Текст книги "Пятница, 13 число (сборник)"

Превратности судьбы

Хоронили актера Лыськина – нелепая смерть. Торопился с репетиции на халтуру, бежал вдоль домов. В это время из-за угла выскочила женщина – тоже торопилась… на массаж. И они столкнулись. Лыськин был в концертном костюме, женщина – в «Тойоте-Камри».

В фойе театра, где проходило прощание с покойным, народу было не много – пятница, дачи, репетиции, озвучания, рекламные съемки. Администратор Дудыкин, ответственный за похороны, человек в театре новый, пришедший месяц назад из торговли – как раз сегодня заканчивался его испытательный срок, – заметно волновался. Но слава богу, все шло тихо, прилично; слава богу, хоронили не хуже, чем в других организациях. Суеверный Дудыкин даже незаметно три раза сплюнул.

Сплюнул и вдруг заметил, что в изголовье покойного Лыськина стоит портрет совсем другого человека, артиста Кудреватого.

Как же так? Дудыкин мгновенно взмок. Как это могло случиться?.. Кудреватый на три дня занял у него пять тысяч, вторую неделю не отдавал. Наверное, подсознательно Дудыкин желал ему смерти и, видимо, механически как-то попросил театрального художника увеличить не фотографию Лыськина, а фотографию Кудреватого.

«Боже мой! Боже мой! Что же теперь будет?..» Но кажется, никто особого недовольства не выражал, все были заняты собственными повседневными заботами.

Выступавшие на траурном митинге говорили, как и полагается в таких случаях, о необыкновенном человеке, о том, что ушел из жизни он преждевременно, что смерть слепа, потому что выбирает лучших. Все старательно скорбели, и кто мог, улучив момент, убегали по своим делам.

Дудыкин тайно перекрестился и сплюнул через левое плечо.

Сплюнул и увидел, что за портретом Кудреватого в почетный траурный караул с черной повязкой на рукаве встает сам Кудреватый, человек грубый и хамоватый.

Дудыкин повторно взмок, сердце в предчувствии уже неминуемой беды заколотилось часто и неровно.

Кудреватый, на лице которого за напускной скорбью явственно проглядывала секундная готовность к скандалу, принимал у входящих цветы и аккуратненько укладывал их вдоль гроба.

Прошла минута, другая, третья – ничего не менялось; говорили о том, что природа щедро одарила покойного, что он только-только достиг расцвета сил, что его ждала европейская слава. Дудыкин, забывшись, открыто перекрестился и сплюнул через плечо.

Сплюнул и увидел, что в фойе театра входит супруга Лыськина. Она была в загранпоездке, когда узнала о непоправимом, по условиям контракта не могла тут же вылететь, но на похороны успевала, да и то рейс задержался, и вот она только-только заявилась.

Осунувшийся Дудыкин взмок в третий раз. Ноги плохо слушались его, и он остался стоять на месте. Он стоял и думал о превратностях судьбы. Поперли ни за что из торговли – слегка проворовался, – дело замяли с трудом, месяц назад устроился в театр, и вот нате вам. А хотелось побыть подольше среди этих шумных, веселых, талантливых людей.

Лыськина принимала соболезнования, была чертовски хороша в траурном вышивном – остров Бурано – платье, знала об этом, стояла к гробу вполоборота и не смотрела ни на портрет Кудреватого, ни на покойника. Жизнь занимала ее больше, чем смерть.

Дудыкин перевел дыхание – кажется, пронесло. Он не только открыто перекрестился, но и открыто сплюнул.

Сплюнул и увидел, что слово для прощания взял Кудреватый.

– Вот мы всё суетимся, – начал он. – А чего суетиться? Надо жить, как жил Лыськин. Один день его жизни стоит трех лет нашей суеты. Какой это был жизнелюб! Начинаешь вспоминать его, и сразу вся наша черно-белая жизнь становится цветной, шумной, хмельной. Как-то мы с ним оказались на одном юбилее. Я-то практически не пью, ну бутылку за вечер, а этот ест, пьет и поет, ест, пьет и поет! И люди потянулись к нему, потому что рядом с такими легче жить.

Супруга Лыськина насторожилась, повела ушами в сторону Кудреватого.

– Вспоминаю такой случай, – входил в раж друг покойника, – как-то мы с ним зашли в женское общежитие. Я-то практически, можно сказать, почти что, как говорится… А этот! Он грешным делом… – Тут Кудреватый столкнулся взглядом с вдовой. – Я хочу вот чем закончить. Мы его жалеем, а он сейчас смотрит на нас и жалеет нас, и как бы говорит нам с портрета: «Хватит суетиться, живите!»

В следующую секунду все невольно взглянули на портрет в изголовье гроба – что он им там такое говорит?

Дудыкин взмок и начал таять. Кудреватый пытался вспомнить, сколько он вчера на банкете принял, если сам себе мерещится.

Вдова мужественно перевела испуганный взгляд с портрета на лицо покойного, увидела мужа, успокоилась, села.

Последний раз чуть заметно поседевший Дудыкин взмок, когда гроб выносили на улицу. Любопытные прохожие останавливали свой бег и могли заметить, что портрет покойного несет сам покойный.

И они это заметили. Но то ли суета заела и их, то ли от театра долго ждали необычного, но в результате все впечатления выразились лишь несколькими фразами:

– Мог бы пожить еще.

– Всё не как у людей.

– Которая вдова-то?

Утром на следующий день Дудыкин узнал, что его вызывает директор театра. Он проклял минуту, когда решил соединить себя с таинственным миром искусства, быстро написал заявление с просьбой об увольнении по собственному желанию. Лучше уйти по собственному, чем быть изгнанным с позором.

Директор долго вертел заявление в руках, но встретив непреклонность администратора, подписал. На прощание протянул в ответ свой листок.

Этот листок Дудыкин раскрыл дома. Было на нем написано, что театр за организацию похорон артиста Лыськина благодарит своего администратора.

Из достоверных источников

Первый:

– Газетам сейчас можно доверять.

Второй:

– Можно. Не наврут.

– Читал? На Алтае в горах поймали его все-таки.

– Читал.

– Фотография есть, и крупными буквами написано: «Первый снежный человек».

– Я читал: «Последний интеллигент».

– Ты какую газету читал?

– А ты какую?

– Как можно поймать интеллигента?

– Объявили операцию «перехват» и поймали.

– Во время «перехватов» кого когда поймали?

– Никого. Значит, если кого-то смогли поймать, то только интеллигента.

– Интеллигенты давно вымерли.

– Значит, один уцелел как-то.

– Ну ты сам посуди, как он мог уцелеть при такой жизни? Да нет, без вопросов снежный человек. Три метра ростом, кулаки с голову, весь шерстью зарос.

– На фотографии лысоватый, в угол забился.

– Да дикий абсолютно! Пишут: от телевизора не оттащишь, даже рекламу смотрит. И верит всему – дикий, дикий.

– Я читал: как увидел телевизор, тут же разнес его вдребезги.

– Ты какую газету читал?

– А ты?

– Про кого ты читал?

– А ты?

– Поймали снежного человека.

– Поймали интеллигента.

– Мат один.

Второй недоуменно смотрит на Первого.

– У него через слово мат, – поясняет Первый. – Это только сообщили, что недавно поймали, а на самом деле поймали давно, проводят эксперименты, изучают его. Говорит он только матом.

Второй все так же недоуменно смотрит на Первого.

– Вокруг него мат столбом стоит! – горячится тот.

– Ну?

– Что ну?.. Хотя да.

– Я же говорю: поймали интеллигента. Моется каждые полчаса, да? Так написано?

– Нет. Написано «чешется каждую секунду». И потом… это… деньги показали ему – он ноль внимания.

Второй недоуменно смотрит на Первого.

– Не знает, что это такое… Что такое деньги, он не знает! – снова втолковывает Первый. – Много дали ему денег – никакой реакции… Абсолютно!.. Очень много дали ему денег… Не видел он никогда столько денег!

Второй недоуменно смотрит на Первого:

– Ну?

– Что ну?.. Хотя да.

– Поймали интеллигента, – торжествует Второй.

– Нет, снежного человека, – упирается Первый. – Пишут: весной подошла к клетке женщина, он заволновался, рожи начал строить, кувыркаться – показывать, какой он молодец.

– Перестань!

– Серьезно говорю.

– Стыдно же!

– Почему стыдно?

– Ерунду какую-то несешь.

– Какую ерунду? Там комиссия целая была: академики, профессора.

– Да академика зиму продержи в клетке, а весной женщина подойдет – что, он кувыркаться не начнет? Весной все кувыркаются.

– Он в карты играет! Вот такая дикость!

– Во что?

– В карты!

– Я спрашиваю: во что он играет в карты? Одно дело – в «дурака», другое – в преферанс.

– Хотя да… Кого же они там поймали?

– Тебе что еще известно?

– К одежде равнодушен. Ему все равно, во что одет, без разницы, где перед, где зад… Хотя да… В городе эксперимент провели: выпустили его из клетки, он по газонам и через дорогу на красный свет!.. Хотя да, наш же интеллигент… Написано: «жрет что ни попадя».

– Я читал: «ест, что дадут».

– Я читал: «ночью на луну воет».

– Я читал: «мечтает и поет, а слуха нет».

Первый:

– Кого же они поймали?

Второй пожимает плечами.

Первый:

– Доверчивый, как все непуганые животные! Людей не боится.

Второй недоуменно смотрит на Первого.

– Совсем не боится… – бормочет Первый. – Тянется к людям.

– Ну?

– Что ну?

– Вот поэтому и последний.

– Разговаривает с деревьями, птицами, камнями…

– Или снежный человек, или интеллигент.

– Нет, снежный человек, – стоит на своем Первый. – Врачам не доверяет, сам ищет траву в поле, в лесу.

– Интеллигент!

– Почему?

– Знает, что как его учили, так и врачей. Лучше травы поесть.

Первый хлопает себя по лбу:

– Как же я забыл?! Снежный человек однозначно. Он пьет!

– Как пьет?

– Как? Хорошо.

– Нет, что он пьет?

– Всё: пиво, водку, вино… потом опять пиво. Потом портвейн.

Второй недоуменно смотрит на Первого:

– Ну?

– Что ну?.. Хотя да… Говорят, весной, даже когда к клетке подходит мужчина…

– Да ну тебя к черту!

– Поймали-то голого совсем.

– Интеллигент. Свое последнее отдал кому-то – сам голый.

– Ну тогда я не знаю, кого они там поймали, – сдается Первый. – Но если это снежный человек, то с экологией беда.

– Почему?

– До чего довели природу, если снежный человек стал похож на интеллигента?

– А если это интеллигент, то куда придем? Он уже стал похож на снежного человека.

– Да, иногда газеты привирают. Но есть надежные. Я вчера читал материал – одна бородатая женщина знает, когда цены перестанут расти.

– Да ну тебя к лешему! Ерунду какую-то городит весь день! Разве такое может быть в природе?

– Что? Женщина бородатая?

– Что у нас цены перестанут расти.

Второй уходит. Первый спешит за ним:

– Написано: «Из достоверных источников»! – Уходит вслед за Вторым.

Форточка

В конце зимы стою на работе возле окна, форточка закрыта… Да, закрыта. У нас сквозняки постоянно, она то закрыта, то открыта. Короче, подходит ко мне парень… Двуногий. Фамилия у него Двуногий. Говорит:

– Не одолжишь на месяц пять тысяч?

И я ему – а возле самой форточки стою – говорю:

– Было бы – не дал.

Он набычился и пошел. Корявый какой-то весь, кривой, косой. И тут форточка – раз! – открылась. И весной как пахнет первый раз. Меня к добру потянуло. Не как зимой – к чужому добру, а потянуло сделать что-то доброе. Кричу:

– Двуногий!

Он оборачивается – симпатичный парень в принципе. Так страшноватый, а в принципе симпатичный. Говорю:

– Дам я тебе пять тысяч, даже не сомневайся.

У него слезы из глаз. Обнялись с ним, смеемся стоим… Форточка захлопнулась. Смотрю – силы небесные, стою в обнимку с уродом. Говорю:

– Ты что здесь забыл, Квазимодо?

Он пятнами пошел, за сердце схватился… Форточка открылась. Говорю:

– Коля Двуногий, ну ты не сукин сын – обижаться на всякую ерунду? Совсем, что ли, ты без юмора? Завтра принесу тебе пять тысяч.

У него губы задрожали, обнялись с ним. Он говорит:

– Ты теперь мой лучший друг, я тебя люблю. И зря, – говорит, – ты возле форточки встал, простудишься.

Я ему:

– Ничего, дорогой мой, не беспокойся.

Он:

– Я закрою, а то простудишься, заболеешь и умрешь.

Я:

– Не надо, не закрывай.

Он:

– Нет, надо! – И закрыл.

Я говорю:

– Руку свою поганую убери с моего плеча. Мне работать надо идти.

Он постарел прямо на глазах, щетина сразу полезла, сгорбился, пошел к себе.

Отошел он, а запах от него остался! Я форточку открыл… подошел к нему, говорю:

– Брат, если что не так, прости.

Он ни слова! Но через минуту простил, говорит:

– Больше так никогда не делай.

Я говорю:

– Коля, я клянусь тебе! Если я еще раз когда-нибудь чем-нибудь, хоть одно дурное слово о тебе, пусть мне в голову попадет молния, пусть земля разверзнется, Коля!

Кто-то форточку закрыл.

Я думаю: «Ну земля разверзнется, ну молния в голову, но не пять же тысяч первому встречному!» И оттолкнул его.

А он такой сильный оказался, поднял меня и кинул к окну. Я, пока летел, успел крикнуть:

– Двуногий, гаденыш, считай, что ты покойник!

И тут спиной о раму ка-ак дамся – и форточка открылась…

Короче, людей надо больше любить, а не себя одного.

Ужасы

Я сам не видел это кино, но пацан один видел, он рассказывал.

Это фильм ужасов. Там пацан один шел в ночной клуб, а попал… в библи-о-теку! Он перепутал.

Входит в ночной клуб – он думал, это ночной клуб, – а там мертвая тишина. Тишина не как бывает, когда говорят: «Пиво кончилось», а вообще мертвая тишина.

Это называется «читальный зал», он потом узнал. Ни бутылок нигде, ни одной иглы – все читают.

Он хотел уйти, а забыл, где выход. Выход, где он входил, – это вход; где выход, он вообще никогда не знал.

И пацан растерялся. И он со страха, а может, съел чего-то… Короче, к нему подходят, говорят: «Тише вы!.. пожалуйста».

А он вообще ничего не говорил, он съел чего-то, он не хотел шуметь.

Пацан, который кино видел, говорит:

– Они подошли, и у него прямо ужас в глазах, волосы дыбом и судороги по всему телу.

И он решил: «Надо бежать! Или притвориться мертвым». Он решил притвориться мертвым.

Упал на пол, как мертвый… и пополз куда глаза глядят. Он ползет, думает: «Меня никто не видит». А его видят все! Они все в очках!

Он полз, полз… обернулся – кругом одни очки. Остановился и – раз! – под ним лужа. Пацан, который кино видел, говорит:

– Я думал – кровь! Сколько крови в нем!

И он обделался… пацан, который кино видел. И тот обделался, который заполз в библиотеку. Они оба обделались. Когда он мне всё рассказал, я тоже обделался, мы втроем обделались. Наверное, это кино выдвинут на «Оскара».

Пацан, который главный герой, говорит: «Не убивайте меня, я все это прочитаю!»

Они ему говорят: «Ты не умеешь читать!»

Но он умел! Он взял книгу и прочитал… название. И все увидели, как хорошо он читает… по слогам!

Он обрадовался, думал: «Вау! Я спасся!» Но это было не «вау». Его подняли на ноги, но он плохо стоял на ногах, он все время падал на голову.

Его отнесли в комнату этажом ниже. На комнате было написано «Заведующая». Он остался один на один с заведующей. Заведующая – самая главная там, она в очках уже ничего не видит.

Она подходит к пацану, он смотрит – у нее ни в носу, ни в зубах, ни в пупке ничего нет! Ни булавок, ни гвоздей. Пупка вообще не видно! Страшила такая подземная.

Пацан заплакал, хотел спрятаться, а негде, там везде одни книги.

И тут заведующая наклоняется над ним и говорит… человеческим голосом:

– Учиться надо!

И раз – под ним лужа. Пацан, который кино видел, говорит:

– Я думал, это кровь! Целая лужа крови!

И он обделался… пацан, который кино видел. А тот, который заведующую близко видел, он тоже обделался, они оба обделались. А я хотел обделаться, но не смог.

Короче, она наливает ему отраву в чашку и говорит:

– Пей!

И он выпил, он уже не хотел жить. Но это оказался зеленый чай. Но он не знал, что это зеленый чай, и обделался.

Короче, пацан этот свихнулся, его все время потом к вечеру тянуло в библиотеку… особенно в полнолуние.

Сперва ему там велели прочитать «Муму». Он прочитал всю книгу… за неделю с небольшим. Сам прочитал! Ничего не понял, конечно, очень сложно для него.

Но он заразился читать. Потом сам стал писателем… современным, даже написал стихотворение «Хорошо в библиотеке». Дальше еще чего-то.

Крышу у него перекосило, и он стал носить очки… пока без стекол.

Короче, пацаны, надо учиться, учиться и учиться, не то крышу снесет окончательно.

Пьесы

Жизнь с театром и без
Комедия в двух действиях

Действующие лица

Автор.

Первый рабочий сцены.

Второй рабочий сцены.

Лиза.

Время действия – наши дни.

Действие первое

Сцена представляет собой саму себя – сцену театра. Уже выставлена часть декораций к вечернему спектаклю. Догадаться, что это за спектакль, трудно – на заднем плане висит ружье, у правой кулисы стоит трон, у левой – пластмассовый столик, на нем череп. Входят Первый и Второй, несут небольшой гроб.

ПЕРВЫЙ. Осторожнее – гроб еле живой.

ВТОРОЙ. Куда его?.. Что сегодня?

ПЕРВЫЙ. «Чайка» Чехова.

ВТОРОЙ. Для кого же там гроб?

Останавливаются, думают.

ПЕРВЫЙ. Не иначе Сергея Константиновича опять осенило.

Ставят гроб на столик.

ВТОРОЙ. Как в «Гамлете»?

ПЕРВЫЙ. В «Гамлете» гроба не было.

ВТОРОЙ. А Гамлет оказался женщиной.

ПЕРВЫЙ. Гамлета веками играли так, как написал Шекспир. А Шекспир сам не понял, что написал. Если бы не Сергей Константинович, так бы и играли еще тысячу лет. В чем суть Гамлета? Он во всем сомневается, так? Он мечется, не может твердо ответить ни на один вопрос. «Быть или не быть?..» Он не знает. Значит, он?.. Женщина. А Сергей Константинович – гений.

ВТОРОЙ. Он тоже может ошибаться.

ПЕРВЫЙ. Нет! Сергей Константинович не может ошибаться. Просто ты еще не все понимаешь. Театр – это отдельный мир, мы не такие, как все. Мы другие, потому что другое окружает нас.

Второй оглядывается.

Мы среди декораций к СПЕКТАКЛЮ, ты отвечаешь за звук, я за свет в СПЕКТАКЛЕ. И мы еще по совместительству рабочие сцены, потому что у театра сейчас не лучшие времена. И Сергей Константинович – главный режиссер и по совместительству директор театра. Тоже терпит. Но ничего! Зато мы постоянно среди высоких чувств и глубоких мыслей. Вот ты сейчас о чем думаешь?

ВТОРОЙ. О том, что Сергей Константинович вчера вычел у меня из зарплаты пятьсот рублей. Нас с женой в гости пригласили – цветы не на что купить.

ПЕРВЫЙ (замирает, озирается). Она все время мешает театру!

ВТОРОЙ. Кто?

ПЕРВЫЙ. Жизнь… За что вычли?

ВТОРОЙ. За то, что в «Моцарте и Сольери» исчез звук.

ПЕРВЫЙ. Вот! Ты думаешь о Моцарте и Сольери, двух великих композиторах. А твой приятель, звукорежиссер в пансионате для глухонемых, о чем он думает?

ВТОРОЙ. О том, что получает в два раза больше моего; о том, что у него там бесплатно питаются жена, дети, сестра, муж сестры.

ПЕРВЫЙ. Вот! Он – животное. Он только питается, а ты несешь людям свет!

ВТОРОЙ. Свет несешь ты, я несу звук. Но я не виноват, что звук исчез, – аппаратура старее Сольери.

ПЕРВЫЙ (взмахивает руками). Она пытается диктовать театру свои условия!

ВТОРОЙ. Кто?

ПЕРВЫЙ. Жизнь… Ну-ну! Главное – не отчаивайся, будь верен театру. А то, что вычли, – это ерунда. Искусство требует жертв.

ВТОРОЙ. Не пятьсот же рублей!

Уходят. Из-за противоположной кулисы появляется Автор.

АВТОР (замечает гроб). Дурная примета… И все-таки я в театре. Театр позвал меня. Путь от театра до бессмертия короче, нежели путь от эстрады до бессмертия. А в бессмертии смысл жизни, во всяком случае ее оправдание. (В зал.) Для чего мы все живем?

Звонит мобильный.

Алло… Здравствуйте… Спасибо. И вам здоровья… Спасибо. И вам счастья и любви… Спасибо… Нет, это не товарищ Кербабаев… И не господин Кербабаев. Вы ошиблись. (Выключает телефон.) Всю жизнь с кем-то путают. То женщина подойдет на улице, спросит: «Когда домой вернешься?», то мужчина подскочит, скажет: «Попался, гаденыш!» Только один раз на вокзале какой-то военный летчик подбежал, сказал: «Спасибо, что выручили», отдал три тысячи и убежал. (Набирает по мобильному номер.) Лизок, это я. Ты давно дома?.. Мне никто не звонил?.. Не помнишь? Геннадий Игнатьевич. Ты не знаешь его. Врач, доктор наук. Если что с легкими, то к нему… Я здоров, но на всякий служай проверился. Сегодня он обещал сказать результаты… Письмо? Какое письмо?.. На английском?.. Как ты могла перевести, ты языка не знаешь… Что значит – ну и что?.. Ты переводила со словарем?… Попробуй со словарем… Зачем приблизительно?.. Ну хорошо, скажи, что ты перевела приблизительно… Мой дядя сильно болеет в Америке? Какой дядя? У меня нет дяди. Был один троюродный, он лет пятьдесят назад ушел из дома, а куда, не сказал… Оставь до вечера, сосед переведет. Он закончил курсы английского языка… Курсы при их трамвайном депо… Нет, он знает язык лучше тебя… Я в драмтеатре. Меня пригласил директор, у них проблемы с репертуаром… Трезвый. Буду через два часа. (Прячет мобильник, уходит.)

Входят Первый и Второй, вносят мольберт.

ПЕРВЫЙ. Ты по привычке цепляешься за жизнь, а держаться нужно за театр. Жизнь и театр по разные стороны баррикад.

ВТОРОЙ. Не понял.

ПЕРВЫЙ. Это непросто. Это – философия. Все связано: будущее, прошлое, настоящее. Значит, не только прошлое влияет на будущее, но и будущее влияет на прошлое.

ВТОРОЙ (думает). Не понял.

ПЕРВЫЙ. Ты – участник Великой Отечественной войны, совершил подвиг ради счастливого будущего. Через шестьдесят лет награда находит тебя – тебе машина, скидка за электричество, прибавка к пенсии с учетом инфляции. Будущее, которое стало настоящим, благодарит тебя за прошлое.

ВТОРОЙ. А машину водить уже нельзя.

ПЕРВЫЙ. Не важно. Или во время войны ты был полицаем…

ВТОРОЙ. Нет, я совершил подвиг.

ПЕРВЫЙ. Молодец, понял. Как аукнется, так и откликнется. Еще для закрепления. Ты – беременная женщина.

ВТОРОЙ. Я?!

ПЕРВЫЙ. Да.

ВТОРОЙ. Кто отец?

ПЕРВЫЙ. Не важно.

ВТОРОЙ. Это тебе не важно, а мне важно.

ПЕРВЫЙ. Отец – твоя жена. Это – философия.

ВТОРОЙ (думает). И что?

ПЕРВЫЙ. Ты сегодня, в настоящем, носишь в себе будущую жизнь, которая была зачата в прошлом. Видишь – все связано! Если при зачатии отец…

ВТОРОЙ. Моя жена.

ПЕРВЫЙ. Да… была пьяна, ребенок родится ущербным, расти будет криво; когда вырастет, начнет бить тебя и отца. То есть будущее будет мстить прошлому в настоящем. Опять все связано. Театр преобразует жизнь, жизнь сопротивляется. Если мы плохо будем помогать театру, будущее отомстит нам сегодня.

ВТОРОЙ. Как отомстит?

ПЕРВЫЙ. Не знаю. Все время нужно быть начеку, иначе жизнь вырвется из-под контроля театра и потеряет смысл.

ВТОРОЙ. Куда мольберт?.. Не путаем мы ничего?.. Отродясь в «Чайке» не было мольбертов! Глупость какая-то.

ПЕРВЫЙ. Глупость?.. Глупость, глупость… Что-то мелькнуло в голове и вылетело… А-а! Глупость. Звонил на вахту Сергей Константинович, опаздывает. А должен прийти какой-то эстрадный автор, Сергей Константинович хочет заразить его театром. Писателю все показать и задержать. А еще должен прийти инспектор от пожарных. Этому ничего не показывать и побыстрее спровадить.

ВТОРОЙ. Писателя задержать, инспектора спровадить… Писателя задержать, инспектора спровадить…

ПЕРВЫЙ (ощупывает карманы). Я тебе записку не передавал? Вчера из зала пришла на твое имя.

ВТОРОЙ. Нет, не передавал. А что там?

ПЕРВЫЙ. Я не читал.

Оба уходят. Появляется Автор.

АВТОР. Вроде бы какие-то голоса слышал – никого нет. Все-таки театр – нехорошее место.

Звонит мобильный.

Алло… Здравствуйте… Спасибо. И вам всего хорошего… Нет, это не Галина Петровна. (Хочет спрятать мобильный, он опять звонит.) Ну, что еще?.. Борис Ильич?.. Извините. Здравствуйте… Сегодня?.. За сколько?.. Успею. За сколько?.. Тексты у меня всегда с собой. За сколько?.. Семьсот рублей?! Смешно, ей-богу! Вы как администратор знаете, что я – эстрадный автор высшей категории. Я вот сейчас в драматическом театре, театр заинтересован в сотрудничестве со мной. Еще хочу напомнить вам, что я переведен на языки мира… Я не скандалю, я констатирую факт… На французский – нет… На английский – нет… На немецкий – нет… Что – на какие тогда? Вам перечислить?.. На монгольский, на бурятский… Восемьсот? Где концерт?.. В пожарном депо? Интересно как!.. Интересно, потому что я начинал свою трудовую деятельность в пожарном депо… Нет, из-за этого вы не обязаны мне прибавлять. Вы должны прибавить, потому что для меня восемьсот мало… Что значит – побойтесь Бога? Я неверующий… Да, атеист, за восемьсот выступать не буду. И я вас больше знать не хочу. (Прячет телефон.) Угораздило меня с моим умом и талантом родиться в России! (Оглядывается.) Ну и где они все? (Уходит.)

Появляются Первый и Второй, выносят траурный венок, приставляют к столику под гроб.

ВТОРОЙ (читает на ленте). «Дездемоне от неутешного Отелло». А говорил «Чайка».

ПЕРВЫЙ. Значит, Сергей Константинович опять что-то придумал, может, соединил в один два спектакля.

Появляется Автор, чихает.

АВТОР. Кругом ветошь, дерево, сушь. Чирк – и пожар пятой категории. Это я вам говорю как профессионал.

Первый и Второй переглядываются.

Здравствуйте.

ПЕРВЫЙ. Здравствуйте.

АВТОР. Где Сергей Константинович?

ПЕРВЫЙ. Скоро будет… часа через два.

АВТОР. Как два?! У меня только полчаса. Он обещал не опаздывать.

ПЕРВЫЙ. Кому он только чего не обещал.

ВТОРОЙ. Наврет с три короба и глазом не моргнет. А плюнь в глаза – ему божья роса. Может просто забыть, что назначил встречу.

ПЕРВЫЙ. Сколько раз было!

АВТОР. Что значит – забыть?

ВТОРОЙ. Или пригласит человека, подкрадется сзади с палкой… дубовой.

АВТОР. Что значит – подкрадется?

ПЕРВЫЙ. Значит, подойдет сзади незаметно.

АВТОР. Внешне он мне показался человеком интеллигентным.

ПЕРВЫЙ. «Внешне». Красится! У него не все в порядке.

АВТОР. С психикой?

ВТОРОЙ. С ориентацией.

АВТОР. Счастливо оставаться. Никак не ожидал такого от Сергея Константиновича.

ВТОРОЙ. А вот как он месяц назад упал с колосников…

АВТОР. Ясный взгляд, четкая речь…

ВТОРОЙ. Как он плашмя-то!

АВТОР. Придите, говорит, Лев Николаевич, пожалуйста, вы такой необычный автор, хотелось бы с вами поработать…

Первый и Второй переглядываются.

ВТОРОЙ. Вы – автор?

ПЕРВЫЙ (Второму). А ты не видишь, что ли? Это Лев Николаевич.

ВТОРОЙ. Я просто глазам своим не поверил. Думаю: не может быть, чтобы Лев Николаевич!

АВТОР. Так вы говорите, плашмя упал?

ВТОРОЙ. Упал бы. Не долетел, зацепился за трос. Испуг, конечно, стресс. Но быстро восстановился.

ПЕРВЫЙ. Даже лучше стал.

ВТОРОЙ. Лучше. Намного. Врачи диву дались. Абсолютно здоровый человек, любимец женщин… Считает, что основная профессия на земле – драматург. Перед авторами благоговеет.

АВТОР. Я подожду его.

ПЕРВЫЙ. Конечно, конечно.

АВТОР. А знаете, моя основная профессия – пожарный.

ВТОРОЙ. Что вы говорите?!

АВТОР. Да. Писательством я занялся постольку-поскольку, а потом…

ВТОРОЙ. А Сергей Константинович горел два раза. В пепел! Как увидит пожарного, подкрадется сзади…

АВТОР. А потом писательство стало основной профессией… Два раза горел?

ПЕРВЫЙ. Да. И очень благодарен пожарным, спасли его… жену, детей… книги.

ВТОРОЙ. Практически ничего не пострадало. Так значит, Лев Николаевич, хотите попробовать себя в театре?

АВТОР. Как вам сказать?.. Не решил еще.

ПЕРВЫЙ. А что тут решать? Театр – высшее из искусств.

АВТОР. Высшее? А литература, живопись, музыка?

ПЕРВЫЙ. Высшее из сценических искусств.

АВТОР. Еще есть эстрада.

ПЕРВЫЙ. Что есть?

АВТОР. Эстрада.

ПЕРВЫЙ. Что это – эстрада?.. Ах, эстрада! Эстрада – это рынок, а театр – это храм. Здесь все священно: сцена, кулисы, гримерные, фойе.

ВТОРОЙ (проводит пальцем по столу). Пыль. (Автору.) Здесь очень много священной пыли.

АВТОР. Это уж, как говорится, всяк кулик свое болото хвалит.

ПЕРВЫЙ. Театр – болото?! Это жизнь – болото, постоянно выскакивают из нее какие-то проклятые вопросы. А ответы на них есть только в театре.

ВТОРОЙ. Вот у меня вчера вычли из зарплаты пятьсот рублей. Я молчу. Почему?

ПЕРВЫЙ. Подожди ты со своими рублями!

ВТОРОЙ. Почему «подожди»?

ПЕРВЫЙ. Потому. (Автору.) Только театру доступны большие темы, психологические глубины. В жизни очень много трагического.

ВТОРОЙ. Вот у меня вчера вычли из зарплаты пятьсот рублей…

ПЕРВЫЙ. Подожди. (Автору.) Театр – первейшее из сценических искусств.

АВТОР. Я знаю, что театр – древнейшее из сценических искусств, так сказать, предтеча эстрады. Может быть, театр – явление в культуре уже атавистическое, как хвост у современного человека.

ПЕРВЫЙ. Как что?

АВТОР. Как хвост.

ПЕРВЫЙ (Второму, тихо). Сколько сейчас дают за убийство писателя?

ВТОРОЙ. Писатели сейчас ничего не стоят.

ПЕРВЫЙ. Сколько уж смеялись над театром! Сколько раз хоронили его! А он стоит как утес! А почему? Потому, что в театре есть такие люди, как он. (Указывает на Второго.)

ВТОРОЙ (Автору). А вот мне интересно. Скажите, пожалуйста, если на эстраде во время представления вдруг исчез звук, потому что аппаратура старая, что тогда?

АВТОР. Увольняют мгновенно. Могут избить.

ВТОРОЙ. За что избить? Он же не виноват!

АВТОР. Кто?

ВТОРОЙ. Звукорежиссер.

АВТОР. При чем здесь звукорежиссер?

ВТОРОЙ. А кого могут избить?

АВТОР. Директора. Он не проследил за тем, чтобы вовремя обновить аппаратуру.

ВТОРОЙ. Директора?.. А-а… Сильно могут избить?

АВТОР. Да. Могут даже покалечить. Жестоко, конечно.

ВТОРОЙ. Ну как жестоко… Зато справедливо. Кстати, звукорежиссер на эстраде прилично получает?

АВТОР (пожимает плечами). Не знаю… Но у многих иномарки.

Звонит мобильный, все трое хватаются за телефоны.

ПЕРВЫЙ. Да… Серьезно?.. Почему?.. Хорошо. (Второму.) Замена. «Чайка» из Парижа до нас не долетела, пойдет «Живой труп». (Осматривает сцену.) Декорации оставим эти.

ВТОРОЙ (Автору). Скажите, пожалуйста, мне интересно просто. Вы когда идете к друзьям в гости, всегда есть на что купить цветы?

АВТОР. У нас на эстраде в гости редко ходят.

ВТОРОЙ. Как?! Почему?

АВТОР. Да все время фуршеты, банкеты. С друзьями постоянно видишься на концертах.

ВТОРОЙ. Что значит – все время фуршеты? Не каждый же день?

АВТОР. Нет, разумеется. Да на каждый день и здоровья не хватит. Через день.

ВТОРОЙ. Через день?!

АВТОР. Через день.

ПЕРВЫЙ. А вот у нас в театре…

ВТОРОЙ. Да погоди ты со своим театром!

ПЕРВЫЙ. Что?

ВТОРОЙ (Автору). Но где же взять столько денег?

АВТОР. Стол накрывают устроители, спонсоры, поклонники.

ВТОРОЙ. То есть едите, пьете задаром?

ПЕРВЫЙ. Да разве в этом смысл жизни?

ВТОРОЙ. Погоди ты со своим смыслом!

ПЕРВЫЙ. Что?

ВТОРОЙ (Автору). А в те дни, когда нет банкетов, питаешься за свой счет?

АВТОР. Нет. На банкетах так всего набираешься, что на другой день на еду смотреть тошно.

ПЕРВЫЙ. Ну и что хорошего? Человек для чего рожден?

ВТОРОЙ. Погоди ты со своим человеком!

ПЕРВЫЙ. Что?!

ВТОРОЙ. Сколько все-таки получает на эстраде звукорежиссер?

АВТОР. По-разному. Думаю, что в среднем не меньше, чем директор драматического театра. И потом, я вам уже говорил: еда, алкоголь бесплатно. Основной инстинкт, он тоже… Как бы сказать?.. Ну, популярность! Знаете это выражение про бабочек, которые сами летят на огонь?

ВТОРОЙ. Бабочки?

АВТОР. Да.

ВТОРОЙ. На огонь?

АВТОР. Да.

ВТОРОЙ. Сами?

АВТОР. Да.

ВТОРОЙ. Через день?

АВТОР. Что через день?

ВТОРОЙ. Нет, это я так. А вы не могли бы дать мне номер своего телефона?

ПЕРВЫЙ. Зачем тебе?

ВТОРОЙ. Мне нужно.

АВТОР. Запишите: 8-917-141-8-917.