту операцию пространство в какие-нибудь двадцать метров – по дороге от курятника до дома. Так было приказано смолоусым: в дом не заносить, избавиться на улице.

И были бы то первые дни, когда молодые люди спортивного кроя не спускали с Игната Трофимыча глаз, контролировали самое малое его движение, пока он шел от курятника к дому, – не избавиться бы ему от яйца, да что там не избавиться, не зевнуть незаметно.

Рутина жизни, однако, сделала свое дело: никто не следил за Игнатом Трофимычем. Тот, что дежурил в огороде, сошелся с тем, что дежурил в задней части двора, стояли у прясла спиной к Игнату Трофимычу и весело беседовали на какую-то интересную им обоим тему. Тот же, которому вменено было в обязанность дежурить около крыльца, обретался в калитке, открыв ее и наблюдая за чем-то на улице.

Бог не выдаст, свинья не съест, воскликнул мысленно Игнат Трофимыч, и, заложив вираж к груде дощатого хламья рядом с курятником, он стряхнул мешочек с яйцом в похожую на нору щель между досками.

Стряхнул – и почувствовал, что вспотел. Боже праведный, покаянно возопило его естество, что же я сделал!

Но то была лишь какая-то часть его естества, что возопила. Другая же понудила его сделать несколько шагов, чтобы отойти от груды досок, а потом заставила провопить те же самые слова вслух:

– Боже праведный!

– Что такое? – с револьвером в руке вывалился из курятника оперативник, дежуривший там.

– Что?! – метнулся к Игнату Трофимычу оперативник от калитки, которому положено было бы находиться около крыльца.

А оперативники у прясла первым делом прыснули друг от друга, а уж затем, по отдельности каждый, со своей стороны прясла, тоже бросились к Игнату Трофимычу.

Игнат Трофимыч стоял, вытянув перед собой руку с раскрытой ладонью, и на ладони лежало белейшее, даже как бы отдающее голубизной, обыкновеннейшее яйцо.

– Золотое было, – сказал он, обводя ошалелым взглядом сбившихся вокруг него оперативников.

– Было золотое, сам видел, час над ним просидел! – подтвердил оперативник из курятника, пряча пистолет у себя под мышкой.

– Это как может быть?! – неверяще и грозно вопросил оперативник с огорода.

– Так как не может, – сказал Игнат Трофимыч. – Было уже такое. Превращались. Только чтобы в моей руке…

– Ну, ты чего там застрял, Трофимыч? – появился на крыльце старший смены из дома. – Взвешивать надо, инкассатор ждет… – И встревожился, уразумев по необычности сцены во дворе, что случилось что-то из ряда вон. – Лейтенант Иванов, доложите обстановку!

– Чертовщина, товарищ капитан! – сделал два шага вперед оперативник из курятника. – Непонятное явление. – И смолк.

Игнат Трофимыч понял: кроме как ему самому, сообщать неприятное известие некому.

– Во! – снова вытянул он перед собой руку с яйцом.

2

На ночь Игнат Трофимыч вновь отправился в комнату к Марье Трофимовне.

Оно, собственно, и без надобности было сегодня ложиться вместе, обо всем сказано-переговорено потихоньку днем, однако же хотелось поговорить еще, поговорить всласть, оттого и не тяжело было думать о предстоящей маете: как будут мешать друг другу, ворочаться, пихаться, засыпать и просыпаться.

– Теперь несколько дней ни-ни, – сказала Марья Трофимовна. – Пусть успокоятся.

– Ну так, ну так, – сказал Игнат Трофимыч. – Конечно. Нам чего жадничать. И им хватит, и нам достанется.

– А ты, значит, дрыг рукой – и нет его?! – с восторгом заново переживаемого спросила Марья Трофимовна.

– Так а чего ж! – с довольством отозвался Игнат Трофимыч.

– Ловка-ач, ничего не скажешь! Я и не знала о тебе!

– Ну так, ну так, – Игнат Трофимыч похекал умасляно. – Ты его хорошо перепрятала-то? Надежно?

– Надежно. Баба спрячет – сама не найдет.

– Ты что?! – так и вскинулся, сам не ожидая того, Игнат Трофимыч.

Марья Трофимовна пустила невольный смешок.

– Найду, найду, – успокоила она потом Игната Трофимыча. – Так это я, шуткой.

У них у обоих было такое состояние – могли б, полетели бы. Не много раз выпадает за жизнь человеку подобное; с годами вероятность того все меньше и меньше, а уж о старости и совсем нечего говорить.

Нечего говорить – а им вот выпало.

Думали, конечно, нахлынувшие нынче всякие проверяющие о подмене, намекали на то – но осторожно, прощупывали – но и не больше. Боялись! Не решались обвинить! Могло превращаться прежде, почему же не превратиться теперь?

Наберем три яйца – тогда и отдадим, почему-то так вот решили Марья Трофимовна с Игнатом Трофимычем, опять протолковав шепотом едва не до белого света. Почему-то вот так решилось у них. Неизвестно почему. И проговорить едва не до белого света – это же не в июне было, сентябрь уже подступал, осень начиналась, дни сделались короче, а ночи длинней! Однако же вот проговорили. Молодыми себя чувствовали. Будто заново начиналась жизнь…

3

Встреча Игнату Трофимычу была назначена на той же автобусной остановке, что и в прошлый раз.

Три автобуса подкатили и откатили, а неприметных серых «Жигулей» все не было. Шел дождь, дул ветер, от дождя Игнат Трофимыч надел серый, стоявший колом, гремучий плащ из кожзаменителя, никакого навеса на остановке не имелось, дождевая вода, скатываясь с плаща, попадала в ботинки, и ноги у него давно уже были мокрые.

Наконец серые «Жигули» появились. Лихо, на полном ходу подвернули к небольшой толпе, вновь собравшейся в ожидании следующего автобуса, тормознули, и светлоусый, высунувшись из задней дверцы, прокричал Игнату Трофимычу, без всякой конспирации:

– Давай, дедуля, залазь!

Народ на остановке мигом обратил свои любопытные взоры на Игната Трофимыча, но делать было нечего, и Игнат Трофимыч на виду у всех послушно полез в машину.

– Что ж вы, ребята, без всякой маскировки? – попробовал он укорить своих благодетелей, когда смолоусый за рулем дал газ.

Смолоусый, повернув голову, глянул на него с усмешкой.

– Кому о чем догадываться, папаша, если ты не продал?

– Не продал?! – ткнул его большим пальцем под ребро смолоусый, и, хотя жесткий кожзаменитель плаща притушил боль, Игнат Трофимыч, икнув, тотчас вспомнил свое место. – Показывай, давай, вытаскивай! – потребовал светлоусый.

– А деньги с вами? – поколебавшись опасливо, спрашивать ли, решился все-таки на вопрос Игнат Трофимыч. – Деньги покажите.

– Деньги ему! – вскричал светлоусый. – Ох, бытя… дам я тебе промеж рог!..

Смолоусый, правя машиной, остановил его:

– Замри! – И обратился к Игнату Трофимычу, глядя на него через зеркальце заднего вида. – Боишься, папаша, яйца возьмем, а деньги не отдадим? Не бойсь, папаша! Ты нам еще нужен будешь, как же не отдадим? – Правя одной рукой, он полез другой во внутренний карман своей «вареной» куртки и вытащил несколько пачек красноватых десятирублевок. – Видишь? Сечешь?

– Сечешь? – тут же подхватил светлоусый рядом. – Видел? Показывай давай, показывай, падло!

Яйца Рябой лежали у Игната Трофимыча, завернутые в тряпицу, во внутреннем кармане пиджака. Он запустил руку за пазуху и вытащил тряпицу.

– Ну-ка, ну-ка! – хотел выхватить у него тряпицу из рук светлоусый, Игнат Трофимыч еле успел отдернуть их.

– Не трогай! – вскричал он. – Пока деньги не отдал, не трогай!

– Как это? – угрожающе проговорил светлоусый и снова потянулся к яйцам.

– Превратятся! – совсем уже в панике закричал Игнат Трофимыч. – Скажи ему, скажи! – обращаясь к смолоусому, завопил он. – Пусть не трогает, простыми станут!

Светлоусый убрал руки.

– Как это? – снова спросил он.

– Да, папаша, как это? – тоже спросил смолоусый, холодно глядя на Игната Трофимыча в зеркальце над лобовым стеклом.

– А так это, как это! – сказал Игнат Трофимыч. – Деньги не отдал, прикоснешься – и все.

– Херня какая! – вытолкнул из себя через паузу светлоусый. Но рук больше не тянул.

Смолоусый молчал несколько дольше. Потом оглянулся назад, на дорогу, стал притормаживать, подрулил к тротуару и встал.

– Открой, дай глянуть, – развернувшись на сидении, сказал он Игнату Трофимычу.

Игнат Трофимыч торопливо раскрутил тряпицу, разметал в стороны концы и поднял ладони с яйцами вверх, к свету из окон.

Некоторое время, не издавая ни звука, парни смотрели на яйца, белая тряпица под ними подсвечивала их отраженным светом, и, что это за яйца, было видно прекрасно. Затем светлоусый зашевелился, засопел, отпрянул в свой угол и спросил оттуда:

– За десять дней – и всего три штуки? Мы что, дедуль, на стройке коммунизма – такие темпы?

– Больше нельзя, осторожно, ребята, надо, – смирно сказал Игнат Трофимыч.

– Заверни обратно, – велел ему смолоусый.

Игнат Трофимыч, вновь торопясь, замотал яйца в тряпицу, а когда замотал, увидел, что светлоусый держит наготове, раскрыв, небольшую кожаную сумку с длинным ремнем, вроде планшетки.

– Опускай, дедуль! – сказал он.

Игнат Трофимыч мягко положил яйца на самое дно, смолоусый передал сумку напарнику, снова вытащил пачки красненьких, отделил три, сунул остальные обратно, а эти три протянул Игнату Трофимычу.

– Согласно уговору, папаша! В каждой по две, как в аптеке. Дорогу отсюда найдешь сам?

– Найду, найду, – даже обрадовавшись, что его выгоняют из машины, закивал Игнат Трофимыч. Адом была ему каждая секунда здесь.

– Через десять дней, на той же остановке, в это же время.

– Ага, ага. На той же остановке, в это же время, – согласно покивал Игнат Трофимыч.

Он заталкивал деньги в пиджачный карман, туда, где лежала прежде тряпица с яйцами, и никак не мог затолкать – до того тряслись руки. Так не тряслись, даже когда подменял яйца.

– Ну, ты долго, дед?! – рыкнул на него светлоусый.

Пачки с красненькими, наконец, втиснулись в карман, и Игнат Трофимыч, ничего не видя вокруг, совершенно оглушенный, будто и впрямь из ада выдираясь, нащупал ручку – и вывалился из машины.

И какое блаженство он испытал, оказавшись под дождем и ветром, ощутив на лице восхитительную колкую влагу.

Но когда ночью, запершись в комнате, пересчитывали с Марьей Трофимовной при жалком свечечном огне полученные деньги, ничего уже не помнил Игнат Трофимыч о том, как ему было в машине. Вымылось из него все общей их с Марьей Трофимовной радостью.

– Шесть тыщ за три яйца из-под Рябой! – счастливо восклицал он время от времени шепотом.

– А ты не хотел! – так же счастливо укоряла его Марья Трофимовна.

– Не хотел! Так ведь боязно же…

– Че боязно. Че они с нами сделать могут! И те, и другие. Ниче не могут! – с победной хвастливостью парировала Марья Трофимовна.

Игнат Трофимыч соглашался внутренне: не могут, нет. Нужны! И тем, и другим.

– И за что нам привалило такое… – блаженно произносил он в другой раз.

– А за нашу жизнь, правильно Надька тогда сказала, – отвечала ему Марья Трофимовна, с убежденностью и внутренней силой. – Чего-чего мы с тобой только не вынесли. Разве не так?

– Да уж натерпелись, да, – соглашался Игнат Трофимыч.

И снова, как и в ту ночь, когда удалось утаить первое яйцо, чувствовали себя молодыми – заново прямо вся жизнь!..

4

Под утро, только-только начало светать, Игната Трофимыча прижало во двор. Так прижало – будто резали его изнутри ножом. Видно, страх, что пережил днем, передавая яйца, не прошел бесследно, забродило у него внутри – и вот сказалось.

Поохивая и покряхтывая, он сполз с кровати и, не в силах обуваться, так, босиком, пошлепал к двери. На кухне горел свет, и за столом, с картами в руках, сидели четверо: к двоим, несшим караул в доме, присоединились и те двое, что должны были б вести наблюдение на задах двора и огорода.

По несчастному виду Игната Трофимыча, по прижатой к животу руке было абсолютно ясно, что случилось, и начальник дежурной смены пошутил, отрываясь от карт:

– Если что, призывай на помощь!

Знать бы капитану, как уместны его слова. Но он шутковал, веселился, и вовсе не вкладывал в свои слова серьезного смысла.

Постанывая, Игнат Трофимыч справился со сложным иностранным замком на двери и боком, боком, сошел по крыльцу на землю. Нутро рвалось наружу, и он удерживал его в себе из последних сил. Какой-то шорох послышался в огороде неподалеку, но слух Игната Трофимыча, уловив его, оставил услышанное без внимания. Дойти бы, сжимая ягодицы, думал он об одном, и ни на что другое его внимания не оставалось.

Нужник уже был рядом, уже черная высокая тень его на чуть посветлевшем небе сделалась отчетлива, когда Игнат Трофимыч снова услышал какой-то негромкий шорох, треск, и вслед за тем что-то обрушилось на него сбоку, свалило на землю, распластало на ней, и сквозь ужас, стиснувший спазмом все его естество с головы до ног, он узнал в двух нависших над ним фигурах своих покупателей. А затем, еще к большему своему ужасу, ощутил шеей тонкий холод приставленного к ней ножа.

– Ты какие, падло, яйца продал? – прохрипел ему в лицо светлоусый.

– Что вы, ребята… что… – Прорезавшийся голос Игната Трофимыча был сипл и брызгуч – будто заговорил отключенный от сети водопроводный кран. – Видели, какие… смотрели…

– Почему они, сволочь, простыми вдруг оказались? – Это уже спросил смолоусый, и куда девалась его обычная ласковость, прошипел он, а не спросил, – и, прошипев, взял Игната Трофимыча за редкий лесок его волос на темени и дернул с силой. – Ну, отвечай, сволочь, или живым не встанешь!

– А-а… – просипел полый водопроводный кран внутри Игната Трофимыча от вспыхнувшей боли. – Золотые, ребята, золотые, какие еще… – смог он выдавить из себя.

– Почему они, падло, простыми оказались, тебя вот о чем спрашивают! – хрипанул ему в лицо светлоусый, страшно надавливая одновременно ножом.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации